Я вылетел из чрева огромного московского универмага, прижимая к груди импортные джинсы - плод четырехчасового мучительного стояния в дымящейся ненавистью потной очереди– и вдруг увидел его...
Был конец октября последних семидесятых годов, близился праздник и мне удалось разжиться недельной командировкой в столицу нашей родины на очередную конференцию. Поездка эта позволяла решить массу подарочных проблем а заодно и расслабиться в кругу единомышенников и, если повезет, единомышленниц.
... Он лежал на черном от грязи газоне, раскинув руки и глядя куда- то вверх широко открытыми глазами. Я невольно тоже задрал голову, но там не было ничего кроме воткнувшегося в серое небо шпиля Московского университета. Рядом с ним стоял с зонтиком в руке молодой милиционер. Моросил мелкий дождь и милиционер то прикрывал зонтиком его лицо, то сам прятался под ним, когда дождь усиливался.
-Чего ты зонтиком ерзаешь, ты его прикрой! –седой мужчина, похожий на военного в отставке, сурово уставился на стража порядка. Страж тоскливо посмотрел на седого, но из-под зонтика не вылез.
-Да ему уже все равно!
Это произнес ушлого вида парень, внимательно рассматривавший валяющийся рядом с умершим раскрытый дипломат.
-А ты чего тут изучаешь?– Седой переключился на парня. Тот посмотрел на отставника, потом на милиционера, хмыкнул и исчез в толпе.
–Слышь, сержант, в отделение сообщил? – седой активно руководил процессом.
-Едут уже!
Женщина, стоящая рядом, покачала головой.
-Молодой какой! И одет хорошо...
-Из начальства, наверное, вишь какой гладкий, - высказалась старушка, похожая на старую белесую моль.
Умерший явно был руководящим работником. Об этом говорило его великолепное пальто, красивый костюм с блестками, белоснежная рубашка и старомодно повязанный галстук, который явно не вписывался в ансамбль. Раскрытый дипломат тоже указывал на высокое положение, поскольку был из кожи и таких размеров, что туда влезла и бутылка шампанского и коробка незнакомых мне и, видимо, очень дорогих конфет. Общую картину завершал букетик из трех красных роз, почти утонувших в жидкой грязи, но светивших оттуда яркими поплавками.
Приближаюшийся визг сирены перекрыл обычный уличный гул и я понял, что пора уходить. Неожиданный трагический спектакль двигался к своему закономерному финалу...
Уже сидя в вагоне метро я вдруг понял, что только что увиденная картина преследует меня и просто провоцирует полет фантазии, избытком которой, по словам моего конкретного брата, я всегда отличался. Кто был этот человек, куда он шел, к чему стремился? Как мне представлялось, ему было где-то около сорока или чуть больше. Большой начальник, но не москвич, а, судя по галстуку, из далекого закрытого города. Ящика, как их называли тогда. Главный инженер какого-нибудь крупного оборонного предприятия, а может и директор... Хотя вряд ли, директоров возили по Москве на служебных машинах, а этот шел один и пешком. Правда был возможен вариант тайной любовницы, о чем говорили три розы, шампанское и конфеты. Да, шел он явно не к жене, поскольку жены могли рассчитывать в лучшем случае на гвоздики, и то к 8 Марта. Вопрос же шампанского и конфет вообще, как правило, не стоял, обычно все заканчивалось модными духами »Ланкоме».
Я представил себе красивую ухоженную женщину 28-30 лет, разведенную, работницу того же министерства. Накрыт стол, и ребенок отправлен к бывшей свекрови. Она стоит у окна в легком красивом платье, под которым надето безумно дорогое импортное белье. Сегодня судьбоносное свидание – он получил предложение занять должность зам. начальника главка в Москве – и надо обязательно услышать самые важные слова... Так она простоит до рассвета и утром, придя на работу, узнает страшную весть и будет рыдать в подсобке, ломая дрожащими пальцами зажженные сигареты. А вечером, выпив полбутылки водки вместе со школьной подругой и наслушавшись разговоров о том, что всякая пьянь и дрянь живет и в ус не дует, а перспективные мужики мрут, как мухи – решит вернуться к вахлаку-мужу, инженеру второй категории в соседнем министерстве среднего машиностроения...
Глубинный смысл произошедшего открылся мне через много лет, в начале »лихих» девяностых, когда вместе с крушением империи распался и мой брак. Оставшись один, практически без работы и средств к существованию, я увлекся хиромантией и астрологией. Выучив по карманной брошюрке расположение линий на ладони, я вдохновенно врал очередной молоденькой любительнице заглядывать в будущее, и, глядя в прекрасные растерянные глаза, мечтал утонуть в них этой ночью. К пониманию астрологии, в отличии от хиромантии, я решил подойти более серьезно и достал по случаю великую – не побоюсь этого слова – книгу Дейна Редьяра «Астрология личности». Начав читать, я с первых страниц был поражен той простой истиной, что астрология – это не набор бассмысленных фраз и шарлатанских предсказаний, а тысячелетняя попытка человечества найти ту волшебную связь между незыблемым порядком на небесах и и бесконечным хаосом и разнообразием земной жизни. Особенно меня привлекло рассмотрение нашей жизни как процесса, состоящего из трех двадцативосьмилетних циклов, каждый из которых в свою очередь состоял из четырех семилетних периодов. Я тут же начал рыться в своей жизни и к большому удивлению обнаружил массу подтверждений этому, что естественно. Однако наибольший интерес вызвал второй и третий семилетние периоды, поскольку отрезок времени между ними в книге был назван »переходным возрастом». При прочтений этого на меня нахлынул поток воспоминаний, самыми яркими из которых были наш школьный джаз - банд и бесконечный поиск любви. И если с джаз-бандом я довольно быстро расстался по причине отсутствия музыкального слуха, то эта непрекращающаяся жажда любви и привела через много лет к финалу моей семейной жизни.
Погрузившись в ностальгические воспоминания я чисто автоматически прибавил к четырнадцати двадцать восемь и получил сорок два – тот возраст, к которому я неумолимо приближался. Второй переходный возраст! Услужливая память тут же вытащила массу великих и не очень людей, чья жизнь оборвалась на пике этого жизненного перелома. И тут я снова увидел его – лежащего на грязном газоне с застывшими, обращенными к небу глазами. Он был бойцом, павшим на поле боя, которое зовется любовью, когда измученное построением социализма и укреплением обороноспособности сердце не выдерживает потока гормонов – и замирает навсегда...
И великое озарение пришло ко мне. Я понял, что, если я не хочу превратиться в одинокого накачанного виагрой семидесятилетнего пенсионера, штурмующего очередную побитую временем крепость, я должен найти Женщину. Ту единственную, которая спасет и сохранит меня до самого конца последнего цикла моей жизни...