Магнитофон «Яуза-209» для своего времени был вполне «на уровне». Не самый навороченный, не самый престижный – просто эдакий «работяга». Но именно этого катушечного работягу использовали на высших партийных форумах для записи «исторических докладов» самого-самого высокого уровня. Это когда вокруг «бурные аплодисменты, переходящие в овацию» и все такое… Но речь не об этом.
Главное в магнитофоне – лентопротяжный механизм. Не будет нормальной лентопротяжки – никакая электроника не спасет вас от дрянного звучания. Так вот, в той «Яузе» лентопротяжка была не только хорошей, но еще и безумно дешевой – примерно 17 руб себестоимости… По любому курсу это практически даром. А все потому, что московский электромеханический завод в те времена абсолютно все делал сам – и двигатели, и головки, и резиновые пассики. На прилавках недорогой аппарат не пылился, прибыль заводу давал стабильную, а главный создатель «Яузы» – Борис Васильевич Курпик – носился по цехам и лабораториям, увлеченно рассказывая всем про будущую модель – вертикальную, современную и все такое.
В том, что Курпик сделает новый аппарат, сомнений не было ни у кого. Все знали, что он практически своими руками собрал не одну лежачую «Яузу» – значит, сделает и стоячую. К тому же, любой творческий процесс Борис Васильевич превращал в священнодействие. Даже запись пустяшной фонограммы выглядела солидно: он бережно клал магнитофон на свой стол, вытаскивал откуда-то специальные очки-линзы и тщательно, с любовью юстировал магнитную головку. Молодые пацаны ухмылялись – дескать, переписать и так можно! – но при этом смотрели с уважением.
Все бы шло своим чередом, если бы одна из «особ, приближенных к императору», полушепотом не предложила директору по дешевке закупить аж двести тысяч японских лентопротяжек фирмы «Мацуки» для кассетных магнитофонов! Два мотора, сендастовая износостойкая головка, прекрасный частотный диапазон – что еще нужно для современной деки? Устоять было невозможно: сделка свершилась и «японцы» поступили на заводской склад.
При ближайшем рассмотрении выяснилось, что иностранцы прибыли из Индии, потому как вся партия, в общем-то, была странного качества. Где-то встречался скотч, намотанный на тонвал, откуда-то выпадали шестеренки, но в целом все было классно. Часть протяжек просто пустили на запчасти, а завод в ускоренном темпе перешел на выпуск своей первой кассетной деки: «Яуза – 220».
Победа над конкурентами по союзному рынку была полной: никакие «маяки» не дотягивались до параметров коллеги с берегов Яузы. Народ ночевал в очередях, склад лентопротяжек усиленно охранялся, директору звонили большие люди с просьбой «устроить магнитофончик по блату»… И только Борис Васильевич Курпик с первой секунды почувствовал неладное.
– У нее же себестоимость – 120 рэ! – глотал он воздух. – А что будем делать, когда склад опустеет? Ребята – не разрушайте производство: оно нам пригодится! Давайте делать и то, и другое!
Бориса Васильевича вежливо хлопали по плечу и мысленно посылали на самый известный в СССР адрес. Любое упоминание вертикального варианта будущей модели уже звучало как насмешка: на кой черт она нужна, когда вот они – почет и слава! Даже тот факт, что параметры древней 209-й были повыше, чем у 220-й – кассета против катушек не тянула – ничего не менял. Производство собственных лентопротяжек похоронили как класс, а оставшиеся на складе 209-е, как и любые подобные аппараты, с чьей-то легкой руки стали называть курпикофонами.
Когда японо-индийские механизмы все-таки стали заканчиваться, до директора дошло, что через несколько месяцев завод встанет наглухо. Срочная мобилизация повелела незамедлительно передрать иностранный механизм один в один: так, собственно, и сделали. Моторы, головки, тонвалы – все купили где-то на стороне. Получилось нечто: работает, в общем-то, но, как говорят сегодня – не айс! Было-то куда лучше, да и времени сколько утекло… Заикаться про себестоимость не хотелось уже никому.
На Бориса Васильевича было жалко смотреть. Из ведущего спеца-золотые руки он на глазах превращался в эдакого неандертальца из минувшей эпохи, когда люди слушали не кассетники, а курпикофоны. В качестве коробейника его гоняли по командировкам за чужими магнитными головками и тонвалами – число заводчан, отличающих одно от другого, таяло на глазах. А на прилавках тем временем потихоньку стали появляться неведомые доселе проигрыватели на CD-дисках – без всяких искажений, детонаций и прочих неприятностей, придуманных тупыми стариками. Окончательный крест на собственном производстве поставили ценники: ничего похожего заводик, отвыкший что-то делать самостоятельно, осилить уже не мог.
Кстати, заводик цел и сегодня. Не сам заводик, конечно, а здание. Сколько внутри разных фирм и фирмочек, я точно не знаю – да и какая разница? Но Борис Васильевич больше там не работает.