«Не надо приходить на пепелища,
Не нужно ездить в прошлое, как я,
Искать в пустой золе, как кошки ищут,
Напрасный след сгоревшего жилья»...
Ирина Снегова
Плавно замедлился перрон в вагонном окне, раздался зычный голос проводницы: «Станцыя Кыив», – напоследок ощутимо дёрнулся пол под ногами, и поезд остановился. Приехали.
Придержал я матушку, которая по многолетней привычке суетливо кинулась к выходу из купе: «Хватай вокзал – мешки отходят»! Переждали, пока освободится вагонный коридор, и шажок за шажком двинулись вслед за неторопливой компанией солидных мужчин с красно-сине-белыми и жёлто-голубыми значками на лацканах пиджаков.
Им по их депутатскому уставу не положено торопиться. И во время железнодорожного путешествия загораживали они проход всей своей раскормленной фракцией, солидно обсуждали украинский думско-правительственный кризис, не очень-то сторонились, когда мимо них пассажир какой норовил протиснуться, и смотрели при этом надменно: «Вам что, товарищ»? Ну, а нам с матушкой не по годам-здоровью да и просто некуда было спешить, хоть и домой возвращались.
При выходе из вагона подхватил свободной рукой ставшую невесомой к восьмидесяти годам сгорбленную и скособоченную свою старушку - она слабо отбивалась: «Поставь, где взял. Отпусти! Я сама!! Люди же смотрят»!!! - и бережно утвердил её на асфальте. По всему перрону сновали мужчины самых разных возрастов, числом едва ли не больше прибывших-встречающих, и непрерывно громко повторяли: «Такси! Кому такси»? Картина, в общем-то, привычная по московским аэропортам, где в зале прилёта тоже приходилось продираться сквозь плотную толпу аналогичных зазывал.
В былые времена и в дни самого разудалого гусарского загула не могла бы мне прийти в голову мысль ехать от Киева до родного города на такси. А тут посмотрел я, как халдеи суетливо распахивают перед слугами народа дверцы чёрных иномарок с правительственными номерами, поданных к самому перрону, оценил скорость, с которой передвигается матушка, прикинул перспективы четырёхчасовой поездки в автобусе для неё и остановил ближайшего зазывалу вопросом: «Что стоит прокатиться километров двести пятьдесят»?
Таксист, парень лет тридцати, не задумываясь ни на мгновение, назвал цену. Не стал я утруждать себя переводом в рубли иностранной валюты, исключительно для порядка выторговал пятьдесят гривен, и ударили мы с ним по рукам. Таксист указал на автостоянку перед вокзалом, назвал марку, цвет и номер своей машины, подхватил наш чемодан и пошёл вперёд. Мы с матушкой двинулись за ним следом.
«Только вчера мела пурга, выли метели», когда отправлялись в воздушное путешествие из Якутии в Москву, а термометр на электронном табло киевского вокзала показывал плюс 15 градусов, и почки деревьев готовы вот-вот распуститься. Небо в мелких кучерявых облаках, ласковое солнышко с утра, лёгкий ветерок – конец марта, однако.
На предложение снять меховую шапку и расстегнуть пуховик матушка ответила категоричным отказом, хоть и жарко уже становилось. Так же было и в Якутии – ни в какую не уговорить её было снять шерстяные колготы и свитер в квартире, а на ежедневные прогулки по застеклённому балкону отправлялась она укутанной, аки солдат наполеоновской армии под Березиной. Плохо греет кровь старые косточки.
Пока шли к автостоянке, обратил внимание на многочисленные голубые и оранжевые флаги и разноцветные воздушные шары, украшавшие фонарные столбы привокзальной площади. Со всех сторон города доносилась музыка, транслируемые через громкоговорители призывные речи завершались бурными аплодисментами и многоголосыми криками одобрения. На мой вопрос: «Что за праздник нынче»? – таксист пояснил: «Предвыборная агитация. Выборы в Верховную Раду скоро».
Надо отдать ему должное – услышав первое моё обращение к нему, сразу перешёл он на русский язык. Чего не скажешь о соседке, ехавшей с нами от самой Москвы. С момента своего появления в купе интеллигентного вида и немолодых лет дама не только обращалась к нам с матушкой исключительно на украинском языке, но и не преминула сделать мне замечание по поводу того, что «живя в Украине да ещё и в городе, где родилась Леся Украинка», не удосужился я выучить «мову», поскольку отвечал ей по-русски. И больно было смотреть, как матушка с каким-то даже заискиванием пыталась меня оправдать, на украинском языке рассказывая дамочке о моём освобождении в школе от изучения украинского языка и литературы, поскольку прибыли на постоянное место жительства из России.
Таксист помог мне устроить матушку на заднем сиденье «Тойоты» и уговорил её снять шапку и расстегнуть пуховик, я сел на пассажирское место рядом с ним, и двинулись мы в путь.
По всему городу поперёк улиц кроме рекламы висели на растяжках призывы голосовать за того или иного кандидата, рябило в глазах от обилия рекламных щитов с фотографиями самих кандидатов, а встреченные по пути площади пестрели то оранжевыми то голубыми расцветками в плотных людских скоплениях, несмотря на утреннее время и будний день.
«На майдане коло цэрквы рэволюция идэ», - никак не смог я удержаться, чтобы вслух не припомнить запавшую в душу со школьных времён проникновенную стихотворную строчку. Таксист отнёсся к моим словам очень серьёзно: «Важный политический момент сейчас в стране. Очень многое зависит от того, у кого будет большинство в Верховной Раде, и какой курс дальнейшего развития будет принят».
Сразу пропало у меня всяческое желание продолжать беседу с ним. А тут ещё матушка подала голос: «Я что-то не пойму: где мы едем? Сколько раз была в Москве, а всё никак не запомню. Это Щукинская улица, что ли»? Таксист ошарашено ответил ей: «Это Киев», - и до самого выезда из города ехали мы молча.