Расставание родителей. Кто-то же знает, как это бывает больно, а кто может вспомнить? Оно произошло у моих родителей, когда я пошла в пятый класс. До сих пор я думала, что это не волнует меня, но оказалось наоборот. Меня волнует то, что мне плевать сейчас. Что это ни как меня не трогает. Я считала себя ужасно чувствительной и нюней, но не вижу этого сейчас в себе. Может тогда во мне это все убило?
Лето я провела у бабушки в Волгограде со старшей сестрой Катей. Мы не любили друг друга. Сначала я была ей рада, как щеночек, но она меня недолюбливала. Она ревновала маму ко мне. Мне больше повезло, чем ей. Её бросили и оставили у бабушки, а меня любили и не обращались, как с собакой. Потом я начала отвечать ей тем же: ненавидела всем сердцем. За всё лето она мне рассказывала, как ей было плохо, как она ненавидела и ненавидит моего отца. Она обсуждала это с нашей тетей Женей и когда я её бесила, она на мне отрывалась. Все лето я провела вдали от дома в атмосфере ненависти. Тогда я первый раз плакала просто так и сильно хотела к маме, хотя также как и Катя не была от неё в восторге. Она была со мной, но я её не чувствовала и считала себя недостойной её любви. И пыталась обратить её внимание на себя.
И вот мы вернулись. Я думала, что все будет хорошо. Ведь я наконец-то дома, здесь все спокойно, нет никаких бед. Но на какой-то день я увидела маму. Она сидела на кухне, прикрыв дверь, в темноте и плакала. Для меня это был шок. Я привыкла, что она всегда такая стойкая, железная. Непоколебимая. Она мне тогда сказала не волноваться, теперь она всегда в таком состоянии. И я оставила её одну.
Через несколько дней вечером я вошла в гостиную, и Катя, поворачиваясь ко мне, улыбнулась и сообщила радостную новость. Папа уходит от нас. В этот момент мама суетилась, я никогда её такой не видела, и это создало эффект нереальности. Я не поверила Кате. Подумала, что она опять шутит. Я ей никогда не верила. Никогда.
Потом я ничего не помню. Только всю эту нереальность. Всё было затемненным, как будто сном. Я как-то узнала, что у папы любовница, что он уходит к ней. Я стала замечать, что у него новый телефон и что начал следить за собой. Он был, как ребенок, делился со мной радостью, когда мы рассматривали телефон, пробовали камеру на нем, фотографируясь. А я не верила.
Я поверила только, когда я в последний раз говорила с отцом. Мы сидели у меня в комнате на моей кровати. Мы оба плакали. Он говорил, что любит меня и вскоре заберет меня с собой, к Вере. Что я освою компьютер, выучу английский, и мы будем счастливо жить вместе: я, он и Вера. Я кивала и плакала, кивала и плакала, кивала и плакала…
Потом он улетел. К Вере. У меня не было злости, но я хотела злиться, ненавидеть кого-нибудь, как в сериале, ведь потом все в конце хорошо.
Затем мама сходила к врачу на обследование. Оказалось, что ей нужна операция. Опухоль на щитовидной железе. Она две недели пробыла в больнице, а я с Катей дома. Я ничего не помню, кроме похода в больницу. Увидев маму среди больных, я испугалась, я хотела оттуда уйти, но не хотела оставлять её там. Не хотела.
Мы пытались быть идеальной семьёй. Я хотела высказаться маме, почему мне больно и почему я так непонятно себя виду, но я ничего не могла выразить. Мама и Катя сидели напротив меня и не понимали и смеялись, Катя была рада, что я тоже была в кое-каком смысле несчастна, нет-нет, она была рада моей боли в тот момент, когда мама не поняла. Мы все часто ссорились, точнее я с ними.
Папа звонил мне, и мы подолгу болтали. Ночами я плакала, чтобы никто не видел. Мама с сестрой рассказывали про папу страшные истории. Я верила им, но все равно любила папу. Мне становилось жаль их, а когда мы с мамой были наедине, то я говорила ей, что все что ни делается, то к лучшему. Или она говорила, а я подхватила. Не помню.
Через несколько лет или год папа вернулся в Кениг. Он приехал ко мне, а я очень сильно волновалась и боялась его после рассказов мамы и Кати. Я оставила его одного и ушла гулять. И тянула время, чтобы не возвращаться. Он обиделся. Но он навещал меня. А я пыталась узнать, правда ли все, что мне говорили. Он все отрицал, но это меня никак не тронуло. А вот когда он сказал, что уезжал тогда не к любовнице, а к его маме, то я была в шоке. Я опять не разозлилась, я только захотела заставить его сознаться, ведь он сам тогда говорил. Он до последнего сопротивлялся, но все-таки признался. Когда мы с ним болтали, я защищала маму. Из-за этого он подумал, что все этого время она наставляла меня против него. Но это было не так, я просто хотела разобраться, кто из них прав. Поэтому разговаривала с ними обоими. С папой я была адвокатом, а с мамой я делала вид, что смеюсь над папой и поддерживаю её во всем. И я поняла, что они оба правы. Папа не мог терпеть независимость матери, он, как я собственник, а она не могла больше терпеть его черствость, его обвинения, чтобы принять его обратно. Да и я не хотела.
Папа потом женился на какой-то другой девушке со своим сыном, и обзавелся сынишкой Темкой. Он со мной советовался на счет имени и сильно переживал, как бы я его не оттолкнула от себя из-за новой семьи. Глупенький. Хотя сейчас мы редко общаемся, но я по нему сильно скучаю. У мамы тоже появился свой друг, я за неё радовалась, только сейчас, меня все раздражает и её парень чуточку тоже, наверно, опять ревную. Катька вышла замуж, родила сына. Мы нормально общаемся, но я не подпускаю её к себе слишком близко. Она, наверно, обижается, но я с собой ничего не могу поделать. Хотя она все равно помнит свои обиды. Только теперь спокойно. А я… Ну, что я. Я только в себе замкнулась, хотя, кажется, на маму не держу обиду, как, в принципе, и на папу и на Катю.
Как только я напечатала это, мне сразу стало легче. Я теперь знаю, что не умерло во мне моя чувствительность, просто закопалась поглубже.