--
Грубин Миша получил премию к новогоднему празднику. Премия, конечно, не
ахти, всего лишь червонец... Но: к бригадирской зарплате в 90 рэ она
была хорошим довеском, к тому же, в короткой пролетарской биографии
Грубина она была первой, и, поэтому наполняла его особой гордостью.
Премия уже была "приговорена" и растрачена в уме. Приближалась заводская
вечеринка, тоже первая для Михаила,на которой ко всем радостям в виде
доклада, концерта, танцев, будет ещё и буфет, к общему восторгу всех
пролетариев. "Приговору быть исполнену бригадой в лице Грубина Михаила,
Орлова Алексея да Витьки Полякова в 10:00 пополудни у буфетной стойки"-
проговорил про себя Мишка, отходя от заводской кассы с заветным
червонцем в кулаке. В каждой бочке мёда обязательно найдётся
ма-ааа-ленькая ложка дёгтя. Так и у Мишки, радостное возбуждение было
отравлено мыслью о концерте. Вот уже месяц Виолета Кузьминична, дама,
исполнявшая на заводе функцию проф-,культ- и разных прочих "оргов",грубо
домогалась Мишки, вынуждая его "исполнить" на концерте отрывок только
что изданной поэму "Братская ГЭС",замечательного поэта Евгения
Евтушенко. Мишке представлялось, как выйдет он на сцену и обратится к
Шурику, Александру Николаевичу Филиппову, начальнику цеха:" Ты - молод,
я моложе был, пожалуй, когда я брредя мирровым пожаром, ррррубал
врррагов комунны всех мастей!" Вобщем грустно становилось Грубину.
Наступила заветная суббота, потихоньку собирался народ, вдруг увидев
друзей и "однополчан" не в привычных спецовках, а принаряженными,
наодеколоненными, а потому вдруг в одночасье оробевшими. Уже и доклад
был директором зачитан, и апплодисментами одобрен, уже и концерт набирал
темп, уже и очередь подошла выйти Грубину. Он вышел, и неожиданно и для
себя, и для ошеломлённой Виолеты, начал читать:Лучшие
из поколения,
цвести вам -
не увядать!
Вашего покорения
бедам -
не увидать!
Разные будут случаи -
будьте сильны и дружны.
Вы ведь на то и лучшие -
выстоять вы должны.
Вам петь,
вам от солнца жмуриться,
но будут и беды
и боль...
Благословите на мужество!
Благословите на бой!
Возьмите меня в наступление -
не упрекнете ни в чем.
Лучшие
из поколения,
возьмите меня трубачом!
Я буду трубить наступление,
ни нотой не изменю,
а если не хватит дыхания,
трубу на винтовку сменю.
Пускай, если даже погибну,
не сделав почти ничего,
строгие ваши губы
коснутся лба моего На одном дыхании прочитал он и только тогда
испуганно зажмурился, скосил голову в сторону Виолеты. И, словно, сквозь
глухую стену услышал, как зал аплодирует ему, увидел размытые лица
Орлова и Полякова и их их вскинутые руки с оттопыренным большим
пальцами. Недоумённо смотрела на Михаила Виолета, прикрыв рот ладошкой.
И уже вернувшись со сцены за кулису, услышал он её возмущённый шёпот: -
Ты почему? ПОчему? Почему не предупредил меня? Я же объявила "Братскую
ГЭС"! - Виолета Кузьмииинииична! Это же тоже - Евтушенко, какая
разница? - Как это?Как это? - закудахтала Виолета, - теперь все будут
думать, что это и есть отрывок из "ГЭС"! Но Мишка уже не слышал её,
пробравшиеся за кулисы Орлов и Витёк подхватив, тащили его за руки. - Во
артист!Во Артист! - вошищённо приговаривал Поляков, похлопывая Грубина
по плечам, Орлов же улыбаясь плотоядно поддакивал : -Это дело отметить
надо! Мы сейчас это дело и обмоем! Вишь, Витька, как Грубину везуха
попёрла: и премия ему, и аплодисменты ему... А нам? Пусть теперь
отчитается перед друзьями! И они двинулись в сторону буфета. Там
бурлила толчея, и, если бы Витя и Алексей не рассекаЛИ бы широкими
своими плечами толпу "страждующих", Мишка долго бы ещё не расставался с
заветной десяткой в кармане. Витёк высверливал глазами намеченную к
экзекуции бутылку, будучи докой в этом деле он и подсказал Мише, какое
вино им оприходовать. Нагруженный бутылкой, бумажными стаканчиками да
кульком с конфетами, Грубин выполз из очереди, разыскивая взглядом свою
бригаду. Столики были заняты, и люди уже выходили в коридор, кто-то по
свойски открывал кабинеты, где просиживали рабочие часы. У Грубинских
кабината не было, и они расположились здесь же, в коридоре, поставив
нехитрое своё "застолье" на подоконник. Уже и по первому стаканчику
пропустили, и разговор уже затягивался о тех, кого встретили сегодня, да
о тех, кто не встретился, как вдруг раздался слащавый голосок Виолеты: -
Вииитееенька! А я все гляделки проглядела, тебя выглядывая! Людмилка вся
тебя ищет, ищет, а ты вона где! Людмилка - Виолетина дочка, с которой
Витёк женихался. Взглянув обречённо на друзей, Витёк опрокинул остатки
вина в стаканчике в горло,вздохнул, и, скомкав бумажный стаканчик,
поднялся. - Ты понял, теперь, Мишка, что такое семейная жизнь?
-прошептал Орлов в ухо Грубину. Михаил протянул руку за бутылкой и...
и... и... его рука лихорадочно стала искать по подоконнику, - бутылки не
было! -Лёша, это как? Это что же, Алексей? Кто? Кто слямзил? - пока они
глазели на Виолеты, кто-то, проходя мимо, подхватил уже початую бутылку.
Мишке было горько и обидно, первая премия, первая вечеринка заводская -
так лопухнуться... - А знаешь что, компаньеро Мигель, - неожиданно
проговорил Орлов, - давай-ка по второму заходу в буфет и пойдём, мой
амиго, ко мне, родители к родне уехали, сестрёнка - у ухажёра своего, а
до дома моего - через дорогу перейти. В очередной раз пробившись в буфет
и загрузившись, друзья вышли из проходной, в вечернем небе не видно было
звёзд, они были скрыты тучами, из которых мохнатыми хлопьями падал снег.
они перешли улицу и оказались перед трёхэтажным домом и вошли в подъезд.
Квартира, где жил Орлов, была на первом этаже.Алексей открыл дверь и они
оказались в прихожей, из которой выходили две двери. Сняв пальто Грубин
вопросительно взглянул на Орлова:"Куда?" Тот кивком показал на боковую
дверь,открыв которую, Михаил оказался в небольшой и очень узкой
комнате."В прошлой своей жизни она наверняка была кладовкой."-
предположил он. К стене притиснута кушетка, в изголовье стояла табуретка
с ночником, небольшой стол, который, казалось, упирается в кушетку, ещё
одна табуретка - вот и вся убранство комнаты,в которой жил Орлов. Но
несмотря на всю эту скромность, Грубин вдруг позавидовал Алексею - у
него была СВОЯ комната!. Мишка же с родителями и братом жили в одной
комнатушке в комуналке. Но ещё большую зависть вызвало у него то, что он
увидел у Орлова на столе: магнитофон "Яуза"! Алексей принёс ещё одну
табуретку да пару стаканов, Мишка разлил вино по стаканам и вдруг
почувствовал странное умиротворение, как будто имменно так, именно в
этой комнате и именно с этим человеком и хотелось ему отметить свой
скромный праздник. Вслух же он сказал: - где справедливость, Орлов?Где
оно, равенство и братство? Кому-то и комната отдельная, и магнитофон
"Яуза" на столе, и на Кубе кто-то 2 года интернациональный долг отдавал,
небось, с главным барбудосом ручкался? - Ручкаться не ручкался, но
видеть видел, - рассмеялся Орлов, - про маг ты кстати напомнил. Он чуть
отодвинул аккуратную стопку школьных учебников, передвинул книжку[Эразм
Ротердамский, "Похвала глупости", успел прочитать Грубин на обложке} и
нажал "кнопку "Яузы". "Тает жёлтый воск свечи, стынет крепкий чай в
стакане..." - полилась из магнитофона удивительно тихая, негромкая
музыка и слова, которых доселе Михаил никогда не слышал. Алексей что-то
говорил про школу, их обоих объединяла не только работа, оба учились в
одной школе рабочей молодёжи, Грубин - в 11 классе, Орлов в свои 24 года
- в 6-ом. Вот и рассуждай тут о справедливости, равенстве,видно, не всё
ладно и гладко было в жизни у Алексея. Орлов разлил по второму стакану и
ещё что-то говорил, а Мишка уже растворился в музыке, жадно вслушиваясь
в слова:"Тихо встала Натали с удивлёнными глазами..." Закончилась эта
мелодия, её сменила такая же, негромкая, и хрипловатый голос
напевал:"Белые тихие вьюги...Вы давно меня так не баюкали в колокольцах
сосулек звеня. Дед мороз невсамделишный, кукольный, изподлобья глядит на
меня..."Мишка машинально потянулся к стакану и уже не залпом, а медленно
втягивал в себя сладковато-терпкую красную влагу. Ещё что-то говорил
Орлов, но до Мишки доносилось:" Вы спросите угрюмого карлика, отчего он
молчит в эту ночь, и ко мне не приводит он за руку свою снежную, нежную
дочь... Белые тихие вьйги..." Пропала вдруг и эта комната, и Алексей, а
Мишка неожиданно очутился в своей бывшей школе, он увидел больший зал,
подсвечиваемый боковыми прожекторами, танцующих бывших одноклассников,
себя, выглядывающего партнёршу для танца. Он отчётливо вспомнил и ту
ритмичную музыку, и шальной блеск в глазах танцующих, такой же, какой он
ощутил и в себе. Его взгляд наткнулся на Альку Жук, девчонку из их
класса. Он бодро подошёл, пригласил её на танец. Левой рукой он ухватил
её ладонь, правой охватил талию и ..... Внезапно испарились и шальной
огонь, и бодрость. Он почувствовал как задрожала Алькина ладонь, а под
пальцами правой руки завибрировала талия. С ладонью он справился просто,
покрепче сжав её в своей руке, но тело Алькино продолжало мелкой дрожью
выбивать морзянку:"СОС", "СОС","СОС". И тогда неожиданно для себя он
наклонился к её голове и полушёпотом проговорил:- Аля, Аля, Аленька,
Аленький цветок! Не тушуйся, Аленька, станцуем мы вальсок! Алька
вскинула глаза и улыбнулась уголками рта. В тот вечер они ещё раза два
танцевали друг с другом. С того памятного вечера он и стал замечать её,
заговаривая с ней на переменах, провожая иногда её из школы. И вскоре
стал замечать, как исчезает из Алькиных глаз настороженность, и
появляется пусть робкая ещё, уверенность. А через полгода они
расстались. Грубин вынужден был перейти в вечернюю школу, отец устроил
его к себе на завод. Изредка встречаясь с бывшими одноклассниками, он
узнал, что и Алька тогда же ушла из школы, поступила в техникум. Мишку
закрутила новая жизнь, новые заботы и новые друзья. Лишь иногда да и то
второпях пересекался он с бывшими однокласниками, и тогда делились они
новостями о себе да о других. Так же второпях и мимоходом услышал он и
про Альку Жук, что отправили её после 2-го курса на практику в заштатный
городишко,что однажды, возвращаясь поздним вечерм с завода, была убита
отморозками. Магнитофон всё шуршал лентой, с которой лилась эта
удивительная музыка, голос Орлова звучал всё отчётливей... уже за
полночь вышел Михаил от Алексея. Всё так же падал снег, ложась густым
слоем на тротуары, редкие следы вышитой строчкой бежали по снежной
белизне. Такой же строчкой легли на снег и Михаиловы следы . Только лишь
нерастраченной нежности столько много, так много во мне... Белые тихие
вьюги ".... повторял про себя Грубин слова незамысловатой песенки.
http://video.yandex.ru/users/moskalarisa/view/2464/#