***
Начало записи.
Вот и пришло время воспользоваться этой штукой как печатной машинкой. Тем более, что звучит она, кажется, точно так же. По крайней мере, на текущий момент это самое малое, что меня заботит. Я слышу дыхание поезда. Я слышу биение его сердца. Каждый стук. Сейчас где-то подо мной проплывают километры ощерившихся пыльной травой и цветами рельс, а я слышу, как по венам их листьев и стеблей струится вода. Я слышу ее, омерзительно плещущуюся в безразмерном пивном брюхе соседа по больничной койке этого стремящегося черт знает куда от того самого места, где я должен быть, поезда. «я так люблю лето, летят самолеты». Одна мысль — и мое изуродованное тело проходит вязкие зоны турбулентности где-то далеко над землей. А мимо в широко распахнутых глазницах иллюминаторов пролетают облака, чуть тронутые дымкой призрачных шлейфов духов Луны и Солнца. Кажется, я могу видеть их. Прямо сейчас я касаюсь их ускользающих платьев окоченевшими от неестественного холода, сковавшего всего меня, пальцами. Мир передо мной расплывается, оставляя ощущение погружения в золотисто-синюю трясину нового мышления. В воздухе вокруг веет зимней прохладой, в моем дыхании эта прохлада становится бурной метелью, сильнейшей пургой разыгрываясь в амфитеатре сознания. Я сижу на деревянном полу в доме, где пахнет корицей, новым годом и свежей, еще горячей выпечкой. В доме, где Белая подкладывает в печь дрова, кажется, березовые, и постоянно, заезженной, но никогда не надоедающей пластинкой, играет дорожный блюз. Я касаюсь одной рукой шелковистых волос судьбы, другой сжимаю ножницы. Держу в руках прядь. Растираю ее в мелкий золотой порошок, осторожно беру щепотку и бросаю в костер. С шипением, золото исчезает в благодарном пламени. Я говорю слова, имеющие значение только для меня. Дарю их огню. А они, пройдя сквозь холодные языки, слепящей вязью ложатся на амулет. Я дарю его тебе. Белая.
Мы стояли у самого берега
Бездонной и древней реки.
Я тогда подарил тебе город,
И красивые, вроде, стихи.
Облака — как круги под глазами.
Города — как круги на воде.
Ворожу на защиту меж нами,
Отдавая себя ворожбе.
Я вращаю на небе планеты,
Создавая парад планет.
Я дарю тебе эти звезды,
Хоть и нас на тех звездах нет.
Я дарю тебе образ снега,
Белокурую деву зимы.
Ворожу на огонь оберега.
Ворожу на окно в миры,
Где рождаются мысли и знания,
Где метания и боль умрут.
В порошок растираю сомнения,
Их ошметки в костер пойдут,
Что поднимется выше отчаяния,
Что взлетит выше вод небес.
Ворожит близ меня ожидание.
Ворожит и всезнающий лес.
Кажется, это браслет. По ощущениям, он сделан из меди, хотя там, откуда он появился, едва ли имеют представление что такое медь, да и там это не играет никакой роли. Отныне он будет давать тебе самую большую защиту, которую только могу подарить тебе я. Запомни эти стихи. Запомни эти слова. Запомни как мантру, она всякий раз будет обжигать твое запястье огнем, на котором настояна эта сила. Сейчас я чувствую себя пустым сосудом и готов упасть на колени и отключиться на двадцать часов. По телу пробегают остаточные электрические заряды, с шипением затухающие на кончиках пальцев. Я касаюсь ими тебя. Твоих рук. Провожу рукой по щеке, оставляя серебристые и влажные следы. Первая ассоциация — лунная дорога. Именно такую можно видеть в полнолуние, стоя на берегу океана где-нибудь в Черногории. Кажется, это Герцег-Нови.
Я обнимаю тебя за талию. Мы стоим на этом берегу вместе. Вдвоем на берегу вечности. Мы уже были здесь, стояли на крыше и пытались поймать ускользающие тени уходящего в кровавый закат Парижа, залитого розоватым светом Амстердама, возвышенно-нездешнего Ватикана, старались поймать проплывающие из окна в окно по многочисленным водным каналам гондолы Венеции. Где-то я был прежде, где-то только готовился побывать. Сейчас — одна моя мысль и я буду стоять там, на одной из мощеных улиц старого города, вдыхая холодный дым своей трубки.
Но уже не один.
Холодная испарина на моем лбу и отстраненный взгляд. Паззл окружающего меня мира и сознания окончательно перемешан и готов к новой сборке. Но я почти уверен, что как и было всегда ранее, и на этот раз он уже не сложится в прежнюю картину. В этой хаотичности мыслей и мыслеформ, есть гармония. Космос рождается из хаоса. Он появляется из черной дыры, в которую сам же некогда и был засосан. Полнейший диссонанс отсутствия мыслей. Когда не думаешь — можешь путешествовать.
Когда не думаешь — можешь отдавать всего себя иным мирам и это не будет просто словами.
Когда не думаешь — можешь любить.
Когда не думаешь — можешь делать то, что не мог раньше.
Конец записи.
01.11.2011 года со дня рождения Его.