Итак, я прибыл на стройку – мечту. Меня ждут подвиги и трудности суровой жизни в дальнем краю, на берегу моря. Здесь я наконец то окунусь с головой в романтику, здесь я буду строить новый мир, новую, светлую жизнь, как герои прочитанных еще в школе книг. Так или примерно так я мечтал о будущей жизни и работе на Всесоюзной ударной, да еще и комсомольской стройке. Реальная обстановка внесла в эти мечты, мягко говоря, некоторые коррективы.
По приезду на место я был определен в бригаду плотников. Мы работали на самой обычной стройке в городе. Строили жилье для рабочих судоремонтного завода. Само по себе дело конечно благородное. Но с таким же успехом я мог работать и в своем родном Зеленодольске. Но так уж судьба распорядилась, довелось мне делать это в далеком краю. Статус комсомольской стройки здесь остался с прежних лет, когда еще строился здешний завод. Это был не рядовой завод, а очень важный стратегический объект. Он предназначался для ремонта атомных подводных лодок и был, как принято сейчас говорить, градообразующим предприятием. Это обстоятельство было очень большим секретом, правда похожим больше на секрет полишинеля, хорошо известный всем жителям города. Но такова уж была система в нашей стране, представители КГБ готовы были засекретить даже общественные туалеты от вражеских шпионов. В.И.Ленин обещал ведь при коммунизме строить их из золота. Около этой советской секретности кормилось множество народу и они так просто свой кусок хлеба с маслом не собирались отдавать. Завод назывался «Звезда» и располагался на берегу большой и красивой бухты, нормально работал и выполнял свои военно - производственные функции. Ни о какой комсомольской стройке не было и речи. Весь комсомольский пафос и комсомольский антураж в итоге сводился к самой банальной вербовке на низко квалифицированную работу.
Местных жителей в городе было мало, основную массу составляли приезжие из самых разных мест Союза. В основном это были молодые люди, либо по какой то причине сорвавшиеся со своих родных мест, либо оставшиеся здесь после службы в армии. Похоже, здесь собрались представители всех национальностей. В городе очень много общежитий. Там где я поселился они составляли целый микрорайон. С виду это обычные кирпичные пятиэтажки, только без балконов. Внутри этих зданий на каждом этаже во всю длину здания коридор, в который выходили двери жилых комнат. В концах коридора с обеих сторон по туалету и по одной душевой комнате. Здесь жили «передовые комсомольцы», а точнее люди, которых забросила сюда судьба. Не могу говорить о всех комсомольских стройках, но злые языки говорили, что все это большая фикция. Комсомольское участие сводилось лишь к показухе, в целях пропаганды преимуществ нашего строя. На самом деле, основную роль и грязную работу выполняли «зеки» и обычные рабочие, привезенные на стройку по оргнабору. Вот и здесь, никто не собирался принимать меня, как комсомольского энтузиаста, приехавшего за трудовыми подвигами и комсомольской романтикой. Мне объяснили, что в течении года я не имею права уволится, потому что получил деньги на проезд и подъемные. Поэтому, дружок, иди работай и не возникай.
А я и не роптал, попытался прижиться на новом месте, настроился на нормальную работу. Записался в библиотеку, ходил заниматься в спортивный зал. Вечерами, писал письма своим близким, в первую очередь, конечно, на Западную Украину, оставшейся там Лиде. Регулярно мы переписывались с моим другом Костей. Он служил в ГДР, службой был доволен. Я уже говорил, что он дружил со спортом, в частности хорошо играл в футбол, а в армии это ему пригодилось. Почти всю службу он провел на тренировках и играх за свою воинскую часть, что, безусловно, скрашивало армейские будни. Письма, отправляемые авиапочтой, являлись тогда самым быстрым и надежным средством связи. Правда по современным меркам сроки доставки писем адресату могут вызвать лишь улыбку. Например, письмо от Кости из Германии до Дальнего Востока летело не менее шестнадцати дней. Конечно, я с нетерпением всегда ждал писем, это была основная радость. Но переписка по почте требовала определенных усилий: нужно написать письмо, нужно купить конверт и запечатать в него письмо, да еще пойти и опустить его в почтовый синий ящик. Не у всех хватало на эти действия терпения, а может и другие причины, становились на пути почтового обмена. Так или иначе, переписка зачастую угасала, даже между близкими людьми. Так случилось и у нас с Лидой. Переписка, такая активная в первое время разлуки, незаметно стала утихать, а затем прекратилась полностью.
А край, в который забросила меня судьба, был прекрасен. До сих пор сожалею, что не удалось поподробнее ознакомится с окружающими наш городишко местами. Наша бухта, на берегах которой и по имени которой, назван город, была красива, даже очень. Но я ни разу не ступил ногой на морской берег этой бухты. О природе края, в который я попал, можно говорить бесконечно, это просто удивительная земля. Своеобразным символом Дальневосточья можно назвать сопки, расположенные повсюду, к сожалению я так и не удосужился, не поднимался ни на одну из них. Особенно поразили меня сосны, растущие на побережье, своими плоскими ветвями они говорили без слов, что противостоят морским ветрам и защищают берег от разрушения. Интуитивно я понимал, что здесь совсем другая природа и природа эта очень богата. Все это говорило мне, как далеко я забрался. Но мне ни разу не довелось попасть в дальневосточную тайгу, чтобы на месте увидеть ее неповторимую красоту. Мы действительно были в этих местах временщиками и никто не собирался уговаривать нас, чтобы мы остались здесь навсегда.
Город жил обычной жизнью, но в отличии от Зеленодольска ни с кем из городских я не был даже знаком, словно таковых и не было в природе. Все мои контакты замыкались на общении с ребятами, живущими в моей комнате. Не знал даже живущих по соседству, единого коллектива не существовало. В бригаде со мной вместе работали взрослые мужчины из местных. Они были обременены семьями и текущими проблемами, я был для них чужой. В общежитиях жили молодые работяги со стройки, не имевшие в здешних местах ни кого из близких и родных. Они полностью были предоставлены сами себе. Впервые я столкнулся с таким циничным отношением к жизни, как отсутствие всякого интереса к окружающей действительности. Может этим и можно объяснить, то пьянство в общежитии, которое процветало здесь. Пьянство это было ужасным, можно сказать, всепоглощающим. Причем, этот процесс имел, как бы организованный характер, а именно: жильцы более или менее нормально работали до дня получки или аванса. Так как все работали на стройке, деньги получали все почти одновременно, вернее в один день. И вот он наступал этот долгожданный день. Впервые этот день, во всей его красе я увидел через неделю после приезда. С работы, в тот день, я пришел уже затемно, на дворе ведь осень, темнеет рано. Поначалу даже не понял куда попал. Поднявшись на свой этаж, оказался в полной темноте, в коридоре не горело ни одной лампочки. Двери в комнаты распахнуты настежь и отовсюду пьяные крики, мат и ругань. Пол в коридоре облеван и загажен, ужас. Всю ночь длилось «веселье», утихомирились только под утро. Конечно, на работе, на следующий день появились далеко не все, похмелье, постепенно утихая, длилось еще два – три дня. Затем все успокоилось до получки.
Самое интересное, что на трезвую руку, эти молодые ребята были неплохими работниками. Они хотели получше устроить свою жизнь, прекрасно понимая, что находятся здесь, в этом дивном краю временно и мечтали вернутся к себе домой. И не просто вернутся, а возвратится на, как здесь говорили, Запад не пьяницей, забулдыгой, а приехать в родные края «на коне», богатым и «в шоколаде». Прошу только не путать представление о богатстве, по советски, с нынешним. Оно кардинально отличалось, ведь тогда даже слова такого не было: олигарх. Мечтали просто о наличии карманных денег, на которые дома можно было погулять с друзьями, привезти подарки родным и близким. Я не помню, чтобы кто то собирался накопить на приобретение автомобиля, правда встречались мечтавшие купить кооперативную квартиру, но это буквально единичные случаи. Главное все таки: приодеться и погулять, пошиковать. Но даже это ущербное, по нынешним временам богатство, было недостижимым на ударной стройке. Наши заработки ничем не отличались от заработков в родных местах. Перспективы здесь были нулевые.
В дни трезвости, основной темой в разговорах были деньги. Все мечтали о больших заработках. Способ заработать хорошие деньги был один: нужно устроиться матросом на рыболовный сейнер. О заработках рыбаков ходили легенды. Но большинство молодежи в общежитии были, как и я, завербованы комсомолом и стройорганизация не выдавала на руки трудовые книжки, а без нее устроиться на новую работу было невозможно. Мы были заложниками стройтреста. Я тоже стал участвовать в этих разговорах и в скором времени узнал, что устроится в рыболовецкий флот можно, мне даже дали несколько адресов. Теперь осталась одна задача, вызволить трудовую. Не помню, но каким то образом я узнал, что можно найти выход. Оказывается, как и все гениальное это просто. Нужно запросить на прежнем месте работы дубликат трудовой книжки и обрести, тем самым, свободу. Сказано-сделано. Я ведь почти четыре года проработал на Поволжском фанерно-мебельном комбинате. Пишу в Зеленодольск, на родную Дуню письмо с просьбой выслать мне дубликат, якобы в связи с утерей. Через месяц получаю на руки новенькую трудовую книжку с соответствующими записями о прежнем месте работы. Правда пропала ялтинская запись, но это пустяки, главное, я свободен. Ну а пока ждал документа, добрые люди подсказали, что недалеко отсюда находится остров Путятин, на котором имеется рыбокомбинат, а при нем рыболовецкий флот. Я не стал испытывать судьбу и искать работу где то подальше, взял отгул и поехал на остров. К моему удивлению, меня сразу приняли матросом на рыболовецкий сейнер.
Сбылась моя мечта: я моряк и буду работать на настоящем морском судне, ловить рыбу и зарабатывать большие деньги. Наступило время настоящей взрослой жизни, теперь уж юность закончилась бесповоротно. Вернувшись в Большекаменск, собрал в общежитии нехитрые свои пожитки, я радостно простился с ударной и комсомольской стройкой и отправился к новым, морским рубежам.