В садике долго шел ремонт, и воспитательницы на нас все время кричали, чтоб мы не лазили, не трогали, не тащили в рот… А когда ремонт закончили, там, где раньше был чердак, образовалась большая спальня. Для старшей группы. Берта Бенедиктовна сказала: «Вот, дорогие дети, мы для вас спроектировали и построили специальную спальню, а то тесно было у нас. А теперь – не тесно. И поэтому, паразиты, не вздумайте пачкать стены и полы, а то вылетите у меня из садика, как пробка!!». Потом она пошла показывать нам наши кровати, и нас с Ленькой разложили друг от друга по разным углам, потому что мы дурно влияли друг на друга. Вот глупости! А рядом со мной положили Светку – «кобру». Потому что она очки носит. Вообще, она ничего себе так, но только много воображает, потому что уже читать и писать умеет. У нас, кроме меня и Леньки, еще трое умели читать, но мы же не воображали из-за этого… А у Светки мама работала в книжном магазине. Директором. Вот они со Светкой вместе и воображали, как хотели… Подумаешь! У меня мама работала бухгалтером в Госбанке, это вам – Госбанк, а не магазин какой-то… Так что, я от этого буду воображать?
Ну, и ладно, Светка, так Светка… Вечером нас пораньше отправили спать, чтоб мы привыкли к новым местам и кроватям, а когда Ленькина мама пошла успокаивать среднюю группу, мы стали привыкать! По кроватям прыгали, подушками кидались, в окна выглядывали – и все шепотом, чтоб нам никто не помешал. Потом мы устали, и разошлись по своим койкам и совсем замолчали, потому что пошел сильный дождь, и началась гроза. Дождь громко стучал по нашему чердаку, мы такого никогда раньше не слышали. Поэтому к нам поднялась Ленькина мама, спросила, как мы. И велела нам ничего не бояться, потому что мы уже большие, а это просто гроза, и она скоро кончится. И еще она сказала, чтоб мы не трогали железные кровати, а то молния может ударить, мало ли что…
Когда она ушла, Ленька захихикал и сказал, что это все пережитки суеверия, и осторожно дотронулся до своей кровати. Сжал спинку рукой и хихикает… Он говорит, что мог бы даже на улицу пойти и до ворот железных дотронуться, а только неохота мочиться. Но мы, на всякий случай, тихо лежали и до кроватей не дотрагивались. А Светка говорит: «Все мальчишки трепачи и трусы!». Ленька из своего угла шипит: «Много ты понимаешь, воображала!». Но она его не слушает. Она на меня смотрит и опять говорит: «Хвастуны и трусы. Все!». Она всегда спала без очков, но далеко от меня. А тут, я смотрю, у нее глаза такие…, не знаю, как у кошки на мышу…. Смотрит на меня и шепчет: «Трусы и задаваки. Все!».
Тогда я встал и говорю ей: «Смотри в окно...». Всем говорю, смотрите в окно, а сам пошел из спальни. Я спустился на первый этаж, там одел чьи-то взрослые калоши, снял с дверей крючок и вышел во двор. Дождь был теплым. Это было хорошо. Я пошел к воротам, оглянулся, а ребята все из окон уставились на меня, я попрыгал на одной ножке, чтоб видели, как я не боюсь. Молнии сверкали у меня над головой, а потом - гром! Прямо по голове! И было очень хорошо дышать! И я даже захотел полететь туда, в небо, где молнии. Но я на одной ножке поскакал к воротам. Вообще-то ворота были на ремонте, а вместо них висела толстая железная цепь, чтоб чужие машины во двор без спроса не заезжали. Я сел на цепь, посмотрел на окна, там все глаза выпучили, но лиц было не разобрать: темно и далеко, поэтому я Светку не увидел. Я немного покачался на этой цепи и уже хотел пойти обратно, а тут вдруг ко мне приплыл маленький, горячий, желтый шарик…Как лампочка матовая. Он тихонько шипел и качался. Вернее, это дождь от него шипел, поэтому вокруг шарика немного пару было. Шарик плавал не очень высоко, ну, примерно около груди у меня. Я хотел подойти к нему, чтоб лучше рассмотреть, а он стал улетать от меня, как будто поиграть решил. Так и не пустил меня близко, потом вильнул за дерево, за кусты, и там в кустах, как грохнет, как зашипит! И белый дым пошел. Или пар, я не знаю. И так неприятно, сильно запахло… и еще темно стало. Я побежал в спальню, чуть не наткнулся в коридоре на Ленькину маму, калоши скинул, и прямо мокрый прыгнул в кровать.
Ребята так все около окон и стояли, когда Ленькина мама пришла. Она посмотрела на них, потом на меня, и приказала всем лечь. Подошла ко мне и спросила, почему я не смотрел в окно, как все. Я ничего не сказал. Она потрогал мне лоб, волосы, майку… Сразу молча сняла с меня мокрую мою одежку, перевернула матрас и одеяло, опять уложила меня и пошла Леньку щупать. Потом потрогала близнецов, постояла, подумала, кого бы еще потрогать. Но не придумала, вернулась ко мне и тихо-тихо сказала: «Еще раз встанешь – убью!». Но Светка все равно услышала. Когда Ленькина мама ушла, Светка тихо заползла ко мне под одеяло, обняла меня и сказала в самое мне ухо: «Не дрожи, понял? Это раз. А во-вторых, ничего она не убьет, она добрая – это два».
Мне от Светки сразу стало так тепло, аж жарко. Но я все равно лежал тихо и не шевелился. И Светка не шевелилась. И ребята все лежали молча, может, спали, а может, так молчали…А я не спал. Было очень жарко, и в голове у меня за ушами вдруг часы застучали, громко так: «Бум – бум – бум!!». Я даже испугался, что Светка услышит. Но она спала. И дождь прошел, и гроза прошла, и все спали, и было очень тихо. Только мои часы грохотали в голове. А потом они остановились, потому что Светка от меня немножко отодвинулась. И я стал на нее смотреть - какая Светка, когда спит.
Она была как всегда, только глаза стали красивые, а не выпученные, как в очках. А может быть, потому что были закрыты… А губы у нее стали - наоборот, большими, как будто она наелась шелухи от грецких зеленых орехов. И над верхней губой - маленькие капельки пота. И нос вспотел. И еще от нее сильно и вкусно пахло. Мы раз, давно уже, были с мамой на ярмарке, и там в одном каком – то павильоне примерно так же вкусно пахло… Я тихо потрогал Светку за нос, и за губу, но пальцы мои ничем таким не запахли. Тогда я понюхал под одеялом и понял, что запах идет оттуда – снизу. Я залез рукой под одеяло и стал искать, где он. Ночнушка у Светки задралась, и от живота немного пахло, но не сильно, и я стал искать дальше, ниже – по трусам, а потом я их тихо отодвинул и нашел место, которое так вкусно пахло! Мне опять стало жутко жарко и часы забухали только уже не в голове, а под животом. И писька вдруг стала такая твердая и горячая, что я испугался.
У меня уже так было один раз. Когда мы гуляли в саду, и мне в письку муравей залез. Писька тоже стала твердой и горячей. И было больно немного. И я не знал, что делать. А тут как раз Светка вертелась, спрашивает, что я тут вытанцовываю… Я ей рассказал про муравья, а она сказала, чтоб я просто пописал, и все. У нее тоже так было из-за муравья, так она и не думала танцевать, потому что это глупо – пописала и все. Я так и сделал, и муравей из меня выскочил, а Светка говорит: «Вот видишь, как просто?!».
Я сразу про муравья вспомнил, но муравья-то тут сейчас не было… А еще я вспомнил, что сказал тогда Светке, чтоб она не воображала очень и не врала. Я сказал: «Куда он к тебе залезет, дура? У девчонок писек не бывает совсем». Она мне нагрубила и ушла.
Это тогда, сто лет…А теперь Светка лежала рядом, и я точно знал, что у нее там, между ног, что-то есть! Оно не такое, как у меня, но зато гораздо лучше! Там такие очень мягкие, маленькие, как подушечки, очень, очень нежные…И еще там, наверное, тоже часы, только маленькие. Они не бухали как у меня, а так - совсем тихо тикали, но я слышал пальцами! Тут я испугался, что могу Светку поцарапать своими руками. У меня всегда ногти поломаны, везде заусенцы и порезы на пальцах… А у нее там такое все нежное и такое совсем живое!
Я убрал руку ей на живот, и стал просто лежать, и стало уже не так жарко, и часы перестали стучать в животе… Но мне очень сильно хотелось ее потрогать опять. Ну, просто сильней всего на свете! Я боялся, что она вдруг проснется, и уползет к себе в кровать. Поэтому совсем перестал шевелиться, чтоб ее не разбудить. А просто так лежать уже не было никаких сил!!! Тогда я вытащил из своей подушки мягкое совсем перышко, опять пробрался в это мягкое место, и стал его гладить, не рукой, а перышком, ну, чтоб не повредить и не разбудить… Это было очень приятно. Очень! Потом я весь счастливый уснул…
Утром нас стали будить. Я проснулся, все вспомнил и испугался, что Светку увидят в моей кровати. Но она спокойно лежала у себя и уже щупала рукой свои очки на тумбочке. Всех погнали к умывальникам, а я не мог встать, потому, что был без одежды. Но когда все ушли, Ленькина мама отдала мне сухую одежду и спросила, где меня в грозу носило. А больше ничего не спросила. Мне сразу стало так хорошо! Я сказал, что ходил на спор посидеть на цепи у ворот под молнией, и она в меня не попала! Ленькина мама дала мне подзатыльник и велела идти умываться. Она – добрая, правда!
После завтрака нас гулять не пустили, потому что земля от грозы была мокрая. Берта Бенедиктовна усадила нас в кружок в игровой комнате. Я хотел сесть рядом со Светкой, но там уже сидели девчонки. А с Ленькой я не захотел садиться. Ну, она стала спрашивать, понравилась ли нам наша новая спальня, и как мы там спали, и загадали ли мы желание… И еще добавила: «На новом месте приснись жених невесте, ха-ха-ха». Мне вдруг стало жарко, и в голове опять застучало. Но потом прошло… Ребята стали говорить, как здорово они спали, какая красивая спальня и всякую такую ерунду. Про меня, как я на улицу бегал, никто не наябедничал, и мне совсем стало весело. А тут Светка тянет руку, смотрит на меня и громко так говорит: «А Николаев…, ночью…, когда я спала…..»… Мне стало холодно, аж пупырышки по спине посыпались, и захотелось умереть прямо вот сейчас. А еще лучше – вчера вечером, чтоб меня молния убила…. А Светка жалуется дальше: «…взял перышко…. и засунул мне… прямо в нос!».
Берта Бенедиктовна стала на меня шуметь и обзываться по всякому – что я бандит, а никакой не рыцарь, и что с девочками надо бережно обращаться, потому, что они…. Ну, и так далее. Мне уже было не интересно… Я вдруг так полюбил эту Светку! Я был такой счастливый, что чуть не разревелся от счастья.
Я уже был счастливым два раза. Первый раз, когда мне мой дядя привез огромный синий мяч, ни у кого таких не было!.. Ну, это давно… А второй раз, - когда я научился свистеть через два пальца! Я тогда даже плакал…
И вот – я опять счастливый человек! Третий раз!
Я долго был счастливым… Целых три недели. Каждую ночь, когда все засыпали, Светка забиралась ко мне под одеяло, мы обнимались, и она делала вид, что спит. А если мы днем ссорились, то я к ней залезал под одеяло, а она притворялась, что не слышит…
А потом наступил сентябрь, и вся старшая группа пошла в школу. Ленька - в свою, я – в свою, а Светка – в свою.
Больше я Светку никогда не видел…