Американские учителя прожили в Магнитогорске месяц. Настал час расставания. Когда русские провожают гостей, лейтмотив разговоров таков: «А вот когда приедете в следующий раз…» Первый секретарь, следуя этой традиции, конечно, тоже заявил в прощальном слове: "Когда вы приедете к нам в следующий раз, то…" Что дальше он говорил и здесь, и вообще, значения не имеет, так как все мы знаем цену словам прощания. Но эта фраза дала повод Вектору Иванычу спросить своего гостя: "Джордж, приедешь еще?" "Нет", - ответил Джордж.
Лапидарность гостя была обусловлена не учетом уровня английского Вектора Иваныча и, уж тем более, не мифической американской бесцеремонностью. Просто у американцев «нет» - это нет, а «да» - это да, и ничего более. Русские учителя от более многопланового использования «NO» будут в Америке страдать. К примеру, съест советский гость за ужином стейк. Сочный такой стейк, в меру прожаренный, а американский хозяин (хозяйка) его спрашивает: «Еще?». Всем известно, как у русских следует гостю соглашаться на вторую порцию. Нужно сделать губы как будто с них вот-вот сорвется «нет», придать лицу выражение нерешительности, сомнения и ждать, когда на тарелку тебе положат второй кусок, после чего остается воскликнуть: «Ой, я же столько не съем!…» Американцы такие манипуляции всегда воспринимали как «NO». Поэтому, раз-другой лишившись через это лакомых кусков, русские перестают кобениться, переняв как осознанную необходимость американскую интерпретацию «YES» и «NO».
Но Вектор Иваныч в Штатах еще не бывал. И «нет» Джорджа его обескуражило...
- Почему, Джордж? Тебе у нас было плохо? - произнес Вектор Иваныч, у которого, то ли от нарушенного ритуала прощания, то ли от месячной англоязычной практики, фраза выскочила прямо по-английски, без предварительного перевода про себя. Джордж ответил незамедлительно:
- Все было хорошо, Вектор. Просто я понял, что счастлив дома…
Что понравилось и не понравилось американцам - они говорили не единожды. Это можно обобщить фразой: «Русские такие хорошие люди, а так плохо живут». Ну, а как бы они еще могли сказать, что жизнь русские себе устроили никудышную? Ясно дело, раз жизнь - дрянь, то люди должны быть хорошими автоматически. Любой непредвзятый читатель согласится, что формулировка: «И жизнь, и люди - дерьмо» - это перебор для любой страны и самого одиозного режима. И всё же - так много дерьма Джордж увидел именно на Урале, точнее в Верхнеуральске. Это городок в 40 километрах от Магнитогорска, куда В.И. возил Джорджа на экскурсию (куда-то же нужно было возить гостя.)
Смотреть в Верхнеуральске нечего. Несколько разваливающихся купеческих деревянных домов на каменных цоколях, и дореволюционной постройки тюрьма из потемневшего красного кирпича, монументальная и мрачная, как Михайловский замок в одноименном романе Ольги Форш. Тюрьма знаменита тем, что в ее казематах во все времена (и сейчас тоже) содержат особо опасных преступников. Именно в ней была расстреляна Фани Каплан. Ах, Фани... Если бы ты не была интеллигентна и близорука, может быть, Россия пошла иным путем, и Джордж никогда бы не увидел сразу столько человеческого говна.
Пообедали в центральной пельменной городка, впрочем, других там и не было. Пельмени оказались на удивление неплохими.Но Джорджу понадобилось в туалет.
Заведение находилось во дворе и представляло собой довольно большой, перегороженный пополам сарай с мужским и женским отделениями, стоящий на глубокой яме.Внутри имелся подиум высотой сантиметров 40. В полу подиума прорублены эллипсовидные отверстия, в которые можно легко попасть, а нечаянно упасть в яму – нет. Каждое из семи отверстий зовётся «очко». Это и был сортир в классическом понимании этого слова, отлично знакомый всем советским людям. Наш сортир имел статус городского, а потому активно использовался населением. Именно в него и препроводил Вектор Иваныч Джорджа не без некоторого смущения. В отличие от советских мужчин, которые выходят из туалета, застегивая брюки, американец вышел, застегивая футляр фотоаппарата…
На участливый вопрос все ли в порядке, Джордж задумчиво произнес:
- Возможно, у нас где-нибудь в горах Вирджинии тоже такое есть, но ведь
Верхнеуральск - город…
Так вот, стоит ли пролететь половину земного шара, чтобы увидеть и сфотографировать столько человеческих экскрементов в центре, пусть не большого, но всё же города? Наверное, стоит, если это позволяет понять, что твое счастье дома. На Родине....
Магнитогорские учителя прогостили в Штатах месяц. Настала пора уезжать. В нью-йоркском аэропорту им. Джона Кеннеди группа, ожидающая посадки, обращала на себя внимание своей многочисленностью и чудовищным количеством багажа. Монолитное расположение учительской клади в обширном помещении зала реально мешало нормальной конвертации пассажиропотока. К примеру, Вектор Иваныч, прибывший в Америку со спортивной дерматиновой сумкой, убывал со здоровенным пластиковым чемоданом, хотя и подержанным, но знаменитой марки «Самсонайт», а также багажной сумкой, купленной им специально на американском китайском рынке. Сумка была циклопических размеров. Ей Вектор Иваныч уже никогда больше не пользовался. Тем не менее, забита сумка была до отказа. Поднять ее он, мужчина крупный, к тому же бывший кандидат в мастера спорта по гребле, мог не иначе как, проделав манипуляции, напоминающие подход к снаряду штангиста и, при этом, издав утробное междометие: «Х-х-э-э-к!». Но эта кладь в группе был средненькой. У многих всё было куда солиднее. Особенно впечатлял luggage полненькой и миловидной блондинки по имени Валентина - учительницы физики. Своими размерами и количеством он больше напоминал подготовленную для отправки в Сомали партию гуманитарной помощи. Валентина находилась в приподнятом, даже возбужденном состоянии и общалась со всеми земляками, приближавшимся к ее добру лишь на одну тему:
- О, здравствуйте, как упаковались? Ужас какой-то. Как это всё мы из Москвы до Магнитки довезем! Так домой хочется. Соскучилась, сил нет. Прямо пешком готова уйти.
Речи Валентины вызывают у земляков понимание и улыбку. Понимание, потому что их с грузом ждала Москва 1991, со звероватыми таксистами, вороватыми службами аэропорта, рэкетирами и прочими реалиями смутного времени. Улыбку - потому, что Валентина - хроменькая, и ее готовность «хоть пешком» уйти из Штатов в Россию была забавна, хотя и свидетельствовала о патриотизме. Вообще-то Валентина принадлежала к той породе людей, которые, даже попав в рай, будут чем-то встревожены и недовольны. Вот и в Америке на групповых мероприятиях она часто и громко жалилась на свою хозяйку, говорила, что устала от неё, и хочет домой. На самом деле с хозяйкой ей повезло. Люси (так звали хозяйку Валентины) была замечательной женщиной – щедрой и, при этом, богатой. Учительствовала она исключительно из любви к детям. Своих не имела. Была очень некрасива, даже уродлива. Но нрава - легкого и общительного. У Валентины своих детей трое. А полторы ставки на работе плюс классное руководство...Это не из любви к чужим детям, а на прокорм своих троих… В общем, Валентина с Люси в Америке общий язык находила далеко не всегда и на это жаловалась:
- Представляете, я ей говорю: «Люси, купи мне вот этих маечек 10 штук по доллару ». А она: «Нет. Плохое качество. А потом покупает мне пять маек в дорогом магазине по 10 долларов за штуку! А мне бы лучше дешёвых 10… или 20.»
- Ну, Валя, судя по твоему багажу, тебе грешно жаловаться, - говорит ей кто-то из коллег.
- Ой, да нет, я не жалуюсь. Просто домой хочется. А в багаже два места это - книги и оборудование для школьного кабинета физики. Я ей говорю: «Люси, не покупай мне книг и пособий. А она не слушает…»
- А что, она денег на оплату перегруза и на доставку не дала что ли?
- Дала, конечно, - вяло отвечает Валентина, - ну, как я с этим в Москве буду разбираться! Ой, как домой хочется!
Но судьба готовила испытание Валентине не в Москве, а в Нью-Йорке. Когда объявили посадку у русских учителей, несмотря на месячный бездефицитный «расслабон», сработал условный рефлекс: «В очереди последний не получает ничего». Вектор Ианыч, издав свое коронное «х-х-э-эк», сдал багаж и зарегистрировал билет одним из первых. Потом неспешно пошел в киоск смотреть порнографические журналы, пить пиво и предаваться другим изыскам буржуазного сервиса… Через какое-то время объявили, что из-за перегруза багаж не зарегистрировавшихся еще пассажиров, будет доставлен в Москву следующим рейсом (через сутки).
Когда Вектор Иваныч подошел к сильно сократившейся, но все еще заметной очереди регистрации, то увидел Валентину. Она сидела в центре своего багажа, уронив руки. Растрепавшиеся пряди волос, остановившийся взгляд и побелевшие губы олицетворяли собой образ матери на пепелище, под руинами которого сгинули ее дети. Вокруг озадаченно стояли руководитель группы, двое провожающих американцев, переводчик и какой-то чин в аэропортовской униформе. Ей, в который уже раз объясняли, что не случилось ничего страшного . Ее багаж прибудет через сутки, более того, его бесплатно доставят на Казанский вокзал задолго до их отъезда в Магнитогорск. Наконец, Валентина подняла глаза и, глядя прямо в переносицу американскому служащему, тихим, но полным внутренней силы голосом отчеканила:
- Без багажа я никуда не полечу. Здесь у меня на всю жизнь… Я остаюсь.
Её зарегистрировали на рейс с багажом… Нетрудно заметить, что человеческие чувства не постоянны, и от любви до измены всего один шаг. Пусть и трудный шаг, если делаешь его с тяжеленными чемоданами. Поняла ли это Валентина? Едва ли она вообще над этим задумывалась. Вектор Иваныч случайно встретил её через 15 лет, по прихоти обстоятельств проезжая на машине мимо одного садового товарищества. По дорожке к воротам сада хромала пенсионерка, неся в руке замызганную матерчатую сумку со знакомым логотипом «Hands across the sea». Он узнал Валю. Еще на ней была выгоревшая футболка за один доллар с надписью на спине «Taste me and you will never forget it». Английский, похоже, Валентина так и не выучила…