Плужник

Юрий Ткачев
      Плужник – это наш новый командир береговой базы катеров.  До этого он командовал постами рейдовой службы,  имел в своём подчинении несколько мичманов и матросов, служил без особых хлопот и в ус не дул. Погоны каптри Анатолий Григорьевич носил уже шестой год и теперь подался за очередным флотским званием  на нашу бербазу.  При достаточном служебном рвении тут была перспектива получить второго ранга.         
      После спокойной и размеренной жизни по распорядку дня – два выходных в неделю! – Плужника закрутило, потащило и утопило в пенном омуте нервной и непредсказуемой службы на бербазе.
      Половина моряков  – чернявые и смуглые, были представителями братских азиатских и кавказских республик, остальные являлись славянами, списанными с боевых кораблей за пьянство, самоволки и ****ство. И если первая половина личного состава плохо понимала по-русски и всё делала не то, что надо, то вторая половина, дыша в сторону перегаром, отвечала «есть!» , выпучивая от мнимого усердия глазные яблоки, и ничего не делала или делала небрежно, на скорую руку.
    Фамилий, имён и отчеств офицеров бербазы, тем более мичманов и матросов  Плужник не знал и не хотел даже запоминать. 
    А всех просителей с катеров - получателей имущества Плужник называл ё..ными  негодяями. "Ё..ный негодяй! Вы опять ко мне?"
    А всем этим негодяям – дивизионным офицерам и мичманам  постоянно что–то было от него надо. Они приходили с накладными на продукты, обмундирование, спирт, противогазы, горючее... Ловили Плужника в коридорах, на складах, в сортире. Начальство вызывало срочно в неурочное время. Глубокой ночью звонили домой.
   – Тащ..щ.., Зубков не хочет нас заправлять соляром, – горько жаловался на  начальника службы ГСМ  какой–нибудь  мичман  Пупкин, – а с утра выход на сдачу задачи  «ка - три».   
       При появлении в кабинете очередного просителя  Плужник нервно подскакивал со стула.
   – Утомился я уже с вами, у..у..у! Чего на..а..адо? – тоскливо стонал он.
        Плужник – небольшого роста, с тёмным от военных невзгод и бывших бурных излишеств лицом, суетливый мужичок. Он величайший матерщинник. При всём этом никогда никому не «тыкал», даже последнего зачуханого свинаря подсобного хозяйства матроса называл на «вы». Причём дикое сочетание вежливости и мата подвергало подчиненного в ступор.
    – Товарищ матрос! Вы  х..! – набрасывался  Плужник на  свинаря. –  Да! Вы! Вы! Отродье трудолюбивого таджикского народа! Ответьте мне, почему сдох поросёнок ?
     – Тащ..щ..щ! Кушять нэ хатэл, аппэтит нэт совсем у свинки, да..а!
     – А куда делось "свинкино кюшать"! Сознайтесь, вы сами сожрали пищевые отходы из столовой или продали налево?
     Таджик, естественно, сознавался, что сожрал.  А как же иначе, ведь за то, что он толкнул населению шесть лагунов остатков пищи из  береговой столовой за две бутылки самогонки,  могли и на губу посадить.
    – Сожрал, тащ..щ, – отвечал свинарь, – кушять хатэл.
    – Шесть лагунов? – ужасался командир бербазы.
    – Товарищи, однако, помогали. Начпрод тоже был, - нагло врал таджик.
      Такое, конечно, было трудно представить.
      Сюрреализм. Сальвадор Дали отдыхает. Вокруг грязного лагуна с пищевыми отходами пять азиатов во главе с их начальником старшим лейтенантом Токаревым зачерпывают ложками лакомство  и едят, причмокивая от удовольствия. Тем не менее, эта неправдоподобная, фантастическая версия Плужника устраивала. Воровство с подсобного хозяйства каралось очень строго командованием бригады ракетных катеров, и он сам мог пострадать. Заканчивался его «испытательный срок» и кадровики вот-вот будут писать представление на очередное звание.
    – Ещё раз сожрёте, дембель на год задержу.
      Таджики тряслись, они свято верили во всемогущество командира бербазы и  боялись, что вместо трёх лет будут служить четыре, а то и пять.
      Через два месяца Плужник практически перестал ходить домой. Наверно,  надоело мотаться по ночам из противоположного конца Владивостока, где он проживал, на Улисс. По крайней мере,  вечером Анатолий Григорьевич закрывался в своём кабинете и оттуда уже не выходил. За все прегрешения личного состава ему комбриг и начпо по очереди регулярно вставляли «фитили».
      Бербаза жила своей ночной жизнью. Офицеры – холостяки садились играть в преферанс, «годки» кучковались в котельных. Дежурный по береговой базе проводил вечернюю поверку и  отлавливал самовольщиков.
      За короткое время  Плужник набрал столько выговоров, строгих выговоров и «неполных служебных соответствий», что этого было достаточно, чтобы НИКОГДА не дать ему звания капитана 2 ранга.   Прослужил  Плужник  у нас целых девять месяцев, а когда уходил с понижением, то истерически смеялся и потирал ладошки, как Понтий Пилат. Умыл руки, сдал бербазу новому страдальцу.