«… и Днепр устами устья своего
целует города натруженные руки».
Леонид Вышеславский.
Часть первая.
1
“Папа Володя” несколько сгустил краски, когда говорил тогда в Мурманске: “Будешь ты в своем Херсоне гвозди гнуть!”
Гвозди гнуть я конечно не стал. А вот принять, некоторое время, самое непосредственное участие в сооружении плавучих доков, (как для отечественных заказчиков, так и для зарубежных), мне таки довелось.
В отделе кадров судостроительного завода “Паллада” покривились, поморщились на последнюю запись в моей трудовой книжке, где чёрным по белому было начертано: “Уволен за прогулы”. Однако взяли всё же, в механический цех, на должность слесаря-монтажника 3-го разряда.
Спасибо развитому социализму — безработицы у нас тогда не было. Даже наоборот — везде требовались рабочие руки.
Завод “Паллада”, (или как он раньше назывался “Судобетонверфь”), строил, как я уже говорил, плавучие доки. Сначала они были полностью бетонными, вернее железобетонными. А потом их начали изготовлять композитными, — то есть основание — понтон, оставался по-прежнему бетонным; а вот башни, справа и слева от стапель-палубы, сваривались уже из стали.
Башня — это такая железная пятиэтажка, без окон и балконов; и с подъездами на крыше называемой топ-палубой.
В понтоне находятся балластные отсеки, а также мощные осевые насосы. А в башнях: дизель-электростанция, котельное отделение и прочие служебные помещения с электрическим и механическим оборудованием.
Постановка судна в док осуществляется следующим образом. На понтоне, — на стапель-палубе согласно чертежу, имеющемся на каждом пароходе, выкладывается и закрепляется постель из деревянных, пропитанных специальным составом, брусьев. Постель эта как бы повторяет контуры днища судна.
Затем в подводной части понтона, с помощью электромоторов открываются клинкетные клапаны большого диаметра, и вода самотёком поступает в балластные танки. Док начинает погружаться на заданную глубину, в зависимости от осадки заводимого в него судна. Бывает, что на поверхности остаются лишь верхушки башен в два - три метра высотой; а всё остальное, как у айсберга, находится под водой.
Пароход заводят между башнями, словно лошадь в стойло; насосами откачивают воду из понтона и док всплывает вместе с судном. Вот примерно и популярно вся технология постановки судна в док.
Херсонское судостроение началось одновременно с закладкой города. И когда императрица Екатерина Вторая прибыла со свитой и иностранными наблюдателями проинспектировать чего там наворочал светлейший князь Потёмкин-Таврический в новоприобретённых землях, то новенькая эскадра уже красовалась на широком плёсе напротив Херсона.
Вообще-то идею с алыми парусами Грин спёр, похоже, у Потёмкина. В качестве адмиральского катера для Верховной Главнокомандующей соорудили галеру. А паруса у неё, — для пущего форсу, были сшиты из красной парчи.
Матушка Екатерина была женщиной,...да ещё какой женщиной! Поэтому и не утерпела похвастать обновкой перед “интуристами”.
— Флот, господа, у меня растёт так, что не успеваем простое полотно на мануфактурах ткать. Вот и приходится парчу на паруса пускать. Дороговато конечно, ну да что поделаешь?
Екатерине Второй, кстати, хвастаться было чем. Ни до неё, ни после, имперский флот не достигал такой мощи... ну разве что ещё один раз... при другом самодержце — Леониде Ильиче Брежневе.
Позже боевые корабли, для Черноморского флота, стали строить в Николаеве; а херсонские корабелы занялись сооружением торгового флота. И к тому времени когда я подался в судостроители, на громадном, низком и плоском, как блин, песчаном и болотистом Карантинном острове, лежащем за Кошевой протокой напротив Херсона, располагались: судоремонтный завод имени Куйбышева — ремонтировавший рыболовные сейнеры и траулеры, а также китобойцы; завод имени Коминтерна — строивший новые, и ремонтирующий уже эксплуатирующиеся речные суда; завод “Паллада” — делавший плавучие доки и судостроительный завод, сооружавший огромные океанские суда.
Кроме того, здесь ещё находились: новый жилой микрорайон “Корабел”, гидропарк и рыболовецкий колхоз имени Кирова со своим посёлком.
И всё это хозяйство занимало едва ли половину острова. А другая его половина по-прежнему оставалась, пока, покрытой камышовыми плавнями.
Бетонная коробка механического цеха вытянулась вдоль Днепра почти параллельно берегу, отделяясь от него лишь небольшим то ли сквериком, то ли садиком. В нём, в тёплое время, в обеденный перерыв, на травке в тени деревьев устраивали себе “адмиральский час” слесари-монтажники.
Всех бригад в цеху было четыре. Одна из них занималась установкой на доках дизель-генераторов и паровых котлов. А также помогала шеф-инженерам заводов-изготовителей их налаживать и обкатывать. В этой бригаде собралась, пожалуй, почти вся рабочая аристократия цеха, — ниже пятого разряда слесарей там не было. Ну и заработки были соответствующими квалификации.
Другая, — монтировала насосы и забортную арматуру . И тоже зарабатывала неплохо.
Были ещё две — выполнявшие остальную работу, которая характеризуется народной украинской поговоркой так: “много — та дурного”.
Вот в одну из этих последних двух я и попал. Она же была и самой малочисленной, и состояла из: бригадира Толи, его зама Гриши, дяди Пети и меня.
Толя являлся великороссом, а также страстным рыбаком и владельцем дюралевой лодки с подвесным мотором. Жил он с женою и дочкой тут же рядом, в одном из бараков располагавшихся сразу за заводским забором.
Гриша — заслуженный холостяк, был похож на, (как теперь модно говорить), лицо кавказской национальности, и обитал в общежитии.
Дядя Петя — чистокровный украинец, имел жену, взрослую дочку, маленького сына и частное владение в виде домика и нескольких соток земли, тоже на острове, в посёлке возле рыбколхоза.
Один я — полукровка, жил у чёрта на куличках, — в смысле на другом конце города; и добирался до работы ни как не меньше часа.
Дядю Петю назначили наставником, и моя береговая трудовая деятельность началась. Да, действительно, гвозди гнуть мне не пришлось. Мы с дядей Петей делали дырки. В железных швеллерах фундаментов под оборудование и механизмы, а также в обрешетнике и в плитах пайол — рифлёных металлических листах, образующих настил в помещениях. Для этой операции нам приходилось таскать на себе, по крутым трапам достраивавшихся на воде доков, воздушную турбинку и бухту резинового шланга. И то и другое весило гораздо более десяти килограммов каждое.
Дни аванса и получки считались праздничными, и согласно освященной веками традиции, должны были заканчиваться обильными возлияниями в складчину. «Банкеты» обычно проходили в кафе-стекляшках типа “Рваные паруса”, “Слёзы рыбачки”, “Паутина” и тому подобных забегаловках.
Таких нагрузок мой организм выдерживать ещё не научился. Поэтому, обычно, честно внеся свою долю в финансирование мероприятия и выпив с коллегами первый стакан так любимого южанами красного креплёного вина я, под очередным выдуманным предлогом, малодушно старался покинуть коллектив.
Меня, почти всегда, милостиво отпускали, заставив правда хряпнуть ещё один стакан “чернил”, теперь уже “на коня”.
Ну, вот и приплыли! Ставка — больше чем жизнь... где-то около двухсот рублей “грязными”. Работа не по специальности..., прощай честолюбивые мечты, о чёрном стармеховском берете и тяжелом бронзовом значке механика первого разряда. Всё! Приплыли греки — привезли маслины. Тихая, спокойная, семейная жизнь. По выходным можно с женой и ребёнком прогуляться по парку. И даже позволить себе кружечку пива. Ну, чем тебе не идиллия? Выходит, прав таки оказался “папа Володя” насчёт гвоздей?
Но капризница судьба решила ещё разок мне улыбнуться....
--------------------
арматура - клапаны, задвижки, вентили.
Продолжение следует.