Положим, на кухне каждый вечер локализуются двое, может быть, не каждый, не так уж точно, но четыре или пять раз в неделю двое точно на кухне, они там курят и варят макароны, дабы затем есть их с томатным соусом и сыром, потому что больше ничего нет. Марина старше. На целых два года, но не университетских, а обычных, потому как поступали они вместе, и Марина для этого целых два года работала от скуки, чтобы его, Никиту, подождать, пока он вернётся из армии, а после иметь возможность вместе прогуливать пары по техническим и неинтересным предметам. У Марины есть коробка из-под обуви, в которой она хранит Никитины армейские письма. Раньше она в этой коробке хранила ещё разные открытки с Дней рождения, но потом выбросила – надоели. Никита выше Марины на две замечательных головы, но Марина умнее. Светловолосая, не самой тонкой кости, но вёрткая и по утрам бегает, стараясь эту не самую тонкую кость куда-то избыть, хотя Никита ей говорит постоянно, что это всё не нужно и не обязательно. Армия для него закончилась сравнительно быстро, потому как ему там офицер сделал контузию, постучав в течение четверти часа по голове кастрюлей, в которую Никита плохо чистил картофель, не выцарапывая глазки, а оставляя их и тем самым нарушая устав. Теперь он учится вместе с Мариной, а от контузии у него случаются мигрени и иногда обмороки в самых неурочных местах. Несколько выборочных вечеров из недели Марина с Никитой на кухне, недоеденная томатная паста с имбирём застывает на тарелках, а они говорят, говорят, и больше ничего особенного не делают, потому как они такие кухонные философы, и всё.
Однажды осенью Никита предлагает:
- Мать, а давай у тебя на принтере распечатаем агитационных антиправительственных лозунгов, купим клею ПВА и пойдём их по городу вешать на самые разные строения.
- Ладно, – соглашается Марина, – ладно, отец, только картридж мне купи.
Никита покупает ей картридж, самый плотно наполненный чернилами, и они печатают лозунги разные, смешные, вроде, например: «Путин – ***ла, страна – могила», и сами очень громко смеются, пугая Маринину маму, которая заходит, поправляя халат, спрашивает:
- Вы, – спрашивает, – что ли здесь курите, дети?
Она их так уже очень давно называет, с тех пор примерно, когда волос у Марины на голове было примерно столько же, сколько теперь у Никиты, она была лысая, потому что голову разбила, и ей когда зашивали в травмпункте, всё сбрили сразу, чтобы не маяться. Было ей тогда лет восемь, и Маринина мама так никогда и не узнала, что это Никита Марине организовал. Маленький был и глупый.
- Нет, мам, – отвечает Марина, – мы занимаемся политикой.
- Хорошо, – соглашается мама, – лучше политика, чем ганджубас. Хотя, если подумать, ганджубас всё же лучше. Но занимайтесь, дети, занимайтесь.
И уходит.
В Оренбурге ночью холодно, Марина с Никитой ждут ночи, просматривая какие-то беспонтовые ролики в интернете, смеясь и весело проводя время, спят затем часа два на полу, друг другу одолжив руки под головы, чтобы можно было опираться надёжно, и шея не затекала. Затем они одеваются, перепутав худи с висящими, чересчур длинными рукавами, осознав досадное явление, меняются, переодеваясь ещё раз. Берут толстую пачку распечаток, один рюкзак, разведённый клей ПВА и малярную кисть. На улице холодно, мокро, листья лежат под ногами, липнут к кроссовкам, Марина и Никита заклеивают ближайший район плотно, двигаются к центру вдоль широкой трассы, песни поют и ведут себя весело. На улице, разумеется, никого, потому что три часа ночи и нормальные люди спят или трахаются, или ещё что делают, что причитается нормальным людям, например, телевизор смотрят.
В центре города, когда Марина с Никитой лепят листовки на спины скамей на аллее, их ловят усталые и ругающиеся милиционеры, запихивают в пропахшую блевотиной машину и везут в отделение.
Замечают неловко, даже ****юлей не отвесив, потому что, точно, устали:
- Лучше бы вы дома сидели.
Никита с Мариной молчат. Им весело, но печалит одна единственная мысль, что в обезьяннике курить, наверняка, не дадут. Они спят на одной скамье, не разговаривая и даже не держась за руки и вообще никак не выявляя общности. Утром их отпускают, ничего не сказав, ничего не пообещав и даже ничем не угрожая.
Марина с Никитой курят под районным отделением милиции и думают, чем они займутся завтра, каким ещё образом организуют свой долгий побег от реальности. Или что-нибудь ещё.