Визит к стоматологу пришёлся на пасмурный день. Он не прибавил бодрости к выстраданному к утру решению, но боль есть боль и повторения бессонной ночи не хотелось.
Небо укуталось в серое полотно, выставив кое-где комки тёмных кучек, словно решило убедить, что оно окончательно выпроваживает лето и будет подчиняться отныне новой хозяйке.
Стоматологических кабинетов сейчас так много, что и не знаешь какой выбрать. Знакомые же врачи открыли частные ТОО и обзавелись другими неизвестными мне адресами.
Выбрала старую, в памяти неплохую клинику, которая в советские времена славилась специалистами и находилась ближе к центру.
Боль почти стихла, и я решила хоть немного отвлечься от предстоящих процедур и пройти часть пути пешком.
Вдоль аллеи с обеих сторон росли высокие деревья, смыкаясь верхушками. И живой туннель, зелёный и уютный, задержавшийся в межсезонье, был уже не столь важен.
По городу шагала осень, шелестя оранжево-жёлтой роскошью. Новые, ещё не привычные глазу краски, смешиваясь с сырой прохладой, с запахом далёкого дыма, с прозрачной дрожью воздуха, увлекли в завораживающий плен грусти и привнесли сумятицу. И не только в природу. Пестрит душа, пьянеет голова, навязывая ощущение бездомности и одинокости. И начинается непроизвольный поиск в памяти любого, когда-то радовавшего чувства.
Умеет осень наполнять душу контрастными эмоциями.
Равномерно взмахивая метлой, переполошив опавшую листву, навстречу вышагивал дворник.
Перепрыгивая через собранные кучки мусора, на меня налетел парнишка и, чуть
замешкавшись, побежал дальше.
Мог бы и извиниться. Ох, уж эта молодёжь, - начало было я ворчать, но тут же остановила себя,- осень кружит всех. Спешит, наверно, на занятия. Может, к девушке торопится. Осенняя любовь, она странная, как сама осень. Ветреная. Капризная. То яркая, то туманная.
Вспомнив ночную боль, я ускорила шаг.
Клиника блестела и сверкала, демонстрируя удачно подобранные строительные новинки современного декора, со вкусом дополнившие друг друга. Изобилие светлых тонов подчёркивало хрустящую в фойе чистоту. Кабинеты находились за большими стеклянными окнами-перегородками. Все три кресла были заняты. Ещё несколько человек сидели в очереди. Примкнув к ним, я погрузилась в свои мысли, старательно отталкивая трусливые предположения предстоящего.
Услышав детский лепет, я оглянулась и заметила молодого папу с сынишкой на руках.
Малыш похлопывал отца по щекам, предлагая поиграть, и звонко смеялся. Папа же бросал внимательные, слегка тревожные взгляды в одно из окон, особенно, когда включалась бормашина. Я догадалась, что в кресле мама малыша. Мальчик ладошками поворачивал папино лицо к себе. Они строили друг другу смешные рожицы, соприкасались лбами, будто бодались, и дружно смеялись.
Как же давно я не слышала детский смех. Внуки быстро выросли. Уже школьники и студенты. И смех у них тоже почти взрослый, обдуманный. А малыш заливался нежно, сладко, временами что-то лепетал на своём, только ему и папе понятном, языке.
Мальчишечка вдруг закапризничал. Видимо, и ему передалось волнение отца. Отказался играть и потянулся к двери, за которой скрылась мама.
Двое мужчин, один большой, второй маленький, ждали самого важного, самого лучшего для них человека.
Из кабинета вышла молоденькая женщина, совсем ещё девочка. Улыбаясь, все трое обнялись. Мальчуган затих, уткнув лицо в мамину шею. Они так и замерли на несколько секунд, счастливые и радостные.
Долго мне слышался довольный лепет удалявшегося на папиных руках малыша.
Расслабившись, вспоминая ползунковый период своих чад, я вошла в кабинет врача спокойной, как никогда.
По выходу из клиники, меня встретило солнце, пытавшееся выглянуть. Нескольким его лучам удалось вырваться из прорехи в облаке и прикоснуться к лицу, разглаживая мою болезненную мимику.