О. Камов
Случай на Хадсоне в Покипси.
Всё-таки случай играет совершенно исключительную роль в нашей жизни – надеюсь никто отрицать не станет.
Казалось бы, уже всего человек «достиг» и даже «превзошёл» - как пишет в ежегодной характеристике его благодарный менеджер. И нА тебе - происходит вдруг с ним такое, что полностью переворачивает его существование, считай, перемещает его в параллельный мир, где бОльшая часть его так высоко ценимого ещё вчера профессионального опыта оказывается просто невостребованной и от всего этого приходится избавляться - как вспомогательному персоналу - от снежных завалов с необъятной автомобильной стоянки перед приземистым зданием Корпорации - когда могучая метель парализует, как минимум, на сутки жизнь в их городке в долине Хадсона.
Именно такую историю я и собираюсь рассказать сегодня. Метель уже два дня как прекратилась, подробность прошлой жизни – огромная потемневшая снежная гора на краю парковки - активно плавилась под горячим даже зимой здешним солнцем. Герой, будем звать его, как и здешние коллеги, Вик, бывшие московские сослуживцы обращались к нему, нетрудно догадаться, Витя, оказался в большом местном универсаме - «Супер ОК», то-есть «Остановись и Купи». Покупателей в то позднее вечернее время в магазине почти не было, работала только одна касса, Вик был последним в спокойной очереди из трёх человек. Внезапно стоящий перед ним пожилой, седобородый мужчина благородного облика в вязаной спортивной шапочке с надписью «Чемпион» приложил руку к груди и начал тяжело дышать. «Как вы себя чувствуете, сэр?» - спросил его Вик. «В порядке» - ответил тот, и Вик мгновенно понял, что незнакомец - из России, и спросил уже по-русски - «Может вам помощь нужна?». Вместо ответа седобородый вытряхнул себе в ладонь лепёшечку нитроглицерина из маленькой бутылочки, которую достал откуда-то из глубин пальто - точно такие принимал время от времени Виков менеджер - и слизнул её языком. Но облегчения таблетка ему, видно, не принесла - лицо незнакомца побледнело и заблестело крупными каплями обильного пота, катившимися из-под шапочки, будто там быстро таял кусок льда, он опять полез за нитро. «Позвонить 911?» - спросил его Вик. «Пожалуйста» - попросил мужчина и посмотрел ему в глаза, как бы испытывая. Вик вызвал скорую по мобильному, взял незнакомца под руку и усадил на скамеечку перед кассами. «Не волнуйтесь», - сказал он - «они скоро будут, здесь недалеко». Мужчина снова запустил руку за пазуху, но в этот раз достал оттуда тетрадь в мягкой обложке и протянул её Вику. «Сохрани, сынок» - попросил он прерывающимся голосом и прикрыл глаза. Вик взял тетрадь, пальцами свободной руки он охватил кисть незнакомца - едва ощутимый пульс частил, как стрекот далёкого кузнечика, и исчезал так же неожиданно. Послышалась сирена подъезжающей скорой помощи, в зал, тревожно осветившийся вращающимися огнями маячков на крышах машин спасательной команды, вбежали два здоровенных чёрных санитара, пока ребята грузили старика на носилки, Вик успел спросить, куда они его повезут - в городке было два больших, хороших госпиталя - потом он сел в свою машину и поехал за скорой к Святому Петру, тетрадку он кинул на заднее сиденье...
Старик скончался по дороге. Вик оставил полицейским - здесь по вызову приезжает вся троица: Скорая-Полиция-Пожарные - свои координаты, делать ему в госпитальном коридоре было больше нечего.
Дома потрясённый Вик рассказал историю жене, та поохала и даже всплакнула - у обоих в Москве остались живые родители примерно такого же возраста, у него - отец, у неё - мать. Потом он выпил полстакана виски, выдыхавшегося с последнего визита бостонских друзей, и лёг спать.
Утром, перед отъездом на работу Вик открыл дверь машины, чтобы поставить на пол тяжёлый рюкзак с лэптопом, увидел тетрадку. Он раскрыл её на первых страницах, ухватил глазами обрывок фразы «...редкие скромные удачи местного значения пересчесть - пальцев на одной руке хватит...» - и положил в рюкзак, слишком свежи были вчерашние воспоминания, «что-то личное, дневник, неудобно читать, его же сохранить просили, надо вернуть родственникам быстрее» - подумал он.
...Сидя на одном из этих нескончаемых, тягомотных совещаний с невообразимым числом участников за огромным столом в конференц-зале, и примерно такой же армией коллег со всего мира на телефонно-компьютерной связи, с детальной нудной проверкой готовности по всем компонентам, с неявным, а иногда и не очень скрываемым, перекладыванием вины за задержки в сроках на соседей, и с прочими испытанными приёмами перетягивания одеяла на себя... он вдруг вспомнил эту случайно подсмотренную фразу из дневника о редких удачах - это ведь и о нём было сказано, и его скромная работа потонула в океане рутины, он, бывший кабинетный учёный, впервые столкнулся с такими вавилонскими проектами, со строжайшей производственной дисциплиной реального бизнеса, его индивидуальность полностью растворилась в этом высокоорганизованном людском муравейнике, угол его зрения сузился небычайно, а взгляд с трудом проникал чуть дальше отведённой ему ячейки, это сильно угнетало его, - неужели всё это - только из-за денег - думал он, - а для души что?
На следующий день, в субботу, Вик достал тетрадку, перевернул обложку... на первой странице было написано по-английски: «Нашедшего эту тетрадь убедительно просят вернуть её мистеру В.Н..., 55 Кедровая Ул., Монккилл, НЙ 12999, или позвонить по телефону 845-....-3345. Вознаграждение гарантируется».
Он сел в машину и доехал до Кедровой Улицы 55, совсем рядом. Подъезд к небольшому домику в глубине перегораживала зацепленная за деревья по бокам жёлтая пластиковая лента с бесконечным трафаретом: «Не Пересекать! Полиция Штата Нью Йорк» или что-то вроде этого. Он опять набрал телефон полиции, напомнил им про случай, сказал, что у него хранится дневник мистера В.Н. и он хотел бы передать тетрадку родственникам покойного.
- Случай будет официально закрыт, вероятно, через пару дней, причина смерти - естественная - ответил ему дежурный офицер, проверив базу данных, и добавил - Не думаю, что вам удастся получить какие-либо сведения о родственниках, эта информация конфиденциальная, попробуйте позвонить в рабочие дни по... - он назвал номер, - может быть, вам помогут.
Вик позвонил среди недели, ему ответили, что внесут его информацию в файл, и если родственники будут интересоваться - с ним свяжутся. Он вежливо поблагодарил собеседника. Для гарантии он даже оставил сообщение на телефоне ...-3345, хотя понимал, что тот почти наверняка скоро отключат.
Тетрадка неожиданно стала всё больше и больше притягивать его внимание, ему ужасно захотелось посмотреть, что там внутри, - «А если вообще никто не объявится из родственников - вполне вероятно» - уговаривал он себя, - «А может там проза первоклассная, а вдруг старик - ди Лампедуза новый?».
Дело в том, что Вик с детских лет любил литературу, страстно - как живое существо, и любовь эту разделяли с ним его жена и сыновья. Когда он уезжал в Монккилл работать в Корпорации, чуть грыжу не заработал, поднимая на таможенном контроле один из двух их огромных чемоданов, перегруженный книгами - только книгами, после той перевозки в крепком монстре времён его родителей сломались сразу оба замка, выкинули старика как только приехали - и сразу же забыли как Фирса.
Естественно, что в конце концов он себя уговорил, раскрыл тетрадку, стал читать:
«Дорогая Анечка, вот я и начал свой воспоминальник, как обещал тебе, хотя правильнее было бы назвать его поминальником - почти всех персонажей уже нет в живых. Да и сам я - в числе первых кандидатов на выбывание после моих двух инфарктов, может и не успею закончить, что задумал, хотя доктора здесь замечательные, но уж не обессудь в случае чего. Купил в магазине «Всё - за Доллар» тетрадку, несколько простых карандашей и маленький перочинный ножик - всегда ношу их с собой - очень удобно, не надо таскать тяжёлый компьютер, вспомнил - и сразу записал, в общем как и положено - назад к предкам приближаюсь.
Подходящее слово нашёл - «воспоминальник» - вслед за твоим младшим, помнишь, ты показывала мне его письмо из Гурзуфа про дерево «воружейник», из которого они свой арсенал мастерили - луки-сабли? С хорошим слухом и воображением твои мальчики были - дай Бог им здоровья, слушают сейчас в своих западных банках, как деньги шелестят, физика ведь почти не кормит теперь... да и раньше-то не особенно.
Первые воспоминания приходят конечно с запахами: ягод лесной земляники, разомлевших в горячем гранёном июльском стакане, приближение которого к носу вызывало лёгкое головокружение, дрожащих ландышевых колокольчиков в капельках росы, салютно взрывающейся сирени под окнами, свежесорванного сорного гриба-свинушки и редкого желанного белого, крупных антоновских яблок, дозревающих в чистых сухих деревянных стружках и неблагородных, но не менее душистых коричных, червивеющих в ожидании новых собственных Невтонов на траве под яблоней, сонного парящего пруда на вечернем клёве...
А потом уж наступает черёд гастрономии - из кухни незабываемо пахнет картофельными оладьями, их заканчивает печь баба Таня, мы все нетерпеливо дожидаемся за столом: Миша, я, маленькая Анечка... Я с гордостью показываю сестре и старшeму брату содранную продырявленным железом кожу на руке - помогал бабе любимой натирать картошку, первый оладий - мой, самый зажаристый... даже сейчас иногда радую себя этой изысканной едой: несколько крупных картофелин, яйцо, мука, соль по вкусу... что ещё? - да, сода на кончике ножа - чтобы не темнели... и со стаканом Мерло очень совместимо... нет только никого со мною рядом за столом, не с кем радость разделить. Я вдруг понял, что не помню, как баба Таня ела - даже когда мы с ней вдвоём за столом сидели - казалось и не ела вообще, а только кормила всегда наше большое семейство.
И коротаю я так вечер со стаканом Мерло в полутёмной комнате, причудливо освещаемой из телеэкрана, с наслаждением наблюдаю как летают в воздухе совершенные молодые сверхчеловеки - двухметровые атлеты-баскетболисты, богачи, получающие за одну игру больше, чем я когда-то за год тяжёлой работы... и понимаю - это ведь справедливо: они радость приносят сотням миллионов людей по всему миру, поэтому и миллионеры, хотя очень многие университетов не кончали - для того, чтобы идеально владеть своим телом, не обязательно профессоров в аудиториях слушать, улица тоже учит, а отбор такой, что никакому Дарвину и не снился.
Меня, например, при таком конкурсе никогда бы к науке на пушечный выстрел не подпустили... и может правильно бы сделали - всю жизнь пропотел над книгами и бумажными листами не меньше, чем спортсмены на площадке, а редкие скромные удачи местного значения пересчесть - пальцев на одной руке хватит, даже на пенсии к старости порядок в голове не наступил, всё там крутится, булькает, варится... думаю что и пахнет - если так - то наверняка не особо привлекательно, не ландыш серебристый там цветёт. А уж как пугает иногда...
И всё потому, что очень внушаем был, боготворил брата Мишеньку - он был моим первым университетом: выучил матом ругаться и драться, плавать, кататься на велосипеде, играть в футбол, баскетбол, хоккей, с барышнями и уравнениями разбираться, книги правильные показал... Вот у кого действительно талант был, да всё равно не было ему счастья в жизни.
..................................................
..................................................
..................................................
А в конце - что выбьют на камне? - «Он готовил прогресс»? или «Он анализировал краевые задачи математической физики»? - и неправда, и пОшло - уж не упоминаю, что длинно и дорого - не мои заботы, и разве сравнишь с «Он Играл»... Хотя науку с натяжкой тоже можно отнести к некоторому виду игры ума, особенно когда подумаешь о переписке Ньютона с Лейбницем, только какое всё это ко мне отношение имеет? - масштабы всё-таки ещё существуют, ощутить даже дальнее духовное родство с гигантами - как сказочному диснеевскому поросёнку заявить - «играю в бисер с рождения» - может и правда, но очень уж самоуверенно звучит для уха Homo Legens - Человека Читающего.
Кстати, большинство щедро одарённых свыше талантов скорее великодушно и незаслуженно признАют вас своим, чем высокомерно прогонят маляра с лесов вокруг храма за якобы пачканье мадонны Рафаэля, это ещё Пушкину было известно, любая ксенофобия, в том числе и сословно-цеховая - почти всегда снизу идёт, от удобряющих её тёмных масс, а уж если сверху - то поддерживается массами стопроцентно, громко говорить об этом в России - небезопасно сейчас, да я и не собираюсь нравов в народе улучшать - не Лев Толстой, не Юз Алешковский - мараю бумагу ради собственного удовольствия, за которое было «уплочено» полноценным неразменным американским долларом в хорошем китайском магазине с немногочисленным индийским персоналом, вежливо обслуживающим скромных русских людей.
А второй мой университет - моя любимая баба Таня - «С гуся вода - с Вовочки худоба» приговаривала она неся меня на закорках из ванной в постель, а Мишка издевался - «Глядите, его бабушка старенькая моет и носит, не стыдно, кабан?» - а я отвечал «Не-а, сам ты старенький».
А когда чего-нибудь плохое случалось баба Таня говорила - «Не держи в себе, поплачь, хочешь я с тобой?» - и сразу из её подслеповатых красивых глаз выкатывались две большие слезы, я не мог видеть этих слёз, я так расстраивался из-за этого, мне её так жалко было, что немедленно сам начинал реветь в голос - и действительно сильно помогало. Пока она жива была.
Никто меня так не любил, даже папа и мама. А умерла она, когда поняла, что ничем помочь мне уже не может, только тогда.
..................................................
..................................................
..................................................
Я встречал его почти каждый день, и всякий раз этот огромный добрый мужчина в красивой военной форме жал мне руку так крепко, что костяшки пальцев болели до следующей встречи, и всякий раз он говорил - Ну как дела, Вовка? Учись лучше, стране нужны инженеры - а потом говорил шофёру - Поехали, Толик. Я чувствовал такую уверенность в себе после каждой встречи, такой прилив сил... А потом, вскоре после смерти Сталина, случился с ним инсульт, когда мы впервые встретились после этого, он стоял у подъезда, опираясь левой рукой на страшную палку с тремя клешнями внизу, в гражданском костюме. Он узнал меня, и даже медленно протянул мне правую - но пожать не смог. И он заплакал! Он стоял и плакал беззвучно... И я взял его большую как лопата руку в свои детские ладони, прижался к ней щекой, рука слабо пахла одеколоном «Шипр», мой отец тоже пользовался таким после бритья - я знал этот аромат... И я заплакал вместе с ним, как с бабушкой моей любимой... А потом он медленно заковылял на прогулку в наш Нескучный Сад... Недолго он проходил с этой палкой.
..................................................
..................................................
..................................................
И хоть намекал, как обычно туманно, Юрий Валентинович про поток, несущий всех в одном направлении, про персональный выбор - с точки зрения человека, барахтающегося в быстрой воде, а на самом деле - чистую имитацию свободы... и хоть жутко поразил мир другой прозорливец реальностью которую он дал в ощущениях четырём поколениям бедных соотечественников... всё-же нагло рискну предложить собственную полностью экзистенциальную модельку хода времени в моём персональном микромире, на который пока ещё гляжу непросвещённо из центра моего мироздания - будто и не существовало никогда ни безумца Галилея ни Эйнштейна четырёхмерного: ничего в моём «Детском Мире» не изменилось, там всё моё близкое, все мои близкие - как и прежде. Только не рядом со мной... а во мне где-то.
Поменялся лишь мой угол зрения.
Как если бы мой давно покойный, любимый брат весело спросил меня, пожёвывая травинку: - Вова, а что это там такое чернеется на белом вдали?
И я ответил бы тогда - Это, Мишенька, девушка красивая из воды на берег выходит.
И я ответил бы сейчас - Это, Мишенька, могила свежевырытая на снегу ожидает.
Вот и вся разница.
..................................................
..................................................
..................................................
А сейчас настало время для работы над ошибками, как мы часто делали в начальной школе. »
На этой строчке записи обрывались.
На следующий день после того, как он перелистнул последнюю страницу неоконченного дневника, Вик подъехал на машине - догадались? - правильно, к замечательному магазину «Всё - за Доллар», где купил себе тот же универсальный набор: тетрадь, несколько карандашей и перочинный ножичек. Очевидно не переедающий вежливый молодой индус-продавец сказал ему - Очень специальный набор, сэр, вы - второй покупатель. А первого я запомнил потому, что он ножичек выбрал, у нас всего два таких было - думал никогда не продадим, вы случайно не знакомы между собой? - Косвенно - ответил Вик. - Тогда понятно - улыбнулся продавец - У нас же точилок - сколько угодно всех цветов радуги, даже электрические есть... а ножичков таких всего два... было.
Надеюсь просвещённый читатель понимает, что моя история здесь не заканчивается, а только набирает ход, и если она начиналась как трагедия, то повториться должна... Впрочем подождём делать поспешные выводы и последуем за героем, мало ли чего не случалось на крутой гегелевской спирали.
..................................................
«В тревогах и размышлениях о хлебе насущном вышел я на нашу пустынную в этот час улицу со старомодными, сельского вида деревянными столбами обочь, несущими не только фонари, но и силовые, телефонные и оптоволоконные кабели в небогатое наше село с семью университетами, затерявшееся меж высоких холмов Новой Англии, вдохнул излишне полной грудью бодрящего утреннего солёного воздуха, встретил с благодарностью восходящее прямо из океана Светило - и пошёл бриться, скоро прилетит в Оллстон связист потомственный, главное - не дать ему его норму перейти - зае*ёт уроками, наставлениями и прочим дидактическим материалом, правда, его планка - такая высокая, что почти уверен - всё будет в порядке... во всех случаях можете смело приобретать акции глобальной сети магазинов "Wine & Spirits" - ко мне друг Гера в гости едет!»
Вик с умилением посмотрел на восклицательный знак в конце, потом ещё раз перечитал этот последний абзац своего первого рассказа... - ему очень нравилось то, что он написал, он чувствовал мелодию, упругость, плотность своей прозы, он реально ощущал этот лёгкий бодрящий Бостонский, простите великодушно, Оллстонский ветерок, он просто любил все эти длинные предложения, до отказа набитые звуками, ритмами, смыслами как старый брезентовый рюкзак - прощальными скрипящими сентябрьскими опятами, срезанными с поваленного мёртвого дерева в затихающем прозрачном подмосковном лесу... «ай да сукин сын» вслух собезьянничал он растроганно в пустом ночном доме.
Ему вдруг сильно захотелось выпить, и просто непреодолимо - закурить. Он заглянул в минибар, увидел закрытую пробкой одинокую пустую бутылку виски... с того раза. «Какой смысл тогда на автозаправку за сигаретами ехать?» - враз уныло подумал он, выбрасывая стеклотару в мусорный контейнер.
Приступ восторга закончился.
«И что такое зае*ёт? - уже совершенно буднично пришло на ум - Такое не заебёт, к чему весь этот политес? Как к чему - а редакторы-корректоры? - я хочу быть понят моей страной, я хочу умы и души волновать, я два раза плакал, пока выводил карандашиком этот рассказ про друга своего замечательного, которого уже два года как сожгли нахер вдали от родины и прах в коробке в московскую глину закопали, я печататься хочу!» - вот как думал он - примерно, конечно.
Ещё месяц он чистил текст на компьютере - каждое слово, каждую запятую. «Бабель бывало и больше времени тратил на рассказ - и это Бабель, - думал он - а не Анда Асилевская» - странное литературное имя случайно выплыло из памяти - ордена Ленина, премии Сталина, партийный заказ... - кто сейчас вспомнит.
..................................................
- Вик, как насчёт посидеть завтра вечерком в нашем «Восьмом Бите»?
- Нормально Джефф, - ответил он менеджеру - жена всё ещё в Москве, никаких препятствий, спасибо за приглашение. Он был в замечательном эйфоричeском настроении, первый текст был готов.
- Добрый вечер, джентльмены, что сегодня будем пить? - юная официантка мгновенно подошла к их столику.
- «Корону» - попросил Джефф - Сегодня я угощаю - сказал он.
- Тогда и мне того же, пожалуйста - не стал оригинальничать Вик - я тоже люблю это пиво.
- Как дела, Вик? - начал босс издалека, продавив мощным волосатым мизинцем зелёный ломтик лайма внутрь бутылки и отхлёбывая прямо из горлышка.
- Очень хорошо, босс - честно ответил он, улыбаясь - просто замечательно.
- Вик, я чувствую - что-то происходит - сказал Джефф.
- Где? - наивно спросил он.
- С тобой, конечно - продолжил Джефф - я не шучу, ты ведь знаешь, как тебя ценят в Организации, мы тебе зарплату каждый год поднимаем, твоя команда - ключевой исполнитель этого престижного проекта... что случилось, сэр?... почему вам вдруг всё это неинтересно стало?
- А почему ты так решил? - попрежнему наивно ответил он вопросом на вопрос.
- О, брось, мэн, не смеши меня, ты заснул на прошлом совещании - помнишь?
- Со всеми бывает, ты знаешь - может устал накануне.
- Только не с тобой - ответил босс - я это у тебя первый раз вижу, прости за персональный вопрос, можешь не отвечать, у тебя в семье всё в порядке?
- Да, конечно, жена уехала в Москву свою маму навестить, сестёр.
- Может тебе отпуск взять, отдохнуть недельку, больше никак нельзя сейчас, сам знаешь - спросил Джефф и вдруг объявил с чувством - Вик, пойми - я тоже в зоне риска, проект задерживается уже на месяц, случись чего - сначала меня уволят, ты понимаешь это?
- Ну задержки и раньше бывали, и не только по нашей вине - сказал он - Ты посмотри, мы все крутимся как белки в колесе, переходим из одного проекта в другой... я книги новой прочесть не успеваю, ни суббот, ни воскресений... А для чего? Цель какая? Может остановиться надо, осмотреться, проверить себя?...
- Вся документация у тебя уже полгода имеется, не понимаю, чего ты прочесть не успеваешь - ответил Джефф - И как это какая цель? - у меня в семье два разоряющих меня студента начальных курсов, у меня сердечная ишемия, у меня жену артриты замучили, у меня вся эта производственная боль в жопе... - и ты ещё про цель спрашиваешь - выжить! выжить моя цель! - и у тебя такая же должна быть, старость приканает очень скоро, поверь мне Вик - мы оба сильно рискуем, тебе пасту заказать или стейк?..
Вечером следующего дня позвонила жена из Москвы.
- Привет, Витюля, как дела? - с той же карты зашла, что и Джефф.
- С чего это ты про дела спрашиваешь? - уже обсуждали с утра... погоди, у вас ведь сейчас... два ночи, с ума сошла?
- Может ты и не скучаешь вовсе?.. Оля с Леночкой заходили, заговорились, выпили чуть-чуть, какие проблемы? Послушай Витечка, ты успешно трудишься в одной из самых известных и уважаемых компаний в мире, у тебя двое талантливых сыновей, у тебя красивая жена... чего ещё я забыла?
- От скромности не помрёте, мадам.
- Я правду говорю. В общем ты, мурзик - надежда и опора трёх поколений любящих тебя и любимых тобой людей, ты хоть понимаешь это?
- Я всё понимаю, не понимаю только - куда ты клонишь.
- Так какого хера ты опыты свои литературные затеял? Известности захотел? - ты и так известен - в узком кругу специалистов. А может ты славы ожидаешь? Слуха по всей Руси Великой, переводов на калмыкский и тунгусский? Забудь сразу, вместе со всеми этими Леопардами, Гепардами, Лампедузами и мовистом номер один Катаевым Валентином Петровичем, ёбнутым на всю голову свежим членом КПСС на седьмом десятке - ты всё-таки с профессиональным филологом разговариваешь – «вспомнила свою первую любовь, училка - подумал он - хорошо, что хоть ногти и уши проверить не может» - Кроме высокого звания графомана ты ничего не приобретёшь от этого нового увлечения, а потерять можешь... даже представить себе такое отказываюсь. Прикинь трезвОп, пардон - на чём они эти ликёры настаивают?, сколько лет тебе понадобится, чтобы только ремесло освоить, я уж не говорю стать лучшим, не упонимаю, пардон, не упоминаю о Промысле Божием. Вон Гришутка Мухин - бывший вундеркинд, лауреат, профессор, мастерклассы по всему миру... - с утра до вечера на своей скрипочке пилит-упражняется, Муху уже ни одно лекарство от головы не берёт...
- Погоди-погоди-погоди, - прервал он горячий монолог - а откуда ты про мои опыты знаешь, позволь спросить?
- Дети сегодня звонили... и хоть они просили меня не передавать тебе, не хотят тебя огорчать, - у нас ведь секретов друг от друга никогда не было... - оценили они твоё сочинение очень невысоко, прости. Витюша, рыбка моя, ты не переживай, золотой, слава Богу, что хоть сама не читала - расстроилась бы больше тебя... хочешь я к концу недели к тебе приеду? Хоть и надеялась подольше с мамой побыть... - здесь Оля, Леночка... только обещай мне - никаких новых экзерсисов, договорились?
- А почему они сначала не мне, а тебе позвонили? - это ведь не ты, а я им текст посылал - начал заводиться он.
- Так я же говорю, огорчать тебя не хотели, дурачок - сказала жена с любовью - ой, пузырь разрывается, не могу терпеть, завтра договорим, целую - и для убедительности три раза чмокнула трубку.
Вик немедленно набрал телефоны детей: младший не отвечал, а старший подошёл сразу после первого звонка.
- Привет, писатель, как дела? - бодро спросил он - Какое совпадение, только сам собрался тебе звонить.
- Полегче на поворотах - одёрнул его Вик - попу отполирую.
- Прости, папаня, не думал обижать.
- Давай по делу, прочёл?
- Так точно.
- Ну и?
- Не задевает. По языку - может и неплохо, довольно гладко, хотя отдельные корявости тоже имеются, я их отметил, сейчас тебе файл обратно отошлю. Но нет идеи, чтобы цепляла! Вспомни, Достоевский тоже не ахти какой стилист был, а ведь властитель умов.
- Спустись на несколько этажей вниз, в полуподвал, сынок, в мою творческую мастерскую, только под ноги глядеть не забывай на лестнице щербатой, чтобы головку не зашибить. Объясняю по секрету: тетрадка, карандаш, ножичек, и моя проза - это всё за доллар... Ты последние московские журналы - «Флаг», например, или «Народная Дружба» - когда читал?
- Просматриваю регулярно в Интернете... а читать там сейчас некого, кроме двух-трёх имён, которые мы с тобой хорошо знаем, ты хочешь пополнить список остальных?
- А хоть бы и так, откуда такой снобизм?
- Тогда попытайся, хоть я и не уверен, что они тебя своим признают, но надеюсь, ты понимаешь, что до уровня тех двух-трёх ребят ты не дотягиваешь? Да, забыл - и жанр какой-то непонятный, низкий - беллетризованная проза? псевдодневниковая исповедь? жестокий окололитературный романс? - не въехал, но это дело пятое, можешь игнорировать.
- Лиха беда начало, господин эстетствующий физик - сказал Вик - следующий свой литпамятник я гегзаметрами захуячу, в высоком жанре греческой трагедии.
- Тогда «Флаг» тебе в руки - сказал любящий его и любимый им старший сын – «чего хорошего от такого же максималиста младшего ожидать? - воспитал на свою голову» - подумал Вик, заканчивая семейный разговор.
«Нравится, не нравится... - перебьёмся как-нибудь, действительно слава Богу, что жена не прочла - это была бы унизительная экзекуция с упором на персональное убожество автора и цитатами из Белинского и Бахтина» - думал он.
«Флаг» так «Флаг» - на следующее утро он позвонил в Редакцию и даже удостоился минутной беседы с Первым Заместителем Главного Редактора - милейшей женщиной-критиком, хорошо знакомой ему по умным статьям в прогрессивных толстых журналах. Заместительница пообещала лично читать его текст по возвращении из Штатов через месяц, куда она собралась с кратким концентрированным курсом лекций «Мастерство С. Ракина» - Дартмутский Колледж, Нью Хемпшир - 0.25 кредита.
...Редакторша даже удостоила его второго минутного разговора через полтора месяца - Это нам не подходит - в нарушение журнальной политики вступила она с ним в беседу - я думаю, что и в другие серьёзные журналы, скажем «Новый Мир», вам обращаться не стоит, попробуйте собрать побольше рассказов - и опубликуйте их в каком-нибудь новом отчаянном издательстве - спасибо доброй женщине - и так сказала больше, чем полагается, они вообще не объясняют причины отказа - как и должно быть, всё оставшееся до минуты телефонное время было заполнено его благодарностями.
«Свет клином на них не сошёлся - решил Вик, - попытаем теперь «Народную Дружбу»». Серьёзный зав. из «Дружбы» был даже ещё более к нему расположен, и тоже побеседовал персонально - Неплохо, совсем неплохо - сказал он, ознакомившись с текстом - расписывайте руку пока, только учтите - это не наша тематика, уж поверьте мне.
- Как не ваша, - неуверенно попытался возразить Вик - здесь на каждой странице дружные народы: русские, американские, китайские, индийские... и прочие малые... Простите, вы не могли бы дать мне свой краткий отзыв - всего одну страничку - сухой официальный протокол вскрытия, было бы очень полезно услышать мнение профессионала.
- Уважаемый автор, у нас не литературная консультация - строго выговорил ему зав. Вик опять уложился в минуту, не разорился на международных звонках.
Буковки в своей тетрадке он выводил теперь по ночам, украдкой от вернувшейся жены, или на работе в обеденные перерывы за закрытой дверью офиса, или в редких поездах в Нью-Йорк и обратно...
Однажды в Интернете он увидел объявление о встрече с читателями Большой Бронксклинской Библиотеки одного из своих литературных кумиров - Ника Никольского - знаменитейшей харизматической личности, беззаветного хранителя русского языка, а также автора давно ставших народными песен, героя многочисленных устных и письменных легенд... в общем, преданного раба родной речи, успешно выдавленного в незапамятные времена Конторой, но не по капле, а целиком, с тротуаров Советской Метрополии в глухую деревню Новой Англии.
«Это мой последний шанс» - понял Вик.
Единственное, что его слегка пугало - известная по тем же народным преданиям отчаянная прямота замечательного писателя, с ходу посылавшего неугодных собеседников по двум основным адресам, которые мы ханжески-застенчиво обозначим здесь как НАХ и ВП, для ещё более, чем автор, внутренне несвободных любителей русской словесности в штате Нью-Йорк можно рекомендовать два ласкающих ухо эвфемизма: На Хадсон и В Покипси - для всех остальных поясняю, что есть такой городок на Хадсоне-реке посередине между Нью-Йорком и Олбани, недалеко от Монккилла - можете проверить в Интернете или в хорошем географическом атласе.
Только не пытайтесь представить себе, что должен реально ощущать осведомлённый человек, посланный на Хадсон в Покипси, чтобы не заработать вместе с ним лёгкого нервного расстройства, всем понятно, что это только оборот речи.
У него не было выбора, он должен быть способен стерпеть это кратковременное унижение, НАХ - так НАХ, ничего не поделаешь.
С аккуратно напечатанным на лазерном принтере Корпорации рассказом в рюкзаке Вик ехал на поезде вдоль утреннего, сонного, туманно-таинственного Хадсона в Нью-Йорк на самодеятельное рандеву с неочевидным исходом. Слова медленно перекатывались в его голове как фасолины на дне кастрюли с закипающей водой. Через десять минут пути там же зазвучала мелодия и последняя фраза нового текста, а ещё через двадцать полностью сложился весь нехитрый короткий рассказик, который осталось только перенести в тетрадку. Это было так неожиданно, так прекрасно... это было настоящее чудо. Он водил карандашиком по бумаге всю дорогу до величественного здания Библиотеки - с коротким перерывом на пересадку в вагон метро на Грэнд Сентрал.
...Когда кумир стремительно забрался на сцену, Вику показалось, что в воздухе начали сухо потрескивать электрические разряды - такую энергию излучал этот невысокий, немолодой, жилистый человек: статические эффекты - ничего сверхнаучного, может увлажнитель в системе вентиляции сломался. Маэстро начал что-то читать, но слова не доходили до Вика, его лицо пылало, он многократно прокручивал в голове - «Николай Ефимыч, я физик, работаю здесь вверху на Хадсоне, попробовал писать, хотел бы попросить вас посмотреть мой первый рассказ, понимаю, что отнимаю ваше время, но ведь не с кем поговорить... Не женская литературная консультация?.. Куда?.. Иду, Николай Ефимыч, простите что побеспокоил».
Вот уже Ник закончил читать, снял очки с носа, посмотрел в восторженно принимавший его зал... уже ответил жёстко на первый дикий вопрос какой-то местной слабообразованной критикессы, нелепо обвинившей его в заимствовании сюжета рассказа из полицейской хроники: - «Послушай меня, сестрица Алёнушка, мы ведь давно друг друга знаем, будь любезна, не учи меня, козла старого, из какой лужи мне пить, сама - хоть к проверенному пожарному шлангу припадай для вдохновения, только Мне не надо подсказывать, разберусь как-нибудь, не сомневайся - была бы мужиком - давно послал бы тебя твою маму навестить»...
Вик приуныл: хотя отповедь была абсолютно по делу, но ведь явно чрезмерна по силе, что же его ожидает в конце встречи?
Он с нетерпением ждал окончания всего этого действа с ожидаемыми вопросами, с хотя и прямыми, но, в общем, известными ему ответами... дождался прощальных аплодисментов, цветов, раздачи автографов наиболее активным поклонникам-ровесникам-соотечественникам писателя... наконец, в опустевшем зале остались только он и тоже раскрасневшийся - от избытка адреналина и тёплого приёма - классик с маленьким портфелем в правой руке, левая рука идола покойно лежала на немалом бедре молодой симпатичной библиотекарши, глядевшей на писателя с пасхальным умилением, и вовсе не замечавшей случайного просителя.
- Николай Ефимыч - начал он домашнюю заготовку.
- Вы случайно не из критиков? - прервал его Маэстро, и увидев Виков решительный жест отрицания добавил - Что за сучье племя, я их маму ****. И сделайте одолжение, не зовите никогда меня Николай Ефимыч - библиотекарша сразу же поглядела на Вика неодобрительно - я с незапамятных времён Ник, а вы?..
- Здесь я - Вик - сказал он, а вообще-то меня Виктором зовут.
- Что это у вас в руках? - спросил классик – хотите, чтобы прочёл? - давайте сюда... телефон, е-мэйл указали? Прочту обязательно - и отзвоню или отъемелю - если понравится. А если нет - тогда уж идите.
- НАХ? - решил испытать свою пятидесятипроцентную судьбу Вик.
- Это уж куда вам больше нравится - ответил классик, посмотрев на библиотечного работника со значением, и мгновенно забывая своего мимолётного собеседника...
«Какой простой» - растроганно думал Вик всю обратную дорогу, расслабленно слушая джаз в наушниках...
Прошла неделя... за ней другая - ничего не напоминало о его поездке в незнакомый и неожиданно симпатичный Бронксклин... хотя всякому, кто хоть раз имел счастье побывать в Лонг Айлендском местечке Брайтон-Бич, любое место на Земле казалось Парижем.
Он закончил, но ещё не отредактировал короткий «музыкальный» рассказ, сымпровизированный в поезде, а заодно и ещё один, начатый ранее текст про дружбу народов и животных. Всё, что он писал, - нравилось ему, но это уже не был тот восторг, как от первой его вещи, отданной на рецензию Нику - чуть скромнее.
Но Ник – молчал.
«А не пора ли обратно в Москву перебираться? - начал подумывать он - Хоть будет с кем поговорить, не то что в этой языковой ссылке.»
- Витюша, там тебе какой-то Никольский звонит - жена поднялась к нему наверх в ванную, где он чистил зубы перед сном.
Он чуть не подавился, стал быстро полоскать рот.
- Это какой Никольский? - вдруг подозрительно спросила жена.
- Из Курантовского Математического Института - соврал он во спасение, подошёл к телефону, и крикнул вниз - Клади трубку.
- Никольский - услышал он строгий голос.
- Ник, спасибо большое, что позвонили - с чувством произнёс он.
- Не спешите благодарить - ещё более строго и холодно произнёс классик - опус ваш я прочёл, и откровенно говоря, он даже не заслуживает упоминания, лучшее, что там есть - восклицательный знак в конце последнего предложения, все эти ваши хохмы вообще не имеют права называться литературой. Я и звонить-то вам не хотел, вы простейших ремесленных вещей не знаете - что такое композиция, что такое кульминация... потрудились бы для начала хоть учебник тонкий пролистать. Спрашиваю на всякий случай - может у вас чего-нибудь ещё имеется?
- Два рассказа - один короткий не доделан... - Вик что-то несвязно, как в бреду, говорил ещё минуты три... пока его не прервали на другом конце – Хорошо, давайте посылайте оба - начну с недоделанного, диктую адрес: никник,собака...
В разобранных чувствах он отправил ему два своих файла. Он тяжело спал в ту ночь, ворочался, стонал, вскрикивал и храпел до утра, так что жена была вынуждена уйти в другую комнату, первый раз за всю иx семейную жизнь, хотя раньше не покидала его даже когда он валялся рядом без трусов в сильнейшем, заразнейшем гриппе с температурой сорок один по Цельсию.
Утром, перед отъездом на работу, он по-привычке проверил почту в компьютере - там его ожидало
Письмо от Мэтра!
Посланное ещё вчерашним вечером!
Примерно через час после их разговора!
Его указательный палец на левой клавише мышки дрожал, когда он открывал файл.
Вот, что он прочёл - автор воспроизводит здесь частную корреспонденцию почти с протокольной точностью и незначительными купюрами, но, к сожалению, без разрешения обеих сторон:
«Привет Витя - очень был удивлён и рад, ваш «недоделанный» рассказик прочитал с удовольствием и даже догадался, что лабух должен помереть, не знаю почему, но я просто ждал его смерти...
...кстати удивлен я еще и потому что сначала вы отдали мне вещь, не стоящую внимания и даже несколько удручающую полным отсутствием признаков литературной одаренности, так что я искренне рад услышать ЗВУК, о котором вы туманно говорили по телефону, я и сам считаю ЗВУК первой приметой истинности пришедшего в башку образа.
Завтра скачаю второй текст и отъемелю. Ник»
Вот уж не ждал...
Но слова-то - прямо перед глазами! - да получи он сейчас хоть курьерское письмо из «Нового Мира», подписанное Главным Редактором, и официально удостоверяющее, что его текст, рассмотренный знаменитым в прошлом журналом, - полное говно, а сам автор - законченный графоман и литературный дебил - он лишь пожал бы беспечно плечами и отписал в столицу - «А не сходить ли Вам, господин Главный Редактор, прогуляться на Хадсон в Покипси?» Но такой возможности и существовать не могло - не тревожил он никогда Редакцию уважаемого в прошлом издания.
Он распечатал письмо в восьмушку странички всего-то, потом послал е-мэйл Джеффу, что берёт день отпуска за свой счёт, сказал обеспокоенной жене, что плохо себя чувствует - и пошёл спать. Пробуждаясь несколько раз днём и среди ночи, он перечитывал письмо украдкой и вновь засыпал, счастливый.
Следующее утро прошло уже более спокойно. «А ведь Борода был прав - подумал он, заваривая кофе, - талантливый художник признал маляра своим.»
Он вдруг достал Его тетрадь и неразличимую с ней свою, раскрыл их, выложил рядом на стол.
Никаких сомнений - одна кровь переливалась из строки в строку в разных тетрадках.
И это не был его плагиат, это было выше и чище - это было родство душ. И хоть он не смог вернуть тетрадь владельцу - гарантированное вознаграждение он получил сполна - как и было обещано на первой странице.
«Вот я и нашёл своего литературного отца - рассуждал он - А кто тогда Ник? - Строгий отчим? Дядька Черномор? Игумен Литмонастыря? - это уже сильный перебор - библиотекарша может обидеться и потребовать опровержения, если узнает когда-нибудь.»
..................................................
Недолгое время спустя в его доме раздался телефонный звонок: - Здравствуйте Вик, я сестра Владимира Александровича Н..., мне сказали, что у вас находится его дневник... - правильная московская речь грела душу.
- Здравствуйте Анечка - неожиданно для себя сказал он - я так рад, я так надеялся услышать этот звонок... простите - чтО я говорю... бедный ваш брат... я случайно рядом с ним стоял, ему плохо стало и он попросил меня сохранить тетрадь, за минуты до смерти, как оказалось... я ведь не удержался и прочёл его воспоминальник, самовольно, простите... - вы знаете, ваш брат писал замечательную прозу, мне так жаль, что его уже нет, что мы раньше не встретились, я так хорошо его понимаю... Понимал. Бы. Эта встреча изменила мою жизнь - я вам всё объясню...
..................................................
Вскоре он сменил свою высококвалифицированную, напряжённую, нервную работу на более простую, но скучную, а иногда даже откровенно тупую, но это его совершенно не беспокоило - ему было чем заняться. Он попрежнему работал в Корпорации, в том же приземистом здании, и даже в зарплате почти не потерял в итоге, так что его жена даже не подозревала о переменах.
Только Джефф, едва завидев его издали в длинном рабочем коридоре, сразу начинал тщательно исследовать царапины на ближайшей стенке.
Писал он как и раньше - украдкой: дома по ночам, в офисе - в обеденные перерывы, и после окончания работы, и даже трудовой часок ухитрялся отхватить иногда у работодателя..., ну и в редких поездах Монккилл-Нью-Йорк-Монккилл, конечно...
Ник попрежнему коротко и строго расправлялся с его рассказами, да и с ним самим не особенно церемонился, не вступая ни в какие дискуссии... в последний раз, например, отъемелил: - «Новеллу оценил целиком, искренне желаю автору успеха, каким он его себе представляет. НикНик» - говно какое, как унижает!..
«Но в помощи не отказал ни разу! И ведь учил! Тратил своё время - думал Вик - А не НАХ послал постороннего человека. Плевать на собственные амбиции, ремеслом сначала овладеть надо, а вести пространные разговоры о судьбах литературы, Ракинский распадный сюр обсуждать, он и с женой может.»
Сильно огорчавшая его неспособность критически оценить собственные тексты - вот ведь загадка, чужую-то прозу он воспринимал достаточно адэкватно - под присмотром строгого контролёра постепенно теряла свою остроту. Конечно, он попрежнему любил всё, что писал, но одновременно - от одного приходящего мэйла к другому, от урока к уроку - его глаз и ухо стали чуть-чуть замечать фальшь, кокетство, сентиментальность пошловатую, различные литизлишества - «ампир», который люто ненавидел его Сенсей, его нос стал слегка улавливать собственные неблагородные запахи - и даже не в предельных концентрациях...
Но и когда он не видел ничего плохого в своём новорожденном творении, а только смутно предполагал... - всё равно ни разу не рискнул послать малютку на консультацию к педиатру-дефектологу - просто панически боялся гнева матерщинника - тот уже дважды грозился «бросить это менторство к ****ой матери», он с грустью разбирал обречённый рассказик на запчасти.
В редкие пересменки между сочинениями Вик признавался себе с тревогой, что старается изо всех сил уже не для собственного кайфа и не ради всё более и более призрачной возможности опубликоваться, а исключительно, чтобы хоть раз понравиться без оговорок бескомпромиссному правдолюбу, гнобившему его, как хозяин-сапожник - Ваньку Жукова; да - выдающемуся писателю и хорошему, порядочному человеку... - но другого поколения, из другой среды, с другим жизненным опытом и литературным вкусом... что ещё он должен вспомнить в свою защиту?
Но ведь рули он сам - непременно бы на свалке графоманской закончил свой путь, так что лучше не слёзы лить в этой ситуации, себя бедного жалея - а судьбу благословить... только бы выучиться.
Он ещё пару раз посещал магазинчик «Всё - за Доллар», чтобы купить очередную тетрадку - карандашей у него хватало с первого визита, а ножичек работал безотказно - настоящая американская сталь - не шанхайская жестянка, последний экземпляр, ему сильно повезло.
...Он раскрыл только что пришедший мэйл: - «Рассказик переделали прилично, но второй абзац попрежнему режет глаз. НН».
- Ну и глаз у тебя, дядя - как у афганского снайпера - пробормотал он, оттачивая карандаш, - Уже исправляю...
Только бы успеть.
..................................................
- Вик, а не посидеть ли нам вечерком в нашем «Восьмом Бите», пивка попить? - задушевно спросил его однажды его новый менеджер Тед.
«Один с Джеффом курс управления персоналом посещал, интересно какой сорт закажет?» - подумал он, с благодарностью принимая приглашение.