Если бы 300 лет назад наш бог остался с нами как бы он выглядел сейчас?
Ведь кому-то были принесены эти жертвы, сгоревшие в огне души скитов.
Официальная церковь была против таких жертв, но тем не менее они их принесли своему богу, как это тогда понимали.
Что же осталось от этого самопожертвования кроме одиноких никому не нужных русских старообрядцев. Жив ли ещё тот бог ради которого они жертвовали собой?
Да и могло ли что остаться?
Вот Никола Тесла, сын православного священника, после одной очень ураганной ночи отказался от своего, с детства живущего в душе бога, и перешел в буддизм? Это серьезный шаг для сына священника Бога почитаевшего с пеленок в образе Исуса. И он ушёл к другому Богу. Что отрылось ему за той последней чертой. Что было поведано?
Что-то должно было случиться в его мире. Одно дела разувериться в боге и стать атеистом. Но совсем другое сменить бога. На бога.
Абраз. Сабор архангела Мiхаiла. XVIII cтст. Ветковская школа
I
проседают могилки в сосновом бору
подгнивают кресты от дождей
на песчаные холмики сыплет иглу
добрый древний лесной берендей
влажной сыростью съедены буковки,
даты, червячки точат плоти погостов
не в стеклянных часах – ось уловки –
просыпает песочек время-остов
в ладошках, рушнички-вышиванки
всё седеют на вешках и тускнеют
крестовой черной азбуки ранки
«отче наш» по холстам… еле еле любви неуют
подуставшее сердце неуверенно чертит
нитью рваной кардио-грамму в тиши
и вздохнув старый доктор диагноз отметит:
жить всегоничего - не грусти, не спеши
так с годами трудней себе врать:
вот дожить до апрельской кленовой капели…
а живительной влаги в кувшин не собрать
ручейки живота, как лохмотья, снемели
может в братской могиле вернее лежать
все ж не так одиноко порою
у всевышенего мертвые шар сторожат
удобряя природу собою
II
Отвоёванный у леса Угол
Зарастает молодым леском
Покидает свою землю Духов
Уходящее в лета быльё. Бочком
По заросшей бурьяном дороге
Пробирается зверь в ночи…
Три сотни лет на твоем пороге
Плачут тени: хоть молчи, хоть кричи:
«Мы уходим с востока на запад».
Но и эта земля глуха.
Нескончаем усталый ропот.
Из времен в назиданье - труха.
И иконы твои в печурках волдырями
Плавят древние образа.
С покорённых однажды небесных вершин
Мы уходим в чужие леса.
Всех измерят на единый аршин.
Извернётся на изнанку изувеченная краса.
Дал бы бог проспать эту жизнь –
И не проснуться. Не узреть
Наступающий день. Неприязнь
Уходящая в кровь и кость. Треть
Исчезающий шлейф в небе.
И низложен усталый дух.
Здесь причастие уже не в хлебе,
Не в вине – это то, где щитом - испуг.
Поминаем любовь лишь всуе.
Тихо гаснут свечи во тьме.
Одиноко звучит: «Аллилуйя»
В этой богом забытой зиме.
В храме полуразрушенном –
Очарованный свет и снег.
В странном мире, почти придушенном
Вера кончила свой бег.
Белых ангелов песнопения
Только сон во сне из снов,
Черноризцев седых служения
Под сияние дольних неонов.
Мы поем эти песни вещие,
Но все тише прощальный альт,
Правда, воздух, ещё трепещущий,
Эхом тает в пространстве базальт.
На могильных крестах, как прощение
Треугольные крытые хатки.
Старой веры в веках обнищание
На одежде лишь только заплатки.
Да не будешь распят Ты, Боже.
Но кто знает такую веру?
Да не будешь Ты проклят тоже.
Но где взять тут такую меру.
Меру честия и бесчестия
Одинокой твой вершине.
Канут в прорубь все в мире бестии,
Но он будет всё столь же лживым.
III
На полюсах времен – культура -
Ушедший в небо рифмоплет,
А текст уже и не фактура,
Он только акростих и код.
Там только память бредит прошлым
Ушедшим смыслом языка,
Что стал намедни сверх уж пошлым
И непристойным на века.
Из отмененных букв – забвенье:
Твоих программ, твоих законов,
Вот только строго «От-кров-енье…»,
И кровь, и кров – брод рубиконов.
Да Руфь с колосьями к столу
На скудную вечерю вдов.
Полынный веник на полу.
Жизнь стоила ль таких трудов?
От аз до ижицы – лет двести,
Система сбита навсегда.
И «он-ук» стал лишь общим местом,
А знак созвездием Тельца.
Ты видишь небо – небо блещет,
Но свет его к тебе спесив.
Растяжка на ветру трепещет,
Из шрифта выдан лишь курсив.
И превосходство в тех же рангах,
И всё стареют зеркала.
Да только пыль лежит на гранках
Страничек названных «Начала…»
И век – не век, а только годы….
Уставший от двуличных слов:
«Мне сто не надо – нет дохода…»
Смотри-ка: омут - ненищ улов…
Ты знаешь цену ли свободы?
Сверхчеловек – как цель миров
Не гений, не герой, не ангел. Оды
Тому, кто примет трон памиров!
Они взойдут на этот Пик,
Бог в помощь им тогда. Гяуров
Укроют тени – чище лик.
Не плачь, мой сын. Твой дом пустыня.
Да музыка с седых барханов.
Да зов дороги, где стерня.
Постчеловек – с других основ.
Пространством кибер веет ветер.
Сухой язык, приросший к нёбу.
Вселенная из лишних литер
Слоям верховным на потрёбу.
Очаги этих дальних станций
Всё наводят лучи на пеленг.
Пеленгасы плывут, как стронций,
Недоступен иллюзиям берег.
IV
Со старинных икон чаще смотрят не лики -
Те иконы для чужих просто безлики,
На старинных иконах рукой-кистью - идеи.
Те что в памяти мы уберечь не сумели.
Это мысли на стенах старых соборов,
Это вера, ютится уже без укоров,
Это стертые буквы на переплётах,
Это время снимает уставших в полётах.
Кто не знал -тот не помнил, ушёл и не охнул,
Кто не ведал -тот бросил, а может быть пнул.
В оскверненных церквушках - мироточило,
Дрожь на пальцах старушек - земное мерило:
Нашей памяти, чести, наших судеб, надежд,
Тех зеркал, что оставили всех без одежд,
И под скурою тонкой не теплился огонь,
Нейро след как невидимый сон. Урезонь.
V
Остановка сердца на три счета
Вместо двух,
Прощальная весны примета
Собачий нюх,
Земля в подмокший плащ одета -
Свет старух.
Молитва в разум, как ртуть, пролита -
Молчанья круг.
И мысль дождем с окошек смыта -
В глазах испуг.
По самой верной шкале расплата.
Безумье – друг.
Не зачтена, пуста утрата -
Огонь потух.
На чьей крови твоё сраженье
Герой-пастух?
Такое, брат мой, сирот везенье
Ни слух, ни дух…..
VI
Охота в реале наших идей.
Охотник и жертва – седьмой: любодей.
Охота в охоту – ловля сельдей,
Охотою похоть – припомни, халдей.
Прощальным синдромом – разрывом аорты,
Звучат эти звуки под сводом реторты.
Сжигают минуты, мгоновенья и память – медкарты
Пустыми страницами дышат. Грозою – фиорды.
Над кровлями ветер, но небо не внемлет.
Над душами – горе - всё сатирой в памфлет.
Не стыковки в пространстве – заурядный сюжет.
Молитва в пустыне – услышан иль нет?
VII
Стальною волною солёной
Бьёт в грудь подуставший прибой
И только барашки веселой гурьбой
По порту снуют вразнобой
Стальною волною солёной
Ступеньки на Графском причале
Омыты слезами – как рейд обмельчал
Лишь в воздухе сальто-мортале
Всё вертят крикливые чайки
И белый твой шпиль отражаясь в воде
Струится как черные змейки
С крылатым мутантом на взводе
Стальною волною солёной
Гуляет с видениями кораблей
Та память у мёртвых твоих якорей
Что в город входила с театра теней
Стальною волною солёной
Качает «новоросийских» матросов
Ракушки по бухтам, медуз, альбатросов
И запах морей у неясных туманных утёсов
VIII
До мозга костей пробирает
Это вечное слово - месть
Из последних законов слагает
Почесть славу тому что есть
Всем мирам волей волн вознесённым
Над соленым морским рассветом
Этим сферам за ночь рождённым
В переливах дождей и заветов
Сардоникс кружит твою вертикаль
Словно сбившийся с круга шут
Все уходят – пуста магистраль
Призраки не разливая лакают брют
Посеревше как старость плакаты
Призывают «не ходить по путям»
А на рельсах горят закаты
«хай жыве радзiма» - хай0
IX
Когда этот вкрадчивый шёпот искал
Где приткнуться в мире
Он был таким нездешним как ангел
Пустых небес
Но ангелу нужен ангел – такова их в веках природа
И ангелу стало скушно с простым земным человеком
Когда этот милый ангел собрата себе искал
Ты думал, как ты ничтожен
Пред светом небес прекрасным, убогий, почти презренный,
Неодушевлённый предмет
А души кружились в мире хрустальном своём безбрежном
Встречали себе подобных и гордо смотрели вниз
Где ползал тот нищий уже никому не нужный
Запутавшийся в тенетах
Сгорбленный человек, нигде ничего не познавший
Ни откуда туда не спавший
О бренном своем мечавший – да так и пропавший с НИМ.
X
Мы замыкаем все доступы
Но запоры-то просто хлипкие
Память цепляется за выступы
Но травинки какие-то липкие
Мы замыкаем себя во тьму
Добровольно так легче в чём-то
Воспоминанья навалены в яму
Мишурой шурша морщатся компы
Мы боимся поднять глаза
В затухающем небе холодный раскрас
Одинокая плавает фраза:
Что нас не убивает – делает нас………….
XI
Зри в храме приглушённый свет
Весь очарованный свечами
Весь в ликах с скорбными очами
В молитвах небу – сон и бред
Твоя мечта о вечной жизни
Еще тебя не покидает
Она сквозь сумрак тот вздыхает
И смерти ждет лишь как болезни
Так свозь молитвенные дымы
В смирении, робкой простоте
Глаза в тоскливом состроданьи – не те
Не те, не те – а поднебесья Херувимы
С нас строго спросят за дела
С незащищенных, с одиноких
С несостоявшейся судьбой – таких
Глухих, нагих, немых
возненавидевших сей мир
XII
В сиянии сознания покончено
С животным человеком.
Полкружиями встаёт оно – нетленно -
Его божество. Естество. В горле – ком.
Ещё опасней полузнанье,
Полусознанье, полупознанье,
Воинствующий мир полупризнанья.
Кому уготован фатум – терзанье…
Новому Адаму иль новому богу
(новому смерду – забытых кровей?)
Новому Каину – вставшему Авелю. В тогу
Рядится воинство полуидей. Лицедей.
Какая сила поднимала со дна
Энергию востока, какая музыка плыла
Над Арктикой – и не глядите, что бедна
Холодная полярья дочь. Богам хвала…
Затменье…. Преклоненье…. Сиянье…
Преступление… черты
Заполярье…
XIII
Останься в живых
На полюсах смерти
В этой безжизненной круговерти
Столь же безжизненен стих
Дни путали речи
Сумбурные страсти
Стремились сквозь тлен прорасти
Дав поросль в далекой пустыне-ночи
Не ведая такого расклада
Где мысли похожи на хаос
Где пены хрусталь крылом задевал альбатрос
Не знали того алкавшие взять баррикаду
Ни им, ни другим
По сути, не в масть
Выпавшая вне ключевой игры кость
И время литавры сулило не им
Всё походя
Так в понарошку
Из того что есть - приготовить окрошку
И выдать за любовь – уходя
Пустыми глазницами
Время измерить
Забыть навсегда – как это верить
И плакать над лживыми принцами
Без родины
Веры, любви и затей
Как загнанный зверь в темноте
Глазеть на чужие равнины
А кровь
Будет капать
С продрогших ветвей – ничему не внимать
И молча ручьи наполнять – из прошлого вновь
Остаться в живых
Ничьим на земле
И волком бежать по ночам в ковыле
И тенью скользить на струнах кривых
Не даться
Не встать
Только в небе верстать
Ту повесть, которую негде считать