В пятницу ту вернулся поздно, несмотря, что вроде на работе день короткий и все такое, уставший, поэтому лег сразу спать. Утром, значит, в полшестого звонок на всю квартиру. Вообще, мне казалось, я вырубил телефон из сети - я всегда так делаю, чтобы не было утром таких вот сюрпризов и бодрых голосов на том конце провода. Наверное, забыл - неудивительно, думаю.
В общем, звонят, притом звонят, знаешь, так, упорно, долго - явно ждут, что подойдут. Сна у меня уже ни в одном глазу, подхожу, беру трубку. Алло, говорю.
Михаил Захарович? - спрашивает в трубке мужской голос. Да, это я, отвечаю ему. Доброго времени суток, Михаил Захарович, говорит. Интересуется, могу ли я, значит, разговаривать сейчас. Ну, вообще, конечно, никто в такое время в выходной не звонит и вообще это безобразие, конечно, говорю, но раз уж вы меня уже подняли и разбудили, говорю, я вас слушаю. Спрашивает: «вы проживаете…» (называет мой адрес). Да, все так, отвечаю ему.
Пауза, шелест бумаг в трубке. Потом:
- Что же, тогда не буду вас надолго отвлекать – перейду сразу к делу. Голос спокойный, деловой. Я ваш агент из Ада, как вы, люди, это называете, говорит он. Если хотите, добавляет, своеобразный гид в Преисподнюю. В его компетенцию, говорит, в основном входят представительские и организаторские функции, видеться с ним в ближайшее время будем довольно часто, говорит, поэтому и звонит мне, чтобы, так сказать, познакомиться и ответить на какие-то вопросы, если те возникнут. Я, значит, молчу. Он продолжает, говорит, что вот с именем всегда возникают сложности. Точнее с его произношением. Поэтому, если хотите, можете называть меня просто Агентом, говорит. Он не обидится. Догадываюсь, что сволочь какая-нибудь придуривается по телефону. Идите к черту, говорю. И продолжаю смеяться в трубку уже сам с собой. Замечаю, что тот молчит. Спрашиваю, какие тарифы в Аду, и буду ли я теперь платить за этот звонок, и снова смеюсь. Он дожидается, когда я успокоюсь, потом картинно смеется (ха-ха-ха), тон резко так меняется, и он мне словно сквозь зубы негромко говорит:
- Михаил Захарович… Пожалуйста. Давайте серьезно. Говорит, вы не думайте, что вы тут одни и что кто-то будет на вас тратить лишнее время. Вас, говорит, полно и всех обзвонить, знаете ли, непростое занятие, и если он будет тратить на каждого человека лишнюю минуту на шутки и развлечения – не успеет ровным счетом ничего. Сами же работаете, говорит, и прекрасно знаете, что такое трудовой график, поэтому, говорит, проявите немного терпения и внимания, и мы скоро друг друга отпустим. В конце концов, это надо не ему, а мне. Я оробел немного. Хорошо, говорю, я понял.
- В общем.., - продолжает он, шелестит бумагами, потом заводится и начинает возмущаться.
- Нет, ну это надо же! Весь настрой сбили! Звонишь, говорит, пытаешься как-то наладить контакт, индивидуальный подход и все остальное.. Ждешь к себе серьезного отношения, чтобы все по порядку объяснить и т.д… Пауза.
-Так, ладно, я уже выбиваюсь из графика. Из-за вас, между прочим, говорит. В общем, говорит, с вами еще свяжутся, готовьтесь, Михаил Захарович. К чему готовиться-то, спрашиваю. Сказал же уже: свяжутся и все вам объяснят. Всего доброго. Кладет трубку. Вот такой вот разговор.
У меня, конечно, состояние смешанное. Понимаю, что разговор как-то в голове не укладывается, кажется какой-то глупой галлюцинацией, и в то же время, понимаю, что голос на том конце провода звучал более чем серьезно и, что еще важнее, более чем реально. А потом я просто положил телефон на базу. И увидел телефонный провод. Который на полу валялся рядом с базой. Выдернутый.
Сначала думал, что сошел с ума. Потом восстановил в памяти в общих чертах последнюю неделю, день пятницы, вечер, как я вернулся и лег спать. Вроде в порядке – немного успокоился. Потом стал всю вину валить на переутомление, включил телевизор, пошел завтракать.
Так, прошла почти неделя. Потихоньку жизнь стала возвращаться в привычное русло, я старался не думать об этом звонке. Даже, знаешь, в какой-то момент вовсе про него забыл. Ненадолго, впрочем.
Снова пятница - снова возвращаюсь домой. Проверяю почтовый ящик – там письмо. На вид самое обычное, только вот, оказалось, «в один конец»: адресат есть, а отправителя нету. Странно, подумал я, такие письма вроде как на почте не принимают.
Дома письмо положил на стол, сам пошел на кухню (голодный как собака пришел). Открыл пиво. Заметил письмо на столе. В письме аккуратно сложенная бумага, приятная на ощупь, вся в выгравированных узорах. Дорогая. Разворачиваю. Из бумаги выпадает маленькая карточка. На ней большими золотыми буквами написано: «Данте & Беатриче». И ниже: «Ваши души – в надежных руках». Вот тебе раз, думаю я.
Смотрю снова на бумагу, наверху заголовок: «Завещание». А внизу красуется водяной знак «Д&Б». «С вами еще свяжутся». Сразу, значит, вспоминается телефонный разговор, чувствую, как выступает холодный пот, пол уходит из-под ног.… Раздается звонок.
Я вскакиваю, несусь к телефону, дрожащими руками беру трубку, кричу, что все это значит, что вы от меня хотите, что это за бумага такая.
В телефоне молчание, а потом:
-…Алло, Миш, это ты?
- С кем я разговариваю?
- Алло, Миш, это же я - Семен. Ты чего кричишь? Что случилось?
Друг мой звонил. Я вздохнул с облегчением. Но рассказать ему все у меня смелости не хватило. Не знаю, почему. Вместо этого я спросил, как у него дела, и он стал мне рассказывать. К счастью, ему было что рассказать. Он, кстати, вообще был любитель потрепаться по телефону в свободное время. Не меньше, чем жена его, а то и больше. Поэтому у них и было два телефона с разными номерами на двоих. Сидят на выходных в разных комнатах и болтают, можешь представить?
Короче, он мне что-то увлеченно рассказывал, я его, конечно, не слушал, потому что в этот момент продолжал изучать загадочное письмо. Что-то в глубине подсказывало мне, что это никакая не ошибка, что здесь преследуются совершенно определенные цели, что я точно знаю, от кого это, хоть и трудно было в это поверить.
В какой-то момент (а прошло где-то часа два), рассказ моего друга подошел к концу, либо тот уловил, что я не особенно внимательно слушаю его, и мы попрощались. Но едва я нажал кнопку на телефоне, как тот снова зазвонил у меня в руках. Я аж вздрогнул от неожиданности.
На том конце воскликнул очень приятный женский голос:
- Ну, наконец-то!
Простите, говорю я.
- До вас просто было невозможно дозвониться! Два часа телефон был занят, - возмущался голос. - Я бы могла вас прервать, но все еще действует правило последнего звонка, а правила есть правила. Но, знаете ли, раньше надо было беспокоиться о дружеских отношениях. Поезд ушел, Михаил Захарович.
Вот тогда уже сомнений не осталось. Звонят оттуда.
- Итак, Михаил Захарович, сейчас у меня ваше дело – ознакомиться с ним в полном объеме лично вы право имеете, но чуть позже. Не беспокойтесь, возможность такую вам в обязательном порядке предоставят, а потом в очном порядке разберут все подробности - сказал голос. Сейчас же для вас только самая главная информация, договорились?
Я слушаю ее и пытаюсь все еще сообразить, что происходит. Она говорит, у нее есть две новости: хорошая и плохая. Хорошая: все окончательно решится уже в понедельник. Плохая: есть вероятность, что я попадете не на Второй круг, как рассчитывалось, говорит, а на Восьмой – все зависит от конечного вердикта. Сейчас, говорит, порядок немного ужесточился, а связано это с тем, что человечество немного «разгулялось», поэтому, каков точно будет конечный результат, сказать она мне не может, но должна напомнить, что будут смотреть на все. В моем личном деле есть все детали, и тут каждая может сыграть как в пользу, так и против меня.
- В любом случае, в понедельник вас ждем.
Я, конечно, не понимаю ни слова из того, что она говорит. Дожидаюсь, пока она остановится, спрашиваю, что должно решиться в понедельник, о каких кругах она говорит и что еще за мое личное дело. Ну, как.., говорит она, на суде будут рассматривать мое личное дело, и уполномоченные на то лица будут определять, куда по итогам прожитой мною жизни отправить мою, значит, душу - в Ад или в Рай. Я, говорит, несколько огрубляю - надеюсь, вы понимаете? И так как Рай мне уже точно не светит, говорит, конкретно в моем случае уже будут определять: если в Ад, то куда именно? Другими словами, к какому кругу меня приписать. У них жесткая система распределения грешных душ в отличие от Рая, продолжает она, так что, знаете, говорит, им тоже есть чем гордиться. Но она согласна, что им там, в Раю, подобная система не так сильно нужна.
- Значит, Бог все-таки существует?
Более того, говорит, и Дьявол тоже.
Я, значит, медленно перевариваю происходящее, потом постепенно начинает выстраиваться целая картинка. Я уже все меньше сомневаюсь в том, что это не происходит у меня во сне, и говорю ей:
- Допустим, все это так. Тогда объясните, пожалуйста, что это за круги такие?
Вы Данте читали, спрашивает. Вопрос в лоб. «Снова этот Данте», думаю я. Уже злит даже. А она, словно прочитав мои мысли, отвечает таким сухим тоном, словно рассказывает мне заученный параграф из учебника:
- Я поняла. Весь Ад, говорит, делится на девять кругов, каждый из которых специализируется на каком-нибудь грехе. Вот они и распределяют. Так, Второй круг соответствует прелюбодеянию, а Восьмой – различного рода предательствам. Им это часто приходится рассказывать: жизненная безграмотность - тут уж ничего не поделаешь. И ведь довольно часто, по несколько раз, потому что обычно людям трудно сосредоточиться в такие моменты, и вся информация пролетает мимо ушей.
«Прелюбодеяние, значит». Сюрприз. Можешь представить, как я был удивлен. Но, а кто мог тогда знать? Это я уже только потом понял: у них не бывает исключений. Они ведь всегда заранее присматриваются, всегда следят за тобой. Все видят и слышат. И все записывают. И никогда ничего не теряют – все надежно храниться в твоей личной папочке. Огромный архив человеческих душ. А потом наступает момент, когда тебе дают подержать эту самую папочку в собственных руках. Ощущения словно держишь в руках себя, свою жизнь. И, знаешь, когда все лежит перед твоими глазами, даже мысли не появляется отрицать из этого хотя бы каплю.
Совесть? Вполне может быть.
Тут она напоминает про завещание. В письме, говорит, есть форма для завещания. Его надо составить и просто сложить вместе с карточкой в тот же конверт, в котором я их получил, и конверт кинуть обратно к себе в почтовый ящик. С завещанием, уверяет, ничего не случится, оно обязательно попадет к ним. За юридическую сторону вопроса я также могу не беспокоиться, их юристы все уладят: все будет сделано так, как я напишу.
Слишком много событий за последнее время. Ноги подкашиваются, я падаю на диван. Через несколько секунд спрашиваю, кто все-таки такой этот Данте.
- Итальянский поэт. Известен всему вашему миру, как автор «Божественной комедии». Именно в ней, кстати, он и описал устройство Ада.
- Понятно… А откуда он про его устройство узнал?
- …Работал с нами.
- Работал с вами?
- Да не удивляйтесь вы, Михаил Захарович…. Кто с нами только не работал!..
- И сейчас работает?
- А вы как думаете, Михаил Захарович? У нас здесь, знаете ли, праздность не в почете, отдыхать некогда…
- Да уж, я вижу…
Она прощается. На автомате губы произносят «до свидания» На том конце кладут трубку. Я от бессилия закидываю голову назад и смотрю куда-то в потолок.
Все по высшему разряду. Максимум внимания к твоей персоне на этом свете, бесконечно – на том. Даже если вышло так, что вся твоя жизнь складывалась из сплошной неуверенности, страха перед неизвестностью и мучительного отсутствия какой-либо стабильности, то хотя бы за конец ты мог не волноваться. Ведь твой переход в мир иной – полностью их забота.
А в этот момент для тебя открывается вид на красивейшую перспективу твоего душевного самоанализа. Копайся в себе, сколько душа пожелает. Никогда не поздно этим заняться.
И именно в этот момент ты понимаешь: что сделано, то сделано. Весь жизненный багаж твоих собственных рук – твой личный крест – несешь ты сам. Все на твоей совести. Именно тогда уже, а не на Страшном суде, слышится бушующее море волнения, наполняющее тебя изнутри.
Главное – не сопротивляться.
После телефонного разговора впадаю в беспамятство. Последний сон у себя дома: на диване, на кровати, на полу, на столе, в коридоре, на лестничной площадке – где угодно, запоминается потом навсегда.
И снова звонок. Только уже в дверь. Такой же настойчивый, как и телефонный.
Я открываю глаза: раннее утро. Окидываю взглядом квартиру: ничего из того, что мне хотелось, не изменилось. Конверт, бумага для завещания и карточка остались на столе. Разрядившаяся телефонная трубка рядом со мной на диване.
Снова звонят. Я медленно пытаюсь встать с дивана.
«Ну, кто еще? поубиваю сейчас…» - мелькнуло в голове, и вдруг слышу строгий голос за дверью:
- А вот убивать никого не надо, Михаил Захарович! Только хуже сделаете! От мысли до дела недалеко. – Начинают стучать в дверь. – Открывайте уже!
Шатаясь из стороны в сторону, направляю свои ноги к двери, попутно цепляясь руками за края мебели и стены в поисках опорных точек. Упираюсь в дверь, гляжу в глазок: двое рослых мужчин в темных костюмах, слева один угрюмый, справа - глядит на меня и улыбается до ушей.
Это мы, весело восклицает второй, словно пришел в гости на праздник, и машет рукой в глазок. Я открываю дверь. Доброе утро, Михаил Захарович, любезным тоном говорит тот, что справа, и протягивает руку. Вот он – я, ваш Агент, говорит. Приятно, наконец, познакомиться, говорит. Я продолжаю смотреть на них обоих. Мой верный помощник, показывает он на того, что слева. А, значит, в ближайшее время - и ваш тоже, говорит. Помощник окидывает меня угрюмым взглядом, от которого становится не по себе, затем квартиру, словно что-то запоминая. Он это… тоже…? – спрашиваю. Бес? Черт? Демон?? – оживился Агент. Ну, да. А что, не похож? Он рассмеялся. Думали, говорит, придем так - в своем «повседневном наряде»? Настоящие и страшные? Да вы сами сейчас выглядите не лучше!
Я гляжу в зеркало и только тогда замечаю, в каком виде открыл им дверь в квартиру. Посередине прихожей напротив открытой двери в полном одиночестве стоит бледный труп, с взъерошенными волосами на голове, в старой рваной майке, в трусах и босиком. Изможденное и, кажется, похудевшее лицо, синие круги под глазами и потерянный взгляд придают еще больший ужас всему моему облику.
Агент, думая, что мое смущение вызвано главным образом не моим нарядом, а зловещим выражением лица помощника, говорит мне, чтобы я не обращал на него внимания. Трудные будни, плохое настроение – сами понимаете.
Я продолжаю таращиться на себя в зеркало, и понимаю, что моих гостей нет в отражении. Пока перевариваю эту мысль, Агент спрашивает, могут ли они зайти, пока я привожу себя в порядок, и собственно оба, не дожидаясь моего ответа, проходят мимо меня в квартиру. Мне лишь остается закрыть за ними входную дверь. Мы на кухне подождем, вы не против? – говорит Агент. Идут на кухню. Да, будьте как дома. Иду в гостиную, чтобы найти хоть что-нибудь из одежды. Для начала хотя бы штаны. Вдруг на кухне захлопали дверцы шкафов, загремела посуда. Слышу, как открылась дверца холодильника. Приглашения уже никто не спрашивал.
Натягиваю штаны. На кухне грохот закончился, говорят: «а он ничего так, понятливый». Знаешь, да, соглашается Агент, жуя что-то. Тормозной только. Да все они вечно в таком шоке, когда приходишь, отвечает помощник. Пляшешь вокруг них, улыбаешься, любезничаешь – все делаешь, ради дружелюбной атмосферы. А они все равно продолжают стоять столбом в непотребном виде. Этот хоть майку с трусами сообразил одеть – прикрылся. Да уж, отвечает Агент. Ничего, говорит, это называется «издержки профессии». Говорит, он привык. Помощник спрашивает, есть ли там чего еще из еды. Грохот на кухне пошел по второму кругу.
Я стою в гостиной, слушая весь этот разговор. Надо что-то делать, но я не знаю что.
Бежать. Это единственный выход.
И я побежал.
Пулей вылетаю из квартиры и несусь по лестнице вниз. Не успеваю пересечь порог, как на всю лестничную клетку раздается совершенно дикий вопль:
- Ты куда собрался, а?! От кого ты бежишь?!
Выскакиваю из подъезда во двор. На полном ходу перескакиваю ограду. Еще одну. Потом по тротуару. На улице ни души. Забегаю за угол дома, вылетаю на дорогу, и…
Я лишь успеваю обернуться на шум. Большой черный джип с тонированными стеклами. На полной скорости. Через мгновение я валяюсь где-то на асфальте. Не чувствую ни боли, ни холода.
Приближаются шаги. И голос усмехающегося помощника:
- Тоже мне, спринтер…
***
В качестве эпилога.
Михаил Захарович познакомился с Данте. Но Божественную комедию так и не прочитал. Говорит: «Руки никак не дойдут - у нас здесь праздность не в почете, отдыхать некогда…»