Апокалипcиc, Псалтирь и СПИ
Вновь вернёмся к фразе Дмитрия Ростовского о «мысленном Кармиле». Из истории Крестовых походов хорошо известно, например, что «воины Христовы» использовали эту вершину в качестве своего «наблюдательного пункта». А почему – «гора усыренная»? Ответ до безобразия прост: за многие века дождевые осадки, просачиваясь через скалистые породы, образовали в горе Кармель многочисленные пещеры, действительно, напоминающие внешне «головку сыра». Но, уважаемые читатели, сие тонкое наблюдение могло исходить либо от очевидца, либо из рассказов того, кто видел это воочию! Дмитрий Ростовский сам бывал в Палестине? Или слышал о «Кармиле» от собственного батюшки - рыцаря во многих поколениях? И то, и другое снова и снова работает на мою гипотезу. Более того, у меня появился ещё один вариант дешифровки фамильного герба Савичей-Туптало. Факт общеизвестный в «древнерусской» филологии и «славянской» палеографии: буквы кириллицы были заимствованы из греческого алфавита, и числовые значения есть только у них, а специфические славянские таковых не имеют. Греческая «дельта» – это славянская «Д» («добро»), со значением «четыре»… Первым рыцарский герб получил какой-то «четвёртый» сын-отпрыск древнего и славного аристократического рода? И значит… Дмитрий Ростовский, действительно, имел полное моральное право изображать на своей «эмблемате» таинственную корону? По-моему, выглядит достаточно правдоподобно…
А теперь большая цитата из Юлиуса Эволы: «Священная война предстает как война полностью духовная, вплоть до того, что может быть уподоблена пророчествам об «очищении огнем, подобным огню чистилища, перед смертью». «Есть ли большая слава, чем выйти из боя увенчанным лаврами? И великая слава завоевать венец бессмертия на поле боя!», – убеждает тамплиеров Бернар Клервосский. Понятие «абсолютной славы», той, что согласно теологам присуща Богу, на высочайшем из небес (догмат об «in Excelsis Deo»), также восходит к крестовым походам. Именно поэтому «Святой Иерусалим» предстает в своей двойственности: как град дольний и горний, А КРЕСТОВЫЙ ПОХОД РАССМАТРИВАЕТСЯ КАК ВЕЛИКОЕ ВОСХОЖДЕНИЕ (здесь и далее выделено мной. – А.Н.), ВЕДУЩЕЕ ПРЯМО К БЕССМЕРТИЮ. Различные военные превратности судьбы в крестовых походах сначала вызывали удивление, смущение И ДАЖЕ КРИЗИС ВЕРЫ, но, в конце концов, произвели благотворный эффект на идею «Священной войны», очистив ее от всего материалистического. БЕЗ СОМНЕНИЯ, НЕУДАЧУ В КРЕСТОВОМ ПОХОДЕ МОЖНО СРАВНИТЬ С ДОБРОДЕТЕЛЬЮ, КОТОРУЮ ПРЕСЛЕДУЕТ ЗЛОЙ РОК (Это же самое я предположил в своём предыдущем материале. – А.Н.) ценность этой неудачи могла быть понята и оценена по достоинству исключительно в ее связи с неземным путем (Что и привело к появлению «монтанизма»? - А.Н.). Таким образом, формировалось – по ту сторону победы или поражения – суждение о ценности духовного аспекта действия. Приходило понимание того, что Священная война имеет ценность сама по себе, вне зависимости от своего зримого материального исхода, как средство для достижения сверхчеловеческой реализации путем действенного принесения в жертву человеческого элемента» (Речь на конференции в «Институте кайзера Вильгельма», Палаццо Дзуккари, Рим, 7 декабря 1940 г.).
Примечательно, что в синодальном тексте Псалтири главы с 119 по 133 так и назывались: «песнь восхождения». Немало таковых мы встречаем и у Дмитрия Ростовского: «Если же не будешь умножать данного тебе от Бога таланта, но будешь умалять и погублять его, если не будешь восходить на гору добродетелей, но опускаться книзу, если не будешь на всякий день прилагать огонь к огню и усердия к усердию, но совершенно остынешь и окаменеешь, то, наконец, падение твое будет достойно плача и рыдания… Восходи – день ото дня – на высшие ступени: преуспевай в добродетелях и подвигах; не ленись, не предавайся нечестию, не давай себе покоя, не давай ослабления, не давай опочивания… Восходи, человече, восходи любовью к Господу Богу твоему. Всякий день полагай в сердце твоем успешное восхождение – да восходишь к Нему непрестанно, день и ночь, желанием и любовию и всею душою прилепишься к Нему»…
Концептуальная ошибка российских и советских литературоведов по отношению к СПИ и состояла, как мне кажется, в том, что сюжет поэмы никак не увязывался ни со «священной войной» (в интерпретации Ю.Эволы), ни с «крестовыми походами» москвитян против своих соседей-«басурман» в XVI-XVII веках, ни с «рыцарской» тематикой вообще. Следствием этого стало либо отторжение, либо недооценка работ тех исследователей, которые издавна отмечали в поэтике СПИ наличие определённых и явных «следов» знакомства его Автора с переводной библейской литературой, включающей Псалтирь и Апокалипсис (Откровение) Иоанна. В данной связи, кроме супругов Перетц, Б.Гаспарова, В.Кускова, А.Гогешвили и А.Ужанкова в отечественном «слововедении» и отметить-то, по большому счёту, больше некого… При написании «Слова и дела Дмитрия Ростовского» я не акцентировал внимания на сравнительном анализе СПИ и библейских источников; схожие мотивы и аналогии между ними и оригинальными творениями Дм.Ростовского отмечались мной лишь опосредованно, по ходу изучения биографии и богословского творчества Кирилла Лукариса-Туровского. Теперь настало самое время это сделать.
Многочисленным исследователям СПИ стоило лишь согласиться, хоть на мгновение, с плодотворнейшей версией о его написании высокообразованным богословом-«книжником», как мистические «оговорки» А.Мазона, Н.К.Гудзия и Д.С.Лихачёва о личности Дмитрия Ростовского тут же позволили бы выйти на «широкую дорогу» верной (и доказательной!) атрибуции «Слова о полку Игореве»… Интеллектуал, он везде и всегда – интеллектуал. Хоть в строгой рясе священника из Подмосковья, хоть в домашнем свитере «свободного художника», хоть в стильном фраке нобелевского лауреата. Там, где ему недостаёт, быть может, специализированных знаний, включается его подсознание и интуиция… И священнослужитель Александр Мень, и академик Дмитрий Сергеевич Лихачёв интересны мне более не тем, что они высказали, но тем, что не досказали, не додумали до конца, тем не менее, во многих случаях точно попадая в исследовательскую «цель»! Если же у них и встречались ошибки, то по одной и той же причине: распознавать истину «единую» и «единственную», действительно, невероятно сложно… Единая истина всеобъемлюща, включает в себя ВСЁ (и Религию, и Науку, и Культуру), а единственная всегда что-то исключает, с кем-то спорит, от кого-то защищается, и ещё оправдывает некоторую «враждебность» к иному мнению. Мне почему-то кажется, что они оба – и отец Мень, и мирянин Лихачёв – совершено спокойно восприняли бы простую и ясную мысль, что Распятый Христос и был тем единым Духом, Единой Истиной, которую невозможно разъять на части; он умер на кресте не столько «за други своя», но в большей степени за «врагов», грешников, которые «не ведают, что творят», и которые даже не догадывались, насколько они Едины с тем, кого распинали…
Комментируя, к примеру, «Откровение Иоанна Богослова», Александр Мень не обратил должного внимания на тот факт из истории математики, что «число человеческое» 666 или 616 (как у Иринея Лионского) невозможно правильно «сочесть», не обладая понятием «нуль», и его графическим выражением. Точно также бессмысленно говорить о «тысяче» и «тысяче лет» (пресловутая «хилия»), о числах в «десять тысяч», «сто сорок тысяч» или «двенадцать тысяч», либо о действии «умножения» (sic!) 12 на 12, ибо, всё это – уровень ЗАПРЕДЕЛЬНЫЙ для математических познаний богослова II века н.э.! Тем более, что суперэрудированный православный интеллектуал А.Мень просто обязан был знать о следующем обстоятельстве: в славянской «кириллице» всегда (!) отсутствовала буква, имевшая значение «0», без чего невозможно представить себе счёт «десятками», «сотнями» и «тысячами». Да и причём тут кириллица, если исходный текст писался, как нас уверяют, либо по-арамейски, либо квадратным еврейским письмом («ксивэ»), либо на греческом «койне», либо на латыни, – кому как больше нравится. На кириллице из чисел 666 или 616 словосочетание «цезарь Неро» не выйдет никаким образом, хоть ты лопни! Уже знакомый нам член ИКП, Амброджо Донини, посвятил этой проблеме целый абзац (цитирую): «… Число 666 могло представлять (А могло и нет! – А.Н.) собой цифровое обозначение букв еврейского алфавита, составляющих имя Нерон Цезарь, но с помощью магико-талмудистского правила чисел, именуемого гематрией, или мистической геометрией, можно было выразить в цифрах ВСЕ, ЧТО УГОДНО (Чудненько! – А.Н.). Следуя его предписаниям и используя то греческий, то латинский алфавит вместо еврейского, цифры имени апокалиптического зверя получали имя либо Тита (Тентана), либо Домициана, Ульпиоса (Траяна) и даже Латина (Латрейноса), правившего на заре III в., как это получилось у Ипполита Римского, который, впрочем, уверяет, что тайна этого числа «будет открыта только в конце времени» («Об антихристе», глава 50). ЭТА ИГРА увлекала воображение многих интепретаторов всех времен. Впоследствии число 666 будет иначе прочитано Гензерихом (король северо-африканских вандалов. – А.Н.) и в средние века СТАНЕТ ПООЧЕРЕДНО СЛУЖИТЬ СИМВОЛАМИ ИМЕН ЦАРЕЙ ИЛИ ПАП В СООТВЕТСТВИИ С ОСОБЕННОСТЯМИ ИСТОРИЧЕСКОГО МОМЕНТА» (У истоков христианства, с.182; везде выделено мной. – А.Н.)… Прочитав это, я насмеялся до совершенных колик. Хотелось бы мне также (для поддержания приподнятого настроения), хоть одним глазком, взглянуть на буквенно-циферные «таблицы умножения» (Вот была бы потеха!) что у римлян, что у библейских иудеев… Аналогичную ошибку совершили и первые переводчики СПИ. На те же самые «грабли» соизволили наступить высокопоставленные филологи и литературоведы, включая, конечно, и Дмитрия Сергеевича Лихачёва. Ибо в «зеркальном» списке СПИ, т.н. «Екатерининской копии», десятка («10-ть соколовъ») была передана именно цифрой, а не словом!
Что вообще может объединять тексты новозаветного Апокалипсиса, который оставался вне интересов академика Д.С.Лихачёва, и СПИ (авторства Дмитрия Ростовского), которое, в свою очередь, совершенно не заинтересовало богослова А.Меня? Удивительное дело: практически вся СИМВОЛИКА! Свет, тьма, орёл, кровавый пир, вино ярости (или «блудодеяния», или «изумления», так – в Псалтири), пустыня, море, трубные звуки, хвалебная игра на гуслях, текущее поражение, возвещающее будущую окончательную, эсхатологическую победу (например, над Антихристом и Лжепророком его) и т.д. Зато, Александр Мень в своих блистательных комментариях к Апокалипсису (см. ж-л «Знание-Сила», № 9, 1991) провидчески заметил следующее: «Такое удивительное совпадение (знаменитого Зверя из Апокалипсиса. – А.Н.) с образом императора, обожествлявшего себя, – убийцы, тирана, безумца, преступника – более всего подходит к образу антихристову. Я не хочу здесь сказать, что для апостола (Иоанна. – А.Н.) антихрист был тождественен историческому Нерону. Исторический Нерон был для него здесь, так же как и во всех остальных реальных соответствиях (sic!), лишь отправной точкой»… Раз «это все притчи» (как сам А.Мень и признавал), то все кандидатуры в апокалиптические «звери» и «антихристы» как бы равны, и все, действительно, «равновозможны»: и Август, и Тиберий, и безумный Калигула, и слабый Клавдий, и пасынок его Нерон, и Веспасиан, и Тит, и Домициан, при котором (якобы) и был написан Апокалипсис, и даже Пётр I, – о чём А.Донини и предупреждал… «Человеческие империи имеют звериный, хищный образ», – эти слова тоже принадлежали А.Меню. Золотые слова!
Работы одного из самых проницательных исследователей «Слова о полку Игореве», В.Н.Перетца, и точно подмеченные им многочисленные библейские «аллюзии» в СПИ никаких вопросов у меня не вызывают. Напомню ещё раз самую суть его исследовательской позиции: «Ряд словесных формул, употребленных в «Слове» наподобие библейских… не оставляют места сомнению в том, что автор «Слова» творил в пределах стиля, данного определенной литературной традицией, притом традицией, коренящейся в библейской письменности»… А вот по кандидатуре В.В.Кускова (см. его работу «Связь поэтической образности «Слова о полку Игореве» с памятниками церковной и дидактической письменности XI-XII вв.», в сб. «Слово о полку Игореве». Памятники литературы и искусства XI—XVII веков». М., 1978 г., сс. 69-84) вопросы у меня имеются. И главный из них таков: почему г-н Кусков сравнивал текст СПИ не с синодальным переводом Псалтири, выверенным, апробированным и традиционным, а с какой-то редкостной «Болонской псалтирью», да ещё и болгарского извода, как считают, 2-й четверти XIII века? Синодальная Библия – детище лучших богословских кадров предреволюционной России, что в ней могло не устроить известного филолога? Проще всего было бы объяснить это тем, что серьёзный учёный и обязан работать именно с редкими «первоисточниками», хранящимися в малодоступных для посторонних архивах и библиотечных фондах… А если дело в другом? В том, что синодальный вариант (в чём лично я совершенно уверен) – суть «реинтерпретированный перевод», приспособленный для к использованию промеж «отечественных осин», эдакий «пастиш», или произведение, созданное «по мотивам» библейских событий, относившихся преимущественно ко времени до н.э.? И стоило лишь начать анализировать его, как многочисленные «анахронизмы» стали бы «резать глаза», и в нём (о, ужас!) постепенно нашлись бы «параллельные места» из произведений талантливых богословов, живших в Новое время, или даже позже? Опаснейшее занятие, скажу я вам, – сродни передвижению по случайно обнаруженному «минному полю»! Так, в концовке своей статьи, прочитанной также в виде доклада на заседании Постоянной Комиссии по изучению «Слова о полку Игореве» при СП СССР 24 мая I976 г., В.В.Кусков писал: «Настоящая статья не исчерпывает всего богатейшего материала соответствий поэтической образности «Слова о полку Игореве» с письменностью его времени (Знать бы ещё, с точностью, какого-такого «времени»? – А.Н.). Она ставит перед собой скромную задачу – обратить внимание любителей отечественной словесности на необходимость более широких и разносторонних поисков параллелей к тексту «Слова» в произведениях церковно-учительной и гимнографической литературы XI-XII вв., поэтическая образность которых была по-своему трансформирована и интерпретирована безвестным создателем гениального произведения Древней Руси»… Уберите отсюда «XI-XII вв.» и «Древнюю Русь», – и до правильной атрибуции СПИ будет, что говорится, «рукой подать»! Тем более, что В.Кусков не оставил «заскорузлым» взглядам некоторых маститых академиков от истории и филологии практически ни одного шанса на «спасение» (выбираю только самые важные из его умозаключений и выводов):
«В «Слове о полку Игореве» также немало отступлений от основной линии повествования о походе и поражении Игоря: автор вспоминает о прошлом, дает публицистическую (sic!) оценку настоящему, выражает свои чувства поэта-гражданина (sic!). Однако он нигде не оговаривает своих отступлений. Перед нами уже иной тип автора, хотя и следующего литературной традиции деления произведения на три части, но исходит он из других художественных принципов…
Приведенные примеры с достаточной ясностью свидетельствуют о том, что в XI-XII вв. официальная церковная литература осуждала «коштюны», созданные на основе поэтического вымысла. Святославов Изборник 1073 года предостерегал читателей от «страньскыих книг» и «страньскыих коштюн», т.е. иноземных, мирских и рекомендовал для чтения определенный круг произведений…
Слово «песнь» в понимании церковного писателя, благочестивого христианина означала прежде всего хвалебный гимн богу. Не случайно лексема «песнь» необычайно широко употребляется в Псалтири и христианской типографии…
Христианская лирика, усвоенная автором «Слова» вместе с образованием, была им творчески трансформирована и переработана, будучи подчинена общей художественной структуре всего произведения…
Фразеологические сочетания «Слова» перекликаются в известной мере с фразеологическими сочетаниями «новых песен» Псалтири, учительной литературы XI-XII вв., гимнографии, но в то же время, они по-своему переосмысляются в духе «старых словес», полемически отталкиваются от «новых песен». Заметим при этом, что автору «Слова о полку Игореве» не была свойственна та авторитарность средневекового мышления, которая обычно была присуща писателям той поры (Шарман! – А.Н.). Он нигде не делает ссылок на авторитет «писания», не уподобляет своих героев библейским персонажам, не ищет аналогий в книгах Ветхого и Нового Заветов. Чужд автору «Слова» и прямолинейный дидактизм, назидательный тон патриотической литературы. Как человек одаренный высоким чувством поэзии, он умеет ее видеть, по-своему ее усваивает и перерабатывает…
При этом характерно, что нигде в других письменных памятниках до XVII в. (sic!) не встречается сочетаний «сизый орел» и «серый волк». С волком обычно сравниваются отрицательные персонажи – враги христианской веры, которые как волки пытаются озлобить «словесное стадо христовых овец». Постоянным эпитетом волка является «хищный». Орел в христианской литературе и искусстве выступает символом евангелиста Иоанна и воскресения Христа…
В «Слове о полку Игореве» метафорические образы битвы – посева, жатвы, страшной молотьбы – даны более лаконично и гораздо выразительнее. Если в патристической литературе преобладают сравнения, то в «Слове» они превращаются в метафоры-символы, дающие широкий простор для своего истолкования…
Исследователи показали, что «мутный сон» Святослава с его символическим значением может быть соотнесен с пророческими снами, известными древнерусскому книжнику по Паремийнику, Апостолу, хронике Георгия Амартола, Александрии, «Истории Иудейской войны» Иосифа Флавия, «Девгениеву деянию». Однако, во сне Святослава нет ничего «пророческого»…
… в обращениях Ярославны нетрудно обнаружить, правда, в преображенном уже виде (sic!), ряд поэтических образов, восходящих не к славянскому язычеству, а к Псалтири и учительной литературе…
Приведенные примеры соотносимости поэтической образности «Слова о полку Игореве» с поэтической образностью христианской письменности XI-XIII вв. свидетельствуют, что автор «Слова» – человек широко образованный, начитанный – не следовал каким-либо установленным нормам и образцам, но шел своим путем, опираясь и на «старые словесы» Бояна, и на «песнь нову» христианской литературы»…
Если что здесь и удивляет меня, так это то, что В.В.Кусков уже в 1976 году как бы предвосхитил полученные мной результаты и правоту моей гипотезы, и прямо подверг сомнению как «закостенелые» воззрения Дмитрия Сергеевича Лихачёва (со всем творческим коллективом «Пушкинского дома»), так и всю совокупную «ненаучную фантастику», имеющую отношение к СПИ, от Бориса Александровича Рыбакова. Кроме того, показателен и сам подбор источников и писательских имён, которыми пользуется В.Кусков, – они практически идентичны тем, которые периодически упоминаются в моём «Слове и деле Дмитрия Ростовского»; а «Девгениево деяние» (напомню) вообще соседствовало с текстом СПИ в рукописном конволюте, найденном Мусиным-Пушкиным в Ярославле… Неужели же в отношении «смутьяна» В.В.Кускова не были предприняты «оргвыводы», аналогичные тем, которыми пытались «заткнуть рот» А.А.Зимину и О.О.Сулейменову? Ничего об этом не слышал…
Итак, приступим к «делу» сравнительного анализа вышеобозначенных литературных памятников:
Апокалипсис. Глава 12: «И даны были жене два крыла большого орла, чтоб она летела в ПУСТЫНЮ в свое место от лица змия и там питалась в продолжение времени и пол-времени».
Глава 19: «И увидел я одного Ангела, стоящего на солнце; и он воскликнул громким голосом, говоря всем птицам, летающим по середине неба: летите, собирайтесь на великую ВЕЧЕРЮ Божию, чтобы пожрать трупы царей, трупы сильных, трупы тысяченачальников, трупы коней и сидящих на них, трупы всех свободных и рабов, и малых и великих».
Псалтирь 19:21: «А прочие убиты мечем Сидящего на коне, исходящим из уст Его; и все птицы напитались их трупами».
СПИ: «Уже несчастий его подстерегают птицы по дубравам; ВОЛКИ (Те, которых имел в виду В.В.Кусков? – А.Н.) грозу подымают по оврагам; Орлы клекотом на кости зверей зовут…».
СПИ: «…Тогда по Русской земле редко пахари покрикивали, Но часто вороны граяли трупы между собой деля, А галки (Одна из таковых красовалась на гербе Галича! – А.Н.) свою речь говорили, собираясь полететь на добычу…».
А.Мень комментирует: « В большинстве древних манускриптов стоит: «видел одного орла летящего». Там вовсе не «ангел», а «орел», только лишь в немногих рукописях «ангел»… А есть и другое понимание: речь идет об орле, о коршуне как символе гибели. Христос говорит: «Там где труп, там соберутся орлы». Причем Он говорит не от Себя, это старая поговорка. Там, где лежал труп, всегда собирались коршуны; как на Востоке, в Египте, в Сирии и повсюду, когда спускается коршун, это значит, что здесь гибель – вот она, и появление орла на горизонте – это еще один символ грядущих катастроф… Как труба созывала некогда людей в бой, так и труба в долине Иосафата созывает людей на суд». И дальше он приводит интереснейшее (и довольно неожиданное!) толкование символики «пира»: «Какая-то часть мира, подобно прожорливым птицам, не заинтересована ни в том, ни в другом (т.е. ни в победе апокалиптического Всадника на белом коне, ни в торжестве противостоящих ему сил Зверя и Лжепророка. – А.Н.), и ей только бы «поклевать». И очень возможно, что значительная часть людей будет во время этой битвы столь же безучастна, как птицы, которые кружат, чтобы клевать тех, кто падет, а кто падет – им безразлично; им все равно, чем питаться, лишь бы питаться… Назовем их теми, кто оказался где-то в промежутке, не сдвинулся ни туда и ни сюда». Этот эпизод, как в СПИ, так и в Апокалипсисе, «додумывается» без особого труда: замысел и цель вторжения москвитян в тюркскую «этносферу», во время Азовских походов конца XVII века, действительно, были очень далеки от коренных интересов подавляющего большинства новоиспеченных «россиян»…
Теперь сравним «Слово о полку Игореве» и одно место из Апокалипсиса:
СПИ: «… трубы трубят в Новгороде… Приуныли голоса, поникло веселие, трубы трубят городенские!».
Апокалипсис. Глава 8: «… И видел я и слышал одного Ангела, летящего посреди неба и говорившего громким голосом: горе, горе, горе живущим на земле от остальных трубных голосов трех Ангелов, которые будут трубить». Занятно…
Комментируя главу 13-ю «Откровения Иоанна», А.Мень писал: «Человек, стоящий на берегу МОРЯ, стоит как бы на берегу бездны, откуда приходят все темные волны, откуда приходят сатанинские силы (море в иудейской и христианской апокалиптике было символом богоборческих начал)». Теперь обратимся к СПИ: «… черные тучи с МОРЯ идут… Вот ветры, внуки Стрибога, веют с МОРЯ стрелами на храбрые полки Игоревы… половцы идут от Дона, и от МОРЯ, со всех сторон русские полки обступили… понесли меня вороны к синему МОРЮ… тьмою заволоклись и МОРЕ погрузились… Прыснуло МОРЕ в полуночи, идут смерчи тучами».
А теперь несколько явных «параллельных мест» из Псалтири: «И мрак сделал покровом Своим, сению вокруг себя мрак вод, облаков воздушных. От блистания пред Ним бежали облака Его, град и угли огненные. Пустил стрелы Свои и рассеял их, множество молний, и рассыпал их. Блесни молниею, и рассей их; пусти стрелы Твои, и расстрой их… Ты поставишь их целию, из луков Твоих пустишь стрелы в лице их… Так погони их бурею Твоею, и вихрем Твоим приведи их в смятение… Облака изливали воды, тучи издавали гром, и стрелы Твои летали. Глас грома твоего в круге небесном; молнии освещали вселенную; земля содрогалась и тряслась…». Ну, и какие будут мнения?
Вновь воспользуемся комментарием А.Меня, на этот раз к главе 17-й Откровения: «… старый апокалиптический образ: ВОДЫ МОРЯ обозначали народы. Шумят народы, как море, говорится в Писании… ПУСТЫНЯ, по очень древним представлениям людей Востока (Сильно в этом сомневаюсь. Скорее, это представления тех, для кого «пустыня» являлясь миром неведомым, загадочным и враждебным! – А.Н.), была местом обиталища демонов, и легко понять, откуда возникла эта мысль («И повел меня в духе в пустыню…»). Когда жители плодородных земель попадали в пустыню, где не видели ничего, кроме неба и камней, они приходили в ужас: им казалось, что Бог навсегда отверг это место, что это место проклятое, и поэтому они населяли пустыню демонами (Вот! Сам же А.Мень себе и противоречит! – А.Н.). Царем пустыни был демон Азазел, были там и другие демоны, представляемые в виде козлов… ПУСТЫНЯ (везде выделено мной – А.Н.) становится в Писаниях символом внеблагодатного, антибожеского места и поэтому антихриста и империю апостол созерцает именно в пустыне»…
Ещё несколько занимательных отрывков из Псалтири:
67:6-7: «Отец сирот и судия вдов Бог во святом Своем жилище. Бог одиноких вводит в дом, освобождает узников от оков; а непокорные остаются в пустыне».
71:3: «Да принесут горы мир людям и холмы правду».
73:2-3: «Вспомни сонм Твой, который Ты стяжал издревле, искупил в жезл достояния своего, - эту гору Сион, на которой Ты вселился. Подвигни стопы Твои к вековым развалинам: все разрушил враг во святилище».
75:6: «Крепкие сердцем стали добычею, уснули сном своим, и не нашли все мужи силы рук своих».
78:3: «Проливали кровь их, как воду, вокруг Иерусалима, и некому было похоронить их».
78:10: «Для чего язычникам говорить: «где Бог их?». Да сделается известным между язычниками пред глазами нашими отмщение за пролитую кровь рабов твоих».
107:40: «Он изливает бесчестие на князей, и оставляет их блуждать в пустыне, где нет путей».
Наконец, дамы и господа, сделаем финальное умственное усилие. Сравним одновременно Апокалипсис Иоанна, СПИ, творения Дмитрия Ростовского и одну занятную фразу академика Лихачёва:
Апокалипсис. Глава 6: «И возопили они громким голосом, говоря: доколе, Владыка святый и истинный, не судишь и не мстишь живущим на земле за кровь нашу? И даны были каждому из них одежды белые, и сказано им, чтобы они успокоились еще на малое время, пока и СОТРУДНИКИ их и БРАТЬЯ их, которые будут убиты, как и они, дополнят число».
Глава 7: «… И он сказал мне: это те, которые пришли от великой скорби; они омыли одежды свои и убелили одежды свои кровию Агнца… они не будут уже ни алкать, ни жаждать, и не будет палить их солнце и никакой зной: ибо Агнец, Который среди престола, будет пасти их и водить их на живые источники вод, и отрет Бог всякую слезу с очей их».
Глава 16: «Четвертый ангел вылил чашу свою на солнце: и дано было ему жечь людей огнем. И жег людей сильный зной…».
СПИ: «… зачем, владыко, простерло ты горячие свои лучи на воинов моего лады? В поле безводном жаждою им луки заткнуло?».
Глава 11: «И многие из народов и колен, и языков, и племен будут смотреть на трупы их три дня с половиною и не позволят положить трупы их во гробы».
СПИ: «… Темно было в третий день… Тогда по Русской земле редко пахари покрикивали, но часто вороны граяли, трупы между собой деля… Черна земля под копытами костьми была засеяна и кровью полита… на третий день к полудню пали стяги Игоревы… А Игорева храброго полка не воскресить… «Дружину твою, князь, крылья птиц приодели, а звери кровь полизали»… У Немиги кровавые берега не добром были посеяны – посеяны костьми русских сынов».
Псалтирь 71:9: «Падут пред ними жители пустынь и враги его будут лизать прах».
Апокалипсис. Глава 12: «… И произошла на небе война: Михаил и Ангелы его воевали против дракона, и дракон и ангелы его воевали против них, но не устояли, и не нашлось уже для них места на небе».
Глава 14: «… Это те, которые не осквернились с женами, ибо они девственники; это те, которые следуют за Агнцем, куда бы Он ни пошел. Они искуплены из людей, как первенцы Богу и Агнцу. И в устах их нет лукавства; они непорочны пред престолом Божиим… И другой Ангел следовал за ним, говоря: пал, пал Вавилон, город великий, потому что он яростным ВИНОМ блуда своего напоил все народы… кто поклоняется зверю и образу его и принимает начертание на чело свое или на руку свою, тот будет пить ВИНО ярости Божией, вино цельное, приготовленное в чаше гнева Его, и будет мучим в огне и сере пред святыми Ангелами и пред Агнцем… и потекла кровь из точила даже до уд конских… И вышел другой Ангел из ХРАМА и воскликнул громким голосом к сидящему на облаке: ПУСТИ СЕРП ТВОЙ И ПОЖНИ, потому что пришло время ЖАТВЫ; ибо жатва на земле созрела. И поверг сидящий на облаке серп свой на землю, и земля была пожата».
СПИ: «… тут кровавого ВИНА недостало; тут пир закончили храбрые русичи: сватов напоили, а сами полегли за землю Русскую… На Немиге СНОПЫ СТЕЛЮТ головами, МОЛОТЯТ цепами булатными, на ТОКУ жизнь кладут, ВЕЮТ душу от тела…».
Псалтирь 74:9: «Ибо чаша в руке Господа, ВИНО кипит в ней, полное смешения, и Он наливает из нее. Даже дрожжи ее будут выжимать и пить все нечестивые земли».
Д.С.Лихачёв: «… Для автора «Слова» битва со степным врагом еще не кончилась. Поэма о победе была бы поэмой торжества и радости. Победа – это конец сражения, поражение же для автора «Слова» – это только начало битвы. Поражение должно объединить русских. Не к ПИРУ-ТОРЖЕСТВУ зовет автор «Слова», а к ПИРУ-БИТВЕ (везде выделено мной. – А.Н.)… Что же такое точно знал (или подозревал) наш Дмитрий Сергеевич, прозрачно намекая на явное совпадение центральных, провиденциальных и оптимистических, мотивов в Апокалипсисе и СПИ? Спросить бы, да уже некого…
Апокалипсис. Глава 19 (Прошу обратить самое пристальное внимание на иллюстрацию к этюду 2-му. Старинная миниатюра лучше всяких псевдонаучных «забобонов» доказывает: ряд сюжетных линий из Откровения Иоанна и Псалтири (если не вся она) хронологически восходят, по меньшей мере, к эпохе «крестовых походов», а не ко II веку нашей эры, и уж тем более - не к целиком вымышленной, библейско-иудейской истории до нашей эры!): «Он был облечен в одежду, обагренную кровию. Имя Ему: Слово Божие. И воинства небесные следовали за Ним на конях белых, облеченные в виссон белый и чистый. Из уст же Его исходит острый меч, чтобы им поражать народы; Он пасет их жезлом железным…».
Дмитрий Ростовский («Поучение на Обрезание Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, месяца января, в 1 день»): «… И как в книге начальные письмена бывают киноварные, так и в Отечестве христианского царства стоят в начале РЫЦАРИ, ВОЮЮЩИЕ ПРОТИВ СУПОСТАТОВ, защищающие христианское Отечество от варварских нападений, стоят, КАК БЫ КИНОВАРЬЮ ОКРАШЕННЫЕ, КРОВЬЮ СВОЕЙ ОБАГРЕННЫЕ…» (везде выделено мной. – А.Н.).
Дмитрий Ростовский («Поучение на празднество Пресвятой Богородицы Донской, месяца августа, в 19 день»): «Для полка мучеников – знамя червленого цвета, обагренное пролитой за Христа кровью, и на знамени том изображен Престол Божий, ибо говорит Он: Побеждающему дам сесть со Мною на Престоле Моем (Откр. 3, 21)». Не содержится ли в этих строках намёк на фамильный герб рыцарей Савичей-Туптало?..
Среди прочего, мы читаем в комментариях А.Меня про временно торжествующих приспешников Антихриста следующее: «Самое же главное, что подобного рода ТРИУМФАТОРЫ, победители, вызывающие восхищение у всего мира, даны у апостола (Иоанна. – А.Н.) как слуги, носители антихристова духа, как воплощающие тенденцию, враждебную потоку, идущему к Царствию Божию»… Ну-с, уважаемые дамы и господа, и ком же идёт речь? Кто он, если окинуть взглядом традиционную историю России, – этот царственный любитель пышных постановок-«триумфов», для которых специально строились декоративные «триумфальные арки»? Кто у нас посмертно красовался в образе знаменитого всадника из фальконетовской меди, – в римской тоге, с лавровым венком, и без седла (!), подобно императору-философу Марку Аврелию? А что это был за «красный дракон», что за «многоголовый зверь», которому, по выражению А.Меня, была дана «власть вести войну со святыми и победить их»? И ведь почти «победил», учредив Синод и отменив патриаршество! Возможный ответ на все эти вопросы содержится в фамильном гербе Захарьиных-Юрьевых-Романовых: красный (sic!) грифон с крыльями, живо напоминающий дракона, в окружении множества страшненьких звериных голов с раззявленными пастями… Читаем у А.Меня: «Красный дракон – это древний змей, тот самый, который в Книге Бытия соблазняет человека. Это дракон хаоса. А теперь он становится ДРАКОНОМ ИМПЕРИИ (выделено мной. - А.Н.), ведь красный цвет — это цвет пурпура, цвет римских императоров»… Так вот, с воцарением Петра I («дракона Московского» народной молвы) рукотворного «хаоса» в Российском царстве-государстве стало даже и с преизбытком… Вновь предоставляю слово Л.Н.Толстому, характеризовавшему личность Петра следующим образом: «Великий мерзавец, благочестивый разбойник, убийца, который кощунствовал над Евангелием». А не петербургские ли «белые ночи» имел в виду анонимный автор глав 21-й и 22-й Апокалипсиса, считающихся, по утверждению ряда библеистов, гораздо более поздними «вставками» в основной текст «Откровения…», когда писал: «И город не имеет нужды ни в солнце, ни в луне для освещения своего… И ночи не будет там, и не будут иметь нужды ни в светильнике, ни в свете солнечном, ибо Господь Бог освещает их»?
Сдаётся мне, уважаемые, что и замёрзшее море, покрытое льдом, из главы 15-й Апокалипсиса не имеет никакого отношения к географической широте Иерусалима и Иерихона: «И видел я как бы СТЕКЛЯННОЕ МОРЕ, смешанное с огнем; и победившие зверя и образ его, и начертание его и число имени его, стоят на этом СТЕКЛЯННОМ МОРЕ, держа ГУСЛИ Божии, и поют песнь Моисея, раба Божия, и песнь Агнца, говоря: велики и чудны дела Твои, Господи Боже Вседержитель!». И петербургские улицы, во власти гололёда, легко узнаются через фразу из Главы 21-й: «Улицы города – чистое золото, как ПРОЗРАЧНОЕ СТЕКЛО (везде выделено мной. – А.Н.)». Профессор-химик из МГУ, Я.А.Кеслер, авторитетно утверждает, что производство сего «стекла» требовало даже не древесного, а коксующегося угля (для достижения необходимой температуры плавления), – что для Ближневосточного региона (или какого-то ещё) во II веке н.э. было бы «технологическим» нонсенсом… Согласно комментарию А.Меня: «Песнь Моисея – это песнь избавления, когда люди Божии прошли через Чермное море, прошли через испытания, вырвались из рабства и отправились в землю обетованную»… Российско-Латинская империя, «Четвёртый Рим» на Балтике (в пику «третьему» – Москве), освещённые именами апостолов Петра и Павла, стали для кого-то «землёй обетованной»? Для кого же? Лично я, благодаря книгам И.Агранцева, это для себя уяснил давно и окончательно. Такие вот пироги, дамы и господа… В смысле: не те пресловутые «пироги с зайчатиной», из босоногого детства «нувориша» Александра Даниловича Меншикова, которыми он якобы угощал Франца Яковлевича Лефорта, а вполне реальные территориально-хозяйственные единицы, коими светлейший князь Меншиков, этот «полудержавный властелин» (по Пушкину), и «царевич без трона» (по Агранцеву), вынужден был расплачиваться с ближайшими «соратниками» по грандиозному преобразованию России… О существе едва ли не самой главной загадки «русской истории» начинают понемногу догадываться и другие исследователи. Так, в работе известного блоггера и историка-любителя Бориса Синюкова («Петр I – мифический царь») мы читаем: «… Тем более что Петр как-то все время путается у меня в голове с Меншиковым. Но вот с фельдмаршалом Шереметевым не путается… 28 января Петр умер «на руках Екатерины», которую даже едва живой не хотел видеть и не допускал к себе. И даже царевен Петр не пустил к себе для прощания. Поэтому Пушкин и пишет: «Кажется, при смерти помирился он с виновною супругой». А Меншиков у меня так и маячит перед глазами при этом».
Андрей Нарваткин
Республика Беларусь
г. Кобрин