САГИТ
Снежная поземка, словно мошкара вихрем носилась вокруг тускло светящихся ночных фонарей. Временами ослабевая, то снова усиливаясь, слепила глаза. Город уходил в глубокий сон. Об этом говорил погасший свет в окнах домов, редкий лай собак, обезлюдевшие улицы. Холодный пронизывающий ветер и щемящая душевная боль заставляли Сагита идти быстрее, глубже запрятав голову в воротник пальто. Маршрут был хорошо известен. Вот за этим кварталом будут ворота судоремонтного завода. Под ними лаз. В такую погоду и позднее время охранник вряд ли будет бодрствовать. Непременно будет дремать в своей сторожке. Остается только осторожно пролезть сквозь лаз, оглушить кулаком, забрать наган и действовать дальше.
Боль…, выпито две бутылки водки, а боль …вот она. Жесткая, беспощадная, словно колючая проволока, тяжелая, неутихающая. Как будто положили сердце на холодную станину и раскатывают в лепешку. Как ее остановить, унять, утихомирить. Рвет душу когтями, как дикий зверь, на части. Да…, Сагит, мог ли ты думать, что все вот так обернется. Мог ли думать….
А ведь как хорошо начиналось. Сладкий запах сирени, нежность радостных встреч, обворожительная улыбка. Все тело охватывала дрожь, когда она улыбалась. Только его любимая Тая могла так улыбаться. А глаза, их волшебное чарующее сияние. Один взгляд, кокетливый и одновременно притягательный, многообещающий сводил с ума. Ну как можно было не полюбить такую девушку. Сердце переполняло счастье, когда она ответила согласием соединить с ним свою жизнь. Свадьба, двое прекрасных ребятишек. Хороший, отстроенный собственными руками, дом, полный достаток. Чего еще желать. Живи, да радуйся.
Но как-то незаметно, исподволь, крадучись подкатилась беда. Не одного Сагита, видно восхищала небесная красота Таи. Но и Тая любила ловить восхищенные мужские взгляды. Нравилось ей дразнить мужские слабые сердца. Сколько было на этой почве скандалов. А вскоре и впрямь нет, нет, да встали всплывать слухи о ее романах. Как то загадочно стали вести себя друзья, когда речь заходила о Тае. Некоторые вообще перестали общаться. А кое-кто и вовсе, прозрачно намекал о ее романах. Жизнь превратилась в сплошную пытку. Тая отмахивалась.
- Не верь сплетням. Ну, пришла поздно, что здесь такого. С кем не бывает. Пришлось срочно выехать по делам. Задержалась на работе, готовила полугодовой отчет. Директор после работы устроил производственное совещание. Чего пристал, как репей, надоело.
Сколько раз порывался Сагит расстаться с Таей. Но любовь перевешивала. Расстался с ней лишь, когда были получены неопровержимые доказательства ее измены. С болью понял, не отказывала его Тая в любви, тем, кто ей приглянулся.
Тая легко, как бы играючи согласилась, на развод. Сказала только:
- Не думай, что я так просто уйду из твоей жизни. Не уйду. Я, как заноза всегда буду в твоем сердце. Можешь, сколько хочешь улыбаться. А будет, как я сказала. Поймешь скоро. Может и нелегкая была у тебя жизнь со мной, но без меня станет еще тяжельше.
Так и получилось. Скучал по Тае Сагит. Несмотря, ни на что, продолжал ее любить. В жизнь вошли уныние и пустота, все утратило смысл. О создании новой семьи не задумывался, слишком тяжелой и болезненной оказалась душевная рана.
Весной, в ярком сиреневом платье, Тая неожиданно, словно сказочная фея, яркая, веселая, обворожительная вбежала в его унылую комнату с ребятишками.
- Милый Сагит, возвращайся в наш дом, детям нужен отец, начнем новую, счастливую жизнь, все у нас теперь будет по-другому. Прости, пожалуйста. Я любила и люблю только тебя. Знаю, ты тоже мучаешься без меня. И я без тебя сама не своя. Не могу без тебя больше.
И Тая прильнула к нему, крепко обняла, обдала тем особым запахом, который он так любил. Ну разве мог Сагит противостоять такому напору. Чувства к жене и детям оказались сильнее голоса разума. Шесть или семь месяцев, вновь озарившего жизнь Сагита счастья, пролетели как один день. Но вот опять поползли позорные слухи и грязные намеки о романах Таи. Опять Тая отвечала ему с веселым смехом, что все это сплетни. Завидуют люди их хорошей жизни, вот и пытаются разрушить семейное счастье.
Сагит верил и не верил, пока не шепнули добрые люди, не в служебную командировку едет его Тая. Нет никакой командировки. Просто сняла на время комнату в городе для утех с любовником. С рослым, симпатичным, преуспевающим в делах начальником цеха. И адресок дали, и подробно объяснили, в какой из комнат частного дома будет миловаться его жена с любовником.
Ветхое здание семейной жизни, на которое Сагит возлагал такие большие надежды, рушилось во второй раз.
Едва сдерживая себя от душившей ярости, Сагит в тот же день встретился с хозяином дома, у которого любовники сняли комнату для проживания.
- Где твои квартиранты, куда делись, где они?
- А ты кто такой, чего шумишь в чужом доме.
- Я муж, той женщины, которая сняла у тебя комнату.
- Муж ? У ней другой муж, ты чего то путаешь парень.
- Слушай друг, проверь паспорта, она сама знает, кто у ней муж и кто не муж. Скажи, что приходил Сагит. Не вернется сегодня домой до 11 вечера, убью обоих. Так и передай. Если они где-то здесь, при тебе разберусь с ними. Веди меня в их комнату.
- Комната, вот она. Никого, сам видишь, нет. Придут, передам им твои слова Только не затевай дурного, парень. Другую жену найдешь. Не нужна тебе такая. У ней своя дорога, у тебя своя дорога.
- Она всю мою дорогу с грязью перемешала, предупреди ее, не вернется, убью.
- Ладно, но еще раз говорю – не дури парень, мирно разойдитесь и дело с концом.
В ближайшем продуктовом магазине Сагит купил две бутылки водки. В пустом осиротевшем доме, почти без закуски опрокидывал рюмку за рюмкой и не пьянел.
Идея мщения вырисовывалась все четче и четче. Хорошо, что ребятишки гостят у родителей. Можно за них не волноваться, когда не станет меня и Таи. Хозяин дома, конечно, передал ей мои слова. Не придет стерва. Понимает, что теперь все окончательно кончено. Сейчас милуется, наверно, с тем начальником цеха. И что ей, такой стерве, не хватало. За все ответит.
Судоремонтный завод. Вот, где можно разживиться с оружием. Там балбесы охранники, не то, что ночью, днем дремлют в своей сторожке. После 12 ночи наступит его Сагита время. Вот только медленно оно тянется, и никак нельзя его ускорить. Сейчас на стрелках 11 часов ночи. Таи нет. Все ясно. Она не придет. А может еще придет?
Сагит напряженно вслушивался в ночной шум ветра, смотрел на часы, считал минуты. Надежды на возвращение жены таяли с каждой секундой. Все, конец, 12 ночи. Пора действовать по обдуманному плану.
Пролезть через устроенный неизвестно кем и зачем под воротами завода просторный лаз Сагиту удалось без труда. За столом положив голову на перекрещенные руки, охваченный глубокой дремой сидел охранник. Тут же рядом на столе лежал ремень с пристегнутой к нему кобурой. Очевидно, охраннику так было удобнее нести службу. В случае чего наган, вот он рядом, а не на обтянутой ремнем пояснице под тулупом. Случись что, пока вытащишь из под полы тулупа оружие, злоумышленники могут тебя сто раз прихлопнуть.
Медленными осторожными движениями Сагит отстегнул кобуру, бесшумно вытащил наган и также бесшумно удалился из сторожки охранника. На безлюдной улице осмотрел оружие. В барабане нагана насчитал семь патронов. Ну что ж, теперь туда, где находится его Тая с любовником. Пришло время рассчитаться за поруганную, любовь, обманутые надежды, позор, несбывшиеся ожидания.
Комната,где находились любовники, была не заперта. Очевидно, предупреждение хозяина дома о возможной мести Сагита не возымело действия. Тая и молодой парень лежали на полу. Она на спине, он на боку. Невыносимо, нестерпимо было видеть Сагиту эту картину. Комната, приобретая неясные очертания, стала расплываться перед глазами. Время перестало существовать. Сагит не целился, просто нажимал на спусковой крючок, одну пулю в парня, две пули в жену, снова в парня, опять две в пули в жену. Затем резко повернулся и ушел из комнаты.
На возникший шум прибежал хозяин дома. Тая и парень, дрыгая ногами, размазывая по телу и постели кровь, громко визжали. Увидев хозяина дома, парень вскочил, схватил его за горло и стал душить. Приложив немало усилий, тот вырвался из слабеющих рук парня и выскочил из комнаты.
Минут через 15-20 появились милиция, скорая помощь, сбежались соседи. Таю и ее любовника увезли в больницу. Дежурный хирург оперировал Таю первой. Две пули попали ей в грудь, одна в живот, четвертая в бедро. Операция длилась несколько часов и завершилась благополучно. Тая выжила. Однако, раненый двумя пулями любовник, умер, не дождавшись своей очереди на операцию. Две пули прошили его грудь сбоку. Некоторое время он стонал, а потом затих. Подошедший врач, осмотрев парня, констатировал смерть.
Полученные ранения, видимо, оказались достаточно серьезными. Вот такой иногда бывает плата за преступную любовь прекрасной женщины.
Следствие, опросив хозяина дома, быстро установило, что виновником совершенного преступления является Сагит. Появились к тому времени и сведения о пропаже оружия на судоремонтном заводе. Объединив два этих события в одно, следствие однозначно пришло к выводу, что Сагит стрелял в жену и любовника именно из того нагана, который ему так неосторожно предоставил охранник завода.
К дому Сагита были направлены для его ареста оперативники. Трудно сказать в каком психологическом состоянии пребывал Сагит после совершенного преступления. Думаю, ему хотелось остаться наедине только с собой. Решению, которое он принял, никто не должен помешать. Чтобы этого не случилось, Сагит запер дверь дома на ключ и дополнительно припер ее тяжелым платяным шкафом. Сел возле стены на пол. Покрутил в руках наган. Мысленно простился с родителями, друзьями, сослуживцами. Все. Пора привести принятое решение в исполнение. Последняя пуля в нагане должна поставить точку в его горестной судьбе.
Сагит расстегнул рубашку, задрал вверх майку. Посмотрел, в то место, где вздымая грудь, бьется сердце, направил туда дуло нагана и выстрелил. Кровь толчками в такт биения сердца отдельными струями стала вылетать из раны, в глазах Сагита потемнело, и он медленно повалился набок.
Казнить самого себя способен далеко не каждый. В военное время, такие, как Сагит, возможно стали бы героями. В мирное же время складывающиеся обстоятельства судьбы иногда превращают их в преступников. Впрочем, можно ли назвать не осужденного судом человека преступником. Скорее всего, несчастным, горемычным бедолагой, попавшим помимо своей воли под жернова нашей, не знающей жалости жизни.
ВЗГЛЯД
Сколько у нас Ивановых Иван Ивановичей. Уверен, очень много. Фамилия, имя и отчество, берущие начало от слова Иван, являются одними из самых распространенных в России. Также как у немцев - Фриц. Недаром, во время отечественной войны немцы называли советских солдат – «Рус Иван», а наши солдаты именовали их "Фрицами".
С Ивановым Иван Ивановичем я познакомился в период прохождения срочной службы во внутренних войсках. Это был симпатичный, лет двадцати пяти парень, уголовное дело которого рассматривала выездная сессия Верховного суда. До сих пор помню статью, по которой его приговорили к высшей мере. Статья 106, часть первая – убийство с корыстной целью и часть шестая – убийство с особой жестокостью.
Волей обстоятельств, во время этапа и в перерывах между судебными заседаниями мне приходилось часто с ним общаться. Ему от меня, такого же молодого парня, нечего было скрывать, и он откровенно делился со мной своими переживаниями.
- Ты ведь знаешь, я в своей деревне, даже курицу не мог зарезать, жалко было. А тут вдруг такое. Сам не понимаю, как это произошло.
А произошло вот что. Иванов приехал из деревни в город на заработки. После первой получки зашел в привокзальный ресторан. Заказал что-то из съестного и небольшой графинчик водки. Спустя некоторое время к нему подсел слегка подвыпивший, небольшого роста, худощавый незнакомец. Дерзко взглянул в глаза, без разрешения взял графинчик, налил в рюмку водку и залпом выпил.
- Что смотришь, жалко, да. Я вот что скажу, нельзя одному пить. Кто один пьет – своей смертью не умрет. И гулять одному нельзя. А ты один сидишь, один пьешь. Я тебе составлю компанию. Сейчас закажу еще. Не бойся, деньги есть. Сам все оплачу.
Подозвав к себе официанта, незнакомец заказал второе блюдо и графинчик водки.
- У меня друг пересадка. Поезд только завтра будет. Вещи в камере хранения. В гостинице мест нет. Делать нехрен, болтаюсь на этом бл…ком вокзале. Приткнуться некуда. Тут сидят разные компании, у них свои интересы. А ты один сидишь. Может, как я, поезд ждешь. А чего одному сидеть, одному поезд ждать. Вдвоем веселее.
Иванов с интересом посмотрел на нахального незнакомца, который ему определенно стал нравиться.
- В общем-то, мне никуда не надо ехать. Я сюда на заработки из деревни приехал. После работы захожу иногда сюда дернуть по маленькой. Ну, если хочешь составить компанию, я не против. Ты, вроде бы ничего, мужик.
После второго графинчика новоявленные приятели осушили третий.
- Чего тебе ждать поезд на вокзале, поедем ко мне, переночуешь, а завтра уедешь, предложил Иванов незнакомцу.
- Хорошо, только давай возьмем еще водки, закуску и к тебе, согласился незнакомец.
Иванов снимал в городе небольшую комнату, вся обстановка которой состояла из кровати, стола и двух стульев. Застолье продолжилось дальше. Неизвестно сколько еще было выпито спиртного, но только вдруг разговор перешел в неожиданное для Иванова русло.
- Ты пригласил меня сюда, чтобы ограбить, взять мои деньги, сказал незнакомец.
- Да, ты что, с чего взял.
- А зачем тогда сюда пригласил. Не сверкай глазами. Ограбить хочешь, да.
- Нет, зачем тебе ждать поезд на вокзале. У меня ждать лучше. Сам говорил - вдвоем веселее.
- Чего ждать, ждать пока меня ограбишь. Открой дверь. Быстро открой. Я пойду на вокзал.
- Какой вокзал, ты на ногах не держишься. Сам согласился, придти ко мне.
- Хочешь сказать согласился, чтобы ты ограбил меня.
Неизвестно сколько продолжался разговор на тему возможного ограбления, но только закончился он тем, что Иванов поднялся со стула, подошел сзади к незнакомцу, двумя скрещенными руками обхватил его шею, прижал к себе и отпустил через несколько минут. Бездыханное тело незнакомца медленно сползло со стула и рухнуло на пол. Иванов обыскал его карманы, забрал деньги, затолкал мертвеца под кровать и ушел коротать ночь к своей подружке.
Утром вернулся в свою комнату, снял туфли и лег, не раздеваясь на кровать. В тяжелом сне с непонятными бредовыми видениями находился недолго. Очнувшись, полез за туфлями под кровать. Из под нее, как показалось Иванову, выкатилась голова мертвеца, открыла глаза и внимательно посмотрела на своего убийцу. Было в этом взгляде нечто такое, запредельно нечеловеческое, что Иванова охватил ужас. Странно, но он не мог отвести глаз от этого взгляда. Взгляд мертвеца сверлил, проникал в самую глубь, во все существо Иванова, и, растворившись в нем, стал частью, как бы его самого.
Ощущение смертельного страха с каждой минутой нарастало все сильнее. Иванова охватил неподдельный ужас, совладать с которым он не смог. Сверкнула мысль, мертвец наверно ожил, если так смотрит. Надо его снова умертвить, чтобы не смотрел так на меня. Быстро забежал в кладовку, отыскал топор и дважды ударил им по шее мертвеца, глаза которого после этого медленно закрылись. Появилось небольшое облегчение. Иванов глубже затолкал труп под кровать и ушел в город. Нужно было как-то отвлечься, уйти от мрачных мыслей.
– Ты какой-то странный, сказала ему подружка, когда он пригласил ее в ресторан. Вчера был странный, а сегодня вроде еще и пугливый. Вздрагиваешь от малейшего шума. Что с тобой.
- Все нормально. Тебе просто показалось. Не обращай внимания.
В ресторане миловидная девушка под аккомпанемент оркестра пела о неисполненных желаниях, неразделенной любви и ожиданиях близкого счастья. Хорошо, с чувством пела. Дымя сигаретой к ведущему оркестра, время от времени подходили клиенты, совали в руки банкноты, заказывали любимые мелодии своих дам.
На душе у Иванова немного отлегло. Официантка принесла заказ. Певица, почему-то пристально глядя на Иванова, с чувством запела романс «Если можешь, прости».
- Мне так больно, так больно, слезы взор мой туманят, эти слезы невольно, я роняю в тиши, простонала певица, обхватив двумя руками шею, а затем и голову.
Душераздирающий романс с красноречивыми жестами певицы помимо воли опять воскресил страшные видения последних событий. Иванов отвернулся от певицы, набухал в рюмку из графинчика водку и залпом выпил. Тут же из глубин сознания вынырнул насквозь пронизывающий, леденящий взгляд мертвеца, опять неимоверно стало страшно.
- Да что с тобой, чего ты дергаешься, - спросила подружка.
- Нет ничего, просто ресторан какой-то неуютный. Может, в другой пойдем.
- Нам уже принесли заказ, это приличный ресторан. Другие не лучше. Останемся здесь, запротестовала, подружка.
Двое суток Иванов пытался отделаться от преследующего его страшного взгляда. Заливал водкой в ресторанах, кафе и других злачных местах страшное видение. Не помогало. Страшный взгляд, крепко вцепившись, не отпускал. На третий день стало совсем невмоготу. Подружке, по-видимому, его странное поведение надоело.
Вот, что Ваня, погуляли и хватит. Мне нужно на работу, и тебе давно пора. Сколько можно дурака валять. Ведешь себя как-то странно. Иди, проспись, и завязывай с водкой. А то с такой пьянкой, недалеко и до белой горячки.
Ничего не оставалось, как вернуться в страшную комнату с лежащим под кроватью трупом. План действий неожиданно созрел сам собой. Заскочив в комнату, Иванов тут же выскочил из нее с криками, что обнаружил лежащего под кроватью мертвеца.
Уловка, как и следовало ожидать, не удалась. Следствие быстро разобралось во всех подробностях произошедшей трагедии. Под давлением неопровержимых улик и противоречивых, путаных показаний, Иванов полностью признал свою вину.
Первая часть 106 статьи, убийство, совершенное с корыстной целью, оставляла Иванову надежду на безусловное смягчение приговора. Однако, два удара топором превращали рядовое убийство в убийство совершенное с особой жестокостью. В таких случаях многое зависит от поведения подсудимого. В случае первой судимости, полного признания вины и искреннего раскаяния суд, учитывая молодость подсудимого, чаще всего, не прибегает к высшей мере наказания.
Однако, Иванова приговорили именно к высшей мере, хотя вполне могли дать 15 лет тюремного заключения строгого или особого режима. Винюсь, но какое-то воздействие на его поведение, склонившее чашу весов правосудия к высшей мере, возможно, оказал я, находясь в составе судебного конвоя. В те молодые годы мне, 15 лет тюремного заключения, казались почему-то очень большим сроком, после которых дальнейшая жизнь теряет всякий смысл. Времени для бесед на эту тему с Ивановым во время конвоирования и в перерывах между судебными заседаниями было предостаточно.
- Я не хотел его убивать, даже не понял, как получилось, что задушил человека, говорил мне Иванов. - Все получилось само собой. Он сам натолкнул меня на мысль об ограблении. Даже когда, обхватил его шею, не думал, что задушу. Он совершенно не сопротивлялся, мне даже казалось, что он просто уснул. Знаешь, а ведь когда, уже мертвый, он открыл глаза и посмотрел на меня, думаю, специально это сделал. Хотел, и у меня отнять жизнь. Хотел, чтоб я взял топор. А когда я взял топор и ударил, то успокоился и закрыл глаза, а у меня начался кошмар. Его взгляд замучил меня.
Соглашаясь с ним в непреднамеренном убийстве, я вместе с тем излагал свой взгляд на дальнейшую судьбу Иванова.
- Ты, если даже курицу раньше не мог зарезать, конечно, не хотел его убивать, отвечал я ему. - Но получилось так, как получилось. Теперь ничего не поделаешь, ничего не изменишь. Не будь ударов топором, было бы полегче. Если, признаешь вину, раскаешься, могут дать 15 лет. Но что это будет за жизнь. Разве можно будет ту жизнь, которая, будет тебя ожидать, назвать жизнью. Самые лучшие годы, вся молодость пройдет в тюрьме. Ничего не увидишь, все потеряешь. Не получишь ничего того, что может дать свобода. Сядешь молодым человеком, а выйдешь, когда будет сорок. И что это будет за жизнь, после сорока. Не будет прежних друзей, знакомых, никому не будешь нужен. Как будешь устраивать жизнь с тюремным волчьим билетом. За 15 лет станешь другим человеком. Тюремные университеты еще никогда и никого хорошему не учили. Посади собаку на цепь, и она злой станет. Отними у человека свободу, и он превратится в дьявола. Нет, на твоем месте я бы не согласился на такую перспективу. Лучше разбежаться и шваркнуться головой об угол бетонной стены, чем иметь такую жизнь.
Что еще я говорил ему, не помню. Но, видимо, говорил убедительно. И когда Иванову предоставили последнее слово, он ничего не сказал в свое оправдание и не раскаялся в содеянном. Отказался и в последующие, предоставляемые законом 72 часа, подать прошение о помиловании. Такое прошение вместо Иванова подал его адвокат.
В вагонзаке Иванова в соответствии с правилами этапирования, приговоренных к высшей мере, поместили в отдельную камеру. С воспаленными от бессонницы глазами, он поведал мне о своем тяжелом психическом состоянии.
- Я понял, что хочу жить и сожалею, что не раскаялся. Хочу жить, какой бы тяжелой не была тюремная жизнь. Почти не сплю, а когда ухожу в забытье, то кажется, что лечу в пропасть, падаю куда-то, не сон, а сплошные кошмары.
Что я мог ему сказать, какие слова утешения.
- Теперь держись, ты сделал свой выбор, будь мужественен, не теряй силу духа.
Скоро мы прибыли к месту назначения и на автозаке доставили Иванова во внутреннюю тюрьму КГБ. Здесь ему предстояло ждать своей участи. Приговоренными к высшей мере занимался в те годы КГБ. Молчаливый офицер произвел запись в журнале о приеме заключенного, и мы расстались с Ивановым навсегда. Помогло ли ему прошение адвоката о помиловании или нет, не знаю. Думаю, не помогло.
Теперь спустя много лет, вспоминая печальную судьбу Иванова, вижу, что был глубоко неправ. Зачем я внушал ему, что после 40 лет жизнь теряет всякий смысл. И почему адвокат не переубедил Иванова в обратном. А может быть, мое поведение было предопределено свыше. Также, как дальнейшие роковые действия Иванова, предопределил страшный взгляд мертвеца.
АЗАРОВ
Председатель Верховного Суда медленно развернул бумажный пакет, из которого извлек гладкий человеческий череп.
- Видите, многочисленные мелкие трещины здесь, здесь и здесь. Все они согласно экспертизе образовались от ударов резцом токарного станка, которые нанес подсудимый своей жертве. В результате произошло кровоизлияние в мозг, от которого женщина скончалась.
- Я х…положил на Ваш суд. Больше расстрела Вы все равно мне не дадите. Идите Вы все к е….ной матери, взвился подсудимый, лет сорока, сорока пяти сухопарый, с залысинами, приземистый мужчина. – Какого х….. мне ее череп показываете. Дайте мне расстрел и быстрее заканчивайте. Е…..я Ваш суд вместе с Вами.
- Спокойно, спокойно гражданин Азаров. Не нужно здесь выражаться. Суд изучит все обстоятельства дела, выяснит причины совершенного Вами убийства, учтет смягчающие обстоятельства, и примет в отношении Вас справедливое решение в соответствии с Законом, - бесстрастным голосом произнес судья.
Честно говоря, мне одному из конвоиров судебного конвоя, впервые довелось увидеть, что в качестве вещественного доказательства следствие использует череп жертвы. То есть отделяет голову от трупа, удаляет из нее, кожные покровы, ткани, мозг и затем наглядно демонстрирует подсудимому результаты им содеянного. Не знаю, куда девают после завершения судебного процесса череп, возвращают ли его хозяйке или оставляют в качестве анатомического экспоната в одной из кафедр медицинского института. Но в любом случае такой способ доказательства вины подсудимого тогда меня сильно удивил.
И еще, одна существенная ремарка. В те, именуемые эпохой застоя годы, к любым самым отпетым преступникам, относились значительно гуманнее. В частности, не унижали их человеческое достоинство, помещая, словно диких зверей, в металлическую клетку, как это делают сейчас нынешние демократы. От участников судебного процесса подсудимых отделяли четырехугольным деревянным барьером, высотой не более 1,2-1,3 метра. Через такой барьер, можно было, при желании побега, легко перепрыгнуть. Но это случалось крайне редко и заканчивалось в подавляющих случаях печально. Путь к побегу преграждал стоявший перед барьером солдат с примкнутым к автомату штыком, а также, сидящие в непосредственной близости два автоматчика и вооруженный пистолетом начальник судебного конвоя.
За давностью событий мне трудно воссоздать в подробностях причину, по которой Азаров совершил убийство. Помню только, что убитая женщина была немой от рождения и являлась любовницей подсудимого. Ссора возникла из-за денег, которые Азаров хотел получить от полюбовницы на выпивку, но не получил. В припадке ярости схватил резец токарного станка и нанес им жертве многочисленные удары по голове. Бил даже тогда, когда немая не подавала признаков жизни.
Больше запомнилось и удивило другое. Убивший свою любовницу Азаров имел многочисленные боевые награды. В Отечественную войну воевал от первого до последнего дня. Попав на фронт рядовым, дослужился до звания подполковника. Был дважды тяжело ранен. За какое-то воинское преступление попал в штрафной батальон. Геройски проявил себя там, добился снятия судимости и с блеском продолжил свой дальнейший боевой путь. Одно перечисление наград подсудимого заняло добрых пять минут времени. В деле фигурировало даже представление к почетному званию Героя Советского Союза, которое по каким-то причинам не было удовлетворено.
И вот такой человек вдруг совершил входящее в диссонанс с его боевыми заслугами и честью боевого офицера, не вписывающееся ни в какие рамки, дикое убийство беззащитной женщины. Убийство лишь потому, что она не дала ему денег на выпивку. Как совместить несовместимое. Заслуженный, прошедший с честью всю войну фронтовик, деградировал настолько, что из-за каких-то копеек опустился до убийства женщины. Остается только признать, что никто ни от чего не гарантирован. По глупости, по пьяни, по судебной ошибке, любой самый, казалось бы, порядочный и заслуженный человек может оказаться в тюремном заключении или даже приговорен к высшей мере.
Суд над Азаровым был скорым. Показания свидетелей вещественные доказательства, признание им самим своей вины не оставили белых пятен в материалах судебного следствия и завершились приговором к высшей мере наказания. Не помогли ордена, медали, боевые заслуги.
- Я же в самом начале говорил, что больше расстрела мне не дадите. На большее Вас не хватает и не хватит. Плевал я на Ваш суд, и на всех Вас вместе взятых. Меня вашим расстрелом не напугаете. Я в войну страшнее расстрела видел вещи. Пошли Вы все к е…ной матери, - кричал Азаров.
После оглашения приговора начальник конвоя тут же надел на запястья, заложенных за спину рук Азарова, наручники. Таковыми были правила. Приговоренным к высшей мере терять нечего. Смерть при побеге или отсроченная казнь, какая в принципе для них разница, особенно для таких, как Азаров.