Немного пасмурный февральский полдень, не приятный прохладный ветер шумно раскачивает верхушки промерзшего за зиму небольшого леса, нависшего над высоким железным забором. На этом двухметровом железном заборе сидят дети: три мальчика и девочка. Одетые в поношенные курточки, теплые, поношенные брюки, мальчики в спортивных шапочках, девочка закутанная в платок, на ногах видавшие не один ремонт сапожки. Они сидели, болтали, смеялись и, казалось, даже не замечали высоты забора – а ведь действительно было очень высоко. Под забором стояли их саночки. Дети не просто играли или отдыхали после своих детских игр – они ждали свежих костей.
Этот крепкий забор обозначал территорию частного предприятия по производству колбасы, на местном диалекте – «колбасня». Когда-то, ну при советской власти, это был колбасный цех богатого колхоза. А теперь – это частное предприятие, потому, что богатые колхозы исчезли и появились отдельные богатые личности. Эти богатые личности перекупали другу у друга не только крупные заводы, но и такие мелкие предприятия, как колбасный цех – люди есть хотят всегда. Да и технология производства колбасы еще не успела сильно поменяться – были отходы. Отходами считались кости, да громадные желудки – «кендюхи», набитые еще не переработанной пищей погибших во имя чей-то сытости животных. Самыми ценными считались хребты и крепкие кости голени – в них был косный жир, а между позвонков можно было насрксти малюсенькие кусочки мяса. Отходы также реализовались – из них делали корма для кошек и собак – так что не верьте рекламе, в которой говорится, что эти корма имеют в составе мясо.
Дети ждали новой партии отходов. Раньше хозяева гоняли этих охотников за остатками от останков – прибыль, а то как же. Но в данный момент времени владельцем предприятия был бригадир местной банды рэкетиров. Привыкший думать категориями своей справедливости: брать только у богатых (с бедных то нечего взять), кумир местных детей по прозвищу Колька Бык разрешал копаться в отходах детям и пенсионерам. Не всякий пенсионер мог перелезть через большой забор, так что основными добытчиками были дети. Из костей вываривался жир и делался бульон, а здоровенные кендюхи мылись, вываривались и жарились – и это даже очень вкусно получалось.
Мне же кости нужны были для собак, у меня их было три – три «сельских королевских двортерьера», не притязательные в еде, но есть хотели. Кости дробились топором и варились вместе с отрубями, так получался собачья «каша». Нравилась ли эта каша собакам я не знаю, но они ее ели – другого я им предложить не мог.
Я хотя и был пенсионером, но все же, мог преодолеть железное ограждение. Физически это было не столь трудно (забор был сварен по принципу «лесенки», но страшновато – два метра, все таки.
Свежих отходов еще не было, а ждать у меня не было времени. Перебравшись на как бы охраняемый объект, я забрался в прицеп, где были не свежие лопатки и ребра – все ценное уже было забрано раньше. Охранник посмотрел на меня, как мне показалось, с некоторым чувством жалости или презрения. А может мне это показалось…
Если честно, то было немного не по себе – как ни как, бывший интеллигент, инженер и даже мелкий начальник, роется в мусоре. Но собакам чего-то нужно давать…
* * *
… - А кому это он (то есть я) берет эти кости, они же тухлые, да и навару с них нет? – спрашивает самый маленький, на вид лет шесть-семь, мальчик.
- Собакам, - отвечает девочка, она выглядит лет на десять.
- А что собаки тоже кости едят?
- А-а, все едят…
- Вот зажрались. Когда я выросту, то пойду работать на ковбасню и лучшие кости буду только себе оставлять, - сказал мальчик и громко высморкался…