Часть 1: http://www.proza.ru/2011/09/30/1438
Часть 2: http://www.proza.ru/2011/09/30/1451
Часть 3: http://www.proza.ru/2011/09/30/1460
14
Не знаю, как долго я лежала в тишине, вглядываясь в отсвечивающую неестественной белизной комнату. Казалось, я нахожусь в глубокой могиле, куда нет доступа ни единому звуку, похороненная заживо. Впрочем, заживо ли? Сколько я не прислушивалась к себе, ответом мне была лишь полная, всепоглощающая тишина. Ни одного чувства не осталось внутри — все замерло, растворилось, покрылось ледяной корочкой. Наверное, реши я больше не дышать, мое тело бы даже не оказало сопротивления — просто послушно отключило бы легкие и сердце, остановив ток крови в моих венах. Но даже на это у меня не осталось сил.
Я лежала, неотрывно глядя на циферблат часов, пока онемение не начало проходить. Вслед за апатией навалилась тяжесть: на грудь мне словно положили могильную плиту, и я начала задыхаться. Сердце билось в груди так, точно мне не хватало кислорода, а перед глазами начали плясать огненные искры... Стены как будто начали сближаться, а потолок — опускаться на меня, выдавливая из комнаты остатки воздуха.
Охваченная внезапным приступом паники, я вскочила с постели и включила свет. От сияющей белизны комнаты заболели глаза, и я поняла, что больше ни минуты не хочу в ней оставаться. Набросив легкий шелковый халат, я завязала на талии пояс и осторожно открыла дверь. С момента ухода Джонатана прошло уже больше часа, и я надеялась, что дом к этому моменту погрузился в сон. Если мне повезет, я никого не встречу, а если с кем-то и столкнусь, скажу, что захотела выйти на улицу, подышать свежим воздухом, но заблудилась.
В коридоре было пусто и довольно темно — лампочки горели не на всю мощь, и их тусклый свет позволял разве что разглядеть очертания дверей, ведущих, по всей видимости, в другие спальни. В замке было множество помещений, и расположения большинства из них (как и их предназначения) я не запомнила. Впрочем, во время экскурсии по этому огромному дому у меня была другая цель: слушать голос Джонатана, смотреть на него...
Что теперь будет со мной, с нами? Чем меня встретит утро? Будет ли Джонатан холоден и безразличен или притворится, будто ничего не случилось?
Паника постепенно уступила место вине и сожалению, смешанным с отчаянием. Что же я наделала?! Как я могла столь эгоистично оттолкнуть его? Получится ли у меня снова восстановить доверие, которое, несомненно, разрушилось из-за моего глупого поступка? Если бы только возможно было все изменить, вернуться к тому моменту, что оказался переломным, я бы сделала это, не задумываясь. Однако теперь для этого было слишком поздно.
Звук знакомого голоса заставил меня замереть на месте.
Джонатан!
Подняв голову, я увидела освещенный дверной проем слева по коридору, и затаила дыхание. Самым лучшим сейчас было бы развернуться и пойти обратно, пока меня не заметили, однако мучительное желание узнать, что чувствует мой несостоявшийся возлюбленный, охватило меня, не позволяя отступить. Подталкиваемая в спину болезненным любопытством, я неслышно подошла поближе и прислушалась.
–...эта женщина меня угробит, – говорил Джонатан. – Звонит весь день, не переставая! Что ей от меня нужно?
Голос у него был совершенно обычный — ни следа горечи и отчаяния, которые ощущала я. Разочарование кольнуло меня, но я тут же его усмирила. Ни к чему поощрять несправедливое чувство. Джонатан не страдает, и это должно радовать меня, а не огорчать.
– Того же, чего и все остальные, Джо, – насмешливо ответил второй голос с сильным британским акцентом. Принадлежал он, разумеется, противнейшему Ярдли. То, что он называл Джонатана просто «Джо» оказалось еще одним пунктом в списке его неприятных качеств. – Стефания хочет твоей любви. Возможно, также преданности и хотя бы немного нормальности. То есть вещей, на которые ты просто не способен.
Джонатан рассмеялся, и, охваченная безотчетным желанием снова его увидеть, я сделала еще пару шагов и осторожно заглянула в комнату, встав так, чтобы по-прежнему оставаться незамеченной. Комната оказалась гостиной – с широкими диванами, стеклянным журнальным столиком и чем-то вроде бара. Джонатан стоял ко мне в пол оборота, наливая себе в низкий стакан жидкость янтарного оттенка. Пиджака и галстука на нем не было, а пара пуговиц у горла была расстегнута, что придавало ему более расслабленный, почти домашний вид.
– Вечно с тобой одно и то же, Эд, – повернувшись к невидимому мне Ярдли, Джонатан покачал головой и отхлебнул из своего стакана. – Если ты считаешь меня таким бездушным засранцем, что тебя рядом со мной держит?
Тот хмыкнул.
– Преданность, Джо, только лишь преданность. Да и кто, кроме меня, мог бы так долго тебя выносить? Кто стал бы разгребать за тобой дерьмо? Тебе стоит ценить меня больше — ведь я до сих пор не выдал тебя властям, хотя порой меня так и подмывает рассказать всю правду о великом Джонатане Хейесе. Прекрасная бы получилась история, как считаешь?
Лицо Джонатана застыло, а в глазах появился опасный блеск.
– Если я пойду на дно, Эд, – отчетливо сказал он, – я и тебя потяну за собой. Не надейся остаться чистеньким. Интересно, что скажет на это твоя семья? Бьюсь об заклад, тетя Милли будет очень огорчена! Глядишь, совсем оставит без наследства.
Диван скрипнул, и Ярдли появился в поле моего зрения. Лицо его было бледным и злым – как тогда, утром, когда он попытался удержать меня от встречи с Джонатаном.
– О, ну тогда не удивляйся, если и мне будет что рассказать прессе, – выдавил он сквозь стиснутые зубы. – Например, о твоем маленьком хобби. И ведь я даже представлю кое-какие доказательства – ты же не думал, что я вправду все уничтожу, верно? Вот это будет настоящая сенсация, а, Джо? Скандал на весь свет! От тебя отвернутся все, мой дорогой. Вот тогда и посмотрим, чьему слову больше веры — твоему или моему.
Лицо Джонатана было обманчиво-спокойным. Он молча выслушал своего... помощника? недруга? врага? – и оглядел свой полупустой стакан на просвет.
– Мне кажется, ты слишком много знаешь, Эд, – сочувственно заметил он. – А это плохо – слишком большой груз ответственности. Придавливает к земле, будит ненужные мысли... Можно, задумавшись, оступиться на лестнице и сломать себе шею, – Джонатан подошел к Ярдли вплотную, пристально глядя ему в глаза. Потом потрепал помощника по щеке и улыбнулся. – Честное слово, мне будет очень, очень жаль!
– Ты мне угрожаешь? – уточнил тот.
Джонатан пожал плечами, снова отступая.
– Никогда, – он сделал еще глоток. – Зачем бы я стал это делать?
То, что случилось дальше, до сих пор не укладывается у меня в голове. Протянув руку, Ярдли отобрал стакан у Джонатана и, быстро глотнув из него, отставил в сторону.
– Чтобы позлить, Джо, как всегда. Порой ты просто с ума меня сводишь! – с этими словами он положил руку на затылок Джонатана и притянул к себе. Когда их губы соединились в грубом, жадном поцелуе, я прижала руку ко рту, чтобы вскрикнуть вслух. Это было просто невозможно, и я ни за что не поверила бы в нечто подобное, если б не увидела своими собственными глазами.
Ярдли провел обеими руками по плечам Джонатана и притянул его к себе – точно так же, как совсем недавно это делал сам Джонатан, целуя меня. В ответ тот издал приглушенный стон и подался вперед, прижимаясь к нему всем телом. В их движениях была особая слаженность, отличающая давних любовников. Глядя на них, я нисколько не сомневалась: они предавались этому чудовищному, противоестественному занятию уже десятки, а может, и сотни раз. Как ни ужасно это было осознавать, Джонатан Хейес, звезда классической музыки и любовь моей жизни, оказался тайным содомитом.
Подтверждая мои наихудшие опасения, он открыл потемневшие от вожделения глаза и хрипло сказал:
– Ох, Эдди, что ты делаешь со мной...
Ярдли мерзко рассмеялся и провел языком по губам.
– Что, я целуюсь лучше, чем твоя фригидная сучка?
До Джонатана я никогда не встречала людей, чье настроение бы менялось так быстро. Оттолкнув любовника, он нахмурился.
– Черт, вечно тебе нужно все портить, Эд!
Тот снова потянулся было к Джонатану, однако он снова отбросил его руки.
– Не прикасайся ко мне! – прошипел он, отступая.
– Джо... – на Ярдли было неудобно смотреть, лицо его выражало растерянность и отчаяние. Должно быть, ровно таким взглядом я проводила Джонатана я всего лишь час назад.
– Я иду спать, – отвернувшись от Ярдли, он пошел в сторону двери.
Я застыла. Если сейчас Джонатан сделает всего лишь пару шагов, то непременно увидит меня, и кто знает, что он тогда сделает. Еще совсем недавно он смотрел на меня с нежностью и восхищением, но что будет, если Джонатан узнает, что я подслушала его тайну?
Однако судьба меня очевидно хранила. Стоило Джонатану занести ногу над порогом, как Ярдли в одно движение оказался рядом. Обхватив его сзади за талию, он уткнулся в его плечо лбом.
– Пожалуйста, не уходи, – умоляюще пробормотал он. – Да что с тобой такое, Джо? С тех пор, как ты притащил сюда эту девицу, я просто сам не свой от ревности. Ты так смотришь на нее, так к ней прикасаешься... Кто она такая, Джо? Что она для тебя значит?
Лицо Джонатана смягчилось. Посмотрев в темноту, успешно скрывавшую меня, он сказал:
– Ничего, Эд. Она не значит ничего.
Пятясь, я отступала все дальше и дальше, пока освещенный дверной проем не остался за поворотом. И только тогда бросилась бежать.
15
Я встретила рассвет, сидя у стены в своей белой комнате. Дойти до кровати у меня не было сил: стоило мне попытаться встать, как перед глазами тотчас же начало плыть. Должно быть, виной всему оказался сырой шотландский климат, а может, дело было в смене часовых поясов. Признать, что Джонатан был причиной моих страданий, не позволяли гордость и упрямство: в моей жизни случались и более серьезные потрясения — трагическая гибель родителей, смерть сестры... Впрочем, ни одно из них не выбивало меня из колеи настолько сильно.
Ближе к утру я, должно быть, ненадолго забылась сном, потому что перед моим мысленным взором снова появилось ненавистное лицо Эдварда Ярдли. Глядя на меня через плечо ничего не подозревающего Джонатана, он прижал его к себе крепче, а потом торжествующе ухмыльнулся и сказал одними губами: «Фригидная сучка».
Я проснулась, словно от выстрела. Вздрогнув, открыла глаза, не сразу сообразив, где нахожусь. Момент неведения был блаженством: стоило мне вспомнить предыдущую ночь, и сердце сжалось от боли. Звук выстрела повторился. Подойдя к окну, я раздвинула шторы, и тусклый серый свет заполнил комнату. Небо здесь, как я уже успела отметить, большую часть времени было покрыто тучами, то и дело прорывающимися холодным мелким дождем. Кто-то стрелял во дворе. Поискав глазами стрелка, я обнаружила Ярдли. Одетый в короткую куртку из бежевой замши, узкие коричневые брюки и до блеска начищенные ботинки оттенка кофе он и правда выглядел как лорд из какой-нибудь старой книжки. В руках у него было ружье, из которого Ярдли целился по воронам, с возмущенным карканьем носившимся над замком. Должно быть, движение портьер в моей комнате не ускользнуло от его внимания, и Ярдли повернулся в мою сторону вместе с ружьем, дуло которого теперь смотрело точно на меня. Я непроизвольно отпрянула от окна – мало ли что придет в голову этому психу – однако он заметил меня и помахал рукой в знак приветствия.
Приветствие, что и говорить, вышло странным и скорее напоминало предупреждение. Что ж, мистер Ярдли, вы победили. Я убираюсь отсюда вон.
Собирая вещи, я обратила внимание, что дотрагиваться до безымянного пальца правой руки – того самого, на котором я носила кольцо – мне больно. Сняв перчатку, я рассмотрела подушечку: она покраснела, припухла и на любое прикосновение отзывалась чувствительным уколом. В середине припухлости была маленькая черная дырочка — словно застрявшее пчелиное жало – и я вдруг поняла, откуда взялась эта ранка. В свой первый вечер здесь я вытащила из букета алую розу и укололась шипом. Я точно помнила, что едва дождавшись ухода горничной продезинфицировала ранку, однако это, по всей видимости, не помогло. На всякий случай я еще раз промыла след укола и приклеила на кончик пальца маленький кружочек лейкопластыря. Бедные мои руки, подумалось мне мимоходом, вечно им достается…
Аккуратно собрав вещи, я привела себя в порядок и снова надела перчатки. Нужно было как можно незаметней спустить чемодан вниз и уходить отсюда поскорее, пока я снова не столкнулась с Джонатаном. Не слишком вежливо с моей стороны будет сбежать, не попрощавшись, но я оставлю ему записку. Надеюсь, он поймет.
Поколебавшись, я вызвала горничную звонком: вряд ли у меня получилось бы самостоятельно добраться до вокзала из замка, в который нам пришлось лететь на вертолете.
В ожидании прислуги я продолжала смотреть в окно, спрятавшись за портьерой. Ярдли, по всей видимости, наигрался в меткого стрелка и ушел внутрь, поскольку теперь двор и сад теперь были пусты. Дождь заливал его, превращая аккуратные садовые дорожки в жидкую грязь. Мне вспомнилось, как накануне мы с Джонатаном прогуливались по ним среди цветов — казалось, это было не вчера, а как минимум год назад.
Наконец раздался стук в дверь, и на пороге появилась та же самая маленькая улыбчивая горничная, что встретила меня два дня назад. Я уже знала, что ее зовут Грета — совсем не по-английски.
После короткой светской беседы на тему того, как я спала прошлой ночью («прекрасно, благодарю!») и нравится ли мне местная погода («немного сыровато, но тепло»), я наконец перешла к цели.
– Скажите, Грета, как можно добраться отсюда до ближайшего аэропорта? – спросила я, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно ровнее.
Ее миловидное личико приняло задумчивое выражение.
– Точно не скажу, мисс, – задумчиво ответила она. – Но я могу спросить Данкана – уж он-то должен знать.
– Кто это — Данкан?
– Наш шофер.
Я кивнула.
– Пожалуйста, спросите, – попросила я. – И отнесите мой чемодан вниз, я уезжаю.
Она удивленно посмотрела на меня.
– Простите, я не знала. Мистер Ярдли не давал мне на этот счет никаких распоряжений.
При одном звуке ненавистного имени на сердце у меня стало тяжело.
– Пожалуйста, не говорите об этом мистеру Ярдли, – сказала я. – А также мистеру Хейесу – особенно мистеру Хейесу. И Грета, мне нужно уехать как можно скорее!
Грета бросила на меня быстрый изучающий взгляд, но тут же опустила глаза.
– Как вам будет угодно, мисс, – кротко сказала она. – Я все сделаю.
Я боялась, что едва выйдя за порог, Грета тотчас же побежит докладывать о моем отъезде хозяевам, но ошиблась.
Когда уже я спускалась вниз, торопясь уйти за порог как можно быстрее, из комнаты на нижнем этаже вышел Джонатан. Мое сердце замерло, когда он поднял голову и увидел меня — одетую по-дорожному, с чемоданом, который нес для меня услужливый дворецкий. Глаза Джонатана расширились от удивления.
– Что здесь происходит? – спросил он. – Куда вы собрались, Ева? Это что, ваш чемодан?
Я открыла рот, но не смогла издать ни звука. В несколько шагов Джонатан пересек холл и встал у подножия лестницы, преградив мне путь вниз.
– Хотели сбежать не попрощавшись? – укорил он, пристально глядя на меня.
Я кашлянула, надеясь обрести голос.
– Мне срочно нужно уехать, – выдавила я. – Простите, Джонатан. Я оставила вам записку, вот, – я показала ему лист бумаги, который держала в руках.
– Записку, вот как, – отозвался он. – И что там написано? Позволите? – Джонатан вытянул из моих рук письмо и раскрыл его. – «Простите, что уезжаю, не попрощавшись. Срочные дела. Спасибо за гостеприимство. Е.» – прочитал он. – Могу я узнать, что это за срочные дела?
Затеянный им допрос совершенно мне не нравился.
– Это личное, – ответила я. – Семейное дело. А теперь могу я пройти?
– Мне казалось, вся ваша семья умерла, – заметил Джонатан, не двигаясь с места. – И нет, вы не можете пройти, пока не объясните мне, что на самом деле происходит. Стюарт, несите чемодан обратно, – распорядился он, обращаясь к дворецкому. – Леди никуда не уезжает.
– Вы не можете удерживать меня здесь силой! – возмутилась я. – Я хочу уехать — сейчас же, немедленно!
Кажется, в моем голосе прозвучала паническая нотка, потому что Джонатан тотчас же попросил Стюарта и Грету оставить нас одних и подошел ближе.
– Я и не собираюсь вас удерживать, – сказал он. – Просто прошу вас остаться еще ненадолго. У вас есть вопросы, и я хочу ответить на них. Мне нужно поговорить с вами, объяснить кое-что важное. Если вы и после этого будете настаивать на отъезде, я сам отвезу вас в аэропорт.
Он смотрел на меня серьезно, без тени улыбки, и я не выдержала.
– Хорошо, говорите, – разрешила я.
Но Джонатан покачал головой.
– Нет, сейчас мне нужно уйти. Случилось кое-что... не слишком хорошее.
Беспокойство всколыхнулось во мне, заслонив боль и обиду.
– У вас неприятности? – спросила я встревожено.
Джонатан улыбнулся одними губами.
– Вы все еще волнуетесь за меня? – ответил он вопросом на вопрос. – Спасибо. Это дает мне надежду на то, что все еще можно исправить. – Лицо его было бледным и осунувшимся, а на щеках темнела щетина. Должно быть, подумалось мне, проклятый Ярдли всю ночь изводил его, склоняя к омерзительным вещам. С каждой секундой во мне крепла уверенность: мой любимый впутался в эти противоестественные отношения не по своей воле. Джонатан — просто жертва обстоятельств, и вина его лишь в том, что он слишком хорош, чтобы окружающим не захотелось накинуть на него аркан. Точно подтверждая мои мысли, Джонатан добавил. – Ева, я глубоко сожалею, если обидел вас. У меня возникли серьезные проблемы, и я просто сам не свой... Я все расскажу вам, когда вернусь, обещаю. Просто поверьте мне: когда вы узнаете всю правду, вы измените свое отношение обо мне, – он свел на нет и так незначительную дистанцию между нами и поднял мое лицо за подбородок, побуждая посмотреть в глаза. – Прошу вас, останьтесь, – его голос звучал почти умоляюще. – Вы нужны мне здесь. Знаю, мы знакомы совсем недавно, но вы очень дороги мне.
«Ничего, – вспомнилось мне. – Она для меня ничего не значит».
На секунду зажмурившись, я отогнала непрошеное воспоминание. Всему есть свое объяснение. Я должна дать Джонатану шанс высказаться, прежде чем осудить его и вынести свой приговор. Ведь даже самые ужасные преступники имеют право на речь в свою защиту.
Я кивнула, соглашаясь на его предложение.
– Хорошо, – сказала я. – Я останусь.
Джонатан прерывисто выдохнул, словно я сняла с его души невыносимую тяжесть.
– Спасибо вам, – сказал он и, взяв мою руку в ладони, благодарно поцеловал ее. – Обещаю: вы не пожалеете.