Между Pоссией и Aмерикой

Ирина Вебстер
       Михаилу Моргулису, замечательному писателю и человеку, с которым люди чувствуют себя лучше, светлее и талантливее, посвящается.
 
И всем, кого люблю. Кто рядом и кого уже нет...
               


      У меня есть хорошая знакомая, которой 95 лет, и она любит повторять удивительную фразу:"Старость приближается, но я не поддаюсь, я сопротивляюсь". Эта мысль заставила или, лучше сказать, побудила меня пересмотреть моё отношение к возрасту. Ведь я сейчас на полустанке, где остановился поезд моей жизни, между большими городами Молодостью-Зрелостью-Старостью, и пропускаются локомотивы согласно расписанию.


       Вот промчался скоростной экспресс, именуемый Молодостью.  Эдакий синий, блестящий, новенький. Такие мчатся обычно к югу. И пассажиры, улыбчивые, ожидающие чуда, смотрят в окошко и радостно машут мелькающим за окном людям.  Вот промелькнул другой скорый поезд. Зелёный, немного запылённый и оттого кажется пропахшим гарью перегонов, полевыми цветами и неведомой жизнью. Теперь уже этому поезду долго машет вслед девчонка на дальней станции, в огромных не по размеру маминых сапогах. Оба поезда промелькнули, простучали, исчезли. А мой вагон, отцепленный от основного состава, всё стоит -пропускает. И никто не ругается, не винит машинистов и стрелочников, потому, что в этом вагоне я одна одиношенька.


      И вот уже тянется товарняк. Вагоны, загруженные,как углём, моей памятью или  зачехлённые брезентом, как  военная техника, с моими долгами.И пустые вагоны, стучащие так громко, словно причитающие от моих потерь.Странно, и этот состав проползает мимо, протяжно крича осипшим, тоскливым голосом  иммигранта.И я осознаю, что была начальником станции на этом полустанке. И от меня зависело, какой состав остановить и куда прицепить нелимитный вагон.


      Итак, все составы, строго согласно расписанию, проследовали к своим станциям назначения.  Я осталась одна, на далёком полустанке, в чужом доме. В доме моей хорошeй знакомой, которой 95 лет.  У Сандры только что умер муж. Она позвонила  мне ранним утром и своим неповторимым  голосом попросила приехать.  Сразу необходимо оговориться.  Это только психологи говорят о  неповторимости уникального голоса. Чей-то голос, оставаясь уникальным, напоминает нам голоса других людей, повторяясь интонацией и мелодикой.

 
     Голос Сандры напоминает мне голос Фаины Раневской. Вот только зычность надломилась от долгого сопротивления старости. Толстый голос как-то обмяк, потускнел и выцвел, как её глаза. Пытаюсь понять, какими они были много лет назад. Страшно даже представить когда - в прошлом веке. Наверное, голубые, как нежные незабудки и светлые, как роса на листьях, а может и зелёные, как изумрудная летняя, еще свежая, молодая и не прибитая пылью листва.В любом случае глаза сверкали и светились.Её глаза и сейчас жадно вбирают в себя жизнь.
-Да, когда человек хочет жить-врачи не должны мешать!-говорит она и выбрасывает жменю таблеток.


     Это поражает меня еще и сходством мысли с Фаиной Раневской, сказавшей: "Когда больной хочет жить - врачи бессильны".
     Итак, Сандра очень любит жизнь. Находит радость в каждом дне. И я, в общем то, приглашена отпраздновать жизнь Джима, который не дожил всего одну неделю   до своего девяносто-пятилетия.

- А мы записали в наш список воздушные шарики? - спрашивает осипшим голосом Сандра.

- Сейчас проверю,-откликаюсь я, просматривая длинный список в котором уже 90 наименований.
 
Но Сандре хочется, чтобы было непременно 95.

-Да, есть,-разочаровываю я её.

-Прочитай ка еще раз,-просит она, потянувшись сладко, как ребёнок после долгого сна.

   Я начинаю зачитывать опять. Здесь и грудка курицы, и креветки, и особый соус Терияки для рыбы, и торт, и шарики, и груши, и ананас, и много всего разного, что порадовало бы Джима. Где-то на половине списка слышу знакомый посвист. Как птица, подающая голос на рассвете. Сандра засыпает и просыпается  урывками. И все наши дни с каким-то движением и остановкой.


      Я провожу глазами по комнате. Тяжёлые шторы намертво закрывают окна от солнечного света. Комнату освещают только две массивные настольные лампы. Несколько остановленных часов. Словно часовые на своих постах, которые только что пропустили Жизнь за неведомую черту и замерли в почётном карауле.Комната завалена вещами.Какие-то коврики, салфеточки, подушки на диване, несколько столиков, на которых вязание, вышивание, незакрытая старенькая швейная машинка, томящаяся под грудой тканей, ниток и разного размерами коробочек.Всё,что собиралось долгие годы, и теперь мёртвым ненужным грузом повисло в пространстве.Комната пахнет одиночеством и старостью.


-А ты поела уже?-прерывает Сандра мои размышления.

-Нет, жду тебя. Что тебе хотелось бы на обед?

Сандра пошевелила губами, словно пробуя блюдо, которое еще горячее после плиты.

-Ну, что-нибудь.

"Что-нибудь"- это два забитых холодильника. Я начинаю перечислять все возможные варианты. Останавливаемся на простом сэндвиче.

-Ты ешь, пожалуйста! -тише обычного говорит она.-Для тебя это важно, тебе нужны силы, чтобы принять важное решение.

 Я молча киваю головой.

      Мне предстоит принять важное решение. И мне нужны силы. Мой отцепленный вагон оказался не только вне временного пространства. Я оказалась не в том времени и не в том месте. Это, как зимний дождь. Идёт , словно падает что-то  холодное и тяжёлое с неба. Нет в этом дожде ни весенней нежности, ни летней беззаботности, ни осенней щедрости. Нет даже зимней белизны и свежести. Дождь из пятого времени года.Пока пытаешься определить, что это такое, вдруг понимаешь, что на щеках этот дождь тёплый и солёный. Но мне нельзя плакать. Я  сильная. Я мужественная и, значит, могу принимать важные решения.


      Не в том времени. Просто затерялась между Зрелостью и Старостью. Молодость пролетела на крыльях. Крылья отпали,отломились, как руки у фарфоровой балерины.Потом почудилось сокодвижение под лопатками. Обрадовалась. Показалось, что это крылья растут вновь,а потом испугалась,а вдруг это горб от тяжести лет…


     И не в том месте. Словно села не на тот поезд и приехала не туда.

     И в общем-то, оказалось так, что и поделиться моей проблемой не с кем. Друзья остались за океаном. Со временем разлетелись все по разным орбитам. Вначале иссякли письма. Потом и звонки стали всё реже. А потом наступило время, когда я превратилась в молчаливого Филю из поэзии Николая Рубцова" Филя, что молчаливый? А о чём говорить?"

 
      Кто-то сказал однажды, что со временем друзья приобретаются всё сложнее, а настоящие друзья-это те, что из молодости и прошли с тобой и горести, и радости. Так оно и есть. У меня единственная подруга. Мы были в одном классе, потом в одной группе университета, где увлечённо изучали семантику слова. Светланка. У неё даже имя светлое и тёплое. Жизнь , как говорится, разбросала нас по разным часовым поясам и социальным статусам.Она удачно вышла замуж за известного журналиста-международника. Они вместе делали репортажи из самых горячих точек мира и отдыхали в самых тихих и экзотических уголках планеты.


     Светланкина энергия, жизненная и творческая, создала солнечную семью с тремя детьми и свой издательский дом. Я за всё это время пробовала себя в разных ипостасях. Была библиотекарем- слишком монотонно и скучно. Была учителем и классным руководителем в нагрузку-слишком динамично и весело.Все мои пробы разных профессий заканчивались разочарованием.


     Может эта неустроенность души была из-за отсутсвия близкого, родного, любимого, единственного человека, который должен быть рядом?  И здесь я пыталась.В школе за мной ухаживал  одноклассник с нежным весенним именем Серёжка.Он провожал после школы и,как положено в таких случаях, нёс портфель. Он каждый день придумывал какие-то сюрпризы и чуть ли не каждый день дарил цветы. Все девчонки завидовали. А я... Он мне казался слишком правильным, слишком заумным и… скучным.И ,тем не менее,я принимала ухаживания, он считался моим парнем и в школе, и в университете.


     После окончания  университета,когда уже нельзя было" тянуть волынку" , как говорила мама,  и было необходимо принять решение, мы расстались . Это было долгое и болезненное расставание. За  все эти  годы мы так привыкли друг к другу, так срослись, как два близко растущиe саженцы,превратившиeся в дерево с единым стволом, но всё же двумя кронами.


     А потом, долгих десять лет,был другой мужчина в моей жизни. Он в общем-то и не пытался придумывать сюрпризы и цветы дарил со скупым соотношением к двум годовым праздникам- Женскому дню и моему дню рождения. Но, как ни странно, он мне казался необыкновенным. Хотя вся эта необыкновенность вмещалась в его женатости на другой женщине и клятвенных заверениях, что любит только меня, скоро разойдётся, вот только надо немножко подождать... И постоянно были причины сделать это попозже.

 
     Не знаю, сколько бы это тянулось, если бы не Светланка. К тому времени, мы уже, казалось бы, разлетелись с ней по своим орбитам, редко перезванивались, но удивительным образом сохраняли близкую связь духовной ниточкой. Это когда можно молчать, сидя рядом и чувствовать уют. И это когда можно молчать на расстоянии и чувствовать близость человека.


-Рассказывай!
Это было самое первое, что сказала она, когда я открыла ей двери.

-Заходи вначале,-буднично ответила я, словно она выходила за хлебом, и мы не виделись несколько минут.

Ты знаешь,-промямлила я.

-Всё знаю, поэтому я здесь!
И Светланка улыбнулась своей неподражаемой улыбкой.
 
Её улыбку никто не сможет  повторить, и она никогда не будет напоминать чью-либо другую. Это уникальная улыбка сострадания, поддержки и понимания.

-Он очень хороший человек,-задумчиво начала я.

-Ну, естественно, другой бы и не оказался рядом.

-Нет, в самом деле,-защищаюсь я, услышав иронию.

-Ты знаешь, - Светланка улыбается еще шире,-давай попьём кофе для начала.

Затем мы пили кофе вместе с мамой и папой, они как раз вернулись с дачи.
Я еще подумала с долей раздражения:"Вернулись, как всегда не вовремя". Но если быть справедливой, родители не сильно досаждали. Чувствовали необходимость присутствия и отсутствия.

-Ладно, мать, пошли разгружаться!-сказал папа во время небольшой паузы - Пусть девчонки сами поболтают.


     Мы болтали до вечера.До ужина.После ужина.И после полуночи.Светланка убедила меня, что мужчины настоящие есть.Свободные и серьёзные. Честные и окрытые. Неважно в какой стране, поскольку мы все являемся детьми планеты Земля. Достаточно разместить информацию о себе и нормальную, " приличную», как повторила она несколько раз, фотографию на сайте знакомств.Поскольку все необходимые технические атрибуты были при ней, она попыталась сфотографировать  меня на фоне наших цветных обоев с берёзами. Причём добилась того, чтобы я выглядела при этом естественно.Ближе к утру, наконец-таки получилась нечто между Наташей Ростовой и барышней -крестьянкой.


-Вот это то, что надо,-заверила она,-мужчины любят простоту и некую недоступность

-Угу,-согласилась я, уже мало соображая, что именно хочу я, за исключением сна.

-Ладно, ты давай падай, а я еще твой файл заполню. Напишу о тебе. И размещу фотографию.

Светлана улыбнулась. И я,уже засыпая,подумала,что она солнышко,тёплое и ясное.Никто никогда не сможет улыбнуться так же.

   Утро было немного суетливым. Светлана спешила в аэропорт.Они с мужем улетали в Японию, хотели сделать зарисовки о стране после страшного землетрясения. В этот раз им никто не давал подобного редакционного задания. Это уже был зов души.

 
 Мама приболела. Похоже было на дождь, и её "полиартрит загрызал", как жаловалась она.Папа хлопотал с лекарством и растиркой для неё.


-Береги родителей!-шепнула мне Светлана,-вот увидишь, обязательно найдётся достойный человек. И о родителях сможешь позаботиться, а потом забрать к себе.

Времени на прощание не было и в аэропорту. Мы крепко, словно в последний раз, молча обнялись.

-Береги себя и родителей,-сказала она и, уже подходя к стойке регистрации, поспешно  вернулась ко мне, наспех обняла еще раз и уверенно, быстро проговорила,-Писем на сайте будет много, не спеши с выбором. Слушай своё сердце. Просто настрой своё сердце на мужчину. И сердце подскажет твоего единственного.


-Ладно, ладно, обязательно,-скороговоркой проговорила я и долго еще махала ей вслед, пока она не смешалась, не растворилась с аэропортом и дальней дорогой.

   Дома папа также хлопотал теперь уже с обедом, сбегав за это время на базар и в аптеку.
"Какие они молодцы,-подумалось мне,-Всегда вместе. Как в той счастливой сказке-жили долго и счастливо и умерли в один день."


     Я,как тинэйджер,заперлась в своей комнате.Со своей тайной. Нетерпеливо открыла свою страницу.Писем было немного. Как в классической сказке -всего три.Одно письмо из Германии от Фридриха. Другое из Португалии от Антонио. И третье от американца Билла.

-Так, начнём пожалуй, с Энгельса,-бодро сказала я сама себе.

     Немец Фридрих лаконично поприветствовал, представился, сказав, что у него свой бизнес и попросил меня рассказать о себе. На фотографии был большой мужчина, с улыбкой сытого и радостного благополучия. Два другие письма отличались разве что именами и странами. Все они были написаны на английском, и я почувствовала себя неуютно со своим базовым знанием языка. Потом стало приходить больше писем. Но все они, словно написанные под копирку расчётливости, не вызывали в моём сердце, настроенного на моего мужчину, никакого отклика.

     Через несколько дней пришло интересное письмо из США. Письмо было длинное, со сложными предложениями и моего знания английского не хватало, чтобы прочитать и понять. Я попросила соседку-учительницу английского языка.  То ли осенний ноябрьский дождь, который плакал за окном в тоскливом одиночестве. То ли очень хороший перевод письма. Но поэзия Верлена в послании заголосила душеразрывающей мелодией :

Протяжно рыдают
Осени
Скрипки
Ранят мне сердце
Мелодий
Обрывки.

      
Незнакомый, таинственный американец Грэг писал о нестерпимом одиночестве. O неизбежной осени жизни. O том, что моя фотография показывает непостижимую русскую душу, которую он хотел бы разгадать. Само имя уже перекликалось с Грином. Я была Ассоль. Сердце замирало от радости встречи со спешащим ко мне Артуром Грэем.И я ответила также Верленом:

Однообразно
До истощения
Серо -удушливо
Мертвенно-бледного...
С боем часов
 Я реальность утрачу
Вспомню былое
И тихо заплачу...


      Так начался наш виртуальный роман. Утром я просыпалась от счастья.Солнце пробивалось через окно с незакрытыми шторами и тонкими лучиками танцевало на моем лице. И даже если день был сумрачный и дождливый, я чувствовала солнце в душе. Я улыбалась и бежала к компьютеру. Это у нас  утро, а у Грэга ещё  был вечер.За долгий день, разделяющий нас океаном, он успевал написать длинное письмо.Я лихорадочно распечатывала его и мчалась к соседке,чтобы она успела до работы перевести и сказать мне самое основное.

      А вечером я наслаждалась каждой строчкой его потрясающих посланий. Грэг был интеллектуалом, каких я, пожалуй, и не встречала среди русских мужчин.Он тонко разбирался в литературе, музыке, живописи.Каждое письмо было  поэмой, где переливалась музыка  Чайковского,Грига и Шуберта, где пела поэзия Байрона, Верлена и Оскара Уальда  и танцевала живопись Леонардо да Винчи…


 Весной Грэг написал, что разлука невыносима для него, он хочет поскорее встретиться и пригласил в гости.


     Я летела через океан, когда бездонное небо сливалось с бездонным океаном, образуя воздушный коридор моему восторгу.
                СЧАСTЬЕ-когда тебя ждут!
                Счастье-когда ТЕБЯ ждут!
                Счастье-когда тебя ЖДУТ!


     В аэропорту я не сразу узнала в человеке маленького роста и испещрённого морщинами моего Грэга.В общем-то, это был,конечно, он, только постаревший на десять лет от неправильно указанного возраста в анкете и старой фотографии. Это был, конечно, он, только теперь уже не на 20 лет старше меня,а на все 30.


     Переписываясь, мы были сёрферами, которые поймали одну и ту же громадную  волну общих интересов и  скользили по воде и парили в воздухе... Теперь я чувствовала , что не удержалась и упала, и волна больно накрыла, оглушила и раздавила меня. Я смотрела на него и чувствовала, как щекочет в носу и режет глаза.


     Развернуться и убежать было поздно.Во-первых, я убедила родителей, что разница в возрасте не имеет никакого значения, во-вторых,уже уволилась из престижной компании,где у меня неплохо получалось быть  офис - менеджером, причём все сотрудники дружно позавидовали, а оскорблённый шеф сказал, чтобы и ноги моей близко не было, в-третьх , я отказалась от денег Грэга будучи "маленьким и гордым народом", назанимала на билет и на одежду, чтобы предстать перед женихом в достойном виде,... короче говоря, я могла написать бы и в-десятых, но всё это было бы повторением того, что поздно. Я сожгла мосты, улетая навстречу своему счастью.


-Ну, здравствуй, моя дорогая!-улыбаясь и обнимая меня, сказал он.

-Хэлло,-прошамкала я, разглядывая его.

Грэг рассмеялся:" Ты выглядишь уставшей!"

-Да, - согласилась я, - это был долгий перелёт.

-Ну пойдём скорее получать багаж и домой!

-Ес,-ответствовала я.


   Горячий воздух Флориды ошпарил. Задыхаясь, я несколько минут кашляла. И только в машине, где работал кондиционер,перевела дыхание.


   Мы ехали очень долго. Грэг пытался, что-то рассказывать, но, видя, что я его не понимаю, замолчал.


     Несколько раз останавливались на заправку и перекусить.И,каждый раз,выходя из машины,раскалённый воздух больно обжигал и прошибал горячим потом. Бросалось в глаза, как доброжелательны люди. Все улыбались, и мне казалось, что все знали, что я только что прилетела,и все необыкновенно этому рады. Этот факт как-то скрасил моё разочарование.


     Мы ехали долго и молча.Я разглядывала мелькающие за окном картинки из другой реальности.Из другой жизни. Как ни странно, у меня был стереотип мышления. О Флориде я думала, как об отдалённом уголочке райской благодати. Где всегда солнечно и тепло.Ласковый океан и нежный бриз. Удивительно стройные ,высокие  пальмы и неповторимый в своей красоте закат солнца.


     Но всё оказалось не так. Флорида встретила меня преисподней. Это было настоящее пекло. Было слишком солнечно. И не пойми откуда страшенные порывы ветра, как репетиция перед ураганом. Потом всё также неожиданно  стихало, и лицемерно добродушно выглядывало солнце. Потом также неоткуда лил тропический дождь с такой яростной силой, что дворники не успевали очищать лобовое стекло.И пальмы были приземистые, словно затаившиеся перед стихией,карликовыe уродцы.

 
     И вот только закат,словно пытаясь ободрить меня и успокоить, радовал необычными формами и красками облаков.Это было что-то в самом деле величественное и не подающееся объяснению. Это было нечто,созданное не человеком. Облака  были  не простым скоплением разнообразной формы. Каждое представлялось сюжетом из истории моей жизни.Вот маленькие кучерявые дети присели возле песочницы. Потом они все разом переместились в центр детской площадки и дружным строем, как пионеры, куда-то отправились. Здесь задорный отряд  чего-то испугался, сбился в кучку и, в мгновение ока, превратился в огромного слона. Нет гиппопотама.  Да нет же, это был страус, который пугливо спрятал голову от надвигающегося  на него алого паруса. Какой-то  Грэй спешил к какой-то Ассоль. Алый парус вначале был нежно розового цвета, затем в одно мгновение, зарделся яркой малиной, потом окутался сиреневым облаком, слабо сопротивляясь, чуть было порозовел, но тут же  налился тёмно фиолетовым, переходящим в чёрный пиратский корабль без опознавательных знаков. Ночь как-то мгновенно упала на землю, словно тяжёлый занавес после спектакля.


      Мы подъезжали к дому в кромешечной темноте. Вначале съехали с хайвэя, где были частью стремительного потока.  Дороги становились уже и спокойнее. И вот мы уже проезжаем маленький безлюдный, хорошо освещенный  городок.

-Почти дома,-прерывает наше затянувшееся молчание Грэг.


     Городок остаётся позади, мы еще немного виляем по просёлочной дороге и наконец подъезжаем к одиноко стоящему дому. Я уже тупо, ничего не соображая, рассматриваю освещённый одиноким фонарём  старый ,тяжело просевший дом,  напоминающий нахохлившуюся   тяжелобольную птицу. Дом совершенно не похож на тот светлый в испанском стиле с бассейном, который был на фотографии.

Грэг рассмеялся.
-Дом другой!  На фотографии, это я фотографировался у сестры прошлым летом.

-Прошлым летом в прошлом столетии,-хотела было съехидничать я, но вдруг сообразила, что не знаю, как по английски "столетие".


     И вообще, мой английский, даже после интенсивного зимнего курса, напоминал мне ускоренный курс выпуска лейтента в годы войны.Вот на петлицах два кубaря, а воевать не знаю как. Вроде и знаю язык и ничего не знаю.

 
-Здесь твоя комната, хани,-показал мне Грэг на комнатку, которую я приняла бы за чуланчик.

- Располагайся, чувствуй себя, как дома, дорогая, - сказал он.
Подошёл ближе и чмокнул меня, как подружка.


     И только, когда я осталась одна, почувствовала неподъёмную усталость и ужас всей ситуации. Я приехала к человеку, которого абсолютно не знаю. Мы одни в глухом месте. Ночь. Ни живой души вокруг. А вдруг он маньяк. Заманивает женщин, таких вот дурочек, как я.
 
"И никто ведь и следа не найдёт",-думала я, ощущая как немеют руки и ноги.


     Я заметалась по комнате, разыскивая средства обороны. Вся нехитрая мебель- кресло, тумбочка возле кровати и какой-то туфик пошли в дело.Быстро соорудила баррикаду,которой позавидовали бы те,кто защищался на баррикадах революционного Парижа.И сама, словно воплощение  образа Свободы на картине Эжена Делакруа «Свобода, ведущая народ», почувствовала себя героиней действительности и романтической мечты о лучшей жизни.


     Немного успокоившись,я трезво оценила еще раз происходящее. Итак,я в чужой стране, в чужом месте,у черта на куличках- на границе Флориды и Джорджии- с каким-то странным названием. Тут я вспомнила, что точно знаю адрес, ведь я его указывала для получения туристической визы и для заполнения какой-то формы в самолёте. Более того, адрес записан у папы в блокноте, значит уже меня в принципе можно найти.

-Что еще в принципе?-пыталась я рассуждать логично-Приглашение на месяц. Обратный билет у меня через месяц.

Отлично,-успокаивала я себя.-Я не затерялась, этот адрес есть и в  американском посольстве. Уже хорошо." Даже если он сейчас сунется, я смогу дать отпор, "-говорила я сама себе, не обращая внимания на то, что говорю вслух, мёртвой хваткой приклеившись к старенькому абажуру. И только, когда в соседней комнате раздался богатырский храп, с переливами настоящего русского баяна, я расслабилась.Усталость была,но сон пропал.


      Я медленно осмотрела комнату. Она была практически пустой, поскольку всё, что можно было сдвинуть-ушло под дверную баррикаду. На полу лежал коврик, скорее всего он был у кровати. Одна стена  привлекала внимание камином. Другая -была с дверью и моим боевым укреплением.Напротив была книжная полка с большим выбором книг.И еще стена с оконным проёмом. Хоть и небольшая, но это была комната с высоким потолком. Потолок, кстати, был побит мелкой сеткой трещин.Сами стены, когда-то были зелёного цвета, потом их пытались перекрасить в бежевый, а потом, видно не хватило или краски или времени. Пол был тоже обшарпанным и неприглядным.


     Усталость брала своё. Постельное бельё пахло приятной свежестью. Я закрыла глаза и побежала по заливному лугу.Трава была ярко-ярко зелёной, какие-то полевые цветы щекотали ноги, отовсюду сыпалась роса. Но вдруг всё почернело...


     Какие-то шаги разбудили меня мгновенно.Руки мои задрожали, и холодный пот освежил, как морозом. Шаги были надо мной. Осторожные. Размеренные и медленные. Словно огромный великан в задумчивости прохаживался, ожидая свою жертву. Затем засеменили мелкие-мелкие дробинки-шажки.Это было похоже на беготню услужливого гномика, который прислуживал у великана. Затем, всё разом как-то застучало, загремело и стихло.

 
     В совершенной тишине и темноте было слышно, как перепуганной птицей билось моё сердце. Затем кто-то вздохнул придавленной грудью. Тяжело и с болью.Что-то хрустнуло, как сухие суставы. Вздохнуло. Простонало.Озноб пробежал по всем стенам. Дом, словно пытался перевернуться с боку на бок, но, сильно застрявший в фундаменте, не смог даже пошевелиться.


     Вся ночь протянуалсь нескончаемым кошмаром и ожиданием худшего.

 Утром, когда я попыталась рассказать Грэгу о случившемся, он только рассмеялся.
-О дарлинг, не обращай внимание! Там наверху, под крышей, живут кошки и белки. Всё никак не получается у меня починить крышу.


     В том, что крыша прохудилась, я смогла убедиться буквально через несколько минут. Полил дождь, и звук бегущего ручья стал раздаваться сразу в нескольких комнатах. Так что и утро началось необычным образом. Мы бегали по комнатам, заваленным  нераспакованными коробками и строительными материалами. Подставляли пустые кастрюли и пластиковые тазики.

-Вот так я и живу,-печально сказал Грэг.-Всё оставил жене при разводе. Купил этот старенький дом.Он, кстати, был построен, еще в 1895 году.

В голосе Грэга была и необъятная тоска и необъятная гордость. Дом, действительно, представлял исторический интерес.

-Ну зато, вот и мне счастье улыбнулось. Встретил тебя!-его улыбка была искренней.

У меня что-то заныло в упавшем сердце тоненько и противно.

Это была жалость, которая обычно унизительна для того, кого жалеют.И сам жалеющий чувствует себя недостойно.


   Грэг неуклюже встал на колено и протянул мне коробочку.
-Выходи за меня замуж.

Я ошарашенно посмотрела содержимое.
Кольцо для помолвки было не моего размера...

-Ничего, - бодро проговорил Грэг,- заменим. Ноу проблем.

   Я молчала. У меня было несколько секунд, чтобы принять решение. И эмоциональный порыв засидевшейся в девках женщины перевесил здравый смысл.

   Потом был долгий разговор с родителями. Мама и папа спросили одновременно одно и тоже:
"Ты уверена в этом?" И долго и шумно поздравляли.
 
Телефонные звонки заняли время до обеда. Я ещё  поделилась со Светланкой.

-Ты не представляешь, как я рада за тебя,-кричала она с другого конца океана.
И похвасталась паре знакомых с бывшей работы.


     В этот же день мы оформили бумаги в местной мэрии, и уже вечером отправились к сестре, той у который светлый новый дом в испанском стиле с большим бассейном.


     Мы опять ехали очень долго.Бессонная  ночь и разница во времени забрасывали меня в какое-то беспамятство. Я отключалась от действительности, словно проваливалась в бездну и испугавшись затяжного полёта, вздрагивала и открывала глаза.

-Спи, спи,-успокаивал меня Грэг, всю дорогу насвистывающий какую-то незнакомую мелодию.


     У сестры была подруга- пастор протестанской церкви. Свадьба была уже назначена,и пастор была приглашена провести обряд дома. Отмечали событие скромным застольем с сестрой и её мужем. Грэг был в строгом синем костюме, а я - в белом, хотя мне бы, конечно, хотелось платье и фату невесты, но Грэг убедил, что платье очень дорого, а мы не можем себе это позволить.


     Когда дело дошло до клятвы, у меня стали дрожать колени, как перед публичным выступлением ,и голос. Вслед за пастором, я повторяла : «Во имя Господа, я, Наталия , беру тебя, Грэг, в мужья и торжественно клянусь перед Господом и людьми, что не покину тебя до конца своих дней. Я буду любить, хранить и поддерживать тебя в бедности и богатстве, здравии и болезни, в радости и горе, пока одного из нас не настигнет смерть».Это было так торжественно. И так ответственно. Я давала клятву перед Богом, и теперь уже, точно, не было дороги назад.


     Дни в нашем замке, похожем на огромный  шалаш, побежали, как талая вода весной. Быстро и стремительно. Из иммиграции пришло письмо, уведомляющее, что я нахожусь в статусе ожидания, которое затянулось вначале на месяц, когда истекла виза и пропал билет, потом на два месяца и на три...


     Работать я в таком статусе не могла, долги надо было отдавать. Я с сожалением рассматривала свои дорогие наряды, которые были так неуместны в этом доме.  И в этой жизни.
 
     Грэг предложил уволить свою старенькую помощницу, которая помогала ему в чикенхаузе, курятнике по-нашему, и мне занять её место. Идея была не по совести, и я запереживала за молчаливую,добросовестно работающую женщину без определённого возраста и внешних данных. Но,к моему удивлению, она согласно и, как мне показалась, облегчённо вздохнула, сплюнула, как приличный мужичок и, также по-мужски, вытерла руки, покрутив их по джинсам.


     Теперь уже я вставала на рассвете, кормила кур и всегда забавлялась, как они бежали за ведром, точно также, как у моей бабушки Ганнушки много лет тому назад в деревне. Американские куры ничем не отличались от русских. Разливала воду по поилкам, Меняла сено на насестах и выбирала яйца. За этим занятиям и застал меня одним недобрым утром звонок из России.

-Как ты там, дочь?-спросил папа, и я сразу почувствовала, что случилось что-то необратимо страшное.

-Папа, ты же знаешь, что у меня всё замечательно. Много путешествуем, часто отдыхаем на берегу океана, - поспешно и очень правдиво ответила я,-  рассказывай  скорее, что у вас?

-У мамы нашли рак.

Папа помолчал секунду, и я слышала, как ему трудно говорить.

-Метастазы уже в печени и костях. Это ведь у неё не суставы болели, а кости от рака,-и он заплакал.

Я никогда не слышала, как плачет папа-отрывисто и так горько.

Я расплакалась тоже.

-Что будем делать, дочь?

Я не могла поверить в сказанное. Я не хотела в это верить. Это было невозможно. Ну почему мама? Ну почему?

-А, а что говорят врачи?-пыталась я пересилить моё рыдание.

-Всё поздно. Уже четвёртая стадия. Даже химиотерапию не предлагают.

Папа говорил короткими фразами раненного командира.

-Когда ты сможешь приехать?

-Папочка, дорогой мой, хоть сейчас, но я всё еще в статусе ожидания. Ты же знаешь, что я нарушила статус туриста: надо было въезжать по визе невесты, тогда никаких бы проблем не было. Иммиграция должна вот-вот ответить. Если я уеду из страны, то уже никогда не смогу заехать. Как же мне быть?

-Ну, давай так,-у папы был пустой голос,-пока мы справляемся сами.Как только придёт ответ из иммиграции, сразу выезжай.

-Конечно, конечно,-лепетала я,-а мама знает свой диагноз?

-Да, она настояла, чтобы ей сказали правду. Ты же знаешь маму...

Теперь я звонила домой каждый день.  Наши разговоры напоминали сводки с фронта.

-Как там сегодня?-спрашивала я.

Если разговаривал папа, то уставшим голосом, стараясь говорить очень тихо, отвечал: "Очень плохо, эта зараза прогрессирует."

Когда брала трубку мама, я старалась звучать оптимистично:  "Мамуль, дорогая моя! Держись, пожалуйста, держись!"

-Я очень стараюсь,-говорила мама в ответ, и голос казался преодолевающим   глубины океана.

-Я скоро приеду!

-Жду. Очень жду!-отвечала мама, и связь прерывалась.


     Каждое утро последующих 5 месяцев я спрашивала "Как сегодня?"

 И ответ был:"Плохо.Очень плохо. Вроде терпимо. Плохо. Еще хуже. Чуть получше. Плохо. Невыносимо плохо..."

И каждое утро меня спрашивали:" Что-то слышно из иммиграции?"

И ответ был:" Сегодня нет, но может уже завтра"


     Болезнь напоминала скоростной лифт. Вот забрались мы на верхний этаж небоскрёба.И увидели  потрясающий вид сверху,но тут двери лифта стремительно закрываются.Рывком огромной, неудержимой и неподвластной ничему силе,кабина лифта падает в штольню.Мы нажимаем на все кнопки, стараясь остановить нарастающую скорость. И в какой-то момент, какая-то другая сила, необъяснимо противодействующая, останавливает  ту, первую, нечеловеческую силу. Это, как короткая схватка Добра и Зла. Лифт замирает в мгновенной остановке, которая кажется стабильностью в краткой передышке. Затем, подчиняясь своим необъяснимым законам, лифт срывается с места и рывком падает вниз до следующей зацепки-короткой остановки.


   Тем утром никто не взял трубку. Я набирала и набирала знакомый родной номер  дрожащими руками до исступления. Как безумная. Наконец, папа взял трубку и незнакомым голосом сказал:" Мамы нет. Её не стало в четыре утра."

Мы плакали вместе.Горе всегда страшно необратимостью.

-Как мне быть, пап?-наконец смогла я спросить.

-Не знаю, всё поздно.

Мы помолчали или мне так показалось в моём рыдании.

-Ты знаешь, мама просила похоронить её сразу. Похороны завтра. Она уже в морге. Все бумаги мы получили, на кладбище тоже...

Я слышала, как трудно давалось ему каждое слово.

-Ты не приезжай уже. Нет смысла. Жди ответ из иммиграции.

   Сознание отказывалось  принимать случившееся.   Совесть  включилa  будильник, поставленный на несколько минут до маминой смерти, словно я могла еще что-то изменить. Теперь я вставала в четыре. В кромешечной тьме, включала маленький светильничек на кухне, пила кофе и пыталась остановить разматывание времени назад. Чуть позже, поднимался Грэг.

- Хай, свитхарт,-сонно приветствовал он и делал себе кофе.


      Времена долгих общений со сложными предложениями давно прошли. Вернее сказать, они так и не перешли из виртуальности в реальность.  Грэг не понимал мой акцент, и было проще общаться короткими односложными предложениями. Если удивление, просто сказать “Вау”. Если что-то положительное- достаточно было одного прилагательного “найс”, а если отрицательное- “хорэбл”.


     Работали мы с утра и до ночи.У Грэга,помимо большого курятника, был огромный огород. По правде говоря,я,как дитя города,терпеть не могла возиться с землёй.Но выбора не было: жить на одну его пенсию было сложно, работа мне за пределами нашей фазенды не находилась, а из иммиграции так ничего еще и не было.


     Однажды я не выдержала очередного "ханни"
-Послушай, - стараясь оставаться спокойной,сказала я.- Меня зовут Наталия. Почти год я не слышала моего имени. На-та-ли-я!  Повтори, пожалуйста.

Грэг слушал и смотрел на меня, словно я разобрала крышу нашего дома и,в образовавшемся проёме, он увидел неопознанный космический объект. Это был бунт на корабле, и он, как опытный капитан, размышлял, как лучше поступить.

-У имени много разных вариантов. Наташа. Ната. Тата. Таша. Натали. Натик.Наталёк. Наташенька.

 Я уже  истерично выкрикивала те далёкие ласковые имена, которыми называли меня дорогие мне люди.

 - Окей, бэйб, -ответил он спокойно -работать надо.

 И ушёл.


     Каждый день я двигалась по кругу, в который попала, и движение казалось вечным. И это было по закону неустойчивого равновесия, когда после малого отклонения от положения равновесия, тело всё более и более от него удаляется.


     В тот день позвонила двоюродная сестра. Мы перезванивались очень редко. Вернее сказать, я звонила ей редко по праздникам.  Это был её первый звонок.

-Наталёк, у меня плохая новость.

После смерти мамы ощущение беды уже не покидало.

-Сегодня не стало Никиты Николаевича, твоего отца.

Мир предстал рухнувшим и потерянным.

-Как? Почему? Что случилось?

-Сердце не выдержало. Ему так много пришлось пережить за последний год.Прими мои соболезнования.

Я должна была обратить внимание на его недомогание. Я должна была...

-Из иммиграции так ничего и не слышно? - спросила сестра.

-Нет, проверяем по компьютеру каждый день. Всё еще в стадии рассмотрения.

И сестра сказала тем же голосом, как несколько месяцев назад папа:"Ты не приезжай уже. Нет смысла. Жди ответ из иммиграции."

Оказалось, что уже приехали две папины младшие сестры, и подготовка к похоронам, в общем-то, началась без меня...

     Следующий месяц мало что изменил в наших отношениях с Грэгом.На смерть папы он отреагировал сочувствующим" Сорри, диер".

    Теперь я уже перестала обращать внимание и на его задержки после сдачи продукции на местный рынок, и на странные телефонные звонки, объяснение которым былa чья-та невнимательность при наборе номера.Я перестала обращать внимание на многие вещи,как и на саму себя.Осталось только одно отвратительное ощущение, которое я пережила в первые минуты прилёта.Ощущение лжи.Оно было омерзительно липким. Постоянно хотелось вымыть руки. И еще было навязчивое желание, вопреки всему,  остаться в этой стране любой ценой. Хотя уже было ясно, что у” любой цены”- слишком высокая цена.


     По воскресенья мы стали ходить в ближайшую баптистскую церковь.  Люди улыбались друг другу, обнимались здороваясь, но я уже  чувствовала, что улыбки были просто выражением лица, когда развиты лицевые мышцы. Там же я познакомилась с Сандрой, которая стала моей хорошей знакомой. Поскольку настоящие друзья, всё-таки приобретаются с юности...


    Когда Сандра позвонила мне ранним утром, и попросила приехать и побыть с ней недельку,я,не раздумывая,согласилась.Этим же утром, когда Грэг возился на огороде, я сделала одно противозаконное действие. Несколько дней назад, разгуливая по интернету, я натолкнулась на продажу камеры- шпиона. "Чего только не придумают,-сказала я тогда сама себе, но объявление на сайте зачем-то открыла и прочитала.


      В этот день я поняла, что в человеке-подобии Господа, уживается и Дьявол. Какой-то тоненький голосок укора пытался пробиться через толщу необратимости горя, крушения мечты, обиды и разочарования невостребованной женщины, но не хватило той былиночке света и любви.Я заказала камеру. Она оказалась размером со спичечный коробок.  Инструкция объясняла, что запись может производиться от 3 минут до 3 часов, и был еще таймер, как на обычной кухонной плите . Я выбрала 8 часов вечера, когда Грэг, отдохнув немного после ужина, говорил :" Ну, дорогая, это моё время, не засиживайся до поздна." Время записи поставила на полную катушку.


   Пробежав по дому,который отзывался на каждый шаг жалобным вздохом-просьбой не тревожить  старого исполина и ловко маневрируя между всё тех же еще нераспакованных коробок, я выбрала укромное местечко на книжной полке в нашей спальне.

-Ты готова, свитхарт,-кричал уже Грэг на кухне, переставляя  по-своему тарелки в шкафчике-давай отвезу тебя к Сандре.

     Ехать  было недалеко. Грэг был в прекрасном настроении,и я не пожалела о содеянном. Теперь я уже хотела знать правду. Все мои попытки поговорить с ним о многих странностях нашего семейного партнёрства заканчивались безрезультатно. Он   раздражённо отвечал, что я старая маразматичка, что мне постоянно что-то кажется, и что пора пойти к врачу, как только будут деньги.


      Сандра встретила меня в инвалидной коляске с грустной улыбкой:" Здравствуй дорогая Натали! А я вот тут одна.Старость приближается, а я не поддаюсь-сопротивляюсь."

Я попыталась улыбнуться в ответ:" А у меня проблемы приближаются, но я не поддаюсь-сопротивляюсь"

Моя шутка прозвучала правдой.

-Знаешь, Натали,-сказала мне Сандра своим неподражаемым голосом,-чувствует моё сердце, что у тебя что-то не так. Поделись со мной, если хочешь. Тебе будет легче.


   И моё долгое молчание прорвалось.Как весенняя река освобождается ото льда.И как ветер сбрасывает с деревьев  пожелтевшую листву, вихрем разметая по улицам.
Я рассказала ей о нашей переписке, о моём приезде, о молчании иммиграции, о смерти мамы и папы. О нашей жизни в старом, разваливающемся доме-напоминании рабовладелия позапрошлого столетия.И о моих подозрениях чего-то неладного.И даже о камере, которую я установила в спальне.

Сандра молчала дольше, чем мне бы хотелось.
 
-Всё в нашей жизни определяется верой,-медленно и приглушённо сказала она,-и по вере нам воздаётся.Если живёшь с человеком-необходимо ему доверять.Верить в него.А иначе нельзя.

И она поведала мне об их долгой жизни с Джимом. Как преодолевали и нужду и болезни.Как прошли через бесконечные испытания жизнью,доверяя друг другу.

- Тебе необходимо принять важное решение,-добавила она,-если доверяешь человеку,-остаться. Если нет-не надо быть вместе.

-Вот камера и поможет мне в этом решении,-ответила я.

Сандра лишь укоризненно покачала головой.

   В субботу, когда Грэг отвозит продукцию на рынок, я попросила Сандру съездить со мной к нам домой.

Сандра уже не водила машину.  Она протянула мне ключи.
-Только если ты за рулём. Я доверяю тебе.

На обратном пути, Сандра повернула ко мне лицо, долго рассматривала меня и сказала:
- Может и хорошо, что ты это сделала. Это убедит тебя, что он хороший христианин, и ты начнёшь ему доверять.

Но у меня было другое предчувствие.

-Господи,-просила я,-дай мне силы увидеть то, что покажет камера.Господи помоги! Боже святый, Боже праведный, будь со мной!

Сандра взяла мою руку и пожала, стараясь вложить в своё рукопожатие любовь и поддержку. Мы сели к компьютеру вместе.

-Может давай я сама посмотрю,-попыталась я остановить её.

-Нет, давай я буду с тобой!-настояла Сандра.


     Я включила. Вначале было темно и какое-то потрескивание, покалывание, пощёлкивание. Потом при свете маленького ночничка стали различимы контуры кровати,тумбочки,абажура и туфика-всего того, что было когда-то моим укрепительным бастионом, а позже-простым интерьером нашей спальни, только теперь уже с двумя кроватями, расположенными в разных углах комнаты. Неподвижная картинка и звуки засыпающего дома продержались несколько минут. Затем послышались приближающиеся голоса. Я непроизвольно вцепилась в руку Сандры, как в кинотеатре на фильме ужасов.


   Камера бесстыдно показала  два силуэта и две руки в одном замке единения.Затем всё развернулось с устрашающей быстротой. Руки начали ласкать друг друга. Два тела сливаться друг с другом, и мужской голос эхом шептал, стонал и кричал. Затем я услышала, что эхо было другим мужским голосом.

-О Боже милостливый. О спаси, о сохрани, о помилуй,-вдруг не своим, чужим голосом закричала Сандра.

 Я,обрывая провода,отключила  камеру.


     В тяжёлой тишине нашего молчания, остановленных часов,застывшего компьютера и не включенного телевизора плыл запах старости, одиночества, ужаса и отчаяния.

Я подошла к окну и раздвинула шторы. Окно распахнулось легко и с огромным облегчением, как больной в минуту выздоровления.

-Сандра, дорогая, мы отпразднуем день рождения Джима, и я уезжаю домой,в Россию!

   В окно билось солнце,пробивая пыльные заслоны  ненужных вещей, и кружился  аромат пьянящего свежего воздуха.Так пахнут клейкие тополиные листочки весной. Так пахнет дом, в котором только что испекли хлеб и в котором тебя ждут.

  "Осенняя песня" Поля Верлена  переведена  Мариной Верасень http://www.stihi.ru/2011/02/04/5204