– Какого черта вы там копаетесь? – прокричал нам с балкона начальник драги прииска Северо-Енисейского района. Человек был далеко не молод, с проблесками седины в волосах. Очень толковый специалист, не выскочка из новых, а сибиряк старой закалки. Мы его уважали и, более того, немного побаивались.
Час назад наша смена встала на разворот драги и толкая перед собой болотистую жижу тащила на себе скользкий трос на тридцать два. Почти сто метров непролазной тайги и тягучего торфа казались непреодолимым препятствием, ноги отказывались идти, руки были покрыты мозолями.
– Давай, мужики, напряглись, совсем немного осталось, – вновь зашумел Палыч.
–Легко сказать, – ответил я. Техники нет ни черта, попробуй пролезь тут в этих джунглях.
– Ничего, паренек ты волевой, выдержишь и не такое.
С тяжелым вздохом мы вытолкнули наконец трос в месте, предполагаемой по расчетам ямы –точки зацепа для маневрирования драги на рубеже будущего забоя. Яма делалась так: бульдозерным отвалом рылся выемок поперек линии захвата троса. Быстрик, дерево покрепче, обвязывалось по центру удавкой троса и закапывалось тем же отвалом. На земле оставалась лишь петля для привязки левых и правых границ хода драги.
Работы оставалось много. Нас ждали ячейка на шесть тысяч вольт и кабель, протянутый черной змейкой к вводу драги.
Изрядно промокшие, мы доковыляли до трапа, устало поднялись по лестницам,уселись в драгерке (так назывался командный пункт управления) отдохнуть и набраться сил для следующего рывка. А в это время женщины-съемщицы, одетые в одинаковые рыже-огненные костюмы, заканчивали съемку, после которой нас ждали быстрый обед и дорога домой.
Внезапно в драгерку влетел слесарь.
– Я не могу опустить вторую сваю на зашаге! Что делать?! Трос маневрирования на лебедке заклинило! – нелепо размахивая руками, закричал он
Начальник драги аж кружку с чаем выронил из рук.
–Да ты что Семен, сдурел! Уплывем же сейчас назад, в отвалы! Бегом туда!
Мы безуспешно пытались починить лебедочный узел. Палыч вылетел на фронтальный балкон драги и увидел, как корма, стремительно набрав скорость, врезалась хвостовыми колодами в отработанный отвал эфеля, раскинувшийся в низовье. Со скрипом согнуло в дугу правую колоду, и корма довольно быстро дала осадку. Драгербыл вне себя от ярости.
Обследовав понтон, мы выяснили, что пробили центральный отсек, когда нас несло мимо вчерашних коренных пород. –Быстро отжаться на раме! Разруби к едрене фене этот трос. Да не стойте вы, как истуканы! Бегом! Запускать насосы! И аварийный не забудьте залить перед запуском, – приказывал начальник драги.
В течение часа выяснилось, что вода в центральном понтоне не убывает. Мы бессильно пытались что-то предпринять. Наши женщины, привыкшие и не к такому, были благополучно отправлены на берег, в железной лодке. Пришлось переносить их в лодку на руках, по колено в воде. А на дворе стоял конец октября, работали уже в теплых свитерах, в куртках и шапках-ушанках. Палыч, накручивая ручку рации, сообщал штабу о нашем трагическом положении. Драгер смены устало поднялся, подошел к обогревателю и, размотав портянки, повесил их сушиться.
– Что будем делать, Алексей Палыч? – выдохнул он. – Сели на грунт прилично, и не факт, что не наделали новых пробоин. Котел потушили. Завтра двигатели замерзнут., Разрез в шуге. Можем не сорвать драгу.
– Знаю, Слава, – нахмурился начдраги. – Пущай нам цепляют трал и подвозят еще трактор
Будем отводить русло реки да штопать дыры. Отправим двигатели на сушку. Отмашку дай, чтоб не забыли масло в редукторах слить да залить отработкуУ нас неделя,- он в упор посмотрел на драгера. Запомни, Слава, неделя.
Мы, глотая черный чай, не вмешивались и предпочитали пока молчать.
– Ну, так что, пацаны, приуныли? – закурил Палыч. – А ну, подгоняй лодку к корме, поплывем определяться куда русло отводить, а то к ночи, возможно, бульдозер подойдет. Попробуем пока своими силами.
Я и представить себе тогда не мог, сколько проблем свалилось на нашу голову.
Когда мы подплыли к берегу, начался разбор полетов. В конце концов, начальник устал спорить, лихо запрыгнул на гусеницу ДЗ-130 и погрозил кулаком трактористу, который опять умудрился залить за воротник. Взявшись за рычаги управления, наш командир уверенно направил трактор туда, где предполагалась дамба для отвода русла. Тракторист Павел, едва державшийся на ногах, хмуро стоял в стороне.
– Ну, так что ты, сучье отродье, творишь? А? Не был бы хорошим спецом, давно бы вылетел с флота, – сказал подошедший Слава.
–Да пошел ты. Давно ли сам с канавы вылез? А так и сам уйду! - и Павел медленно побрел прочь.
Бульдозер работал, натужно рыча и вдруг, как на замедленной съемке,. стал заваливаться на бок. Там был уступ, а под уступом – около двух метров воды. Мы и опомниться не успели, как трактор исчез из вида. Павел, на ходу скидывая бушлат, пролетел мимо нас и ринулся в воду.
Через некоторое время, хрипло дыша, Павел и наш начальник выбрались на дамбу.
Бывает так, что подземные воды вымывают изрядный кусок почвы, образуются пустоты. Метровый пласт не выдержал веса и рухнул под трактором.
– Вари чай, Игорек, – держась за борт лодки, сказал Палыч. Жаль, спирта нет, согреться не помешало бы.
– Почему нет?- уныло ответил Павел. Осталось малехо, на стакан, два хватит.
В каптерке трещала капавшая с одежды на обогреватели-"пэты" вода. По кругу шла литровая кружка с крепким чаем. В воздухе стоял плотный, сизый дым сигарет.
– Русло до конца не отведено, воды еще много. К ночи, глядишь, рассосется, тогда сможем подойти. А пока вари коробку, Игорь. Зажмем ее упорами к днищу и будем заливать бетон.
–Палыч! Отпусти смену, измотались ребята. Ночники подъедут, подсобят,– закашлялся Слава.
– Да как пустить? – помолчав, ответил Палыч. – Залатаем, и пущай отдыхают денек-другой.
–Да, не даешь ты пощады своим пацанам, – поморщился драгер. – Пошли, что ли, авось подгадаем.
Утром, сняв резиновый костюм и обмороженными пальцами вытирая грязь с лица, я почти не чувствовал усталости. И вдруг свалился на пол без сознания.. Очнулся от запаха разогретого на сковороде мяса.
– Как чувствуешь себя? – спросил, отходя от плиты, Палыч. – Давай, рубани тушенки да хватани чаю. На раз полегчает. Всплыли! Пацаны хвосты подбирают.
Через три дня запустили котел. Бригада грузила в контейнера-тонники уголь и переправляла его в загрузочный бункер. Нужно было прогреть двенадцать кубов воды.
– Игореха, давай, поднажми! Попримерзло все к чертям собачьим,- подошел ко мне Палыч. В ночь выходим на забой, край утром. У тебя трое будут шпарить, скучать не придется.
Я снял фуфайку, подпоясал спину материным шерстяным платком, надел верхонки и принялся за работу. Через час, нагнав необходимое давление, мызапустили три брансбоя (Держать давление, когда идет такой расход пара и воды, было нелегко, и приходилось махать лопатой, выгребая отработанный уголь и раскалывать кувалдой крупные куски. Времени на отдых почти не оставалось. Литровую банку с супом я разогревал тут же, на распределительной колонке паровых систем, и обедал, не отходя от рабочего места.Интересно наблюдать, как работает человек с брансбоем: резиновая куртка в крапинах льда, усы в инее, а рядом мощно бьет, разбивая комья грязи и льда, струя кипятка. Драга окутана туманом, видны лишь ее очертания, да слышен монотонный скрип черпачной цепи.
К рассвету запустили центробежные насосы всех отопительных систем, встали на зашаг.
Зашумели приводы рабочих узлов.
Я закурил, открыл боковую дверь драгерки и вышел на балкон. Холодный ветер пронизывал насквозь, напоминая, что короткие зимние дни совсем близко. Вглядываясь в горизонт, я не сразу заметил, что на мачте развевается потрепанный временем Российский флаг. Воспаленными руками закрыл лицо и понял, что здесь, в сердце тайги мне придется еще многое пережить
.
Наша драга заканчивала промывочный сезон в декабре, когда стояли морозы под сорок. Мы успели пройти болота и остановились среди льдов на более-менее твердой почве. Дым котла одиноко поднимался над таежным буреломом. Тепло одетые дражники махали ломами, разбивая на палубе грязный; вперемешку с камнями, лед. Драгер смены ломал рамой шугу. Большие тяжелые глыбы хрустели, сдаваясь под натиском мощной рамы.На поверхности оставался рыжий ил.
Женщины-съемщицы проводили последнюю в этом сезоне съемку. Горячей воды не было, и нечего было и думать о близком обеде и благодатном тепле сушилки. Решетки и стопора приходилось отбивать монтажками,. Все это происходило по разгильдяйству руководства, но чтобы не терять светового дня, мы решили не простаивать, а работать без подогрева.Подошел Палыч, примостил у меня на распределителе мокрые верхонки, выдохнул:
– С обеда все нормально. Цепь вытащим. Не могут пока бульдозер завести. Чурок накидали – пущай греют. Как думаешь, заведут?
– Да заведут, никуда не денутся, – ответил я.
– Ладно, время еще есть, обождем. Шланги как? Совсем прохудились?
– Да уж! – усмехнулся я. – Да ты сам посмотри: все в скрутках, сифонят, как пылесос; того и гляди рванут. Не дай Бог, кого ошпарят.
– Ладно, не пыли, – рассмеялся Палыч. – Мужики здоровые, голыми руками пальцы с цепи вытащат. Угля хватит?
– Тонны четыре сжег сегодня. В ночь ребятам точно не хватит.
– Ну, давай крепись, будем думать, – и Палыч ушел, не забыв прихватить влажные еще верхонки.
К вечеру спина и руки горели огнем; топливо было на исходе. Мне пришлось скидывать давление и оставлять котел в режиме подогрева.
Бригада пила чай, когда из-за сопки показался свет фар идущего за сменой "Урала".
Ребята оживились.
В этот вечер водитель гнал так, что рюкзаки и шапки приходилось крепко держать, но мне это нравилось. Мы шли домой.
Нам разрешили отдохнуть неделю перед ремонтом драги. За это время сторож успел наколоть кубов двадцать дров и привести в божеский вид рабочий балок. Подшаманил печь-буржуйку, утеплил ватным одеялом входные двери и вырубил прорубь во льду на соседней речушке.
Жилой поселок, состоящий из несколько домиков-балков, находился в полукилометре от места работы.
Часто валил густой снег, и вечерами, по дороге с работы, нам приходилось на ощупь отыскивать утреннюю тропинку, временами по пояс проваливаясь в снег.Невдалеке показался зажатый снегами балок-столовая. Мерцающий в окошке огонек навевал приятные мысли об ужине. В столовой все дежурили по очереди. Мы ели рис, гречку и перловку с тушенкой. Реже бывала картошка с килькой в томатном соусе.
После ужина мы уходили к жилым балкам. Все занимались своими делами: кто-то читал на сон грядущий, кто-то вязал рыболовные сети, выделывал шкурку соболя и горностая.
Начальник драги ругался по рации насчет поставки комплектующих. Я не любил эту суету, и, подкинув в баньку дровишек и взяв пихтовые веники, уходил в парную. А потом, распаренный, долго нырял в снег. Однажды вечером я вырубил себе прорубь совсем рядом с баней. Разгоряченный после бани, поторопился нырнуть в нее, и изрезал бок о кромку льда. Течение было быстрым, и мне едва удалось выбраться.Я не отказался от купаний, но стал пользоваться страховкой. Мужики не одобряли меня, но и не осуждали. Зато я только посмеивался над ними, когда они, в отличие от меня, простужались и киллограммами если лук и чеснок.Но это был отдых, а работа шла своей чередой. Мне при ремонте отводилась роль сварщика, и поэтому, напялив поверх ватника брезентовый костюм, я часами занимался наплавочными работами.
– Ну что, сынок, подустал немного? – спросил Михалыч, единственный, кого я здесь уважал и ценил.
– Да, есть немного, – ответил я. День сегодня какой-то трудный. Пачку сжег всего, и настроения нет работать дальше.
– Да брось, не беда. Пойдем-ка, угощу отличной наливочкой, сам ставил.
–А!– я махнул рукой. Чем черт не шутит, пока Бог спит.
Через час с небольшим мы, согревшись у печки, уже горланили песни под гармонь и не слишком обрадовались, когда открылась дверь рабочего балка и перед нашими затуманенными взорами предстал Алексей Палыч.
– Ну что, господа хорошие, празднуем? – наливая в кружку чай, поинтересовался он.
–Что душой кривить? Все видишь, Палыч, - сказал я.
–Раз так, то наливай, – оставив в сторону кружку, пробасил он. К новому году, коптя полузамерзшей соляркой, которую не спасала воткнутая в бак лампа нагрева и крытый тент, в поселок пришел "Урал", груженый запчастями и провизией. Водитель около трех суток пробирался за трактором и, доехав, просто вывалился из кабины. Водитель и тракторист прорезали почти на ощупь то, что когда-то было дорогой, не отдыхая и не имея никакой поддержки и связи с родными. Они могли встать где-нибудь в тайге, в десятках километров от жилья. Они ехали к нам, а вокруг были лишь непроходимые снега и непроглядный туман.
Мы были счастливы.Когда вдали мелькнул свет фар, мы даже не поверили, но потом стало ясно, что дражный флот своих не бросает.
Припасы у нас неделю как закончились. Мы съели несколько собак и вместо чая заваривали пихтуили сосновую кору. Наверное, сейчас, это звучит дико, но тогда было в порядке вещей.
– Ух, ты, – удивился я, всматриваясь в ночное небо. Там мерцали огненно-серебристые разводы.
– Это северное сияние, – сказал тихо подошедший Михалыч. – В нашей тайге я такое только в детстве видел. Говорят, за Полярным кругом таким местных жителей не удивишь.
От этих слов я очнулся и заметил:
– Ты прав. Около двух лет жил, за полярным, еще в детстве, но там все было по-другому. Что, не спится?
Он поежился, поправил шапку и ответил:
– Да как сказать, Игорь. Неспокойно мне, да и годы, видать, дают о себе знать. Стал уставать, и сон уже не так радует.
Я промолчал в ответ: слова были не нужны. Я просто смотрел в небо, на удивительно красивые рисунки, похожие на предрассветный прибой. Они таяли, растворялись, уходили с мартовским северо-западным ветром.
С весной уходили многие рабочие проблемы.В стужу трудно производить выморозку понтонов.
Основание драги состоит из несущего полотна, понтона. Понтон поделен на несколько глухих отсеков, что в случае пробоины уменьшает риск затопления.
По итогам прошедшего сезона у нас в ремонте было пять отсеков, в том числе и центральный. За зиму скопившаяся там вода выровнялась "под горло" палубы и сравнялась с уровнем разрезаОбразовалась ледяная корка. И вся трудность выморозки состояла в том, чтобы уменьшить слой льда и дать промерзнуть следующему участку. Надо было брать удлиненное сверло и просверливать весь участок, а потом, если не забьет фонтаном вода, снимать старой доброй киркой два-три сантиметра льда.Так, понемногу, день за днем мы вгрызались в лед, оставляя на поверхности блекло-синюю ледяную мозаику.Но если случалось сделать одно неверное движение киркой, светлый лед мгновенно темнел, и через несколько секунд мощный фонтан воды сводил на нет все труды.
К марту были выморожены четыре отсека, и горы льда мерцали под первыми лучами весеннего солнца. На местах пробоин виднелись листы заплат.
За обедом начдраги был немного рассеян и хмур – в последнее время мы такого за ним не замечали. Наконец он не выдержал и выдавил:
– Ну что, пацаны, завтра подойдет уголь, пока дороги конкретно не расквасило. Запускаем котел и начинаем в две смены резать лед. В апреле должны дать первые килограммы. Такие дела.
– Гладко было на бумаге, да забыли про овраги, бля! Вечно сидят там в кабинетах, хоть бы один подъехал за зиму, а? – разбушевался бригадир Анатолий Семеныч.
– Понимаю, Толя. Но что прикажешь: отказную кинуть и отправиться по домам? У тебя пятеро, чем кормить будешь?
– А ты не лезь,- огрызнулся бригадир.
– Метлу - то попридержи, а то расшлепался – не остановишь, – включился в диалог Михалыч. – Давно ли, сука, протрезвел, чтоб эту блевотину месить? Бугром ходишь, брюхо наел, а толк где? Верно Палыч говорит, главное по делу.
–Ты чо? – насупился Семеныч.
– А ничего, сам должен понимать, что к чему. Или, может, в лоб засветить?
– Так, все, стоп, остыли все, – поднялся Палыч. – Сегодня отдыхать, набираться сил. Завтра запускаем котел и начинаем резать лед.
Все немного успокоились., Слышно было, как на печке- буржуйке зашумел чайник, словно приглашающий продолжить чаепитие.
Ночью пришли три "Урала" с углем.
Сутра бульдозерист Павел, отличный специалист и просто лихой мужик, отвинчивал кабину ДЗ-130 для предстоящей чистки снега в разрезе. Работа была трудной и опасной. Сколько было случаев, когда водители слишком поздно понимали, что земля уходит из-под ног, и доли секунды стоили им жизни.
– Ну, все нормально, меньше метра нигде нет, – плюхнулся на землю рядом с нами Михалыч, тяжело отбросив в сторону ненавистный коловорот.
– Начальник, я готов, – сказал Пашаи скинул фуфайку и валенки, оставшись в теплом свитере и тапках.
– Эх, Паша, давай без героизма: только трактор наладили.
Паша водрузил на нос солнцезащитные очки, поднял рычаг газа до упора и лихо стартанул, вонзив отвал в многотонный, спрессованный снег. Обошлось без происшествий.. Горделиво осмотрев свои владения, Павел размашисто зашагал к командному пункту, не иначе, как сообщить, что работа окончена. Но споткнулся и упал, стукнувшись лицом о лестницу и разбив при этом свои "Рембо-очки". Тут еще Палыч, услышав шум, открыл дверь и опять сбил тракториста с ног.
Котел на давлении, новые резиновые шланги тонкими нитями протянуты от котла по обе стороны драги. Парорезки подцеплены и готовы к работе. Парорезка – это толстая труба с отверстиями, через которые выходит пар.. Дело не хитрое: ставишь на лед и режешь его паром на прямоугольники. Работать холодно, но обмотаешь ноги горячим шлангом, и порядок. Самое интересное – это завершающий этюд, когда трое или четверо рабочих, вооружившись баграми, балансируют на сердито раскачивающихся льдинах, заталкивая их в скрепку-ловушку, чем-то напоминающую крысоловку. Бульдозер вывозит ловушку на берег и льдины, устало, друг за другом соскальзывают на землю. Потом, когда остается несколько одиноко плавающих айсбергов, нужно быть начеку. Одно неверное движение, и льдина переворачивается,а человек, нелепо взмахнув руками, летит в ледяную воду.
– Ну что, последняя? – вздохнул я.
– Я слетаю, – махнул рукой напарник и, легко оттолкнувшись багром от борта драги, поплыл к льдине. Уверенно работая багром, он потянул ее к ловушке, но вдруг исчез. Мы бросились на выручку. Вытащив Андрея при помощи багра и крепкого мата, мы проводили его до сушилки, не забыв залить в него полстакана чистого спирта. Через некоторое время он уже весело горланил песни и отплясывал чечетку
Позже, глядя с драги на ледяные россыпи, я думал: до чего же это красиво. На мачте горделиво развевается российский флаг, обозначая начало нового сезона. Шампанское, бутылка которого разбита о раму, принесет нам удачу. С апрельским солнцем уходит грусть. Скоро лето.