Что же мы теперь имеем -
Ядовитыми полями
Вдоль дороги до идеи -
Виселицы фонарями,
Щит прибит о перестройке
К полусгнившему бараку,
И оттаяли помойки
В помощь выжившим собакам
О.Митяев
… а в конце дороги той – плаха с топорами
В.Высоцкий
Посвящается Оксане Лещенко - в память о пережитом.
1.
От противного скрежета диванных пружин Александр проснулся. Открыл глаза.
Жена шарила впотьмах по стене, нащупывая выключатель.
- Что случилось – спросил он спросонья, пытаясь сообразить, который час.
- Притька просится на улицу – ответила жена, обращаясь одновременно и к нему и к невидимой в темноте собаке - достала ты меня, пошли, горе мое.
Неторопливо одевшись и не обидевшись на то, что Александр не встает, она позвенела в коридоре ключами и тихо, чтобы никого не разбудить, вышла из квартиры.
Часы показывали половину первого ночи. Значит спал не более двадцати минут.
Александр встал, натянул на голое тело штаны и свитер. Было стыдно за минутную слабость.
- Нужно было идти самому – подумал он.
Прикурив на кухне сигарету, он вышел на лестничную площадку, из окна которой был виден весь двор.
Трехлетняя породистая доберманша - Прилеста Тай Экселлент, а в быту просто Притька, описывала круги по двору, ища по раз и навсегда заведенному ритуалу место, где можно пристроиться. Это его всегда удивляло или раздражало. В зависимости от настроения. Какая разница где?
Она остановилась, попыталась присесть, но место снова не понравилось. Описав по двору еще несколько кругов, наконец, замерла.
Жена позвала собаку, та сразу подбежала и замерла у левой руки. Было заметно, что она чувствует себя виноватой и пытается угодить.
Что-то теплой волной шевельнулось в груди. Александру стало жалко и собаку, и жену, и себя. Необъяснимая тревога, которая не покидала его в последнее время, из-за которой он с трудом засыпал, совместилась вдруг с этой жалостью.
- Я чем-то похож на Притьку – подумал он – хочется подойти к Ольге и дать покорно пристегнуть себя к поводку. Только не обижайся, не ругай, прости.
Убедившись, что все в порядке и услышав, как лифт пошел вверх он, испытывая неловкость и оставив открытой входную дверь, забрался под одеяло, притворяясь спящим.
Прикрыв скрипнувшую тихонько дверь и протерев собаке лапы жена, молча раздевшись, легла рядом, положив руку ему на спину. Давая понять тем самым, что ничего не случилось.
- Годы совместной жизни кажется делают нас мудрее – подумал он
- А, впрочем, почему нас? Это Ольгу они делают мудрее.
И снова предательская волна накатила изнутри. Обожгла слегка душу.
2.
Утром Притька впервые отказалась идти домой и жена, которая ее вырастила и по настоящему любила, оставила собаку на улице, что было для Александра необъяснимо.
Он, торопливо одевшись, пошел за собакой. Та стояла на улице, не понимая, что произошло, поджав обрубок хвоста и виновато скуля.
Александр, взяв ее за ошейник, поднялся в квартиру, где она тут же шмыгнула на свое место, как-то по-старушечьи вздохнула и притихла.
Позавтракав, они с Ольгой направились в гараж, который был тут же во дворе. Александр завел машину и не прогревая двигатель выехал.
Каждодневный ритуал с завозом жены на работу довел эту процедуру до автоматизма. Говорить не хотелось, ехали молча, также молча и обыденно поцеловались на прощанье.
Теперь на работу.
3.
От Цветного бульвара до Ново-Басманной улицы не более десяти минут езды. Маршрут был давно знаком и освоен, и Александр, привычно вырулив на Садовое, вспомнил, вдруг, как все начиналось.
Нынешнюю работу он присмотрел для себя давно – около пяти лет назад. Но пришел в фирму только в девяносто третьем, на шестом году ее существования, отработав три года за границей и имея практически все, к чему целую жизнь стремился советский человек – квартиру, машину, гараж и видеомагнитофон. Пришел, без сожаления расставшись с достаточно перспективной по общепринятым нормам работе в одном из внешнеторговых объединений.
И решение свое он принял не только из-за денег.
Проработав тринадцать лет в советском Внешторге он давно был готов к такой работе. Ведь все эти годы он занимался тем же - переговоры, контракты, командировки, и снова переговоры. Хорошо, крепко учили тогда в подобных организациях. И давно уже не терпелось приложить эти знания и этот опыт к сложившимся условиям.
Ему казалось, что с таким багажом сделать это будет совсем не трудно. Ведь он видел и знал, наблюдая и впитывая, как это делали его партнеры и друзья за границей, удивляясь и восхищаясь тому, как это просто.
Тогда Власть поманила предприимчивых и не очень в светлое будущее капитализма. Эйфория свободы кружила голову, обещая реализацию невостребованных, как казалось ранее, возможностей. Фантазии манили, рисовали радужные картины какого-то необыкновенного, счастливого, красивого будущего.
Вернувшись из-за границы он был приятно удивлен переменами в Москве.
Москва строилась и хорошела.
Город напоминал и Варшаву, и Будапешт, и Берлин, и Прагу.
Люди словно сменили кожу, были нарядны, хлопотливы, уверены в себе. Ларьки и палатки, развалы на рынках были полны ярких, не виданных ранее товаров. По улицам сновали иномарки, слышались разговоры о валюте, о какой-то Анталии, о заработанных миллионах.
Некогда процветающая фирма терпела крах, вложив кредит в сомнительный проект. В рядах ее учредителей царила тихая паника. Но он, уже приняв для себя решение, пришел в эту команду, отставив более выгодные предложения от друзей и товарищей по работе, ушедших в бизнес раньше.
Причин было несколько: это и друг юности Вовка Иванов, стоявший у истоков фирмы, и распирающее чувство собственной нереализованности, и, главное, желание доказать себе и другим, что можно начинать не только с нуля. Гордыня, одним словом. Страшный библейский грех.
Ничего не соображая в вопросах рынка российского и, тем более, в российской бухгалтерии, но не неся, впрочем, и никакой ответственности, он неистово впрягся в эту телегу. И потащил ее, внимательно наблюдая по сторонам за тем, кто и как зарабатывает сейчас на дачи и иностранные машины.
И удача пришла.
Немало помотавшись на своих новеньких, купленных за несколько дней до отъезда за границу «Жигулях», он нашел все же свою «золотую жилу». Это был небольшой подмосковный цех по розливу водки. Водка эта, как ни странно, была замечательного качества. И ценой своей ближайших конкурентов «убивала» она «наповал».
С немалым трудом вычислив московского хозяина этого богатства, он сумел убедить его во всех прелестях будущей совместной работы. Тот, немного поломавшись, отказываться от сотрудничества не стал. И поставил в график - одна фура в неделю.
В офисе стали появляться мелкие покупатели с ручными тележками, затем подтянулись и крупные оптовики, вывозившие продукцию КАМАЗами и вагонами в дальние регионы.
Постепенно были отданы кредиты, расширялся ассортимент, появились свободные деньги и новые партнеры. Теперь уже другие присматривались к тому, как они зарабатывают свои дачи и машины.
На втором году работы в качестве коммерческого директора учредители фирмы предложили ему место генерального и долю в бизнесе. За этим их решением было не только признание его заслуг, но и желание переложить на него ответственность за старые грехи.
И он, прекрасно понимая причины такого предложения, но давно ожидавший его, отказываться не стал.
4.
Жизнь удалась.
А кто не носил розовых очков в те времена? Кто не помышлял о гордом звании владельца заводов, газет, пароходов? О деле, которое можно передать детям и внукам?
Свобода кружила голову. Предприимчивые и не ленивые – вперед. Умные и сообразительные – по коням.
Вокруг возникали всевозможные фонды и общества. И щедрыми президентскими льготами наделялись они. На спорт, на инвалидов, на воинов – афганцев… Церковь по-дешевке стала завозить в страну алкоголь и табак.
Казалось, что их фирму это не касалось. Жизнь и работа шли своим чередом. С презентациями, саунами, ресторанами.
Фирма расширяла инфраструктуру, строила новые складские помещения, отремонтировала второй офис – штабной. Были куплены компьютеры, налажен учет. Сразу заскулили кладовщики, но воровать перестали.
Работали много, без выходных, с удовольствием.
Александр с интересом наблюдал, как менялись чиновники, пришедшие в себя после перестроечной оторопи, осмотревшиеся, начинающие потихоньку компенсировать свои былые промахи.
События у Белого дома прошли стороной – нет, не был, не участвовал.
Отвлекала работа. В самый разгар пушечной стрельбы октября девяносто третьего, когда они с Вовкой передавали партнеру на мосту у Ваганьково коробку с деньгами, он сам успокаивал растерявшихся и очень вежливых милиционеров, умоляющих их поскорее уйти, потому, что место простреливалось.
Так же мимо проходили выборы Президента и Думы.
Однако, будучи по уже сложившемуся мнению, представителем нарождающегося класса так называемых «новых русских», он с удивлением замечал, что доверия к «проводникам нового экономического курса» у него нет. Он интуитивно не верил этим молодым и не очень Ребятам от Власти и не голосовал за них.
5.
Контрастом была его мать - обманутая этой властью и брошенная на произвол судьбы. Она, эта власть, отняла у нее заработанную на трех работах пенсию в сто тридцать два рубля и скудные, накопленные на сберкнижке на «черный день» сбережения.
Мать приторговывала бутылочным пивом в тесных рядах таких же, как и она пенсионерок и голосовала, и снова голосовала за тех, кто ее обманул. Помощь двух сыновей, значительно превосходившая заработки на стороне, не останавливала ее. Каждое утро мать бежала на оптовый рынок, закупала товар и снова вставала в ряды людей с похожей на нее судьбой.
- Так дольше проживу – говорила она в ответ на досаду детей – свежий воздух, новые подруги, и все ж какие – никакие, но деньги.
В этот же промысел она вовлекла и отца, всегда твердо стоявшего на ногах самостоятельного и рукастого мужика, на склоне лет потерявшего все, в том числе и уверенность в себя, растерявшегося от происходящего, ставшего на удивление тихим, и даже, кажется, меньше ростом.
Отец умер в девяносто третьем, так толком и не поняв, что же произошло в его стране.
6.
Александр часто думал над непонятным для него поведением матери. Он, а не она должен был голосовать за эту власть, а не хочется и протестует все внутри.
Может быть виной всему, иронизировал он сам над собой, было полученное им высшее экономическое образование и беспомощность при попытке логично объяснить самому себе происходящее.
Логики не было. Вернее она была, но логика эта была страшна своею правдой – обещанных реформ нет. И не нужны они никому. Просто у бывших лаборантов и комсомольских секретарей, получивших власть, появилась прекрасная возможность нахапать много денег. И законы, которые давали ему и таким же, как он зарабатывать, писались не для него, а для тех – наверху, и работали эти законы до тех пор, пока им, а не ему это было выгодно. Регулярно вводя и отменяя эти законы, тасуя их, как колоду карт, власть вынуждала так называемый средний класс жить одним днем и быть всегда у нее – этой власти «на крючке».
Это мешало и раздражало. Многие из его серьезных партнеров, уже успевших заработать приличные деньги, часто говорили ему, что устали от каждодневного риска и мечтают работать честно и спать крепко. Налоги и сопутствующие поборы даже теоретически не позволяли делать этого, а там, где положено было об этом думать, не замечали этого или замечать, по каким-то своим, только им известным причинам, не хотели.
Пытаясь понять странную позицию матери, он, как ему показалось, сформулировал для себя ответ. Ведь ее поколение обманывалось властями многократно, обманывалось лицемерно, жестоко, бесцеремонно и цинично. Сажая безвинно, насильно обменивая и без того нищенскую зарплату на облигации, выгоняя на субботники и воскресники, карая за минутное опоздание на работу, каждая новая верховная власть за их терпение обещала, если не для них, то для их детей процветание и благоденствие, списывая все промахи и ошибки на власть предыдущую. И доверие, которое они ей – этой очередной новой власти оказали в девяносто первом, было последней в их жизни попыткой доказать себе и своим детям, что жили они не зря. А мысль о том, что снова, в который уже раз, они дали себя обмануть, гнали прочь, стыдились ее, и поэтому упорно продолжали, вопреки всему, доказывать себе и всем, что были правы тогда.
7.
Иногда он думал о том, что несправедлив к этой власти, которая дает ему вполне прилично жить.
Как бы в подтверждение этого каждый день со страниц газет и с экрана телевизора серьезные и узнаваемые люди рассказывали ему об успехах демократии и рыночных реформ.
- Да! Да! Нет! Да! – пели и плясали счастливые и преуспевающие звезды эстрады.
- Да! Да! Нет! Да! – вторили им любимые с детства артисты театра и кино, известные литераторы и ученые.
Но казалось иногда, что эти популярные и заслуженные сами краснеют, не веря и удивляясь тому, что говорят.
И снова нарастало тревожное чувство неопределенного будущего.
В девяносто четвертом работы прибавилось, но все больше и больше из заработанного уходило в затраты, все больше и больше людей вокруг протягивали руку за своей долей.
Плодились в геометрической прогрессии чиновники разных мастей, коротко стриженные в форме и без дяди с пудовыми кулаками.
Росли налоги, аренда, аппетит окружающих.
Льготники не давали работать, обрушивая рынок.
- Ну, очень смешные цены! - доносилось из телевизора:
Смеяться почему-то не хотелось.
Попытка работать, как они привела к неприятностям на таможне.
Тогда – в девяносто четвертом, выручила Украина с дешевыми купонами, низкой зарплатой и полным отсутствием таможенных пошлин. Мотаясь по два раза в месяц в Киев, начиная и заканчивая рабочий день с телефонной трубкой в руке, Александр с партнерами организовали сначала ручеек, а потом и полноводную реку из товаров, за которыми с утра стояла очередь.
Приезжая в командировки в Киев Александр всегда волновался. И все время внимательно вглядывался в лица людей. В этом городе в семидесятые растворилась навеки, выскочив замуж, его первая любовь. Таня Соколова.
Росли обороты фирмы, а вместе с ними и вера в выбранный путь.
- Правильной дорогой идете, товарищи!
8.
Обманчивое ощущение значимости собственной личности, связанное с появлением свободных денег, потянуло поиграть в политику.
В офисе стали появляться депутаты и кандидаты, лидеры разнообразных партий. Какие-то люди с горящими глазами приносили безумные проекты и просили денег. Иногда он давал.
Но столкнувшись близко с чиновниками от политики и получив возможность понаблюдать за ними вблизи, он ощутил, вдруг, какое-то брезгливое, неприятное чувство, что он и здесь обманывает себя.
Достаточно представительные, часто всеми узнаваемые люди, с приятными и не очень манерами, оказавшись оторванными от телекамер и журналистов, вдруг становились желчными, завистливыми и жадными.
С удовольствием откликаясь на приглашения они, на финансируемых, в том числе и им, мероприятиях, не отходили от столов с дармовой выпивкой и закуской, жадно пожирая все и вся, и мгновенно исчезали, когда на столах становилось пусто.
В общих компаниях во время застолий, выпив водки и раскрасневшись, многие из них говорили правильные вещи об устройстве страны, экономике, налогах, сочувствовали сидевшим тут же предпринимателям, удивляясь, как в таком бардаке можно еще работать, намекали на свои немалые возможности, предлагали помощь.
Александр искренне радовался тому, что они - эти люди, разделяют с ним его тревоги и опасения, откровенно, наивно полагал он, ругая тех, кто мешает им провести реальные, настоящие, правильные реформы.
Ему казалось, что и те и другие поймут, наконец, что так жить нельзя и они вместе с уже понявшими это осуществят что-то такое, отчего сразу заработают и экономика и промышленность.
И тогда наступят, наконец, времена, когда люди будут думать не о том, как получить свою зарплату за прошлогодний июнь, а о том, как и где проявить себя, чтобы зарабатывать еще больше и жить еще лучше.
Однако, попадая в стаю себе подобных, забывали его хмельные гости все сказанное. И продолжали совершать действия, которые вели страну к катастрофе.
Они играли по своим, одним им понятным правилам, где слова государственное и мое были синонимами.
Однажды партнер привез к нему в офис губернатора одной из областей. Тот, сильно выпив, стал вдруг философствовать о народе, закончив все словами:
- А это быдло, ежели что, мы к ногтю прижмем.
Иногда он успокаивал себя тем, что есть другие лидеры и другие депутаты, которых он просто не знает, но которые живут нуждами страны, говорят и делают то, о чем думают на самом деле.
9.
В девяносто шестом.таможенный шлагбаум с Украиной в один день остановил с таким трудом налаженный поток.
Высвободившиеся деньги были неудачно вложены в сахарную программу и в течение трех месяцев, словно сахар же, и растаяли.
Появились долги. Простаивал автотранспорт. Некогда работающие круглые сутки склады опустели. Стали разбегаться партнеры, испугавшиеся ответственности, не привыкшие затягивать пояса.
Они просто бросили его, когда стало трудно.
Неожиданно ушел с ними и Вовка.
Александр, не понимая, пытался все же оправдать их, но чувство горечи не оставляло его.
Ребята, к которым он пришел не в самую лучшую пору их жизни, для которых он пожертвовал хорошей работой и хорошей зарплатой, с которыми он честно делил все трудности, для которых, в чем он был уверен, сделал немало хорошего, бросали его в трудную минуту, пытаясь даже напоследок, что-то вырвать, ухватить из погибающей фирмы, великодушно оставляя ему все ее проблемы и долги.
Стали незаметно пропадать постоянные завсегдатаи офиса, которых всегда было немало и которые по зову и без готовы были в любое время разделить и застолье по поводу очередного успеха фирмы, и баню под настроение, и прочие развлечения, сопутствующие российскому бизнесу.
Партнеры, которым он помогал и деньгами и товарами и которые с удовольствием приезжали к нему по делу или просто так, в ответ на его просьбы о помощи разводили руками:
- Извини, старик, самим тяжело.
Отчетливо вспомнилось и стало понятным услышанное когда-то:
- Не верь, не бойся, не проси.
Помощь, как ни странно, пришла от людей, которым он в суете великих дел практически не уделял внимания, на которых совсем не рассчитывал в силу, как ему казалось, их бедности и не умения жить.
Удивил и обескуражил друг юности Андрюша, принесший однажды в офис двести долларов, с трудом, по копеечке, накопленных им с женой:
- Возьми, больше у нас нет.
Александр от денег вежливо отказался, но преподанный урок выучил. Урок тяжелый, но необходимый, как прививка. Это было, может быть самое ценное, что он вынес из той, парниковой и далекой теперь жизни.
10.
Оставались люди – его команда, которую он собирал несколько лет. С таким трудом принимая и увольняя, просеивая сквозь сито, сотканное из желания и возможности работать, доверия к нему и к ним, преданности фирме. Их нельзя было бросить, обмануть. Не имея возможности и необходимости сохранить всех, вынужденный все же увольнять людей, он, расставаясь с ними, чувствовал себя виноватым за то, что обманул их. Однажды эти люди уже были не нужны этой стране и он часто гордился в душе тем, что смог дать им работу и возможность вполне прилично зарабатывать и жить достойно.
В течение года из сорока одного сотрудника в фирме осталось только девять.
Но останавливаться было нельзя. Ибо, как любил говорить уже отставной, но известный на всю страну генерал:
- Живешь, пока летишь.
Да и поздно было уже отыгрывать назад. Рядом была семья, которая сразу прочувствовала перемену. Хронически не хватало денег на учебу дочери, одежду, еду. Жена, не работавшая шесть лет, объяснив, что устала сидеть дома, подняла старые связи и получила место инженера в полугосударственном акционерном обществе, где работали ее институтские подруги.
Он понимал, что ее объяснения – не более, чем попытка добыть денег для семьи, не обидев его мужского достоинства. И был благодарен ей за это.
Оставшись без стабильного заработка, Александр с удивлением заметил, как, оказывается, много вокруг проблем.
Было стыдно перед родственниками, которым он раньше помогал, перед дочерью, у которой именно в этот момент как-то сразу и вдруг износились купленные еще за границей одежда и обувь. Заправка машины, которая раньше была не более, чем механической процедурой, стала осмысленным, взвешенным и не всегда приятным решением.
В этой ситуации, когда рушились иллюзии и идеалы, улетучивалась вера в людей, вообще, и в дружбу, в частности, когда старые друзья все дальше отдалялись, погружаясь в собственные проблемы, когда образовался вакуум внутри и вокруг, возникла острая, физически ощутимая потребность в Боге.
Ему было стыдно, что он вспомнил о нем в трудные для себя времена. И это чувство не покидало его в церкви. Ему казалось, что он обманывает Бога, прося у него помощи и обещая что-то взамен. Что он лицемерит, читая молитвы, ставя свечи, целуя лики святых. В свои сорок два он чувствовал себя в храме беспомощным маленьким ребенком, делавшим все неловко, нелепо, не так.
На втором году с начала относительно регулярного посещения церкви - на Рождество, когда священник после службы окроплял всех святой водой, целый сноп брызг попал ему в лицо. Он вдруг неожиданно почувствовал прилив необыкновенной, доселе неведомой энергии. Загорелось лицо и тело. Стало жарко. И этот жар, уйдя впоследствии, периодически вспоминался всеми клетками тела и снова согревал.
Незаметно отступали обиды. Он с удивлением заметил, как где-то глубоко внутри зарождалась и крепла новая, но, оказывается, старая, как мир система координат. Под ногами словно вырастала опора. Появилась уверенность – все пройдет.
- Господи, на все Воля Твоя Святая.
11.
Однажды знакомый Александра по политическим мероприятиям познакомил его со своим институтским приятелем – крепким бизнесменом, удачно работающим на финансовом рынке.
Это был тридцатичетырехлетний, но выглядевший на все сорок пять, крепко скроенный и жесткий в общении человек, отличающийся редкой не пунктуальностью и крепкой памятью, которую он, однако, нарочно или нет, прикрывал внешней рассеянностью.
Несмотря на молодость люди на много старше его по возрасту и занимающие высокие должности звали его только по имени и отчеству.
Вокруг него всегда толпился народ, в приемной всегда было много желающих переговорить с боссом. Разговоры эти были, как правило, о деньгах, просимых на те или иные проекты, отчего сотрудники его фирмы называли приемную «проссунской» со смачно выговариваемым ударением на втором слоге.
Складывающиеся поначалу отношения раздражали Александра. Необязательность нового знакомого доводила до бешенства. В такие минуты ему хотелось бросить все, отказаться от сотрудничества, остановиться. Однако, то ли обстоятельства, то ли воля и мощная энергетика, исходящая от этого человека, а может быть, интуитивное понимание его возможностей и надежности, желание научиться чему-то, чего сам Александр не знал и не умел, а, скорее всего, это все вместе взятое крепко привязывало его к нему.
За три года знакомства с этим человеком тот, может быть сам того не ведая, научил его многому и не раз выручал Александра в критических ситуациях, все больше и больше привязывая к себе.
И эта привязанность уже не была Александру в тягость.
Этот человек умел заряжать энергией, поднимать дух, когда казалось, что все потеряно и ничего больше не склеить. Его девиз «Чем хуже, тем лучше» стал для Александра и его девизом. Особенно часто он повторял его про себя после того злополучного, ставшего уже нарицательным, семнадцатого августа, когда стали разваливаться одна за другой знакомые и вполне крепкие на первый взгляд фирмы. Когда многие в прошлом приличные люди, взявшие взаймы короткие деньги или дешевый валютный товар, потерявшие все накопленное и заработанное в разорившихся в одночасье банках, вдруг превращались в собственную тень, бегая от кредиторов и поставщиков, не беря телефонных трубок, сломленные финансово и морально.
Тогда Власть окончательно добивала тех, кто поверил ей когда-то, кто поддерживал ее все эти годы. Деловых и предприимчивых, надежных и легких на подъем, кто реально и вопреки декларациям сытого и мордастого, лоснящегося от жира и самодовольства Главного Экономиста, возложившего на себя функцию Пророка, наполняли прилавки магазинов товарами, а бюджет деньгами, создавали производство, учась на ходу, набивая шишки и становясь жертвами окрепшего при этой власти криминала. Не беря и не прося у нее ничего взамен.
Александр с детства помнил притчу о двух лягушках, попавших в сосуд со сливками. Он любил себя сравнивать с той – второй, которая, сбив сливки в масло, сумела выбраться на волю.
Но в последнее время он все больше и больше приходил к выводу, что барахтаются они – эти поверившие и воспрявшие, в чем-то другом, вовсе даже не взбиваемом, пахнущем дурно и перспектив не имеющем.
12.
Погруженный в мысли, он очнулся от надрывных гудков автомобильных клаксонов – загорелась зеленая стрелка светофора и возмущенный, спешащий по своим делам автомобильный народ неистово напоминал ему об этом.
Поспешно тронувшись с места, он уже через несколько минут въехал во двор старого дореволюционного дома. Привычно припарковав машину, он зашел в пропахший кошками подъезд и, открыв своим ключом дверь, вошел в офис.
Вспомнилось вдруг все, что с этим офисом было связано. И четыре бригады строителей, которых они вынуждены были сменить по причине одинаково безобразной работы и постоянного срыва графика.
Александр торопился тогда выбраться из подвала, в котором фирма проработала много лет. Не забыв, как радовались ребята в восемьдесят седьмом, получив на Ново-Басманной помещение под свой первый в жизни офис - никому не нужный и заброшенный подвал.
Как засучив рукава вывозили из него на грузовиках мусор, ремонтировали сгнившие трубы, осушая и благоустраивая, освещая и завозя новую мебель.
Он надеялся, что перебравшись из подвала в новый офис с настоящими окнами и собственной кухней и наделив каждого сотрудника собственным рабочим местом он изменит к лучшему и работу фирмы и настрой работающий в ней людей.
И подтолкнет Удачу.
Отчаявшись в ожидании конца стройки они с Вовкой, ползая в выходные на коленях сами стелили на пол ковролин и проведя генеральную уборку переехали.
13.
Сегодня, как и всегда, Александр пришел на работу первым, выполняя раз и навсегда установленный им же ритуал: покормил рыбок, поставил на плиту чайник, включил газовую колонку, передвинул на календаре пластиковое окошко, налил себе кофе и пошел смотреть утренние новости.
В перерыве между кофе и новостями зазвонил телефон - рабочий день начался.
К десяти, как обычно, стал подтягиваться народ.
Подошла Оксана – верный главный бухгалтер. Ее он узнавал по двум – трем нервным звонкам в дверь.
Впервые она появилась у них в офисе пять лет назад в качестве девочки на телефон.
И в должности секретаря и в должности главного бухгалтера она всегда преданно защищала Александра от кажущихся ей несправедливых нападок изнутри и извне.
Следом появился Андрей – друг юности, талантливый сценарист, творческий от природы мужик, историк по образованию, уволенный с телевидения в том самом августе. Алиментщик по первому браку и отец двух детей от счастливого второго.
Он пришел в фирму пересидеть худшие времена, откровенно не скрывал своей нелюбви к такому бизнесу, однако добросовестно исполнял все, что ему поручают.
Пописывая в рабочее время сценарии «в стол» или « в корзину» он уже успел успешно съездить к собственному и всеобщему удивлению по делам фирмы в командировку в Могилев. Пессимистически – философский склад характера, подкрепленный непростыми жизненными обстоятельствами, сделали его похожим на ослика Иа из сказки про Вини-Пуха, над чем Александр постоянно подтрунивал.
Александр помнил, как в первый же день его появления на рабочем месте заказал для него первые в жизни визитные карточки. Андрюша очень ими гордился, показывая своим детям и всем знакомым.
Потихоньку подходили остальные сотрудники, пользуясь тем, что Александр не контролировал строго их приход. И через пятнадцать минут все были в сборе.
Это день был похож на все предыдущие - звонки, переговоры, бумаги, выяснение отношений с банком по поводу неработающего модема, спокойный на удивление вечерний разговор с Боссом, анализ последних накладных со склада.
День пролетел незаметно и буднично.
Ближе к вечеру зашел сосед из квартиры напротив – пригласил на чай. "Номер тридцать шесть" – один из доброй сотни рецептов, придуманных им самим.
Александр, как правило, отказывался от подобных предложений, ссылаясь на занятость, но сегодня, к собственному удивлению, согласился, доставив соседу необъяснимое удовольствие.
Когда народ потихоньку разошелся, а вал телефонных звонков спал, Александр смог, наконец, расслабившись, заняться тем, что про себя называл творчеством – подвел итоги уходящего дня и наметил планы на день будущий.
Это было его любимое время, когда в тишине он мог написать на чистом листе бумаги свои мысли и прорисовать схемы будущих сделок.
14.
В половине девятого вечера, когда он, проделав утренний, но в обратном порядке ритуал собирался уходить, заехал вдруг без звонка Александр Григорьевич – его старый приятель по той еще – советской жизни во внешнеторговом объединении.
Его бывший, настоящий и будущий партнер по несостоявшимся сделкам.
Он пришел с новым ворохом интересных, как ему казалось, предложений и только ему одному известным способом цокая языком, стал рассказывать о новой идее, которая позволит заработать сумасшедшие деньги.
Поговорив не менее часа о разных пустяках, они вышли из офиса и, продолжив разговор ни о чем, покурили на улице еще минут пятнадцать. Затем неожиданно и как-то торопливо и вдруг пожав друг другу руки, разбежались по машинам.
Проезжая Сокольники Александр чертыхнулся про себя, посмотрев на часы – он опять не успел поиграть с внуком, который к его приезду конечно же уже вымыт, накормлен и уложен в постель.
Внук Никита – смышленый мальчуган одного года и четырех месяцев от роду был настоящим лекарством для души, посланный ему Богом в качестве награды за пережитое.
Александр понял это не сразу, а только спустя несколько месяцев после его рождения.
Сразу забылись и переживания, связанные с токсикозом дочери за месяц до летней сессии в институте, и два года ее вынужденных академических отпусков, и двухлетняя неустроенность зятя.
Подъехав к дому и поставив машину, он поднялся на свой девятый.
Переодевшись и умывшись Александр нехотя, через силу поужинал, сидя у телевизора на кухне. Затем перебрался к телевизору в комнату.
Думать ни о чем не хотелось, сил не было. Но это состояние усталости и вечерней полудремы ему нравилось. Это было то состояние, которого ему так не хватало в выходные. И без которого он еще больше уставал во времена длительной и вынужденной бездеятельности, связанной с затянувшимися иногда праздниками.
Жена, успевшая за много лет их общей жизни хорошо изучить его настроения, не расспрашивая ни о чем постелила постель.
Александр прилег, чувствуя, что уплывает в сонное забытье.
Подумалось, вдруг:
- А ведь Господь ведет нас только по одному ему известному пути. И по прошествии времени ясно понимаешь, что путь этот прокладывается каждому по заслугам и трудам его. И путь этот в независимости от результатов – есть путь правильный.
Вот и прошел еще один день. Обычный день - не лучший и не худший.
Но, может быть, уже завтра, да, обязательно завтра, все, о чем он мечтал, ради чего жил и работал, обязательно начнет сбываться.
- Отче наш, Иже еси на небесех! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси ….
И НА ЗЕМЛЕ.
Москва, 1998.