Было это на гастролях в Нижнем Новгороде : в культурном городе на Волге, в котором было много «радостей»: гуляющие как по Бродвею в гостинице мыши, которые с невозмутимым видом ели мышиную отраву, не поддавались на ультразвук, а по ночам устраивали гонки по вертикали; летающие над набережной самолеты, заменяющие каждодневный будильник (это непередаваемые ощущения – просыпаться в ужасе, что началась война); звонящие в номер странные люди, предлагающие «не скучать и провести досуг с невероятными ощущениями…» и пр. и пр.
Большим культурным событием в масштабах города – стал съезд художников Поволжья. На первом этаже висели картины, а у входа афиша-приглашение на выставку картин лучших из лучших в одной из галерей Нижнего, номинантов и лауреатов, членов союза художников, обладателей массы регалий, призов и наград. Все номера гостиницы были заняты, и горничные с трепетом бегали по этажам, создавая все условия для работы и отдыха, улыбаясь каждому проходившему постояльцу – а как иначе, они, можно сказать, приобщались к культуре: и художники тут, и артисты – сплошная богема.
В небольшом холле на этаже с растениями в старых креслах каждый вечер сидели как на подбор бородатые дядьки в свитерах и предавались общению на темы что-то типа «Хозяин, а может быть этот колор?», ловко жонглируя в разговоре Брейгелем и Босхом, Ренуаром и Моне. В один из таких вечеров, когда общение в холле уже замолкло, и представители художественной элиты Поволжья разбрелись по своим номерам, мы с подругой-коллегой, собираясь ко сну, вдруг почувствовали, что наша комната наполняется сначала непонятным запахом, а потом дымом – искрила розетка. Как истинные «женщины в русских селеньях», мы пытались решить проблему своими силами. Отодвинув кровать и увидев языки пламени, вырывающиеся наружу из нашей маленькой розетки, мы поняли, что тут наши силы равны нулю. Побежав, можно сказать, в чем мама родила за горничной, я собрала по дороге все неровности пола и ковра, но мне было уже все равно, потому что мы горели в прямом смысле этого слова. Горничной на месте не оказалось, и я в панике побежала к нашему радисту Сереже просить помощи в починке розетки. Сережа в этот момент боролся с «радостью» номер один – с мышью, которая в панике металась по его комнате, видимо, почуяв что-то неладное. Дым повалил уже в коридор, и медлить было нельзя. За стеной жили два художника, интеллигентные на вид, тихие и скромные, и беспокоить их было как-то неудобно, но розетка граничила с их стеной, значит, в их комнате должно было твориться то же самое, что и у нас. К мужчинам был отправлен Сережа, но дверь никто не открывал. На наше счастье появилась горничная, милая женщина, которая стала настойчиво стучаться в соседний номер, при этом повторяя: «Наверное, спят уже. Неловко как-то будить людей. Такие приятные мужчины!». Только ползущая по обоям огненная полоска в нашем номере убедила вежливую горничную воспользоваться запасным ключом. Преодолев препятствие в виде запертой двери, мы все узрели удивительную картину: в номере «интеллигентных, приятных мужчин» был откровенный пожар, а они сами спали беспробудным сном - в одежде – один на кровати, а другой где-то около. В розетку был воткнут горящий кипятильник, включенный телевизор перегорел от напряжения, а на столе на газете стоял отряд выпитых бутылок и два стакана…
Наутро они еще не протрезвели, и, размахивая руками, отказывались платить штраф за порчу имущества. Вот так и состоялось наше тесное общение с художниками Поволжья. Конечно, два этих дядечки совсем не в ответе за всех, но как-то с тех пор все сообщения о съездах художников у меня никаких радостных чувств не вызывают…