"Бойцовский клуб" по-русски или Привет Чаку Паланику
Начало - http://www.proza.ru/2011/09/30/505
6
– Первое правило нашей группы: никому ничего не говорить о нашей группе. – Я говорил это перед толпой юношей и девушек, которым было от пятнадцати до двадцати пяти лет. Многие из них казались такими невинными, но мне предстояло их испортить, изменить ради будущего.
– Второе правило: никому никогда и ничего не говорить о нашей группе, – это, конечно, был плагиат на «Бойцовский клуб», но я ничего с собой поделать не мог, эти слова сами вырывались из моей глотки. Все-таки, все, что мы делаем, мы делаем благодаря Тайлеру, открывшему нам истину, поэтому слегка сплагиатить не повредит.
– Третье правило: чтобы мы не делали, человеческая жизнь бесценна и ни один невинный человек не должен пострадать, – мы собирались уже не в маленьком гараже моего отца, а на заброшенном складе, который нашел Зверь.
– Четвертое правило: не верь тому, что говорят по телевизору. Они всегда врут, – нас было много, даже очень много. Если бы спецслужбы знали о наших собраниях и знали, о чем мы на них говорим, я бы попал в комнату допроса гораздо раньше.
–Пятое правило: все, кто вступил в группу, находятся в ней до конца, назад дороги нет, – на меня смотрели дети полицейских, продавцов, даже дети политиков.
– Шестое правило: если ты вступил в группу, то будь готов к саморазрушению.
Заброшенный склад, что нашел Зверь, стал нашим вторым домом, где мы делали взрывчатку и динамит. На деле это было куда проще, чем казалось на первый взгляд - спасибо за это Чаку Паланику.
Радио мы тоже не забросили, благодаря нему мы каждый день набирали новых рекрутов, которые были готовы пожертвовать своей жизнью ради группы.
– Мы - дети проекта «Разгром», а Чак Паланик наш отец, – говорил я, а мне в ответ летели воодушевленные крики. Я чувствовал себя Тайлером, отчасти для всех я и был им, на меня смотрели как на предводителя, в меня верили, и я не хотел никого подвести. Мне приходилось ездить по стране, чтобы искать тех, кто возглавит группу в том или ином городе. Когда я находил кого-нибудь очень умного, кто бы мог сильно помочь нашему проекту, то по возможности отправлял его в Москву, где располагалась наша главная группа. Нам нужны были физики и математики, чтобы как можно точнее рассчитать силу взрыва от наших бомб. Также я искал технарей, для того чтобы соорудить детонатор, который мог находиться на большем расстоянии от места взрыва.
Многие люди ведут пассивный образ жизни, смотрят один телевизор, ходят в одни и те же клубы, не от того, что им это нравиться, а от того, что выбора у них нет. Я же давал им этот выбор: остаться жалким червяком на поводке у системы и жить по написанной схеме, или стать свободным, бросить рабскую жизнь ради саморазрушения. Во многих из нас живут революционеры, многие хотят что-то изменить, но людей останавливает одна фраза, набор букв, который на деле ничего не должен решать,- «что я могу сделать один?». Эта фраза убивает в нас искателей приключений. Все мы хотим такую же захватывающую жизнь как в кино, но если постоянно сидеть у телевизора, то вместо приключений вы получите геморрой. Я давал людям эти приключения, но это не главное, я давал шанс стать частью истории, а не быть простым наблюдателям.
В революции спешка не нужна и я не спешил. Когда все думали, что я работаю над планом взрыва Останкино, я вовсю работал над новым, более сложным проектом, который тогда держал под секретом, даже Зверь не знал о моей задумке. Все думали, что мы боремся с телевиденьем, когда я же хотел полностью осуществить идею Тайлера и сломать эту проклятую систему. Но всем нужен отдых и поэтому каждую субботу мы устраивали вечеринки. Это была наша дань будущему, ибо будущие мы хотели видеть таким, как наши субботы. Никакой музыки, что навязала нам телевиденье. На наших вечерах играла только рок-музыка, созданная для протеста и саморазрушения.
Подготавливая взрыв, мы жили по принципу «секс, наркотики и рок-н-ролл» и чувствовали себя наконец-то свободными. Мне было жалко людей, что сидят в офисе не в силах поддаться своим настоящим инстинктам, они никогда не смогут испытать настоящего удовольствия, которое мы испытывали каждый день. Удовольствие – это оргазм, и человек должен его получать. Чем чаще он наступает, тем счастливее человек.
Пик нашего оргазма пришелся на день взрыва. Мы были возбужденны как никогда, особенно Ева, которая как оказалась, была настоящей маньячкой.
– Можно мне будет ее взорвать? – вертясь вокруг меня, повторяла она. Под «ней» Ева подразумевала Останкино, а вот под «вертясь» я подразумеваю, что она просто не отходила от меня, обезумив этой затеей. Этой девушкой просто двигало желания разрушения, и я иногда думал, не забыла ли она, что наше разрушение в первую очередь духовное. Телевиденье стало современным богом, и этого бога нужно было распять. Лишь бы он не воскрес после этого.
Высота Останкинской телебашни пятьсот сорок метров, наша бомба, созданная из множества маленьких бомб, находилась примерно на трехстах метрах - идеальное место, чтобы «вавилонская башня» рухнула. Интересно, советский архитектор Никитин знал, что какие-то революционеры взорвут его творение? Думаю, он должен был об этом догадываться, создавая такого монстра. В Ишиме ему даже памятник поставили, словно этот архитектор какой-то герой, хотя возможно, во время строительства башни, Никитин думал о телевидении как о прогрессе, а не как о способе зомбирования масс.
Благодаря нашим хакерам, но не только им одним, нам удалось подключиться к центру связи башни. Через этот центр, руководство Останкино командовало своими сотрудниками, направляя их то в один, то в другой конец здания. Иногда мне кажется, что людям нравится, когда ими командуют, когда не нужно думать, а нужно делать лишь то, что тебе приказывают. Это не правильно, человеком нельзя командовать, человек -свободное существо. Выполняя чей-то приказ не по своей воле, мы возвращаемся в рабство. Возможно, мы и не выходили из него никогда. Центр связи нам нужен был, чтобы соблюсти правило номер три, наверное, самое важное правило: никто не должен пострадать.
«Вы все сотрудники Ада», - ровно в полночь извещала Ева в микрофон у нас на складе, а все Останкино ее слышало. Я зря дал Еве руководить спасением людей, к этому нужно было подойти более сознательно. Ева же из этого сделала маскарад, ее слова могли принять как шутку и тогда весь наш план пошел бы насмарку. Скорее всего, для этой девушки наш проект был игрой, даже если так, то играла она в нее по максимуму.
«И ваш Ад сейчас будет уничтожен. Повторяю, Ад будет уничтожен, а все кто останется здесь, сгорят в геенне огненной. Пошли все вон, вы, мерзкое подобие людей. С вами говорит Бог, покиньте Ад, ибо он взлетит на воздух. Время пошло. У вас осталось шестьдесят секунд … тридцать … десять…»
Мы наблюдали через камеры в Останкино, к которым тоже смогли подключиться наши взломщики, и видели, как люди покидают башню. Не знаю, о чем они думали в этом момент, но лица у них были разные, у кого-то обеспокоенные, у кого-то с улыбкой до ушей. Наверняка большинство из них думало, что это розыгрыш. Они думали, что в этой башне, созданной из лицемерия и лжи, они в безопасности. Нам пришлось их огорчить.
– Нажимай, – сказал я на ухо Еве, которая держала в руках детонатор, когда в Останкино не осталось ни души.
Прогремел взрыв, «Вавилонская башня» рухнула, к сожалению, мы этого не видели, так как все находились на нашем складе, зато слышали вой пожарных машин и скорых, что мчались к месту взрыва. Когда что-нибудь погибает, вокруг этого места всегда скапливается куча зевак, человека всегда привлекала смерть. Тогда наступила смерть Останкино - наша маленькая победа. Что я испытал в этот момент? Наверное, облегчение, словно я очень давно хотел сходить в туалет, но все никак не мог, а потом мне это все-таки удалось. Это чувство знают все и оно прекрасно.
Вокруг меня стояли люди, они ликовали, размахивали бокалами с шампанским, а кто-то бутылками пива. Меня обнимали, говорили что-то вроде: «У нас все получилось», и я осознавал, что создал армию. В моих руках была сила, о которой многие могли только мечтать. Кто-то говорит, что власть захлестывает человека, что она опьяняет, возможно кого-то, но не меня. Мне не нужна власть, за властью прячутся слабые люди, мне нужно изменить этот мир, а слабакам это не под силу. Не верите? Тогда посмотрите на наших политиков.
– Минутка внимания, – сказал я в микрофон, и мне сразу же вспомнилось наше первое собрание в гараже. – Сегодня мы победили. Победили в бою, но не в войне. Наша революция не закончена. На месте Останкино построят что-нибудь еще, я в этом уверен. И они будут отстраивать дворцы лицемерия, пока у них будут средства, пока мир будет стоять на ногах. Я говорю о бумажках, которые поработили нас, – из кармана я достал тысячу рублей и показал ее окружающим меня людям. – Деньги приносят одно только зло, они делают нас рабами. Из-за них мы совершаем нехорошие поступки, цель нашей жизни сводится к тому, чтобы получить как можно больше этих разноцветных бумажек. Войны, насилия, ненависть - это все плоды денег. Если мы хотим создать свободный мир, то все должны стать равными. Уничтожим банки, где богачи хранят свои сбережения, уничтожим кредитные истории, сделаем так, чтобы в мире появились новый ценности, а значит, перевернем этот мир. Вы со мной? – громко спросил я. И они были со мной.
У нас началась новая подготовка, мы снова делали бомбы, очень много бомб. Как я и говорил, телевиденье осталось, были кабельные каналы, которые вместе с повседневной чушью и враньем рассказывали о крушении Останкинской телебашни. Однажды я случайно услышал, что преступники пойманы, что кого-то посадят за наше дело, и этот кто-то даже не состоял в нашей группе. Это было еще одно доказательство, система не работает. Полиции платят, чтобы она подбросила улики, и за наш взрыв кто-то сел, властям все равно кто это будет, лишь бы кто-то сидел, а обманутый народ спал спокойно.
– Именно тогда было решено кинуть в СМИ новость о том, что некая организация Анархистов хочет взорвать один из банков Москвы, – говорил я полицейским. – Именно тогда я позвонил вам и сказал, что этот анархист я, и что я взорву банк. Если бы я это не сделал, то пострадали бы невиновные, и мы бы нарушили правило номер три.
– Ура, твоя история закончена, – сказал злой полицейский, и даже похлопал в ладоши. – Теперь, может, скажешь, в каком банке находится ваша чертова бомба? Иначе клянусь, я разобью тебе лицо.
Этот голубоглазый служитель закона действительно может сделать мне больно, но что такое боль? Боль – это неприятное чувство, но его можно потерпеть, ради достижения высшей цели. Полицейский похожий на Энтони Хопкинса молчал, было видно, что он о чем-то думает, вот только о чем? Хотя сейчас это не важно, а важно, что мы подошли к самому интересному, а точнее к моим требованиям.
– А кто сказал, что бомба находится только в одном банке? – говорю я и вижу, как злой полицейский начинает краснеть, сейчас его кулак полетит мне в лицо, поэтому говорить нужно быстрей. – Но я расскажу вам, в каких именно банках, если вы … - Пронесло. Кажется, голубоглазый начинает остывать, он ждет моих требований, уверен, он даже не догадывается, что я попрошу, наверняка думая, что это будут деньги:
– Я дам вам адреса банков, если вы устроите мне встречу с Чаком Палаником.
Продолжение - http://www.proza.ru/2011/10/11/1635