Восхождение на гору Моисея. Египет

Мария Верстакова
Неведомая сила заставила меня через несколько лет после пережитых в Египте приключений вернуться в эту страну. В 2003 году была там сначала туристкой, потом прилетела, чтобы несколько месяцев поработать администратором в отеле и переводчиком, а позже – певицей. Как так вышло – отдельная большая история. В последующие годы иногда навещала подругу, нашедшую в Хургаде свое счастье. Но та подруга уже давно замужем в Америке, и меня в Египет ни за чем не тянуло.
А в начале 2009-го высветилось и внезапно стало важным и неотложным давно задуманное желание посетить монастырь Святой Екатерины  и взойти на гору Моисея . В предыдущие налеты на страну это было невозможно, потому что из обжитой мной Хургады до Синая слишком далеко, даже разные континенты.
Теперь наконец решилась приехать на Синайский полуостров, в незнакомый город Шарм-эль-Шейх, про который столько уже слышала. Он оказался не слишком похож на мои представления, но основное, что поняла из рассказов бывавших, подтвердилось – в частности, что в сравнении с другим популярным курортом Хургадой город «Бухта Шейха» почище и  подороже.
Перед вылетом из Москвы немного почитала о монастыре Святой Екатерины, о горе Моисея и возможных экскурсиях в те места.
Незадолго до путешествия (летом в поезде на Питер) читала впечатления Михаила Задорнова об этом паломническом маршруте. Он встретил рассвет на горе Синай еще тогда, когда красоты заграничного мира только начали открываться рядовым российским гражданам.
И вот оказавшись снова в Египте, я в первый же вечер на информационной встрече с гидом записалась на это ночное восхождение. Попутчица Алиса, преподавательница джаза, заразилась моей воодушевленностью:  купила поездку на гору Моисея со мной за компанию, хотя не планировала.
Мы в своем отеле были единственные из свежеприехавших, кто вот так с разбега записался на какую-либо экскурсию. Гид Кристина удивилась, что в последнее время много паломников, а в более традиционные Каир или заповедники народ почему-то стал ездить реже.
В назначенный день в девять вечера гид Хани забрал меня из отеля (Алиса отказалась, к чему нашлось сразу несколько веских причин) и повез вместе с другими собранными со всего Шарма туристами на север.
В пути он серьезен, предупреждает, что поездка у нас очень тяжелая, не развлекательная, но для отпущения грехов. У меня радостно и волнительно бьется сердце. Неужели через два часа я тоже начну этот путь?
Хани рассказывает интересные факты о полуострове Синай. Некоторые я записала. Здесь никогда не бывает дождя. Последний раз с неба что-то капало 8,5 лет назад, в течение 17 минут, «случайно». Хотелось бы знать, что он подразумевает под этим словом. Позже я услышала еще много версий, как давно пустыня принимала последний дождь, цифры варьировались от 6 до 11 лет.
Экскурсия на гору Моисея в Египте проводится только с 1982 года. Территория Синая – предмет постоянных споров с Израилем.
Хани довольно смешно и с важностью говорит по-русски. «Чтобы не умерли от жажды и еды, Моисей стукнул своим посохом, и на Синае открылось 12 источников». Позже, когда мы с ним всю ночь болтали, случайно встретившись в качестве заложников тайфуна на заправке близ Дахаба – он рассказал, что учил русский язык в России, в Перми.
Непосредственно путешествие начинается, мне показалось, не с этого рассказа гида в автобусе и его строгих предупреждений по технике безопасности, но чуть позже, с момента, когда через спинки автобусных кресел туристы молча передают друг другу по рядам назад фонарики. Именно это наше первое командное действие заставляет осознать серьезность предстоящего похода.
Совершеннейшая, на мой взгляд, клякса в ходе экскурсии: не доезжая до монастыря, предварительно информированных о видах и качестве икон туристов высаживают и на полчаса оставляют в церковной лавке. Нам в автобусе объяснили, как важно приобрести именно правильную икону, из какого дерева она должна быть сделана, и что другой возможности не будет.
В лавке я обнаружила, что самые простые изделия культового назначения стоят больше, чем я могла потратить в этой поездке. Арабы задрали цены раз в десять, понимая, что те истово православные русские, которые мечтают всю ночь взбираться на ветхозаветную гору, по поводу священных для них предметов торговаться не станут.
Торговцы сидят в круглых очочках и мусульманских бородках, неродными движениями отсчитывают зеленые десятки, прячут в стол. Эта икона? Двадцать долларов. Эта? Тридцать. Деловито отвечают, без улыбки.
Настроение мне благоговейное сбили. Я через две недели в Москве, когда приду на Рождественские чтения  слушать доклад знакомого – могу такие же, только лучше и настоящие, за честную цену купить, а не за вашу базарную восточную. Ничего я у вас покупать не буду, даже если были бы деньги, из темных ваших ручек лики наших святых не возьму. Вот альбом про монастырь святой Екатерины – это уместно, разрешаю вам здесь мне его продать, дома почитаю.
В следующий раз туристы выходят из автобуса уже перед монастырем. В одной руке фонарик, в другой картонная коробка с завтраком, сухпайком из отеля. Его нести неудобно, но недолго, коробку надо будет оставить в монастырском кафе. На себе все теплые вещи. У кого их нет или опасается, что тепла на рассвете не хватит – за десять долларов у бедуинов можно взять страшноватые одеяла-пончо.
Одно из неожиданных достоинств путешествия на гору Моисея для меня как человека, малознакомого с горами – в его медитативности.
Идете ночью. Убери фотоаппарат, ни к чему на шее болтается, бьется об живот. Вокруг такая тьма, какую выдержку ни поставь, ничего не прорисуется. И надо будет хоть на секунду остановиться, зафиксироваться, а тогда задержишь поток идущих за тобой. Со вспышкой – да ну, озарить ближайшие полметра, оно тебе даст отличные фотографии?
К тому же по обеим сторонам дороги, если до стен более полуметра, вздыхают верблюды рядом со своими бедуинами. Гид Хани сказал, что последствия непредсказуемые, если посветить верблюду в морду фонариком. Один турист шутливо-опасливо спросил, что же все-таки тогда случится? Попробуйте, узнаете, – жестко отрезал Хани. Так что лучше подожди более подходящих условий для фотодокументирования.
На ходу сними рюкзак, до привала еще нескоро. Заодно из куртки выберись, рукав за рукавом, снова руку в лямку рюкзака, осторожно, под ноги смотри, каменное крошево скользкое. Свитер тоже снимай. От такой прогулки, по счастью, не замерзнешь, наоборот, жарко, а свитер на вершине пригодится сухой. Аккумулятор фонарика тоже пока сэкономлю, путь только начат. От света соседних фонариков все детали дороги видны.
Мое удобное место в походе – ровно позади гида. С ним рядом пристроилась питерская студентка-художница, все восхождение так и будет идти рядом с головным провожатым, хотя Хани и подгидок Мохаммед меняются местами замыкающего и впередсмотрящего. Ей, значит, больше нравится идти на одном уровне с лидером, а не следом за ним, как мне. Они вполголоса болтают, Хани расспрашивает девчонку в кедах, худышку, про ее студенческую жизнь.
Позади туристы тоже балагурят бодренько. Время от времени Хани строго осаживает их и требует уважения к этим священным местам, не надо здесь кричать и громко смеяться. Я держусь подальше от всех разговоров, так волнуюсь, что не представляю, как и зачем на этой дороге произносить слова. Даже разговоры слышу через какой-то выставленный сознанием фильтр, погруженная в свои переживания.
Дорога оказалась не ступенчатая (я так и представляла себе просто прямую потемкинскую лестницу длиной в обещанных 3750 ступеней), но серпантин с уклоном градусов в 10-15. Впереди в черноте, как шествия ибсеновских гномов, бликуют извилистые колонны огоньков, творя такие отражения на скалах, что создается полная иллюзия пещеры, в которой совершаются ритуалы. Доходя до следующего поворота, мы и сами становились для позади идущих групп теми же мифическими подданными горного короля.
За лидером идти намного легче, чем в толпе. Это как в школе при беге на длинных дистанциях. Мне нужно просто держаться в метре от первого, далеко от остальных, серьезно отставших. Конечно, не чтобы ему в ухо дышать, но просто раз он здесь и сейчас может бежать, значит, и я могу, без всяких абстракций, нога, вторая, вдох, выдох, неровность дороги, знакомый в основном по бегу на выносливость вкус крови во рту.
А здесь мы даже не бежим. Но попробуй подотстать. Попадаешь в гущу пеших. Семенят, бегут, меняют темп, бросаются из стороны в сторону, теснят справа, хотя слева имеют широкую свободную дорогу, подсекают, обгоняют и начинают идти в тридцати сантиметрах перед носом, мажут мое нежное астральное тельце своей чужеродной волной. Пока между ними маневрируешь, без толку сжигается в два раза больше энергии, и физической и нервной. Нет, я так не могу.
Выбираюсь вперед и снова занимаю свое место за гидом. Хани идет, очевидно не фиксируясь на ходьбе, как шел бы по городу. Рассеянно хвастается своей спутнице, что поднимается на гору Моисея два-три раза в неделю, для него этот путь давно не составляет труда, и что мог бы пройти по нему с закрытыми глазами.
Мимо проплывают длиннобородые паломники в широких черных рясах и с посохами, сидят-отдыхают на придорожных камнях, их спутницы – худые, с соломенными волосами, обветренными и радостными лицами, в платочках, в длинных блеклых юбках. Слышится русская, но не московская речь, окающая, степенная, окладистая, если можно так выразиться.
Когда проходим мимо стоянок бедуинов, слышим, как оттуда в нашу сторону монотонно бубнят: "камаль, камаль, хочешь верблюд". Время от времени из темноты в гущу туристов врывается верблюд или сразу целая процессия, гид едва успевает их заметить и скомандовать всем прижаться к левой или правой стороне дороги.
За 15 или, ближе к вершине, 10 долларов можно взгромоздиться на животное и проделать путь сидя. Примерно десятая часть туристов так и делает. Одни в возрасте, другие паломники-экскурсанты не уверены в своем здоровье, энтузиазме или тренированности, третьим просто прикольнее ехать там на верхотуре, чем идти.
Не завидую верховым. Во-первых, мы идем, и нам все-таки теплее и веселее. Во-вторых, каждая ступенька есть отпущенный грех, эту дорогу надо пройти самому, иначе какой смысл? А то можно и вертолетом на вершину перед рассветом сдесантироваться.
Но усиленно думать про 3750 предполагаемых собственных проступков мне что-то неохота. Можно и по другим вопросам к высоким силам обратиться. А на верблюде мне и на ровной местности передвигаться не по себе, тем более в ночи раскачиваться на трехметровой высоте между горбов на узкой тропинке над головокружительным обрывом – о нет, увольте.
Весь путь, как нам сказали, длиной в шесть километров. В начальные часы восхождения  на втором плане в мыслях крутится привычная неизбывная карусель, слова, тексты, смыслы, значения, комментарии, мои театрализованные письма и высказывания, попытки почувствовать реальные мотивы партнеров по игре в жизнь. Но вот эта сцена, арена, поле боя становится все призрачнее, утрачивает достоверность, объем и реальность. Происходит чудесное освобождение, в голове образуется пустота и легкость, думаешь только о том, чтобы впрыгнуть правильно на следующий уступ, шагнуть на камень, не проскользить куда не след, не потерять свое место в колонне.
Паломники держатся за свои группы, на всех привалах пересчитываются. Те, кто сел на верблюда, уже во время подъема живут самостоятельной жизнью, не стараются держаться поближе к своим пешим гидам. Иногда из темноты нас догоняют, гид их узнаёт:
– А где ваша жена?
– Она сзади, пешком идет.
Потом снова теряются из виду. Только на вершине становится неважно, кто из какой группы. Гид удостоверился, что все дошли, и исчез из нашего поля зрения до рассвета.
Я, возможно, неправильно поступила – на оставшиеся пару часов до восхода солнца снова предпочла одиночество, отпочковалась от нашей группы, в которой так ни с кем и не разговорилась, не перемигнулась за всю ночь пути. Ну, значит, и на вершине знакомиться не нужно, пусть можно было бы отвлечься от холода и узнать занимательное. Но лучше побыть с собой. К тому же, может, удастся поспать.
Пробралась через оживленную толпу, стоящую на основной смотровой площадке. Забралась по приставной лестнице на другую горную ступень. К тому моменту на ней в одном углу была гора одеял неясного содержания, а ближе к краю рядом с установленным штативом спала в мешках молодая пара, как позже выяснилось, из Братиславы.
 
Устроилась между двумя горами одеял, и вскоре из той, что в углу, выкопался коричневый бедуин и дружелюбно сказал «хэллоу». Я слегка отшатнулась, но быстро, почти сразу ответила.
Через полчасика нам всем, занявшим площадку, пришлось потесниться: место приглянулось компании паломников из группы «Праздник». Уже по названию было понятно, что их группа более серьезно религиозно ориентирована, чем наша, которая называлась просто «Жасмин».
Две женщины и мальчик-подросток шумно и весело рассаживались на площадке, разворачивали свои одеяла, и одна из подруг, желая ускорить процесс, сказала милое:
- Нам надо сесть и молиться, а мы чёрти чем занимаемся.
Не меньше меня порадовал диалог, услышанный уже утром, когда всё, что хотели, туристы встретили и спустились с гор.  Жду очереди помыть руки в туалете монастыря, мимо проносится дама. Служитель:
- Madam, excuse me, it’s one pound .
Туристка, по акценту – британка, раздраженно, но с чувством собственного достоинства отвечает, заходя в кабинку:
- Ok, I will give you money, let me go the toilet first .
Следующая фраза:
- Oh my God .
По-видимому, возглас относился к санитарному уровню помещения.
Через секундную паузу оттуда же доносится: 
 - Excuse me .
Встретив рассвет, народ спускается с горы уже при солнечном свете, который быстро становится горячим, уже по другой тропе и не придерживаясь обязательно тех, с кем приехал. После второго часа пути двадцатилетние мужики жалуются на вред для их здоровья подобного крутого спуска и на стертые коленные суставы. Думаю себе: мои вроде целенькие, любуюсь окрестностями и прыгаю и шагаю по камням дальше вниз.
 
Экскурсия хоть и называется «гора Моисея и монастырь Святой Екатерины», но уже из описания программы ясно, что в монастырь нужно будет съездить отдельно. Потому что с часу до половины пятого ночи все идут вверх, в 6.30 на вершине встречают рассвет, к девяти утра спускаются к монастырю и съедают оставленные в кафе сухпайки, а в 10 автобус уже отъезжает. То есть на осмотр святых мест времени уже не остается, да и от тех жалких минут многие замученные туристы отказываются, после завтрака сразу ковыляют в автобус, минуя даже монастырскую лавку. Та ночная экскурсия, в которой я участвовала, заточена больше на восхождение, остальное второстепенно.
 Задумала, что обязательно приеду снова и послушаю подробно про Неопалимую купин; , про монастырские подробности, а то пока уяснила только, что монастырь тоже находится высоко в горах, две тысячи над уровнем моря, на горе Екатерины; что в нем обитает 25 монахов, из них 24 грека и один русский; и что на территории есть священный источник, но для туристов он закрыт.
- Ты теперь как ангелочек, – сказала Алиса, когда я вернулась и нашла ее на пляже.
- Это почему? – сразу не сообразила.
- Все грехи тебе отпущены. Чувствуешь легкость?
Я чувствовала столько же легкости, как обычно, когда кажется, что все идет правильно и в моем мире порядок и природа любит меня. Но выпирающим было чувство приятной и заслуженной гордости. Я сделала это, я взошла на гору Моисея, я не сдохла и не жаловалась.