Ужас и кошмар

Рахиль Гуревич1
Рахиль Гуревич
Кошмар и ужас, ужас и кошмар.

Самсонова Алёна Александровна стояла перед судьёй. Она всё повторяла:
-- Это кошмар! Это такой ужас! Мой сын ни в чём не виноват! Тоже мне -- нашли злоумышленника.
Но судья привычным монотонным голосом, не терпящим пререканий, сделал Алёне Александровне замечание, вынес предупреждение. (Переводя на простой доступный язык – попросил судья Алёну Александровну заткнуться.)
-- Понимаете: такой был мальчик! Родился в июле на Илью Пророка. Это который на колеснице, когда гроза, разъезжает и в тарелки бьёт и в барабаны, и в литавры, поэтому – гром… Такой у меня мальчик…
Всё это, всю эту речь-воспоминание,  Алёне Александровне казалось, что она произносила вслух, что судья читает приговор, а она вместе с судьёй рассказывает, объясняет, какой замечательный её сын. На самом деле Алёна Александровна беззвучно шевелила губами.
Её сын, Илья, Илюшенька Самсонов, плотный мужчина тридцати лет отроду, сидел склонив бритую свою голову, похожую на кабачок, и вспоминал, как отец ушёл из дома, хлопнув дверью и больше не вернулся. Вспоминал Илюха, как мама второй раз выходила замуж, как было весело и какие все гости в кафе были добрые, а новый папа на следующий день всё переживал, как мало подарили на свадьбу денег.
-- Убытки! Убытки! – сокрушался папа и гасил сигарету «Парламент» о толстую блестящую цепь на волосатом запястье.
Потом мама родила ещё пацана, про Илюху вообще забыли, его пинали, если он оказывался у детской кроватки, ему давали по башке, если малыш вдруг заболевал…
Мать часто вызывали в школу. Но Алёна Александровна всегда очень обстоятельно и подробно объясняла и учителям и родителям, что Илюха – самый мирный мальчик во всём мире, что все обвинения в том, что он наскакивает на девочек и дубасит их – клевета, что девочки сами виноваты – не надо было обзываться. После разбирательств мама становилась всегда очень доброй, покупала Илюхе всё, что он захочет: и мороженое -- любое, и конструктор лего – любой и новую игру для компа. Дома мама закрывалась в комнату с младшим братом и долго-долго разговаривала по телефону. Довольный Илюха собирал конструктор, до него долетали обрывки фраз:
-- Это ужас! Эта мать этой девки! Представляешь: хотела заставить просить прощения! Это кошмар! Так ещё милицией грозилась!
В шестом классе дошла очередь и до милиции, до постановки на учёт в детскую комнату. Илюха тогда перепугался жутко. Он даже не помнил, когда он толкнул, а точнее бросил о подоконник эту девочку. Эту новенькую. В раздевалке стояло много девочек, он всех их куда-нибудь да толкнул: кого на дверь, кого на решётчатую стену – так что новенькой, впечатавшейся в подоконник, ещё повезло. Крупно повезло. Мать новенькой, маленькая худая женщина в больших очках, так не считала. Она не бегала за Илюхой, как другие бабушки, не грозилась, она не пинала его в школьном дворе, как некоторые папы обиженных девочек. Мать новенькой написала заявление в милицию. Класс ликовал! Стремительно бегала по школе директор, суетилась завуч. Илюху и новенькую то и дело вызывали писать объяснительные. Прибегала школьная медсестра, отводила новенькую в свой кабинет. А класс ликовал, все дразнили Илюху. Все обиженные им девчонки дразнились, что его теперь посадят в тюрьму, показывали языки и обзывались…
-- В соответствии с уголовным кодексом Российской Федерации, статья… -- монотонно читал приговор судья…
Тогда отчим откупился от милиции, и первый раз избил Илюху. Мама сидела в комнате и рыдала, маленький брат бегал по квартире и кричал:
-- Мы эту девчонку плидушем! И башку её утопим в унитазе! В какашках она захлебнётся и задохнется!...
-- На срок шесть лет пребывания в колонии строгого режима…
Алёна Александровна перестала шевелить губами, она смотрела на сына. Она хотела, чтобы он поднял глаза, чтобы он посмотрел на неё, чтобы он понял, что она на его стороне и всё прекрасно понимает. Прекрасно понимает, почему её сынок толкнул собутыльника, который шёл на него с пустой бутылкой и угрожал ударить по голове. Илюшенька просто защищался, просто толкнул, а этот гад лёг в больницу с сотрясением мозга и переломом ключицы. Да уж: такой гад – купил справку, Алёна Александровна сама так сто раз справки покупала, чтоб сына от школы отмазать. Алёна Александровна всё повторяла:
-- Сам виноват, так ему и надо, и справку купил и врачей купил. Мой Илюшенька ему ещё отомстит. Я за него отомщу. Ужас! Кошмар! Страшный какой человек! Его накажет Бог! Всю его семью накажет!
-- Эй! Ты! – заскрипел старческий голос. – Вымётывайся! Мне подметать надо! Ишь наследили. Грязь какая, и листочки даже валяются кленовые. Шут их знает, как они здесь оказались.
Алёна Александровна обернулась, очнулась: в зале суда было пусто, никого вокруг, и сына тоже нет. Лишь эта замухрышчатая уборщица вякает, прогоняет.
-- Ужас! Кошмар! Вы страшная женщина, -- сказала Алёна Александровна и тряхнула роскошными, подкрашенными, чтобы скрыть седину густыми распущенными волосами.
-- Ути! Какая грозная! – возмутилась уборщица. – Глядишь: воспитывала бы сынка как надо, глядишь сейчас бы и не стояла здесь. Эх ты:  кукла, драная.
И уборщица сильно ткнула Алёну Александровну шваброй.
02.10.2011