О. Камов.
Колибри.
Меня все спрашивают с нетерпением - Ну как он там? Как живёт, как выглядит?
И я отвечаю уверенно - Нормально, высокий крепкий мужчина, голос – бас протодиаконский, седая грива, борода до диафрагмы... хер до колена - этого не говорю, а только думаю иногда с досады, достали уже со своими кАками.
- Грива - как у льва? - спрашивают.
- Ну где же вы у льва седую видели? - отвечаю - Разве что у Толстого – действительно похоже, а может даже гуще.
- А как же - спрашивают – NN его описывал: «маленький и лысый»?
- То-то не догадываетесь, - отвечаю - NN сам-то был два три, плюс мучительные абстинентные галлюцинации вдали от стакана... ну вот видите, оказывается ещё и отягощённая наследственность. В таком состоянии ему бы и шестифутовый Лев Николаевич карлой цирковым показался. Хотя писатель был хороший - NN, конечно, всю брайтонскую мишпуху изобразил очень убедительно, вспоминаю – хохочу.
- А этот - вообще отличный, только дышит ещё – поэтому и не классик пока – продолжаю извиваться. - Но место в Пантеоне надёжно зарезервировано. Уже сейчас живая легенда - в глуши скрывается, журналюг востроносых гонит, никаких фоток, никаких интервью – кроме того самого, если из дома куда исчезает – только в магазин за бутылкой. Сейчас итоговый роман сочиняет: научная среда, генералитет и прочие слуги народа, любители лошадей, любимцы ****ей и простых людей... пару раз его консультировал - по его же просьбе... а чего тут особенного – по-соседски... значит осталось ещё что-то, вот именно - с тех самых пор, талант – вневременная категория, причём часто проявляется сразу в нескольких областях, не приходилось замечать?..
Повезло мне, нечего сказать, целый год эта лошадь гладкая нам уголок тихий незаметный подбирала в Штатах, наконец остановились на лучшем варианте: Ист Коаст, штат Мэн – север Новой Англии, элитный участок недалеко от очаровательного городка Хиррам, просмолённые сосны в газонном изумруде, маленькая уютная океанская бухточка под обрывом, воздух напоённый, а когда ветер с континента – прямо подмосковные ароматы...
И по деньгам подходило вполне, за дачу-то на Николиной я в два раза больше отвалил, не торговался, ещё нестарая вдова академика Х. благодарила со слезами на глазах, не удивительно: с такой капустой три их поколения смогут комфортно на печи преть, это вам не крутиться как белка в Колесе Оборзения, не успевая даже задуматься, изумиться, испугаться до икоты... всё, не хочу вспоминать - кончились те забеги, промчались те времена, «Another season, another reason for making whoopee» – как Армстронг пел, настало время для заслуженной расслабухи.
Здесь, правда, пришлось ещё немного дополнительно потратиться перед тем, как въехали, но это же не в напряг, разумное расширение ассортимента скромных желаний: новый винный погреб, яхта с двумя двухместными каютами, и забор – только не надо из меня жлоба тупого делать, не о золотых слитках в сундуках тревожусь, мне все эти социальные-виртуальные сети, тусовки, дружбы семьями - ещё в Москве широкозадой поперёк горла встали, тишины хочу, тишины – как там дальше? – надо будет полистать книжонки на досуге, наизусть ведь раньше знал, барышням романтичным впаривал - кипятком писали...
Гладкая договорилась с архитектором, тот сразу и погреб нарисовал и ограду, мы с Колей эскизы одобрили ещё в Москве, забор выбрали простой - глухой и высокий; маэстро, упирая на новую эстетику, предложил нам орлов двуглавых сверху посадить – совсем крышу сорвало специалисту, может думал - деревенщина понаехала, кто я ему - бывший премьер-министр, скрывающийся от коррумпированных органов дознания?
Коля, подруга моя, тоже ведь не пальцем деланая, а дипломированный художник-декоратор, в прекрасном как-нибудь разбирается не хуже некоторых, уже представил, как ваши лица вытягиваются в изумлении наподобие морды лошадиной – вот и не угадали, никакой ожидаемой гомогенности, попросту - федерастии, хотя чего в этом необычного сегодня? – и такие индивиды широко представлены в нынешнем свободном обществе, мои бывшие постоянные бизнес-партнёры, мы с женой люди современные, без этих дремучих предубеждений.
Я просто зову её так за миниатюрные размеры и изящные формы – Колибри, а Коля – очевидное сокращение, в молодости - её, конечно, а не моей – её ещё Мухой звали, но ведь Колибри – красивее и не намного крупнее, согласитесь, тем более, что молодость у неё ещё продолжается. А про то, что по паспорту она Валентина Александровна – только погранцы на контроле в аэропорту знают.
Она - мой самый лучший друг, советчик и родная душа, запоздалая моя любовь, ничего для неё не жалко, если глаза мне закроет, как ещё нестарая вдова академику Х., - отойду со счастливой улыбкой.
Нас гладкая вначале пару раз спрашивала озадаченно: - «Ну зачем вам эта тяжёлая конструкция по периметру? Там же живая изгородь со всех сторон, причём вечнозелёная».
Но Коля ей в ответ по Скайпу на чистейшем английском: - «Пожалуйста, посмотрите на ваши фото, мадам, этот буш вам по грудь» - Коле-то в тех кустах - с головкой, наша риелторша ростом с меня была, не меньше - баскетболистка, маму её, такую нам козью морду заделала, даже имя противно упоминать. «Можем мы, в конце концов, иметь хоть немного прайвеси?» - спрашивала моя жена. В результате можем и имеем, забор потрясающий получился: экологичный, деревянный, четырёхметровый, за ним можно увидеть, в основном, небо - этого и добивались, богатство напоказ, бессмысленные parties и братания после неумеренных возлияний вокруг бассейна – не для нас.
А погреб - вообще моя гордость – когда мы заселились там уже стояли аккуратные бочонки лучшего Port Wine, портвея или портвешка по-старомосковски, прибывшие прямо с родины этого замечательного напитка, нектара моей молодости и ранней зрелости, в этой науке я сделался с годами неплохим специалистом, беру волшебное зелье прямо от винодела, не хочу здесь выгрёбываться и демонстрировать профессионализм, поверьте на слово: всё делаю основательно, иначе не добился бы таких убедительных результатов, а сидел бы там, где немногие мои уцелевшие от прогресса и перестройки коллеги до сих пор трудятся – в большой, прокуренной, полутёмной комнате расположенного на бывшей московской окраине приземистого, оштукатуренного, кирпичного здания со скромной табличкой у дверей: «Институт Физических Процессов».
Один такой же бочоночек из долины реки Дору я послал одновременно и в ИФП, пусть оценят разницу. Как вспомню сколько доступной тогда каждому отечественной бормоты вместе выпили: 777-го, Агдама, Мицнего, Солнцедара - алжирских «чернил» - отравы, от которой зубы оставались чёрного цинготного цвета неделю, и которую подвозили танкерами прямо от запущенных арабами бывших французских виноградников... – слеза сама выкатывается из под солнечных очков.
Наслаждайтесь ребята, зла на вас не держу, хоть никогда не забуду, как вновь я посетил тот уголок - сколько лет ушло с тех пор? – и не вспомнить, одетый с иглы, с корзиной изысканной снеди и питья... и не потому, что специально к этой встрече готовился – я так жил каждый день.
И увидел всю эту невыносимую убогость, облупившиеся стены бывшего режимного предприятия- головного института отрасли, непривычного, одинокого, пожилого охранника в чёрной робе сотрудника комбината ритуальных услуг, без пистолета в кобуре.
И ощутил этот застоялый запах плохо проветриваемого, разрушающегося, нежилого помещения.
И с подсказками, с ненатуральным нервным смехом, со сдерживаемым с трудом изумлением узнал в нищих, безволосых, беззубых, страшно постаревших доцентах и профессорах - своих бывших друзей... где же вы были, мудаки, когда я вас приглашал, когда упрашивал вас присоединиться ко мне, в самом начале?
И встретил в ответ эти удивительные, поразившие, а по последующем размышлении – просто оскорбившие меня недружественные взгляды, и услышал заданный с нескрываемой подъёбкой вопрос: «А Мерс с шофёром – это он тебя перед входом ожидает?» - говна-пирога – а кого же ещё? - это просто инструмент, как ваши устаревшие ещё пять лет назад компьютеры китайской сборки, только на колёсах, чай не бронированный Бентли за лимон – престижная игрушка ёбнутых на всю голову нуворишей, но даже и такой себе позволить могу, хоть и не олигарх, а рядовой бизнесмен из последнего ряда балкона на недоступном и неинтересном вам спектакле в современном театре тщеславия.
Только не нужны мне эти символы успеха, хоть я всю вашу уродливую кирпичную коробку купить могу, вместе с землёй под ней, но не кичусь этим, потому что обладание для меня - не главное, и деньги сами по себе – лишь необходимый компонент моей независимой жизни.
Но явно недостаточный - мне ещё важен интерес, стратегия, риск... в общем, всё то, что здесь в Новой Англии называют челлендж, что было в нашей предыдущей жизни и совместной работе - когда-то, в другое время, в другой, исчезнувшей навсегда стране.
В которой вы все как бы продолжаете существовать, это же ****ец полный, глубокий наркоз, виртуальщина в квадрате, массовое оскотинивание родины мамонта, спутника, и пятидесятимегатонной бомбы, которую с помощью наших общих учителей взорвали полвека назад на Малой Земле для острастки всему миру, вам не стыдно за это, драконы ядерные беззубые?
Чего же вы тогда глядели на меня с жалостью и превосходством? – пожалели бы лучше себя. Или в ваши сердца пепел классовой ненависти застучал, а не зависть вульгарная?..
С компьютеров китайской сборки всё и началось - для меня.
А для остального мира развитого социализма всё началось немного раньше - с воровского Закона, уравнявшего в правах государственные и личные деньги, которые до того жили врозь.
Вот тогда-то и хлынули конвертируемой волной свеженапечатанные шелестящие купюры из неприступных ранее закромов в карманы отдельных голодных и предприимчивых людей - не минуя, естественно, лопатников кристальнейших охранителей госдобра.
Вскоре после того, как вся эта зелёная лихорадка началась, вызвал меня начальник нашего Первого Отдела и сказал без предисловий: «У меня есть замечательный друг в Центральном Аппарате, умнейший мужик, он спрашивал, кто бы мог его проконсультировать по поводу вычислительной техники, и я без колебаний назвал твою фамилию, лучше специалиста у нас нет, ты ведь не только с железом и программами знаком, а знаешь - кому всё это в нашей епархии нужно – так?».
Я прямо опешил от такого начала: «Григорий Никанорович,» - говорю – «вы даже при Андропове не предлагали мне стучать, я не член КПСС, к тому же русский только на три четверти, сами знаете, сижу смирно, с иностранцами не дружу, в заграницы не прошусь... – что случилось?»
«Забудь про КПСС, она последние дни доживает» - сказал он – «И про стук забудь, тебя это не касается, скоро вообще двери в этот кабинет крест-накрест досками заколотят...» - как в воду глядел – «Хотя стучать не перестанут, будь уверен, и, между прочим, это не всегда плохо...» - совсем не дурак был наш чекист, даже в таком отстое нормальных людей можно было встретить.
«Не знаю, о чём он с тобой разговаривать будет, но советую отнестись к его словам со всем вниманием, тем более, что представил я тебя как надо - в общем, мотай на ус».
«И ничего, кроме правды – как суду, хотя про то, как с твоей помощью толкнули три компьютера в НПО «Энергетика» рассказывать необязательно, если только он сам не поинтересуется, там кстати никакого криминала не было, я проверил, не беспокойся, и не пытайся вычислять, откуда я это знаю, лучше займись более полезным для тебя делом».
«Запомни, китайцы говорят: - «Дорога длиной в тысячу ли начинается с первого шага», если придётся тебе новый путь выбрать - не ошибись в самом начале, спасибо, извини, что время отнимал».
Встретились мы с другом Никанорыча, и поговорили, и оба остались довольны разговором.
И я начал действовать, для начала мне команду надо было подобрать – работа предстояла немалая, начал искать под фонарём – в родном гнезде – ни один не согласился, хотя про Голубя Белого я молчал, я даже сейчас предпочитаю не упоминать его имени, буду называть его просто Друг, это правда, мы действительно с ним подружились, он давно уже на пенсии, и от дел отошёл, но своё охраняющее крыло надо мной распростёр попрежнему, знаете почему? – одну правду ему говорил, как Никанорыч покойный обучил.
А соврал бы – исчез бы бесследно на следующий день - с Мухтаром, Интерполом, и Прожектором бы не нашли, своеобразная дружба, не правда ли, вспомнили, быть может, дона Корлеоне? – здесь всё-таки гуманнее было, никто не требовал от меня посвящённости в не касающиеся меня лично детали бизнеса, им голова моя нужна была, а не готовность умереть – жертвенных быков всегда хватало - по обе стороны океана.
Может меня просто больше других деньги интересовали: сестра – инвалид детства, мама, вырастившая нас на свою нищенскую зарплату и нерегулярные алименты, малометражная квартирка на окраине, постоянная нужда, мелочная экономия на всём...
И стыд, стыд от моего бытия, почему-то не определившего моего сознания.
И казалось несмываемое проклятье несоответствия, которое не смогли разрушить ни лучший Университет, ни престижная, но безденежная профессия, ни достойная диссертация, ни лихорадочные поиски любых способов заработать, хотя и здесь предпочитал трудиться головой, а не руками, весьма резонно, ведь попробуй я, к примеру, фарцовать – и Здравствуй, Груздь – полезай в кузов - сразу бы те же чекисты за жопу взяли – и прощай всё.
И страх: что никогда не сумею преодолеть, что настоящая жизнь уходит.
А я остаюсь.
Тем более, что сохранил в себе даже по сей день остатки высокомерного эстетского предубеждения о низости иных может быть и полезных для населения занятий, ну не мог я представить, что торгую ношеными вонючими тряпками, я и в партию не вступал из той же брезгливости к её немытым многочленам, а ведь предлагали вначале.
А мои коллеги относились к спекуляциям компьютерами, как я к шмоточному бизнесу.
Команду я себе в конце концов подобрал, а те, которые брезгуют неприглядными подробностями реального бытия, пусть ебутся могучим конём Ильи Муромца, пока мы сказку былью делаем, милостивые леди и дж.
Вся почти семидесятипятилетняя грязь империи как бы победившего пролетариата, кровь и пепел рабов Гулага, сгнившие незахороненные останки защитников вождей, комиссаров, евреев и цыган, и сгнившие захороненные останки вождей, комиссаров, евреев, цыган и всех их защитников пристали к тем первым деньгам, заработанным нами с Другом и Директорами, Начальниками и прочими Командирами Производства и Потребления, скопите во рту побольше слюны и плюньте прямо в бесстыжую рожу тому богатею, который будет утверждать обратное, каждый, кто прикоснулся к тем дензнакам, до смерти не отмоется от трупной вони...
А дальше уже было проще, первые деньги делали новые, размножаясь под присмотром такого опытного селекционера, как мой Друг, иногда даже без товара, как бедные человеки - без денег.
И вот теперь такая глубокая жопа – прямо на ровном месте.
Но виноват-то я сам, идиот, бдительность потерял, сделал то, чего не делал никогда - на слово поверил!
Не отмерил семь раз, не перепроверил – «The best neighborhood, Sir, absolutely calm and safe place» - дескать, спите спокойно, дорогой Сэр, на гоп-стоп вас тут не поставят: справа ракетный инженер из Хьюстона, приезжает на месяц раз в году, слева – никому не известный письмEнник-нелюдим, получайте удовольствие и не парьтесь... – и всё потому, что не Там - а Тут, ну не ожидал, блин, я же этому тяжеловозу вермонтскому такое бабло заряжал, она почти сразу себе Порше купила, сама хвасталась, с трудом влезала и вылезала!
А через месяц как переехали – статья на разворот в Нью Йорк Таймс: «Знаменитый русский писатель-отшельник из Хиррама, Мэн, выдвинут на соискание Нобелевской Премии!»
Подробнейшее интервью, трудные места мне Коля переводила, где-то в середине корреспондент его спрашивает: «Скажите, пожалуйста, давно здесь этот глухой забор появился? – я что-то не припомню его, когда мы беседовали два года назад».
А отшельник ебучий возьми да и скажи: «Бывший соотечественник, недавно поселился, новый миллионщик из Москвы» - и мою фамилию называет. И продолжает: «Свой стиль жизни с собой привёз, первый забор в окрестностях, спасибо хоть не пустил поверху проволоку колючую с током, такая вот ещё не залетавшая в эти края русская деловая колибри,» – хаминбёрд, птичка жужжащая - вот как оказывается это слово по-английски звучит – «если к ней сюда птицы покрупнее подтянутся - наш тихий городок можно будет переименовывать в HerVam» - юморист херов, его же смехуёчка тут всё равно никто не понял, хоть и сноску от редакции поместили «*) ненормативное русское выражение».
И ведь даже Колю умудрился оскорбить неумышленно, скотина, её-то за что?
А у меня в дому после того интервью – обвал звонков от бывших бизнес-партнёров, любителей лошадей, любимцев ****ей и простых людей: «Старик, что за дела? - мы же тебя знаем... он же Моцарт родного языка...» - естественно был вынужден врать, чего уже сто лет не делал - но ведь во спасение, что хоть он и признанный гений и душа-человек, но такой же конченый алкоголик, как дружок его NN покойный, к тому же проиграл мне большую сумму в преферанс и теперь разливает желчь и яд, но я не особенно обижаюсь, скоро всё утрясётся...
И ведь врать-то не очень легко - я его фамилию хоть и слышал, но не читал ничего, мне тогда времени критически не хватало, никакой фактурой не владею, пришлось по-быстрому в Интернете просвещаться, но в деталях до сих пор конкретные косяки допускаю.
А Коля просто сказала – Сука.
А потом сказала – Валить нам с тобой отсюда надо, Мурзилыч.
Мурзилыч – это я, знакомьтесь.
С тех пор, когда нам из белокаменной звонят, первый вопрос – о нём, легенду за легендой сочиняю беспрестанно, но с отвалом тянул до последнего, думал: может помиримся, уж больно место нравится, которое нам тварь гладкая приглядела, в крайнем случае, готов этот ****ый забор на дрова распилить и спалить в камине - посадим потом ёлок голубых повыше, как за Мавзолеем... - чего мы ему такого сделали, если вдуматься?, может козлу портвейну бочонок послать из моих запасов?
Но даже если б и знать, с кем рядом селюсь, кто же мог предположить - когда Толстой уже сто лет в гробу лежит, что русская литература так заинтересует здешних простых людей, что сосед слева в один день ньюсмейкером заделается, что репортёры нежданные налетят, как японы на Пёрл Харбор, что меня так по всему миру ославят, что не видать нам с Колей заслуженного покоя...
А уж если совсем откровенно - я ведь больше от досады своей невыразимой бочку качу на нашу великаншу, она-то как раз честно и неназойливо пыталась нас... предостеречь, что ли? – именно, правильное слово.
Да мы упёрлись на своём, не желая понимать – и как нас называть после этого?
А вчера вечером мяч баскетбольный с его участка на мой свалился через забор, я подошёл, хотел бросить назад.
Но услышал женский голос: - «Может сходить к Калибру, попросить вернуть?».
А потом мужской: - «Да пошёл он, жлоб тупой, завтра новый купим».
Я поднял мяч, подошёл к краю обрыва, легонько подкинул Official NBA Basketball и изо всей своей немалой силы захуячил его ногой в ботинке бизоньей кожи в направлении покинутой Родины, Океан захочет – Океан вернёт.
Будем валить.