Дневник IV-9 Изборск, Монастырь в Печорах, Михайловское
10 июля 1997 г. В Пскове нас поселили в общежитии Педагогического института. Вы бы видели, господа присяжные, какие стены, потолки и полы здесь, всё грязное, изломанное, изорванное.
В Варлаамо-Хутынском монастыре я подала пожертвование на вечное поминовение моих родителей.
Изборск, потом Псково-Печерский монастырь. Инок или монах Игорь водил нас по улицам пещерным. Изумительная речь у него, красивое спокойное лицо, седеющие волосы, пластичные движения рук, красивый голос. Он обрёл внутренний покой, он естественен, прост и не прост одновременно. «Давно Вы здесь?», - спросила я. Он ответил: «Не один год». Он произвёл на меня сильное впечатление. Он нашёл себя, найдя Бога.
Беда моя — мои влюблённости в мужчин. Если бы не это, я давно бы уже была монахиней в каком-нибудь монастыре.
В Юрьевом монастыре день у монахов начинается в 12 ночи. Идёт полунощница, потом другие службы, много часов отдано работам по послушанию. В 7 часов вечера ложатся спать, спят до 12 часов, и начинается новый день.
Наверное, подлинные монахи полностью отдают себя Богу, и они счастливы. Трудно отдать себя Богу.
Мне рассказали, что умер некто Лазарь, прошло три дня, он ожил. Люди его встретили и спросили: «Где ты был?». Он ответил: «Смерть грешников люта». Он тайно носил на себе вериги. Их нашли на его теле, когда он второй раз умер. Ему тогда был 91 год.
В Изборске молодые уходят в города. Рождаемость на нуле, много смертей.
12 июля. Нас привезли в Михайловское. Я забрала свои вещи и ушла от группы, передав руководителю группы через девушек, что дальше с ними не еду. Всю неделю я голодала в этом путешествии (от храма...), каждую ночь не высыпалась, не выпила ни одного стакана тёплого или горячего чая, это было состояние постоянного стресса. Сейчас я оттаиваю и прихожу в себя.
Увиделись с Надей Г. Она сказала, что ночью ей снился одетый в белые одежды Володя Самородский, море, красота. Надя год назад чуть не умерла от голода. Её спасла Инара, прислала продуктов. Потом племянница прислала денег.
13 июля. Покой, струящийся здесь, излучаемый полями, деревьями, рекой — неописуем.
У Нади бывали такие острые приступы одиночества, что она ездила в Псков, пыталась поговорить с кем-нибудь, разрядиться, но не всегда удавалось. Надя страшно худая — кожа да кости. «Я живу хорошо», - говорит она.
14 июля. Ходила одна гулять в сторону Тригорского.
Я видел Божий мир, объятый светом,
Пир облаков, блистание зари.
Рой стрекозиный окружал поэта,
И я сказал мгновению: «Замри!»
Я давно не любовалась с такой интенсивностью красотой пушкинских мест. Меня поражали грациозные изгибы стволов берёз,вылепленные чьим-то резцом очертанья лесов, богатство и пышность трав. Шмели гудели, птицы щебетали, стрекозы окружали меня, я шла медленно, небо всё время менялось, разнообразные краски облаков сопровождали роскошный закат, всё небо было объято светом. Даже там, где не было света, розовые блики сияли на облачках жемчужных, серо голубых. Феерия, мистерия света на небе! Я плакала от счастья созерцания этой красоты.
Быстро всё померкло.
Я увидела вдали на дороге группу людей и припустилась бежать домой от страха.
15 июля. Сварив картошку, я направилась пешком в Пушкинские горы. Подошла к могиле Пушкина. Помолилась о нём. Здесь теперь мужской монастырь.
Есть два места на земле, где я хотела бы жить со своим мужем — Михайловское и Тюрингия в Германии. Прекрасней мест на земле я не встречала.
Наше общение похоже на отношения между игуменьей и послушницей. Надя говорит, я исполняю.
17 июля. Очень холодно, дождь. Мы прикованы к дому. «Неплохо бы печь затопить», - сказала я Наде. Ответ был таков: «Я рисовать хочу». Надя не прочь ходить в гости, но по-японски: идёт чайная церемония, все молча сидят и слушают шум сосны, ветра, моря. «Я болею после общения с людьми», - говорит Надя.
Она рисует житие святого Сергия Радонежского на стенах кухни. Получаются картины, излучающие кротость. Такова же и её Золушка. Раньше Надя никогда не рисовала, потом у неё начался к этому занятию интерес, и появились успехи.
18 июля. Бесконечные красоты полудикой природы. На душе покой.
19 июля. Встретила двух цыганок. Одна меня спросила, сколько времени. Я притворилась немой, чтобы не связываться с ними. Вторая цыганка назвала меня «чушкой», пробурчав что-то несуразное.
20 июля. Я очень мало ем, избегаю хлеб, сахар. Появились силы.
Мне снился демон в человеческом образе. Мы с ним танцевали, увы. Увы потому, что незачем танцевать с демонами - даже во сне.
21 июля. Снился Иосиф Бродский с красным лицом и руками, он был моложе того возраста, когда он умер. Наверное он проходит мытарства...
Опять я думала о раздвоенности мира, о чудном фасаде блистающей природы, в недрах которой живут жала змей. Здесь изумительные места, и здесь живут равнодушные друг к другу люди, иногда полусумасшедшие.
Надя не приняла одежду, которую я ей привезла, не сразу, а поносив кое-что. Это было для меня ударом. Я тащила вещи из Москвы в рюкзаке, я хотела ей помочь, я так радовалась, что ей будет тепло...
Три часа я молилась о ней, бродила около дома, мёрзла, не хотела идти в дом. Соседка Нади меня скоро выставила под предлогом того, что укладывает ребёнка спать. Через два часа после этого я видела её ребёнка на крыльце. Обман...
Толку не было никакого от молитв моих. Раньше Надя всегда у меня просила прощенья, если что-то делала не так. Она даже голосом злым говорила со мной недавно. Она отвергла мою любовь к ней через отторжение моих вещей. Она сделала это грубо. Я чувствую напор отрицательной энергии. Как мне его преодолеть? Я сама окрашиваюсь в эти тона. Господи, спаси!
22 июля. У меня подавленное, депрессивное состояние после вчерашних страданий. Утром Надя была нормальной. Советовала меня голодать. Я не хочу дичать, уходить от культуры, от людей, как это делает она. Это не мой путь. Она отказалась от всего, кроме книг и рисования. Она не понимает своей резкости.
Она считает, что отказавшись от моих подарков, она победила в себе страсть к стяжанию, но она неделю носила эти вещи и даже бусы. Она сказала мне вчера, что хочет подражать Нилу Сорскому, что она противоречива.
Надя стала питаться одна у себя на веранде. Я чувствую себя отверженной и униженной. Она ушла от людей, но она не научилась не делать людям больно. Наверное, это последняя наша встреча.
23 июля. Я, позвонив в Пушкинские горы в дом Инары, взяла часть вещей своих и пешком пошла к Инаре. Шла я медленно два часа. Поговорили с Таней Мироновой. Пришла Инара, бросилась меня обнимать.
24 июля. Перед сном я читала дневник императора Николая II.
Тут я вставляю кусочек из дневника Тамары Зибуновой. (взяла я этот текст из интернета) Она и Инара жили в одном флигеле в Хмелитах, при усадьбе Грибоедова:
"Инара Васильевна Васильева, одинокая и милая дама, такая престарелая Татьяна, к сожалению, не встретившая своего Гремина, проработавшая всю жизнь в Пушкинском заповеднике, расположенном не в менее бедной псковской губернии, посетив Григорьевское сказала: "Я все поняла - Россия умерла!". Я попыталась ей возразить - а мы, что не Россия? на что Инара Васильевна сказала, что мы вымрем, Москва превратиться в подобие Сингапура, а вся остальная Россия будет ещё хуже Григорьевского."
Продолжаю свой дневник:
Мы с Инарой приехали к Наде за моими вещами. Мне было тяжело, больно, я была напряжена.
25 июля. Инара отвела меня в Научный культурный центр. Мы посмотрели два изумительных фильма о Семёне Степановиче Гейченко. Он воссоздал Пушкинские места после войны из руин.
Оплакиваю Наталью Николаевну Гончарову-Пушкину, она мне чрезвычайно симпатична, очень тёплое чувство к ней у меня, и, как всегда, у меня ощущение, что её душа меня слышит и находится рядом.
Мой рисунок.