Цепь

Юрий Овтин

Цепь

Рассказ

По реке жизни, в которую, как полагают философы, нельзя войти дважды, Петрович, прозванный приятелями Кашалот – за вальяжную плотность фигуры и неуемную страсть к морским купаниям, – двигался легко и уверенно, обдавая встречных искристыми брызгами выбрасываемых в небесную лазурь фонтанов.
Так, по крайней мере, казалось со стороны.
Из канувшего в лету социализма в акваторию новых общественно-экономических отношений, именуемых еще застенчиво произносимым словом «капитализм», Петрович перенырнул без особых цирковых ухищрений, не слишком даже при этом вильнув хвостом, оставшись директором – правда, теперь уже наемным – фирмы с государственной формой собственности. Предприятие занималось ремонтом вычислительной техники и называлось «Информсервис». Приватизация его Кашалоту-Петровичу, ввиду отсутствия капитала, была совершенно не по зубам.
Тем не менее окружение Кашалота, составившееся за многие годы, благодаря его редкому дару сближаться с людьми, а также местоположению фирмы, раскинувшей свои сени в самом центре города,  где желанным гостем был всяк  входящий, где ему, независимо от чина и ранга, всегда уделялось внимание и наливалась рюмка утреннего аперитива, – считали Петровича удачливым бизнесменом и обеспеченным человеком.
Завидовать, однако, если присмотреться, было особо нечему. Ни дачи, ни машины Кашалот не имел и лишь к пятидесяти годам путем невероятных ухищрений ему удалось поменять свою небольшую двухкомнатную квартирку на трехкомнатную, достаточно большой площади, в то время как многие его друзья помимо городских апартаментов имели разноэтажного достоинства особняки на загородном побережье и разъезжали на крутых иномарках.
...В то раннее утро Петрович брился в ванной комнате, размышляя, как при этой процедуре обычно водится, о превратностях судьбы.
Из зеркала смотрело отражение крупного мужчины с поседевшей, но густой щеткой волос, подстриженных коротким «ежиком», глубоко посаженные глаза, оттененные пушистыми бровями, взирали на мир, казалось, добродушно и даже с некоторой долей доверчивости, однако сломанный в переносице нос понуждал усомниться в полноте такого впечатления.
Петрович провел ладонью по свежевыбритому лицу, спрыснул гладкую кожу одеколоном. В зеркале сверкнула, отразившись, массивная золотая цепь, висевшая на его шее.
«А ведь, кажется, с этой цепи и началась вся чертовщина», – как мышь проскользнула из угла в угол сознания мысль...



А началось все так.
К Петровичу зашел его школьный товарищ  Зяма.
Небольшого роста, щупленький, верткий, Зяма был  полной противоположностью Петровичу. В студенческие годы их сближала любовь к преферансу, который они могли расписывать ночи напролет. Сейчас они встречались гораздо реже, однако при случае помогали друг другу. С началом перестройки Зяма с головой ринулся в бизнес, имевший порой криминальную окраску. Капитал он сколотил на полулегальной торговле металлом. Затем стал закупать в Израиле цитрусовые и решил уж было там обосноваться, но вскоре сильно погорел и вернулся обратно. На невежливый вопрос Петровича, что ж он покинул историческую родину, без которой, как клялся во всех инстанциях, не мыслил своего существования, Зяма с мягкой еврейской грустью ответил, что когда на небольшом клочке земли – а именно такое пространство уделено израильскому государству, собирается много умных евреев сразу, то не мудрено оказаться среди них последним дураком, и пусть, конечно, историческая родина процветает, но он лично лучше будет крутить дела на доисторической родине... Зяма обладал одним важным качеством – вновь и вновь поднимался после каждой неудачи. Он практически не пил спиртное, не курил и к женщинам относился равнодушно. Вот почему Кашалот был немало удивлен, когда Зяма однажды познакомил его с женой – гражданкой Греции с собственным делом на Кипре. Объединив капиталы, они построили на острове фабрику по сборке современной мебели и вот-вот должны были ее запустить.
Жена постоянно находилась на Кипре, а Зяма,  как белка, крутился здесь, руководя целой системой своих предприятий. На Кипре же он оборудовал ультрасовременный офис, куда как-то выписывал на неделю Кашалота с его фирменными мальчиками для  настройки компьютерной сети, поскольку услуги западных специалистов в этой области обошлись бы ему на порядок дороже.
– Ну, как дела у миллионеров? – приветствовал Петрович своего удачливого товарища, – Когда пригласишь на открытие своей «лесопилки»?
– Дела у прокурора, у нас делишки, – неосторожно, как вскорости оказалось, пошутил Зяма. – Фабрика практически готова. Осталось устроить рекламу. И вот тут возникают проблемы – все средства вбухали в производство, а полминуты на телевидении стоит полторы  штуки баксов. Нужны приличные  бабки... Кстати, у тебя есть  деньги?
– Ну, ты даешь! – остолбенел Петрович, –  Это у вас, «богатеньких Буратино», свои причуды: виллы, яхты, реклама в Европе, а тут, как в песне поется, не каждый день на стакан водки хватает.
– Да я не о твоем дырявом бумажнике говорю, хотя квасил бы со всеми встречными-поперечными меньше, глядишь, и застряло бы что-нибудь. На счету в вашем «Информсервисе» деньги есть?
– Есть-то есть, – почесал затылок Петрович, – но это на обновление оборудования.
– Тогда нет проблем. Я тебе на Кипре куплю все, что захочешь, причем значительно дешевле. Короче говоря, по рукам. Завтра к тебе от моего имени подойдет человек с договором и реквизитами, куда надо сбросить бабки, завтра же постарайся их и перечислить. Покупка серьезного оборудования это не мацапекарня, потребуется пара месяцев, что и будет отражено в договоре.
На какое-то мгновение Зяма как будто задумался.
– Вот еще что, Кашалот, мне на время придется исчезнуть. Спрячь куда подальше эти бумаги до моего возвращения.
Он протянул тоненькую целлулоидную папочку и поощрительно улыбнулся:
– А чтоб мои просьбы не казались обременительными, держи от меня презент.
С этими словами Зяма  снял с шеи массивную золотую цепь и надел ее на Кашалота.
– Вот так цепан! – восхитился Петрович, выкатывая зрачки книзу, стараясь разглядеть оказавшееся на нем украшение.
– Без малого сотня граммов, – пояснил Зяма. – Взял по случаю у одной знакомой куклы в ломбарде. В тяжелую минуту, не дай бог случится, – под рукой живая копейка... Ну, будь здоров.
Зяма  крепко пожал Петровичу руку и, выходя, громко хлопнул дверью.



Примерно в это же время генерал милиции Александр Николаевич Коротченя проводил совещание с оперативниками из отдела по борьбе с экономическими преступлениями. После нескольких месяцев кропотливой изнурительной работы им удалось вычислить систему, так называемых «ям» – предприятий, занимающихся обналичкой денег.
«Ямы» эти, предприятия-однодневки, были порождены несовершенством законодательства, вынуждающим предпринимателей, угнетенных тяжким налоговым бременем, искать обходные пути. Владельцы «ям» получали доллары от прибалтов и обналичивали ими наши «деревянные», развязывая тем самым руки предпринимателям. В итоге бюджет лишался больших налоговых поступлений. Необходимо было также выяснить куда текла эта радужная река национальной валюты и кто плескался в ее бурном потоке.
Завтра предстояло накрыть эти «ямы» прочной милицейской сетью. Операция поэтому так и называлась – «Сети».
...А в другом конце города, в уютном баре владелец процветающего предприятия по изготовлению пластмассовой вагонки и совладелец двух бензозаправок, в прошлом прославленный спортсмен, мастер спорта по боксу, известный в городе «авторитет» по прозвищу Мастодонт, пил душистый ягодный чай в компании двух своих помощников, недавно еще известных как бригадиры бандитских группировок. Мастодонт уже отошел от дешевого рэкета и всеми колесами встал на рельсы легального бизнеса, приносившего дивиденды более значимые и прочные.
Сегодняшний  разговор, однако, был исключением. Дело в том, что к нему обратился бывший спарринг-партнер по боксу, а ныне компаньон по бизнесу, Янек, – он подвергся шантажу со стороны некоего Зямы по фамилии Флик. Янек был должен Зяме значительную сумму зеленых и понемногу возвращал долг, но на днях Зяма в категорической форме потребовал немедленного возврата всей остаточной суммы, в противном случае грозил передать в правоохранительные органы весьма компрометирующие Янека товарно-транспортные накладные.
Задача, которую поставил Мастодонт перед бывшими бригадирами, была предельно четкой: найти и изъять эти документы…


Смеркалось. Кашалот сидел за столом в своем служебном кабинете, пытаясь дозвониться по междугородке до вышестоящего руководства. Неожиданно явился заместитель начальника ОБЭП райотдела милиции Георгий Михайлович Ловчий.
Это был мужчина лет тридцати со следами армейской выправки, казалось, мало подходящий для работы в отделе, где важны не столько физические качества, сколько умственные.
Георгий Михайлович пришел с просьбой – отремонтировать милицейские компьютеры, в порядке шефской помощи.
– Я не против, – согласился  Кашалот. – Правда, надо будет на что-то списать замененные блоки. Так что если вы дадите письмо на оказание спонсорской помощи и получите отремонтированные компьютеры по своей доверенности, я смогу отнести все это на убытки за счет прибыли.
Майор милиции возражать не стал.
И  в это мгновение произошло плановое отключение света. (Эта плановая дикость, прикрываемая резоном мифической экономии, приносящая неисчислимый урон незащищенным потребителям. Достаточно сказать об отключающихся кассовых аппаратах и компьютерах, сбрасывающих в момент отключения информацию). Петрович нашел аварийный фонарь, зажег его и проводил гостя. Затем снова сел звонить руководству.
Однако, телефонной книжки, с номерами всех его абонентов, пять минут назад лежавшей на столе, теперь не было.
После того, как через час вновь включили свет, Кашалот обшарил ящики письменного стола, шкафы, внимательно осмотрел пол и все мыслимые и немыслимые закутки кабинета, с каждой минутой все более и более убеждаясь в тщетности поисков. Телефонная книжка в ярко-красной обложке исчезла. Или ее похитила  какая-то сверхъестественная сила, подгадавшая, что света не будет, или же прихватил заходивший милицейский гость. Но об этом не хотелось и думать.
«Ладно, – решил про себя Кашалот, – утро вечера мудренее. Может, завтра найдется. Бывает, ищешь-ищешь вещь, а она лежит себе на самом видном месте...»



Но и на следующее утро пропажа не обнаружилась. Вывод напрашивался один и потому, по окончании рабочего дня, Кашалот решил зайти поговорить со своим давним приятелем Василием Валерьевичем Зеленюком, подполковником милиции в отставке, в прошлом следователем по особо важным делам, или, как он сам себя любил именовать – «важняком», теперь владельцем пивного бара.
Внешне Валерьяныч производил впечатление обходительного, хорошо воспитанного человека. Однако при более близком знакомстве бывал человеком импульсивным, выказывая непростой характер и шаткость изнуренной нервной системы. Дружить с ним было непросто. Но добродушный Кашалот легко находил с Валерьянычем общий язык. Оба они любили застолье и шумную компанию, к тому же бывший «важняк» был прекрасным рассказчиком и Кашалот с удовольствием внимал его многосложным детективным историям из милицейского наследия.
– Когда я находился по ту сторону баррикад, – любил начинать Валерьяныч, – была совершенно другая ситуация жизни... – и этим он как бы давал собеседнику понять, что сегодня он такой же убежденный сторонник рыночных отношений как и другие, и можно не опасаться его прежней фуражечно-погонной профессии.
Обольщаться на этот счет, впрочем, не следовало. К концу застолья обычно, окутанный зелеными винными парами, назидательно уткнув в собеседника указательный палец, Валерьяныч изрекал повергавший чугунной откровенностью афоризм:
– Запомни! Мент всегда остается ментом!..
Валерьяныч встретил Кашалота, прихватившего с собой брюхатую вяленую воблу, радушно и, подливая ему свежего пива, внимательно выслушал рассказ об обеспокоившем происшествии.
– Да, – покачал головой, – обмельчали нынешние менты. Мы таких проколов не допускали. Слизнешь, бывало, документик у нужного человека – фотокопию в дело, а оригинальчик обратно на место. Обязательно... Сейчас не то. Топорно работают, дровосеки, а нужно скальпелечком, хирургически...
– Но, чего вдруг?.. – горячился Кашалот.
– Засветился ты где-то, парень...
Кашалот мучительно перелопачивал в памяти все возможные свои проступки, какие могли бы привлечь внимание органов, но так и не мог припомнить чего-либо достойного следственного интереса.
Человеком он старался быть законопослушным.



Cидя в своем небольшом служебном кабинете, Петрович задумчиво смотрел в окно, выходящее во двор. Посреди дворового колодца росли три экзотические дерева, названия которых он долго не знал. Листья у деревьев были необыкновенной сердцеобразной формы, нежно-зеленые. Цвели деревья почти так же как каштаны, только венчики цветков образовывали более отчетливые звездочки, а от соцветий кистями спускались тонкие стреловидные сосульки, что придавало деревьям трогательно торжественный вид.
«Как сережки у женщин», – подумал в общем не склонный к ассоциациям Кашалот.
Деревья, как выяснилось, назывались катальпы.
Если суждено будет ему до пенсии все-таки приватизировать, акционировать, или, бог знает каким образом, выкупить «контору», то назовет он ее непременно «Катальпа». Красивое и приятно произносимое название, не то что  буднично-прозаическое, словно жующее бумагу, – «Информсервис».
Задушевный ход его мыслей прервал внезапный приход Валеры по прозвищу Шпинат.
В молодые годы Шпинат занимался боксом, уже тогда зарекомендовал себя отъявленным хулиганом, а после того, как в уличной драке профессионально выломал кому-то челюсть, его упрятали на пять лет за проволоку. После отсидки ходил в «авторитетах» и промышлял рэкетом в центральной части города, откуда его, однако, вскоре вытеснили более серьезные бригадиры.
Сейчас Шпинат был не у дел и коротал время, попивая водочку в кафешках и барах, где его помнили владельцы и по старой памяти бесплатно наливали рюмку-другую.
Неизменным спутником Шпината был амбал по имени Василек, невероятные бицепсы и трицепсы которого украшали лиловые наколки в виде куполов с крестами, пауков и прочих опознавательно-мастевых меток, наподобие уставных шевронов. Голубые, необычайной синевы глаза – за них-то и прозвали Васильком – были словно переставлены с другого лица и никак не  подходили к его утюговому виду.
За какую зелень получил свою «кликуху» Валера-Шпинат уже не помнил никто.
– Как жизнь, Кашалот? Давненько тебя не видел, – буркнул Шпинат в качестве приветствия, – Ну и цепурой обзавелся! – взгляд его застыл на золотой цепи, поблескивавшей на шее Петровича.
– Подарок любящей женщины, – отвел тот вопрос в неподлежащую обсуждению сторону.
– Не хило, видно, живешь. Одолжи петушок.
– Денег нет и не предвидится, – стандартно ответил Петрович, – железным правилом его было ни при каких обстоятельствах ни у кого не занимать и никому не одалживать денег. – А стопочку налить могу. Что стоите в дверях, проходите.
– Времени нет, – ответил Шпинат, пытаясь изобразить занятого человека, однако прошел в кабинет и опрокинул предложенную большую рюмку водки.
– Да, – заметил будто невзначай, – что-то Зямы нашего не видно...
Зяма, находясь в хорошем расположении духа и при деньгах, любил угостить Кашалота где-нибудь, особенно летом, на открытой веранде, дорогим коньяком и экваториальными деликатесами. Нередко в компании оказывались и проходившие мимо Шпинат с Васильком.
– Что-то потерялся, – стараясь придать голосу как можно больше незаинтересованности, подтвердил Кашалот.
– Серьезные люди его разыскивают. Кстати, не оставлял ли он случайно у тебя кое-какие документы, бумажки всякие? – буравил Шпинат Кашалота пристальным взглядом .
Кашалот взгляд выдержал и отрицательно покачал головой, отчего мягко зашевелилась, пересыпаясь, золотая цепь на шее.
– Смотри, Кашалот, не вляпайся в историю, сам Мастодонт его ищет, а Мастодонт, как понимаешь, шуток не шутит, задавит и не заметит...
– Ну что, на коня?
И гости, выпив еще по одной, оставили Кашалота в сильнейшем душевном смятении. Он понял, что пришла пора заныкать Зямину папочку подальше.



– Игорь Петрович? – полувопросительно полуутвердительно прозвучал вкрадчивый незнакомый голос на другом конце телефонного провода. – Вам звонят из отдела по борьбе с экономическими преступлениями. Оперуполномоченный, подполковник  Кузьмичев. Я к вам подъеду в течение получаса.
«Опять что-то навесят помогать», – беззлобно подумал Кашалот, привыкший к визитам представителей различных правоохранительных учреждений, часто наведывавшихся для консультаций по новой для них электронной оргтехнике.
Однако на этот раз он ошибся.
Подполковник Кузьмичев, предъявив служебное удостоверение и постановление прокурора на изъятие документации, касающейся совместной деятельности «Информсервиса» с частным предприятием «Югэкспо», потребовал представить договор, если таковой имеется, а так же платежное поручение и банковскую выписку.
Кашалот сперва не мог сообразить, о каком таком «Югэкспо» идет речь, как вдруг его прошибло холодным потом: да ведь это та самая подставная лавочка, через которую он по просьбе Зямы перечислил деньги «Информсервиса» якобы на приобретение нового оборудования…
Замешательство не скрылось от проницательного взгляда опера. В присутствии двух понятых был составлен акт изъятия и опер увез документы.
Через час опер позвонил снова и попросил Кашалота утром следующего дня приехать в отдел, где его должны будут допросить, как свидетеля, по делу о фальшивом предпринимательстве частного предприятия «Югэкспо».
Кашалот выпил для снятия стресса водки. Печальный опыт общения со служителями Фемиды у него уже, к сожалению, имелся.



...Лет десять тому один знакомый из обкома партии попросил взять на работу свою приятельницу, знающего бухгалтера и к тому же хорошенькую и надежную во всех отношениях женщину. И все бы ничего, Петровичу как раз был нужен опытный бухгалтер, на место ушедшей в декрет работницы, смущало только, что обкомовская протеже отбыла в местах лишения свободы шесть лет, причем за хищения в особо крупных размерах на предприятии, где она работала главным бухгалтером.
Тем не менее Кашалот пошел начальству навстречу и Жанна – так ее звали – с большой пользой для «Информсервиса» проработала более двух лет в должности заместителя главного бухгалтера, после чего однажды пришла с письмом: уволить в порядке перевода на должность главного бухгалтера в областное управление.
Петрович понимал, что на такую должность без протекции большого начальства не попадают и искренне порадовался за Жанну. Между тем Жанна принесла еще одно заявление, завизированное юристом, в котором содержалась просьба обменять на дубликат ее трудовую книжку.
Предельно осторожный в таких вопросах, Петрович пригласил для консультаций юриста, который и показал ему новый указ, напечатанный в юридическом еженедельнике, гласивший, что человека, отбывшего наказание, нельзя преследовать всю жизнь клеймом в трудовой книжке и с этой целью разрешается выдавать ее, избавленный от зонных шифров, дубликат.
Кашалот подписал заявление и Жанна ушла начинать новую жизнь на новом поле деятельности с новой трудовой книжкой.
Прошло года два и Кашалота неожиданно вызвали к районному прокурору, который, брызжа слюной, кричал на него, вопрошая, с какой такой корыстью была выдана бывшему преступнику новая трудовая книжка и кто из секретарей обкома персонально просил об этом?
Кашалот, начисто забывший об этой истории, никак не мог понять в чем его обвиняют. Постепенно в процессе беседы со следователем прояснилось, что Жанна закрутила на новой работе какую-то фантастическую финансовую аферу, а когда ее прищучили, написала большое разоблачительное письмо в республиканский КГБ.
Там, по сложившейся традиции, дело спустили в областной центр, где, как раз в канун известных исторических перемен, честолюбивые люди в прокурорских мундирах, предвкушая громкие скандалы, сулящие новые должности и жирные куски, уже сучили ножками и рвались с поводка, исходя жаркой истомой от желания вцепиться в задницы своих вчерашних партийных патронов.
Без консультации с юристом Кашалот наотрез отказался давать письменные показания и прокурор, не задумываясь, отправил его на трое суток в следственный изолятор, чтобы тот среди уголовников и бандитов освежил свою память.
Когда через два дня Валерьяныч с юрисконсультом вызволили Кашалота, тот, до этого эпизода бывший человеком к власти лояльным, люто возненавидел существующий строй со всем его пенитенциарным режимом.
Дело в том, что прокурор, прочитав в издании, принесенном юристом, соответствующий указ и убедившись в правовой невинности Кашалота, не стал посыпать голову пеплом, уличенный в некомпетентности, что для правоведа равнозначно вступлению на путь беззакония, он не принес извинений, а чтобы оправдать задержание, прицепился к ошибке в подсчете трудового стажа при заполнении злополучной трудовой книжки, как будто это могло служить поводом для содержания под стражей.
Поначалу Петрович кипел от возмущения, жаждал удовлетворения, сатисфакции, и готовил большую «телегу» в областную прокуратуру, но потом остыл, поняв, не без увещеваний Валерьяныча, что плетью обуха не перешибешь, а против ветра плевать себе дороже.
Вот почему Кашалот и на этот раз, не теряя времени даром, помчался за советом к старому зубру  Валерьянычу.


Валерьяныч, не перебивая, внимательно выслушал принесенные Кашалотом последние новости и поцокал языком.
– Да-а, – резюмировал он, – хреновые дела.
Кашалот и сам это прекрасно понимал. Договор заключили неизвестно с кем. Ни товара, ни денег нет. Зяма исчез. А он сам, Кашалот, не сделал ни единого шага, чтобы прояснить ситуацию.
– В общем так, – заключил Валерьяныч, – главное не паниковать. Надо пойти и узнать, что им известно и чего от тебя хотят. Затем, кто ведет дело. Может быть, я этих людей знаю. Ну а люди есть люди, ко всякому можно найти подход. Если последует серьезное развитие событий, дашь мне доверенность и я, как юрист, буду представлять твою организацию. Понял?
Кашалот согласно кивнул.
– Что же касается предстоящего допроса, ничего конкретного старайся не говорить – забыл, не помню, не знаю, не уверен... И заруби на носу: как любил говорить нам в академии профессор Красноштанов, явка с повинной – добровольная дорога на скамью подсудимых. Да, и смотри внимательно, когда будешь подписывать протокол, чтобы не было перед подписью пустых строк. Всякое потом случается с этими пустыми строчками... В общем, не дрейфь. Бог даст, прорвемся.



В назначенное время Кашалот постучал в кожаную дверь кабинета, мысленно перекрестился и со словами: «Здравствуйте, я – Медведев Игорь Петрович», вошел.
В комнате за столами, уставленными компьютерами, сидели женщина и двое мужчин, в одном из которых Петрович узнал оперуполномоченного Кузьмичева. Второй мужчина – старший следователь по особо важным делам, полковник милиции Григорий Борисович Скворцов, в больших роговых очках, и внешностью, и манерой разговаривать скорее походил на директора завода, нежели на милиционера.
Следователь-женщина в чине майора, Татьяна Викторовна Паутинка – представительная дама лет сорока с высокой грудью, – хотя и не соответствовала невесомости фамильного образа, была тем не менее весьма привлекательна, если бы речь шла о других обстоятельствах.
Три цепких взгляда впились в Кашалота как крючья и следственная тройка приступила к перекрестному допросу.
– Вы, Игорь Петрович, – сказала Татьяна Викторовна, – приглашены для допроса, как свидетель по делу о фальшивом предпринимательстве.
Первое, что интересовало следователей, – с кем конкретно из представителей «Югэкспо» Кашалот, то есть Медведев Игорь Петрович, подписывал договор. Кашалот, подумав, ответил, что в «Информсервис» пришли двое ребят из «Югэкспо» проконсультироваться по ремонту оргтехники и в процессе разговора предложили свои услуги в приобретении оборудования. Условия были приемлемыми и он, как директор, согласился подписать договор.
– Вот так просто взяли и подписали с незнакомыми людьми договор на кругленькую сумму и тут же перечислили денежки? – ехидно уточнила Татьяна Викторовна.
– Да, а что тут криминального? – пошел в контратаку Кашалот.
– А знаете ли вы, Игорь Петрович, – продолжила следователь, – что «Югэкспо» занималась обналичкой денег, не уплачивая налогов, а так называемый директор этого предприятия, с которым вы юридически подписали договор, – она глянула в бумагу, – Виктор Иванович Ворон, – просто бомж, несколько месяцев назад потерявший паспорт, – он ипонятия не имеет ни о каком-таком «Югэкспо». Что вы на это можете ответить?
– Так в чем же здесь моя вина? – огрызнулся Кашалот. – Ко мне пришли люди, предъявили регистрационное удостоверение, – вот, кстати, перед вами его ксерокопия, – принесли договор. Я же не милиционер, чтобы в каждом видеть преступника. Кто-то же зарегистрировал это предприятие, с этих чиновников и спрашивайте.
– Спросим, со всех спросим! – присоединился к допросу Скворцов. – А вам нужно припомнить, кто приходил к вам с договором, мы должны выявить этих людей и принудить заплатить налоги. Бюджетникам нечем платить зарплату, пенсионерам – пенсию! Сами знаете...
Кашалот конечно знал. Валерьяныч рассказывал,  что зарплата в райотделах милиции выдается крупами, тушенкой и шестью видами водки.
– К сожалению, ничем не могу вам помочь, – ответил Кашалот.
И, что самое смешное, говорил он чистейшую правду – людей приходивших к нему заключать договор, он действительно не знал…
– Напрасно, Игорь Петрович. Ведь это и в ваших интересах. Уже более двух месяцев прошло, как  истек  срок договора с «Югэкспо», но ни оборудования, ни денег нет. Вы, как руководитель, никаких мер не принимаете. В лучшем случае – это преступная халатность! Мы еще приглядимся повнимательнее, чем ваше предприятие занимается. Вывернем весь ваш «Информсервис» наизнанку. Не сомневайтесь, дерьма там накопать можно столько, что мало не покажется!
– Не понимаю, о чем вы, – только и повторял Кашалот. – У государства не взял ни копейки, налоги плачу исправно...
– Ну, хорошо, – как бы переводя тему, вмешалась Татьяна Викторовна, – скажите, а Зиновия Марковича Флика вы случайно не знаете?
Кашалот замер.
– Знаю, конечно. В одном классе учились.
Все трое следователей переглянулись и, будто им полегчало, вздохнули.
– Вот он-то нас и интересует, ваш бывший одноклассник по прозвищу Зяма. Он-то и есть главный организатор сети фальшивых предприятий по обналичке денег. Вы давно его видели?
– Да нет, мы близко не общаемся. Он птица сов-сем другого полета. Имеет свой бизнес в Западной Европе.
– А параллельно с этим занимается преступной деятельностью у себя на родине, – подхватил Кузьмичев. – Вот и вас, Игорь Петрович, втянул в свою преступную деятельность. Пообещал купить оборудование, взял деньги и исчез. Так?
– Причем здесь оборудование и Флик? – отбивался Кашалот. – Это две большие разницы. Зачем все смешивать, давайте, мухи отдельно, котлеты отдельно.
– Ну ладно, – подвел черту Кузьмичев. – Не хотите помочь, не надо, обойдемся. Только как бы вам потом не пожалеть. Подписывайте протокол...
Кашалот внимательно прочитал написанное, перечеркнул z-образным вензелем оставшиеся пустые строки, как учил Валерьяныч, поставил подпись и, не веря в то, что допрос окончен, продолжал вертеть в руках шариковую ручку.
– Я что, свободен? – осторожно спросил он.
– Пока, – многозначительно ответил Кузьмичев.



Выйдя из райотдела Кашалот глянул на часы – допрос продолжался почти пять часов.
Пережитая нервная встряска требовала разрядки. Он взял две бутылки водки и поехал к своему давнему другу Тосику.
«Морзак Тосик» – так его называли – был начальничком небольшого монтажного управления,  расположенного поблизости от центрального стадиона. «Морзак» – сокращенная версия «морж в законе» – представляло нечто вроде звания, негласно учрежденного в среде пламенных сторонников ледяных морских ванн.
В офисе Тосика часа за два перед началом футбольных матчей всегда собирались фанаты из числа руководителей предприятий средней руки, баловались водочкой, обедали, а затем дружно шли болеть за любимую команду.
Тосика, как надежного друга и человека, плававшего в стороне от торных караванных путей товарного бизнеса, и попросил Кашалот некоторое время назад припрятать заветные Зямины бумаги в скромной целлулоидной папочке.
Кашалот застал Тосика одного, сидящим за пишущей машинкой, медленно, одним пальцем выпечатывающим процентовки.   
– Салям-алейкум, – сладкопевно приветствовал Кашалот друга, любившего при случае намекнуть на восточные корни своего кривоколенного, вроде саксаула, родового дерева, хотя папу имел мелитопольского еврея, а мама была молдаванка.
– Дорогой, так нельзя, ты себя совсем не жалеешь. Пусть русские работают, – растягивал слова Кашалот, – Садись за стол, будем водку кушать!
Друзья обнялись, накрыли «полянку» и распили бутылку. Тосик понимал друга с полуслова.
Но едва Кашалот принялся излагать Тосику невеселые перипетии пережитого дня, как без стука вошли четверо молодых стриженных парней в мотоциклетных куртках. Одним словом – «качки».
– Здорово, отцы, – ничего хорошего не предвещавшим тоном бросил один из них. – Если я правильно понимаю, мы имеем здесь видеть самого Кашалота?
– Что-то не припоминаю, чтоб мы с вами были знакомы, – отозвался Петрович. Заявившаяся компания ему определенно не нравилась.
– А это и не имеет значения. Мне, главное, вычислить твою личность, – нагло глядя в глаза ответил «качок». – Есть информация, что ты прячешь бумаги твоего кореша Зямы. У нас заказ от очень серьезных людей эти бумаги найти и взять. А чтоб ты понял, насколько это серьезно, скажу, что есть и другая установка – если бумаги не отдашь, тебя придется замочить.
– Что-то я не понимаю, о чем идет речь, – пробурчал Кашалот.
– Сейчас поймешь, – процедил «качок» и резким апперкотом в подбородок сбросил Кашалота со стула. Петрович, ударившись головой о дверной косяк, потерял сознание.
Пришел в себя Кашалот от щекочущего неприятного запаха лившейся на него жидкости.
«Бензин», – мелькнуло в шумевшей и кружившейся беспорядочно голове.
Рядом на полу лежал окровавленный Тосик и смотрел на него немигающими, полными ужаса глазами. Поэзия бандитской романтики хороша у Бабеля, в нее даже приятно поиграть, походить где-то рядом, зная два-три жаргонных словечка, но не дай бог ощутить на собственной шкуре.
– Ну, что будем делать дальше, мужики? – спросил бригадир «качков», вынимая из кармана зажигалку. – Закурим?
Кашалот безмолвно кивнул Тосику.
– В красной папке под телевизором, – прохрипел поверженный Морзак, сплевывая кровью.
– Ну вот и умнички! – одобрительно воскликнул бригадир, извлек из-под телевизора злополучную папочку, пролистал лежавшие в ней документы и удовлетворенно кивнул.
– Ладно, мужики, пока живите. Извиняйте, если что не так...
И, довольная успешно завершенным предприятием, компания покинула приведенное в некоторый беспорядок помещение.


После пережитого кошмара друзья все же приговорили вторую бутылку и Кашалот – избитый, пьяный, провонявший бензином, с недостающими зубами – поздно вечером заявился домой. Жена Инга была в шоке. За пять лет совместной жизни таким она видела его впервые.
...С Ингой они познакомились в мастерской одного художника, где Инга, журналист по профессии, готовила телепередачу.
Они сразу понравились друг другу и по окончании завершившего съемку невинного фуршета, плавно перешедшего в основательную попойку, Кашалот пригласил Ингу к себе на чашечку кофе, а спустя неделю она перевезла к нему свои вещи.
Инга была моложе на двенадцать лет и совершенно удовлетворяла его как женщина. Замечательным оказалось и то, что теперь, придя домой, он всегда мог поесть горячего борща, а наутро одеть свежую, выглаженную рубашку.
В профессиональную жизнь Инги Кашалот не вникал. Вот уже несколько лет она была ведущей популярной телепрограммы «Земля и ноосфера», где знакомила горожан с вошедшими в моду экстрасенсами, ясновидцами, астрологами и знахарями, проповедующими нетрадиционные методы лечения и столь же сомнительную философию.
Кашалот относился ко всему скептически, однако, мнения свои держал при себе.
Инга также не вникала в дела Кашалота, но сейчас положение было таково, что не объясниться было просто нельзя.
Приняв горячий душ, Кашалот за ужином выложил все и с горечью подытожил, что не знает, как разорвать эту цепь опутавших его неприятностей.
Инга выслушала внимательно, не перебивая.
– Знаешь что, Игорь,– сказала она наконец,– сходи-ка ты завтра в церковь.


В шесть утра Кашалот, как всегда, пошел на море. Ничто не могло заставить его изменить привычке.
Море в этот сентябрьский день было тихим, спокойным, температура воды – градусов семнадцать и Кашалот, не торопясь, размеренными гребками, поплыл к бакену, обозначавшему фарватер для пассажирских катеров.
Расстояние до бакена и обратно к берегу соответствовало морской миле. Он плыл и прокручивал в голове всю цепочку пережитого за последнее время, как вдруг вновь скользнула, наподобие бледной глубинной тени, посещавшая уже как-то мысль:
– Цепь! Да, все началось с той золотой цепи, которую подарил Зяма.
Выйдя на берег, он ополоснулся под струей холодной воды, бившей из артезианской скважины, растерся полотенцем и пошел на работу.
Сегодня он немного изменил маршрут, чтобы, по совету жены, зайти в церковь.
Есть Бог или нет – такого вопроса перед Кашалотом не стояло, человек он был по своему верующий. И чем дольше жил он на свете, тем больше убеждался в том, что все далеко не так просто, как это представляли воинствующие атеисты.
Кашалот не сомневался, что миром правит Высший Разум и, как лицо, имеющее отношение к кибернетике, представлял Его себе в образе сверхмощного компьютера, познать природу и цели которого человеку не дано.
Что  касается  обрядовой,  литургической  стороны религии, то она его не привлекала.
Кашалот ценил иконопись, дома висели три довольно приличные иконы, но это было преклонение скорее перед художественными достоинствами изображения, чем пред трансцендентными качествами «оригинала». В свое время Кашалот бывал в Иерусалиме, где кроме Храма Гроба Господня, посетил и святыню мусульман – мечеть Омара, и место паломничества евреев – Стену Плача. Доводилось ему бывать в соборе Святого Петра в Ватикане, в буддийских храмах Японии и Индии, куда он ездил в служебные командировки или по профсоюзным путевкам в доперестроечные годы.
Кашалот не сомневался, что все четыре главные религии мира в своей сути не противоречат друг другу и имеют много общего. Тем более казались невразумительными противоречия между основными христианскими конфессиями: православием и католичеством.
Как-то ему случилось увидеть документальный фильм «Ладони», о глубоко верующем человеке – калеке без пальцев на руках, – для которого, в его вере в Бога, вопрос, как креститься, двумя или тремя перстами, не имело абсолютно никакого значения.
И вот сейчас Кашалот, не без некоторого душевного трепета, вошел в храм. И перекрестился.



Несмотря на ранний час в церкви уже находились несколько человек молящихся.
Кашалот бывал здесь и раньше. Он не спеша прошел по храму, разглядывая как бы заново иконы и росписи внутренней части купола.
Неожиданно для себя он остановился у небольшого образа Божьей Матери с Младенцем. Поперек иконы под стеклом висела золоченая цепочка с крестиком. Кашалот внимательно вглядывался в святой образ, пытаясь постигнуть таинство происходящего здесь с людьми духовного преобразования.
Из закоулков памяти всплыли слова молитвы «Святые помощи», которой в раннем детстве научила его бабка, Клавдия Петровна.
Кашалот беззвучными губами прочитал молитву.
«Господи, – подумал он, – возврати мне прежнюю спокойную и безмятежную жизнь...»
В это мгновенье пол под его ногами как будто слегка задрожал.
«Что это? – заволновался Кашалот. – Неужели землетрясение?»
Неожиданно один конец цепочки, висевшей поперек иконы, оборвался и упал книзу. Он огляделся. Вокруг никто, похоже, не ощутил толчка, как будто это произошло только для него одного.
Кашалот оцепенело стоял, глядя на икону. Вдруг на него словно нашло озарение. Он быстро вышел из храма на улицу.
Теперь он наверняка знал, что надо делать.



Дул «молдаван», море штормило. Метрах в ста от волнореза покачивалась лодка, с которой рыбалили двое парней, и Кашалот, чтоб иметь какой-нибудь ориентир, взял курс на нее.
Морская волна освежала, ее накатывающийся  рокот будоражил кровь.
– Цепь, да, конечно же, это цепь!
Зяма, кажется, говорил, что купил ее по случаю в ломбарде. Может, какой-то неудачник сдал ее, чтоб «поддержать штаны», а может, и совсем по другой причине. Потом и у Зямы не заладилось с этой цепью и он подарил ее Кашалоту...
Несомненно, цепь эта обладала какой-то негативной кармой и передавала ее от одного своего владельца другому.
От цепи надо избавляться.
У Кашалота тоже была знакомая в магазине золотых и серебряных изделий и «штуку баксов», не торгуясь, за цепь можно было легко выручить.
«Но ведь цепь эта опять попадет в чьи-то руки и снова будет приносить несчастья!» – подумал Кашалот, загребая все дальше и дальше.
В своей сознательной жизни Кашалот стремился по возможности не делать зла, исповедуя основной христианский постулат – не желай другим того, чего не хочешь себе.
«Надо принести это золото в жертву морю», – решил Кашалот и на минуту подумал, а не поехала ли у него крыша. В том, что друзья точно сочтут его вольтанутым, расскажи кому он об этом – сомневаться не приходилось.
Но Кашалот был человеком решительным. Сняв с шеи цепь и слегка подбросив на ладони, словно  прикидывая на вес сверкающее на солнце золото, он без сожаления разжал пальцы...



...Генерал милиции Коротченя, сложив руки за спиной, стоял у открытого окна своего служебного кабинета и смотрел в небо, как набирает высоту реактивный пассажирский самолет.
«Не наш, – с грустью подумал он, – “Боинг” или, может быть, “А-300”. Да, иностранных авиакомпаний развелось, как собак нерезаных. А наших-то самолетов практически и не видать. Неконкурентоспособны»...
Он прошелся по кабинету. Вот и завершилась операция «Сети». Вчера он подводил итоги с личным составом. Многие офицеры, следователи и оперативники поощрены руководством. Оперуполномоченному Кузьмичеву досрочно присвоено очередное звание, а следователь Паутинка повышена в должности и переведена на место старшего следователя по особо важным делам Скворцова, которого, после подведения итогов, торжественно проводили на пенсию, подарив на память музыкальный центр. Ну и, как водится, выпили по рюмке. Не удержался Скворцов, растрогался, даже всплакнул. Что ж, понятное дело, все-таки всю жизнь в органах... Можно было бы его подержать еще пару лет, следователь он многоопытный, но где там... Если уже дошло до того, что зарплату в органах начали выдавать водкой...
А ведь сколько ими делается для государства! Взять, хотя бы, только что завершенную операцию «Сети». Через арбитражные суды за неуплату налогов и фальшивое предпринимательство с сотен предприятий взысканы штрафы, пошедшие на пополнение бюджета.
И не только... Об этом мало кто знал... Недаром министр похвалил лично его, Коротченю, на недавнем совещании в столице, а затем, пригласив к себе в кабинет, угостил рюмкой пятидесятилетней выдержки правительственного коньяка...
Обводными каналами часть этой внебюджетной валютной реки, в которую можно было войти и дважды, и трижды, направляется умелыми политическими мелиораторами на финансирование предвыборной компании Президента...
Умудренный жизнью седой генерал знал и о многом другом.
О том, что население державы за прошедшие два года сократилось на четыре миллиона человек. И не только за счет того, что смертность стала превышать рождаемость. Десятки  тысяч  разорившихся средних и мелких предпринимателей, не выдержав чиновничьего беспредела и налогового прессинга, отправились искать счастья в чужие края.
Экономика страны в результате так называемой приватизации, которую можно сравнить с каперским   грабежом судна, взятого на абордаж, полностью парализована.
Но, какая-то необъяснимая вязкая политическая стабильность все же отличала его страну от других прежних республик распавшейся империи, где, раздуваемые амбициозными карликовыми вождями, бушевали пожары межнациональных и межрелигиозных страстей.
Переизбрание президента на второй срок должно стать гарантией того, что народ сумеет пережить окаянные времена и в недалеком будущем станет процветающим обществом...


Кашалот уже начинал задремывать, уткнувшись в экран телевизора, где схлестнулись в пылу полемики два купающиеся в своей популярности политика, когда Инга растормошила его и подала телефон. Звонил Зяма...
Кашалот аж подпрыгнул от неожиданности. Он быстро-быстро, словно боясь того, что связь прервется, стал рассказывать другу обо всех происшедших с ним неприятностях. Зяма молча слушал.
– Понял тебя, Петрович, – наконец проговорил он, – Ситуация под контролем. Завтра в семь утра я тебе перезвоню.
...В условленное время раздался междугородний телефонный звонок.
– Слушай меня внимательно, Игорь, – сказал Зяма, – Сегодня утром фирма «Мираж» загонит на твой расчетный счет деньги, как возврат при форс-мажорных обстоятельствах, тебе принесут письмо, что проплата сделана за мою фирму. Так что, пацан, спи спокойно, у ментов на тебя ничего нет. О бумажках тоже не волнуйся, Мастодонт и компания с ними засветились и теперь это обойдется им еще дороже. Ну, а что касается двух выбитых зубов, то мы их вставим здесь, на Кипре. Через пару дней тебе доставят авиабилеты, отдохнешь у меня недельку за счет «лесопилки» – ты заслужил...



В то время, как генерал милиции Коротченя следил из окна своего кабинета за инверсионным следом «Боинга», сидевший на его борту Кашалот ломаным английским объяснялся со стюардессой авиакомпании «Люфтганза», обслуживающей рейс на Лимасол.
Стюардесса предлагала прохладительные и горячительные напитки. Кашалот очень любил виски, тем паче, на движущемся барном столике красовалась его любимая марка «Джони Уолкер Блэк Лэйбл». Но он знал, что на иностранных авиалиниях в жизни не поймут, что такое сто или сто пятьдесят грамм – наливают не больше унции.
Поэтому, улыбаясь стюардессе обаятельной беззубой улыбкой, заказал бутылочку содовой и две двойные порции виски. Перелив виски из двух стаканов в один, он заявил, что это норма породистого мужчины.
Стюардесса мило улыбнулась и кокетливо поставила перед Петровичем на откидной столик прямоугольную бутылочку вожделенного «Уолкера».
Кашалот расслабился, зажмурился и залпом выпив согревающую душу янтарную жидкость, застонал от удовольствия.
Жизнь снова представлялась ему удивительной и прекрасной...

1998 г.