«посвящается дню престарелых …»
Имеет ли наша жизнь далёкую перспективу? Может быть мы всё-таки у гроба, «несчастные» (по Керкегору) и даже гроб не принадлежит нам, он принадлежит «несчастнейшему», а потому – пуст, так как «Тот» воскрес. Можем ли мы надеяться на воскресение?
Далёкая перспектива. Она не во времени, она в вечности. Так говорит нам церковь, и церковь права, так как мимолётное счастье кончается в мгновении, которое тут рядом, в настоящем. Мгновения уходят в прошлое, они должны быть пережиты в полноте, исчерпаны до конца, тогда жизнь не случайная судьба, а прочувствованная в глубинах. Поэтому мы ценим мгновения, стараемся их продлить, но удаётся это только во вспоминании и в планируемом на будущее повторении, а поэтому составляют предмет тоски человека «несчастного», отторгнутого от себя. Отторгнутый от себя человек, если он в этом не объективен, то живёт иллюзией, пусто и пошло. Чтобы жить объективно, надо жить соборно, в церкви.
Мгновение, исчерпанное до конца – это идеал, который заставляет человека строить планы далёкой перспективы и осуществлять его. Это субъективное в человеке, у каждого протекает по своему, оригинально. Субъективно – значит так, что ценно, иначе опять пусто и пошло. Ценно же, если это христианский материализм. В простейшем, самом надёжном виде христианский материализм – это верование в Христа в духе Его первых учеников, по происхождению рыбаков, простых людей без образования, не фарисействующих, не богословов. Поэтому нам говорят духовные отцы – веруйте «по-рыбацки», имея ввиду религиозный опыт первых апостолов. Апостолы же передали нам идеал церкви – соборность. Мы ценны для церкви тем, что каждый из нас несёт свой оригинальный субъективный религиозный опыт христианского материалиста.
Чтобы наш опыт не канул в лету, мы должны его объявлять, делать очевидным, объективным, а значит – жить известным способом, узнанным другими, не тайно, без мистики, без пошлого бреда и галлюцинаций, не шизофренически. Попросту – психически здорово, с доброй душой. Вот тут то и «зарыта собака». Нам говорят, чужая душа – потёмки. Это говорят о не добрых душах, о душах больных. Можем ли мы душевно больных считать людьми не добрыми?
Очень часто наталкиваемся мы на то, что считаем пациентов режимных заведений людьми безнадёжными, с душами искалеченными, инвалидами, требующими попечения или даже запрета на свободное существование. Свобода при этом понимается как вседозволенность. Если же свобода сочетается с ответственностью за поступки, тогда есть основания для существования не под запретами, вне режимных заведений. Но такую свободу, с ответственностью за поступки, требуется завоевать, обосновать, доказать её законность, законность нравственную. Нравственная законность может пониматься религиозно, тогда она не противоречит нравственному атеизму. И, чтобы не употреблять слово о Боге всуе, мы теперь начнём трактовать нравственную законность в рамках нравственного атеизма, который тождественен нравственному теизму, так как признаёт Бога.
Итак, нравственный атеизм. Чтобы быть в рамках нравственного атеизма, надо быть прежде всего эстетом, человеком чувствующим прекрасное, знающим цену искусству. Давайте разбирать положения эстетики, положения «критики способности суждения» (Кант), давайте учиться искусству, искусству добра. Первый шаг к благотворительности – попытка быть хотя бы чуть-чуть счастливым, немного отойти от гроба, перестать быть «несчастным», перестать веровать, а значит допустить в душу немного сомнения. Допустить сомнения, чтобы их разрешить и уверовать вновь. Это путь земной. Мы усомнились в доброте, а затем её обосновали на более надёжном уровне, выше, выше к небесам.
Сомнения – это мнение совместное хотя бы двух людей, претензия на объективное суждение, а потому – возврат ко гробу, путь к «несчастью». В сомнении мы перестаём быть самим собой, эгоистами. Мы идём к альтруизму, к любви и заботе о ближнем, который в пределе, в идеале, ничем не отличается от дальнего, самого крайнего. А крайний для нас – это человек с больной душой. Поищем совместное мнение с ним, сомнение. Разворачивая разговор с самого начала, мы приходим к вере в добрые начала. Иначе всё пусто и пошло.
Таким образом, нравственный атеизм – это этика истинно религиозного человека, завершение его мировоззрения, рождение нового человека, что равносильно оздоровлению души, путь в вечность, воскресение при жизни. Таково наше безнадёжное дело. Мы оставим надежды. Надежды юношей питают, как говорит крылатая фраза. А мы должны стать зрелыми людьми, расстаться с нашим менталитетом (детскостью мышления).
© C.A.Zhunusov 2003 Exclusive Re-mix 01.10.2011 05:00
© Черненко Л.П. 1946 Exclusive Re-mix 01.10.2011 05:00
© Буда Чернец 1999 Exclusive Re-mix 01.10.2011 05:00
© Travkine 1996 Exclusive Re-mix 01.10.2011 05:00
© Николя Бурбаки 2011 Exclusive Re-mix 01.10.2011 05:00