Наш сосед Иван Степанович был личностью колоритной и незабываемой, отличался своей образованностью и вежливостью. Даже детей Иван Степанович называл на Вы.
-Владислав, Вы большой шельмец,- обращался он к моему малолетнему брату, которому отроду было тогда лет восемь, девять не больше.
-Клавочка, как Вы можете так говорить, у Вас дети!- говорил Степанович моей маме, любившей для убедительности применить крепкое словцо.
Жил он со своей женой Антониной душа в душу и растили они единственного сына Ивана. Но не долго длилось счастье Степаныча. Умерла его горячо любимая жена, и он от горя запил. Пил Степаныч, как все мужики помногу, однако, самообладание не терял. Он не искал компанию, чтобы поплакаться, а предпочитал горькую водочку наедине с собой. Ходил в местную забегаловку за стаканом сметаны на закуску, стакан выносил тайно под бортом пиджака, а потом пустой стаканчик отдавал моей маме:
-Вот, возьмите, Клавочка, они Вам пригодятся,- говорил каждый раз Иван Степанович.
Мама брала граненые стаканчики, не желая обидеть сердобольного соседа, и складывала их подальше куда-нибудь. Степаныч часто наведывался к нам просить взаймы ложечку сахара, щепотку соли и клятвенно обещал скоро вернуть, при этом чувствовал себя неловко и очень стеснялся.
-Ниночка, Вы играете на пианино, и должны меня понять,- так начинал он своё повествование очередной истории, обращаясь ко мне.
Потом принимал позу – стойку на голове и в заключении каждый раз напоминал, что в нём живёт непризнанный эквилибрист. А то бывало, в подъезде демонстрировал жильцам свои цирковые способности – переносил стакан, наполненный водой, установив его на своей голове. Его очень любили женщины. Умел он подобрать ключик к сердцу своих избранниц, которых он менял периодически раз в год.
Степаныч держал своих любовниц в узде, они как овцы перед ним были послушны и кротки. Однажды я увидела очередную жену Степаныча при неудобных для неё обстоятельствах. Она стояла у двери на лестничной площадке в чём мама родила, прикрывая интимные места руками.
- Надежда Андреевна, что случилось, нечаянно захлопнули дверь?- спросила я немолодую уже женщину подшофе.
-Меня Иван Степанович попросил выйти,- ответила она мне.
В таком виде она простояла очень долго – часа полтора, безропотно вопрошая взглядом в равнодушную плоскость двери, пока Степаныч, наконец, не смилостивился и простил свою в чём-то провинившуюся красавицу.
Время шло, сын подрастал, вскоре женился и привёл в дом молодую жену. На этом светскому разврату Степаныча был положен конец. Он запил ещё сильнее, в попытке сбежать от реальности своего глубокого одиночества. Сын Иван всё больше отдалялся от отца, поставил точку родственным отношениям, эмигрировав с женой немкой в Германию. Писем Иван отцу не писал, денег на пропитание не высылал, просто взял и вычеркнул его из своей жизни, как ненужную, приносящую беспокойство вещь. А в опустевшую двухкомнатную квартиру Степаныча подселили молодого человека Юру.
Мама Юры занимала высокое положение в обществе, и смогла с лёгкостью добыть для разведённого сына отдельные квадратные метры жилья. Степанычу же власть объяснила, что на одного человека занимать такую большую площадь непростительная роскошь. Степанычу было уже всё равно, он даже немного обрадовался новому соседу, отобравшему у него часть квартиры. Но Юра не был удовлетворен достигнутым результатом и начал спаивать Иван Степановича с большим усердием, в надежде на то, что постаревший мужчина скоро отдаст свою душу Богу или дьяволу. Покупал спиртное сомнительного качества, от которого по тем временам люди дохли, как мухи.
Это случилось в один прекрасный, солнечный, летний денек. Тогда я переезжала на новую квартиру после своего замужества. К подъезду подкатила машина с будкой, через некоторое время к моему мужу и его товарищам, сидящим во дворе на скамейке, подошёл участковый и попросил вынести завёрнутый в половик труп Степаныча. Ребята согласились, погрузили труп в машину и долго потом не могли отдышаться от затхлости и грязи, которую они глотнули вместе со спёртым воздухом в последнем убежище Иван Степановича. Светлой памяти тебе человек!