Схватка, продолжение Габриэллы

Вячеславъ Назаров
Похоронив жену, Люччано немедленно отправился во Флоренцию, к брату Габриэллы. Роберто, как всегда, принял герцога пышно, со всеми почестями.
И на следующий день устроил грандиозные поминки по умершей сестре.
      На тризне Люччано много пил и когда хозяин замка начал бесконечно восхвалять его, Николо, не выдержав, плеснул вином из серебренного кубка ему в лицо, сказав при этом одно лишь слово: «Мерзавец!».
     Рано утром между ними состоялся поединок на шпагах. Несмотря на свою уродливую фигуру и не привлекательную внешность, Роберто оказался превосходным фехтовальщиком. Он был ловок, неутомим и силён, как дьявол. После чрезмерных возлияний накануне, Николо был несколько рассеян и вял, и уже через минуту получил два несерьёзных ранения. У него была рассечена щека и чуть задета левая рука.
      Увидев свою кровь на белых кружевах батистовой рубашки, он вновь вспомнил кровь Габриэллы. Неукротимая ярость охватила его. Шпага Люччано засверкала, словно молния. Он стал теснить Роберто к каменной лестнице, ведущей вниз к пруду. И через несколько мгновений противник Николо оступился, получив первый укол в бедро. Резвость его поубавилась, он стал припадать на левую ногу. Злобу и ненависть на лице горбуна вытеснило недоумение, боль и страх.
      Прошла ещё одна минута безудержных атак Люччано и она увенчалась ударом его шпаги в правое плечо противника. Роберто сразу перехватил шпагу в левую руку и уверенно продолжал отражать бешеные выпады герцога. Но раны оказались значительными. Кровь стекала из набухшего правого рукава рубашки на холодные, чуть влажные, каменные плиты, орошая их каплями, похожими на красные гвоздики.
      Движения Роберто становились неуклюжими и замедленными, он слабел с каждой секундой. Дикая злоба и ужас слились в его лице в безобразную маску. В отчаянье он попытался атаковать Люччано, но тот ловким финтом выбил шпагу из руки горбуна и немедля ни мгновения пронзил его насквозь. Удар оказался смертельный, в область сердца и Роберто рухнул, как подкошенный.
      Немного отдышавшись, герцог подошёл к распластанному на каменном полу, уродливому телу умирающего. Его губы, подёрнутые розовой пеной, шевелились. Лючано встал на колени и приставил своё ухо к его губам. Напрягая весь свой слух, он услышал: «Ты… умрёшь… завтра».
      Возвратившись в замок, Люччано приказал немедленно приготовить карету к отъезду. Он был слишком утомлён чтобы ехать верхом. Едва ему обработали раны и перевязали левую руку, карета, окружённая свитой, помчалась в обратный путь. День только начинался, но герцогу захотелось спать, и он задремал.
      Проснулся он оттого, что его начало поташнивать. Он почувствовал озноб и жажду. Вода не принесла облегчения. Наоборот, лоб покрылся испариной, его вырвало.
      «Чёрт! Как мне плохо! Надо же было так надраться вчера. Хотя, странно: раньше со мной такого почти не случалось», - подумал Люччано.
      Ему становилось всё хуже и хуже. И, вскоре, он стал подозревать, что происходящее с ним – не похмелье. Он приказал остановиться у ближайшего селения и вызвал своего лекаря.
      Местный дворянин предоставил герцогу лучшую из комнат. Там было много солнца и света, а высокие потолки и большие раскрытые окна наполняли помещение тёплым летним воздухом. В комнате была старая, но добротная крепкая мебель, большая кровать, стены украшали красивые ковры и тёплые ткани, а в углу стоял большой камин.
      Во время осмотра герцога лекарь не проронил ни слова и сильно побледнел. Заметив это, Люччано, после очередного приступа рвоты, вопросительно посмотрел на него.
- У вас все признаки отравления, мой господин, - выдавил из себя лекарь. Тонкие губы его мелко тряслись, на большом носу выступил пот.
- Отравлен? – Люччано, едва оторвав голову от подушки, бессильно
откинулся на мягкий пух. – Дьявол! Да, отравлен вчера, у Роберто! Мне что-нибудь подсыпали в вино… Или в еду.
- Нет, господин! - закачал головой лекарь - Я лично проверял все вина и
яства. 
- Верно! До ссоры не было необходимости покушаться на мою жизнь…
      Прошла минута тягостного молчания.
- Я больше, чем уверен, ваша светлость, что герцог Роберто дрался с вами отравленной шпагой. И при ранении – яд попал в ваш организм.
- Это опасно? Ты смог распознать этот яд?
- Да. Эта отрава минерального происхождения. Это очень опасно, мой
господин.
      Помедлив, видимо что-то обдумывая, лекарь продолжил.
- Это настолько опасно, что я не вправе молчать, ваша светлость. Этот яд –
смертелен. Он действует медленно, но верно.
- Медичи знают толк в ядах. Стало быть я обречён и мне уже нельзя
помочь?
- Да… Можно лишь немного облегчить страдания – пить взбитый белок.
Герцогу снова стало плохо. Он вытер полотенцем пот и мокроту на лице и
хриплым голосом произнёс.
- И… когда… ЭТО произойдёт? Сколько мне осталось?
- Не знаю точно. Всё в руках Господа…
- Я приказываю тебе, Луиджи! Говори!    
- Ночью…. Или завтра утром – лекарь отвёл глаза и найдя на стене
распятие, трижды перекрестился.
      И тут, Люччано вспомнил дьявольский шёпот умирающего Роберто:
      «Ты… умрёшь… завтра».
- Коварная бестия, будь ты проклят! – прошептал герцог.
- Что вы сказали, господин? – с участием спросил лекарь.
- Нет, ничего. Впрочем, вели принести взбитый белок. И по быстрее!
- Слушаюсь, ваша светлость. – с поклоном ответил Луиджи и, почти бегом
 выскочил из комнаты. Через пару минут он появился в дверях с большой кружкой в руках.
      Выпив половину содержимого, Люччано лёг на бок, повернувшись лицом к стене. Вскоре он почувствовал облегчение. Тошнота понемногу начала отступать, в голове прояснилось, дрожь в теле прекратилась. Он сел на кровати и тихо сказал:
-Оставь меня, я хочу помолиться.
Он долго стоял на коленях, разговаривая с Богом, прося милости и прощения за все совершенные в жизни грехи. Затем снял с шеи цепочку с золотым медальоном, раскрыл его и смотрел, не отрываясь, несколько минут. На медальоне была изображена красивая, молодая женщина в изящном дорогом наряде. Это была его жена, Габриэлла. Герцог поцеловал портрет и тихо сказал:
- Видно так было угодно Богу… Ах, Габриэль, скоро мы вновь встретимся с
 тобой…
      На рассвете, когда первые лучи солнца, едва коснулись крон высоких тополей, сердце герцога перестало биться.