Прошлое ушло, и возврат к нему для меня невозможен. С горечью осознавая свое выпадение из той великой культурной традиции, к которой принадлежу по рождению, я все же верю, что связь времен не порвана до конца.
Христос с нами сейчас не в меньшей степени, чем с нашими предками, и мы должны отыскать Его, находясь в том мире, в котором живем. Когда говорят, что настанет время, когда простое вспоминание Имени Христа, хотя бы в смертный миг, будет приравнено к великим аскетическим подвигам древних Отцов Церкви, это не снисхождение к нашей слабости. Это говорит о том, что придет (и отчасти уже пришло) время, когда такое вспоминание и будет самым настоящим подвигом. Имя Христа! Поиск имени Христа включает размышления о Боге на том языке, на котором мы думаем и говорим.
Сегодня, в это воскресное утро, мне захотелось перечитать отрывок из книги Бытия, когда Исаак, в ожидании невесты, выходит в поле «поразмыслить». Я помнила правильно, в русском переводе употреблено именно это слово, но я об него споткнулась. Я очень люблю этот момент, как люблю кроткого, лишенного самомалейших амбиций, беззлобного, всепрощающего Исаака. Тот страшный миг, когда отец занес над ним нож, не прошел для него бесследно. Бог наградил его кротостью в столь большой мере, что он не возненавидел и не стал бояться отца (что, с моей, бескультурной, точки зрения, было бы вполне естественно). Нет! Он вынес из этого испытания не идею жертвенности, а саму жертвенность, самоумаление. На фоне других праотцев он единственный - не герой, не деятель, не борец. Он уступает соседям один за другим вырытые им колодцы, пока ему не удается, с Божьей помощью, выкопать колодец, не вызывавший никаких споров. Он устраивает пиршество для тех, кто ненавидел и гнал его. Он не принимает самовольно никаких решений. Он смиряется с тем, что ему пришлось благословить не того сына, которого он хотел бы благословить. Он ходит перед Богом. Он целиком и полностью отдал себя во власть Всевышнего. Как мне представляется, именно он первый дохристианский христианин.
Итак, Исаак пришел в землю Беэр-лахай-рои (что означает: «земля, где Господь смотрит на тебя») и, когда наступил вечер, вышел в поле… Неужели поразмыслить? Созерцательный, благоговейный Исаак совсем не тип мыслителя! Чувствую, не то слово!
Кидаюсь к церковно-славянскому тексту, там «поглумитися». Не знаю, кому как, но для меня на этом слове лежит печать его значения в современном русском языке, и от этой печати мне не уйти. Я не в состоянии непосредственно, минуя русский, прильнуть к церковно-славянскому. Пусть это снова признак бескультурья, но приходится смотреть правде в глаза. Я понимаю, что есть люди, которые слово «глумление» воспринимают не иначе, как восторг от созерцания Бога. Это могут быть и совсем «не книжные», но по-настоящему воцерковленные люди, наученные Богом… Но мне этого не дано!
Прошу владеющих языками членов своей семьи посмотреть тексты на разных языках. Начинаем с греческого. Там, конечно, «размышлять». Правильно, греки – народ-мыслитель, для них почти слиты молитва и размышление. Они, создавшие поразительную античную философию и насквозь философскую мифологию, действительно умели размышлять, и к Христу пришли, прежде всего, через очищенную мысль, создав новый язык для этого осмысления. Их величие состоит в том, что они не лили молодого вина в старые, хоть и очень почтенные, мехи.
В латыни, как и можно было ожидать, употреблено слово «медитандум», и я мгновенно вспоминаю забавного в своей сверхсерьезности немецкого профессора теологии, который на вопрос, молится ли он, с важностью провозгласил, что он медитирует. Вспоминаются также и оккультисты всех мастей, которых хлебом не корми, а дай помедитировать. И то правда, не молиться же им! Они ведь люди продвинутые. Нет, латынь ничего не дает. Впрочем, дает, но лучше бы не давала. В староиспанском переводе было слово «молиться», которое теперь заменено словом «медитировать». Во французском в 18 веке еще было «молиться», а теперь тоже «медитировать». Ясно, романские языки, тут свою роль не могла не сыграть латынь.
Но ведь молится человек Богу, а медитировать можно над чем угодно. К тому же при медитации субъект и объект сливаются в общую безличную субстанцию. Ветхозаветный Патриарх, всем сердцем и душой устремленный к Богу-Личности, предстает, благодаря такому прочтению, каким-то отрешенным гуру с Гималаев.
Интересно, что новое международное американское издание New International Version тоже переводит, что Исаак вышел «медитировать», но хотя бы признает (в сноске), что еврейское значение этого слова неопределенно.
Обнаруживаем, что в параллельном еврейско-русском тексте, Танах, употреблено слово «молиться». Это, конечно, много лучше «медитирования», но явно должен присутствовать и другой оттенок смысла. Ведь Исаак ждет невесту, и состояние его, скорее всего, не всецело молитвенное.
В древнем грузинском переводе Библии, окончательная редакция которого восходит к XI веку, употреблено слово «блаженствовать». Это слово помогает ощутить, как безмятежный, чистый сердцем Исаак выходит в поле на самый край пустыни, чтобы вкусить восторг богообщения.
Как подсказала мне глубоко чтимая мною Екатерина Домбровская (http://www.proza.ru/avtor/skityanka), ответ надо искать у ап.Павла. В одном из посланий Апостол пишет, что речь идет об ОСЯЗАНИИ БОГА всем своим существом. И тогда происходит Преображение человека, и он уже готов войти в Царствие Небесное. Екатерина Домбровская даже говорит о блаженстве Брака Души с Богом. Очень глубокое понимание!
Но, увы, такое понимание не отражено в нынешнем синодальном переводе и не царапни мне сердца слово «поразмыслить», я прошла бы мимо очень важных вещей.
В Книге Бытия это слово употреблено только один раз и именно для того, чтобы, как вспышкой, высветить душу Исаака в судьбоносный момент его встречи с Ревеккой. Оно здесь - ключевое слово для понимания строя души Исаака.
Этот и множество других примеров убеждают, что насущно необходим перевод Библии на современный русский язык, перевод, который позволит нам, ныне живущим, вновь приблизиться к пониманию Библии, на новом витке бытия русского народа, после тяжелейших испытаний, которые он прошел и проходит. Традиции, красота звучания, привычки хороши, если они не идут в ущерб Смыслу. Дерзну сказать даже так: Бог для меня - Смысл. Жизнеподатель для меня и смыслоподатель. Нам дана не просто жизнь, а Жизнь, пронизанная Смыслом.
Однако, если каждый станет искать этот смысл сам по себе, вне Церкви, то он рискует, на свою беду, найти такие толкования, что пополнит число ересиархов. А то и вовсе как гетевский Фауст попадет из библиотеки, где он корпел над переводом Библии с латыни на немецкий, прямо в лапы Мефистофеля с его инфернальным пуделем. Упаси нас Бог от этого!
Процесс глубинного, настоящего перевода Библии обогатит русский язык, вознесет его на новую высоту. Этот процесс, который должна возглавить Церковь, может захватить народ, стать соборным деянием церковного народа. Вот чего я желала бы всей душой!
И тогда может случиться чудо, и через заново осмысленный, обогащенный новым опытом русский язык мы сумеем вновь прильнуть к родимому лону церковнославянского языка, который вновь станет для нас естественным как воздух.
В русле данной работы появилась новая публикация: http://proza.ru/2013/04/08/945