Пучок укропа

             

                1.               
 Анечка Коробова, миловидная рыжая гарпия, в нежно – розовом, трепетном пеньюаре,  стрекозой слетела с синих шелков шикарного ночного ковчега в прохладу просторной спальни.
- Мишель, ты где? –  зазвенел колокольчиком её голосок. Засеменила голыми ногами в поисках своего ненаглядного.
- Мишель, ну ты где? – теперь уже мягко, по-кошачьи, позвала она.
Ну где же её Мишель, Михасик, Микимаусик? Если говорить проще и не в присутствии влюблённой дамы – Михаил Шевцов, служащий  среднего звена одного из подмосковных банков, молодой симпатичный  человек, как и многие столичные и околостоличные люди, ценящий комфорт и качество жизни, не забивающий себе голову сложностями как самой жизни, так и отношениями в любовных делах, поэтому всегда находящийся, в свободное от офиса время, в окружении прекраснейших особ, чаще всего замужних и состоятельных, одной из которых и была наша  Анечка Коробова, очаровательное,  легкомысленное создание, до одури нравящаяся  как сорокалетнему мужу-дипломату, так и более молодым гражданам, не зарабатывающим на политике деньги. По долгу службы её муж часто отсутствовал, и она оставалась одна, скучая и томясь, пока не встретила его, Мишеля, мягкого, искрометного, готового на всё ради неё. Их бурный роман длился месяца три; начавшись, как это часто случается, в одном из многочисленных ночных клубов  Москвы, он получил продолжение в загородном трехэтажном особняке, естественно, в отсутствие мужа.
Мишель на кухне, метражом этак двадцать на десять, стоял у плиты, колдуя над кастрюлькой, от которой шёл пар.
- Что это у нас? – весело поинтересовалась она, чмокнула его в свежевыбритую щеку, заглянула в кастрюльку. Сквозь кипящую воду на неё пялились красные раки.
- Уже почти готовы. Только укропчика сейчас кину. Мишель полез в холодильник, долго там созерцал его внутренности, почему-то  разочарованно выдохнул:
- А укропа  - то нет.
      И тут вдруг лицо Анечки наигранно выказало неодобрение такому повороту событий, словно этот недостающий укроп к ракам  был таким необходимым и нужным  на данный момент, что заставил её очень преочень   расстроиться. Белый лобик её нахмурился: казалось, что она решает сложную жизненную задачу.
- Значит так, решительно произнесла она. – Раки без укропа, что наша с тобой ночь без поцелуев. Ты должен достать мне укропа, иначе сегодня будешь спать в гостиной.
- Анечка, помилуй, до города тридцать километров! – пробовал уразуметь он.
- Ничего не знаю -  достань! – холодно прочеканила она.
Мишель в недоумении развёл руками, понимая, что спорить бесполезно.
                2.
               
Дорога на Сергиевск ему казалась утомительно долгой и однообразной, хотя и гнал он под сто. А еще вчера вечером летел пушинкой к своей ненаглядной, и вся трасса была залита теплым, несмотря на робкое дыхание марта, светом. Еще вдоль обочины лежал ещё тот, февральский снег, и корявые руки деревьев едва-едва наливались живородящей еле заметной краснотой. Сегодня снег присел, обрюзг, и было теплее, но молочно-серое одеяло небес давило на окружающий мир, делая его мельче, будничнее, а тут еще паршивое настроение из-за этого дурацкого пучка укропа. И дернуло же его варить этих раков. И вообще – за этот укроп не нужно было вспоминать, и без него можно было варить. Где ж теперь искать его, в такое время-то.  В первую очередь, нужно посетить центральный рынок, нет, сначала лучше по супермаркетам прошвырнуться, благо их всего парочка на весь городок. Сам город – так себе: за  полдня его можно так досконально изучить, пересчитав при этом всех его бездомных собак, увидеть яркий фасад единственной гостиницы в три этажа, претендующей на роскошь разве только солидной платной автостоянкой и отражающей в своих окнах здание мэрии. А можно ещё, для общего развития, потолкаться на барахолке, купив себе совсем  ненужную вещь, а так, лишь бы каким предметом отметить своё пребывание здесь, да много ещё чего ненужного можно сделать в этом городишке.
Теперь же этот город стал  интересен Мишелю из-за несчастного пучка укропа, улучшающего вкус раков, которых он собирался съесть со своей капризной красавицей; теперь от этого пучка пряной травы зависело то, как он проведёт предстоящую ночь: в одиночестве, на коврике роскошной гостиной или в объятьях страстной прелестницы на спальных шелках.
В  ярко - пёстром гламурном царстве супермаркета для скромного укропа места не оказалось, зато встретил свою бывшую однокурсницу, сидевшей за кассой. Та было сначала смутилась, но потом, натянуто улыбнувшись, спросила традиционное: «как дела», как - будто они только вчера виделись и ей действительно было интересно, как он живёт. Он ответил такое же традиционное «нормально», хотя у самого было очень пасмурно на душе. А училась-то Танька хорошо, в аспирантуру, было, собиралась; наверное, замуж выскочила, не до высоких экономических материй было, а теперь вот житуха дипломированного экономиста за прилавок кинула, а могла и его перекособочить, ещё как могла.
Он ехал по городским колдобинам в сторону рынка со странным чувством: ему казалось, что весь город знает о цели его визита, и что каждый тычет в его сторону – это, мол, тот, который  ищет укроп, чтобы вечером … А дальше этот самый каждый продолжал размышлять уже в меру обузданности своей фантазии. Он ругал себя, считал, что причиной всех этих идиотских мыслей является его мнительность, и что надо избавляться от всех этих комплексов вины неизвестно перед кем и неизвестно за что. От всех этих  угрызений, уверял он себя, человек только слабеет характером и не способен управлять своей судьбой, становится мягкотелым, а отсюда идет непонимание и порой пренебрежение со стороны знакомых и коллег по работе.
На рынке, сером и каком-то замызганном, продавцов было больше чем покупателей, и лица у некоторых продающих были хмурые и невыразительные. Казалось, что они через силу стоят здесь, делая превеликое одолжение тем, кто пришёл сюда потратить свои деньги. Он прибыл сюда, чтобы приобрести этот злочастный пучок укропа и после этого побыстрей убраться из этого городка.
Рыночные лужи проверяли на прочность его ботинки, но он и не смотрел под ноги, его взор блуждал по торговым рядам, в надежде найти тот единственный пропуск к предстоящему ночному счастью. Его заискивающе зазывали, предлагая то капусту, то картошку, то морковку со свеклой. Потом пошли заезжие фрукты, вычурная яркость которых в другой бы раз и соблазнила его раскошелиться. Но сегодня его интересовала пахучая травка, благодаря которой он, пусть хоть и на одну ночь, станет повелителем одной соблазнительной прелестницы, любви которой добивались многие, а один, с  деньгами, даже женился. Но только он, Михаил Шевцов, смог завладеть её ветреным сердцем; так неужели теперь какой-то пучок укропа всё разрушит? А может, он просто сгущает краски, может она уже и забыла о своём странном желании, сидит и нетерпеливо ждёт его у окна и не потребует при встрече укропа. Глупо всё как-то, но если начал этот поиск и пообещал, то нужно идти до конца. А то приедет он без укропа, а она вдруг спросит о нём, что тогда - мокрой курицей смотреть ей в глазки и глупо оправдываться.               
И вдруг, о чудо! В самом краю овощного торгового ряда, у серой брезентовой палатки, он увидел пучок чего-то зелёного в руках сутулого бордового пальто с голубым беретом сверху. Сейчас этот пучок исчезнет в недрах пёстрой сумки, и тогда исчезнет вместе с ним и его последняя надежда. Он пустился бежать, толкнув кого-то по пути; бордовое пальто превратилось в старушку, держащую в правой руке, действительно, пучочек укропа. Она уже было сделала  движение этой рукой к сумке, но он ловко, не ожидая от самого себя такого, выдернул этот пучок из её слабенького бледно-розового кулачка. Та обернула на него удивлённое лицо, так удивляются дети в младенческом возрасте, у которых забрали вдруг любимую игрушку. Он старался не смотреть на старушечье удивление и сразу обратился к продавцу, дородной круглолицей даме, уже готовой от возмущения произнести нелестные слова в его адрес:
- Скажите, у вас ещё такой есть? Мне очень, очень нужно. Плачу любую цену.
- Это  последний, а как у вас хватает со …
И тут торговка увидела перед своим носом стодолларовую купюру, в нерешительности замялась, смягчив тон:
-  Даже не знаю … Завтра будет много укропа …. А что скажет бабуля?
Крепкая хваткая рука все-таки потянулась к деньгам.  Продавщица посмотрела на бабульку взглядом, говорящим:  «Ну что я могу поделать?»  В ответ старушечка запричитала:
- Хотела приболевшему деду супчика куриного сварить, с укропчиком хорошо бы было, и на тебе – из рук выдёргивают.
Но Михаил уже не слышал ни о дедуле, ни о супчике – он на всех парах несся к своей машине, видя только в ней сейчас надежное укрытие от всего этого чужого, серого, промозглого рыночного мира. В машине он откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза …
Город провожал его добрым дождём, за стеклом мир акварельно расплылся, распух как - то.
Он ругал за медлительность светофоры и ехавших впереди водителей. Ему быстрей хотелось выскочить на трассу и дам дать жару.
Блин, если б  впопыхах не забыл телефон, то позвонил бы ей, сказал, что приказание госпожи выполнено, и что он надеется на бурное вознаграждение предстоящей ночью. А вдруг она передумала есть этих раков с укропом? Тогда … тогда он её бросит, нечего голову морочить. Нет, так не должно быть. Тут представилось ему, как она нежно целует его в щёку, в благодарность за такой сумасбродный поступок, обещающе томно глядит и зовёт на кухню похрустеть раками; и будут раки сладко пахнуть укропчиком ….
К самому особняку он так и не доехал: её красное «Пежо» стояло у развилки. Когда он подошёл, она даже не вышла, открыла стекло и протянула ему его телефон.
- Сережа приехал, - не глядя на него, сухо произнесла. – Он нашёл твой телефон в ванной. Теперь он всё знает, он выдвинул ультиматум …. Мы должны расстаться … Ты должен меня понять ….
Он хотел было умолять её  бросить нелюбимого мужа, сейчас же уйти с ним, но глядя на её по-детски беспомощное, растерянное личико, понял, что не стоит этого делать.
- Ну что ж, пока? – как можно спокойнее произнёс он, швырнул в придорожные кусты телефон и направился к свой машине.
Когда его «Ауди» нервно тронулось, Анечка увидела, как из открытого окна на обочину полетел зелёный пучок.
- Достал всё-таки,- печально выдохнула она и, уткнувшись лицом в руль, зарыдала.
               


               
               

               
   
 


   
               


 




























         ПУЧОК УКРОПА      

                1.               
 Анечка Коробова, миловидная рыжая гарпия, в нежно – розовом, трепетном пеньюаре,  стрекозой слетела с синих шелков шикарного ночного ковчега в прохладу просторной спальни.
- Мишель, ты где? –  зазвенел колокольчиком её голосок. Засеменила голыми ногами в поисках своего ненаглядного.
- Мишель, ну ты где? – теперь уже мягко, по-кошачьи, позвала она.
Ну где же её Мишель, Михасик, Микимаусик? Если говорить проще и не в присутствии влюблённой дамы – Михаил Шевцов, служащий  среднего звена одного из подмосковных банков, молодой симпатичный  человек, как и многие столичные и околостоличные люди, ценящий комфорт и качество жизни, не забивающий себе голову сложностями как самой жизни, так и отношениями в любовных делах, поэтому всегда находящийся, в свободное от офиса время, в окружении прекраснейших особ, чаще всего замужних и состоятельных, одной из которых и была наша  Анечка Коробова, очаровательное,  легкомысленное создание, до одури нравящаяся  как сорокалетнему мужу-дипломату, так и более молодым гражданам, не зарабатывающим на политике деньги. По долгу службы её муж часто отсутствовал, и она оставалась одна, скучая и томясь, пока не встретила его, Мишеля, мягкого, искрометного, готового на всё ради неё. Их бурный роман длился месяца три; начавшись, как это часто случается, в одном из многочисленных ночных клубов  Москвы, он получил продолжение в загородном трехэтажном особняке, естественно, в отсутствие мужа.
Мишель на кухне, метражом этак двадцать на десять, стоял у плиты, колдуя над кастрюлькой, от которой шёл пар.
- Что это у нас? – весело поинтересовалась она, чмокнула его в свежевыбритую щеку, заглянула в кастрюльку. Сквозь кипящую воду на неё пялились красные раки.
- Уже почти готовы. Только укропчика сейчас кину. Мишель полез в холодильник, долго там созерцал его внутренности, почему-то  разочарованно выдохнул:
- А укропа  - то нет.
      И тут вдруг лицо Анечки наигранно выказало неодобрение такому повороту событий, словно этот недостающий укроп к ракам  был таким необходимым и нужным  на данный момент, что заставил её очень преочень   расстроиться. Белый лобик её нахмурился: казалось, что она решает сложную жизненную задачу.
- Значит так, решительно произнесла она. – Раки без укропа, что наша с тобой ночь без поцелуев. Ты должен достать мне укропа, иначе сегодня будешь спать в гостиной.
- Анечка, помилуй, до города тридцать километров! – пробовал уразуметь он.
- Ничего не знаю -  достань! – холодно прочеканила она.
Мишель в недоумении развёл руками, понимая, что спорить бесполезно.
                2.
               
Дорога на Сергиевск ему казалась утомительно долгой и однообразной, хотя и гнал он под сто. А еще вчера вечером летел пушинкой к своей ненаглядной, и вся трасса была залита теплым, несмотря на робкое дыхание марта, светом. Еще вдоль обочины лежал ещё тот, февральский снег, и корявые руки деревьев едва-едва наливались живородящей еле заметной краснотой. Сегодня снег присел, обрюзг, и было теплее, но молочно-серое одеяло небес давило на окружающий мир, делая его мельче, будничнее, а тут еще паршивое настроение из-за этого дурацкого пучка укропа. И дернуло же его варить этих раков. И вообще – за этот укроп не нужно было вспоминать, и без него можно было варить. Где ж теперь искать его, в такое время-то.  В первую очередь, нужно посетить центральный рынок, нет, сначала лучше по супермаркетам прошвырнуться, благо их всего парочка на весь городок. Сам город – так себе: за  полдня его можно так досконально изучить, пересчитав при этом всех его бездомных собак, увидеть яркий фасад единственной гостиницы в три этажа, претендующей на роскошь разве только солидной платной автостоянкой и отражающей в своих окнах здание мэрии. А можно ещё, для общего развития, потолкаться на барахолке, купив себе совсем  ненужную вещь, а так, лишь бы каким предметом отметить своё пребывание здесь, да много ещё чего ненужного можно сделать в этом городишке.
Теперь же этот город стал  интересен Мишелю из-за несчастного пучка укропа, улучшающего вкус раков, которых он собирался съесть со своей капризной красавицей; теперь от этого пучка пряной травы зависело то, как он проведёт предстоящую ночь: в одиночестве, на коврике роскошной гостиной или в объятьях страстной прелестницы на спальных шелках.
В  ярко - пёстром гламурном царстве супермаркета для скромного укропа места не оказалось, зато встретил свою бывшую однокурсницу, сидевшей за кассой. Та было сначала смутилась, но потом, натянуто улыбнувшись, спросила традиционное: «как дела», как - будто они только вчера виделись и ей действительно было интересно, как он живёт. Он ответил такое же традиционное «нормально», хотя у самого было очень пасмурно на душе. А училась-то Танька хорошо, в аспирантуру, было, собиралась; наверное, замуж выскочила, не до высоких экономических материй было, а теперь вот житуха дипломированного экономиста за прилавок кинула, а могла и его перекособочить, ещё как могла.
Он ехал по городским колдобинам в сторону рынка со странным чувством: ему казалось, что весь город знает о цели его визита, и что каждый тычет в его сторону – это, мол, тот, который  ищет укроп, чтобы вечером … А дальше этот самый каждый продолжал размышлять уже в меру обузданности своей фантазии. Он ругал себя, считал, что причиной всех этих идиотских мыслей является его мнительность, и что надо избавляться от всех этих комплексов вины неизвестно перед кем и неизвестно за что. От всех этих  угрызений, уверял он себя, человек только слабеет характером и не способен управлять своей судьбой, становится мягкотелым, а отсюда идет непонимание и порой пренебрежение со стороны знакомых и коллег по работе.
На рынке, сером и каком-то замызганном, продавцов было больше чем покупателей, и лица у некоторых продающих были хмурые и невыразительные. Казалось, что они через силу стоят здесь, делая превеликое одолжение тем, кто пришёл сюда потратить свои деньги. Он прибыл сюда, чтобы приобрести этот злочастный пучок укропа и после этого побыстрей убраться из этого городка.
Рыночные лужи проверяли на прочность его ботинки, но он и не смотрел под ноги, его взор блуждал по торговым рядам, в надежде найти тот единственный пропуск к предстоящему ночному счастью. Его заискивающе зазывали, предлагая то капусту, то картошку, то морковку со свеклой. Потом пошли заезжие фрукты, вычурная яркость которых в другой бы раз и соблазнила его раскошелиться. Но сегодня его интересовала пахучая травка, благодаря которой он, пусть хоть и на одну ночь, станет повелителем одной соблазнительной прелестницы, любви которой добивались многие, а один, с  деньгами, даже женился. Но только он, Михаил Шевцов, смог завладеть её ветреным сердцем; так неужели теперь какой-то пучок укропа всё разрушит? А может, он просто сгущает краски, может она уже и забыла о своём странном желании, сидит и нетерпеливо ждёт его у окна и не потребует при встрече укропа. Глупо всё как-то, но если начал этот поиск и пообещал, то нужно идти до конца. А то приедет он без укропа, а она вдруг спросит о нём, что тогда - мокрой курицей смотреть ей в глазки и глупо оправдываться.               
И вдруг, о чудо! В самом краю овощного торгового ряда, у серой брезентовой палатки, он увидел пучок чего-то зелёного в руках сутулого бордового пальто с голубым беретом сверху. Сейчас этот пучок исчезнет в недрах пёстрой сумки, и тогда исчезнет вместе с ним и его последняя надежда. Он пустился бежать, толкнув кого-то по пути; бордовое пальто превратилось в старушку, держащую в правой руке, действительно, пучочек укропа. Она уже было сделала  движение этой рукой к сумке, но он ловко, не ожидая от самого себя такого, выдернул этот пучок из её слабенького бледно-розового кулачка. Та обернула на него удивлённое лицо, так удивляются дети в младенческом возрасте, у которых забрали вдруг любимую игрушку. Он старался не смотреть на старушечье удивление и сразу обратился к продавцу, дородной круглолицей даме, уже готовой от возмущения произнести нелестные слова в его адрес:
- Скажите, у вас ещё такой есть? Мне очень, очень нужно. Плачу любую цену.
- Это  последний, а как у вас хватает со …
И тут торговка увидела перед своим носом стодолларовую купюру, в нерешительности замялась, смягчив тон:
-  Даже не знаю … Завтра будет много укропа …. А что скажет бабуля?
Крепкая хваткая рука все-таки потянулась к деньгам.  Продавщица посмотрела на бабульку взглядом, говорящим:  «Ну что я могу поделать?»  В ответ старушечка запричитала:
- Хотела приболевшему деду супчика куриного сварить, с укропчиком хорошо бы было, и на тебе – из рук выдёргивают.
Но Михаил уже не слышал ни о дедуле, ни о супчике – он на всех парах несся к своей машине, видя только в ней сейчас надежное укрытие от всего этого чужого, серого, промозглого рыночного мира. В машине он откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза …
Город провожал его добрым дождём, за стеклом мир акварельно расплылся, распух как - то.
Он ругал за медлительность светофоры и ехавших впереди водителей. Ему быстрей хотелось выскочить на трассу и дам дать жару.
Блин, если б  впопыхах не забыл телефон, то позвонил бы ей, сказал, что приказание госпожи выполнено, и что он надеется на бурное вознаграждение предстоящей ночью. А вдруг она передумала есть этих раков с укропом? Тогда … тогда он её бросит, нечего голову морочить. Нет, так не должно быть. Тут представилось ему, как она нежно целует его в щёку, в благодарность за такой сумасбродный поступок, обещающе томно глядит и зовёт на кухню похрустеть раками; и будут раки сладко пахнуть укропчиком ….
К самому особняку он так и не доехал: её красное «Пежо» стояло у развилки. Когда он подошёл, она даже не вышла, открыла стекло и протянула ему его телефон.
- Сережа приехал, - не глядя на него, сухо произнесла. – Он нашёл твой телефон в ванной. Теперь он всё знает, он выдвинул ультиматум …. Мы должны расстаться … Ты должен меня понять ….
Он хотел было умолять её  бросить нелюбимого мужа, сейчас же уйти с ним, но глядя на её по-детски беспомощное, растерянное личико, понял, что не стоит этого делать.
- Ну что ж, пока? – как можно спокойнее произнёс он, швырнул в придорожные кусты телефон и направился к свой машине.
Когда его «Ауди» нервно тронулось, Анечка увидела, как из открытого окна на обочину полетел зелёный пучок.
- Достал всё-таки,- печально выдохнула она и, уткнувшись лицом в руль, зарыдала.
               


               
               

               
   
 


   
               


 




























         ПУЧОК УКРОПА      

                1.               
 Анечка Коробова, миловидная рыжая гарпия, в нежно – розовом, трепетном пеньюаре,  стрекозой слетела с синих шелков шикарного ночного ковчега в прохладу просторной спальни.
- Мишель, ты где? –  зазвенел колокольчиком её голосок. Засеменила голыми ногами в поисках своего ненаглядного.
- Мишель, ну ты где? – теперь уже мягко, по-кошачьи, позвала она.
Ну где же её Мишель, Михасик, Микимаусик? Если говорить проще и не в присутствии влюблённой дамы – Михаил Шевцов, служащий  среднего звена одного из подмосковных банков, молодой симпатичный  человек, как и многие столичные и околостоличные люди, ценящий комфорт и качество жизни, не забивающий себе голову сложностями как самой жизни, так и отношениями в любовных делах, поэтому всегда находящийся, в свободное от офиса время, в окружении прекраснейших особ, чаще всего замужних и состоятельных, одной из которых и была наша  Анечка Коробова, очаровательное,  легкомысленное создание, до одури нравящаяся  как сорокалетнему мужу-дипломату, так и более молодым гражданам, не зарабатывающим на политике деньги. По долгу службы её муж часто отсутствовал, и она оставалась одна, скучая и томясь, пока не встретила его, Мишеля, мягкого, искрометного, готового на всё ради неё. Их бурный роман длился месяца три; начавшись, как это часто случается, в одном из многочисленных ночных клубов  Москвы, он получил продолжение в загородном трехэтажном особняке, естественно, в отсутствие мужа.
Мишель на кухне, метражом этак двадцать на десять, стоял у плиты, колдуя над кастрюлькой, от которой шёл пар.
- Что это у нас? – весело поинтересовалась она, чмокнула его в свежевыбритую щеку, заглянула в кастрюльку. Сквозь кипящую воду на неё пялились красные раки.
- Уже почти готовы. Только укропчика сейчас кину. Мишель полез в холодильник, долго там созерцал его внутренности, почему-то  разочарованно выдохнул:
- А укропа  - то нет.
      И тут вдруг лицо Анечки наигранно выказало неодобрение такому повороту событий, словно этот недостающий укроп к ракам  был таким необходимым и нужным  на данный момент, что заставил её очень преочень   расстроиться. Белый лобик её нахмурился: казалось, что она решает сложную жизненную задачу.
- Значит так, решительно произнесла она. – Раки без укропа, что наша с тобой ночь без поцелуев. Ты должен достать мне укропа, иначе сегодня будешь спать в гостиной.
- Анечка, помилуй, до города тридцать километров! – пробовал уразуметь он.
- Ничего не знаю -  достань! – холодно прочеканила она.
Мишель в недоумении развёл руками, понимая, что спорить бесполезно.
                2.
               
Дорога на Сергиевск ему казалась утомительно долгой и однообразной, хотя и гнал он под сто. А еще вчера вечером летел пушинкой к своей ненаглядной, и вся трасса была залита теплым, несмотря на робкое дыхание марта, светом. Еще вдоль обочины лежал ещё тот, февральский снег, и корявые руки деревьев едва-едва наливались живородящей еле заметной краснотой. Сегодня снег присел, обрюзг, и было теплее, но молочно-серое одеяло небес давило на окружающий мир, делая его мельче, будничнее, а тут еще паршивое настроение из-за этого дурацкого пучка укропа. И дернуло же его варить этих раков. И вообще – за этот укроп не нужно было вспоминать, и без него можно было варить. Где ж теперь искать его, в такое время-то.  В первую очередь, нужно посетить центральный рынок, нет, сначала лучше по супермаркетам прошвырнуться, благо их всего парочка на весь городок. Сам город – так себе: за  полдня его можно так досконально изучить, пересчитав при этом всех его бездомных собак, увидеть яркий фасад единственной гостиницы в три этажа, претендующей на роскошь разве только солидной платной автостоянкой и отражающей в своих окнах здание мэрии. А можно ещё, для общего развития, потолкаться на барахолке, купив себе совсем  ненужную вещь, а так, лишь бы каким предметом отметить своё пребывание здесь, да много ещё чего ненужного можно сделать в этом городишке.
Теперь же этот город стал  интересен Мишелю из-за несчастного пучка укропа, улучшающего вкус раков, которых он собирался съесть со своей капризной красавицей; теперь от этого пучка пряной травы зависело то, как он проведёт предстоящую ночь: в одиночестве, на коврике роскошной гостиной или в объятьях страстной прелестницы на спальных шелках.
В  ярко - пёстром гламурном царстве супермаркета для скромного укропа места не оказалось, зато встретил свою бывшую однокурсницу, сидевшей за кассой. Та было сначала смутилась, но потом, натянуто улыбнувшись, спросила традиционное: «как дела», как - будто они только вчера виделись и ей действительно было интересно, как он живёт. Он ответил такое же традиционное «нормально», хотя у самого было очень пасмурно на душе. А училась-то Танька хорошо, в аспирантуру, было, собиралась; наверное, замуж выскочила, не до высоких экономических материй было, а теперь вот житуха дипломированного экономиста за прилавок кинула, а могла и его перекособочить, ещё как могла.
Он ехал по городским колдобинам в сторону рынка со странным чувством: ему казалось, что весь город знает о цели его визита, и что каждый тычет в его сторону – это, мол, тот, который  ищет укроп, чтобы вечером … А дальше этот самый каждый продолжал размышлять уже в меру обузданности своей фантазии. Он ругал себя, считал, что причиной всех этих идиотских мыслей является его мнительность, и что надо избавляться от всех этих комплексов вины неизвестно перед кем и неизвестно за что. От всех этих  угрызений, уверял он себя, человек только слабеет характером и не способен управлять своей судьбой, становится мягкотелым, а отсюда идет непонимание и порой пренебрежение со стороны знакомых и коллег по работе.
На рынке, сером и каком-то замызганном, продавцов было больше чем покупателей, и лица у некоторых продающих были хмурые и невыразительные. Казалось, что они через силу стоят здесь, делая превеликое одолжение тем, кто пришёл сюда потратить свои деньги. Он прибыл сюда, чтобы приобрести этот злочастный пучок укропа и после этого побыстрей убраться из этого городка.
Рыночные лужи проверяли на прочность его ботинки, но он и не смотрел под ноги, его взор блуждал по торговым рядам, в надежде найти тот единственный пропуск к предстоящему ночному счастью. Его заискивающе зазывали, предлагая то капусту, то картошку, то морковку со свеклой. Потом пошли заезжие фрукты, вычурная яркость которых в другой бы раз и соблазнила его раскошелиться. Но сегодня его интересовала пахучая травка, благодаря которой он, пусть хоть и на одну ночь, станет повелителем одной соблазнительной прелестницы, любви которой добивались многие, а один, с  деньгами, даже женился. Но только он, Михаил Шевцов, смог завладеть её ветреным сердцем; так неужели теперь какой-то пучок укропа всё разрушит? А может, он просто сгущает краски, может она уже и забыла о своём странном желании, сидит и нетерпеливо ждёт его у окна и не потребует при встрече укропа. Глупо всё как-то, но если начал этот поиск и пообещал, то нужно идти до конца. А то приедет он без укропа, а она вдруг спросит о нём, что тогда - мокрой курицей смотреть ей в глазки и глупо оправдываться.               
И вдруг, о чудо! В самом краю овощного торгового ряда, у серой брезентовой палатки, он увидел пучок чего-то зелёного в руках сутулого бордового пальто с голубым беретом сверху. Сейчас этот пучок исчезнет в недрах пёстрой сумки, и тогда исчезнет вместе с ним и его последняя надежда. Он пустился бежать, толкнув кого-то по пути; бордовое пальто превратилось в старушку, держащую в правой руке, действительно, пучочек укропа. Она уже было сделала  движение этой рукой к сумке, но он ловко, не ожидая от самого себя такого, выдернул этот пучок из её слабенького бледно-розового кулачка. Та обернула на него удивлённое лицо, так удивляются дети в младенческом возрасте, у которых забрали вдруг любимую игрушку. Он старался не смотреть на старушечье удивление и сразу обратился к продавцу, дородной круглолицей даме, уже готовой от возмущения произнести нелестные слова в его адрес:
- Скажите, у вас ещё такой есть? Мне очень, очень нужно. Плачу любую цену.
- Это  последний, а как у вас хватает со …
И тут торговка увидела перед своим носом стодолларовую купюру, в нерешительности замялась, смягчив тон:
-  Даже не знаю … Завтра будет много укропа …. А что скажет бабуля?
Крепкая хваткая рука все-таки потянулась к деньгам.  Продавщица посмотрела на бабульку взглядом, говорящим:  «Ну что я могу поделать?»  В ответ старушечка запричитала:
- Хотела приболевшему деду супчика куриного сварить, с укропчиком хорошо бы было, и на тебе – из рук выдёргивают.
Но Михаил уже не слышал ни о дедуле, ни о супчике – он на всех парах несся к своей машине, видя только в ней сейчас надежное укрытие от всего этого чужого, серого, промозглого рыночного мира. В машине он откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза …
Город провожал его добрым дождём, за стеклом мир акварельно расплылся, распух как - то.
Он ругал за медлительность светофоры и ехавших впереди водителей. Ему быстрей хотелось выскочить на трассу и дам дать жару.
Блин, если б  впопыхах не забыл телефон, то позвонил бы ей, сказал, что приказание госпожи выполнено, и что он надеется на бурное вознаграждение предстоящей ночью. А вдруг она передумала есть этих раков с укропом? Тогда … тогда он её бросит, нечего голову морочить. Нет, так не должно быть. Тут представилось ему, как она нежно целует его в щёку, в благодарность за такой сумасбродный поступок, обещающе томно глядит и зовёт на кухню похрустеть раками; и будут раки сладко пахнуть укропчиком ….
К самому особняку он так и не доехал: её красное «Пежо» стояло у развилки. Когда он подошёл, она даже не вышла, открыла стекло и протянула ему его телефон.
- Сережа приехал, - не глядя на него, сухо произнесла. – Он нашёл твой телефон в ванной. Теперь он всё знает, он выдвинул ультиматум …. Мы должны расстаться … Ты должен меня понять ….
Он хотел было умолять её  бросить нелюбимого мужа, сейчас же уйти с ним, но глядя на её по-детски беспомощное, растерянное личико, понял, что не стоит этого делать.
- Ну что ж, пока? – как можно спокойнее произнёс он, швырнул в придорожные кусты телефон и направился к свой машине.
Когда его «Ауди» нервно тронулось, Анечка увидела, как из открытого окна на обочину полетел зелёный пучок.
- Достал всё-таки,- печально выдохнула она и, уткнувшись лицом в руль, зарыдала.
               


               
               

               
   
 


   
               


 




























         ПУЧОК УКРОПА      

                1.               
 Анечка Коробова, миловидная рыжая гарпия, в нежно – розовом, трепетном пеньюаре,  стрекозой слетела с синих шелков шикарного ночного ковчега в прохладу просторной спальни.
- Мишель, ты где? –  зазвенел колокольчиком её голосок. Засеменила голыми ногами в поисках своего ненаглядного.
- Мишель, ну ты где? – теперь уже мягко, по-кошачьи, позвала она.
Ну где же её Мишель, Михасик, Микимаусик? Если говорить проще и не в присутствии влюблённой дамы – Михаил Шевцов, служащий  среднего звена одного из подмосковных банков, молодой симпатичный  человек, как и многие столичные и околостоличные люди, ценящий комфорт и качество жизни, не забивающий себе голову сложностями как самой жизни, так и отношениями в любовных делах, поэтому всегда находящийся, в свободное от офиса время, в окружении прекраснейших особ, чаще всего замужних и состоятельных, одной из которых и была наша  Анечка Коробова, очаровательное,  легкомысленное создание, до одури нравящаяся  как сорокалетнему мужу-дипломату, так и более молодым гражданам, не зарабатывающим на политике деньги. По долгу службы её муж часто отсутствовал, и она оставалась одна, скучая и томясь, пока не встретила его, Мишеля, мягкого, искрометного, готового на всё ради неё. Их бурный роман длился месяца три; начавшись, как это часто случается, в одном из многочисленных ночных клубов  Москвы, он получил продолжение в загородном трехэтажном особняке, естественно, в отсутствие мужа.
Мишель на кухне, метражом этак двадцать на десять, стоял у плиты, колдуя над кастрюлькой, от которой шёл пар.
- Что это у нас? – весело поинтересовалась она, чмокнула его в свежевыбритую щеку, заглянула в кастрюльку. Сквозь кипящую воду на неё пялились красные раки.
- Уже почти готовы. Только укропчика сейчас кину. Мишель полез в холодильник, долго там созерцал его внутренности, почему-то  разочарованно выдохнул:
- А укропа  - то нет.
      И тут вдруг лицо Анечки наигранно выказало неодобрение такому повороту событий, словно этот недостающий укроп к ракам  был таким необходимым и нужным  на данный момент, что заставил её очень преочень   расстроиться. Белый лобик её нахмурился: казалось, что она решает сложную жизненную задачу.
- Значит так, решительно произнесла она. – Раки без укропа, что наша с тобой ночь без поцелуев. Ты должен достать мне укропа, иначе сегодня будешь спать в гостиной.
- Анечка, помилуй, до города тридцать километров! – пробовал уразуметь он.
- Ничего не знаю -  достань! – холодно прочеканила она.
Мишель в недоумении развёл руками, понимая, что спорить бесполезно.
                2.
               
Дорога на Сергиевск ему казалась утомительно долгой и однообразной, хотя и гнал он под сто. А еще вчера вечером летел пушинкой к своей ненаглядной, и вся трасса была залита теплым, несмотря на робкое дыхание марта, светом. Еще вдоль обочины лежал ещё тот, февральский снег, и корявые руки деревьев едва-едва наливались живородящей еле заметной краснотой. Сегодня снег присел, обрюзг, и было теплее, но молочно-серое одеяло небес давило на окружающий мир, делая его мельче, будничнее, а тут еще паршивое настроение из-за этого дурацкого пучка укропа. И дернуло же его варить этих раков. И вообще – за этот укроп не нужно было вспоминать, и без него можно было варить. Где ж теперь искать его, в такое время-то.  В первую очередь, нужно посетить центральный рынок, нет, сначала лучше по супермаркетам прошвырнуться, благо их всего парочка на весь городок. Сам город – так себе: за  полдня его можно так досконально изучить, пересчитав при этом всех его бездомных собак, увидеть яркий фасад единственной гостиницы в три этажа, претендующей на роскошь разве только солидной платной автостоянкой и отражающей в своих окнах здание мэрии. А можно ещё, для общего развития, потолкаться на барахолке, купив себе совсем  ненужную вещь, а так, лишь бы каким предметом отметить своё пребывание здесь, да много ещё чего ненужного можно сделать в этом городишке.
Теперь же этот город стал  интересен Мишелю из-за несчастного пучка укропа, улучшающего вкус раков, которых он собирался съесть со своей капризной красавицей; теперь от этого пучка пряной травы зависело то, как он проведёт предстоящую ночь: в одиночестве, на коврике роскошной гостиной или в объятьях страстной прелестницы на спальных шелках.
В  ярко - пёстром гламурном царстве супермаркета для скромного укропа места не оказалось, зато встретил свою бывшую однокурсницу, сидевшей за кассой. Та было сначала смутилась, но потом, натянуто улыбнувшись, спросила традиционное: «как дела», как - будто они только вчера виделись и ей действительно было интересно, как он живёт. Он ответил такое же традиционное «нормально», хотя у самого было очень пасмурно на душе. А училась-то Танька хорошо, в аспирантуру, было, собиралась; наверное, замуж выскочила, не до высоких экономических материй было, а теперь вот житуха дипломированного экономиста за прилавок кинула, а могла и его перекособочить, ещё как могла.
Он ехал по городским колдобинам в сторону рынка со странным чувством: ему казалось, что весь город знает о цели его визита, и что каждый тычет в его сторону – это, мол, тот, который  ищет укроп, чтобы вечером … А дальше этот самый каждый продолжал размышлять уже в меру обузданности своей фантазии. Он ругал себя, считал, что причиной всех этих идиотских мыслей является его мнительность, и что надо избавляться от всех этих комплексов вины неизвестно перед кем и неизвестно за что. От всех этих  угрызений, уверял он себя, человек только слабеет характером и не способен управлять своей судьбой, становится мягкотелым, а отсюда идет непонимание и порой пренебрежение со стороны знакомых и коллег по работе.
На рынке, сером и каком-то замызганном, продавцов было больше чем покупателей, и лица у некоторых продающих были хмурые и невыразительные. Казалось, что они через силу стоят здесь, делая превеликое одолжение тем, кто пришёл сюда потратить свои деньги. Он прибыл сюда, чтобы приобрести этот злочастный пучок укропа и после этого побыстрей убраться из этого городка.
Рыночные лужи проверяли на прочность его ботинки, но он и не смотрел под ноги, его взор блуждал по торговым рядам, в надежде найти тот единственный пропуск к предстоящему ночному счастью. Его заискивающе зазывали, предлагая то капусту, то картошку, то морковку со свеклой. Потом пошли заезжие фрукты, вычурная яркость которых в другой бы раз и соблазнила его раскошелиться. Но сегодня его интересовала пахучая травка, благодаря которой он, пусть хоть и на одну ночь, станет повелителем одной соблазнительной прелестницы, любви которой добивались многие, а один, с  деньгами, даже женился. Но только он, Михаил Шевцов, смог завладеть её ветреным сердцем; так неужели теперь какой-то пучок укропа всё разрушит? А может, он просто сгущает краски, может она уже и забыла о своём странном желании, сидит и нетерпеливо ждёт его у окна и не потребует при встрече укропа. Глупо всё как-то, но если начал этот поиск и пообещал, то нужно идти до конца. А то приедет он без укропа, а она вдруг спросит о нём, что тогда - мокрой курицей смотреть ей в глазки и глупо оправдываться.               
И вдруг, о чудо! В самом краю овощного торгового ряда, у серой брезентовой палатки, он увидел пучок чего-то зелёного в руках сутулого бордового пальто с голубым беретом сверху. Сейчас этот пучок исчезнет в недрах пёстрой сумки, и тогда исчезнет вместе с ним и его последняя надежда. Он пустился бежать, толкнув кого-то по пути; бордовое пальто превратилось в старушку, держащую в правой руке, действительно, пучочек укропа. Она уже было сделала  движение этой рукой к сумке, но он ловко, не ожидая от самого себя такого, выдернул этот пучок из её слабенького бледно-розового кулачка. Та обернула на него удивлённое лицо, так удивляются дети в младенческом возрасте, у которых забрали вдруг любимую игрушку. Он старался не смотреть на старушечье удивление и сразу обратился к продавцу, дородной круглолицей даме, уже готовой от возмущения произнести нелестные слова в его адрес:
- Скажите, у вас ещё такой есть? Мне очень, очень нужно. Плачу любую цену.
- Это  последний, а как у вас хватает со …
И тут торговка увидела перед своим носом стодолларовую купюру, в нерешительности замялась, смягчив тон:
-  Даже не знаю … Завтра будет много укропа …. А что скажет бабуля?
Крепкая хваткая рука все-таки потянулась к деньгам.  Продавщица посмотрела на бабульку взглядом, говорящим:  «Ну что я могу поделать?»  В ответ старушечка запричитала:
- Хотела приболевшему деду супчика куриного сварить, с укропчиком хорошо бы было, и на тебе – из рук выдёргивают.
Но Михаил уже не слышал ни о дедуле, ни о супчике – он на всех парах несся к своей машине, видя только в ней сейчас надежное укрытие от всего этого чужого, серого, промозглого рыночного мира. В машине он откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза …
Город провожал его добрым дождём, за стеклом мир акварельно расплылся, распух как - то.
Он ругал за медлительность светофоры и ехавших впереди водителей. Ему быстрей хотелось выскочить на трассу и дам дать жару.
Блин, если б  впопыхах не забыл телефон, то позвонил бы ей, сказал, что приказание госпожи выполнено, и что он надеется на бурное вознаграждение предстоящей ночью. А вдруг она передумала есть этих раков с укропом? Тогда … тогда он её бросит, нечего голову морочить. Нет, так не должно быть. Тут представилось ему, как она нежно целует его в щёку, в благодарность за такой сумасбродный поступок, обещающе томно глядит и зовёт на кухню похрустеть раками; и будут раки сладко пахнуть укропчиком ….
К самому особняку он так и не доехал: её красное «Пежо» стояло у развилки. Когда он подошёл, она даже не вышла, открыла стекло и протянула ему его телефон.
- Сережа приехал, - не глядя на него, сухо произнесла. – Он нашёл твой телефон в ванной. Теперь он всё знает, он выдвинул ультиматум …. Мы должны расстаться … Ты должен меня понять ….
Он хотел было умолять её  бросить нелюбимого мужа, сейчас же уйти с ним, но глядя на её по-детски беспомощное, растерянное личико, понял, что не стоит этого делать.
- Ну что ж, пока? – как можно спокойнее произнёс он, швырнул в придорожные кусты телефон и направился к свой машине.
Когда его «Ауди» нервно тронулось, Анечка увидела, как из открытого окна на обочину полетел зелёный пучок.
- Достал всё-таки,- печально выдохнула она и, уткнувшись лицом в руль, зарыдала.
               


               
               

               
   
 


   
               


 




























         ПУЧОК УКРОПА      

                1.               
 Анечка Коробова, миловидная рыжая гарпия, в нежно – розовом, трепетном пеньюаре,  стрекозой слетела с синих шелков шикарного ночного ковчега в прохладу просторной спальни.
- Мишель, ты где? –  зазвенел колокольчиком её голосок. Засеменила голыми ногами в поисках своего ненаглядного.
- Мишель, ну ты где? – теперь уже мягко, по-кошачьи, позвала она.
Ну где же её Мишель, Михасик, Микимаусик? Если говорить проще и не в присутствии влюблённой дамы – Михаил Шевцов, служащий  среднего звена одного из подмосковных банков, молодой симпатичный  человек, как и многие столичные и околостоличные люди, ценящий комфорт и качество жизни, не забивающий себе голову сложностями как самой жизни, так и отношениями в любовных делах, поэтому всегда находящийся, в свободное от офиса время, в окружении прекраснейших особ, чаще всего замужних и состоятельных, одной из которых и была наша  Анечка Коробова, очаровательное,  легкомысленное создание, до одури нравящаяся  как сорокалетнему мужу-дипломату, так и более молодым гражданам, не зарабатывающим на политике деньги. По долгу службы её муж часто отсутствовал, и она оставалась одна, скучая и томясь, пока не встретила его, Мишеля, мягкого, искрометного, готового на всё ради неё. Их бурный роман длился месяца три; начавшись, как это часто случается, в одном из многочисленных ночных клубов  Москвы, он получил продолжение в загородном трехэтажном особняке, естественно, в отсутствие мужа.
Мишель на кухне, метражом этак двадцать на десять, стоял у плиты, колдуя над кастрюлькой, от которой шёл пар.
- Что это у нас? – весело поинтересовалась она, чмокнула его в свежевыбритую щеку, заглянула в кастрюльку. Сквозь кипящую воду на неё пялились красные раки.
- Уже почти готовы. Только укропчика сейчас кину. Мишель полез в холодильник, долго там созерцал его внутренности, почему-то  разочарованно выдохнул:
- А укропа  - то нет.
      И тут вдруг лицо Анечки наигранно выказало неодобрение такому повороту событий, словно этот недостающий укроп к ракам  был таким необходимым и нужным  на данный момент, что заставил её очень преочень   расстроиться. Белый лобик её нахмурился: казалось, что она решает сложную жизненную задачу.
- Значит так, решительно произнесла она. – Раки без укропа, что наша с тобой ночь без поцелуев. Ты должен достать мне укропа, иначе сегодня будешь спать в гостиной.
- Анечка, помилуй, до города тридцать километров! – пробовал уразуметь он.
- Ничего не знаю -  достань! – холодно прочеканила она.
Мишель в недоумении развёл руками, понимая, что спорить бесполезно.
                2.
               
Дорога на Сергиевск ему казалась утомительно долгой и однообразной, хотя и гнал он под сто. А еще вчера вечером летел пушинкой к своей ненаглядной, и вся трасса была залита теплым, несмотря на робкое дыхание марта, светом. Еще вдоль обочины лежал ещё тот, февральский снег, и корявые руки деревьев едва-едва наливались живородящей еле заметной краснотой. Сегодня снег присел, обрюзг, и было теплее, но молочно-серое одеяло небес давило на окружающий мир, делая его мельче, будничнее, а тут еще паршивое настроение из-за этого дурацкого пучка укропа. И дернуло же его варить этих раков. И вообще – за этот укроп не нужно было вспоминать, и без него можно было варить. Где ж теперь искать его, в такое время-то.  В первую очередь, нужно посетить центральный рынок, нет, сначала лучше по супермаркетам прошвырнуться, благо их всего парочка на весь городок. Сам город – так себе: за  полдня его можно так досконально изучить, пересчитав при этом всех его бездомных собак, увидеть яркий фасад единственной гостиницы в три этажа, претендующей на роскошь разве только солидной платной автостоянкой и отражающей в своих окнах здание мэрии. А можно ещё, для общего развития, потолкаться на барахолке, купив себе совсем  ненужную вещь, а так, лишь бы каким предметом отметить своё пребывание здесь, да много ещё чего ненужного можно сделать в этом городишке.
Теперь же этот город стал  интересен Мишелю из-за несчастного пучка укропа, улучшающего вкус раков, которых он собирался съесть со своей капризной красавицей; теперь от этого пучка пряной травы зависело то, как он проведёт предстоящую ночь: в одиночестве, на коврике роскошной гостиной или в объятьях страстной прелестницы на спальных шелках.
В  ярко - пёстром гламурном царстве супермаркета для скромного укропа места не оказалось, зато встретил свою бывшую однокурсницу, сидевшей за кассой. Та было сначала смутилась, но потом, натянуто улыбнувшись, спросила традиционное: «как дела», как - будто они только вчера виделись и ей действительно было интересно, как он живёт. Он ответил такое же традиционное «нормально», хотя у самого было очень пасмурно на душе. А училась-то Танька хорошо, в аспирантуру, было, собиралась; наверное, замуж выскочила, не до высоких экономических материй было, а теперь вот житуха дипломированного экономиста за прилавок кинула, а могла и его перекособочить, ещё как могла.
Он ехал по городским колдобинам в сторону рынка со странным чувством: ему казалось, что весь город знает о цели его визита, и что каждый тычет в его сторону – это, мол, тот, который  ищет укроп, чтобы вечером … А дальше этот самый каждый продолжал размышлять уже в меру обузданности своей фантазии. Он ругал себя, считал, что причиной всех этих идиотских мыслей является его мнительность, и что надо избавляться от всех этих комплексов вины неизвестно перед кем и неизвестно за что. От всех этих  угрызений, уверял он себя, человек только слабеет характером и не способен управлять своей судьбой, становится мягкотелым, а отсюда идет непонимание и порой пренебрежение со стороны знакомых и коллег по работе.
На рынке, сером и каком-то замызганном, продавцов было больше чем покупателей, и лица у некоторых продающих были хмурые и невыразительные. Казалось, что они через силу стоят здесь, делая превеликое одолжение тем, кто пришёл сюда потратить свои деньги. Он прибыл сюда, чтобы приобрести этот злочастный пучок укропа и после этого побыстрей убраться из этого городка.
Рыночные лужи проверяли на прочность его ботинки, но он и не смотрел под ноги, его взор блуждал по торговым рядам, в надежде найти тот единственный пропуск к предстоящему ночному счастью. Его заискивающе зазывали, предлагая то капусту, то картошку, то морковку со свеклой. Потом пошли заезжие фрукты, вычурная яркость которых в другой бы раз и соблазнила его раскошелиться. Но сегодня его интересовала пахучая травка, благодаря которой он, пусть хоть и на одну ночь, станет повелителем одной соблазнительной прелестницы, любви которой добивались многие, а один, с  деньгами, даже женился. Но только он, Михаил Шевцов, смог завладеть её ветреным сердцем; так неужели теперь какой-то пучок укропа всё разрушит? А может, он просто сгущает краски, может она уже и забыла о своём странном желании, сидит и нетерпеливо ждёт его у окна и не потребует при встрече укропа. Глупо всё как-то, но если начал этот поиск и пообещал, то нужно идти до конца. А то приедет он без укропа, а она вдруг спросит о нём, что тогда - мокрой курицей смотреть ей в глазки и глупо оправдываться.               
И вдруг, о чудо! В самом краю овощного торгового ряда, у серой брезентовой палатки, он увидел пучок чего-то зелёного в руках сутулого бордового пальто с голубым беретом сверху. Сейчас этот пучок исчезнет в недрах пёстрой сумки, и тогда исчезнет вместе с ним и его последняя надежда. Он пустился бежать, толкнув кого-то по пути; бордовое пальто превратилось в старушку, держащую в правой руке, действительно, пучочек укропа. Она уже было сделала  движение этой рукой к сумке, но он ловко, не ожидая от самого себя такого, выдернул этот пучок из её слабенького бледно-розового кулачка. Та обернула на него удивлённое лицо, так удивляются дети в младенческом возрасте, у которых забрали вдруг любимую игрушку. Он старался не смотреть на старушечье удивление и сразу обратился к продавцу, дородной круглолицей даме, уже готовой от возмущения произнести нелестные слова в его адрес:
- Скажите, у вас ещё такой есть? Мне очень, очень нужно. Плачу любую цену.
- Это  последний, а как у вас хватает со …
И тут торговка увидела перед своим носом стодолларовую купюру, в нерешительности замялась, смягчив тон:
-  Даже не знаю … Завтра будет много укропа …. А что скажет бабуля?
Крепкая хваткая рука все-таки потянулась к деньгам.  Продавщица посмотрела на бабульку взглядом, говорящим:  «Ну что я могу поделать?»  В ответ старушечка запричитала:
- Хотела приболевшему деду супчика куриного сварить, с укропчиком хорошо бы было, и на тебе – из рук выдёргивают.
Но Михаил уже не слышал ни о дедуле, ни о супчике – он на всех парах несся к своей машине, видя только в ней сейчас надежное укрытие от всего этого чужого, серого, промозглого рыночного мира. В машине он откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза …
Город провожал его добрым дождём, за стеклом мир акварельно расплылся, распух как - то.
Он ругал за медлительность светофоры и ехавших впереди водителей. Ему быстрей хотелось выскочить на трассу и дам дать жару.
Блин, если б  впопыхах не забыл телефон, то позвонил бы ей, сказал, что приказание госпожи выполнено, и что он надеется на бурное вознаграждение предстоящей ночью. А вдруг она передумала есть этих раков с укропом? Тогда … тогда он её бросит, нечего голову морочить. Нет, так не должно быть. Тут представилось ему, как она нежно целует его в щёку, в благодарность за такой сумасбродный поступок, обещающе томно глядит и зовёт на кухню похрустеть раками; и будут раки сладко пахнуть укропчиком ….
К самому особняку он так и не доехал: её красное «Пежо» стояло у развилки. Когда он подошёл, она даже не вышла, открыла стекло и протянула ему его телефон.
- Сережа приехал, - не глядя на него, сухо произнесла. – Он нашёл твой телефон в ванной. Теперь он всё знает, он выдвинул ультиматум …. Мы должны расстаться … Ты должен меня понять ….
Он хотел было умолять её  бросить нелюбимого мужа, сейчас же уйти с ним, но глядя на её по-детски беспомощное, растерянное личико, понял, что не стоит этого делать.
- Ну что ж, пока? – как можно спокойнее произнёс он, швырнул в придорожные кусты телефон и направился к свой машине.
Когда его «Ауди» нервно тронулось, Анечка увидела, как из открытого окна на обочину полетел зелёный пучок.
- Достал всё-таки,- печально выдохнула она и, уткнувшись лицом в руль, зарыдала.
               


               
               

               
   
 


   
               


 




























         ПУЧОК УКРОПА      

                1.               
 Анечка Коробова, миловидная рыжая гарпия, в нежно – розовом, трепетном пеньюаре,  стрекозой слетела с синих шелков шикарного ночного ковчега в прохладу просторной спальни.
- Мишель, ты где? –  зазвенел колокольчиком её голосок. Засеменила голыми ногами в поисках своего ненаглядного.
- Мишель, ну ты где? – теперь уже мягко, по-кошачьи, позвала она.
Ну где же её Мишель, Михасик, Микимаусик? Если говорить проще и не в присутствии влюблённой дамы – Михаил Шевцов, служащий  среднего звена одного из подмосковных банков, молодой симпатичный  человек, как и многие столичные и околостоличные люди, ценящий комфорт и качество жизни, не забивающий себе голову сложностями как самой жизни, так и отношениями в любовных делах, поэтому всегда находящийся, в свободное от офиса время, в окружении прекраснейших особ, чаще всего замужних и состоятельных, одной из которых и была наша  Анечка Коробова, очаровательное,  легкомысленное создание, до одури нравящаяся  как сорокалетнему мужу-дипломату, так и более молодым гражданам, не зарабатывающим на политике деньги. По долгу службы её муж часто отсутствовал, и она оставалась одна, скучая и томясь, пока не встретила его, Мишеля, мягкого, искрометного, готового на всё ради неё. Их бурный роман длился месяца три; начавшись, как это часто случается, в одном из многочисленных ночных клубов  Москвы, он получил продолжение в загородном трехэтажном особняке, естественно, в отсутствие мужа.
Мишель на кухне, метражом этак двадцать на десять, стоял у плиты, колдуя над кастрюлькой, от которой шёл пар.
- Что это у нас? – весело поинтересовалась она, чмокнула его в свежевыбритую щеку, заглянула в кастрюльку. Сквозь кипящую воду на неё пялились красные раки.
- Уже почти готовы. Только укропчика сейчас кину. Мишель полез в холодильник, долго там созерцал его внутренности, почему-то  разочарованно выдохнул:
- А укропа  - то нет.
      И тут вдруг лицо Анечки наигранно выказало неодобрение такому повороту событий, словно этот недостающий укроп к ракам  был таким необходимым и нужным  на данный момент, что заставил её очень преочень   расстроиться. Белый лобик её нахмурился: казалось, что она решает сложную жизненную задачу.
- Значит так, решительно произнесла она. – Раки без укропа, что наша с тобой ночь без поцелуев. Ты должен достать мне укропа, иначе сегодня будешь спать в гостиной.
- Анечка, помилуй, до города тридцать километров! – пробовал уразуметь он.
- Ничего не знаю -  достань! – холодно прочеканила она.
Мишель в недоумении развёл руками, понимая, что спорить бесполезно.
                2.
               
Дорога на Сергиевск ему казалась утомительно долгой и однообразной, хотя и гнал он под сто. А еще вчера вечером летел пушинкой к своей ненаглядной, и вся трасса была залита теплым, несмотря на робкое дыхание марта, светом. Еще вдоль обочины лежал ещё тот, февральский снег, и корявые руки деревьев едва-едва наливались живородящей еле заметной краснотой. Сегодня снег присел, обрюзг, и было теплее, но молочно-серое одеяло небес давило на окружающий мир, делая его мельче, будничнее, а тут еще паршивое настроение из-за этого дурацкого пучка укропа. И дернуло же его варить этих раков. И вообще – за этот укроп не нужно было вспоминать, и без него можно было варить. Где ж теперь искать его, в такое время-то.  В первую очередь, нужно посетить центральный рынок, нет, сначала лучше по супермаркетам прошвырнуться, благо их всего парочка на весь городок. Сам город – так себе: за  полдня его можно так досконально изучить, пересчитав при этом всех его бездомных собак, увидеть яркий фасад единственной гостиницы в три этажа, претендующей на роскошь разве только солидной платной автостоянкой и отражающей в своих окнах здание мэрии. А можно ещё, для общего развития, потолкаться на барахолке, купив себе совсем  ненужную вещь, а так, лишь бы каким предметом отметить своё пребывание здесь, да много ещё чего ненужного можно сделать в этом городишке.
Теперь же этот город стал  интересен Мишелю из-за несчастного пучка укропа, улучшающего вкус раков, которых он собирался съесть со своей капризной красавицей; теперь от этого пучка пряной травы зависело то, как он проведёт предстоящую ночь: в одиночестве, на коврике роскошной гостиной или в объятьях страстной прелестницы на спальных шелках.
В  ярко - пёстром гламурном царстве супермаркета для скромного укропа места не оказалось, зато встретил свою бывшую однокурсницу, сидевшей за кассой. Та было сначала смутилась, но потом, натянуто улыбнувшись, спросила традиционное: «как дела», как - будто они только вчера виделись и ей действительно было интересно, как он живёт. Он ответил такое же традиционное «нормально», хотя у самого было очень пасмурно на душе. А училась-то Танька хорошо, в аспирантуру, было, собиралась; наверное, замуж выскочила, не до высоких экономических материй было, а теперь вот житуха дипломированного экономиста за прилавок кинула, а могла и его перекособочить, ещё как могла.
Он ехал по городским колдобинам в сторону рынка со странным чувством: ему казалось, что весь город знает о цели его визита, и что каждый тычет в его сторону – это, мол, тот, который  ищет укроп, чтобы вечером … А дальше этот самый каждый продолжал размышлять уже в меру обузданности своей фантазии. Он ругал себя, считал, что причиной всех этих идиотских мыслей является его мнительность, и что надо избавляться от всех этих комплексов вины неизвестно перед кем и неизвестно за что. От всех этих  угрызений, уверял он себя, человек только слабеет характером и не способен управлять своей судьбой, становится мягкотелым, а отсюда идет непонимание и порой пренебрежение со стороны знакомых и коллег по работе.
На рынке, сером и каком-то замызганном, продавцов было больше чем покупателей, и лица у некоторых продающих были хмурые и невыразительные. Казалось, что они через силу стоят здесь, делая превеликое одолжение тем, кто пришёл сюда потратить свои деньги. Он прибыл сюда, чтобы приобрести этот злочастный пучок укропа и после этого побыстрей убраться из этого городка.
Рыночные лужи проверяли на прочность его ботинки, но он и не смотрел под ноги, его взор блуждал по торговым рядам, в надежде найти тот единственный пропуск к предстоящему ночному счастью. Его заискивающе зазывали, предлагая то капусту, то картошку, то морковку со свеклой. Потом пошли заезжие фрукты, вычурная яркость которых в другой бы раз и соблазнила его раскошелиться. Но сегодня его интересовала пахучая травка, благодаря которой он, пусть хоть и на одну ночь, станет повелителем одной соблазнительной прелестницы, любви которой добивались многие, а один, с  деньгами, даже женился. Но только он, Михаил Шевцов, смог завладеть её ветреным сердцем; так неужели теперь какой-то пучок укропа всё разрушит? А может, он просто сгущает краски, может она уже и забыла о своём странном желании, сидит и нетерпеливо ждёт его у окна и не потребует при встрече укропа. Глупо всё как-то, но если начал этот поиск и пообещал, то нужно идти до конца. А то приедет он без укропа, а она вдруг спросит о нём, что тогда - мокрой курицей смотреть ей в глазки и глупо оправдываться.               
И вдруг, о чудо! В самом краю овощного торгового ряда, у серой брезентовой палатки, он увидел пучок чего-то зелёного в руках сутулого бордового пальто с голубым беретом сверху. Сейчас этот пучок исчезнет в недрах пёстрой сумки, и тогда исчезнет вместе с ним и его последняя надежда. Он пустился бежать, толкнув кого-то по пути; бордовое пальто превратилось в старушку, держащую в правой руке, действительно, пучочек укропа. Она уже было сделала  движение этой рукой к сумке, но он ловко, не ожидая от самого себя такого, выдернул этот пучок из её слабенького бледно-розового кулачка. Та обернула на него удивлённое лицо, так удивляются дети в младенческом возрасте, у которых забрали вдруг любимую игрушку. Он старался не смотреть на старушечье удивление и сразу обратился к продавцу, дородной круглолицей даме, уже готовой от возмущения произнести нелестные слова в его адрес:
- Скажите, у вас ещё такой есть? Мне очень, очень нужно. Плачу любую цену.
- Это  последний, а как у вас хватает со …
И тут торговка увидела перед своим носом стодолларовую купюру, в нерешительности замялась, смягчив тон:
-  Даже не знаю … Завтра будет много укропа …. А что скажет бабуля?
Крепкая хваткая рука все-таки потянулась к деньгам.  Продавщица посмотрела на бабульку взглядом, говорящим:  «Ну что я могу поделать?»  В ответ старушечка запричитала:
- Хотела приболевшему деду супчика куриного сварить, с укропчиком хорошо бы было, и на тебе – из рук выдёргивают.
Но Михаил уже не слышал ни о дедуле, ни о супчике – он на всех парах несся к своей машине, видя только в ней сейчас надежное укрытие от всего этого чужого, серого, промозглого рыночного мира. В машине он откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза …
Город провожал его добрым дождём, за стеклом мир акварельно расплылся, распух как - то.
Он ругал за медлительность светофоры и ехавших впереди водителей. Ему быстрей хотелось выскочить на трассу и дам дать жару.
Блин, если б  впопыхах не забыл телефон, то позвонил бы ей, сказал, что приказание госпожи выполнено, и что он надеется на бурное вознаграждение предстоящей ночью. А вдруг она передумала есть этих раков с укропом? Тогда … тогда он её бросит, нечего голову морочить. Нет, так не должно быть. Тут представилось ему, как она нежно целует его в щёку, в благодарность за такой сумасбродный поступок, обещающе томно глядит и зовёт на кухню похрустеть раками; и будут раки сладко пахнуть укропчиком ….
К самому особняку он так и не доехал: её красное «Пежо» стояло у развилки. Когда он подошёл, она даже не вышла, открыла стекло и протянула ему его телефон.
- Сережа приехал, - не глядя на него, сухо произнесла. – Он нашёл твой телефон в ванной. Теперь он всё знает, он выдвинул ультиматум …. Мы должны расстаться … Ты должен меня понять ….
Он хотел было умолять её  бросить нелюбимого мужа, сейчас же уйти с ним, но глядя на её по-детски беспомощное, растерянное личико, понял, что не стоит этого делать.
- Ну что ж, пока? – как можно спокойнее произнёс он, швырнул в придорожные кусты телефон и направился к свой машине.
Когда его «Ауди» нервно тронулось, Анечка увидела, как из открытого окна на обочину полетел зелёный пучок.
- Достал всё-таки,- печально выдохнула она и, уткнувшись лицом в руль, зарыдала.
               


               
               

               
   
 


   
               


 




























         ПУЧОК УКРОПА      

                1.               
 Анечка Коробова, миловидная рыжая гарпия, в нежно – розовом, трепетном пеньюаре,  стрекозой слетела с синих шелков шикарного ночного ковчега в прохладу просторной спальни.
- Мишель, ты где? –  зазвенел колокольчиком её голосок. Засеменила голыми ногами в поисках своего ненаглядного.
- Мишель, ну ты где? – теперь уже мягко, по-кошачьи, позвала она.
Ну где же её Мишель, Михасик, Микимаусик? Если говорить проще и не в присутствии влюблённой дамы – Михаил Шевцов, служащий  среднего звена одного из подмосковных банков, молодой симпатичный  человек, как и многие столичные и околостоличные люди, ценящий комфорт и качество жизни, не забивающий себе голову сложностями как самой жизни, так и отношениями в любовных делах, поэтому всегда находящийся, в свободное от офиса время, в окружении прекраснейших особ, чаще всего замужних и состоятельных, одной из которых и была наша  Анечка Коробова, очаровательное,  легкомысленное создание, до одури нравящаяся  как сорокалетнему мужу-дипломату, так и более молодым гражданам, не зарабатывающим на политике деньги. По долгу службы её муж часто отсутствовал, и она оставалась одна, скучая и томясь, пока не встретила его, Мишеля, мягкого, искрометного, готового на всё ради неё. Их бурный роман длился месяца три; начавшись, как это часто случается, в одном из многочисленных ночных клубов  Москвы, он получил продолжение в загородном трехэтажном особняке, естественно, в отсутствие мужа.
Мишель на кухне, метражом этак двадцать на десять, стоял у плиты, колдуя над кастрюлькой, от которой шёл пар.
- Что это у нас? – весело поинтересовалась она, чмокнула его в свежевыбритую щеку, заглянула в кастрюльку. Сквозь кипящую воду на неё пялились красные раки.
- Уже почти готовы. Только укропчика сейчас кину. Мишель полез в холодильник, долго там созерцал его внутренности, почему-то  разочарованно выдохнул:
- А укропа  - то нет.
      И тут вдруг лицо Анечки наигранно выказало неодобрение такому повороту событий, словно этот недостающий укроп к ракам  был таким необходимым и нужным  на данный момент, что заставил её очень преочень   расстроиться. Белый лобик её нахмурился: казалось, что она решает сложную жизненную задачу.
- Значит так, решительно произнесла она. – Раки без укропа, что наша с тобой ночь без поцелуев. Ты должен достать мне укропа, иначе сегодня будешь спать в гостиной.
- Анечка, помилуй, до города тридцать километров! – пробовал уразуметь он.
- Ничего не знаю -  достань! – холодно прочеканила она.
Мишель в недоумении развёл руками, понимая, что спорить бесполезно.
                2.
               
Дорога на Сергиевск ему казалась утомительно долгой и однообразной, хотя и гнал он под сто. А еще вчера вечером летел пушинкой к своей ненаглядной, и вся трасса была залита теплым, несмотря на робкое дыхание марта, светом. Еще вдоль обочины лежал ещё тот, февральский снег, и корявые руки деревьев едва-едва наливались живородящей еле заметной краснотой. Сегодня снег присел, обрюзг, и было теплее, но молочно-серое одеяло небес давило на окружающий мир, делая его мельче, будничнее, а тут еще паршивое настроение из-за этого дурацкого пучка укропа. И дернуло же его варить этих раков. И вообще – за этот укроп не нужно было вспоминать, и без него можно было варить. Где ж теперь искать его, в такое время-то.  В первую очередь, нужно посетить центральный рынок, нет, сначала лучше по супермаркетам прошвырнуться, благо их всего парочка на весь городок. Сам город – так себе: за  полдня его можно так досконально изучить, пересчитав при этом всех его бездомных собак, увидеть яркий фасад единственной гостиницы в три этажа, претендующей на роскошь разве только солидной платной автостоянкой и отражающей в своих окнах здание мэрии. А можно ещё, для общего развития, потолкаться на барахолке, купив себе совсем  ненужную вещь, а так, лишь бы каким предметом отметить своё пребывание здесь, да много ещё чего ненужного можно сделать в этом городишке.
Теперь же этот город стал  интересен Мишелю из-за несчастного пучка укропа, улучшающего вкус раков, которых он собирался съесть со своей капризной красавицей; теперь от этого пучка пряной травы зависело то, как он проведёт предстоящую ночь: в одиночестве, на коврике роскошной гостиной или в объятьях страстной прелестницы на спальных шелках.
В  ярко - пёстром гламурном царстве супермаркета для скромного укропа места не оказалось, зато встретил свою бывшую однокурсницу, сидевшей за кассой. Та было сначала смутилась, но потом, натянуто улыбнувшись, спросила традиционное: «как дела», как - будто они только вчера виделись и ей действительно было интересно, как он живёт. Он ответил такое же традиционное «нормально», хотя у самого было очень пасмурно на душе. А училась-то Танька хорошо, в аспирантуру, было, собиралась; наверное, замуж выскочила, не до высоких экономических материй было, а теперь вот житуха дипломированного экономиста за прилавок кинула, а могла и его перекособочить, ещё как могла.
Он ехал по городским колдобинам в сторону рынка со странным чувством: ему казалось, что весь город знает о цели его визита, и что каждый тычет в его сторону – это, мол, тот, который  ищет укроп, чтобы вечером … А дальше этот самый каждый продолжал размышлять уже в меру обузданности своей фантазии. Он ругал себя, считал, что причиной всех этих идиотских мыслей является его мнительность, и что надо избавляться от всех этих комплексов вины неизвестно перед кем и неизвестно за что. От всех этих  угрызений, уверял он себя, человек только слабеет характером и не способен управлять своей судьбой, становится мягкотелым, а отсюда идет непонимание и порой пренебрежение со стороны знакомых и коллег по работе.
На рынке, сером и каком-то замызганном, продавцов было больше чем покупателей, и лица у некоторых продающих были хмурые и невыразительные. Казалось, что они через силу стоят здесь, делая превеликое одолжение тем, кто пришёл сюда потратить свои деньги. Он прибыл сюда, чтобы приобрести этот злочастный пучок укропа и после этого побыстрей убраться из этого городка.
Рыночные лужи проверяли на прочность его ботинки, но он и не смотрел под ноги, его взор блуждал по торговым рядам, в надежде найти тот единственный пропуск к предстоящему ночному счастью. Его заискивающе зазывали, предлагая то капусту, то картошку, то морковку со свеклой. Потом пошли заезжие фрукты, вычурная яркость которых в другой бы раз и соблазнила его раскошелиться. Но сегодня его интересовала пахучая травка, благодаря которой он, пусть хоть и на одну ночь, станет повелителем одной соблазнительной прелестницы, любви которой добивались многие, а один, с  деньгами, даже женился. Но только он, Михаил Шевцов, смог завладеть её ветреным сердцем; так неужели теперь какой-то пучок укропа всё разрушит? А может, он просто сгущает краски, может она уже и забыла о своём странном желании, сидит и нетерпеливо ждёт его у окна и не потребует при встрече укропа. Глупо всё как-то, но если начал этот поиск и пообещал, то нужно идти до конца. А то приедет он без укропа, а она вдруг спросит о нём, что тогда - мокрой курицей смотреть ей в глазки и глупо оправдываться.               
И вдруг, о чудо! В самом краю овощного торгового ряда, у серой брезентовой палатки, он увидел пучок чего-то зелёного в руках сутулого бордового пальто с голубым беретом сверху. Сейчас этот пучок исчезнет в недрах пёстрой сумки, и тогда исчезнет вместе с ним и его последняя надежда. Он пустился бежать, толкнув кого-то по пути; бордовое пальто превратилось в старушку, держащую в правой руке, действительно, пучочек укропа. Она уже было сделала  движение этой рукой к сумке, но он ловко, не ожидая от самого себя такого, выдернул этот пучок из её слабенького бледно-розового кулачка. Та обернула на него удивлённое лицо, так удивляются дети в младенческом возрасте, у которых забрали вдруг любимую игрушку. Он старался не смотреть на старушечье удивление и сразу обратился к продавцу, дородной круглолицей даме, уже готовой от возмущения произнести нелестные слова в его адрес:
- Скажите, у вас ещё такой есть? Мне очень, очень нужно. Плачу любую цену.
- Это  последний, а как у вас хватает со …
И тут торговка увидела перед своим носом стодолларовую купюру, в нерешительности замялась, смягчив тон:
-  Даже не знаю … Завтра будет много укропа …. А что скажет бабуля?
Крепкая хваткая рука все-таки потянулась к деньгам.  Продавщица посмотрела на бабульку взглядом, говорящим:  «Ну что я могу поделать?»  В ответ старушечка запричитала:
- Хотела приболевшему деду супчика куриного сварить, с укропчиком хорошо бы было, и на тебе – из рук выдёргивают.
Но Михаил уже не слышал ни о дедуле, ни о супчике – он на всех парах несся к своей машине, видя только в ней сейчас надежное укрытие от всего этого чужого, серого, промозглого рыночного мира. В машине он откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза …
Город провожал его добрым дождём, за стеклом мир акварельно расплылся, распух как - то.
Он ругал за медлительность светофоры и ехавших впереди водителей. Ему быстрей хотелось выскочить на трассу и дам дать жару.
Блин, если б  впопыхах не забыл телефон, то позвонил бы ей, сказал, что приказание госпожи выполнено, и что он надеется на бурное вознаграждение предстоящей ночью. А вдруг она передумала есть этих раков с укропом? Тогда … тогда он её бросит, нечего голову морочить. Нет, так не должно быть. Тут представилось ему, как она нежно целует его в щёку, в благодарность за такой сумасбродный поступок, обещающе томно глядит и зовёт на кухню похрустеть раками; и будут раки сладко пахнуть укропчиком ….
К самому особняку он так и не доехал: её красное «Пежо» стояло у развилки. Когда он подошёл, она даже не вышла, открыла стекло и протянула ему его телефон.
- Сережа приехал, - не глядя на него, сухо произнесла. – Он нашёл твой телефон в ванной. Теперь он всё знает, он выдвинул ультиматум …. Мы должны расстаться … Ты должен меня понять ….
Он хотел было умолять её  бросить нелюбимого мужа, сейчас же уйти с ним, но глядя на её по-детски беспомощное, растерянное личико, понял, что не стоит этого делать.
- Ну что ж, пока? – как можно спокойнее произнёс он, швырнул в придорожные кусты телефон и направился к свой машине.
Когда его «Ауди» нервно тронулось, Анечка увидела, как из открытого окна на обочину полетел зелёный пучок.
- Достал всё-таки,- печально выдохнула она и, уткнувшись лицом в руль, зарыдала.
               


               
               

               
   
 


   
               


 




























         ПУЧОК УКРОПА      

                1.               
 Анечка Коробова, миловидная рыжая гарпия, в нежно – розовом, трепетном пеньюаре,  стрекозой слетела с синих шелков шикарного ночного ковчега в прохладу просторной спальни.
- Мишель, ты где? –  зазвенел колокольчиком её голосок. Засеменила голыми ногами в поисках своего ненаглядного.
- Мишель, ну ты где? – теперь уже мягко, по-кошачьи, позвала она.
Ну где же её Мишель, Михасик, Микимаусик? Если говорить проще и не в присутствии влюблённой дамы – Михаил Шевцов, служащий  среднего звена одного из подмосковных банков, молодой симпатичный  человек, как и многие столичные и околостоличные люди, ценящий комфорт и качество жизни, не забивающий себе голову сложностями как самой жизни, так и отношениями в любовных делах, поэтому всегда находящийся, в свободное от офиса время, в окружении прекраснейших особ, чаще всего замужних и состоятельных, одной из которых и была наша  Анечка Коробова, очаровательное,  легкомысленное создание, до одури нравящаяся  как сорокалетнему мужу-дипломату, так и более молодым гражданам, не зарабатывающим на политике деньги. По долгу службы её муж часто отсутствовал, и она оставалась одна, скучая и томясь, пока не встретила его, Мишеля, мягкого, искрометного, готового на всё ради неё. Их бурный роман длился месяца три; начавшись, как это часто случается, в одном из многочисленных ночных клубов  Москвы, он получил продолжение в загородном трехэтажном особняке, естественно, в отсутствие мужа.
Мишель на кухне, метражом этак двадцать на десять, стоял у плиты, колдуя над кастрюлькой, от которой шёл пар.
- Что это у нас? – весело поинтересовалась она, чмокнула его в свежевыбритую щеку, заглянула в кастрюльку. Сквозь кипящую воду на неё пялились красные раки.
- Уже почти готовы. Только укропчика сейчас кину. Мишель полез в холодильник, долго там созерцал его внутренности, почему-то  разочарованно выдохнул:
- А укропа  - то нет.
      И тут вдруг лицо Анечки наигранно выказало неодобрение такому повороту событий, словно этот недостающий укроп к ракам  был таким необходимым и нужным  на данный момент, что заставил её очень преочень   расстроиться. Белый лобик её нахмурился: казалось, что она решает сложную жизненную задачу.
- Значит так, решительно произнесла она. – Раки без укропа, что наша с тобой ночь без поцелуев. Ты должен достать мне укропа, иначе сегодня будешь спать в гостиной.
- Анечка, помилуй, до города тридцать километров! – пробовал уразуметь он.
- Ничего не знаю -  достань! – холодно прочеканила она.
Мишель в недоумении развёл руками, понимая, что спорить бесполезно.
                2.
               
Дорога на Сергиевск ему казалась утомительно долгой и однообразной, хотя и гнал он под сто. А еще вчера вечером летел пушинкой к своей ненаглядной, и вся трасса была залита теплым, несмотря на робкое дыхание марта, светом. Еще вдоль обочины лежал ещё тот, февральский снег, и корявые руки деревьев едва-едва наливались живородящей еле заметной краснотой. Сегодня снег присел, обрюзг, и было теплее, но молочно-серое одеяло небес давило на окружающий мир, делая его мельче, будничнее, а тут еще паршивое настроение из-за этого дурацкого пучка укропа. И дернуло же его варить этих раков. И вообще – за этот укроп не нужно было вспоминать, и без него можно было варить. Где ж теперь искать его, в такое время-то.  В первую очередь, нужно посетить центральный рынок, нет, сначала лучше по супермаркетам прошвырнуться, благо их всего парочка на весь городок. Сам город – так себе: за  полдня его можно так досконально изучить, пересчитав при этом всех его бездомных собак, увидеть яркий фасад единственной гостиницы в три этажа, претендующей на роскошь разве только солидной платной автостоянкой и отражающей в своих окнах здание мэрии. А можно ещё, для общего развития, потолкаться на барахолке, купив себе совсем  ненужную вещь, а так, лишь бы каким предметом отметить своё пребывание здесь, да много ещё чего ненужного можно сделать в этом городишке.
Теперь же этот город стал  интересен Мишелю из-за несчастного пучка укропа, улучшающего вкус раков, которых он собирался съесть со своей капризной красавицей; теперь от этого пучка пряной травы зависело то, как он проведёт предстоящую ночь: в одиночестве, на коврике роскошной гостиной или в объятьях страстной прелестницы на спальных шелках.
В  ярко - пёстром гламурном царстве супермаркета для скромного укропа места не оказалось, зато встретил свою бывшую однокурсницу, сидевшей за кассой. Та было сначала смутилась, но потом, натянуто улыбнувшись, спросила традиционное: «как дела», как - будто они только вчера виделись и ей действительно было интересно, как он живёт. Он ответил такое же традиционное «нормально», хотя у самого было очень пасмурно на душе. А училась-то Танька хорошо, в аспирантуру, было, собиралась; наверное, замуж выскочила, не до высоких экономических материй было, а теперь вот житуха дипломированного экономиста за прилавок кинула, а могла и его перекособочить, ещё как могла.
Он ехал по городским колдобинам в сторону рынка со странным чувством: ему казалось, что весь город знает о цели его визита, и что каждый тычет в его сторону – это, мол, тот, который  ищет укроп, чтобы вечером … А дальше этот самый каждый продолжал размышлять уже в меру обузданности своей фантазии. Он ругал себя, считал, что причиной всех этих идиотских мыслей является его мнительность, и что надо избавляться от всех этих комплексов вины неизвестно перед кем и неизвестно за что. От всех этих  угрызений, уверял он себя, человек только слабеет характером и не способен управлять своей судьбой, становится мягкотелым, а отсюда идет непонимание и порой пренебрежение со стороны знакомых и коллег по работе.
На рынке, сером и каком-то замызганном, продавцов было больше чем покупателей, и лица у некоторых продающих были хмурые и невыразительные. Казалось, что они через силу стоят здесь, делая превеликое одолжение тем, кто пришёл сюда потратить свои деньги. Он прибыл сюда, чтобы приобрести этот злочастный пучок укропа и после этого побыстрей убраться из этого городка.
Рыночные лужи проверяли на прочность его ботинки, но он и не смотрел под ноги, его взор блуждал по торговым рядам, в надежде найти тот единственный пропуск к предстоящему ночному счастью. Его заискивающе зазывали, предлагая то капусту, то картошку, то морковку со свеклой. Потом пошли заезжие фрукты, вычурная яркость которых в другой бы раз и соблазнила его раскошелиться. Но сегодня его интересовала пахучая травка, благодаря которой он, пусть хоть и на одну ночь, станет повелителем одной соблазнительной прелестницы, любви которой добивались многие, а один, с  деньгами, даже женился. Но только он, Михаил Шевцов, смог завладеть её ветреным сердцем; так неужели теперь какой-то пучок укропа всё разрушит? А может, он просто сгущает краски, может она уже и забыла о своём странном желании, сидит и нетерпеливо ждёт его у окна и не потребует при встрече укропа. Глупо всё как-то, но если начал этот поиск и пообещал, то нужно идти до конца. А то приедет он без укропа, а она вдруг спросит о нём, что тогда - мокрой курицей смотреть ей в глазки и глупо оправдываться.               
И вдруг, о чудо! В самом краю овощного торгового ряда, у серой брезентовой палатки, он увидел пучок чего-то зелёного в руках сутулого бордового пальто с голубым беретом сверху. Сейчас этот пучок исчезнет в недрах пёстрой сумки, и тогда исчезнет вместе с ним и его последняя надежда. Он пустился бежать, толкнув кого-то по пути; бордовое пальто превратилось в старушку, держащую в правой руке, действительно, пучочек укропа. Она уже было сделала  движение этой рукой к сумке, но он ловко, не ожидая от самого себя такого, выдернул этот пучок из её слабенького бледно-розового кулачка. Та обернула на него удивлённое лицо, так удивляются дети в младенческом возрасте, у которых забрали вдруг любимую игрушку. Он старался не смотреть на старушечье удивление и сразу обратился к продавцу, дородной круглолицей даме, уже готовой от возмущения произнести нелестные слова в его адрес:
- Скажите, у вас ещё такой есть? Мне очень, очень нужно. Плачу любую цену.
- Это  последний, а как у вас хватает со …
И тут торговка увидела перед своим носом стодолларовую купюру, в нерешительности замялась, смягчив тон:
-  Даже не знаю … Завтра будет много укропа …. А что скажет бабуля?
Крепкая хваткая рука все-таки потянулась к деньгам.  Продавщица посмотрела на бабульку взглядом, говорящим:  «Ну что я могу поделать?»  В ответ старушечка запричитала:
- Хотела приболевшему деду супчика куриного сварить, с укропчиком хорошо бы было, и на тебе – из рук выдёргивают.
Но Михаил уже не слышал ни о дедуле, ни о супчике – он на всех парах несся к своей машине, видя только в ней сейчас надежное укрытие от всего этого чужого, серого, промозглого рыночного мира. В машине он откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза …
Город провожал его добрым дождём, за стеклом мир акварельно расплылся, распух как - то.
Он ругал за медлительность светофоры и ехавших впереди водителей. Ему быстрей хотелось выскочить на трассу и дам дать жару.
Блин, если б  впопыхах не забыл телефон, то позвонил бы ей, сказал, что приказание госпожи выполнено, и что он надеется на бурное вознаграждение предстоящей ночью. А вдруг она передумала есть этих раков с укропом? Тогда … тогда он её бросит, нечего голову морочить. Нет, так не должно быть. Тут представилось ему, как она нежно целует его в щёку, в благодарность за такой сумасбродный поступок, обещающе томно глядит и зовёт на кухню похрустеть раками; и будут раки сладко пахнуть укропчиком ….
К самому особняку он так и не доехал: её красное «Пежо» стояло у развилки. Когда он подошёл, она даже не вышла, открыла стекло и протянула ему его телефон.
- Сережа приехал, - не глядя на него, сухо произнесла. – Он нашёл твой телефон в ванной. Теперь он всё знает, он выдвинул ультиматум …. Мы должны расстаться … Ты должен меня понять ….
Он хотел было умолять её  бросить нелюбимого мужа, сейчас же уйти с ним, но глядя на её по-детски беспомощное, растерянное личико, понял, что не стоит этого делать.
- Ну что ж, пока? – как можно спокойнее произнёс он, швырнул в придорожные кусты телефон и направился к свой машине.
Когда его «Ауди» нервно тронулось, Анечка увидела, как из открытого окна на обочину полетел зелёный пучок.
- Достал всё-таки,- печально выдохнула она и, уткнувшись лицом в руль, зарыдала.
               


               
               

               
   
 


   
               


 




























         ПУЧОК УКРОПА      

                1.               
 Анечка Коробова, миловидная рыжая гарпия, в нежно – розовом, трепетном пеньюаре,  стрекозой слетела с синих шелков шикарного ночного ковчега в прохладу просторной спальни.
- Мишель, ты где? –  зазвенел колокольчиком её голосок. Засеменила голыми ногами в поисках своего ненаглядного.
- Мишель, ну ты где? – теперь уже мягко, по-кошачьи, позвала она.
Ну где же её Мишель, Михасик, Микимаусик? Если говорить проще и не в присутствии влюблённой дамы – Михаил Шевцов, служащий  среднего звена одного из подмосковных банков, молодой симпатичный  человек, как и многие столичные и околостоличные люди, ценящий комфорт и качество жизни, не забивающий себе голову сложностями как самой жизни, так и отношениями в любовных делах, поэтому всегда находящийся, в свободное от офиса время, в окружении прекраснейших особ, чаще всего замужних и состоятельных, одной из которых и была наша  Анечка Коробова, очаровательное,  легкомысленное создание, до одури нравящаяся  как сорокалетнему мужу-дипломату, так и более молодым гражданам, не зарабатывающим на политике деньги. По долгу службы её муж часто отсутствовал, и она оставалась одна, скучая и томясь, пока не встретила его, Мишеля, мягкого, искрометного, готового на всё ради неё. Их бурный роман длился месяца три; начавшись, как это часто случается, в одном из многочисленных ночных клубов  Москвы, он получил продолжение в загородном трехэтажном особняке, естественно, в отсутствие мужа.
Мишель на кухне, метражом этак двадцать на десять, стоял у плиты, колдуя над кастрюлькой, от которой шёл пар.
- Что это у нас? – весело поинтересовалась она, чмокнула его в свежевыбритую щеку, заглянула в кастрюльку. Сквозь кипящую воду на неё пялились красные раки.
- Уже почти готовы. Только укропчика сейчас кину. Мишель полез в холодильник, долго там созерцал его внутренности, почему-то  разочарованно выдохнул:
- А укропа  - то нет.
      И тут вдруг лицо Анечки наигранно выказало неодобрение такому повороту событий, словно этот недостающий укроп к ракам  был таким необходимым и нужным  на данный момент, что заставил её очень преочень   расстроиться. Белый лобик её нахмурился: казалось, что она решает сложную жизненную задачу.
- Значит так, решительно произнесла она. – Раки без укропа, что наша с тобой ночь без поцелуев. Ты должен достать мне укропа, иначе сегодня будешь спать в гостиной.
- Анечка, помилуй, до города тридцать километров! – пробовал уразуметь он.
- Ничего не знаю -  достань! – холодно прочеканила она.
Мишель в недоумении развёл руками, понимая, что спорить бесполезно.
                2.
               
Дорога на Сергиевск ему казалась утомительно долгой и однообразной, хотя и гнал он под сто. А еще вчера вечером летел пушинкой к своей ненаглядной, и вся трасса была залита теплым, несмотря на робкое дыхание марта, светом. Еще вдоль обочины лежал ещё тот, февральский снег, и корявые руки деревьев едва-едва наливались живородящей еле заметной краснотой. Сегодня снег присел, обрюзг, и было теплее, но молочно-серое одеяло небес давило на окружающий мир, делая его мельче, будничнее, а тут еще паршивое настроение из-за этого дурацкого пучка укропа. И дернуло же его варить этих раков. И вообще – за этот укроп не нужно было вспоминать, и без него можно было варить. Где ж теперь искать его, в такое время-то.  В первую очередь, нужно посетить центральный рынок, нет, сначала лучше по супермаркетам прошвырнуться, благо их всего парочка на весь городок. Сам город – так себе: за  полдня его можно так досконально изучить, пересчитав при этом всех его бездомных собак, увидеть яркий фасад единственной гостиницы в три этажа, претендующей на роскошь разве только солидной платной автостоянкой и отражающей в своих окнах здание мэрии. А можно ещё, для общего развития, потолкаться на барахолке, купив себе совсем  ненужную вещь, а так, лишь бы каким предметом отметить своё пребывание здесь, да много ещё чего ненужного можно сделать в этом городишке.
Теперь же этот город стал  интересен Мишелю из-за несчастного пучка укропа, улучшающего вкус раков, которых он собирался съесть со своей капризной красавицей; теперь от этого пучка пряной травы зависело то, как он проведёт предстоящую ночь: в одиночестве, на коврике роскошной гостиной или в объятьях страстной прелестницы на спальных шелках.
В  ярко - пёстром гламурном царстве супермаркета для скромного укропа места не оказалось, зато встретил свою бывшую однокурсницу, сидевшей за кассой. Та было сначала смутилась, но потом, натянуто улыбнувшись, спросила традиционное: «как дела», как - будто они только вчера виделись и ей действительно было интересно, как он живёт. Он ответил такое же традиционное «нормально», хотя у самого было очень пасмурно на душе. А училась-то Танька хорошо, в аспирантуру, было, собиралась; наверное, замуж выскочила, не до высоких экономических материй было, а теперь вот житуха дипломированного экономиста за прилавок кинула, а могла и его перекособочить, ещё как могла.
Он ехал по городским колдобинам в сторону рынка со странным чувством: ему казалось, что весь город знает о цели его визита, и что каждый тычет в его сторону – это, мол, тот, который  ищет укроп, чтобы вечером … А дальше этот самый каждый продолжал размышлять уже в меру обузданности своей фантазии. Он ругал себя, считал, что причиной всех этих идиотских мыслей является его мнительность, и что надо избавляться от всех этих комплексов вины неизвестно перед кем и неизвестно за что. От всех этих  угрызений, уверял он себя, человек только слабеет характером и не способен управлять своей судьбой, становится мягкотелым, а отсюда идет непонимание и порой пренебрежение со стороны знакомых и коллег по работе.
На рынке, сером и каком-то замызганном, продавцов было больше чем покупателей, и лица у некоторых продающих были хмурые и невыразительные. Казалось, что они через силу стоят здесь, делая превеликое одолжение тем, кто пришёл сюда потратить свои деньги. Он прибыл сюда, чтобы приобрести этот злочастный пучок укропа и после этого побыстрей убраться из этого городка.
Рыночные лужи проверяли на прочность его ботинки, но он и не смотрел под ноги, его взор блуждал по торговым рядам, в надежде найти тот единственный пропуск к предстоящему ночному счастью. Его заискивающе зазывали, предлагая то капусту, то картошку, то морковку со свеклой. Потом пошли заезжие фрукты, вычурная яркость которых в другой бы раз и соблазнила его раскошелиться. Но сегодня его интересовала пахучая травка, благодаря которой он, пусть хоть и на одну ночь, станет повелителем одной соблазнительной прелестницы, любви которой добивались многие, а один, с  деньгами, даже женился. Но только он, Михаил Шевцов, смог завладеть её ветреным сердцем; так неужели теперь какой-то пучок укропа всё разрушит? А может, он просто сгущает краски, может она уже и забыла о своём странном желании, сидит и нетерпеливо ждёт его у окна и не потребует при встрече укропа. Глупо всё как-то, но если начал этот поиск и пообещал, то нужно идти до конца. А то приедет он без укропа, а она вдруг спросит о нём, что тогда - мокрой курицей смотреть ей в глазки и глупо оправдываться.               
И вдруг, о чудо! В самом краю овощного торгового ряда, у серой брезентовой палатки, он увидел пучок чего-то зелёного в руках сутулого бордового пальто с голубым беретом сверху. Сейчас этот пучок исчезнет в недрах пёстрой сумки, и тогда исчезнет вместе с ним и его последняя надежда. Он пустился бежать, толкнув кого-то по пути; бордовое пальто превратилось в старушку, держащую в правой руке, действительно, пучочек укропа. Она уже было сделала  движение этой рукой к сумке, но он ловко, не ожидая от самого себя такого, выдернул этот пучок из её слабенького бледно-розового кулачка. Та обернула на него удивлённое лицо, так удивляются дети в младенческом возрасте, у которых забрали вдруг любимую игрушку. Он старался не смотреть на старушечье удивление и сразу обратился к продавцу, дородной круглолицей даме, уже готовой от возмущения произнести нелестные слова в его адрес:
- Скажите, у вас ещё такой есть? Мне очень, очень нужно. Плачу любую цену.
- Это  последний, а как у вас хватает со …
И тут торговка увидела перед своим носом стодолларовую купюру, в нерешительности замялась, смягчив тон:
-  Даже не знаю … Завтра будет много укропа …. А что скажет бабуля?
Крепкая хваткая рука все-таки потянулась к деньгам.  Продавщица посмотрела на бабульку взглядом, говорящим:  «Ну что я могу поделать?»  В ответ старушечка запричитала:
- Хотела приболевшему деду супчика куриного сварить, с укропчиком хорошо бы было, и на тебе – из рук выдёргивают.
Но Михаил уже не слышал ни о дедуле, ни о супчике – он на всех парах несся к своей машине, видя только в ней сейчас надежное укрытие от всего этого чужого, серого, промозглого рыночного мира. В машине он откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза …
Город провожал его добрым дождём, за стеклом мир акварельно расплылся, распух как - то.
Он ругал за медлительность светофоры и ехавших впереди водителей. Ему быстрей хотелось выскочить на трассу и дам дать жару.
Блин, если б  впопыхах не забыл телефон, то позвонил бы ей, сказал, что приказание госпожи выполнено, и что он надеется на бурное вознаграждение предстоящей ночью. А вдруг она передумала есть этих раков с укропом? Тогда … тогда он её бросит, нечего голову морочить. Нет, так не должно быть. Тут представилось ему, как она нежно целует его в щёку, в благодарность за такой сумасбродный поступок, обещающе томно глядит и зовёт на кухню похрустеть раками; и будут раки сладко пахнуть укропчиком ….
К самому особняку он так и не доехал: её красное «Пежо» стояло у развилки. Когда он подошёл, она даже не вышла, открыла стекло и протянула ему его телефон.
- Сережа приехал, - не глядя на него, сухо произнесла. – Он нашёл твой телефон в ванной. Теперь он всё знает, он выдвинул ультиматум …. Мы должны расстаться … Ты должен меня понять ….
Он хотел было умолять её  бросить нелюбимого мужа, сейчас же уйти с ним, но глядя на её по-детски беспомощное, растерянное личико, понял, что не стоит этого делать.
- Ну что ж, пока? – как можно спокойнее произнёс он, швырнул в придорожные кусты телефон и направился к свой машине.
Когда его «Ауди» нервно тронулось, Анечка увидела, как из открытого окна на обочину полетел зелёный пучок.
- Достал всё-таки,- печально выдохнула она и, уткнувшись лицом в руль, зарыдала.
               


               
               

               
   
 


   
               


 




























         ПУЧОК УКРОПА      

                1.               
 Анечка Коробова, миловидная рыжая гарпия, в нежно – розовом, трепетном пеньюаре,  стрекозой слетела с синих шелков шикарного ночного ковчега в прохладу просторной спальни.
- Мишель, ты где? –  зазвенел колокольчиком её голосок. Засеменила голыми ногами в поисках своего ненаглядного.
- Мишель, ну ты где? – теперь уже мягко, по-кошачьи, позвала она.
Ну где же её Мишель, Михасик, Микимаусик? Если говорить проще и не в присутствии влюблённой дамы – Михаил Шевцов, служащий  среднего звена одного из подмосковных банков, молодой симпатичный  человек, как и многие столичные и околостоличные люди, ценящий комфорт и качество жизни, не забивающий себе голову сложностями как самой жизни, так и отношениями в любовных делах, поэтому всегда находящийся, в свободное от офиса время, в окружении прекраснейших особ, чаще всего замужних и состоятельных, одной из которых и была наша  Анечка Коробова, очаровательное,  легкомысленное создание, до одури нравящаяся  как сорокалетнему мужу-дипломату, так и более молодым гражданам, не зарабатывающим на политике деньги. По долгу службы её муж часто отсутствовал, и она оставалась одна, скучая и томясь, пока не встретила его, Мишеля, мягкого, искрометного, готового на всё ради неё. Их бурный роман длился месяца три; начавшись, как это часто случается, в одном из многочисленных ночных клубов  Москвы, он получил продолжение в загородном трехэтажном особняке, естественно, в отсутствие мужа.
Мишель на кухне, метражом этак двадцать на десять, стоял у плиты, колдуя над кастрюлькой, от которой шёл пар.
- Что это у нас? – весело поинтересовалась она, чмокнула его в свежевыбритую щеку, заглянула в кастрюльку. Сквозь кипящую воду на неё пялились красные раки.
- Уже почти готовы. Только укропчика сейчас кину. Мишель полез в холодильник, долго там созерцал его внутренности, почему-то  разочарованно выдохнул:
- А укропа  - то нет.
      И тут вдруг лицо Анечки наигранно выказало неодобрение такому повороту событий, словно этот недостающий укроп к ракам  был таким необходимым и нужным  на данный момент, что заставил её очень преочень   расстроиться. Белый лобик её нахмурился: казалось, что она решает сложную жизненную задачу.
- Значит так, решительно произнесла она. – Раки без укропа, что наша с тобой ночь без поцелуев. Ты должен достать мне укропа, иначе сегодня будешь спать в гостиной.
- Анечка, помилуй, до города тридцать километров! – пробовал уразуметь он.
- Ничего не знаю -  достань! – холодно прочеканила она.
Мишель в недоумении развёл руками, понимая, что спорить бесполезно.
                2.
               
Дорога на Сергиевск ему казалась утомительно долгой и однообразной, хотя и гнал он под сто. А еще вчера вечером летел пушинкой к своей ненаглядной, и вся трасса была залита теплым, несмотря на робкое дыхание марта, светом. Еще вдоль обочины лежал ещё тот, февральский снег, и корявые руки деревьев едва-едва наливались живородящей еле заметной краснотой. Сегодня снег присел, обрюзг, и было теплее, но молочно-серое одеяло небес давило на окружающий мир, делая его мельче, будничнее, а тут еще паршивое настроение из-за этого дурацкого пучка укропа. И дернуло же его варить этих раков. И вообще – за этот укроп не нужно было вспоминать, и без него можно было варить. Где ж теперь искать его, в такое время-то.  В первую очередь, нужно посетить центральный рынок, нет, сначала лучше по супермаркетам прошвырнуться, благо их всего парочка на весь городок. Сам город – так себе: за  полдня его можно так досконально изучить, пересчитав при этом всех его бездомных собак, увидеть яркий фасад единственной гостиницы в три этажа, претендующей на роскошь разве только солидной платной автостоянкой и отражающей в своих окнах здание мэрии. А можно ещё, для общего развития, потолкаться на барахолке, купив себе совсем  ненужную вещь, а так, лишь бы каким предметом отметить своё пребывание здесь, да много ещё чего ненужного можно сделать в этом городишке.
Теперь же этот город стал  интересен Мишелю из-за несчастного пучка укропа, улучшающего вкус раков, которых он собирался съесть со своей капризной красавицей; теперь от этого пучка пряной травы зависело то, как он проведёт предстоящую ночь: в одиночестве, на коврике роскошной гостиной или в объятьях страстной прелестницы на спальных шелках.
В  ярко - пёстром гламурном царстве супермаркета для скромного укропа места не оказалось, зато встретил свою бывшую однокурсницу, сидевшей за кассой. Та было сначала смутилась, но потом, натянуто улыбнувшись, спросила традиционное: «как дела», как - будто они только вчера виделись и ей действительно было интересно, как он живёт. Он ответил такое же традиционное «нормально», хотя у самого было очень пасмурно на душе. А училась-то Танька хорошо, в аспирантуру, было, собиралась; наверное, замуж выскочила, не до высоких экономических материй было, а теперь вот житуха дипломированного экономиста за прилавок кинула, а могла и его перекособочить, ещё как могла.
Он ехал по городским колдобинам в сторону рынка со странным чувством: ему казалось, что весь город знает о цели его визита, и что каждый тычет в его сторону – это, мол, тот, который  ищет укроп, чтобы вечером … А дальше этот самый каждый продолжал размышлять уже в меру обузданности своей фантазии. Он ругал себя, считал, что причиной всех этих идиотских мыслей является его мнительность, и что надо избавляться от всех этих комплексов вины неизвестно перед кем и неизвестно за что. От всех этих  угрызений, уверял он себя, человек только слабеет характером и не способен управлять своей судьбой, становится мягкотелым, а отсюда идет непонимание и порой пренебрежение со стороны знакомых и коллег по работе.
На рынке, сером и каком-то замызганном, продавцов было больше чем покупателей, и лица у некоторых продающих были хмурые и невыразительные. Казалось, что они через силу стоят здесь, делая превеликое одолжение тем, кто пришёл сюда потратить свои деньги. Он прибыл сюда, чтобы приобрести этот злочастный пучок укропа и после этого побыстрей убраться из этого городка.
Рыночные лужи проверяли на прочность его ботинки, но он и не смотрел под ноги, его взор блуждал по торговым рядам, в надежде найти тот единственный пропуск к предстоящему ночному счастью. Его заискивающе зазывали, предлагая то капусту, то картошку, то морковку со свеклой. Потом пошли заезжие фрукты, вычурная яркость которых в другой бы раз и соблазнила его раскошелиться. Но сегодня его интересовала пахучая травка, благодаря которой он, пусть хоть и на одну ночь, станет повелителем одной соблазнительной прелестницы, любви которой добивались многие, а один, с  деньгами, даже женился. Но только он, Михаил Шевцов, смог завладеть её ветреным сердцем; так неужели теперь какой-то пучок укропа всё разрушит? А может, он просто сгущает краски, может она уже и забыла о своём странном желании, сидит и нетерпеливо ждёт его у окна и не потребует при встрече укропа. Глупо всё как-то, но если начал этот поиск и пообещал, то нужно идти до конца. А то приедет он без укропа, а она вдруг спросит о нём, что тогда - мокрой курицей смотреть ей в глазки и глупо оправдываться.               
И вдруг, о чудо! В самом краю овощного торгового ряда, у серой брезентовой палатки, он увидел пучок чего-то зелёного в руках сутулого бордового пальто с голубым беретом сверху. Сейчас этот пучок исчезнет в недрах пёстрой сумки, и тогда исчезнет вместе с ним и его последняя надежда. Он пустился бежать, толкнув кого-то по пути; бордовое пальто превратилось в старушку, держащую в правой руке, действительно, пучочек укропа. Она уже было сделала  движение этой рукой к сумке, но он ловко, не ожидая от самого себя такого, выдернул этот пучок из её слабенького бледно-розового кулачка. Та обернула на него удивлённое лицо, так удивляются дети в младенческом возрасте, у которых забрали вдруг любимую игрушку. Он старался не смотреть на старушечье удивление и сразу обратился к продавцу, дородной круглолицей даме, уже готовой от возмущения произнести нелестные слова в его адрес:
- Скажите, у вас ещё такой есть? Мне очень, очень нужно. Плачу любую цену.
- Это  последний, а как у вас хватает со …
И тут торговка увидела перед своим носом стодолларовую купюру, в нерешительности замялась, смягчив тон:
-  Даже не знаю … Завтра будет много укропа …. А что скажет бабуля?
Крепкая хваткая рука все-таки потянулась к деньгам.  Продавщица посмотрела на бабульку взглядом, говорящим:  «Ну что я могу поделать?»  В ответ старушечка запричитала:
- Хотела приболевшему деду супчика куриного сварить, с укропчиком хорошо бы было, и на тебе – из рук выдёргивают.
Но Михаил уже не слышал ни о дедуле, ни о супчике – он на всех парах несся к своей машине, видя только в ней сейчас надежное укрытие от всего этого чужого, серого, промозглого рыночного мира. В машине он откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза …
Город провожал его добрым дождём, за стеклом мир акварельно расплылся, распух как - то.
Он ругал за медлительность светофоры и ехавших впереди водителей. Ему быстрей хотелось выскочить на трассу и дам дать жару.
Блин, если б  впопыхах не забыл телефон, то позвонил бы ей, сказал, что приказание госпожи выполнено, и что он надеется на бурное вознаграждение предстоящей ночью. А вдруг она передумала есть этих раков с укропом? Тогда … тогда он её бросит, нечего голову морочить. Нет, так не должно быть. Тут представилось ему, как она нежно целует его в щёку, в благодарность за такой сумасбродный поступок, обещающе томно глядит и зовёт на кухню похрустеть раками; и будут раки сладко пахнуть укропчиком ….
К самому особняку он так и не доехал: её красное «Пежо» стояло у развилки. Когда он подошёл, она даже не вышла, открыла стекло и протянула ему его телефон.
- Сережа приехал, - не глядя на него, сухо произнесла. – Он нашёл твой телефон в ванной. Теперь он всё знает, он выдвинул ультиматум …. Мы должны расстаться … Ты должен меня понять ….
Он хотел было умолять её  бросить нелюбимого мужа, сейчас же уйти с ним, но глядя на её по-детски беспомощное, растерянное личико, понял, что не стоит этого делать.
- Ну что ж, пока? – как можно спокойнее произнёс он, швырнул в придорожные кусты телефон и направился к свой машине.
Когда его «Ауди» нервно тронулось, Анечка увидела, как из открытого окна на обочину полетел зелёный пучок.
- Достал всё-таки,- печально выдохнула она и, уткнувшись лицом в руль, зарыдала.
               


               
               

               
   
 


   
               


 




























         ПУЧОК УКРОПА      

                1.               
 Анечка Коробова, миловидная рыжая гарпия, в нежно – розовом, трепетном пеньюаре,  стрекозой слетела с синих шелков шикарного ночного ковчега в прохладу просторной спальни.
- Мишель, ты где? –  зазвенел колокольчиком её голосок. Засеменила голыми ногами в поисках своего ненаглядного.
- Мишель, ну ты где? – теперь уже мягко, по-кошачьи, позвала она.
Ну где же её Мишель, Михасик, Микимаусик? Если говорить проще и не в присутствии влюблённой дамы – Михаил Шевцов, служащий  среднего звена одного из подмосковных банков, молодой симпатичный  человек, как и многие столичные и околостоличные люди, ценящий комфорт и качество жизни, не забивающий себе голову сложностями как самой жизни, так и отношениями в любовных делах, поэтому всегда находящийся, в свободное от офиса время, в окружении прекраснейших особ, чаще всего замужних и состоятельных, одной из которых и была наша  Анечка Коробова, очаровательное,  легкомысленное создание, до одури нравящаяся  как сорокалетнему мужу-дипломату, так и более молодым гражданам, не зарабатывающим на политике деньги. По долгу службы её муж часто отсутствовал, и она оставалась одна, скучая и томясь, пока не встретила его, Мишеля, мягкого, искрометного, готового на всё ради неё. Их бурный роман длился месяца три; начавшись, как это часто случается, в одном из многочисленных ночных клубов  Москвы, он получил продолжение в загородном трехэтажном особняке, естественно, в отсутствие мужа.
Мишель на кухне, метражом этак двадцать на десять, стоял у плиты, колдуя над кастрюлькой, от которой шёл пар.
- Что это у нас? – весело поинтересовалась она, чмокнула его в свежевыбритую щеку, заглянула в кастрюльку. Сквозь кипящую воду на неё пялились красные раки.
- Уже почти готовы. Только укропчика сейчас кину. Мишель полез в холодильник, долго там созерцал его внутренности, почему-то  разочарованно выдохнул:
- А укропа  - то нет.
      И тут вдруг лицо Анечки наигранно выказало неодобрение такому повороту событий, словно этот недостающий укроп к ракам  был таким необходимым и нужным  на данный момент, что заставил её очень преочень   расстроиться. Белый лобик её нахмурился: казалось, что она решает сложную жизненную задачу.
- Значит так, решительно произнесла она. – Раки без укропа, что наша с тобой ночь без поцелуев. Ты должен достать мне укропа, иначе сегодня будешь спать в гостиной.
- Анечка, помилуй, до города тридцать километров! – пробовал уразуметь он.
- Ничего не знаю -  достань! – холодно прочеканила она.
Мишель в недоумении развёл руками, понимая, что спорить бесполезно.
                2.
               
Дорога на Сергиевск ему казалась утомительно долгой и однообразной, хотя и гнал он под сто. А еще вчера вечером летел пушинкой к своей ненаглядной, и вся трасса была залита теплым, несмотря на робкое дыхание марта, светом. Еще вдоль обочины лежал ещё тот, февральский снег, и корявые руки деревьев едва-едва наливались живородящей еле заметной краснотой. Сегодня снег присел, обрюзг, и было теплее, но молочно-серое одеяло небес давило на окружающий мир, делая его мельче, будничнее, а тут еще паршивое настроение из-за этого дурацкого пучка укропа. И дернуло же его варить этих раков. И вообще – за этот укроп не нужно было вспоминать, и без него можно было варить. Где ж теперь искать его, в такое время-то.  В первую очередь, нужно посетить центральный рынок, нет, сначала лучше по супермаркетам прошвырнуться, благо их всего парочка на весь городок. Сам город – так себе: за  полдня его можно так досконально изучить, пересчитав при этом всех его бездомных собак, увидеть яркий фасад единственной гостиницы в три этажа, претендующей на роскошь разве только солидной платной автостоянкой и отражающей в своих окнах здание мэрии. А можно ещё, для общего развития, потолкаться на барахолке, купив себе совсем  ненужную вещь, а так, лишь бы каким предметом отметить своё пребывание здесь, да много ещё чего ненужного можно сделать в этом городишке.
Теперь же этот город стал  интересен Мишелю из-за несчастного пучка укропа, улучшающего вкус раков, которых он собирался съесть со своей капризной красавицей; теперь от этого пучка пряной травы зависело то, как он проведёт предстоящую ночь: в одиночестве, на коврике роскошной гостиной или в объятьях страстной прелестницы на спальных шелках.
В  ярко - пёстром гламурном царстве супермаркета для скромного укропа места не оказалось, зато встретил свою бывшую однокурсницу, сидевшей за кассой. Та было сначала смутилась, но потом, натянуто улыбнувшись, спросила традиционное: «как дела», как - будто они только вчера виделись и ей действительно было интересно, как он живёт. Он ответил такое же традиционное «нормально», хотя у самого было очень пасмурно на душе. А училась-то Танька хорошо, в аспирантуру, было, собиралась; наверное, замуж выскочила, не до высоких экономических материй было, а теперь вот житуха дипломированного экономиста за прилавок кинула, а могла и его перекособочить, ещё как могла.
Он ехал по городским колдобинам в сторону рынка со странным чувством: ему казалось, что весь город знает о цели его визита, и что каждый тычет в его сторону – это, мол, тот, который  ищет укроп, чтобы вечером … А дальше этот самый каждый продолжал размышлять уже в меру обузданности своей фантазии. Он ругал себя, считал, что причиной всех этих идиотских мыслей является его мнительность, и что надо избавляться от всех этих комплексов вины неизвестно перед кем и неизвестно за что. От всех этих  угрызений, уверял он себя, человек только слабеет характером и не способен управлять своей судьбой, становится мягкотелым, а отсюда идет непонимание и порой пренебрежение со стороны знакомых и коллег по работе.
На рынке, сером и каком-то замызганном, продавцов было больше чем покупателей, и лица у некоторых продающих были хмурые и невыразительные. Казалось, что они через силу стоят здесь, делая превеликое одолжение тем, кто пришёл сюда потратить свои деньги. Он прибыл сюда, чтобы приобрести этот злочастный пучок укропа и после этого побыстрей убраться из этого городка.
Рыночные лужи проверяли на прочность его ботинки, но он и не смотрел под ноги, его взор блуждал по торговым рядам, в надежде найти тот единственный пропуск к предстоящему ночному счастью. Его заискивающе зазывали, предлагая то капусту, то картошку, то морковку со свеклой. Потом пошли заезжие фрукты, вычурная яркость которых в другой бы раз и соблазнила его раскошелиться. Но сегодня его интересовала пахучая травка, благодаря которой он, пусть хоть и на одну ночь, станет повелителем одной соблазнительной прелестницы, любви которой добивались многие, а один, с  деньгами, даже женился. Но только он, Михаил Шевцов, смог завладеть её ветреным сердцем; так неужели теперь какой-то пучок укропа всё разрушит? А может, он просто сгущает краски, может она уже и забыла о своём странном желании, сидит и нетерпеливо ждёт его у окна и не потребует при встрече укропа. Глупо всё как-то, но если начал этот поиск и пообещал, то нужно идти до конца. А то приедет он без укропа, а она вдруг спросит о нём, что тогда - мокрой курицей смотреть ей в глазки и глупо оправдываться.               
И вдруг, о чудо! В самом краю овощного торгового ряда, у серой брезентовой палатки, он увидел пучок чего-то зелёного в руках сутулого бордового пальто с голубым беретом сверху. Сейчас этот пучок исчезнет в недрах пёстрой сумки, и тогда исчезнет вместе с ним и его последняя надежда. Он пустился бежать, толкнув кого-то по пути; бордовое пальто превратилось в старушку, держащую в правой руке, действительно, пучочек укропа. Она уже было сделала  движение этой рукой к сумке, но он ловко, не ожидая от самого себя такого, выдернул этот пучок из её слабенького бледно-розового кулачка. Та обернула на него удивлённое лицо, так удивляются дети в младенческом возрасте, у которых забрали вдруг любимую игрушку. Он старался не смотреть на старушечье удивление и сразу обратился к продавцу, дородной круглолицей даме, уже готовой от возмущения произнести нелестные слова в его адрес:
- Скажите, у вас ещё такой есть? Мне очень, очень нужно. Плачу любую цену.
- Это  последний, а как у вас хватает со …
И тут торговка увидела перед своим носом стодолларовую купюру, в нерешительности замялась, смягчив тон:
-  Даже не знаю … Завтра будет много укропа …. А что скажет бабуля?
Крепкая хваткая рука все-таки потянулась к деньгам.  Продавщица посмотрела на бабульку взглядом, говорящим:  «Ну что я могу поделать?»  В ответ старушечка запричитала:
- Хотела приболевшему деду супчика куриного сварить, с укропчиком хорошо бы было, и на тебе – из рук выдёргивают.
Но Михаил уже не слышал ни о дедуле, ни о супчике – он на всех парах несся к своей машине, видя только в ней сейчас надежное укрытие от всего этого чужого, серого, промозглого рыночного мира. В машине он откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза …
Город провожал его добрым дождём, за стеклом мир акварельно расплылся, распух как - то.
Он ругал за медлительность светофоры и ехавших впереди водителей. Ему быстрей хотелось выскочить на трассу и дам дать жару.
Блин, если б  впопыхах не забыл телефон, то позвонил бы ей, сказал, что приказание госпожи выполнено, и что он надеется на бурное вознаграждение предстоящей ночью. А вдруг она передумала есть этих раков с укропом? Тогда … тогда он её бросит, нечего голову морочить. Нет, так не должно быть. Тут представилось ему, как она нежно целует его в щёку, в благодарность за такой сумасбродный поступок, обещающе томно глядит и зовёт на кухню похрустеть раками; и будут раки сладко пахнуть укропчиком ….
К самому особняку он так и не доехал: её красное «Пежо» стояло у развилки. Когда он подошёл, она даже не вышла, открыла стекло и протянула ему его телефон.
- Сережа приехал, - не глядя на него, сухо произнесла. – Он нашёл твой телефон в ванной. Теперь он всё знает, он выдвинул ультиматум …. Мы должны расстаться … Ты должен меня понять ….
Он хотел было умолять её  бросить нелюбимого мужа, сейчас же уйти с ним, но глядя на её по-детски беспомощное, растерянное личико, понял, что не стоит этого делать.
- Ну что ж, пока? – как можно спокойнее произнёс он, швырнул в придорожные кусты телефон и направился к свой машине.
Когда его «Ауди» нервно тронулось, Анечка увидела, как из открытого окна на обочину полетел зелёный пучок.
- Достал всё-таки,- печально выдохнула она и, уткнувшись лицом в руль, зарыдала.
               


               
               

               
   
 


   
               


 




























         ПУЧОК УКРОПА      

                1.               
 Анечка Коробова, миловидная рыжая гарпия, в нежно – розовом, трепетном пеньюаре,  стрекозой слетела с синих шелков шикарного ночного ковчега в прохладу просторной спальни.
- Мишель, ты где? –  зазвенел колокольчиком её голосок. Засеменила голыми ногами в поисках своего ненаглядного.
- Мишель, ну ты где? – теперь уже мягко, по-кошачьи, позвала она.
Ну где же её Мишель, Михасик, Микимаусик? Если говорить проще и не в присутствии влюблённой дамы – Михаил Шевцов, служащий  среднего звена одного из подмосковных банков, молодой симпатичный  человек, как и многие столичные и околостоличные люди, ценящий комфорт и качество жизни, не забивающий себе голову сложностями как самой жизни, так и отношениями в любовных делах, поэтому всегда находящийся, в свободное от офиса время, в окружении прекраснейших особ, чаще всего замужних и состоятельных, одной из которых и была наша  Анечка Коробова, очаровательное,  легкомысленное создание, до одури нравящаяся  как сорокалетнему мужу-дипломату, так и более молодым гражданам, не зарабатывающим на политике деньги. По долгу службы её муж часто отсутствовал, и она оставалась одна, скучая и томясь, пока не встретила его, Мишеля, мягкого, искрометного, готового на всё ради неё. Их бурный роман длился месяца три; начавшись, как это часто случается, в одном из многочисленных ночных клубов  Москвы, он получил продолжение в загородном трехэтажном особняке, естественно, в отсутствие мужа.
Мишель на кухне, метражом этак двадцать на десять, стоял у плиты, колдуя над кастрюлькой, от которой шёл пар.
- Что это у нас? – весело поинтересовалась она, чмокнула его в свежевыбритую щеку, заглянула в кастрюльку. Сквозь кипящую воду на неё пялились красные раки.
- Уже почти готовы. Только укропчика сейчас кину. Мишель полез в холодильник, долго там созерцал его внутренности, почему-то  разочарованно выдохнул:
- А укропа  - то нет.
      И тут вдруг лицо Анечки наигранно выказало неодобрение такому повороту событий, словно этот недостающий укроп к ракам  был таким необходимым и нужным  на данный момент, что заставил её очень преочень   расстроиться. Белый лобик её нахмурился: казалось, что она решает сложную жизненную задачу.
- Значит так, решительно произнесла она. – Раки без укропа, что наша с тобой ночь без поцелуев. Ты должен достать мне укропа, иначе сегодня будешь спать в гостиной.
- Анечка, помилуй, до города тридцать километров! – пробовал уразуметь он.
- Ничего не знаю -  достань! – холодно прочеканила она.
Мишель в недоумении развёл руками, понимая, что спорить бесполезно.
                2.
               
Дорога на Сергиевск ему казалась утомительно долгой и однообразной, хотя и гнал он под сто. А еще вчера вечером летел пушинкой к своей ненаглядной, и вся трасса была залита теплым, несмотря на робкое дыхание марта, светом. Еще вдоль обочины лежал ещё тот, февральский снег, и корявые руки деревьев едва-едва наливались живородящей еле заметной краснотой. Сегодня снег присел, обрюзг, и было теплее, но молочно-серое одеяло небес давило на окружающий мир, делая его мельче, будничнее, а тут еще паршивое настроение из-за этого дурацкого пучка укропа. И дернуло же его варить этих раков. И вообще – за этот укроп не нужно было вспоминать, и без него можно было варить. Где ж теперь искать его, в такое время-то.  В первую очередь, нужно посетить центральный рынок, нет, сначала лучше по супермаркетам прошвырнуться, благо их всего парочка на весь городок. Сам город – так себе: за  полдня его можно так досконально изучить, пересчитав при этом всех его бездомных собак, увидеть яркий фасад единственной гостиницы в три этажа, претендующей на роскошь разве только солидной платной автостоянкой и отражающей в своих окнах здание мэрии. А можно ещё, для общего развития, потолкаться на барахолке, купив себе совсем  ненужную вещь, а так, лишь бы каким предметом отметить своё пребывание здесь, да много ещё чего ненужного можно сделать в этом городишке.
Теперь же этот город стал  интересен Мишелю из-за несчастного пучка укропа, улучшающего вкус раков, которых он собирался съесть со своей капризной красавицей; теперь от этого пучка пряной травы зависело то, как он проведёт предстоящую ночь: в одиночестве, на коврике роскошной гостиной или в объятьях страстной прелестницы на спальных шелках.
В  ярко - пёстром гламурном царстве супермаркета для скромного укропа места не оказалось, зато встретил свою бывшую однокурсницу, сидевшей за кассой. Та было сначала смутилась, но потом, натянуто улыбнувшись, спросила традиционное: «как дела», как - будто они только вчера виделись и ей действительно было интересно, как он живёт. Он ответил такое же традиционное «нормально», хотя у самого было очень пасмурно на душе. А училась-то Танька хорошо, в аспирантуру, было, собиралась; наверное, замуж выскочила, не до высоких экономических материй было, а теперь вот житуха дипломированного экономиста за прилавок кинула, а могла и его перекособочить, ещё как могла.
Он ехал по городским колдобинам в сторону рынка со странным чувством: ему казалось, что весь город знает о цели его визита, и что каждый тычет в его сторону – это, мол, тот, который  ищет укроп, чтобы вечером … А дальше этот самый каждый продолжал размышлять уже в меру обузданности своей фантазии. Он ругал себя, считал, что причиной всех этих идиотских мыслей является его мнительность, и что надо избавляться от всех этих комплексов вины неизвестно перед кем и неизвестно за что. От всех этих  угрызений, уверял он себя, человек только слабеет характером и не способен управлять своей судьбой, становится мягкотелым, а отсюда идет непонимание и порой пренебрежение со стороны знакомых и коллег по работе.
На рынке, сером и каком-то замызганном, продавцов было больше чем покупателей, и лица у некоторых продающих были хмурые и невыразительные. Казалось, что они через силу стоят здесь, делая превеликое одолжение тем, кто пришёл сюда потратить свои деньги. Он прибыл сюда, чтобы приобрести этот злочастный пучок укропа и после этого побыстрей убраться из этого городка.
Рыночные лужи проверяли на прочность его ботинки, но он и не смотрел под ноги, его взор блуждал по торговым рядам, в надежде найти тот единственный пропуск к предстоящему ночному счастью. Его заискивающе зазывали, предлагая то капусту, то картошку, то морковку со свеклой. Потом пошли заезжие фрукты, вычурная яркость которых в другой бы раз и соблазнила его раскошелиться. Но сегодня его интересовала пахучая травка, благодаря которой он, пусть хоть и на одну ночь, станет повелителем одной соблазнительной прелестницы, любви которой добивались многие, а один, с  деньгами, даже женился. Но только он, Михаил Шевцов, смог завладеть её ветреным сердцем; так неужели теперь какой-то пучок укропа всё разрушит? А может, он просто сгущает краски, может она уже и забыла о своём странном желании, сидит и нетерпеливо ждёт его у окна и не потребует при встрече укропа. Глупо всё как-то, но если начал этот поиск и пообещал, то нужно идти до конца. А то приедет он без укропа, а она вдруг спросит о нём, что тогда - мокрой курицей смотреть ей в глазки и глупо оправдываться.               
И вдруг, о чудо! В самом краю овощного торгового ряда, у серой брезентовой палатки, он увидел пучок чего-то зелёного в руках сутулого бордового пальто с голубым беретом сверху. Сейчас этот пучок исчезнет в недрах пёстрой сумки, и тогда исчезнет вместе с ним и его последняя надежда. Он пустился бежать, толкнув кого-то по пути; бордовое пальто превратилось в старушку, держащую в правой руке, действительно, пучочек укропа. Она уже было сделала  движение этой рукой к сумке, но он ловко, не ожидая от самого себя такого, выдернул этот пучок из её слабенького бледно-розового кулачка. Та обернула на него удивлённое лицо, так удивляются дети в младенческом возрасте, у которых забрали вдруг любимую игрушку. Он старался не смотреть на старушечье удивление и сразу обратился к продавцу, дородной круглолицей даме, уже готовой от возмущения произнести нелестные слова в его адрес:
- Скажите, у вас ещё такой есть? Мне очень, очень нужно. Плачу любую цену.
- Это  последний, а как у вас хватает со …
И тут торговка увидела перед своим носом стодолларовую купюру, в нерешительности замялась, смягчив тон:
-  Даже не знаю … Завтра будет много укропа …. А что скажет бабуля?
Крепкая хваткая рука все-таки потянулась к деньгам.  Продавщица посмотрела на бабульку взглядом, говорящим:  «Ну что я могу поделать?»  В ответ старушечка запричитала:
- Хотела приболевшему деду супчика куриного сварить, с укропчиком хорошо бы было, и на тебе – из рук выдёргивают.
Но Михаил уже не слышал ни о дедуле, ни о супчике – он на всех парах несся к своей машине, видя только в ней сейчас надежное укрытие от всего этого чужого, серого, промозглого рыночного мира. В машине он откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза …
Город провожал его добрым дождём, за стеклом мир акварельно расплылся, распух как - то.
Он ругал за медлительность светофоры и ехавших впереди водителей. Ему быстрей хотелось выскочить на трассу и дам дать жару.
Блин, если б  впопыхах не забыл телефон, то позвонил бы ей, сказал, что приказание госпожи выполнено, и что он надеется на бурное вознаграждение предстоящей ночью. А вдруг она передумала есть этих раков с укропом? Тогда … тогда он её бросит, нечего голову морочить. Нет, так не должно быть. Тут представилось ему, как она нежно целует его в щёку, в благодарность за такой сумасбродный поступок, обещающе томно глядит и зовёт на кухню похрустеть раками; и будут раки сладко пахнуть укропчиком ….
К самому особняку он так и не доехал: её красное «Пежо» стояло у развилки. Когда он подошёл, она даже не вышла, открыла стекло и протянула ему его телефон.
- Сережа приехал, - не глядя на него, сухо произнесла. – Он нашёл твой телефон в ванной. Теперь он всё знает, он выдвинул ультиматум …. Мы должны расстаться … Ты должен меня понять ….
Он хотел было умолять её  бросить нелюбимого мужа, сейчас же уйти с ним, но глядя на её по-детски беспомощное, растерянное личико, понял, что не стоит этого делать.
- Ну что ж, пока? – как можно спокойнее произнёс он, швырнул в придорожные кусты телефон и направился к свой машине.
Когда его «Ауди» нервно тронулось, Анечка увидела, как из открытого окна на обочину полетел зелёный пучок.
- Достал всё-таки,- печально выдохнула она и, уткнувшись лицом в руль, зарыдала.
               


               
               

               
   
 


   
               


 




























         ПУЧОК УКРОПА      

                1.               
 Анечка Коробова, миловидная рыжая гарпия, в нежно – розовом, трепетном пеньюаре,  стрекозой слетела с синих шелков шикарного ночного ковчега в прохладу просторной спальни.
- Мишель, ты где? –  зазвенел колокольчиком её голосок. Засеменила голыми ногами в поисках своего ненаглядного.
- Мишель, ну ты где? – теперь уже мягко, по-кошачьи, позвала она.
Ну где же её Мишель, Михасик, Микимаусик? Если говорить проще и не в присутствии влюблённой дамы – Михаил Шевцов, служащий  среднего звена одного из подмосковных банков, молодой симпатичный  человек, как и многие столичные и околостоличные люди, ценящий комфорт и качество жизни, не забивающий себе голову сложностями как самой жизни, так и отношениями в любовных делах, поэтому всегда находящийся, в свободное от офиса время, в окружении прекраснейших особ, чаще всего замужних и состоятельных, одной из которых и была наша  Анечка Коробова, очаровательное,  легкомысленное создание, до одури нравящаяся  как сорокалетнему мужу-дипломату, так и более молодым гражданам, не зарабатывающим на политике деньги. По долгу службы её муж часто отсутствовал, и она оставалась одна, скучая и томясь, пока не встретила его, Мишеля, мягкого, искрометного, готового на всё ради неё. Их бурный роман длился месяца три; начавшись, как это часто случается, в одном из многочисленных ночных клубов  Москвы, он получил продолжение в загородном трехэтажном особняке, естественно, в отсутствие мужа.
Мишель на кухне, метражом этак двадцать на десять, стоял у плиты, колдуя над кастрюлькой, от которой шёл пар.
- Что это у нас? – весело поинтересовалась она, чмокнула его в свежевыбритую щеку, заглянула в кастрюльку. Сквозь кипящую воду на неё пялились красные раки.
- Уже почти готовы. Только укропчика сейчас кину. Мишель полез в холодильник, долго там созерцал его внутренности, почему-то  разочарованно выдохнул:
- А укропа  - то нет.
      И тут вдруг лицо Анечки наигранно выказало неодобрение такому повороту событий, словно этот недостающий укроп к ракам  был таким необходимым и нужным  на данный момент, что заставил её очень преочень   расстроиться. Белый лобик её нахмурился: казалось, что она решает сложную жизненную задачу.
- Значит так, решительно произнесла она. – Раки без укропа, что наша с тобой ночь без поцелуев. Ты должен достать мне укропа, иначе сегодня будешь спать в гостиной.
- Анечка, помилуй, до города тридцать километров! – пробовал уразуметь он.
- Ничего не знаю -  достань! – холодно прочеканила она.
Мишель в недоумении развёл руками, понимая, что спорить бесполезно.
                2.
               
Дорога на Сергиевск ему казалась утомительно долгой и однообразной, хотя и гнал он под сто. А еще вчера вечером летел пушинкой к своей ненаглядной, и вся трасса была залита теплым, несмотря на робкое дыхание марта, светом. Еще вдоль обочины лежал ещё тот, февральский снег, и корявые руки деревьев едва-едва наливались живородящей еле заметной краснотой. Сегодня снег присел, обрюзг, и было теплее, но молочно-серое одеяло небес давило на окружающий мир, делая его мельче, будничнее, а тут еще паршивое настроение из-за этого дурацкого пучка укропа. И дернуло же его варить этих раков. И вообще – за этот укроп не нужно было вспоминать, и без него можно было варить. Где ж теперь искать его, в такое время-то.  В первую очередь, нужно посетить центральный рынок, нет, сначала лучше по супермаркетам прошвырнуться, благо их всего парочка на весь городок. Сам город – так себе: за  полдня его можно так досконально изучить, пересчитав при этом всех его бездомных собак, увидеть яркий фасад единственной гостиницы в три этажа, претендующей на роскошь разве только солидной платной автостоянкой и отражающей в своих окнах здание мэрии. А можно ещё, для общего развития, потолкаться на барахолке, купив себе совсем  ненужную вещь, а так, лишь бы каким предметом отметить своё пребывание здесь, да много ещё чего ненужного можно сделать в этом городишке.
Теперь же этот город стал  интересен Мишелю из-за несчастного пучка укропа, улучшающего вкус раков, которых он собирался съесть со своей капризной красавицей; теперь от этого пучка пряной травы зависело то, как он проведёт предстоящую ночь: в одиночестве, на коврике роскошной гостиной или в объятьях страстной прелестницы на спальных шелках.
В  ярко - пёстром гламурном царстве супермаркета для скромного укропа места не оказалось, зато встретил свою бывшую однокурсницу, сидевшей за кассой. Та было сначала смутилась, но потом, натянуто улыбнувшись, спросила традиционное: «как дела», как - будто они только вчера виделись и ей действительно было интересно, как он живёт. Он ответил такое же традиционное «нормально», хотя у самого было очень пасмурно на душе. А училась-то Танька хорошо, в аспирантуру, было, собиралась; наверное, замуж выскочила, не до высоких экономических материй было, а теперь вот житуха дипломированного экономиста за прилавок кинула, а могла и его перекособочить, ещё как могла.
Он ехал по городским колдобинам в сторону рынка со странным чувством: ему казалось, что весь город знает о цели его визита, и что каждый тычет в его сторону – это, мол, тот, который  ищет укроп, чтобы вечером … А дальше этот самый каждый продолжал размышлять уже в меру обузданности своей фантазии. Он ругал себя, считал, что причиной всех этих идиотских мыслей является его мнительность, и что надо избавляться от всех этих комплексов вины неизвестно перед кем и неизвестно за что. От всех этих  угрызений, уверял он себя, человек только слабеет характером и не способен управлять своей судьбой, становится мягкотелым, а отсюда идет непонимание и порой пренебрежение со стороны знакомых и коллег по работе.
На рынке, сером и каком-то замызганном, продавцов было больше чем покупателей, и лица у некоторых продающих были хмурые и невыразительные. Казалось, что они через силу стоят здесь, делая превеликое одолжение тем, кто пришёл сюда потратить свои деньги. Он прибыл сюда, чтобы приобрести этот злочастный пучок укропа и после этого побыстрей убраться из этого городка.
Рыночные лужи проверяли на прочность его ботинки, но он и не смотрел под ноги, его взор блуждал по торговым рядам, в надежде найти тот единственный пропуск к предстоящему ночному счастью. Его заискивающе зазывали, предлагая то капусту, то картошку, то морковку со свеклой. Потом пошли заезжие фрукты, вычурная яркость которых в другой бы раз и соблазнила его раскошелиться. Но сегодня его интересовала пахучая травка, благодаря которой он, пусть хоть и на одну ночь, станет повелителем одной соблазнительной прелестницы, любви которой добивались многие, а один, с  деньгами, даже женился. Но только он, Михаил Шевцов, смог завладеть её ветреным сердцем; так неужели теперь какой-то пучок укропа всё разрушит? А может, он просто сгущает краски, может она уже и забыла о своём странном желании, сидит и нетерпеливо ждёт его у окна и не потребует при встрече укропа. Глупо всё как-то, но если начал этот поиск и пообещал, то нужно идти до конца. А то приедет он без укропа, а она вдруг спросит о нём, что тогда - мокрой курицей смотреть ей в глазки и глупо оправдываться.               
И вдруг, о чудо! В самом краю овощного торгового ряда, у серой брезентовой палатки, он увидел пучок чего-то зелёного в руках сутулого бордового пальто с голубым беретом сверху. Сейчас этот пучок исчезнет в недрах пёстрой сумки, и тогда исчезнет вместе с ним и его последняя надежда. Он пустился бежать, толкнув кого-то по пути; бордовое пальто превратилось в старушку, держащую в правой руке, действительно, пучочек укропа. Она уже было сделала  движение этой рукой к сумке, но он ловко, не ожидая от самого себя такого, выдернул этот пучок из её слабенького бледно-розового кулачка. Та обернула на него удивлённое лицо, так удивляются дети в младенческом возрасте, у которых забрали вдруг любимую игрушку. Он старался не смотреть на старушечье удивление и сразу обратился к продавцу, дородной круглолицей даме, уже готовой от возмущения произнести нелестные слова в его адрес:
- Скажите, у вас ещё такой есть? Мне очень, очень нужно. Плачу любую цену.
- Это  последний, а как у вас хватает со …
И тут торговка увидела перед своим носом стодолларовую купюру, в нерешительности замялась, смягчив тон:
-  Даже не знаю … Завтра будет много укропа …. А что скажет бабуля?
Крепкая хваткая рука все-таки потянулась к деньгам.  Продавщица посмотрела на бабульку взглядом, говорящим:  «Ну что я могу поделать?»  В ответ старушечка запричитала:
- Хотела приболевшему деду супчика куриного сварить, с укропчиком хорошо бы было, и на тебе – из рук выдёргивают.
Но Михаил уже не слышал ни о дедуле, ни о супчике – он на всех парах несся к своей машине, видя только в ней сейчас надежное укрытие от всего этого чужого, серого, промозглого рыночного мира. В машине он откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза …
Город провожал его добрым дождём, за стеклом мир акварельно расплылся, распух как - то.
Он ругал за медлительность светофоры и ехавших впереди водителей. Ему быстрей хотелось выскочить на трассу и дам дать жару.
Блин, если б  впопыхах не забыл телефон, то позвонил бы ей, сказал, что приказание госпожи выполнено, и что он надеется на бурное вознаграждение предстоящей ночью. А вдруг она передумала есть этих раков с укропом? Тогда … тогда он её бросит, нечего голову морочить. Нет, так не должно быть. Тут представилось ему, как она нежно целует его в щёку, в благодарность за такой сумасбродный поступок, обещающе томно глядит и зовёт на кухню похрустеть раками; и будут раки сладко пахнуть укропчиком ….
К самому особняку он так и не доехал: её красное «Пежо» стояло у развилки. Когда он подошёл, она даже не вышла, открыла стекло и протянула ему его телефон.
- Сережа приехал, - не глядя на него, сухо произнесла. – Он нашёл твой телефон в ванной. Теперь он всё знает, он выдвинул ультиматум …. Мы должны расстаться … Ты должен меня понять ….
Он хотел было умолять её  бросить нелюбимого мужа, сейчас же уйти с ним, но глядя на её по-детски беспомощное, растерянное личико, понял, что не стоит этого делать.
- Ну что ж, пока? – как можно спокойнее произнёс он, швырнул в придорожные кусты телефон и направился к свой машине.
Когда его «Ауди» нервно тронулось, Анечка увидела, как из открытого окна на обочину полетел зелёный пучок.
- Достал всё-таки,- печально выдохнула она и, уткнувшись лицом в руль, зарыдала.
               


               
               

               
   
 


   
               


 




























         ПУЧОК УКРОПА      

                1.               
 Анечка Коробова, миловидная рыжая гарпия, в нежно – розовом, трепетном пеньюаре,  стрекозой слетела с синих шелков шикарного ночного ковчега в прохладу просторной спальни.
- Мишель, ты где? –  зазвенел колокольчиком её голосок. Засеменила голыми ногами в поисках своего ненаглядного.
- Мишель, ну ты где? – теперь уже мягко, по-кошачьи, позвала она.
Ну где же её Мишель, Михасик, Микимаусик? Если говорить проще и не в присутствии влюблённой дамы – Михаил Шевцов, служащий  среднего звена одного из подмосковных банков, молодой симпатичный  человек, как и многие столичные и околостоличные люди, ценящий комфорт и качество жизни, не забивающий себе голову сложностями как самой жизни, так и отношениями в любовных делах, поэтому всегда находящийся, в свободное от офиса время, в окружении прекраснейших особ, чаще всего замужних и состоятельных, одной из которых и была наша  Анечка Коробова, очаровательное,  легкомысленное создание, до одури нравящаяся  как сорокалетнему мужу-дипломату, так и более молодым гражданам, не зарабатывающим на политике деньги. По долгу службы её муж часто отсутствовал, и она оставалась одна, скучая и томясь, пока не встретила его, Мишеля, мягкого, искрометного, готового на всё ради неё. Их бурный роман длился месяца три; начавшись, как это часто случается, в одном из многочисленных ночных клубов  Москвы, он получил продолжение в загородном трехэтажном особняке, естественно, в отсутствие мужа.
Мишель на кухне, метражом этак двадцать на десять, стоял у плиты, колдуя над кастрюлькой, от которой шёл пар.
- Что это у нас? – весело поинтересовалась она, чмокнула его в свежевыбритую щеку, заглянула в кастрюльку. Сквозь кипящую воду на неё пялились красные раки.
- Уже почти готовы. Только укропчика сейчас кину. Мишель полез в холодильник, долго там созерцал его внутренности, почему-то  разочарованно выдохнул:
- А укропа  - то нет.
      И тут вдруг лицо Анечки наигранно выказало неодобрение такому повороту событий, словно этот недостающий укроп к ракам  был таким необходимым и нужным  на данный момент, что заставил её очень преочень   расстроиться. Белый лобик её нахмурился: казалось, что она решает сложную жизненную задачу.
- Значит так, решительно произнесла она. – Раки без укропа, что наша с тобой ночь без поцелуев. Ты должен достать мне укропа, иначе сегодня будешь спать в гостиной.
- Анечка, помилуй, до города тридцать километров! – пробовал уразуметь он.
- Ничего не знаю -  достань! – холодно прочеканила она.
Мишель в недоумении развёл руками, понимая, что спорить бесполезно.
                2.
               
Дорога на Сергиевск ему казалась утомительно долгой и однообразной, хотя и гнал он под сто. А еще вчера вечером летел пушинкой к своей ненаглядной, и вся трасса была залита теплым, несмотря на робкое дыхание марта, светом. Еще вдоль обочины лежал ещё тот, февральский снег, и корявые руки деревьев едва-едва наливались живородящей еле заметной краснотой. Сегодня снег присел, обрюзг, и было теплее, но молочно-серое одеяло небес давило на окружающий мир, делая его мельче, будничнее, а тут еще паршивое настроение из-за этого дурацкого пучка укропа. И дернуло же его варить этих раков. И вообще – за этот укроп не нужно было вспоминать, и без него можно было варить. Где ж теперь искать его, в такое время-то.  В первую очередь, нужно посетить центральный рынок, нет, сначала лучше по супермаркетам прошвырнуться, благо их всего парочка на весь городок. Сам город – так себе: за  полдня его можно так досконально изучить, пересчитав при этом всех его бездомных собак, увидеть яркий фасад единственной гостиницы в три этажа, претендующей на роскошь разве только солидной платной автостоянкой и отражающей в своих окнах здание мэрии. А можно ещё, для общего развития, потолкаться на барахолке, купив себе совсем  ненужную вещь, а так, лишь бы каким предметом отметить своё пребывание здесь, да много ещё чего ненужного можно сделать в этом городишке.
Теперь же этот город стал  интересен Мишелю из-за несчастного пучка укропа, улучшающего вкус раков, которых он собирался съесть со своей капризной красавицей; теперь от этого пучка пряной травы зависело то, как он проведёт предстоящую ночь: в одиночестве, на коврике роскошной гостиной или в объятьях страстной прелестницы на спальных шелках.
В  ярко - пёстром гламурном царстве супермаркета для скромного укропа места не оказалось, зато встретил свою бывшую однокурсницу, сидевшей за кассой. Та было сначала смутилась, но потом, натянуто улыбнувшись, спросила традиционное: «как дела», как - будто они только вчера виделись и ей действительно было интересно, как он живёт. Он ответил такое же традиционное «нормально», хотя у самого было очень пасмурно на душе. А училась-то Танька хорошо, в аспирантуру, было, собиралась; наверное, замуж выскочила, не до высоких экономических материй было, а теперь вот житуха дипломированного экономиста за прилавок кинула, а могла и его перекособочить, ещё как могла.
Он ехал по городским колдобинам в сторону рынка со странным чувством: ему казалось, что весь город знает о цели его визита, и что каждый тычет в его сторону – это, мол, тот, который  ищет укроп, чтобы вечером … А дальше этот самый каждый продолжал размышлять уже в меру обузданности своей фантазии. Он ругал себя, считал, что причиной всех этих идиотских мыслей является его мнительность, и что надо избавляться от всех этих комплексов вины неизвестно перед кем и неизвестно за что. От всех этих  угрызений, уверял он себя, человек только слабеет характером и не способен управлять своей судьбой, становится мягкотелым, а отсюда идет непонимание и порой пренебрежение со стороны знакомых и коллег по работе.
На рынке, сером и каком-то замызганном, продавцов было больше чем покупателей, и лица у некоторых продающих были хмурые и невыразительные. Казалось, что они через силу стоят здесь, делая превеликое одолжение тем, кто пришёл сюда потратить свои деньги. Он прибыл сюда, чтобы приобрести этот злочастный пучок укропа и после этого побыстрей убраться из этого городка.
Рыночные лужи проверяли на прочность его ботинки, но он и не смотрел под ноги, его взор блуждал по торговым рядам, в надежде найти тот единственный пропуск к предстоящему ночному счастью. Его заискивающе зазывали, предлагая то капусту, то картошку, то морковку со свеклой. Потом пошли заезжие фрукты, вычурная яркость которых в другой бы раз и соблазнила его раскошелиться. Но сегодня его интересовала пахучая травка, благодаря которой он, пусть хоть и на одну ночь, станет повелителем одной соблазнительной прелестницы, любви которой добивались многие, а один, с  деньгами, даже женился. Но только он, Михаил Шевцов, смог завладеть её ветреным сердцем; так неужели теперь какой-то пучок укропа всё разрушит? А может, он просто сгущает краски, может она уже и забыла о своём странном желании, сидит и нетерпеливо ждёт его у окна и не потребует при встрече укропа. Глупо всё как-то, но если начал этот поиск и пообещал, то нужно идти до конца. А то приедет он без укропа, а она вдруг спросит о нём, что тогда - мокрой курицей смотреть ей в глазки и глупо оправдываться.               
И вдруг, о чудо! В самом краю овощного торгового ряда, у серой брезентовой палатки, он увидел пучок чего-то зелёного в руках сутулого бордового пальто с голубым беретом сверху. Сейчас этот пучок исчезнет в недрах пёстрой сумки, и тогда исчезнет вместе с ним и его последняя надежда. Он пустился бежать, толкнув кого-то по пути; бордовое пальто превратилось в старушку, держащую в правой руке, действительно, пучочек укропа. Она уже было сделала  движение этой рукой к сумке, но он ловко, не ожидая от самого себя такого, выдернул этот пучок из её слабенького бледно-розового кулачка. Та обернула на него удивлённое лицо, так удивляются дети в младенческом возрасте, у которых забрали вдруг любимую игрушку. Он старался не смотреть на старушечье удивление и сразу обратился к продавцу, дородной круглолицей даме, уже готовой от возмущения произнести нелестные слова в его адрес:
- Скажите, у вас ещё такой есть? Мне очень, очень нужно. Плачу любую цену.
- Это  последний, а как у вас хватает со …
И тут торговка увидела перед своим носом стодолларовую купюру, в нерешительности замялась, смягчив тон:
-  Даже не знаю … Завтра будет много укропа …. А что скажет бабуля?
Крепкая хваткая рука все-таки потянулась к деньгам.  Продавщица посмотрела на бабульку взглядом, говорящим:  «Ну что я могу поделать?»  В ответ старушечка запричитала:
- Хотела приболевшему деду супчика куриного сварить, с укропчиком хорошо бы было, и на тебе – из рук выдёргивают.
Но Михаил уже не слышал ни о дедуле, ни о супчике – он на всех парах несся к своей машине, видя только в ней сейчас надежное укрытие от всего этого чужого, серого, промозглого рыночного мира. В машине он откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза …
Город провожал его добрым дождём, за стеклом мир акварельно расплылся, распух как - то.
Он ругал за медлительность светофоры и ехавших впереди водителей. Ему быстрей хотелось выскочить на трассу и дам дать жару.
Блин, если б  впопыхах не забыл телефон, то позвонил бы ей, сказал, что приказание госпожи выполнено, и что он надеется на бурное вознаграждение предстоящей ночью. А вдруг она передумала есть этих раков с укропом? Тогда … тогда он её бросит, нечего голову морочить. Нет, так не должно быть. Тут представилось ему, как она нежно целует его в щёку, в благодарность за такой сумасбродный поступок, обещающе томно глядит и зовёт на кухню похрустеть раками; и будут раки сладко пахнуть укропчиком ….
К самому особняку он так и не доехал: её красное «Пежо» стояло у развилки. Когда он подошёл, она даже не вышла, открыла стекло и протянула ему его телефон.
- Сережа приехал, - не глядя на него, сухо произнесла. – Он нашёл твой телефон в ванной. Теперь он всё знает, он выдвинул ультиматум …. Мы должны расстаться … Ты должен меня понять ….
Он хотел было умолять её  бросить нелюбимого мужа, сейчас же уйти с ним, но глядя на её по-детски беспомощное, растерянное личико, понял, что не стоит этого делать.
- Ну что ж, пока? – как можно спокойнее произнёс он, швырнул в придорожные кусты телефон и направился к свой машине.
Когда его «Ауди» нервно тронулось, Анечка увидела, как из открытого окна на обочину полетел зелёный пучок.
- Достал всё-таки,- печально выдохнула она и, уткнувшись лицом в руль, зарыдала.
               


               
               

               
   
 


   
               


 




























         ПУЧОК УКРОПА      

                1.               
 Анечка Коробова, миловидная рыжая гарпия, в нежно – розовом, трепетном пеньюаре,  стрекозой слетела с синих шелков шикарного ночного ковчега в прохладу просторной спальни.
- Мишель, ты где? –  зазвенел колокольчиком её голосок. Засеменила голыми ногами в поисках своего ненаглядного.
- Мишель, ну ты где? – теперь уже мягко, по-кошачьи, позвала она.
Ну где же её Мишель, Михасик, Микимаусик? Если говорить проще и не в присутствии влюблённой дамы – Михаил Шевцов, служащий  среднего звена одного из подмосковных банков, молодой симпатичный  человек, как и многие столичные и околостоличные люди, ценящий комфорт и качество жизни, не забивающий себе голову сложностями как самой жизни, так и отношениями в любовных делах, поэтому всегда находящийся, в свободное от офиса время, в окружении прекраснейших особ, чаще всего замужних и состоятельных, одной из которых и была наша  Анечка Коробова, очаровательное,  легкомысленное создание, до одури нравящаяся  как сорокалетнему мужу-дипломату, так и более молодым гражданам, не зарабатывающим на политике деньги. По долгу службы её муж часто отсутствовал, и она оставалась одна, скучая и томясь, пока не встретила его, Мишеля, мягкого, искрометного, готового на всё ради неё. Их бурный роман длился месяца три; начавшись, как это часто случается, в одном из многочисленных ночных клубов  Москвы, он получил продолжение в загородном трехэтажном особняке, естественно, в отсутствие мужа.
Мишель на кухне, метражом этак двадцать на десять, стоял у плиты, колдуя над кастрюлькой, от которой шёл пар.
- Что это у нас? – весело поинтересовалась она, чмокнула его в свежевыбритую щеку, заглянула в кастрюльку. Сквозь кипящую воду на неё пялились красные раки.
- Уже почти готовы. Только укропчика сейчас кину. Мишель полез в холодильник, долго там созерцал его внутренности, почему-то  разочарованно выдохнул:
- А укропа  - то нет.
      И тут вдруг лицо Анечки наигранно выказало неодобрение такому повороту событий, словно этот недостающий укроп к ракам  был таким необходимым и нужным  на данный момент, что заставил её очень преочень   расстроиться. Белый лобик её нахмурился: казалось, что она решает сложную жизненную задачу.
- Значит так, решительно произнесла она. – Раки без укропа, что наша с тобой ночь без поцелуев. Ты должен достать мне укропа, иначе сегодня будешь спать в гостиной.
- Анечка, помилуй, до города тридцать километров! – пробовал уразуметь он.
- Ничего не знаю -  достань! – холодно прочеканила она.
Мишель в недоумении развёл руками, понимая, что спорить бесполезно.
                2.
               
Дорога на Сергиевск ему казалась утомительно долгой и однообразной, хотя и гнал он под сто. А еще вчера вечером летел пушинкой к своей ненаглядной, и вся трасса была залита теплым, несмотря на робкое дыхание марта, светом. Еще вдоль обочины лежал ещё тот, февральский снег, и корявые руки деревьев едва-едва наливались живородящей еле заметной краснотой. Сегодня снег присел, обрюзг, и было теплее, но молочно-серое одеяло небес давило на окружающий мир, делая его мельче, будничнее, а тут еще паршивое настроение из-за этого дурацкого пучка укропа. И дернуло же его варить этих раков. И вообще – за этот укроп не нужно было вспоминать, и без него можно было варить. Где ж теперь искать его, в такое время-то.  В первую очередь, нужно посетить центральный рынок, нет, сначала лучше по супермаркетам прошвырнуться, благо их всего парочка на весь городок. Сам город – так себе: за  полдня его можно так досконально изучить, пересчитав при этом всех его бездомных собак, увидеть яркий фасад единственной гостиницы в три этажа, претендующей на роскошь разве только солидной платной автостоянкой и отражающей в своих окнах здание мэрии. А можно ещё, для общего развития, потолкаться на барахолке, купив себе совсем  ненужную вещь, а так, лишь бы каким предметом отметить своё пребывание здесь, да много ещё чего ненужного можно сделать в этом городишке.
Теперь же этот город стал  интересен Мишелю из-за несчастного пучка укропа, улучшающего вкус раков, которых он собирался съесть со своей капризной красавицей; теперь от этого пучка пряной травы зависело то, как он проведёт предстоящую ночь: в одиночестве, на коврике роскошной гостиной или в объятьях страстной прелестницы на спальных шелках.
В  ярко - пёстром гламурном царстве супермаркета для скромного укропа места не оказалось, зато встретил свою бывшую однокурсницу, сидевшей за кассой. Та было сначала смутилась, но потом, натянуто улыбнувшись, спросила традиционное: «как дела», как - будто они только вчера виделись и ей действительно было интересно, как он живёт. Он ответил такое же традиционное «нормально», хотя у самого было очень пасмурно на душе. А училась-то Танька хорошо, в аспирантуру, было, собиралась; наверное, замуж выскочила, не до высоких экономических материй было, а теперь вот житуха дипломированного экономиста за прилавок кинула, а могла и его перекособочить, ещё как могла.
Он ехал по городским колдобинам в сторону рынка со странным чувством: ему казалось, что весь город знает о цели его визита, и что каждый тычет в его сторону – это, мол, тот, который  ищет укроп, чтобы вечером … А дальше этот самый каждый продолжал размышлять уже в меру обузданности своей фантазии. Он ругал себя, считал, что причиной всех этих идиотских мыслей является его мнительность, и что надо избавляться от всех этих комплексов вины неизвестно перед кем и неизвестно за что. От всех этих  угрызений, уверял он себя, человек только слабеет характером и не способен управлять своей судьбой, становится мягкотелым, а отсюда идет непонимание и порой пренебрежение со стороны знакомых и коллег по работе.
На рынке, сером и каком-то замызганном, продавцов было больше чем покупателей, и лица у некоторых продающих были хмурые и невыразительные. Казалось, что они через силу стоят здесь, делая превеликое одолжение тем, кто пришёл сюда потратить свои деньги. Он прибыл сюда, чтобы приобрести этот злочастный пучок укропа и после этого побыстрей убраться из этого городка.
Рыночные лужи проверяли на прочность его ботинки, но он и не смотрел под ноги, его взор блуждал по торговым рядам, в надежде найти тот единственный пропуск к предстоящему ночному счастью. Его заискивающе зазывали, предлагая то капусту, то картошку, то морковку со свеклой. Потом пошли заезжие фрукты, вычурная яркость которых в другой бы раз и соблазнила его раскошелиться. Но сегодня его интересовала пахучая травка, благодаря которой он, пусть хоть и на одну ночь, станет повелителем одной соблазнительной прелестницы, любви которой добивались многие, а один, с  деньгами, даже женился. Но только он, Михаил Шевцов, смог завладеть её ветреным сердцем; так неужели теперь какой-то пучок укропа всё разрушит? А может, он просто сгущает краски, может она уже и забыла о своём странном желании, сидит и нетерпеливо ждёт его у окна и не потребует при встрече укропа. Глупо всё как-то, но если начал этот поиск и пообещал, то нужно идти до конца. А то приедет он без укропа, а она вдруг спросит о нём, что тогда - мокрой курицей смотреть ей в глазки и глупо оправдываться.               
И вдруг, о чудо! В самом краю овощного торгового ряда, у серой брезентовой палатки, он увидел пучок чего-то зелёного в руках сутулого бордового пальто с голубым беретом сверху. Сейчас этот пучок исчезнет в недрах пёстрой сумки, и тогда исчезнет вместе с ним и его последняя надежда. Он пустился бежать, толкнув кого-то по пути; бордовое пальто превратилось в старушку, держащую в правой руке, действительно, пучочек укропа. Она уже было сделала  движение этой рукой к сумке, но он ловко, не ожидая от самого себя такого, выдернул этот пучок из её слабенького бледно-розового кулачка. Та обернула на него удивлённое лицо, так удивляются дети в младенческом возрасте, у которых забрали вдруг любимую игрушку. Он старался не смотреть на старушечье удивление и сразу обратился к продавцу, дородной круглолицей даме, уже готовой от возмущения произнести нелестные слова в его адрес:
- Скажите, у вас ещё такой есть? Мне очень, очень нужно. Плачу любую цену.
- Это  последний, а как у вас хватает со …
И тут торговка увидела перед своим носом стодолларовую купюру, в нерешительности замялась, смягчив тон:
-  Даже не знаю … Завтра будет много укропа …. А что скажет бабуля?
Крепкая хваткая рука все-таки потянулась к деньгам.  Продавщица посмотрела на бабульку взглядом, говорящим:  «Ну что я могу поделать?»  В ответ старушечка запричитала:
- Хотела приболевшему деду супчика куриного сварить, с укропчиком хорошо бы было, и на тебе – из рук выдёргивают.
Но Михаил уже не слышал ни о дедуле, ни о супчике – он на всех парах несся к своей машине, видя только в ней сейчас надежное укрытие от всего этого чужого, серого, промозглого рыночного мира. В машине он откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза …
Город провожал его добрым дождём, за стеклом мир акварельно расплылся, распух как - то.
Он ругал за медлительность светофоры и ехавших впереди водителей. Ему быстрей хотелось выскочить на трассу и дам дать жару.
Блин, если б  впопыхах не забыл телефон, то позвонил бы ей, сказал, что приказание госпожи выполнено, и что он надеется на бурное вознаграждение предстоящей ночью. А вдруг она передумала есть этих раков с укропом? Тогда … тогда он её бросит, нечего голову морочить. Нет, так не должно быть. Тут представилось ему, как она нежно целует его в щёку, в благодарность за такой сумасбродный поступок, обещающе томно глядит и зовёт на кухню похрустеть раками; и будут раки сладко пахнуть укропчиком ….
К самому особняку он так и не доехал: её красное «Пежо» стояло у развилки. Когда он подошёл, она даже не вышла, открыла стекло и протянула ему его телефон.
- Сережа приехал, - не глядя на него, сухо произнесла. – Он нашёл твой телефон в ванной. Теперь он всё знает, он выдвинул ультиматум …. Мы должны расстаться … Ты должен меня понять ….
Он хотел было умолять её  бросить нелюбимого мужа, сейчас же уйти с ним, но глядя на её по-детски беспомощное, растерянное личико, понял, что не стоит этого делать.
- Ну что ж, пока? – как можно спокойнее произнёс он, швырнул в придорожные кусты телефон и направился к свой машине.
Когда его «Ауди» нервно тронулось, Анечка увидела, как из открытого окна на обочину полетел зелёный пучок.
- Достал всё-таки,- печально выдохнула она и, уткнувшись лицом в руль, зарыдала.
               


               
               

               
   
 


   
               


 




























         ПУЧОК УКРОПА      

                1.               
 Анечка Коробова, миловидная рыжая гарпия, в нежно – розовом, трепетном пеньюаре,  стрекозой слетела с синих шелков шикарного ночного ковчега в прохладу просторной спальни.
- Мишель, ты где? –  зазвенел колокольчиком её голосок. Засеменила голыми ногами в поисках своего ненаглядного.
- Мишель, ну ты где? – теперь уже мягко, по-кошачьи, позвала она.
Ну где же её Мишель, Михасик, Микимаусик? Если говорить проще и не в присутствии влюблённой дамы – Михаил Шевцов, служащий  среднего звена одного из подмосковных банков, молодой симпатичный  человек, как и многие столичные и околостоличные люди, ценящий комфорт и качество жизни, не забивающий себе голову сложностями как самой жизни, так и отношениями в любовных делах, поэтому всегда находящийся, в свободное от офиса время, в окружении прекраснейших особ, чаще всего замужних и состоятельных, одной из которых и была наша  Анечка Коробова, очаровательное,  легкомысленное создание, до одури нравящаяся  как сорокалетнему мужу-дипломату, так и более молодым гражданам, не зарабатывающим на политике деньги. По долгу службы её муж часто отсутствовал, и она оставалась одна, скучая и томясь, пока не встретила его, Мишеля, мягкого, искрометного, готового на всё ради неё. Их бурный роман длился месяца три; начавшись, как это часто случается, в одном из многочисленных ночных клубов  Москвы, он получил продолжение в загородном трехэтажном особняке, естественно, в отсутствие мужа.
Мишель на кухне, метражом этак двадцать на десять, стоял у плиты, колдуя над кастрюлькой, от которой шёл пар.
- Что это у нас? – весело поинтересовалась она, чмокнула его в свежевыбритую щеку, заглянула в кастрюльку. Сквозь кипящую воду на неё пялились красные раки.
- Уже почти готовы. Только укропчика сейчас кину. Мишель полез в холодильник, долго там созерцал его внутренности, почему-то  разочарованно выдохнул:
- А укропа  - то нет.
      И тут вдруг лицо Анечки наигранно выказало неодобрение такому повороту событий, словно этот недостающий укроп к ракам  был таким необходимым и нужным  на данный момент, что заставил её очень преочень   расстроиться. Белый лобик её нахмурился: казалось, что она решает сложную жизненную задачу.
- Значит так, решительно произнесла она. – Раки без укропа, что наша с тобой ночь без поцелуев. Ты должен достать мне укропа, иначе сегодня будешь спать в гостиной.
- Анечка, помилуй, до города тридцать километров! – пробовал уразуметь он.
- Ничего не знаю -  достань! – холодно прочеканила она.
Мишель в недоумении развёл руками, понимая, что спорить бесполезно.
                2.
               
Дорога на Сергиевск ему казалась утомительно долгой и однообразной, хотя и гнал он под сто. А еще вчера вечером летел пушинкой к своей ненаглядной, и вся трасса была залита теплым, несмотря на робкое дыхание марта, светом. Еще вдоль обочины лежал ещё тот, февральский снег, и корявые руки деревьев едва-едва наливались живородящей еле заметной краснотой. Сегодня снег присел, обрюзг, и было теплее, но молочно-серое одеяло небес давило на окружающий мир, делая его мельче, будничнее, а тут еще паршивое настроение из-за этого дурацкого пучка укропа. И дернуло же его варить этих раков. И вообще – за этот укроп не нужно было вспоминать, и без него можно было варить. Где ж теперь искать его, в такое время-то.  В первую очередь, нужно посетить центральный рынок, нет, сначала лучше по супермаркетам прошвырнуться, благо их всего парочка на весь городок. Сам город – так себе: за  полдня его можно так досконально изучить, пересчитав при этом всех его бездомных собак, увидеть яркий фасад единственной гостиницы в три этажа, претендующей на роскошь разве только солидной платной автостоянкой и отражающей в своих окнах здание мэрии. А можно ещё, для общего развития, потолкаться на барахолке, купив себе совсем  ненужную вещь, а так, лишь бы каким предметом отметить своё пребывание здесь, да много ещё чего ненужного можно сделать в этом городишке.
Теперь же этот город стал  интересен Мишелю из-за несчастного пучка укропа, улучшающего вкус раков, которых он собирался съесть со своей капризной красавицей; теперь от этого пучка пряной травы зависело то, как он проведёт предстоящую ночь: в одиночестве, на коврике роскошной гостиной или в объятьях страстной прелестницы на спальных шелках.
В  ярко - пёстром гламурном царстве супермаркета для скромного укропа места не оказалось, зато встретил свою бывшую однокурсницу, сидевшей за кассой. Та было сначала смутилась, но потом, натянуто улыбнувшись, спросила традиционное: «как дела», как - будто они только вчера виделись и ей действительно было интересно, как он живёт. Он ответил такое же традиционное «нормально», хотя у самого было очень пасмурно на душе. А училась-то Танька хорошо, в аспирантуру, было, собиралась; наверное, замуж выскочила, не до высоких экономических материй было, а теперь вот житуха дипломированного экономиста за прилавок кинула, а могла и его перекособочить, ещё как могла.
Он ехал по городским колдобинам в сторону рынка со странным чувством: ему казалось, что весь город знает о цели его визита, и что каждый тычет в его сторону – это, мол, тот, который  ищет укроп, чтобы вечером … А дальше этот самый каждый продолжал размышлять уже в меру обузданности своей фантазии. Он ругал себя, считал, что причиной всех этих идиотских мыслей является его мнительность, и что надо избавляться от всех этих комплексов вины неизвестно перед кем и неизвестно за что. От всех этих  угрызений, уверял он себя, человек только слабеет характером и не способен управлять своей судьбой, становится мягкотелым, а отсюда идет непонимание и порой пренебрежение со стороны знакомых и коллег по работе.
На рынке, сером и каком-то замызганном, продавцов было больше чем покупателей, и лица у некоторых продающих были хмурые и невыразительные. Казалось, что они через силу стоят здесь, делая превеликое одолжение тем, кто пришёл сюда потратить свои деньги. Он прибыл сюда, чтобы приобрести этот злочастный пучок укропа и после этого побыстрей убраться из этого городка.
Рыночные лужи проверяли на прочность его ботинки, но он и не смотрел под ноги, его взор блуждал по торговым рядам, в надежде найти тот единственный пропуск к предстоящему ночному счастью. Его заискивающе зазывали, предлагая то капусту, то картошку, то морковку со свеклой. Потом пошли заезжие фрукты, вычурная яркость которых в другой бы раз и соблазнила его раскошелиться. Но сегодня его интересовала пахучая травка, благодаря которой он, пусть хоть и на одну ночь, станет повелителем одной соблазнительной прелестницы, любви которой добивались многие, а один, с  деньгами, даже женился. Но только он, Михаил Шевцов, смог завладеть её ветреным сердцем; так неужели теперь какой-то пучок укропа всё разрушит? А может, он просто сгущает краски, может она уже и забыла о своём странном желании, сидит и нетерпеливо ждёт его у окна и не потребует при встрече укропа. Глупо всё как-то, но если начал этот поиск и пообещал, то нужно идти до конца. А то приедет он без укропа, а она вдруг спросит о нём, что тогда - мокрой курицей смотреть ей в глазки и глупо оправдываться.               
И вдруг, о чудо! В самом краю овощного торгового ряда, у серой брезентовой палатки, он увидел пучок чего-то зелёного в руках сутулого бордового пальто с голубым беретом сверху. Сейчас этот пучок исчезнет в недрах пёстрой сумки, и тогда исчезнет вместе с ним и его последняя надежда. Он пустился бежать, толкнув кого-то по пути; бордовое пальто превратилось в старушку, держащую в правой руке, действительно, пучочек укропа. Она уже было сделала  движение этой рукой к сумке, но он ловко, не ожидая от самого себя такого, выдернул этот пучок из её слабенького бледно-розового кулачка. Та обернула на него удивлённое лицо, так удивляются дети в младенческом возрасте, у которых забрали вдруг любимую игрушку. Он старался не смотреть на старушечье удивление и сразу обратился к продавцу, дородной круглолицей даме, уже готовой от возмущения произнести нелестные слова в его адрес:
- Скажите, у вас ещё такой есть? Мне очень, очень нужно. Плачу любую цену.
- Это  последний, а как у вас хватает со …
И тут торговка увидела перед своим носом стодолларовую купюру, в нерешительности замялась, смягчив тон:
-  Даже не знаю … Завтра будет много укропа …. А что скажет бабуля?
Крепкая хваткая рука все-таки потянулась к деньгам.  Продавщица посмотрела на бабульку взглядом, говорящим:  «Ну что я могу поделать?»  В ответ старушечка запричитала:
- Хотела приболевшему деду супчика куриного сварить, с укропчиком хорошо бы было, и на тебе – из рук выдёргивают.
Но Михаил уже не слышал ни о дедуле, ни о супчике – он на всех парах несся к своей машине, видя только в ней сейчас надежное укрытие от всего этого чужого, серого, промозглого рыночного мира. В машине он откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза …
Город провожал его добрым дождём, за стеклом мир акварельно расплылся, распух как - то.
Он ругал за медлительность светофоры и ехавших впереди водителей. Ему быстрей хотелось выскочить на трассу и дам дать жару.
Блин, если б  впопыхах не забыл телефон, то позвонил бы ей, сказал, что приказание госпожи выполнено, и что он надеется на бурное вознаграждение предстоящей ночью. А вдруг она передумала есть этих раков с укропом? Тогда … тогда он её бросит, нечего голову морочить. Нет, так не должно быть. Тут представилось ему, как она нежно целует его в щёку, в благодарность за такой сумасбродный поступок, обещающе томно глядит и зовёт на кухню похрустеть раками; и будут раки сладко пахнуть укропчиком ….
К самому особняку он так и не доехал: её красное «Пежо» стояло у развилки. Когда он подошёл, она даже не вышла, открыла стекло и протянула ему его телефон.
- Сережа приехал, - не глядя на него, сухо произнесла. – Он нашёл твой телефон в ванной. Теперь он всё знает, он выдвинул ультиматум …. Мы должны расстаться … Ты должен меня понять ….
Он хотел было умолять её  бросить нелюбимого мужа, сейчас же уйти с ним, но глядя на её по-детски беспомощное, растерянное личико, понял, что не стоит этого делать.
- Ну что ж, пока? – как можно спокойнее произнёс он, швырнул в придорожные кусты телефон и направился к свой машине.
Когда его «Ауди» нервно тронулось, Анечка увидела, как из открытого окна на обочину полетел зелёный пучок.
- Достал всё-таки,- печально выдохнула она и, уткнувшись лицом в руль, зарыдала.
               


               
               

               
   
 


   
               


 




























         ПУЧОК УКРОПА      

                1.               
 Анечка Коробова, миловидная рыжая гарпия, в нежно – розовом, трепетном пеньюаре,  стрекозой слетела с синих шелков шикарного ночного ковчега в прохладу просторной спальни.
- Мишель, ты где? –  зазвенел колокольчиком её голосок. Засеменила голыми ногами в поисках своего ненаглядного.
- Мишель, ну ты где? – теперь уже мягко, по-кошачьи, позвала она.
Ну где же её Мишель, Михасик, Микимаусик? Если говорить проще и не в присутствии влюблённой дамы – Михаил Шевцов, служащий  среднего звена одного из подмосковных банков, молодой симпатичный  человек, как и многие столичные и околостоличные люди, ценящий комфорт и качество жизни, не забивающий себе голову сложностями как самой жизни, так и отношениями в любовных делах, поэтому всегда находящийся, в свободное от офиса время, в окружении прекраснейших особ, чаще всего замужних и состоятельных, одной из которых и была наша  Анечка Коробова, очаровательное,  легкомысленное создание, до одури нравящаяся  как сорокалетнему мужу-дипломату, так и более молодым гражданам, не зарабатывающим на политике деньги. По долгу службы её муж часто отсутствовал, и она оставалась одна, скучая и томясь, пока не встретила его, Мишеля, мягкого, искрометного, готового на всё ради неё. Их бурный роман длился месяца три; начавшись, как это часто случается, в одном из многочисленных ночных клубов  Москвы, он получил продолжение в загородном трехэтажном особняке, естественно, в отсутствие мужа.
Мишель на кухне, метражом этак двадцать на десять, стоял у плиты, колдуя над кастрюлькой, от которой шёл пар.
- Что это у нас? – весело поинтересовалась она, чмокнула его в свежевыбритую щеку, заглянула в кастрюльку. Сквозь кипящую воду на неё пялились красные раки.
- Уже почти готовы. Только укропчика сейчас кину. Мишель полез в холодильник, долго там созерцал его внутренности, почему-то  разочарованно выдохнул:
- А укропа  - то нет.
      И тут вдруг лицо Анечки наигранно выказало неодобрение такому повороту событий, словно этот недостающий укроп к ракам  был таким необходимым и нужным  на данный момент, что заставил её очень преочень   расстроиться. Белый лобик её нахмурился: казалось, что она решает сложную жизненную задачу.
- Значит так, решительно произнесла она. – Раки без укропа, что наша с тобой ночь без поцелуев. Ты должен достать мне укропа, иначе сегодня будешь спать в гостиной.
- Анечка, помилуй, до города тридцать километров! – пробовал уразуметь он.
- Ничего не знаю -  достань! – холодно прочеканила она.
Мишель в недоумении развёл руками, понимая, что спорить бесполезно.
                2.
               
Дорога на Сергиевск ему казалась утомительно долгой и однообразной, хотя и гнал он под сто. А еще вчера вечером летел пушинкой к своей ненаглядной, и вся трасса была залита теплым, несмотря на робкое дыхание марта, светом. Еще вдоль обочины лежал ещё тот, февральский снег, и корявые руки деревьев едва-едва наливались живородящей еле заметной краснотой. Сегодня снег присел, обрюзг, и было теплее, но молочно-серое одеяло небес давило на окружающий мир, делая его мельче, будничнее, а тут еще паршивое настроение из-за этого дурацкого пучка укропа. И дернуло же его варить этих раков. И вообще – за этот укроп не нужно было вспоминать, и без него можно было варить. Где ж теперь искать его, в такое время-то.  В первую очередь, нужно посетить центральный рынок, нет, сначала лучше по супермаркетам прошвырнуться, благо их всего парочка на весь городок. Сам город – так себе: за  полдня его можно так досконально изучить, пересчитав при этом всех его бездомных собак, увидеть яркий фасад единственной гостиницы в три этажа, претендующей на роскошь разве только солидной платной автостоянкой и отражающей в своих окнах здание мэрии. А можно ещё, для общего развития, потолкаться на барахолке, купив себе совсем  ненужную вещь, а так, лишь бы каким предметом отметить своё пребывание здесь, да много ещё чего ненужного можно сделать в этом городишке.
Теперь же этот город стал  интересен Мишелю из-за несчастного пучка укропа, улучшающего вкус раков, которых он собирался съесть со своей капризной красавицей; теперь от этого пучка пряной травы зависело то, как он проведёт предстоящую ночь: в одиночестве, на коврике роскошной гостиной или в объятьях страстной прелестницы на спальных шелках.
В  ярко - пёстром гламурном царстве супермаркета для скромного укропа места не оказалось, зато встретил свою бывшую однокурсницу, сидевшей за кассой. Та было сначала смутилась, но потом, натянуто улыбнувшись, спросила традиционное: «как дела», как - будто они только вчера виделись и ей действительно было интересно, как он живёт. Он ответил такое же традиционное «нормально», хотя у самого было очень пасмурно на душе. А училась-то Танька хорошо, в аспирантуру, было, собиралась; наверное, замуж выскочила, не до высоких экономических материй было, а теперь вот житуха дипломированного экономиста за прилавок кинула, а могла и его перекособочить, ещё как могла.
Он ехал по городским колдобинам в сторону рынка со странным чувством: ему казалось, что весь город знает о цели его визита, и что каждый тычет в его сторону – это, мол, тот, который  ищет укроп, чтобы вечером … А дальше этот самый каждый продолжал размышлять уже в меру обузданности своей фантазии. Он ругал себя, считал, что причиной всех этих идиотских мыслей является его мнительность, и что надо избавляться от всех этих комплексов вины неизвестно перед кем и неизвестно за что. От всех этих  угрызений, уверял он себя, человек только слабеет характером и не способен управлять своей судьбой, становится мягкотелым, а отсюда идет непонимание и порой пренебрежение со стороны знакомых и коллег по работе.
На рынке, сером и каком-то замызганном, продавцов было больше чем покупателей, и лица у некоторых продающих были хмурые и невыразительные. Казалось, что они через силу стоят здесь, делая превеликое одолжение тем, кто пришёл сюда потратить свои деньги. Он прибыл сюда, чтобы приобрести этот злочастный пучок укропа и после этого побыстрей убраться из этого городка.
Рыночные лужи проверяли на прочность его ботинки, но он и не смотрел под ноги, его взор блуждал по торговым рядам, в надежде найти тот единственный пропуск к предстоящему ночному счастью. Его заискивающе зазывали, предлагая то капусту, то картошку, то морковку со свеклой. Потом пошли заезжие фрукты, вычурная яркость которых в другой бы раз и соблазнила его раскошелиться. Но сегодня его интересовала пахучая травка, благодаря которой он, пусть хоть и на одну ночь, станет повелителем одной соблазнительной прелестницы, любви которой добивались многие, а один, с  деньгами, даже женился. Но только он, Михаил Шевцов, смог завладеть её ветреным сердцем; так неужели теперь какой-то пучок укропа всё разрушит? А может, он просто сгущает краски, может она уже и забыла о своём странном желании, сидит и нетерпеливо ждёт его у окна и не потребует при встрече укропа. Глупо всё как-то, но если начал этот поиск и пообещал, то нужно идти до конца. А то приедет он без укропа, а она вдруг спросит о нём, что тогда - мокрой курицей смотреть ей в глазки и глупо оправдываться.               
И вдруг, о чудо! В самом краю овощного торгового ряда, у серой брезентовой палатки, он увидел пучок чего-то зелёного в руках сутулого бордового пальто с голубым беретом сверху. Сейчас этот пучок исчезнет в недрах пёстрой сумки, и тогда исчезнет вместе с ним и его последняя надежда. Он пустился бежать, толкнув кого-то по пути; бордовое пальто превратилось в старушку, держащую в правой руке, действительно, пучочек укропа. Она уже было сделала  движение этой рукой к сумке, но он ловко, не ожидая от самого себя такого, выдернул этот пучок из её слабенького бледно-розового кулачка. Та обернула на него удивлённое лицо, так удивляются дети в младенческом возрасте, у которых забрали вдруг любимую игрушку. Он старался не смотреть на старушечье удивление и сразу обратился к продавцу, дородной круглолицей даме, уже готовой от возмущения произнести нелестные слова в его адрес:
- Скажите, у вас ещё такой есть? Мне очень, очень нужно. Плачу любую цену.
- Это  последний, а как у вас хватает со …
И тут торговка увидела перед своим носом стодолларовую купюру, в нерешительности замялась, смягчив тон:
-  Даже не знаю … Завтра будет много укропа …. А что скажет бабуля?
Крепкая хваткая рука все-таки потянулась к деньгам.  Продавщица посмотрела на бабульку взглядом, говорящим:  «Ну что я могу поделать?»  В ответ старушечка запричитала:
- Хотела приболевшему деду супчика куриного сварить, с укропчиком хорошо бы было, и на тебе – из рук выдёргивают.
Но Михаил уже не слышал ни о дедуле, ни о супчике – он на всех парах несся к своей машине, видя только в ней сейчас надежное укрытие от всего этого чужого, серого, промозглого рыночного мира. В машине он откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза …
Город провожал его добрым дождём, за стеклом мир акварельно расплылся, распух как - то.
Он ругал за медлительность светофоры и ехавших впереди водителей. Ему быстрей хотелось выскочить на трассу и дам дать жару.
Блин, если б  впопыхах не забыл телефон, то позвонил бы ей, сказал, что приказание госпожи выполнено, и что он надеется на бурное вознаграждение предстоящей ночью. А вдруг она передумала есть этих раков с укропом? Тогда … тогда он её бросит, нечего голову морочить. Нет, так не должно быть. Тут представилось ему, как она нежно целует его в щёку, в благодарность за такой сумасбродный поступок, обещающе томно глядит и зовёт на кухню похрустеть раками; и будут раки сладко пахнуть укропчиком ….
К самому особняку он так и не доехал: её красное «Пежо» стояло у развилки. Когда он подошёл, она даже не вышла, открыла стекло и протянула ему его телефон.
- Сережа приехал, - не глядя на него, сухо произнесла. – Он нашёл твой телефон в ванной. Теперь он всё знает, он выдвинул ультиматум …. Мы должны расстаться … Ты должен меня понять ….
Он хотел было умолять её  бросить нелюбимого мужа, сейчас же уйти с ним, но глядя на её по-детски беспомощное, растерянное личико, понял, что не стоит этого делать.
- Ну что ж, пока? – как можно спокойнее произнёс он, швырнул в придорожные кусты телефон и направился к свой машине.
Когда его «Ауди» нервно тронулось, Анечка увидела, как из открытого окна на обочину полетел зелёный пучок.
- Достал всё-таки,- печально выдохнула она и, уткнувшись лицом в руль, зарыдала.
               


               
               

               
   
 


   
               


 




























         ПУЧОК УКРОПА      

                1.               
 Анечка Коробова, миловидная рыжая гарпия, в нежно – розовом, трепетном пеньюаре,  стрекозой слетела с синих шелков шикарного ночного ковчега в прохладу просторной спальни.
- Мишель, ты где? –  зазвенел колокольчиком её голосок. Засеменила голыми ногами в поисках своего ненаглядного.
- Мишель, ну ты где? – теперь уже мягко, по-кошачьи, позвала она.
Ну где же её Мишель, Михасик, Микимаусик? Если говорить проще и не в присутствии влюблённой дамы – Михаил Шевцов, служащий  среднего звена одного из подмосковных банков, молодой симпатичный  человек, как и многие столичные и околостоличные люди, ценящий комфорт и качество жизни, не забивающий себе голову сложностями как самой жизни, так и отношениями в любовных делах, поэтому всегда находящийся, в свободное от офиса время, в окружении прекраснейших особ, чаще всего замужних и состоятельных, одной из которых и была наша  Анечка Коробова, очаровательное,  легкомысленное создание, до одури нравящаяся  как сорокалетнему мужу-дипломату, так и более молодым гражданам, не зарабатывающим на политике деньги. По долгу службы её муж часто отсутствовал, и она оставалась одна, скучая и томясь, пока не встретила его, Мишеля, мягкого, искрометного, готового на всё ради неё. Их бурный роман длился месяца три; начавшись, как это часто случается, в одном из многочисленных ночных клубов  Москвы, он получил продолжение в загородном трехэтажном особняке, естественно, в отсутствие мужа.
Мишель на кухне, метражом этак двадцать на десять, стоял у плиты, колдуя над кастрюлькой, от которой шёл пар.
- Что это у нас? – весело поинтересовалась она, чмокнула его в свежевыбритую щеку, заглянула в кастрюльку. Сквозь кипящую воду на неё пялились красные раки.
- Уже почти готовы. Только укропчика сейчас кину. Мишель полез в холодильник, долго там созерцал его внутренности, почему-то  разочарованно выдохнул:
- А укропа  - то нет.
      И тут вдруг лицо Анечки наигранно выказало неодобрение такому повороту событий, словно этот недостающий укроп к ракам  был таким необходимым и нужным  на данный момент, что заставил её очень преочень   расстроиться. Белый лобик её нахмурился: казалось, что она решает сложную жизненную задачу.
- Значит так, решительно произнесла она. – Раки без укропа, что наша с тобой ночь без поцелуев. Ты должен достать мне укропа, иначе сегодня будешь спать в гостиной.
- Анечка, помилуй, до города тридцать километров! – пробовал уразуметь он.
- Ничего не знаю -  достань! – холодно прочеканила она.
Мишель в недоумении развёл руками, понимая, что спорить бесполезно.
                2.
               
Дорога на Сергиевск ему казалась утомительно долгой и однообразной, хотя и гнал он под сто. А еще вчера вечером летел пушинкой к своей ненаглядной, и вся трасса была залита теплым, несмотря на робкое дыхание марта, светом. Еще вдоль обочины лежал ещё тот, февральский снег, и корявые руки деревьев едва-едва наливались живородящей еле заметной краснотой. Сегодня снег присел, обрюзг, и было теплее, но молочно-серое одеяло небес давило на окружающий мир, делая его мельче, будничнее, а тут еще паршивое настроение из-за этого дурацкого пучка укропа. И дернуло же его варить этих раков. И вообще – за этот укроп не нужно было вспоминать, и без него можно было варить. Где ж теперь искать его, в такое время-то.  В первую очередь, нужно посетить центральный рынок, нет, сначала лучше по супермаркетам прошвырнуться, благо их всего парочка на весь городок. Сам город – так себе: за  полдня его можно так досконально изучить, пересчитав при этом всех его бездомных собак, увидеть яркий фасад единственной гостиницы в три этажа, претендующей на роскошь разве только солидной платной автостоянкой и отражающей в своих окнах здание мэрии. А можно ещё, для общего развития, потолкаться на барахолке, купив себе совсем  ненужную вещь, а так, лишь бы каким предметом отметить своё пребывание здесь, да много ещё чего ненужного можно сделать в этом городишке.
Теперь же этот город стал  интересен Мишелю из-за несчастного пучка укропа, улучшающего вкус раков, которых он собирался съесть со своей капризной красавицей; теперь от этого пучка пряной травы зависело то, как он проведёт предстоящую ночь: в одиночестве, на коврике роскошной гостиной или в объятьях страстной прелестницы на спальных шелках.
В  ярко - пёстром гламурном царстве супермаркета для скромного укропа места не оказалось, зато встретил свою бывшую однокурсницу, сидевшей за кассой. Та было сначала смутилась, но потом, натянуто улыбнувшись, спросила традиционное: «как дела», как - будто они только вчера виделись и ей действительно было интересно, как он живёт. Он ответил такое же традиционное «нормально», хотя у самого было очень пасмурно на душе. А училась-то Танька хорошо, в аспирантуру, было, собиралась; наверное, замуж выскочила, не до высоких экономических материй было, а теперь вот житуха дипломированного экономиста за прилавок кинула, а могла и его перекособочить, ещё как могла.
Он ехал по городским колдобинам в сторону рынка со странным чувством: ему казалось, что весь город знает о цели его визита, и что каждый тычет в его сторону – это, мол, тот, который  ищет укроп, чтобы вечером … А дальше этот самый каждый продолжал размышлять уже в меру обузданности своей фантазии. Он ругал себя, считал, что причиной всех этих идиотских мыслей является его мнительность, и что надо избавляться от всех этих комплексов вины неизвестно перед кем и неизвестно за что. От всех этих  угрызений, уверял он себя, человек только слабеет характером и не способен управлять своей судьбой, становится мягкотелым, а отсюда идет непонимание и порой пренебрежение со стороны знакомых и коллег по работе.
На рынке, сером и каком-то замызганном, продавцов было больше чем покупателей, и лица у некоторых продающих были хмурые и невыразительные. Казалось, что они через силу стоят здесь, делая превеликое одолжение тем, кто пришёл сюда потратить свои деньги. Он прибыл сюда, чтобы приобрести этот злочастный пучок укропа и после этого побыстрей убраться из этого городка.
Рыночные лужи проверяли на прочность его ботинки, но он и не смотрел под ноги, его взор блуждал по торговым рядам, в надежде найти тот единственный пропуск к предстоящему ночному счастью. Его заискивающе зазывали, предлагая то капусту, то картошку, то морковку со свеклой. Потом пошли заезжие фрукты, вычурная яркость которых в другой бы раз и соблазнила его раскошелиться. Но сегодня его интересовала пахучая травка, благодаря которой он, пусть хоть и на одну ночь, станет повелителем одной соблазнительной прелестницы, любви которой добивались многие, а один, с  деньгами, даже женился. Но только он, Михаил Шевцов, смог завладеть её ветреным сердцем; так неужели теперь какой-то пучок укропа всё разрушит? А может, он просто сгущает краски, может она уже и забыла о своём странном желании, сидит и нетерпеливо ждёт его у окна и не потребует при встрече укропа. Глупо всё как-то, но если начал этот поиск и пообещал, то нужно идти до конца. А то приедет он без укропа, а она вдруг спросит о нём, что тогда - мокрой курицей смотреть ей в глазки и глупо оправдываться.               
И вдруг, о чудо! В самом краю овощного торгового ряда, у серой брезентовой палатки, он увидел пучок чего-то зелёного в руках сутулого бордового пальто с голубым беретом сверху. Сейчас этот пучок исчезнет в недрах пёстрой сумки, и тогда исчезнет вместе с ним и его последняя надежда. Он пустился бежать, толкнув кого-то по пути; бордовое пальто превратилось в старушку, держащую в правой руке, действительно, пучочек укропа. Она уже было сделала  движение этой рукой к сумке, но он ловко, не ожидая от самого себя такого, выдернул этот пучок из её слабенького бледно-розового кулачка. Та обернула на него удивлённое лицо, так удивляются дети в младенческом возрасте, у которых забрали вдруг любимую игрушку. Он старался не смотреть на старушечье удивление и сразу обратился к продавцу, дородной круглолицей даме, уже готовой от возмущения произнести нелестные слова в его адрес:
- Скажите, у вас ещё такой есть? Мне очень, очень нужно. Плачу любую цену.
- Это  последний, а как у вас хватает со …
И тут торговка увидела перед своим носом стодолларовую купюру, в нерешительности замялась, смягчив тон:
-  Даже не знаю … Завтра будет много укропа …. А что скажет бабуля?
Крепкая хваткая рука все-таки потянулась к деньгам.  Продавщица посмотрела на бабульку взглядом, говорящим:  «Ну что я могу поделать?»  В ответ старушечка запричитала:
- Хотела приболевшему деду супчика куриного сварить, с укропчиком хорошо бы было, и на тебе – из рук выдёргивают.
Но Михаил уже не слышал ни о дедуле, ни о супчике – он на всех парах несся к своей машине, видя только в ней сейчас надежное укрытие от всего этого чужого, серого, промозглого рыночного мира. В машине он откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза …
Город провожал его добрым дождём, за стеклом мир акварельно расплылся, распух как - то.
Он ругал за медлительность светофоры и ехавших впереди водителей. Ему быстрей хотелось выскочить на трассу и дам дать жару.
Блин, если б  впопыхах не забыл телефон, то позвонил бы ей, сказал, что приказание госпожи выполнено, и что он надеется на бурное вознаграждение предстоящей ночью. А вдруг она передумала есть этих раков с укропом? Тогда … тогда он её бросит, нечего голову морочить. Нет, так не должно быть. Тут представилось ему, как она нежно целует его в щёку, в благодарность за такой сумасбродный поступок, обещающе томно глядит и зовёт на кухню похрустеть раками; и будут раки сладко пахнуть укропчиком ….
К самому особняку он так и не доехал: её красное «Пежо» стояло у развилки. Когда он подошёл, она даже не вышла, открыла стекло и протянула ему его телефон.
- Сережа приехал, - не глядя на него, сухо произнесла. – Он нашёл твой телефон в ванной. Теперь он всё знает, он выдвинул ультиматум …. Мы должны расстаться … Ты должен меня понять ….
Он хотел было умолять её  бросить нелюбимого мужа, сейчас же уйти с ним, но глядя на её по-детски беспомощное, растерянное личико, понял, что не стоит этого делать.
- Ну что ж, пока? – как можно спокойнее произнёс он, швырнул в придорожные кусты телефон и направился к свой машине.
Когда его «Ауди» нервно тронулось, Анечка увидела, как из открытого окна на обочину полетел зелёный пучок.
- Достал всё-таки,- печально выдохнула она и, уткнувшись лицом в руль, зарыдала.
               


               
               

               
   
 


   
               


 




























         ПУЧОК УКРОПА      

                1.               
 Анечка Коробова, миловидная рыжая гарпия, в нежно – розовом, трепетном пеньюаре,  стрекозой слетела с синих шелков шикарного ночного ковчега в прохладу просторной спальни.
- Мишель, ты где? –  зазвенел колокольчиком её голосок. Засеменила голыми ногами в поисках своего ненаглядного.
- Мишель, ну ты где? – теперь уже мягко, по-кошачьи, позвала она.
Ну где же её Мишель, Михасик, Микимаусик? Если говорить проще и не в присутствии влюблённой дамы – Михаил Шевцов, служащий  среднего звена одного из подмосковных банков, молодой симпатичный  человек, как и многие столичные и околостоличные люди, ценящий комфорт и качество жизни, не забивающий себе голову сложностями как самой жизни, так и отношениями в любовных делах, поэтому всегда находящийся, в свободное от офиса время, в окружении прекраснейших особ, чаще всего замужних и состоятельных, одной из которых и была наша  Анечка Коробова, очаровательное,  легкомысленное создание, до одури нравящаяся  как сорокалетнему мужу-дипломату, так и более молодым гражданам, не зарабатывающим на политике деньги. По долгу службы её муж часто отсутствовал, и она оставалась одна, скучая и томясь, пока не встретила его, Мишеля, мягкого, искрометного, готового на всё ради неё. Их бурный роман длился месяца три; начавшись, как это часто случается, в одном из многочисленных ночных клубов  Москвы, он получил продолжение в загородном трехэтажном особняке, естественно, в отсутствие мужа.
Мишель на кухне, метражом этак двадцать на десять, стоял у плиты, колдуя над кастрюлькой, от которой шёл пар.
- Что это у нас? – весело поинтересовалась она, чмокнула его в свежевыбритую щеку, заглянула в кастрюльку. Сквозь кипящую воду на неё пялились красные раки.
- Уже почти готовы. Только укропчика сейчас кину. Мишель полез в холодильник, долго там созерцал его внутренности, почему-то  разочарованно выдохнул:
- А укропа  - то нет.
      И тут вдруг лицо Анечки наигранно выказало неодобрение такому повороту событий, словно этот недостающий укроп к ракам  был таким необходимым и нужным  на данный момент, что заставил её очень преочень   расстроиться. Белый лобик её нахмурился: казалось, что она решает сложную жизненную задачу.
- Значит так, решительно произнесла она. – Раки без укропа, что наша с тобой ночь без поцелуев. Ты должен достать мне укропа, иначе сегодня будешь спать в гостиной.
- Анечка, помилуй, до города тридцать километров! – пробовал уразуметь он.
- Ничего не знаю -  достань! – холодно прочеканила она.
Мишель в недоумении развёл руками, понимая, что спорить бесполезно.
                2.
               
Дорога на Сергиевск ему казалась утомительно долгой и однообразной, хотя и гнал он под сто. А еще вчера вечером летел пушинкой к своей ненаглядной, и вся трасса была залита теплым, несмотря на робкое дыхание марта, светом. Еще вдоль обочины лежал ещё тот, февральский снег, и корявые руки деревьев едва-едва наливались живородящей еле заметной краснотой. Сегодня снег присел, обрюзг, и было теплее, но молочно-серое одеяло небес давило на окружающий мир, делая его мельче, будничнее, а тут еще паршивое настроение из-за этого дурацкого пучка укропа. И дернуло же его варить этих раков. И вообще – за этот укроп не нужно было вспоминать, и без него можно было варить. Где ж теперь искать его, в такое время-то.  В первую очередь, нужно посетить центральный рынок, нет, сначала лучше по супермаркетам прошвырнуться, благо их всего парочка на весь городок. Сам город – так себе: за  полдня его можно так досконально изучить, пересчитав при этом всех его бездомных собак, увидеть яркий фасад единственной гостиницы в три этажа, претендующей на роскошь разве только солидной платной автостоянкой и отражающей в своих окнах здание мэрии. А можно ещё, для общего развития, потолкаться на барахолке, купив себе совсем  ненужную вещь, а так, лишь бы каким предметом отметить своё пребывание здесь, да много ещё чего ненужного можно сделать в этом городишке.
Теперь же этот город стал  интересен Мишелю из-за несчастного пучка укропа, улучшающего вкус раков, которых он собирался съесть со своей капризной красавицей; теперь от этого пучка пряной травы зависело то, как он проведёт предстоящую ночь: в одиночестве, на коврике роскошной гостиной или в объятьях страстной прелестницы на спальных шелках.
В  ярко - пёстром гламурном царстве супермаркета для скромного укропа места не оказалось, зато встретил свою бывшую однокурсницу, сидевшей за кассой. Та было сначала смутилась, но потом, натянуто улыбнувшись, спросила традиционное: «как дела», как - будто они только вчера виделись и ей действительно было интересно, как он живёт. Он ответил такое же традиционное «нормально», хотя у самого было очень пасмурно на душе. А училась-то Танька хорошо, в аспирантуру, было, собиралась; наверное, замуж выскочила, не до высоких экономических материй было, а теперь вот житуха дипломированного экономиста за прилавок кинула, а могла и его перекособочить, ещё как могла.
Он ехал по городским колдобинам в сторону рынка со странным чувством: ему казалось, что весь город знает о цели его визита, и что каждый тычет в его сторону – это, мол, тот, который  ищет укроп, чтобы вечером … А дальше этот самый каждый продолжал размышлять уже в меру обузданности своей фантазии. Он ругал себя, считал, что причиной всех этих идиотских мыслей является его мнительность, и что надо избавляться от всех этих комплексов вины неизвестно перед кем и неизвестно за что. От всех этих  угрызений, уверял он себя, человек только слабеет характером и не способен управлять своей судьбой, становится мягкотелым, а отсюда идет непонимание и порой пренебрежение со стороны знакомых и коллег по работе.
На рынке, сером и каком-то замызганном, продавцов было больше чем покупателей, и лица у некоторых продающих были хмурые и невыразительные. Казалось, что они через силу стоят здесь, делая превеликое одолжение тем, кто пришёл сюда потратить свои деньги. Он прибыл сюда, чтобы приобрести этот злочастный пучок укропа и после этого побыстрей убраться из этого городка.
Рыночные лужи проверяли на прочность его ботинки, но он и не смотрел под ноги, его взор блуждал по торговым рядам, в надежде найти тот единственный пропуск к предстоящему ночному счастью. Его заискивающе зазывали, предлагая то капусту, то картошку, то морковку со свеклой. Потом пошли заезжие фрукты, вычурная яркость которых в другой бы раз и соблазнила его раскошелиться. Но сегодня его интересовала пахучая травка, благодаря которой он, пусть хоть и на одну ночь, станет повелителем одной соблазнительной прелестницы, любви которой добивались многие, а один, с  деньгами, даже женился. Но только он, Михаил Шевцов, смог завладеть её ветреным сердцем; так неужели теперь какой-то пучок укропа всё разрушит? А может, он просто сгущает краски, может она уже и забыла о своём странном желании, сидит и нетерпеливо ждёт его у окна и не потребует при встрече укропа. Глупо всё как-то, но если начал этот поиск и пообещал, то нужно идти до конца. А то приедет он без укропа, а она вдруг спросит о нём, что тогда - мокрой курицей смотреть ей в глазки и глупо оправдываться.               
И вдруг, о чудо! В самом краю овощного торгового ряда, у серой брезентовой палатки, он увидел пучок чего-то зелёного в руках сутулого бордового пальто с голубым беретом сверху. Сейчас этот пучок исчезнет в недрах пёстрой сумки, и тогда исчезнет вместе с ним и его последняя надежда. Он пустился бежать, толкнув кого-то по пути; бордовое пальто превратилось в старушку, держащую в правой руке, действительно, пучочек укропа. Она уже было сделала  движение этой рукой к сумке, но он ловко, не ожидая от самого себя такого, выдернул этот пучок из её слабенького бледно-розового кулачка. Та обернула на него удивлённое лицо, так удивляются дети в младенческом возрасте, у которых забрали вдруг любимую игрушку. Он старался не смотреть на старушечье удивление и сразу обратился к продавцу, дородной круглолицей даме, уже готовой от возмущения произнести нелестные слова в его адрес:
- Скажите, у вас ещё такой есть? Мне очень, очень нужно. Плачу любую цену.
- Это  последний, а как у вас хватает со …
И тут торговка увидела перед своим носом стодолларовую купюру, в нерешительности замялась, смягчив тон:
-  Даже не знаю … Завтра будет много укропа …. А что скажет бабуля?
Крепкая хваткая рука все-таки потянулась к деньгам.  Продавщица посмотрела на бабульку взглядом, говорящим:  «Ну что я могу поделать?»  В ответ старушечка запричитала:
- Хотела приболевшему деду супчика куриного сварить, с укропчиком хорошо бы было, и на тебе – из рук выдёргивают.
Но Михаил уже не слышал ни о дедуле, ни о супчике – он на всех парах несся к своей машине, видя только в ней сейчас надежное укрытие от всего этого чужого, серого, промозглого рыночного мира. В машине он откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза …
Город провожал его добрым дождём, за стеклом мир акварельно расплылся, распух как - то.
Он ругал за медлительность светофоры и ехавших впереди водителей. Ему быстрей хотелось выскочить на трассу и дам дать жару.
Блин, если б  впопыхах не забыл телефон, то позвонил бы ей, сказал, что приказание госпожи выполнено, и что он надеется на бурное вознаграждение предстоящей ночью. А вдруг она передумала есть этих раков с укропом? Тогда … тогда он её бросит, нечего голову морочить. Нет, так не должно быть. Тут представилось ему, как она нежно целует его в щёку, в благодарность за такой сумасбродный поступок, обещающе томно глядит и зовёт на кухню похрустеть раками; и будут раки сладко пахнуть укропчиком ….
К самому особняку он так и не доехал: её красное «Пежо» стояло у развилки. Когда он подошёл, она даже не вышла, открыла стекло и протянула ему его телефон.
- Сережа приехал, - не глядя на него, сухо произнесла. – Он нашёл твой телефон в ванной. Теперь он всё знает, он выдвинул ультиматум …. Мы должны расстаться … Ты должен меня понять ….
Он хотел было умолять её  бросить нелюбимого мужа, сейчас же уйти с ним, но глядя на её по-детски беспомощное, растерянное личико, понял, что не стоит этого делать.
- Ну что ж, пока? – как можно спокойнее произнёс он, швырнул в придорожные кусты телефон и направился к свой машине.
Когда его «Ауди» нервно тронулось, Анечка увидела, как из открытого окна на обочину полетел зелёный пучок.
- Достал всё-таки,- печально выдохнула она и, уткнувшись лицом в руль, зарыдала.
               


               
               

               
   
 


   
               


 




























         ПУЧОК УКРОПА      

                1.               
 Анечка Коробова, миловидная рыжая гарпия, в нежно – розовом, трепетном пеньюаре,  стрекозой слетела с синих шелков шикарного ночного ковчега в прохладу просторной спальни.
- Мишель, ты где? –  зазвенел колокольчиком её голосок. Засеменила голыми ногами в поисках своего ненаглядного.
- Мишель, ну ты где? – теперь уже мягко, по-кошачьи, позвала она.
Ну где же её Мишель, Михасик, Микимаусик? Если говорить проще и не в присутствии влюблённой дамы – Михаил Шевцов, служащий  среднего звена одного из подмосковных банков, молодой симпатичный  человек, как и многие столичные и околостоличные люди, ценящий комфорт и качество жизни, не забивающий себе голову сложностями как самой жизни, так и отношениями в любовных делах, поэтому всегда находящийся, в свободное от офиса время, в окружении прекраснейших особ, чаще всего замужних и состоятельных, одной из которых и была наша  Анечка Коробова, очаровательное,  легкомысленное создание, до одури нравящаяся  как сорокалетнему мужу-дипломату, так и более молодым гражданам, не зарабатывающим на политике деньги. По долгу службы её муж часто отсутствовал, и она оставалась одна, скучая и томясь, пока не встретила его, Мишеля, мягкого, искрометного, готового на всё ради неё. Их бурный роман длился месяца три; начавшись, как это часто случается, в одном из многочисленных ночных клубов  Москвы, он получил продолжение в загородном трехэтажном особняке, естественно, в отсутствие мужа.
Мишель на кухне, метражом этак двадцать на десять, стоял у плиты, колдуя над кастрюлькой, от которой шёл пар.
- Что это у нас? – весело поинтересовалась она, чмокнула его в свежевыбритую щеку, заглянула в кастрюльку. Сквозь кипящую воду на неё пялились красные раки.
- Уже почти готовы. Только укропчика сейчас кину. Мишель полез в холодильник, долго там созерцал его внутренности, почему-то  разочарованно выдохнул:
- А укропа  - то нет.
      И тут вдруг лицо Анечки наигранно выказало неодобрение такому повороту событий, словно этот недостающий укроп к ракам  был таким необходимым и нужным  на данный момент, что заставил её очень преочень   расстроиться. Белый лобик её нахмурился: казалось, что она решает сложную жизненную задачу.
- Значит так, решительно произнесла она. – Раки без укропа, что наша с тобой ночь без поцелуев. Ты должен достать мне укропа, иначе сегодня будешь спать в гостиной.
- Анечка, помилуй, до города тридцать километров! – пробовал уразуметь он.
- Ничего не знаю -  достань! – холодно прочеканила она.
Мишель в недоумении развёл руками, понимая, что спорить бесполезно.
                2.
               
Дорога на Сергиевск ему казалась утомительно долгой и однообразной, хотя и гнал он под сто. А еще вчера вечером летел пушинкой к своей ненаглядной, и вся трасса была залита теплым, несмотря на робкое дыхание марта, светом. Еще вдоль обочины лежал ещё тот, февральский снег, и корявые руки деревьев едва-едва наливались живородящей еле заметной краснотой. Сегодня снег присел, обрюзг, и было теплее, но молочно-серое одеяло небес давило на окружающий мир, делая его мельче, будничнее, а тут еще паршивое настроение из-за этого дурацкого пучка укропа. И дернуло же его варить этих раков. И вообще – за этот укроп не нужно было вспоминать, и без него можно было варить. Где ж теперь искать его, в такое время-то.  В первую очередь, нужно посетить центральный рынок, нет, сначала лучше по супермаркетам прошвырнуться, благо их всего парочка на весь городок. Сам город – так себе: за  полдня его можно так досконально изучить, пересчитав при этом всех его бездомных собак, увидеть яркий фасад единственной гостиницы в три этажа, претендующей на роскошь разве только солидной платной автостоянкой и отражающей в своих окнах здание мэрии. А можно ещё, для общего развития, потолкаться на барахолке, купив себе совсем  ненужную вещь, а так, лишь бы каким предметом отметить своё пребывание здесь, да много ещё чего ненужного можно сделать в этом городишке.
Теперь же этот город стал  интересен Мишелю из-за несчастного пучка укропа, улучшающего вкус раков, которых он собирался съесть со своей капризной красавицей; теперь от этого пучка пряной травы зависело то, как он проведёт предстоящую ночь: в одиночестве, на коврике роскошной гостиной или в объятьях страстной прелестницы на спальных шелках.
В  ярко - пёстром гламурном царстве супермаркета для скромного укропа места не оказалось, зато встретил свою бывшую однокурсницу, сидевшей за кассой. Та было сначала смутилась, но потом, натянуто улыбнувшись, спросила традиционное: «как дела», как - будто они только вчера виделись и ей действительно было интересно, как он живёт. Он ответил такое же традиционное «нормально», хотя у самого было очень пасмурно на душе. А училась-то Танька хорошо, в аспирантуру, было, собиралась; наверное, замуж выскочила, не до высоких экономических материй было, а теперь вот житуха дипломированного экономиста за прилавок кинула, а могла и его перекособочить, ещё как могла.
Он ехал по городским колдобинам в сторону рынка со странным чувством: ему казалось, что весь город знает о цели его визита, и что каждый тычет в его сторону – это, мол, тот, который  ищет укроп, чтобы вечером … А дальше этот самый каждый продолжал размышлять уже в меру обузданности своей фантазии. Он ругал себя, считал, что причиной всех этих идиотских мыслей является его мнительность, и что надо избавляться от всех этих комплексов вины неизвестно перед кем и неизвестно за что. От всех этих  угрызений, уверял он себя, человек только слабеет характером и не способен управлять своей судьбой, становится мягкотелым, а отсюда идет непонимание и порой пренебрежение со стороны знакомых и коллег по работе.
На рынке, сером и каком-то замызганном, продавцов было больше чем покупателей, и лица у некоторых продающих были хмурые и невыразительные. Казалось, что они через силу стоят здесь, делая превеликое одолжение тем, кто пришёл сюда потратить свои деньги. Он прибыл сюда, чтобы приобрести этот злочастный пучок укропа и после этого побыстрей убраться из этого городка.
Рыночные лужи проверяли на прочность его ботинки, но он и не смотрел под ноги, его взор блуждал по торговым рядам, в надежде найти тот единственный пропуск к предстоящему ночному счастью. Его заискивающе зазывали, предлагая то капусту, то картошку, то морковку со свеклой. Потом пошли заезжие фрукты, вычурная яркость которых в другой бы раз и соблазнила его раскошелиться. Но сегодня его интересовала пахучая травка, благодаря которой он, пусть хоть и на одну ночь, станет повелителем одной соблазнительной прелестницы, любви которой добивались многие, а один, с  деньгами, даже женился. Но только он, Михаил Шевцов, смог завладеть её ветреным сердцем; так неужели теперь какой-то пучок укропа всё разрушит? А может, он просто сгущает краски, может она уже и забыла о своём странном желании, сидит и нетерпеливо ждёт его у окна и не потребует при встрече укропа. Глупо всё как-то, но если начал этот поиск и пообещал, то нужно идти до конца. А то приедет он без укропа, а она вдруг спросит о нём, что тогда - мокрой курицей смотреть ей в глазки и глупо оправдываться.               
И вдруг, о чудо! В самом краю овощного торгового ряда, у серой брезентовой палатки, он увидел пучок чего-то зелёного в руках сутулого бордового пальто с голубым беретом сверху. Сейчас этот пучок исчезнет в недрах пёстрой сумки, и тогда исчезнет вместе с ним и его последняя надежда. Он пустился бежать, толкнув кого-то по пути; бордовое пальто превратилось в старушку, держащую в правой руке, действительно, пучочек укропа. Она уже было сделала  движение этой рукой к сумке, но он ловко, не ожидая от самого себя такого, выдернул этот пучок из её слабенького бледно-розового кулачка. Та обернула на него удивлённое лицо, так удивляются дети в младенческом возрасте, у которых забрали вдруг любимую игрушку. Он старался не смотреть на старушечье удивление и сразу обратился к продавцу, дородной круглолицей даме, уже готовой от возмущения произнести нелестные слова в его адрес:
- Скажите, у вас ещё такой есть? Мне очень, очень нужно. Плачу любую цену.
- Это  последний, а как у вас хватает со …
И тут торговка увидела перед своим носом стодолларовую купюру, в нерешительности замялась, смягчив тон:
-  Даже не знаю … Завтра будет много укропа …. А что скажет бабуля?
Крепкая хваткая рука все-таки потянулась к деньгам.  Продавщица посмотрела на бабульку взглядом, говорящим:  «Ну что я могу поделать?»  В ответ старушечка запричитала:
- Хотела приболевшему деду супчика куриного сварить, с укропчиком хорошо бы было, и на тебе – из рук выдёргивают.
Но Михаил уже не слышал ни о дедуле, ни о супчике – он на всех парах несся к своей машине, видя только в ней сейчас надежное укрытие от всего этого чужого, серого, промозглого рыночного мира. В машине он откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза …
Город провожал его добрым дождём, за стеклом мир акварельно расплылся, распух как - то.
Он ругал за медлительность светофоры и ехавших впереди водителей. Ему быстрей хотелось выскочить на трассу и дам дать жару.
Блин, если б  впопыхах не забыл телефон, то позвонил бы ей, сказал, что приказание госпожи выполнено, и что он надеется на бурное вознаграждение предстоящей ночью. А вдруг она передумала есть этих раков с укропом? Тогда … тогда он её бросит, нечего голову морочить. Нет, так не должно быть. Тут представилось ему, как она нежно целует его в щёку, в благодарность за такой сумасбродный поступок, обещающе томно глядит и зовёт на кухню похрустеть раками; и будут раки сладко пахнуть укропчиком ….
К самому особняку он так и не доехал: её красное «Пежо» стояло у развилки. Когда он подошёл, она даже не вышла, открыла стекло и протянула ему его телефон.
- Сережа приехал, - не глядя на него, сухо произнесла. – Он нашёл твой телефон в ванной. Теперь он всё знает, он выдвинул ультиматум …. Мы должны расстаться … Ты должен меня понять ….
Он хотел было умолять её  бросить нелюбимого мужа, сейчас же уйти с ним, но глядя на её по-детски беспомощное, растерянное личико, понял, что не стоит этого делать.
- Ну что ж, пока? – как можно спокойнее произнёс он, швырнул в придорожные кусты телефон и направился к свой машине.
Когда его «Ауди» нервно тронулось, Анечка увидела, как из открытого окна на обочину полетел зелёный пучок.
- Достал всё-таки,- печально выдохнула она и, уткнувшись лицом в руль, зарыдала.
               


               
               

               
   
 


   
               


 




























         ПУЧОК УКРОПА      

                1.               
 Анечка Коробова, миловидная рыжая гарпия, в нежно – розовом, трепетном пеньюаре,  стрекозой слетела с синих шелков шикарного ночного ковчега в прохладу просторной спальни.
- Мишель, ты где? –  зазвенел колокольчиком её голосок. Засеменила голыми ногами в поисках своего ненаглядного.
- Мишель, ну ты где? – теперь уже мягко, по-кошачьи, позвала она.
Ну где же её Мишель, Михасик, Микимаусик? Если говорить проще и не в присутствии влюблённой дамы – Михаил Шевцов, служащий  среднего звена одного из подмосковных банков, молодой симпатичный  человек, как и многие столичные и околостоличные люди, ценящий комфорт и качество жизни, не забивающий себе голову сложностями как самой жизни, так и отношениями в любовных делах, поэтому всегда находящийся, в свободное от офиса время, в окружении прекраснейших особ, чаще всего замужних и состоятельных, одной из которых и была наша  Анечка Коробова, очаровательное,  легкомысленное создание, до одури нравящаяся  как сорокалетнему мужу-дипломату, так и более молодым гражданам, не зарабатывающим на политике деньги. По долгу службы её муж часто отсутствовал, и она оставалась одна, скучая и томясь, пока не встретила его, Мишеля, мягкого, искрометного, готового на всё ради неё. Их бурный роман длился месяца три; начавшись, как это часто случается, в одном из многочисленных ночных клубов  Москвы, он получил продолжение в загородном трехэтажном особняке, естественно, в отсутствие мужа.
Мишель на кухне, метражом этак двадцать на десять, стоял у плиты, колдуя над кастрюлькой, от которой шёл пар.
- Что это у нас? – весело поинтересовалась она, чмокнула его в свежевыбритую щеку, заглянула в кастрюльку. Сквозь кипящую воду на неё пялились красные раки.
- Уже почти готовы. Только укропчика сейчас кину. Мишель полез в холодильник, долго там созерцал его внутренности, почему-то  разочарованно выдохнул:
- А укропа  - то нет.
      И тут вдруг лицо Анечки наигранно выказало неодобрение такому повороту событий, словно этот недостающий укроп к ракам  был таким необходимым и нужным  на данный момент, что заставил её очень преочень   расстроиться. Белый лобик её нахмурился: казалось, что она решает сложную жизненную задачу.
- Значит так, решительно произнесла она. – Раки без укропа, что наша с тобой ночь без поцелуев. Ты должен достать мне укропа, иначе сегодня будешь спать в гостиной.
- Анечка, помилуй, до города тридцать километров! – пробовал уразуметь он.
- Ничего не знаю -  достань! – холодно прочеканила она.
Мишель в недоумении развёл руками, понимая, что спорить бесполезно.
                2.
               
Дорога на Сергиевск ему казалась утомительно долгой и однообразной, хотя и гнал он под сто. А еще вчера вечером летел пушинкой к своей ненаглядной, и вся трасса была залита теплым, несмотря на робкое дыхание марта, светом. Еще вдоль обочины лежал ещё тот, февральский снег, и корявые руки деревьев едва-едва наливались живородящей еле заметной краснотой. Сегодня снег присел, обрюзг, и было теплее, но молочно-серое одеяло небес давило на окружающий мир, делая его мельче, будничнее, а тут еще паршивое настроение из-за этого дурацкого пучка укропа. И дернуло же его варить этих раков. И вообще – за этот укроп не нужно было вспоминать, и без него можно было варить. Где ж теперь искать его, в такое время-то.  В первую очередь, нужно посетить центральный рынок, нет, сначала лучше по супермаркетам прошвырнуться, благо их всего парочка на весь городок. Сам город – так себе: за  полдня его можно так досконально изучить, пересчитав при этом всех его бездомных собак, увидеть яркий фасад единственной гостиницы в три этажа, претендующей на роскошь разве только солидной платной автостоянкой и отражающей в своих окнах здание мэрии. А можно ещё, для общего развития, потолкаться на барахолке, купив себе совсем  ненужную вещь, а так, лишь бы каким предметом отметить своё пребывание здесь, да много ещё чего ненужного можно сделать в этом городишке.
Теперь же этот город стал  интересен Мишелю из-за несчастного пучка укропа, улучшающего вкус раков, которых он собирался съесть со своей капризной красавицей; теперь от этого пучка пряной травы зависело то, как он проведёт предстоящую ночь: в одиночестве, на коврике роскошной гостиной или в объятьях страстной прелестницы на спальных шелках.
В  ярко - пёстром гламурном царстве супермаркета для скромного укропа места не оказалось, зато встретил свою бывшую однокурсницу, сидевшей за кассой. Та было сначала смутилась, но потом, натянуто улыбнувшись, спросила традиционное: «как дела», как - будто они только вчера виделись и ей действительно было интересно, как он живёт. Он ответил такое же традиционное «нормально», хотя у самого было очень пасмурно на душе. А училась-то Танька хорошо, в аспирантуру, было, собиралась; наверное, замуж выскочила, не до высоких экономических материй было, а теперь вот житуха дипломированного экономиста за прилавок кинула, а могла и его перекособочить, ещё как могла.
Он ехал по городским колдобинам в сторону рынка со странным чувством: ему казалось, что весь город знает о цели его визита, и что каждый тычет в его сторону – это, мол, тот, который  ищет укроп, чтобы вечером … А дальше этот самый каждый продолжал размышлять уже в меру обузданности своей фантазии. Он ругал себя, считал, что причиной всех этих идиотских мыслей является его мнительность, и что надо избавляться от всех этих комплексов вины неизвестно перед кем и неизвестно за что. От всех этих  угрызений, уверял он себя, человек только слабеет характером и не способен управлять своей судьбой, становится мягкотелым, а отсюда идет непонимание и порой пренебрежение со стороны знакомых и коллег по работе.
На рынке, сером и каком-то замызганном, продавцов было больше чем покупателей, и лица у некоторых продающих были хмурые и невыразительные. Казалось, что они через силу стоят здесь, делая превеликое одолжение тем, кто пришёл сюда потратить свои деньги. Он прибыл сюда, чтобы приобрести этот злочастный пучок укропа и после этого побыстрей убраться из этого городка.
Рыночные лужи проверяли на прочность его ботинки, но он и не смотрел под ноги, его взор блуждал по торговым рядам, в надежде найти тот единственный пропуск к предстоящему ночному счастью. Его заискивающе зазывали, предлагая то капусту, то картошку, то морковку со свеклой. Потом пошли заезжие фрукты, вычурная яркость которых в другой бы раз и соблазнила его раскошелиться. Но сегодня его интересовала пахучая травка, благодаря которой он, пусть хоть и на одну ночь, станет повелителем одной соблазнительной прелестницы, любви которой добивались многие, а один, с  деньгами, даже женился. Но только он, Михаил Шевцов, смог завладеть её ветреным сердцем; так неужели теперь какой-то пучок укропа всё разрушит? А может, он просто сгущает краски, может она уже и забыла о своём странном желании, сидит и нетерпеливо ждёт его у окна и не потребует при встрече укропа. Глупо всё как-то, но если начал этот поиск и пообещал, то нужно идти до конца. А то приедет он без укропа, а она вдруг спросит о нём, что тогда - мокрой курицей смотреть ей в глазки и глупо оправдываться.               
И вдруг, о чудо! В самом краю овощного торгового ряда, у серой брезентовой палатки, он увидел пучок чего-то зелёного в руках сутулого бордового пальто с голубым беретом сверху. Сейчас этот пучок исчезнет в недрах пёстрой сумки, и тогда исчезнет вместе с ним и его последняя надежда. Он пустился бежать, толкнув кого-то по пути; бордовое пальто превратилось в старушку, держащую в правой руке, действительно, пучочек укропа. Она уже было сделала  движение этой рукой к сумке, но он ловко, не ожидая от самого себя такого, выдернул этот пучок из её слабенького бледно-розового кулачка. Та обернула на него удивлённое лицо, так удивляются дети в младенческом возрасте, у которых забрали вдруг любимую игрушку. Он старался не смотреть на старушечье удивление и сразу обратился к продавцу, дородной круглолицей даме, уже готовой от возмущения произнести нелестные слова в его адрес:
- Скажите, у вас ещё такой есть? Мне очень, очень нужно. Плачу любую цену.
- Это  последний, а как у вас хватает со …
И тут торговка увидела перед своим носом стодолларовую купюру, в нерешительности замялась, смягчив тон:
-  Даже не знаю … Завтра будет много укропа …. А что скажет бабуля?
Крепкая хваткая рука все-таки потянулась к деньгам.  Продавщица посмотрела на бабульку взглядом, говорящим:  «Ну что я могу поделать?»  В ответ старушечка запричитала:
- Хотела приболевшему деду супчика куриного сварить, с укропчиком хорошо бы было, и на тебе – из рук выдёргивают.
Но Михаил уже не слышал ни о дедуле, ни о супчике – он на всех парах несся к своей машине, видя только в ней сейчас надежное укрытие от всего этого чужого, серого, промозглого рыночного мира. В машине он откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза …
Город провожал его добрым дождём, за стеклом мир акварельно расплылся, распух как - то.
Он ругал за медлительность светофоры и ехавших впереди водителей. Ему быстрей хотелось выскочить на трассу и дам дать жару.
Блин, если б  впопыхах не забыл телефон, то позвонил бы ей, сказал, что приказание госпожи выполнено, и что он надеется на бурное вознаграждение предстоящей ночью. А вдруг она передумала есть этих раков с укропом? Тогда … тогда он её бросит, нечего голову морочить. Нет, так не должно быть. Тут представилось ему, как она нежно целует его в щёку, в благодарность за такой сумасбродный поступок, обещающе томно глядит и зовёт на кухню похрустеть раками; и будут раки сладко пахнуть укропчиком ….
К самому особняку он так и не доехал: её красное «Пежо» стояло у развилки. Когда он подошёл, она даже не вышла, открыла стекло и протянула ему его телефон.
- Сережа приехал, - не глядя на него, сухо произнесла. – Он нашёл твой телефон в ванной. Теперь он всё знает, он выдвинул ультиматум …. Мы должны расстаться … Ты должен меня понять ….
Он хотел было умолять её  бросить нелюбимого мужа, сейчас же уйти с ним, но глядя на её по-детски беспомощное, растерянное личико, понял, что не стоит этого делать.
- Ну что ж, пока? – как можно спокойнее произнёс он, швырнул в придорожные кусты телефон и направился к свой машине.
Когда его «Ауди» нервно тронулось, Анечка увидела, как из открытого окна на обочину полетел зелёный пучок.
- Достал всё-таки,- печально выдохнула она и, уткнувшись лицом в руль, зарыдала.
               


               
               

               
   
 


   
               


 




























         ПУЧОК УКРОПА      

                1.               
 Анечка Коробова, миловидная рыжая гарпия, в нежно – розовом, трепетном пеньюаре,  стрекозой слетела с синих шелков шикарного ночного ковчега в прохладу просторной спальни.
- Мишель, ты где? –  зазвенел колокольчиком её голосок. Засеменила голыми ногами в поисках своего ненаглядного.
- Мишель, ну ты где? – теперь уже мягко, по-кошачьи, позвала она.
Ну где же её Мишель, Михасик, Микимаусик? Если говорить проще и не в присутствии влюблённой дамы – Михаил Шевцов, служащий  среднего звена одного из подмосковных банков, молодой симпатичный  человек, как и многие столичные и околостоличные люди, ценящий комфорт и качество жизни, не забивающий себе голову сложностями как самой жизни, так и отношениями в любовных делах, поэтому всегда находящийся, в свободное от офиса время, в окружении прекраснейших особ, чаще всего замужних и состоятельных, одной из которых и была наша  Анечка Коробова, очаровательное,  легкомысленное создание, до одури нравящаяся  как сорокалетнему мужу-дипломату, так и более молодым гражданам, не зарабатывающим на политике деньги. По долгу службы её муж часто отсутствовал, и она оставалась одна, скучая и томясь, пока не встретила его, Мишеля, мягкого, искрометного, готового на всё ради неё. Их бурный роман длился месяца три; начавшись, как это часто случается, в одном из многочисленных ночных клубов  Москвы, он получил продолжение в загородном трехэтажном особняке, естественно, в отсутствие мужа.
Мишель на кухне, метражом этак двадцать на десять, стоял у плиты, колдуя над кастрюлькой, от которой шёл пар.
- Что это у нас? – весело поинтересовалась она, чмокнула его в свежевыбритую щеку, заглянула в кастрюльку. Сквозь кипящую воду на неё пялились красные раки.
- Уже почти готовы. Только укропчика сейчас кину. Мишель полез в холодильник, долго там созерцал его внутренности, почему-то  разочарованно выдохнул:
- А укропа  - то нет.
      И тут вдруг лицо Анечки наигранно выказало неодобрение такому повороту событий, словно этот недостающий укроп к ракам  был таким необходимым и нужным  на данный момент, что заставил её очень преочень   расстроиться. Белый лобик её нахмурился: казалось, что она решает сложную жизненную задачу.
- Значит так, решительно произнесла она. – Раки без укропа, что наша с тобой ночь без поцелуев. Ты должен достать мне укропа, иначе сегодня будешь спать в гостиной.
- Анечка, помилуй, до города тридцать километров! – пробовал уразуметь он.
- Ничего не знаю -  достань! – холодно прочеканила она.
Мишель в недоумении развёл руками, понимая, что спорить бесполезно.
                2.
               
Дорога на Сергиевск ему казалась утомительно долгой и однообразной, хотя и гнал он под сто. А еще вчера вечером летел пушинкой к своей ненаглядной, и вся трасса была залита теплым, несмотря на робкое дыхание марта, светом. Еще вдоль обочины лежал ещё тот, февральский снег, и корявые руки деревьев едва-едва наливались живородящей еле заметной краснотой. Сегодня снег присел, обрюзг, и было теплее, но молочно-серое одеяло небес давило на окружающий мир, делая его мельче, будничнее, а тут еще паршивое настроение из-за этого дурацкого пучка укропа. И дернуло же его варить этих раков. И вообще – за этот укроп не нужно было вспоминать, и без него можно было варить. Где ж теперь искать его, в такое время-то.  В первую очередь, нужно посетить центральный рынок, нет, сначала лучше по супермаркетам прошвырнуться, благо их всего парочка на весь городок. Сам город – так себе: за  полдня его можно так досконально изучить, пересчитав при этом всех его бездомных собак, увидеть яркий фасад единственной гостиницы в три этажа, претендующей на роскошь разве только солидной платной автостоянкой и отражающей в своих окнах здание мэрии. А можно ещё, для общего развития, потолкаться на барахолке, купив себе совсем  ненужную вещь, а так, лишь бы каким предметом отметить своё пребывание здесь, да много ещё чего ненужного можно сделать в этом городишке.
Теперь же этот город стал  интересен Мишелю из-за несчастного пучка укропа, улучшающего вкус раков, которых он собирался съесть со своей капризной красавицей; теперь от этого пучка пряной травы зависело то, как он проведёт предстоящую ночь: в одиночестве, на коврике роскошной гостиной или в объятьях страстной прелестницы на спальных шелках.
В  ярко - пёстром гламурном царстве супермаркета для скромного укропа места не оказалось, зато встретил свою бывшую однокурсницу, сидевшей за кассой. Та было сначала смутилась, но потом, натянуто улыбнувшись, спросила традиционное: «как дела», как - будто они только вчера виделись и ей действительно было интересно, как он живёт. Он ответил такое же традиционное «нормально», хотя у самого было очень пасмурно на душе. А училась-то Танька хорошо, в аспирантуру, было, собиралась; наверное, замуж выскочила, не до высоких экономических материй было, а теперь вот житуха дипломированного экономиста за прилавок кинула, а могла и его перекособочить, ещё как могла.
Он ехал по городским колдобинам в сторону рынка со странным чувством: ему казалось, что весь город знает о цели его визита, и что каждый тычет в его сторону – это, мол, тот, который  ищет укроп, чтобы вечером … А дальше этот самый каждый продолжал размышлять уже в меру обузданности своей фантазии. Он ругал себя, считал, что причиной всех этих идиотских мыслей является его мнительность, и что надо избавляться от всех этих комплексов вины неизвестно перед кем и неизвестно за что. От всех этих  угрызений, уверял он себя, человек только слабеет характером и не способен управлять своей судьбой, становится мягкотелым, а отсюда идет непонимание и порой пренебрежение со стороны знакомых и коллег по работе.
На рынке, сером и каком-то замызганном, продавцов было больше чем покупателей, и лица у некоторых продающих были хмурые и невыразительные. Казалось, что они через силу стоят здесь, делая превеликое одолжение тем, кто пришёл сюда потратить свои деньги. Он прибыл сюда, чтобы приобрести этот злочастный пучок укропа и после этого побыстрей убраться из этого городка.
Рыночные лужи проверяли на прочность его ботинки, но он и не смотрел под ноги, его взор блуждал по торговым рядам, в надежде найти тот единственный пропуск к предстоящему ночному счастью. Его заискивающе зазывали, предлагая то капусту, то картошку, то морковку со свеклой. Потом пошли заезжие фрукты, вычурная яркость которых в другой бы раз и соблазнила его раскошелиться. Но сегодня его интересовала пахучая травка, благодаря которой он, пусть хоть и на одну ночь, станет повелителем одной соблазнительной прелестницы, любви которой добивались многие, а один, с  деньгами, даже женился. Но только он, Михаил Шевцов, смог завладеть её ветреным сердцем; так неужели теперь какой-то пучок укропа всё разрушит? А может, он просто сгущает краски, может она уже и забыла о своём странном желании, сидит и нетерпеливо ждёт его у окна и не потребует при встрече укропа. Глупо всё как-то, но если начал этот поиск и пообещал, то нужно идти до конца. А то приедет он без укропа, а она вдруг спросит о нём, что тогда - мокрой курицей смотреть ей в глазки и глупо оправдываться.               
И вдруг, о чудо! В самом краю овощного торгового ряда, у серой брезентовой палатки, он увидел пучок чего-то зелёного в руках сутулого бордового пальто с голубым беретом сверху. Сейчас этот пучок исчезнет в недрах пёстрой сумки, и тогда исчезнет вместе с ним и его последняя надежда. Он пустился бежать, толкнув кого-то по пути; бордовое пальто превратилось в старушку, держащую в правой руке, действительно, пучочек укропа. Она уже было сделала  движение этой рукой к сумке, но он ловко, не ожидая от самого себя такого, выдернул этот пучок из её слабенького бледно-розового кулачка. Та обернула на него удивлённое лицо, так удивляются дети в младенческом возрасте, у которых забрали вдруг любимую игрушку. Он старался не смотреть на старушечье удивление и сразу обратился к продавцу, дородной круглолицей даме, уже готовой от возмущения произнести нелестные слова в его адрес:
- Скажите, у вас ещё такой есть? Мне очень, очень нужно. Плачу любую цену.
- Это  последний, а как у вас хватает со …
И тут торговка увидела перед своим носом стодолларовую купюру, в нерешительности замялась, смягчив тон:
-  Даже не знаю … Завтра будет много укропа …. А что скажет бабуля?
Крепкая хваткая рука все-таки потянулась к деньгам.  Продавщица посмотрела на бабульку взглядом, говорящим:  «Ну что я могу поделать?»  В ответ старушечка запричитала:
- Хотела приболевшему деду супчика куриного сварить, с укропчиком хорошо бы было, и на тебе – из рук выдёргивают.
Но Михаил уже не слышал ни о дедуле, ни о супчике – он на всех парах несся к своей машине, видя только в ней сейчас надежное укрытие от всего этого чужого, серого, промозглого рыночного мира. В машине он откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза …
Город провожал его добрым дождём, за стеклом мир акварельно расплылся, распух как - то.
Он ругал за медлительность светофоры и ехавших впереди водителей. Ему быстрей хотелось выскочить на трассу и дам дать жару.
Блин, если б  впопыхах не забыл телефон, то позвонил бы ей, сказал, что приказание госпожи выполнено, и что он надеется на бурное вознаграждение предстоящей ночью. А вдруг она передумала есть этих раков с укропом? Тогда … тогда он её бросит, нечего голову морочить. Нет, так не должно быть. Тут представилось ему, как она нежно целует его в щёку, в благодарность за такой сумасбродный поступок, обещающе томно глядит и зовёт на кухню похрустеть раками; и будут раки сладко пахнуть укропчиком ….
К самому особняку он так и не доехал: её красное «Пежо» стояло у развилки. Когда он подошёл, она даже не вышла, открыла стекло и протянула ему его телефон.
- Сережа приехал, - не глядя на него, сухо произнесла. – Он нашёл твой телефон в ванной. Теперь он всё знает, он выдвинул ультиматум …. Мы должны расстаться … Ты должен меня понять ….
Он хотел было умолять её  бросить нелюбимого мужа, сейчас же уйти с ним, но глядя на её по-детски беспомощное, растерянное личико, понял, что не стоит этого делать.
- Ну что ж, пока? – как можно спокойнее произнёс он, швырнул в придорожные кусты телефон и направился к свой машине.
Когда его «Ауди» нервно тронулось, Анечка увидела, как из открытого окна на обочину полетел зелёный пучок.
- Достал всё-таки,- печально выдохнула она и, уткнувшись лицом в руль, зарыдала.
               


               
               

               
   
 


   
               


 




























         ПУЧОК УКРОПА      

                1.               
 Анечка Коробова, миловидная рыжая гарпия, в нежно – розовом, трепетном пеньюаре,  стрекозой слетела с синих шелков шикарного ночного ковчега в прохладу просторной спальни.
- Мишель, ты где? –  зазвенел колокольчиком её голосок. Засеменила голыми ногами в поисках своего ненаглядного.
- Мишель, ну ты где? – теперь уже мягко, по-кошачьи, позвала она.
Ну где же её Мишель, Михасик, Микимаусик? Если говорить проще и не в присутствии влюблённой дамы – Михаил Шевцов, служащий  среднего звена одного из подмосковных банков, молодой симпатичный  человек, как и многие столичные и околостоличные люди, ценящий комфорт и качество жизни, не забивающий себе голову сложностями как самой жизни, так и отношениями в любовных делах, поэтому всегда находящийся, в свободное от офиса время, в окружении прекраснейших особ, чаще всего замужних и состоятельных, одной из которых и была наша  Анечка Коробова, очаровательное,  легкомысленное создание, до одури нравящаяся  как сорокалетнему мужу-дипломату, так и более молодым гражданам, не зарабатывающим на политике деньги. По долгу службы её муж часто отсутствовал, и она оставалась одна, скучая и томясь, пока не встретила его, Мишеля, мягкого, искрометного, готового на всё ради неё. Их бурный роман длился месяца три; начавшись, как это часто случается, в одном из многочисленных ночных клубов  Москвы, он получил продолжение в загородном трехэтажном особняке, естественно, в отсутствие мужа.
Мишель на кухне, метражом этак двадцать на десять, стоял у плиты, колдуя над кастрюлькой, от которой шёл пар.
- Что это у нас? – весело поинтересовалась она, чмокнула его в свежевыбритую щеку, заглянула в кастрюльку. Сквозь кипящую воду на неё пялились красные раки.
- Уже почти готовы. Только укропчика сейчас кину. Мишель полез в холодильник, долго там созерцал его внутренности, почему-то  разочарованно выдохнул:
- А укропа  - то нет.
      И тут вдруг лицо Анечки наигранно выказало неодобрение такому повороту событий, словно этот недостающий укроп к ракам  был таким необходимым и нужным  на данный момент, что заставил её очень преочень   расстроиться. Белый лобик её нахмурился: казалось, что она решает сложную жизненную задачу.
- Значит так, решительно произнесла она. – Раки без укропа, что наша с тобой ночь без поцелуев. Ты должен достать мне укропа, иначе сегодня будешь спать в гостиной.
- Анечка, помилуй, до города тридцать километров! – пробовал уразуметь он.
- Ничего не знаю -  достань! – холодно прочеканила она.
Мишель в недоумении развёл руками, понимая, что спорить бесполезно.
                2.
               
Дорога на Сергиевск ему казалась утомительно долгой и однообразной, хотя и гнал он под сто. А еще вчера вечером летел пушинкой к своей ненаглядной, и вся трасса была залита теплым, несмотря на робкое дыхание марта, светом. Еще вдоль обочины лежал ещё тот, февральский снег, и корявые руки деревьев едва-едва наливались живородящей еле заметной краснотой. Сегодня снег присел, обрюзг, и было теплее, но молочно-серое одеяло небес давило на окружающий мир, делая его мельче, будничнее, а тут еще паршивое настроение из-за этого дурацкого пучка укропа. И дернуло же его варить этих раков. И вообще – за этот укроп не нужно было вспоминать, и без него можно было варить. Где ж теперь искать его, в такое время-то.  В первую очередь, нужно посетить центральный рынок, нет, сначала лучше по супермаркетам прошвырнуться, благо их всего парочка на весь городок. Сам город – так себе: за  полдня его можно так досконально изучить, пересчитав при этом всех его бездомных собак, увидеть яркий фасад единственной гостиницы в три этажа, претендующей на роскошь разве только солидной платной автостоянкой и отражающей в своих окнах здание мэрии. А можно ещё, для общего развития, потолкаться на барахолке, купив себе совсем  ненужную вещь, а так, лишь бы каким предметом отметить своё пребывание здесь, да много ещё чего ненужного можно сделать в этом городишке.
Теперь же этот город стал  интересен Мишелю из-за несчастного пучка укропа, улучшающего вкус раков, которых он собирался съесть со своей капризной красавицей; теперь от этого пучка пряной травы зависело то, как он проведёт предстоящую ночь: в одиночестве, на коврике роскошной гостиной или в объятьях страстной прелестницы на спальных шелках.
В  ярко - пёстром гламурном царстве супермаркета для скромного укропа места не оказалось, зато встретил свою бывшую однокурсницу, сидевшей за кассой. Та было сначала смутилась, но потом, натянуто улыбнувшись, спросила традиционное: «как дела», как - будто они только вчера виделись и ей действительно было интересно, как он живёт. Он ответил такое же традиционное «нормально», хотя у самого было очень пасмурно на душе. А училась-то Танька хорошо, в аспирантуру, было, собиралась; наверное, замуж выскочила, не до высоких экономических материй было, а теперь вот житуха дипломированного экономиста за прилавок кинула, а могла и его перекособочить, ещё как могла.
Он ехал по городским колдобинам в сторону рынка со странным чувством: ему казалось, что весь город знает о цели его визита, и что каждый тычет в его сторону – это, мол, тот, который  ищет укроп, чтобы вечером … А дальше этот самый каждый продолжал размышлять уже в меру обузданности своей фантазии. Он ругал себя, считал, что причиной всех этих идиотских мыслей является его мнительность, и что надо избавляться от всех этих комплексов вины неизвестно перед кем и неизвестно за что. От всех этих  угрызений, уверял он себя, человек только слабеет характером и не способен управлять своей судьбой, становится мягкотелым, а отсюда идет непонимание и порой пренебрежение со стороны знакомых и коллег по работе.
На рынке, сером и каком-то замызганном, продавцов было больше чем покупателей, и лица у некоторых продающих были хмурые и невыразительные. Казалось, что они через силу стоят здесь, делая превеликое одолжение тем, кто пришёл сюда потратить свои деньги. Он прибыл сюда, чтобы приобрести этот злочастный пучок укропа и после этого побыстрей убраться из этого городка.
Рыночные лужи проверяли на прочность его ботинки, но он и не смотрел под ноги, его взор блуждал по торговым рядам, в надежде найти тот единственный пропуск к предстоящему ночному счастью. Его заискивающе зазывали, предлагая то капусту, то картошку, то морковку со свеклой. Потом пошли заезжие фрукты, вычурная яркость которых в другой бы раз и соблазнила его раскошелиться. Но сегодня его интересовала пахучая травка, благодаря которой он, пусть хоть и на одну ночь, станет повелителем одной соблазнительной прелестницы, любви которой добивались многие, а один, с  деньгами, даже женился. Но только он, Михаил Шевцов, смог завладеть её ветреным сердцем; так неужели теперь какой-то пучок укропа всё разрушит? А может, он просто сгущает краски, может она уже и забыла о своём странном желании, сидит и нетерпеливо ждёт его у окна и не потребует при встрече укропа. Глупо всё как-то, но если начал этот поиск и пообещал, то нужно идти до конца. А то приедет он без укропа, а она вдруг спросит о нём, что тогда - мокрой курицей смотреть ей в глазки и глупо оправдываться.               
И вдруг, о чудо! В самом краю овощного торгового ряда, у серой брезентовой палатки, он увидел пучок чего-то зелёного в руках сутулого бордового пальто с голубым беретом сверху. Сейчас этот пучок исчезнет в недрах пёстрой сумки, и тогда исчезнет вместе с ним и его последняя надежда. Он пустился бежать, толкнув кого-то по пути; бордовое пальто превратилось в старушку, держащую в правой руке, действительно, пучочек укропа. Она уже было сделала  движение этой рукой к сумке, но он ловко, не ожидая от самого себя такого, выдернул этот пучок из её слабенького бледно-розового кулачка. Та обернула на него удивлённое лицо, так удивляются дети в младенческом возрасте, у которых забрали вдруг любимую игрушку. Он старался не смотреть на старушечье удивление и сразу обратился к продавцу, дородной круглолицей даме, уже готовой от возмущения произнести нелестные слова в его адрес:
- Скажите, у вас ещё такой есть? Мне очень, очень нужно. Плачу любую цену.
- Это  последний, а как у вас хватает со …
И тут торговка увидела перед своим носом стодолларовую купюру, в нерешительности замялась, смягчив тон:
-  Даже не знаю … Завтра будет много укропа …. А что скажет бабуля?
Крепкая хваткая рука все-таки потянулась к деньгам.  Продавщица посмотрела на бабульку взглядом, говорящим:  «Ну что я могу поделать?»  В ответ старушечка запричитала:
- Хотела приболевшему деду супчика куриного сварить, с укропчиком хорошо бы было, и на тебе – из рук выдёргивают.
Но Михаил уже не слышал ни о дедуле, ни о супчике – он на всех парах несся к своей машине, видя только в ней сейчас надежное укрытие от всего этого чужого, серого, промозглого рыночного мира. В машине он откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза …
Город провожал его добрым дождём, за стеклом мир акварельно расплылся, распух как - то.
Он ругал за медлительность светофоры и ехавших впереди водителей. Ему быстрей хотелось выскочить на трассу и дам дать жару.
Блин, если б  впопыхах не забыл телефон, то позвонил бы ей, сказал, что приказание госпожи выполнено, и что он надеется на бурное вознаграждение предстоящей ночью. А вдруг она передумала есть этих раков с укропом? Тогда … тогда он её бросит, нечего голову морочить. Нет, так не должно быть. Тут представилось ему, как она нежно целует его в щёку, в благодарность за такой сумасбродный поступок, обещающе томно глядит и зовёт на кухню похрустеть раками; и будут раки сладко пахнуть укропчиком ….
К самому особняку он так и не доехал: её красное «Пежо» стояло у развилки. Когда он подошёл, она даже не вышла, открыла стекло и протянула ему его телефон.
- Сережа приехал, - не глядя на него, сухо произнесла. – Он нашёл твой телефон в ванной. Теперь он всё знает, он выдвинул ультиматум …. Мы должны расстаться … Ты должен меня понять ….
Он хотел было умолять её  бросить нелюбимого мужа, сейчас же уйти с ним, но глядя на её по-детски беспомощное, растерянное личико, понял, что не стоит этого делать.
- Ну что ж, пока? – как можно спокойнее произнёс он, швырнул в придорожные кусты телефон и направился к свой машине.
Когда его «Ауди» нервно тронулось, Анечка увидела, как из открытого окна на обочину полетел зелёный пучок.
- Достал всё-таки,- печально выдохнула она и, уткнувшись лицом в руль, зарыдала.
               


               
               

               
   
 


   
               


 




























         ПУЧОК УКРОПА      

                1.               
 Анечка Коробова, миловидная рыжая гарпия, в нежно – розовом, трепетном пеньюаре,  стрекозой слетела с синих шелков шикарного ночного ковчега в прохладу просторной спальни.
- Мишель, ты где? –  зазвенел колокольчиком её голосок. Засеменила голыми ногами в поисках своего ненаглядного.
- Мишель, ну ты где? – теперь уже мягко, по-кошачьи, позвала она.
Ну где же её Мишель, Михасик, Микимаусик? Если говорить проще и не в присутствии влюблённой дамы – Михаил Шевцов, служащий  среднего звена одного из подмосковных банков, молодой симпатичный  человек, как и многие столичные и околостоличные люди, ценящий комфорт и качество жизни, не забивающий себе голову сложностями как самой жизни, так и отношениями в любовных делах, поэтому всегда находящийся, в свободное от офиса время, в окружении прекраснейших особ, чаще всего замужних и состоятельных, одной из которых и была наша  Анечка Коробова, очаровательное,  легкомысленное создание, до одури нравящаяся  как сорокалетнему мужу-дипломату, так и более молодым гражданам, не зарабатывающим на политике деньги. По долгу службы её муж часто отсутствовал, и она оставалась одна, скучая и томясь, пока не встретила его, Мишеля, мягкого, искрометного, готового на всё ради неё. Их бурный роман длился месяца три; начавшись, как это часто случается, в одном из многочисленных ночных клубов  Москвы, он получил продолжение в загородном трехэтажном особняке, естественно, в отсутствие мужа.
Мишель на кухне, метражом этак двадцать на десять, стоял у плиты, колдуя над кастрюлькой, от которой шёл пар.
- Что это у нас? – весело поинтересовалась она, чмокнула его в свежевыбритую щеку, заглянула в кастрюльку. Сквозь кипящую воду на неё пялились красные раки.
- Уже почти готовы. Только укропчика сейчас кину. Мишель полез в холодильник, долго там созерцал его внутренности, почему-то  разочарованно выдохнул:
- А укропа  - то нет.
      И тут вдруг лицо Анечки наигранно выказало неодобрение такому повороту событий, словно этот недостающий укроп к ракам  был таким необходимым и нужным  на данный момент, что заставил её очень преочень   расстроиться. Белый лобик её нахмурился: казалось, что она решает сложную жизненную задачу.
- Значит так, решительно произнесла она. – Раки без укропа, что наша с тобой ночь без поцелуев. Ты должен достать мне укропа, иначе сегодня будешь спать в гостиной.
- Анечка, помилуй, до города тридцать километров! – пробовал уразуметь он.
- Ничего не знаю -  достань! – холодно прочеканила она.
Мишель в недоумении развёл руками, понимая, что спорить бесполезно.
                2.
               
Дорога на Сергиевск ему казалась утомительно долгой и однообразной, хотя и гнал он под сто. А еще вчера вечером летел пушинкой к своей ненаглядной, и вся трасса была залита теплым, несмотря на робкое дыхание марта, светом. Еще вдоль обочины лежал ещё тот, февральский снег, и корявые руки деревьев едва-едва наливались живородящей еле заметной краснотой. Сегодня снег присел, обрюзг, и было теплее, но молочно-серое одеяло небес давило на окружающий мир, делая его мельче, будничнее, а тут еще паршивое настроение из-за этого дурацкого пучка укропа. И дернуло же его варить этих раков. И вообще – за этот укроп не нужно было вспоминать, и без него можно было варить. Где ж теперь искать его, в такое время-то.  В первую очередь, нужно посетить центральный рынок, нет, сначала лучше по супермаркетам прошвырнуться, благо их всего парочка на весь городок. Сам город – так себе: за  полдня его можно так досконально изучить, пересчитав при этом всех его бездомных собак, увидеть яркий фасад единственной гостиницы в три этажа, претендующей на роскошь разве только солидной платной автостоянкой и отражающей в своих окнах здание мэрии. А можно ещё, для общего развития, потолкаться на барахолке, купив себе совсем  ненужную вещь, а так, лишь бы каким предметом отметить своё пребывание здесь, да много ещё чего ненужного можно сделать в этом городишке.
Теперь же этот город стал  интересен Мишелю из-за несчастного пучка укропа, улучшающего вкус раков, которых он собирался съесть со своей капризной красавицей; теперь от этого пучка пряной травы зависело то, как он проведёт предстоящую ночь: в одиночестве, на коврике роскошной гостиной или в объятьях страстной прелестницы на спальных шелках.
В  ярко - пёстром гламурном царстве супермаркета для скромного укропа места не оказалось, зато встретил свою бывшую однокурсницу, сидевшей за кассой. Та было сначала смутилась, но потом, натянуто улыбнувшись, спросила традиционное: «как дела», как - будто они только вчера виделись и ей действительно было интересно, как он живёт. Он ответил такое же традиционное «нормально», хотя у самого было очень пасмурно на душе. А училась-то Танька хорошо, в аспирантуру, было, собиралась; наверное, замуж выскочила, не до высоких экономических материй было, а теперь вот житуха дипломированного экономиста за прилавок кинула, а могла и его перекособочить, ещё как могла.
Он ехал по городским колдобинам в сторону рынка со странным чувством: ему казалось, что весь город знает о цели его визита, и что каждый тычет в его сторону – это, мол, тот, который  ищет укроп, чтобы вечером … А дальше этот самый каждый продолжал размышлять уже в меру обузданности своей фантазии. Он ругал себя, считал, что причиной всех этих идиотских мыслей является его мнительность, и что надо избавляться от всех этих комплексов вины неизвестно перед кем и неизвестно за что. От всех этих  угрызений, уверял он себя, человек только слабеет характером и не способен управлять своей судьбой, становится мягкотелым, а отсюда идет непонимание и порой пренебрежение со стороны знакомых и коллег по работе.
На рынке, сером и каком-то замызганном, продавцов было больше чем покупателей, и лица у некоторых продающих были хмурые и невыразительные. Казалось, что они через силу стоят здесь, делая превеликое одолжение тем, кто пришёл сюда потратить свои деньги. Он прибыл сюда, чтобы приобрести этот злочастный пучок укропа и после этого побыстрей убраться из этого городка.
Рыночные лужи проверяли на прочность его ботинки, но он и не смотрел под ноги, его взор блуждал по торговым рядам, в надежде найти тот единственный пропуск к предстоящему ночному счастью. Его заискивающе зазывали, предлагая то капусту, то картошку, то морковку со свеклой. Потом пошли заезжие фрукты, вычурная яркость которых в другой бы раз и соблазнила его раскошелиться. Но сегодня его интересовала пахучая травка, благодаря которой он, пусть хоть и на одну ночь, станет повелителем одной соблазнительной прелестницы, любви которой добивались многие, а один, с  деньгами, даже женился. Но только он, Михаил Шевцов, смог завладеть её ветреным сердцем; так неужели теперь какой-то пучок укропа всё разрушит? А может, он просто сгущает краски, может она уже и забыла о своём странном желании, сидит и нетерпеливо ждёт его у окна и не потребует при встрече укропа. Глупо всё как-то, но если начал этот поиск и пообещал, то нужно идти до конца. А то приедет он без укропа, а она вдруг спросит о нём, что тогда - мокрой курицей смотреть ей в глазки и глупо оправдываться.               
И вдруг, о чудо! В самом краю овощного торгового ряда, у серой брезентовой палатки, он увидел пучок чего-то зелёного в руках сутулого бордового пальто с голубым беретом сверху. Сейчас этот пучок исчезнет в недрах пёстрой сумки, и тогда исчезнет вместе с ним и его последняя надежда. Он пустился бежать, толкнув кого-то по пути; бордовое пальто превратилось в старушку, держащую в правой руке, действительно, пучочек укропа. Она уже было сделала  движение этой рукой к сумке, но он ловко, не ожидая от самого себя такого, выдернул этот пучок из её слабенького бледно-розового кулачка. Та обернула на него удивлённое лицо, так удивляются дети в младенческом возрасте, у которых забрали вдруг любимую игрушку. Он старался не смотреть на старушечье удивление и сразу обратился к продавцу, дородной круглолицей даме, уже готовой от возмущения произнести нелестные слова в его адрес:
- Скажите, у вас ещё такой есть? Мне очень, очень нужно. Плачу любую цену.
- Это  последний, а как у вас хватает со …
И тут торговка увидела перед своим носом стодолларовую купюру, в нерешительности замялась, смягчив тон:
-  Даже не знаю … Завтра будет много укропа …. А что скажет бабуля?
Крепкая хваткая рука все-таки потянулась к деньгам.  Продавщица посмотрела на бабульку взглядом, говорящим:  «Ну что я могу поделать?»  В ответ старушечка запричитала:
- Хотела приболевшему деду супчика куриного сварить, с укропчиком хорошо бы было, и на тебе – из рук выдёргивают.
Но Михаил уже не слышал ни о дедуле, ни о супчике – он на всех парах несся к своей машине, видя только в ней сейчас надежное укрытие от всего этого чужого, серого, промозглого рыночного мира. В машине он откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза …
Город провожал его добрым дождём, за стеклом мир акварельно расплылся, распух как - то.
Он ругал за медлительность светофоры и ехавших впереди водителей. Ему быстрей хотелось выскочить на трассу и дам дать жару.
Блин, если б  впопыхах не забыл телефон, то позвонил бы ей, сказал, что приказание госпожи выполнено, и что он надеется на бурное вознаграждение предстоящей ночью. А вдруг она передумала есть этих раков с укропом? Тогда … тогда он её бросит, нечего голову морочить. Нет, так не должно быть. Тут представилось ему, как она нежно целует его в щёку, в благодарность за такой сумасбродный поступок, обещающе томно глядит и зовёт на кухню похрустеть раками; и будут раки сладко пахнуть укропчиком ….
К самому особняку он так и не доехал: её красное «Пежо» стояло у развилки. Когда он подошёл, она даже не вышла, открыла стекло и протянула ему его телефон.
- Сережа приехал, - не глядя на него, сухо произнесла. – Он нашёл твой телефон в ванной. Теперь он всё знает, он выдвинул ультиматум …. Мы должны расстаться … Ты должен меня понять ….
Он хотел было умолять её  бросить нелюбимого мужа, сейчас же уйти с ним, но глядя на её по-детски беспомощное, растерянное личико, понял, что не стоит этого делать.
- Ну что ж, пока? – как можно спокойнее произнёс он, швырнул в придорожные кусты телефон и направился к свой машине.
Когда его «Ауди» нервно тронулось, Анечка увидела, как из открытого окна на обочину полетел зелёный пучок.
- Достал всё-таки,- печально выдохнула она и, уткнувшись лицом в руль, зарыдала.
               


               
               

               
   
 


   
               


 




























         ПУЧОК УКРОПА      

                1.               
 Анечка Коробова, миловидная рыжая гарпия, в нежно – розовом, трепетном пеньюаре,  стрекозой слетела с синих шелков шикарного ночного ковчега в прохладу просторной спальни.
- Мишель, ты где? –  зазвенел колокольчиком её голосок. Засеменила голыми ногами в поисках своего ненаглядного.
- Мишель, ну ты где? – теперь уже мягко, по-кошачьи, позвала она.
Ну где же её Мишель, Михасик, Микимаусик? Если говорить проще и не в присутствии влюблённой дамы – Михаил Шевцов, служащий  среднего звена одного из подмосковных банков, молодой симпатичный  человек, как и многие столичные и околостоличные люди, ценящий комфорт и качество жизни, не забивающий себе голову сложностями как самой жизни, так и отношениями в любовных делах, поэтому всегда находящийся, в свободное от офиса время, в окружении прекраснейших особ, чаще всего замужних и состоятельных, одной из которых и была наша  Анечка Коробова, очаровательное,  легкомысленное создание, до одури нравящаяся  как сорокалетнему мужу-дипломату, так и более молодым гражданам, не зарабатывающим на политике деньги. По долгу службы её муж часто отсутствовал, и она оставалась одна, скучая и томясь, пока не встретила его, Мишеля, мягкого, искрометного, готового на всё ради неё. Их бурный роман длился месяца три; начавшись, как это часто случается, в одном из многочисленных ночных клубов  Москвы, он получил продолжение в загородном трехэтажном особняке, естественно, в отсутствие мужа.
Мишель на кухне, метражом этак двадцать на десять, стоял у плиты, колдуя над кастрюлькой, от которой шёл пар.
- Что это у нас? – весело поинтересовалась она, чмокнула его в свежевыбритую щеку, заглянула в кастрюльку. Сквозь кипящую воду на неё пялились красные раки.
- Уже почти готовы. Только укропчика сейчас кину. Мишель полез в холодильник, долго там созерцал его внутренности, почему-то  разочарованно выдохнул:
- А укропа  - то нет.
      И тут вдруг лицо Анечки наигранно выказало неодобрение такому повороту событий, словно этот недостающий укроп к ракам  был таким необходимым и нужным  на данный момент, что заставил её очень преочень   расстроиться. Белый лобик её нахмурился: казалось, что она решает сложную жизненную задачу.
- Значит так, решительно произнесла она. – Раки без укропа, что наша с тобой ночь без поцелуев. Ты должен достать мне укропа, иначе сегодня будешь спать в гостиной.
- Анечка, помилуй, до города тридцать километров! – пробовал уразуметь он.
- Ничего не знаю -  достань! – холодно прочеканила она.
Мишель в недоумении развёл руками, понимая, что спорить бесполезно.
                2.
               
Дорога на Сергиевск ему казалась утомительно долгой и однообразной, хотя и гнал он под сто. А еще вчера вечером летел пушинкой к своей ненаглядной, и вся трасса была залита теплым, несмотря на робкое дыхание марта, светом. Еще вдоль обочины лежал ещё тот, февральский снег, и корявые руки деревьев едва-едва наливались живородящей еле заметной краснотой. Сегодня снег присел, обрюзг, и было теплее, но молочно-серое одеяло небес давило на окружающий мир, делая его мельче, будничнее, а тут еще паршивое настроение из-за этого дурацкого пучка укропа. И дернуло же его варить этих раков. И вообще – за этот укроп не нужно было вспоминать, и без него можно было варить. Где ж теперь искать его, в такое время-то.  В первую очередь, нужно посетить центральный рынок, нет, сначала лучше по супермаркетам прошвырнуться, благо их всего парочка на весь городок. Сам город – так себе: за  полдня его можно так досконально изучить, пересчитав при этом всех его бездомных собак, увидеть яркий фасад единственной гостиницы в три этажа, претендующей на роскошь разве только солидной платной автостоянкой и отражающей в своих окнах здание мэрии. А можно ещё, для общего развития, потолкаться на барахолке, купив себе совсем  ненужную вещь, а так, лишь бы каким предметом отметить своё пребывание здесь, да много ещё чего ненужного можно сделать в этом городишке.
Теперь же этот город стал  интересен Мишелю из-за несчастного пучка укропа, улучшающего вкус раков, которых он собирался съесть со своей капризной красавицей; теперь от этого пучка пряной травы зависело то, как он проведёт предстоящую ночь: в одиночестве, на коврике роскошной гостиной или в объятьях страстной прелестницы на спальных шелках.
В  ярко - пёстром гламурном царстве супермаркета для скромного укропа места не оказалось, зато встретил свою бывшую однокурсницу, сидевшей за кассой. Та было сначала смутилась, но потом, натянуто улыбнувшись, спросила традиционное: «как дела», как - будто они только вчера виделись и ей действительно было интересно, как он живёт. Он ответил такое же традиционное «нормально», хотя у самого было очень пасмурно на душе. А училась-то Танька хорошо, в аспирантуру, было, собиралась; наверное, замуж выскочила, не до высоких экономических материй было, а теперь вот житуха дипломированного экономиста за прилавок кинула, а могла и его перекособочить, ещё как могла.
Он ехал по городским колдобинам в сторону рынка со странным чувством: ему казалось, что весь город знает о цели его визита, и что каждый тычет в его сторону – это, мол, тот, который  ищет укроп, чтобы вечером … А дальше этот самый каждый продолжал размышлять уже в меру обузданности своей фантазии. Он ругал себя, считал, что причиной всех этих идиотских мыслей является его мнительность, и что надо избавляться от всех этих комплексов вины неизвестно перед кем и неизвестно за что. От всех этих  угрызений, уверял он себя, человек только слабеет характером и не способен управлять своей судьбой, становится мягкотелым, а отсюда идет непонимание и порой пренебрежение со стороны знакомых и коллег по работе.
На рынке, сером и каком-то замызганном, продавцов было больше чем покупателей, и лица у некоторых продающих были хмурые и невыразительные. Казалось, что они через силу стоят здесь, делая превеликое одолжение тем, кто пришёл сюда потратить свои деньги. Он прибыл сюда, чтобы приобрести этот злочастный пучок укропа и после этого побыстрей убраться из этого городка.
Рыночные лужи проверяли на прочность его ботинки, но он и не смотрел под ноги, его взор блуждал по торговым рядам, в надежде найти тот единственный пропуск к предстоящему ночному счастью. Его заискивающе зазывали, предлагая то капусту, то картошку, то морковку со свеклой. Потом пошли заезжие фрукты, вычурная яркость которых в другой бы раз и соблазнила его раскошелиться. Но сегодня его интересовала пахучая травка, благодаря которой он, пусть хоть и на одну ночь, станет повелителем одной соблазнительной прелестницы, любви которой добивались многие, а один, с  деньгами, даже женился. Но только он, Михаил Шевцов, смог завладеть её ветреным сердцем; так неужели теперь какой-то пучок укропа всё разрушит? А может, он просто сгущает краски, может она уже и забыла о своём странном желании, сидит и нетерпеливо ждёт его у окна и не потребует при встрече укропа. Глупо всё как-то, но если начал этот поиск и пообещал, то нужно идти до конца. А то приедет он без укропа, а она вдруг спросит о нём, что тогда - мокрой курицей смотреть ей в глазки и глупо оправдываться.               
И вдруг, о чудо! В самом краю овощного торгового ряда, у серой брезентовой палатки, он увидел пучок чего-то зелёного в руках сутулого бордового пальто с голубым беретом сверху. Сейчас этот пучок исчезнет в недрах пёстрой сумки, и тогда исчезнет вместе с ним и его последняя надежда. Он пустился бежать, толкнув кого-то по пути; бордовое пальто превратилось в старушку, держащую в правой руке, действительно, пучочек укропа. Она уже было сделала  движение этой рукой к сумке, но он ловко, не ожидая от самого себя такого, выдернул этот пучок из её слабенького бледно-розового кулачка. Та обернула на него удивлённое лицо, так удивляются дети в младенческом возрасте, у которых забрали вдруг любимую игрушку. Он старался не смотреть на старушечье удивление и сразу обратился к продавцу, дородной круглолицей даме, уже готовой от возмущения произнести нелестные слова в его адрес:
- Скажите, у вас ещё такой есть? Мне очень, очень нужно. Плачу любую цену.
- Это  последний, а как у вас хватает со …
И тут торговка увидела перед своим носом стодолларовую купюру, в нерешительности замялась, смягчив тон:
-  Даже не знаю … Завтра будет много укропа …. А что скажет бабуля?
Крепкая хваткая рука все-таки потянулась к деньгам.  Продавщица посмотрела на бабульку взглядом, говорящим:  «Ну что я могу поделать?»  В ответ старушечка запричитала:
- Хотела приболевшему деду супчика куриного сварить, с укропчиком хорошо бы было, и на тебе – из рук выдёргивают.
Но Михаил уже не слышал ни о дедуле, ни о супчике – он на всех парах несся к своей машине, видя только в ней сейчас надежное укрытие от всего этого чужого, серого, промозглого рыночного мира. В машине он откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза …
Город провожал его добрым дождём, за стеклом мир акварельно расплылся, распух как - то.
Он ругал за медлительность светофоры и ехавших впереди водителей. Ему быстрей хотелось выскочить на трассу и дам дать жару.
Блин, если б  впопыхах не забыл телефон, то позвонил бы ей, сказал, что приказание госпожи выполнено, и что он надеется на бурное вознаграждение предстоящей ночью. А вдруг она передумала есть этих раков с укропом? Тогда … тогда он её бросит, нечего голову морочить. Нет, так не должно быть. Тут представилось ему, как она нежно целует его в щёку, в благодарность за такой сумасбродный поступок, обещающе томно глядит и зовёт на кухню похрустеть раками; и будут раки сладко пахнуть укропчиком ….
К самому особняку он так и не доехал: её красное «Пежо» стояло у развилки. Когда он подошёл, она даже не вышла, открыла стекло и протянула ему его телефон.
- Сережа приехал, - не глядя на него, сухо произнесла. – Он нашёл твой телефон в ванной. Теперь он всё знает, он выдвинул ультиматум …. Мы должны расстаться … Ты должен меня понять ….
Он хотел было умолять её  бросить нелюбимого мужа, сейчас же уйти с ним, но глядя на её по-детски беспомощное, растерянное личико, понял, что не стоит этого делать.
- Ну что ж, пока? – как можно спокойнее произнёс он, швырнул в придорожные кусты телефон и направился к свой машине.
Когда его «Ауди» нервно тронулось, Анечка увидела, как из открытого окна на обочину полетел зелёный пучок.
- Достал всё-таки,- печально выдохнула она и, уткнувшись лицом в руль, зарыдала.
               


               
               

               
   
 


   
               


 




























         ПУЧОК УКРОПА      

                1.               
 Анечка Коробова, миловидная рыжая гарпия, в нежно – розовом, трепетном пеньюаре,  стрекозой слетела с синих шелков шикарного ночного ковчега в прохладу просторной спальни.
- Мишель, ты где? –  зазвенел колокольчиком её голосок. Засеменила голыми ногами в поисках своего ненаглядного.
- Мишель, ну ты где? – теперь уже мягко, по-кошачьи, позвала она.
Ну где же её Мишель, Михасик, Микимаусик? Если говорить проще и не в присутствии влюблённой дамы – Михаил Шевцов, служащий  среднего звена одного из подмосковных банков, молодой симпатичный  человек, как и многие столичные и околостоличные люди, ценящий комфорт и качество жизни, не забивающий себе голову сложностями как самой жизни, так и отношениями в любовных делах, поэтому всегда находящийся, в свободное от офиса время, в окружении прекраснейших особ, чаще всего замужних и состоятельных, одной из которых и была наша  Анечка Коробова, очаровательное,  легкомысленное создание, до одури нравящаяся  как сорокалетнему мужу-дипломату, так и более молодым гражданам, не зарабатывающим на политике деньги. По долгу службы её муж часто отсутствовал, и она оставалась одна, скучая и томясь, пока не встретила его, Мишеля, мягкого, искрометного, готового на всё ради неё. Их бурный роман длился месяца три; начавшись, как это часто случается, в одном из многочисленных ночных клубов  Москвы, он получил продолжение в загородном трехэтажном особняке, естественно, в отсутствие мужа.
Мишель на кухне, метражом этак двадцать на десять, стоял у плиты, колдуя над кастрюлькой, от которой шёл пар.
- Что это у нас? – весело поинтересовалась она, чмокнула его в свежевыбритую щеку, заглянула в кастрюльку. Сквозь кипящую воду на неё пялились красные раки.
- Уже почти готовы. Только укропчика сейчас кину. Мишель полез в холодильник, долго там созерцал его внутренности, почему-то  разочарованно выдохнул:
- А укропа  - то нет.
      И тут вдруг лицо Анечки наигранно выказало неодобрение такому повороту событий, словно этот недостающий укроп к ракам  был таким необходимым и нужным  на данный момент, что заставил её очень преочень   расстроиться. Белый лобик её нахмурился: казалось, что она решает сложную жизненную задачу.
- Значит так, решительно произнесла она. – Раки без укропа, что наша с тобой ночь без поцелуев. Ты должен достать мне укропа, иначе сегодня будешь спать в гостиной.
- Анечка, помилуй, до города тридцать километров! – пробовал уразуметь он.
- Ничего не знаю -  достань! – холодно прочеканила она.
Мишель в недоумении развёл руками, понимая, что спорить бесполезно.
                2.
               
Дорога на Сергиевск ему казалась утомительно долгой и однообразной, хотя и гнал он под сто. А еще вчера вечером летел пушинкой к своей ненаглядной, и вся трасса была залита теплым, несмотря на робкое дыхание марта, светом. Еще вдоль обочины лежал ещё тот, февральский снег, и корявые руки деревьев едва-едва наливались живородящей еле заметной краснотой. Сегодня снег присел, обрюзг, и было теплее, но молочно-серое одеяло небес давило на окружающий мир, делая его мельче, будничнее, а тут еще паршивое настроение из-за этого дурацкого пучка укропа. И дернуло же его варить этих раков. И вообще – за этот укроп не нужно было вспоминать, и без него можно было варить. Где ж теперь искать его, в такое время-то.  В первую очередь, нужно посетить центральный рынок, нет, сначала лучше по супермаркетам прошвырнуться, благо их всего парочка на весь городок. Сам город – так себе: за  полдня его можно так досконально изучить, пересчитав при этом всех его бездомных собак, увидеть яркий фасад единственной гостиницы в три этажа, претендующей на роскошь разве только солидной платной автостоянкой и отражающей в своих окнах здание мэрии. А можно ещё, для общего развития, потолкаться на барахолке, купив себе совсем  ненужную вещь, а так, лишь бы каким предметом отметить своё пребывание здесь, да много ещё чего ненужного можно сделать в этом городишке.
Теперь же этот город стал  интересен Мишелю из-за несчастного пучка укропа, улучшающего вкус раков, которых он собирался съесть со своей капризной красавицей; теперь от этого пучка пряной травы зависело то, как он проведёт предстоящую ночь: в одиночестве, на коврике роскошной гостиной или в объятьях страстной прелестницы на спальных шелках.
В  ярко - пёстром гламурном царстве супермаркета для скромного укропа места не оказалось, зато встретил свою бывшую однокурсницу, сидевшей за кассой. Та было сначала смутилась, но потом, натянуто улыбнувшись, спросила традиционное: «как дела», как - будто они только вчера виделись и ей действительно было интересно, как он живёт. Он ответил такое же традиционное «нормально», хотя у самого было очень пасмурно на душе. А училась-то Танька хорошо, в аспирантуру, было, собиралась; наверное, замуж выскочила, не до высоких экономических материй было, а теперь вот житуха дипломированного экономиста за прилавок кинула, а могла и его перекособочить, ещё как могла.
Он ехал по городским колдобинам в сторону рынка со странным чувством: ему казалось, что весь город знает о цели его визита, и что каждый тычет в его сторону – это, мол, тот, который  ищет укроп, чтобы вечером … А дальше этот самый каждый продолжал размышлять уже в меру обузданности своей фантазии. Он ругал себя, считал, что причиной всех этих идиотских мыслей является его мнительность, и что надо избавляться от всех этих комплексов вины неизвестно перед кем и неизвестно за что. От всех этих  угрызений, уверял он себя, человек только слабеет характером и не способен управлять своей судьбой, становится мягкотелым, а отсюда идет непонимание и порой пренебрежение со стороны знакомых и коллег по работе.
На рынке, сером и каком-то замызганном, продавцов было больше чем покупателей, и лица у некоторых продающих были хмурые и невыразительные. Казалось, что они через силу стоят здесь, делая превеликое одолжение тем, кто пришёл сюда потратить свои деньги. Он прибыл сюда, чтобы приобрести этот злочастный пучок укропа и после этого побыстрей убраться из этого городка.
Рыночные лужи проверяли на прочность его ботинки, но он и не смотрел под ноги, его взор блуждал по торговым рядам, в надежде найти тот единственный пропуск к предстоящему ночному счастью. Его заискивающе зазывали, предлагая то капусту, то картошку, то морковку со свеклой. Потом пошли заезжие фрукты, вычурная яркость которых в другой бы раз и соблазнила его раскошелиться. Но сегодня его интересовала пахучая травка, благодаря которой он, пусть хоть и на одну ночь, станет повелителем одной соблазнительной прелестницы, любви которой добивались многие, а один, с  деньгами, даже женился. Но только он, Михаил Шевцов, смог завладеть её ветреным сердцем; так неужели теперь какой-то пучок укропа всё разрушит? А может, он просто сгущает краски, может она уже и забыла о своём странном желании, сидит и нетерпеливо ждёт его у окна и не потребует при встрече укропа. Глупо всё как-то, но если начал этот поиск и пообещал, то нужно идти до конца. А то приедет он без укропа, а она вдруг спросит о нём, что тогда - мокрой курицей смотреть ей в глазки и глупо оправдываться.               
И вдруг, о чудо! В самом краю овощного торгового ряда, у серой брезентовой палатки, он увидел пучок чего-то зелёного в руках сутулого бордового пальто с голубым беретом сверху. Сейчас этот пучок исчезнет в недрах пёстрой сумки, и тогда исчезнет вместе с ним и его последняя надежда. Он пустился бежать, толкнув кого-то по пути; бордовое пальто превратилось в старушку, держащую в правой руке, действительно, пучочек укропа. Она уже было сделала  движение этой рукой к сумке, но он ловко, не ожидая от самого себя такого, выдернул этот пучок из её слабенького бледно-розового кулачка. Та обернула на него удивлённое лицо, так удивляются дети в младенческом возрасте, у которых забрали вдруг любимую игрушку. Он старался не смотреть на старушечье удивление и сразу обратился к продавцу, дородной круглолицей даме, уже готовой от возмущения произнести нелестные слова в его адрес:
- Скажите, у вас ещё такой есть? Мне очень, очень нужно. Плачу любую цену.
- Это  последний, а как у вас хватает со …
И тут торговка увидела перед своим носом стодолларовую купюру, в нерешительности замялась, смягчив тон:
-  Даже не знаю … Завтра будет много укропа …. А что скажет бабуля?
Крепкая хваткая рука все-таки потянулась к деньгам.  Продавщица посмотрела на бабульку взглядом, говорящим:  «Ну что я могу поделать?»  В ответ старушечка запричитала:
- Хотела приболевшему деду супчика куриного сварить, с укропчиком хорошо бы было, и на тебе – из рук выдёргивают.
Но Михаил уже не слышал ни о дедуле, ни о супчике – он на всех парах несся к своей машине, видя только в ней сейчас надежное укрытие от всего этого чужого, серого, промозглого рыночного мира. В машине он откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза …
Город провожал его добрым дождём, за стеклом мир акварельно расплылся, распух как - то.
Он ругал за медлительность светофоры и ехавших впереди водителей. Ему быстрей хотелось выскочить на трассу и дам дать жару.
Блин, если б  впопыхах не забыл телефон, то позвонил бы ей, сказал, что приказание госпожи выполнено, и что он надеется на бурное вознаграждение предстоящей ночью. А вдруг она передумала есть этих раков с укропом? Тогда … тогда он её бросит, нечего голову морочить. Нет, так не должно быть. Тут представилось ему, как она нежно целует его в щёку, в благодарность за такой сумасбродный поступок, обещающе томно глядит и зовёт на кухню похрустеть раками; и будут раки сладко пахнуть укропчиком ….
К самому особняку он так и не доехал: её красное «Пежо» стояло у развилки. Когда он подошёл, она даже не вышла, открыла стекло и протянула ему его телефон.
- Сережа приехал, - не глядя на него, сухо произнесла. – Он нашёл твой телефон в ванной. Теперь он всё знает, он выдвинул ультиматум …. Мы должны расстаться … Ты должен меня понять ….
Он хотел было умолять её  бросить нелюбимого мужа, сейчас же уйти с ним, но глядя на её по-детски беспомощное, растерянное личико, понял, что не стоит этого делать.
- Ну что ж, пока? – как можно спокойнее произнёс он, швырнул в придорожные кусты телефон и направился к свой машине.
Когда его «Ауди» нервно тронулось, Анечка увидела, как из открытого окна на обочину полетел зелёный пучок.
- Достал всё-таки,- печально выдохнула она и, уткнувшись лицом в руль, зарыдала.
               


               
               

               
   
 


   
               


 




























         ПУЧОК УКРОПА      

                1.               
 Анечка Коробова, миловидная рыжая гарпия, в нежно – розовом, трепетном пеньюаре,  стрекозой слетела с синих шелков шикарного ночного ковчега в прохладу просторной спальни.
- Мишель, ты где? –  зазвенел колокольчиком её голосок. Засеменила голыми ногами в поисках своего ненаглядного.
- Мишель, ну ты где? – теперь уже мягко, по-кошачьи, позвала она.
Ну где же её Мишель, Михасик, Микимаусик? Если говорить проще и не в присутствии влюблённой дамы – Михаил Шевцов, служащий  среднего звена одного из подмосковных банков, молодой симпатичный  человек, как и многие столичные и околостоличные люди, ценящий комфорт и качество жизни, не забивающий себе голову сложностями как самой жизни, так и отношениями в любовных делах, поэтому всегда находящийся, в свободное от офиса время, в окружении прекраснейших особ, чаще всего замужних и состоятельных, одной из которых и была наша  Анечка Коробова, очаровательное,  легкомысленное создание, до одури нравящаяся  как сорокалетнему мужу-дипломату, так и более молодым гражданам, не зарабатывающим на политике деньги. По долгу службы её муж часто отсутствовал, и она оставалась одна, скучая и томясь, пока не встретила его, Мишеля, мягкого, искрометного, готового на всё ради неё. Их бурный роман длился месяца три; начавшись, как это часто случается, в одном из многочисленных ночных клубов  Москвы, он получил продолжение в загородном трехэтажном особняке, естественно, в отсутствие мужа.
Мишель на кухне, метражом этак двадцать на десять, стоял у плиты, колдуя над кастрюлькой, от которой шёл пар.
- Что это у нас? – весело поинтересовалась она, чмокнула его в свежевыбритую щеку, заглянула в кастрюльку. Сквозь кипящую воду на неё пялились красные раки.
- Уже почти готовы. Только укропчика сейчас кину. Мишель полез в холодильник, долго там созерцал его внутренности, почему-то  разочарованно выдохнул:
- А укропа  - то нет.
      И тут вдруг лицо Анечки наигранно выказало неодобрение такому повороту событий, словно этот недостающий укроп к ракам  был таким необходимым и нужным  на данный момент, что заставил её очень преочень   расстроиться. Белый лобик её нахмурился: казалось, что она решает сложную жизненную задачу.
- Значит так, решительно произнесла она. – Раки без укропа, что наша с тобой ночь без поцелуев. Ты должен достать мне укропа, иначе сегодня будешь спать в гостиной.
- Анечка, помилуй, до города тридцать километров! – пробовал уразуметь он.
- Ничего не знаю -  достань! – холодно прочеканила она.
Мишель в недоумении развёл руками, понимая, что спорить бесполезно.
                2.
               
Дорога на Сергиевск ему казалась утомительно долгой и однообразной, хотя и гнал он под сто. А еще вчера вечером летел пушинкой к своей ненаглядной, и вся трасса была залита теплым, несмотря на робкое дыхание марта, светом. Еще вдоль обочины лежал ещё тот, февральский снег, и корявые руки деревьев едва-едва наливались живородящей еле заметной краснотой. Сегодня снег присел, обрюзг, и было теплее, но молочно-серое одеяло небес давило на окружающий мир, делая его мельче, будничнее, а тут еще паршивое настроение из-за этого дурацкого пучка укропа. И дернуло же его варить этих раков. И вообще – за этот укроп не нужно было вспоминать, и без него можно было варить. Где ж теперь искать его, в такое время-то.  В первую очередь, нужно посетить центральный рынок, нет, сначала лучше по супермаркетам прошвырнуться, благо их всего парочка на весь городок. Сам город – так себе: за  полдня его можно так досконально изучить, пересчитав при этом всех его бездомных собак, увидеть яркий фасад единственной гостиницы в три этажа, претендующей на роскошь разве только солидной платной автостоянкой и отражающей в своих окнах здание мэрии. А можно ещё, для общего развития, потолкаться на барахолке, купив себе совсем  ненужную вещь, а так, лишь бы каким предметом отметить своё пребывание здесь, да много ещё чего ненужного можно сделать в этом городишке.
Теперь же этот город стал  интересен Мишелю из-за несчастного пучка укропа, улучшающего вкус раков, которых он собирался съесть со своей капризной красавицей; теперь от этого пучка пряной травы зависело то, как он проведёт предстоящую ночь: в одиночестве, на коврике роскошной гостиной или в объятьях страстной прелестницы на спальных шелках.
В  ярко - пёстром гламурном царстве супермаркета для скромного укропа места не оказалось, зато встретил свою бывшую однокурсницу, сидевшей за кассой. Та было сначала смутилась, но потом, натянуто улыбнувшись, спросила традиционное: «как дела», как - будто они только вчера виделись и ей действительно было интересно, как он живёт. Он ответил такое же традиционное «нормально», хотя у самого было очень пасмурно на душе. А училась-то Танька хорошо, в аспирантуру, было, собиралась; наверное, замуж выскочила, не до высоких экономических материй было, а теперь вот житуха дипломированного экономиста за прилавок кинула, а могла и его перекособочить, ещё как могла.
Он ехал по городским колдобинам в сторону рынка со странным чувством: ему казалось, что весь город знает о цели его визита, и что каждый тычет в его сторону – это, мол, тот, который  ищет укроп, чтобы вечером … А дальше этот самый каждый продолжал размышлять уже в меру обузданности своей фантазии. Он ругал себя, считал, что причиной всех этих идиотских мыслей является его мнительность, и что надо избавляться от всех этих комплексов вины неизвестно перед кем и неизвестно за что. От всех этих  угрызений, уверял он себя, человек только слабеет характером и не способен управлять своей судьбой, становится мягкотелым, а отсюда идет непонимание и порой пренебрежение со стороны знакомых и коллег по работе.
На рынке, сером и каком-то замызганном, продавцов было больше чем покупателей, и лица у некоторых продающих были хмурые и невыразительные. Казалось, что они через силу стоят здесь, делая превеликое одолжение тем, кто пришёл сюда потратить свои деньги. Он прибыл сюда, чтобы приобрести этот злочастный пучок укропа и после этого побыстрей убраться из этого городка.
Рыночные лужи проверяли на прочность его ботинки, но он и не смотрел под ноги, его взор блуждал по торговым рядам, в надежде найти тот единственный пропуск к предстоящему ночному счастью. Его заискивающе зазывали, предлагая то капусту, то картошку, то морковку со свеклой. Потом пошли заезжие фрукты, вычурная яркость которых в другой бы раз и соблазнила его раскошелиться. Но сегодня его интересовала пахучая травка, благодаря которой он, пусть хоть и на одну ночь, станет повелителем одной соблазнительной прелестницы, любви которой добивались многие, а один, с  деньгами, даже женился. Но только он, Михаил Шевцов, смог завладеть её ветреным сердцем; так неужели теперь какой-то пучок укропа всё разрушит? А может, он просто сгущает краски, может она уже и забыла о своём странном желании, сидит и нетерпеливо ждёт его у окна и не потребует при встрече укропа. Глупо всё как-то, но если начал этот поиск и пообещал, то нужно идти до конца. А то приедет он без укропа, а она вдруг спросит о нём, что тогда - мокрой курицей смотреть ей в глазки и глупо оправдываться.               
И вдруг, о чудо! В самом краю овощного торгового ряда, у серой брезентовой палатки, он увидел пучок чего-то зелёного в руках сутулого бордового пальто с голубым беретом сверху. Сейчас этот пучок исчезнет в недрах пёстрой сумки, и тогда исчезнет вместе с ним и его последняя надежда. Он пустился бежать, толкнув кого-то по пути; бордовое пальто превратилось в старушку, держащую в правой руке, действительно, пучочек укропа. Она уже было сделала  движение этой рукой к сумке, но он ловко, не ожидая от самого себя такого, выдернул этот пучок из её слабенького бледно-розового кулачка. Та обернула на него удивлённое лицо, так удивляются дети в младенческом возрасте, у которых забрали вдруг любимую игрушку. Он старался не смотреть на старушечье удивление и сразу обратился к продавцу, дородной круглолицей даме, уже готовой от возмущения произнести нелестные слова в его адрес:
- Скажите, у вас ещё такой есть? Мне очень, очень нужно. Плачу любую цену.
- Это  последний, а как у вас хватает со …
И тут торговка увидела перед своим носом стодолларовую купюру, в нерешительности замялась, смягчив тон:
-  Даже не знаю … Завтра будет много укропа …. А что скажет бабуля?
Крепкая хваткая рука все-таки потянулась к деньгам.  Продавщица посмотрела на бабульку взглядом, говорящим:  «Ну что я могу поделать?»  В ответ старушечка запричитала:
- Хотела приболевшему деду супчика куриного сварить, с укропчиком хорошо бы было, и на тебе – из рук выдёргивают.
Но Михаил уже не слышал ни о дедуле, ни о супчике – он на всех парах несся к своей машине, видя только в ней сейчас надежное укрытие от всего этого чужого, серого, промозглого рыночного мира. В машине он откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза …
Город провожал его добрым дождём, за стеклом мир акварельно расплылся, распух как - то.
Он ругал за медлительность светофоры и ехавших впереди водителей. Ему быстрей хотелось выскочить на трассу и дам дать жару.
Блин, если б  впопыхах не забыл телефон, то позвонил бы ей, сказал, что приказание госпожи выполнено, и что он надеется на бурное вознаграждение предстоящей ночью. А вдруг она передумала есть этих раков с укропом? Тогда … тогда он её бросит, нечего голову морочить. Нет, так не должно быть. Тут представилось ему, как она нежно целует его в щёку, в благодарность за такой сумасбродный поступок, обещающе томно глядит и зовёт на кухню похрустеть раками; и будут раки сладко пахнуть укропчиком ….
К самому особняку он так и не доехал: её красное «Пежо» стояло у развилки. Когда он подошёл, она даже не вышла, открыла стекло и протянула ему его телефон.
- Сережа приехал, - не глядя на него, сухо произнесла. – Он нашёл твой телефон в ванной. Теперь он всё знает, он выдвинул ультиматум …. Мы должны расстаться … Ты должен меня понять ….
Он хотел было умолять её  бросить нелюбимого мужа, сейчас же уйти с ним, но глядя на её по-детски беспомощное, растерянное личико, понял, что не стоит этого делать.
- Ну что ж, пока? – как можно спокойнее произнёс он, швырнул в придорожные кусты телефон и направился к свой машине.
Когда его «Ауди» нервно тронулось, Анечка увидела, как из открытого окна на обочину полетел зелёный пучок.
- Достал всё-таки,- печально выдохнула она и, уткнувшись лицом в руль, зарыдала.
               


               
               

               
   
 


   
               


 




























         ПУЧОК УКРОПА      

                1.               
 Анечка Коробова, миловидная рыжая гарпия, в нежно – розовом, трепетном пеньюаре,  стрекозой слетела с синих шелков шикарного ночного ковчега в прохладу просторной спальни.
- Мишель, ты где? –  зазвенел колокольчиком её голосок. Засеменила голыми ногами в поисках своего ненаглядного.
- Мишель, ну ты где? – теперь уже мягко, по-кошачьи, позвала она.
Ну где же её Мишель, Михасик, Микимаусик? Если говорить проще и не в присутствии влюблённой дамы – Михаил Шевцов, служащий  среднего звена одного из подмосковных банков, молодой симпатичный  человек, как и многие столичные и околостоличные люди, ценящий комфорт и качество жизни, не забивающий себе голову сложностями как самой жизни, так и отношениями в любовных делах, поэтому всегда находящийся, в свободное от офиса время, в окружении прекраснейших особ, чаще всего замужних и состоятельных, одной из которых и была наша  Анечка Коробова, очаровательное,  легкомысленное создание, до одури нравящаяся  как сорокалетнему мужу-дипломату, так и более молодым гражданам, не зарабатывающим на политике деньги. По долгу службы её муж часто отсутствовал, и она оставалась одна, скучая и томясь, пока не встретила его, Мишеля, мягкого, искрометного, готового на всё ради неё. Их бурный роман длился месяца три; начавшись, как это часто случается, в одном из многочисленных ночных клубов  Москвы, он получил продолжение в загородном трехэтажном особняке, естественно, в отсутствие мужа.
Мишель на кухне, метражом этак двадцать на десять, стоял у плиты, колдуя над кастрюлькой, от которой шёл пар.
- Что это у нас? – весело поинтересовалась она, чмокнула его в свежевыбритую щеку, заглянула в кастрюльку. Сквозь кипящую воду на неё пялились красные раки.
- Уже почти готовы. Только укропчика сейчас кину. Мишель полез в холодильник, долго там созерцал его внутренности, почему-то  разочарованно выдохнул:
- А укропа  - то нет.
      И тут вдруг лицо Анечки наигранно выказало неодобрение такому повороту событий, словно этот недостающий укроп к ракам  был таким необходимым и нужным  на данный момент, что заставил её очень преочень   расстроиться. Белый лобик её нахмурился: казалось, что она решает сложную жизненную задачу.
- Значит так, решительно произнесла она. – Раки без укропа, что наша с тобой ночь без поцелуев. Ты должен достать мне укропа, иначе сегодня будешь спать в гостиной.
- Анечка, помилуй, до города тридцать километров! – пробовал уразуметь он.
- Ничего не знаю -  достань! – холодно прочеканила она.
Мишель в недоумении развёл руками, понимая, что спорить бесполезно.
                2.
               
Дорога на Сергиевск ему казалась утомительно долгой и однообразной, хотя и гнал он под сто. А еще вчера вечером летел пушинкой к своей ненаглядной, и вся трасса была залита теплым, несмотря на робкое дыхание марта, светом. Еще вдоль обочины лежал ещё тот, февральский снег, и корявые руки деревьев едва-едва наливались живородящей еле заметной краснотой. Сегодня снег присел, обрюзг, и было теплее, но молочно-серое одеяло небес давило на окружающий мир, делая его мельче, будничнее, а тут еще паршивое настроение из-за этого дурацкого пучка укропа. И дернуло же его варить этих раков. И вообще – за этот укроп не нужно было вспоминать, и без него можно было варить. Где ж теперь искать его, в такое время-то.  В первую очередь, нужно посетить центральный рынок, нет, сначала лучше по супермаркетам прошвырнуться, благо их всего парочка на весь городок. Сам город – так себе: за  полдня его можно так досконально изучить, пересчитав при этом всех его бездомных собак, увидеть яркий фасад единственной гостиницы в три этажа, претендующей на роскошь разве только солидной платной автостоянкой и отражающей в своих окнах здание мэрии. А можно ещё, для общего развития, потолкаться на барахолке, купив себе совсем  ненужную вещь, а так, лишь бы каким предметом отметить своё пребывание здесь, да много ещё чего ненужного можно сделать в этом городишке.
Теперь же этот город стал  интересен Мишелю из-за несчастного пучка укропа, улучшающего вкус раков, которых он собирался съесть со своей капризной красавицей; теперь от этого пучка пряной травы зависело то, как он проведёт предстоящую ночь: в одиночестве, на коврике роскошной гостиной или в объятьях страстной прелестницы на спальных шелках.
В  ярко - пёстром гламурном царстве супермаркета для скромного укропа места не оказалось, зато встретил свою бывшую однокурсницу, сидевшей за кассой. Та было сначала смутилась, но потом, натянуто улыбнувшись, спросила традиционное: «как дела», как - будто они только вчера виделись и ей действительно было интересно, как он живёт. Он ответил такое же традиционное «нормально», хотя у самого было очень пасмурно на душе. А училась-то Танька хорошо, в аспирантуру, было, собиралась; наверное, замуж выскочила, не до высоких экономических материй было, а теперь вот житуха дипломированного экономиста за прилавок кинула, а могла и его перекособочить, ещё как могла.
Он ехал по городским колдобинам в сторону рынка со странным чувством: ему казалось, что весь город знает о цели его визита, и что каждый тычет в его сторону – это, мол, тот, который  ищет укроп, чтобы вечером … А дальше этот самый каждый продолжал размышлять уже в меру обузданности своей фантазии. Он ругал себя, считал, что причиной всех этих идиотских мыслей является его мнительность, и что надо избавляться от всех этих комплексов вины неизвестно перед кем и неизвестно за что. От всех этих  угрызений, уверял он себя, человек только слабеет характером и не способен управлять своей судьбой, становится мягкотелым, а отсюда идет непонимание и порой пренебрежение со стороны знакомых и коллег по работе.
На рынке, сером и каком-то замызганном, продавцов было больше чем покупателей, и лица у некоторых продающих были хмурые и невыразительные. Казалось, что они через силу стоят здесь, делая превеликое одолжение тем, кто пришёл сюда потратить свои деньги. Он прибыл сюда, чтобы приобрести этот злочастный пучок укропа и после этого побыстрей убраться из этого городка.
Рыночные лужи проверяли на прочность его ботинки, но он и не смотрел под ноги, его взор блуждал по торговым рядам, в надежде найти тот единственный пропуск к предстоящему ночному счастью. Его заискивающе зазывали, предлагая то капусту, то картошку, то морковку со свеклой. Потом пошли заезжие фрукты, вычурная яркость которых в другой бы раз и соблазнила его раскошелиться. Но сегодня его интересовала пахучая травка, благодаря которой он, пусть хоть и на одну ночь, станет повелителем одной соблазнительной прелестницы, любви которой добивались многие, а один, с  деньгами, даже женился. Но только он, Михаил Шевцов, смог завладеть её ветреным сердцем; так неужели теперь какой-то пучок укропа всё разрушит? А может, он просто сгущает краски, может она уже и забыла о своём странном желании, сидит и нетерпеливо ждёт его у окна и не потребует при встрече укропа. Глупо всё как-то, но если начал этот поиск и пообещал, то нужно идти до конца. А то приедет он без укропа, а она вдруг спросит о нём, что тогда - мокрой курицей смотреть ей в глазки и глупо оправдываться.               
И вдруг, о чудо! В самом краю овощного торгового ряда, у серой брезентовой палатки, он увидел пучок чего-то зелёного в руках сутулого бордового пальто с голубым беретом сверху. Сейчас этот пучок исчезнет в недрах пёстрой сумки, и тогда исчезнет вместе с ним и его последняя надежда. Он пустился бежать, толкнув кого-то по пути; бордовое пальто превратилось в старушку, держащую в правой руке, действительно, пучочек укропа. Она уже было сделала  движение этой рукой к сумке, но он ловко, не ожидая от самого себя такого, выдернул этот пучок из её слабенького бледно-розового кулачка. Та обернула на него удивлённое лицо, так удивляются дети в младенческом возрасте, у которых забрали вдруг любимую игрушку. Он старался не смотреть на старушечье удивление и сразу обратился к продавцу, дородной круглолицей даме, уже готовой от возмущения произнести нелестные слова в его адрес:
- Скажите, у вас ещё такой есть? Мне очень, очень нужно. Плачу любую цену.
- Это  последний, а как у вас хватает со …
И тут торговка увидела перед своим носом стодолларовую купюру, в нерешительности замялась, смягчив тон:
-  Даже не знаю … Завтра будет много укропа …. А что скажет бабуля?
Крепкая хваткая рука все-таки потянулась к деньгам.  Продавщица посмотрела на бабульку взглядом, говорящим:  «Ну что я могу поделать?»  В ответ старушечка запричитала:
- Хотела приболевшему деду супчика куриного сварить, с укропчиком хорошо бы было, и на тебе – из рук выдёргивают.
Но Михаил уже не слышал ни о дедуле, ни о супчике – он на всех парах несся к своей машине, видя только в ней сейчас надежное укрытие от всего этого чужого, серого, промозглого рыночного мира. В машине он откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза …
Город провожал его добрым дождём, за стеклом мир акварельно расплылся, распух как - то.
Он ругал за медлительность светофоры и ехавших впереди водителей. Ему быстрей хотелось выскочить на трассу и дам дать жару.
Блин, если б  впопыхах не забыл телефон, то позвонил бы ей, сказал, что приказание госпожи выполнено, и что он надеется на бурное вознаграждение предстоящей ночью. А вдруг она передумала есть этих раков с укропом? Тогда … тогда он её бросит, нечего голову морочить. Нет, так не должно быть. Тут представилось ему, как она нежно целует его в щёку, в благодарность за такой сумасбродный поступок, обещающе томно глядит и зовёт на кухню похрустеть раками; и будут раки сладко пахнуть укропчиком ….
К самому особняку он так и не доехал: её красное «Пежо» стояло у развилки. Когда он подошёл, она даже не вышла, открыла стекло и протянула ему его телефон.
- Сережа приехал, - не глядя на него, сухо произнесла. – Он нашёл твой телефон в ванной. Теперь он всё знает, он выдвинул ультиматум …. Мы должны расстаться … Ты должен меня понять ….
Он хотел было умолять её  бросить нелюбимого мужа, сейчас же уйти с ним, но глядя на её по-детски беспомощное, растерянное личико, понял, что не стоит этого делать.
- Ну что ж, пока? – как можно спокойнее произнёс он, швырнул в придорожные кусты телефон и направился к свой машине.
Когда его «Ауди» нервно тронулось, Анечка увидела, как из открытого окна на обочину полетел зелёный пучок.
- Достал всё-таки,- печально выдохнула она и, уткнувшись лицом в руль, зарыдала.
               


               
               

               
   
 


   
               


 




























                ПУЧОК УКРОПА      

                1.               
   Анечка Коробова, миловидная рыжая гарпия, в нежно – розовом, трепетном пеньюаре,  стрекозой слетела с синих шелков шикарного ночного ковчега в прохладу просторной спальни.
- Мишель, ты где? –  зазвенел колокольчиком её голосок. Засеменила голыми ногами в поисках своего ненаглядного.
- Мишель, ну ты где? – теперь уже мягко, по-кошачьи, позвала она.
  Ну где же её Мишель, Михасик, Микимаусик? Если говорить проще и не в присутствии влюблённой дамы – Михаил Шевцов, служащий  среднего звена одного из подмосковных банков, молодой симпатичный  человек, как и многие столичные и околостоличные люди, ценящий комфорт и качество жизни, не забивающий себе голову сложностями как самой жизни, так и отношениями в любовных делах, поэтому всегда находящийся, в свободное от офиса время, в окружении прекраснейших особ, чаще всего замужних и состоятельных, одной из которых и была наша  Анечка Коробова, очаровательное,  легкомысленное создание, до одури нравящаяся  как сорокалетнему мужу-дипломату, так и более молодым гражданам, не зарабатывающим на политике деньги. По долгу службы её муж часто отсутствовал, и она оставалась одна, скучая и томясь, пока не встретила его, Мишеля, мягкого, искрометного, готового на всё ради неё. Их бурный роман длился месяца три; начавшись, как это часто случается, в одном из многочисленных ночных клубов  Москвы, он получил продолжение в загородном трехэтажном особняке, естественно, в отсутствие мужа.
  Мишель на кухне, метражом этак двадцать на десять, стоял у плиты, колдуя над кастрюлькой, от которой шёл пар.
- Что это у нас? – весело поинтересовалась она, чмокнула его в свежевыбритую щеку, заглянула в кастрюльку. Сквозь кипящую воду на неё пялились красные раки.
- Уже почти готовы. Только укропчика сейчас кину. Мишель полез в холодильник, долго там созерцал его внутренности, почему-то  разочарованно выдохнул:
- А укропа  - то нет.
      И тут вдруг лицо Анечки наигранно выказало неодобрение такому повороту событий, словно этот недостающий укроп к ракам  был таким необходимым и нужным  на данный момент, что заставил её очень преочень   расстроиться. Белый лобик её нахмурился: казалось, что она решает сложную жизненную задачу.
- Значит так, решительно произнесла она. – Раки без укропа, что наша с тобой ночь без поцелуев. Ты должен достать мне укропа, иначе сегодня будешь спать в гостиной.
- Анечка, помилуй, до города тридцать километров! – пробовал уразуметь он.
- Ничего не знаю -  достань! – холодно прочеканила она.
Мишель в недоумении развёл руками, понимая, что спорить бесполезно.
               
                2.
               
  Дорога на Сергиевск ему казалась утомительно долгой и однообразной, хотя и гнал он под сто. А еще вчера вечером летел пушинкой к своей ненаглядной, и вся трасса была залита теплым, несмотря на робкое дыхание марта, светом. Еще вдоль обочины лежал ещё тот, февральский снег, и корявые руки деревьев едва-едва наливались живородящей еле заметной краснотой. Сегодня снег присел, обрюзг, и было теплее, но молочно-серое одеяло небес давило на окружающий мир, делая его мельче, будничнее, а тут еще паршивое настроение из-за этого дурацкого пучка укропа. И дернуло же его варить этих раков. И вообще – за этот укроп не нужно было вспоминать, и без него можно было варить. Где ж теперь искать его, в такое время-то.  В первую очередь, нужно посетить центральный рынок, нет, сначала лучше по супермаркетам прошвырнуться, благо их всего парочка на весь городок. Сам город – так себе: за  полдня его можно так досконально изучить, пересчитав при этом всех его бездомных собак, увидеть яркий фасад единственной гостиницы в три этажа, претендующей на роскошь разве только солидной платной автостоянкой и отражающей в своих окнах здание мэрии. А можно ещё, для общего развития, потолкаться на барахолке, купив себе совсем  ненужную вещь, а так, лишь бы каким предметом отметить своё пребывание здесь, да много ещё чего ненужного можно сделать в этом городишке.
  Теперь же этот город стал  интересен Мишелю из-за несчастного пучка укропа, улучшающего вкус раков, которых он собирался съесть со своей капризной красавицей; теперь от этого пучка пряной травы зависело то, как он проведёт предстоящую ночь: в одиночестве, на коврике роскошной гостиной или в объятьях страстной прелестницы на спальных шелках.
В  ярко - пёстром гламурном царстве супермаркета для скромного укропа места не оказалось, зато встретил свою бывшую однокурсницу, сидевшей за кассой. Та было сначала смутилась, но потом, натянуто улыбнувшись, спросила традиционное: «как дела», как - будто они только вчера виделись и ей действительно было интересно, как он живёт. Он ответил такое же традиционное «нормально», хотя у самого было очень пасмурно на душе. А училась-то Танька хорошо, в аспирантуру, было, собиралась; наверное, замуж выскочила, не до высоких экономических материй было, а теперь вот житуха дипломированного экономиста за прилавок кинула, а могла и его перекособочить, ещё как могла.
  Он ехал по городским колдобинам в сторону рынка со странным чувством: ему казалось, что весь город знает о цели его визита, и что каждый тычет в его сторону – это, мол, тот, который  ищет укроп, чтобы вечером … А дальше этот самый каждый продолжал размышлять уже в меру обузданности своей фантазии. Он ругал себя, считал, что причиной всех этих идиотских мыслей является его мнительность, и что надо избавляться от всех этих комплексов вины неизвестно перед кем и неизвестно за что. От всех этих  угрызений, уверял он себя, человек только слабеет характером и не способен управлять своей судьбой, становится мягкотелым, а отсюда идет непонимание и порой пренебрежение со стороны знакомых и коллег по работе.
  На рынке, сером и каком-то замызганном, продавцов было больше чем покупателей, и лица у некоторых продающих были хмурые и невыразительные. Казалось, что они через силу стоят здесь, делая превеликое одолжение тем, кто пришёл сюда потратить свои деньги. Он прибыл сюда, чтобы приобрести этот злочастный пучок укропа и после этого побыстрей убраться из этого городка.
  Рыночные лужи проверяли на прочность его ботинки, но он и не смотрел под ноги, его взор блуждал по торговым рядам, в надежде найти тот единственный пропуск к предстоящему ночному счастью. Его заискивающе зазывали, предлагая то капусту, то картошку, то морковку со свеклой. Потом пошли заезжие фрукты, вычурная яркость которых в другой бы раз и соблазнила его раскошелиться. Но сегодня его интересовала пахучая травка, благодаря которой он, пусть хоть и на одну ночь, станет повелителем одной соблазнительной прелестницы, любви которой добивались многие, а один, с  деньгами, даже женился. Но только он, Михаил Шевцов, смог завладеть её ветреным сердцем; так неужели теперь какой-то пучок укропа всё разрушит? А может, он просто сгущает краски, может она уже и забыла о своём странном желании, сидит и нетерпеливо ждёт его у окна и не потребует при встрече укропа. Глупо всё как-то, но если начал этот поиск и пообещал, то нужно идти до конца. А то приедет он без укропа, а она вдруг спросит о нём, что тогда - мокрой курицей смотреть ей в глазки и глупо оправдываться.               
  И вдруг, о чудо! В самом краю овощного торгового ряда, у серой брезентовой палатки, он увидел пучок чего-то зелёного в руках сутулого бордового пальто с голубым беретом сверху. Сейчас этот пучок исчезнет в недрах пёстрой сумки, и тогда исчезнет вместе с ним и его последняя надежда. Он пустился бежать, толкнув кого-то по пути; бордовое пальто превратилось в старушку, держащую в правой руке, действительно, пучочек укропа. Она уже было сделала  движение этой рукой к сумке, но он ловко, не ожидая от самого себя такого, выдернул этот пучок из её слабенького бледно-розового кулачка. Та обернула на него удивлённое лицо, так удивляются дети в младенческом возрасте, у которых забрали вдруг любимую игрушку. Он старался не смотреть на старушечье удивление и сразу обратился к продавцу, дородной круглолицей даме, уже готовой от возмущения произнести нелестные слова в его адрес:
- Скажите, у вас ещё такой есть? Мне очень, очень нужно. Плачу любую цену.
- Это  последний, а как у вас хватает со …
И тут торговка увидела перед своим носом стодолларовую купюру, в нерешительности замялась, смягчив тон:
-  Даже не знаю … Завтра будет много укропа …. А что скажет бабуля?
Крепкая хваткая рука все-таки потянулась к деньгам.  Продавщица посмотрела на бабульку взглядом, говорящим:  «Ну что я могу поделать?»  В ответ старушечка запричитала:
- Хотела приболевшему деду супчика куриного сварить, с укропчиком хорошо бы было, и на тебе – из рук выдёргивают.
  Но Михаил уже не слышал ни о дедуле, ни о супчике – он на всех парах несся к своей машине, видя только в ней сейчас надежное укрытие от всего этого чужого, серого, промозглого рыночного мира. В машине он откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза …
  Город провожал его добрым дождём, за стеклом мир акварельно расплылся, распух как - то.
Он ругал за медлительность светофоры и ехавших впереди водителей. Ему быстрей хотелось выскочить на трассу и дам дать жару.
Блин, если б  впопыхах не забыл телефон, то позвонил бы ей, сказал, что приказание госпожи выполнено, и что он надеется на бурное вознаграждение предстоящей ночью. А вдруг она передумала есть этих раков с укропом? Тогда … тогда он её бросит, нечего голову морочить. Нет, так не должно быть. Тут представилось ему, как она нежно целует его в щёку, в благодарность за такой сумасбродный поступок, обещающе томно глядит и зовёт на кухню похрустеть раками; и будут раки сладко пахнуть укропчиком ….
К самому особняку он так и не доехал: её красное «Пежо» стояло у развилки. Когда он подошёл, она даже не вышла, открыла стекло и протянула ему его телефон.
- Сережа приехал, - не глядя на него, сухо произнесла. – Он нашёл твой телефон в ванной. Теперь он всё знает, он выдвинул ультиматум …. Мы должны расстаться … Ты должен меня понять ….
  Он хотел было умолять её  бросить нелюбимого мужа, сейчас же уйти с ним, но глядя на её по-детски беспомощное, растерянное личико, понял, что не стоит этого делать.
- Ну что ж, пока? – как можно спокойнее произнёс он, швырнул в придорожные кусты телефон и направился к свой машине.
  Когда его «Ауди» нервно тронулось, Анечка увидела, как из открытого окна на обочину полетел зелёный пучок.
- Достал всё-таки,- печально выдохнула она и, уткнувшись лицом в руль, зарыдала.
               


               
               

               
   
 


   
               


 




























         ПУЧОК УКРОПА      

                1.               
 Анечка Коробова, миловидная рыжая гарпия, в нежно – розовом, трепетном пеньюаре,  стрекозой слетела с синих шелков шикарного ночного ковчега в прохладу просторной спальни.
- Мишель, ты где? –  зазвенел колокольчиком её голосок. Засеменила голыми ногами в поисках своего ненаглядного.
- Мишель, ну ты где? – теперь уже мягко, по-кошачьи, позвала она.
Ну где же её Мишель, Михасик, Микимаусик? Если говорить проще и не в присутствии влюблённой дамы – Михаил Шевцов, служащий  среднего звена одного из подмосковных банков, молодой симпатичный  человек, как и многие столичные и околостоличные люди, ценящий комфорт и качество жизни, не забивающий себе голову сложностями как самой жизни, так и отношениями в любовных делах, поэтому всегда находящийся, в свободное от офиса время, в окружении прекраснейших особ, чаще всего замужних и состоятельных, одной из которых и была наша  Анечка Коробова, очаровательное,  легкомысленное создание, до одури нравящаяся  как сорокалетнему мужу-дипломату, так и более молодым гражданам, не зарабатывающим на политике деньги. По долгу службы её муж часто отсутствовал, и она оставалась одна, скучая и томясь, пока не встретила его, Мишеля, мягкого, искрометного, готового на всё ради неё. Их бурный роман длился месяца три; начавшись, как это часто случается, в одном из многочисленных ночных клубов  Москвы, он получил продолжение в загородном трехэтажном особняке, естественно, в отсутствие мужа.
Мишель на кухне, метражом этак двадцать на десять, стоял у плиты, колдуя над кастрюлькой, от которой шёл пар.
- Что это у нас? – весело поинтересовалась она, чмокнула его в свежевыбритую щеку, заглянула в кастрюльку. Сквозь кипящую воду на неё пялились красные раки.
- Уже почти готовы. Только укропчика сейчас кину. Мишель полез в холодильник, долго там созерцал его внутренности, почему-то  разочарованно выдохнул:
- А укропа  - то нет.
      И тут вдруг лицо Анечки наигранно выказало неодобрение такому повороту событий, словно этот недостающий укроп к ракам  был таким необходимым и нужным  на данный момент, что заставил её очень преочень   расстроиться. Белый лобик её нахмурился: казалось, что она решает сложную жизненную задачу.
- Значит так, решительно произнесла она. – Раки без укропа, что наша с тобой ночь без поцелуев. Ты должен достать мне укропа, иначе сегодня будешь спать в гостиной.
- Анечка, помилуй, до города тридцать километров! – пробовал уразуметь он.
- Ничего не знаю -  достань! – холодно прочеканила она.
Мишель в недоумении развёл руками, понимая, что спорить бесполезно.
                2.
               
Дорога на Сергиевск ему казалась утомительно долгой и однообразной, хотя и гнал он под сто. А еще вчера вечером летел пушинкой к своей ненаглядной, и вся трасса была залита теплым, несмотря на робкое дыхание марта, светом. Еще вдоль обочины лежал ещё тот, февральский снег, и корявые руки деревьев едва-едва наливались живородящей еле заметной краснотой. Сегодня снег присел, обрюзг, и было теплее, но молочно-серое одеяло небес давило на окружающий мир, делая его мельче, будничнее, а тут еще паршивое настроение из-за этого дурацкого пучка укропа. И дернуло же его варить этих раков. И вообще – за этот укроп не нужно было вспоминать, и без него можно было варить. Где ж теперь искать его, в такое время-то.  В первую очередь, нужно посетить центральный рынок, нет, сначала лучше по супермаркетам прошвырнуться, благо их всего парочка на весь городок. Сам город – так себе: за  полдня его можно так досконально изучить, пересчитав при этом всех его бездомных собак, увидеть яркий фасад единственной гостиницы в три этажа, претендующей на роскошь разве только солидной платной автостоянкой и отражающей в своих окнах здание мэрии. А можно ещё, для общего развития, потолкаться на барахолке, купив себе совсем  ненужную вещь, а так, лишь бы каким предметом отметить своё пребывание здесь, да много ещё чего ненужного можно сделать в этом городишке.
Теперь же этот город стал  интересен Мишелю из-за несчастного пучка укропа, улучшающего вкус раков, которых он собирался съесть со своей капризной красавицей; теперь от этого пучка пряной травы зависело то, как он проведёт предстоящую ночь: в одиночестве, на коврике роскошной гостиной или в объятьях страстной прелестницы на спальных шелках.
В  ярко - пёстром гламурном царстве супермаркета для скромного укропа места не оказалось, зато встретил свою бывшую однокурсницу, сидевшей за кассой. Та было сначала смутилась, но потом, натянуто улыбнувшись, спросила традиционное: «как дела», как - будто они только вчера виделись и ей действительно было интересно, как он живёт. Он ответил такое же традиционное «нормально», хотя у самого было очень пасмурно на душе. А училась-то Танька хорошо, в аспирантуру, было, собиралась; наверное, замуж выскочила, не до высоких экономических материй было, а теперь вот житуха дипломированного экономиста за прилавок кинула, а могла и его перекособочить, ещё как могла.
Он ехал по городским колдобинам в сторону рынка со странным чувством: ему казалось, что весь город знает о цели его визита, и что каждый тычет в его сторону – это, мол, тот, который  ищет укроп, чтобы вечером … А дальше этот самый каждый продолжал размышлять уже в меру обузданности своей фантазии. Он ругал себя, считал, что причиной всех этих идиотских мыслей является его мнительность, и что надо избавляться от всех этих комплексов вины неизвестно перед кем и неизвестно за что. От всех этих  угрызений, уверял он себя, человек только слабеет характером и не способен управлять своей судьбой, становится мягкотелым, а отсюда идет непонимание и порой пренебрежение со стороны знакомых и коллег по работе.
На рынке, сером и каком-то замызганном, продавцов было больше чем покупателей, и лица у некоторых продающих были хмурые и невыразительные. Казалось, что они через силу стоят здесь, делая превеликое одолжение тем, кто пришёл сюда потратить свои деньги. Он прибыл сюда, чтобы приобрести этот злочастный пучок укропа и после этого побыстрей убраться из этого городка.
Рыночные лужи проверяли на прочность его ботинки, но он и не смотрел под ноги, его взор блуждал по торговым рядам, в надежде найти тот единственный пропуск к предстоящему ночному счастью. Его заискивающе зазывали, предлагая то капусту, то картошку, то морковку со свеклой. Потом пошли заезжие фрукты, вычурная яркость которых в другой бы раз и соблазнила его раскошелиться. Но сегодня его интересовала пахучая травка, благодаря которой он, пусть хоть и на одну ночь, станет повелителем одной соблазнительной прелестницы, любви которой добивались многие, а один, с  деньгами, даже женился. Но только он, Михаил Шевцов, смог завладеть её ветреным сердцем; так неужели теперь какой-то пучок укропа всё разрушит? А может, он просто сгущает краски, может она уже и забыла о своём странном желании, сидит и нетерпеливо ждёт его у окна и не потребует при встрече укропа. Глупо всё как-то, но если начал этот поиск и пообещал, то нужно идти до конца. А то приедет он без укропа, а она вдруг спросит о нём, что тогда - мокрой курицей смотреть ей в глазки и глупо оправдываться.               
И вдруг, о чудо! В самом краю овощного торгового ряда, у серой брезентовой палатки, он увидел пучок чего-то зелёного в руках сутулого бордового пальто с голубым беретом сверху. Сейчас этот пучок исчезнет в недрах пёстрой сумки, и тогда исчезнет вместе с ним и его последняя надежда. Он пустился бежать, толкнув кого-то по пути; бордовое пальто превратилось в старушку, держащую в правой руке, действительно, пучочек укропа. Она уже было сделала  движение этой рукой к сумке, но он ловко, не ожидая от самого себя такого, выдернул этот пучок из её слабенького бледно-розового кулачка. Та обернула на него удивлённое лицо, так удивляются дети в младенческом возрасте, у которых забрали вдруг любимую игрушку. Он старался не смотреть на старушечье удивление и сразу обратился к продавцу, дородной круглолицей даме, уже готовой от возмущения произнести нелестные слова в его адрес:
- Скажите, у вас ещё такой есть? Мне очень, очень нужно. Плачу любую цену.
- Это  последний, а как у вас хватает со …
И тут торговка увидела перед своим носом стодолларовую купюру, в нерешительности замялась, смягчив тон:
-  Даже не знаю … Завтра будет много укропа …. А что скажет бабуля?
Крепкая хваткая рука все-таки потянулась к деньгам.  Продавщица посмотрела на бабульку взглядом, говорящим:  «Ну что я могу поделать?»  В ответ старушечка запричитала:
- Хотела приболевшему деду супчика куриного сварить, с укропчиком хорошо бы было, и на тебе – из рук выдёргивают.
Но Михаил уже не слышал ни о дедуле, ни о супчике – он на всех парах несся к своей машине, видя только в ней сейчас надежное укрытие от всего этого чужого, серого, промозглого рыночного мира. В машине он откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза …
Город провожал его добрым дождём, за стеклом мир акварельно расплылся, распух как - то.
Он ругал за медлительность светофоры и ехавших впереди водителей. Ему быстрей хотелось выскочить на трассу и дам дать жару.
Блин, если б  впопыхах не забыл телефон, то позвонил бы ей, сказал, что приказание госпожи выполнено, и что он надеется на бурное вознаграждение предстоящей ночью. А вдруг она передумала есть этих раков с укропом? Тогда … тогда он её бросит, нечего голову морочить. Нет, так не должно быть. Тут представилось ему, как она нежно целует его в щёку, в благодарность за такой сумасбродный поступок, обещающе томно глядит и зовёт на кухню похрустеть раками; и будут раки сладко пахнуть укропчиком ….
К самому особняку он так и не доехал: её красное «Пежо» стояло у развилки. Когда он подошёл, она даже не вышла, открыла стекло и протянула ему его телефон.
- Сережа приехал, - не глядя на него, сухо произнесла. – Он нашёл твой телефон в ванной. Теперь он всё знает, он выдвинул ультиматум …. Мы должны расстаться … Ты должен меня понять ….
Он хотел было умолять её  бросить нелюбимого мужа, сейчас же уйти с ним, но глядя на её по-детски беспомощное, растерянное личико, понял, что не стоит этого делать.
- Ну что ж, пока? – как можно спокойнее произнёс он, швырнул в придорожные кусты телефон и направился к свой машине.
Когда его «Ауди» нервно тронулось, Анечка увидела, как из открытого окна на обочину полетел зелёный пучок.
- Достал всё-таки,- печально выдохнула она и, уткнувшись лицом в руль, зарыдала.
               


               
               

               
   
 


   
               


 




























         ПУЧОК УКРОПА      

                1.               
 Анечка Коробова, миловидная рыжая гарпия, в нежно – розовом, трепетном пеньюаре,  стрекозой слетела с синих шелков шикарного ночного ковчега в прохладу просторной спальни.
- Мишель, ты где? –  зазвенел колокольчиком её голосок. Засеменила голыми ногами в поисках своего ненаглядного.
- Мишель, ну ты где? – теперь уже мягко, по-кошачьи, позвала она.
Ну где же её Мишель, Михасик, Микимаусик? Если говорить проще и не в присутствии влюблённой дамы – Михаил Шевцов, служащий  среднего звена одного из подмосковных банков, молодой симпатичный  человек, как и многие столичные и околостоличные люди, ценящий комфорт и качество жизни, не забивающий себе голову сложностями как самой жизни, так и отношениями в любовных делах, поэтому всегда находящийся, в свободное от офиса время, в окружении прекраснейших особ, чаще всего замужних и состоятельных, одной из которых и была наша  Анечка Коробова, очаровательное,  легкомысленное создание, до одури нравящаяся  как сорокалетнему мужу-дипломату, так и более молодым гражданам, не зарабатывающим на политике деньги. По долгу службы её муж часто отсутствовал, и она оставалась одна, скучая и томясь, пока не встретила его, Мишеля, мягкого, искрометного, готового на всё ради неё. Их бурный роман длился месяца три; начавшись, как это часто случается, в одном из многочисленных ночных клубов  Москвы, он получил продолжение в загородном трехэтажном особняке, естественно, в отсутствие мужа.
Мишель на кухне, метражом этак двадцать на десять, стоял у плиты, колдуя над кастрюлькой, от которой шёл пар.
- Что это у нас? – весело поинтересовалась она, чмокнула его в свежевыбритую щеку, заглянула в кастрюльку. Сквозь кипящую воду на неё пялились красные раки.
- Уже почти готовы. Только укропчика сейчас кину. Мишель полез в холодильник, долго там созерцал его внутренности, почему-то  разочарованно выдохнул:
- А укропа  - то нет.
      И тут вдруг лицо Анечки наигранно выказало неодобрение такому повороту событий, словно этот недостающий укроп к ракам  был таким необходимым и нужным  на данный момент, что заставил её очень преочень   расстроиться. Белый лобик её нахмурился: казалось, что она решает сложную жизненную задачу.
- Значит так, решительно произнесла она. – Раки без укропа, что наша с тобой ночь без поцелуев. Ты должен достать мне укропа, иначе сегодня будешь спать в гостиной.
- Анечка, помилуй, до города тридцать километров! – пробовал уразуметь он.
- Ничего не знаю -  достань! – холодно прочеканила она.
Мишель в недоумении развёл руками, понимая, что спорить бесполезно.
                2.
               
Дорога на Сергиевск ему казалась утомительно долгой и однообразной, хотя и гнал он под сто. А еще вчера вечером летел пушинкой к своей ненаглядной, и вся трасса была залита теплым, несмотря на робкое дыхание марта, светом. Еще вдоль обочины лежал ещё тот, февральский снег, и корявые руки деревьев едва-едва наливались живородящей еле заметной краснотой. Сегодня снег присел, обрюзг, и было теплее, но молочно-серое одеяло небес давило на окружающий мир, делая его мельче, будничнее, а тут еще паршивое настроение из-за этого дурацкого пучка укропа. И дернуло же его варить этих раков. И вообще – за этот укроп не нужно было вспоминать, и без него можно было варить. Где ж теперь искать его, в такое время-то.  В первую очередь, нужно посетить центральный рынок, нет, сначала лучше по супермаркетам прошвырнуться, благо их всего парочка на весь городок. Сам город – так себе: за  полдня его можно так досконально изучить, пересчитав при этом всех его бездомных собак, увидеть яркий фасад единственной гостиницы в три этажа, претендующей на роскошь разве только солидной платной автостоянкой и отражающей в своих окнах здание мэрии. А можно ещё, для общего развития, потолкаться на барахолке, купив себе совсем  ненужную вещь, а так, лишь бы каким предметом отметить своё пребывание здесь, да много ещё чего ненужного можно сделать в этом городишке.
Теперь же этот город стал  интересен Мишелю из-за несчастного пучка укропа, улучшающего вкус раков, которых он собирался съесть со своей капризной красавицей; теперь от этого пучка пряной травы зависело то, как он проведёт предстоящую ночь: в одиночестве, на коврике роскошной гостиной или в объятьях страстной прелестницы на спальных шелках.
В  ярко - пёстром гламурном царстве супермаркета для скромного укропа места не оказалось, зато встретил свою бывшую однокурсницу, сидевшей за кассой. Та было сначала смутилась, но потом, натянуто улыбнувшись, спросила традиционное: «как дела», как - будто они только вчера виделись и ей действительно было интересно, как он живёт. Он ответил такое же традиционное «нормально», хотя у самого было очень пасмурно на душе. А училась-то Танька хорошо, в аспирантуру, было, собиралась; наверное, замуж выскочила, не до высоких экономических материй было, а теперь вот житуха дипломированного экономиста за прилавок кинула, а могла и его перекособочить, ещё как могла.
Он ехал по городским колдобинам в сторону рынка со странным чувством: ему казалось, что весь город знает о цели его визита, и что каждый тычет в его сторону – это, мол, тот, который  ищет укроп, чтобы вечером … А дальше этот самый каждый продолжал размышлять уже в меру обузданности своей фантазии. Он ругал себя, считал, что причиной всех этих идиотских мыслей является его мнительность, и что надо избавляться от всех этих комплексов вины неизвестно перед кем и неизвестно за что. От всех этих  угрызений, уверял он себя, человек только слабеет характером и не способен управлять своей судьбой, становится мягкотелым, а отсюда идет непонимание и порой пренебрежение со стороны знакомых и коллег по работе.
На рынке, сером и каком-то замызганном, продавцов было больше чем покупателей, и лица у некоторых продающих были хмурые и невыразительные. Казалось, что они через силу стоят здесь, делая превеликое одолжение тем, кто пришёл сюда потратить свои деньги. Он прибыл сюда, чтобы приобрести этот злочастный пучок укропа и после этого побыстрей убраться из этого городка.
Рыночные лужи проверяли на прочность его ботинки, но он и не смотрел под ноги, его взор блуждал по торговым рядам, в надежде найти тот единственный пропуск к предстоящему ночному счастью. Его заискивающе зазывали, предлагая то капусту, то картошку, то морковку со свеклой. Потом пошли заезжие фрукты, вычурная яркость которых в другой бы раз и соблазнила его раскошелиться. Но сегодня его интересовала пахучая травка, благодаря которой он, пусть хоть и на одну ночь, станет повелителем одной соблазнительной прелестницы, любви которой добивались многие, а один, с  деньгами, даже женился. Но только он, Михаил Шевцов, смог завладеть её ветреным сердцем; так неужели теперь какой-то пучок укропа всё разрушит? А может, он просто сгущает краски, может она уже и забыла о своём странном желании, сидит и нетерпеливо ждёт его у окна и не потребует при встрече укропа. Глупо всё как-то, но если начал этот поиск и пообещал, то нужно идти до конца. А то приедет он без укропа, а она вдруг спросит о нём, что тогда - мокрой курицей смотреть ей в глазки и глупо оправдываться.               
И вдруг, о чудо! В самом краю овощного торгового ряда, у серой брезентовой палатки, он увидел пучок чего-то зелёного в руках сутулого бордового пальто с голубым беретом сверху. Сейчас этот пучок исчезнет в недрах пёстрой сумки, и тогда исчезнет вместе с ним и его последняя надежда. Он пустился бежать, толкнув кого-то по пути; бордовое пальто превратилось в старушку, держащую в правой руке, действительно, пучочек укропа. Она уже было сделала  движение этой рукой к сумке, но он ловко, не ожидая от самого себя такого, выдернул этот пучок из её слабенького бледно-розового кулачка. Та обернула на него удивлённое лицо, так удивляются дети в младенческом возрасте, у которых забрали вдруг любимую игрушку. Он старался не смотреть на старушечье удивление и сразу обратился к продавцу, дородной круглолицей даме, уже готовой от возмущения произнести нелестные слова в его адрес:
- Скажите, у вас ещё такой есть? Мне очень, очень нужно. Плачу любую цену.
- Это  последний, а как у вас хватает со …
И тут торговка увидела перед своим носом стодолларовую купюру, в нерешительности замялась, смягчив тон:
-  Даже не знаю … Завтра будет много укропа …. А что скажет бабуля?
Крепкая хваткая рука все-таки потянулась к деньгам.  Продавщица посмотрела на бабульку взглядом, говорящим:  «Ну что я могу поделать?»  В ответ старушечка запричитала:
- Хотела приболевшему деду супчика куриного сварить, с укропчиком хорошо бы было, и на тебе – из рук выдёргивают.
Но Михаил уже не слышал ни о дедуле, ни о супчике – он на всех парах несся к своей машине, видя только в ней сейчас надежное укрытие от всего этого чужого, серого, промозглого рыночного мира. В машине он откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза …
Город провожал его добрым дождём, за стеклом мир акварельно расплылся, распух как - то.
Он ругал за медлительность светофоры и ехавших впереди водителей. Ему быстрей хотелось выскочить на трассу и дам дать жару.
Блин, если б  впопыхах не забыл телефон, то позвонил бы ей, сказал, что приказание госпожи выполнено, и что он надеется на бурное вознаграждение предстоящей ночью. А вдруг она передумала есть этих раков с укропом? Тогда … тогда он её бросит, нечего голову морочить. Нет, так не должно быть. Тут представилось ему, как она нежно целует его в щёку, в благодарность за такой сумасбродный поступок, обещающе томно глядит и зовёт на кухню похрустеть раками; и будут раки сладко пахнуть укропчиком ….
К самому особняку он так и не доехал: её красное «Пежо» стояло у развилки. Когда он подошёл, она даже не вышла, открыла стекло и протянула ему его телефон.
- Сережа приехал, - не глядя на него, сухо произнесла. – Он нашёл твой телефон в ванной. Теперь он всё знает, он выдвинул ультиматум …. Мы должны расстаться … Ты должен меня понять ….
Он хотел было умолять её  бросить нелюбимого мужа, сейчас же уйти с ним, но глядя на её по-детски беспомощное, растерянное личико, понял, что не стоит этого делать.
- Ну что ж, пока? – как можно спокойнее произнёс он, швырнул в придорожные кусты телефон и направился к свой машине.
Когда его «Ауди» нервно тронулось, Анечка увидела, как из открытого окна на обочину полетел зелёный пучок.
- Достал всё-таки,- печально выдохнула она и, уткнувшись лицом в руль, зарыдала.
               


               
               

               
   
 


   
               


 


























                ПУЧОК УКРОПА

               
                1.
               
   Анечка Коробова, миловидная рыжая гарпия, в нежно – розовом, трепетном пеньюаре,  стрекозой слетела с синих шелков шикарного ночного ковчега в прохладу просторной спальни.
- Мишель, ты где? –  зазвенел колокольчиком её голосок. Засеменила голыми ногами в поисках своего ненаглядного.
- Мишель, ну ты где? – теперь уже мягко, по-кошачьи, позвала она.
  Ну где же её Мишель, Михасик, Микимаусик? Если говорить проще и не в присутствии влюблённой дамы – Михаил Шевцов, служащий  среднего звена одного из подмосковных банков, молодой симпатичный  человек, как и многие столичные и околостоличные люди, ценящий комфорт и качество жизни, не забивающий себе голову сложностями как самой жизни, так и отношениями в любовных делах, поэтому всегда находящийся, в свободное от офиса время, в окружении прекраснейших особ, чаще всего замужних и состоятельных, одной из которых и была наша  Анечка Коробова, очаровательное,  легкомысленное создание, до одури нравящаяся  как сорокалетнему мужу-дипломату, так и более молодым гражданам, не зарабатывающим на политике деньги. По долгу службы её муж часто отсутствовал, и она оставалась одна, скучая и томясь, пока не встретила его, Мишеля, мягкого, искрометного, готового на всё ради неё. Их бурный роман длился месяца три; начавшись, как это часто случается, в одном из многочисленных ночных клубов  Москвы, он получил продолжение в загородном трехэтажном особняке, естественно, в отсутствие мужа.
Мишель на кухне, метражом этак двадцать на десять, стоял у плиты, колдуя над кастрюлькой, от которой шёл пар.
- Что это у нас? – весело поинтересовалась она, чмокнула его в свежевыбритую щеку, заглянула в кастрюльку. Сквозь кипящую воду на неё пялились красные раки.
- Уже почти готовы. Только укропчика сейчас кину. Мишель полез в холодильник, долго там созерцал его внутренности, почему-то  разочарованно выдохнул:
- А укропа  - то нет.
      И тут вдруг лицо Анечки наигранно выказало неодобрение такому повороту событий, словно этот недостающий укроп к ракам  был таким необходимым и нужным  на данный момент, что заставил её очень преочень   расстроиться. Белый лобик её нахмурился: казалось, что она решает сложную жизненную задачу.
- Значит так, решительно произнесла она. – Раки без укропа, что наша с тобой ночь без поцелуев. Ты должен достать мне укропа, иначе сегодня будешь спать в гостиной.
- Анечка, помилуй, до города тридцать километров! – пробовал уразуметь он.
- Ничего не знаю -  достань! – холодно прочеканила она.
Мишель в недоумении развёл руками, понимая, что спорить бесполезно.
                2.
               
Дорога на Сергиевск ему казалась утомительно долгой и однообразной, хотя и гнал он под сто. А еще вчера вечером летел пушинкой к своей ненаглядной, и вся трасса была залита теплым, несмотря на робкое дыхание марта, светом. Еще вдоль обочины лежал ещё тот, февральский снег, и корявые руки деревьев едва-едва наливались живородящей еле заметной краснотой. Сегодня снег присел, обрюзг, и было теплее, но молочно-серое одеяло небес давило на окружающий мир, делая его мельче, будничнее, а тут еще паршивое настроение из-за этого дурацкого пучка укропа. И дернуло же его варить этих раков. И вообще – за этот укроп не нужно было вспоминать, и без него можно было варить. Где ж теперь искать его, в такое время-то.  В первую очередь, нужно посетить центральный рынок, нет, сначала лучше по супермаркетам прошвырнуться, благо их всего парочка на весь городок. Сам город – так себе: за  полдня его можно так досконально изучить, пересчитав при этом всех его бездомных собак, увидеть яркий фасад единственной гостиницы в три этажа, претендующей на роскошь разве только солидной платной автостоянкой и отражающей в своих окнах здание мэрии. А можно ещё, для общего развития, потолкаться на барахолке, купив себе совсем  ненужную вещь, а так, лишь бы каким предметом отметить своё пребывание здесь, да много ещё чего ненужного можно сделать в этом городишке.
Теперь же этот город стал  интересен Мишелю из-за несчастного пучка укропа, улучшающего вкус раков, которых он собирался съесть со своей капризной красавицей; теперь от этого пучка пряной травы зависело то, как он проведёт предстоящую ночь: в одиночестве, на коврике роскошной гостиной или в объятьях страстной прелестницы на спальных шелках.
В  ярко - пёстром гламурном царстве супермаркета для скромного укропа места не оказалось, зато встретил свою бывшую однокурсницу, сидевшей за кассой. Та было сначала смутилась, но потом, натянуто улыбнувшись, спросила традиционное: «как дела», как - будто они только вчера виделись и ей действительно было интересно, как он живёт. Он ответил такое же традиционное «нормально», хотя у самого было очень пасмурно на душе. А училась-то Танька хорошо, в аспирантуру, было, собиралась; наверное, замуж выскочила, не до высоких экономических материй было, а теперь вот житуха дипломированного экономиста за прилавок кинула, а могла и его перекособочить, ещё как могла.
Он ехал по городским колдобинам в сторону рынка со странным чувством: ему казалось, что весь город знает о цели его визита, и что каждый тычет в его сторону – это, мол, тот, который  ищет укроп, чтобы вечером … А дальше этот самый каждый продолжал размышлять уже в меру обузданности своей фантазии. Он ругал себя, считал, что причиной всех этих идиотских мыслей является его мнительность, и что надо избавляться от всех этих комплексов вины неизвестно перед кем и неизвестно за что. От всех этих  угрызений, уверял он себя, человек только слабеет характером и не способен управлять своей судьбой, становится мягкотелым, а отсюда идет непонимание и порой пренебрежение со стороны знакомых и коллег по работе.
На рынке, сером и каком-то замызганном, продавцов было больше чем покупателей, и лица у некоторых продающих были хмурые и невыразительные. Казалось, что они через силу стоят здесь, делая превеликое одолжение тем, кто пришёл сюда потратить свои деньги. Он прибыл сюда, чтобы приобрести этот злочастный пучок укропа и после этого побыстрей убраться из этого городка.
Рыночные лужи проверяли на прочность его ботинки, но он и не смотрел под ноги, его взор блуждал по торговым рядам, в надежде найти тот единственный пропуск к предстоящему ночному счастью. Его заискивающе зазывали, предлагая то капусту, то картошку, то морковку со свеклой. Потом пошли заезжие фрукты, вычурная яркость которых в другой бы раз и соблазнила его раскошелиться. Но сегодня его интересовала пахучая травка, благодаря которой он, пусть хоть и на одну ночь, станет повелителем одной соблазнительной прелестницы, любви которой добивались многие, а один, с  деньгами, даже женился. Но только он, Михаил Шевцов, смог завладеть её ветреным сердцем; так неужели теперь какой-то пучок укропа всё разрушит? А может, он просто сгущает краски, может она уже и забыла о своём странном желании, сидит и нетерпеливо ждёт его у окна и не потребует при встрече укропа. Глупо всё как-то, но если начал этот поиск и пообещал, то нужно идти до конца. А то приедет он без укропа, а она вдруг спросит о нём, что тогда - мокрой курицей смотреть ей в глазки и глупо оправдываться.               
И вдруг, о чудо! В самом краю овощного торгового ряда, у серой брезентовой палатки, он увидел пучок чего-то зелёного в руках сутулого бордового пальто с голубым беретом сверху. Сейчас этот пучок исчезнет в недрах пёстрой сумки, и тогда исчезнет вместе с ним и его последняя надежда. Он пустился бежать, толкнув кого-то по пути; бордовое пальто превратилось в старушку, держащую в правой руке, действительно, пучочек укропа. Она уже было сделала  движение этой рукой к сумке, но он ловко, не ожидая от самого себя такого, выдернул этот пучок из её слабенького бледно-розового кулачка. Та обернула на него удивлённое лицо, так удивляются дети в младенческом возрасте, у которых забрали вдруг любимую игрушку. Он старался не смотреть на старушечье удивление и сразу обратился к продавцу, дородной круглолицей даме, уже готовой от возмущения произнести нелестные слова в его адрес:
- Скажите, у вас ещё такой есть? Мне очень, очень нужно. Плачу любую цену.
- Это  последний, а как у вас хватает со …
И тут торговка увидела перед своим носом стодолларовую купюру, в нерешительности замялась, смягчив тон:
-  Даже не знаю … Завтра будет много укропа …. А что скажет бабуля?
Крепкая хваткая рука все-таки потянулась к деньгам.  Продавщица посмотрела на бабульку взглядом, говорящим:  «Ну что я могу поделать?»  В ответ старушечка запричитала:
- Хотела приболевшему деду супчика куриного сварить, с укропчиком хорошо бы было, и на тебе – из рук выдёргивают.
Но Михаил уже не слышал ни о дедуле, ни о супчике – он на всех парах несся к своей машине, видя только в ней сейчас надежное укрытие от всего этого чужого, серого, промозглого рыночного мира. В машине он откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза …
Город провожал его добрым дождём, за стеклом мир акварельно расплылся, распух как - то.
Он ругал за медлительность светофоры и ехавших впереди водителей. Ему быстрей хотелось выскочить на трассу и дам дать жару.
Блин, если б  впопыхах не забыл телефон, то позвонил бы ей, сказал, что приказание госпожи выполнено, и что он надеется на бурное вознаграждение предстоящей ночью. А вдруг она передумала есть этих раков с укропом? Тогда … тогда он её бросит, нечего голову морочить. Нет, так не должно быть. Тут представилось ему, как она нежно целует его в щёку, в благодарность за такой сумасбродный поступок, обещающе томно глядит и зовёт на кухню похрустеть раками; и будут раки сладко пахнуть укропчиком ….
К самому особняку он так и не доехал: её красное «Пежо» стояло у развилки. Когда он подошёл, она даже не вышла, открыла стекло и протянула ему его телефон.
- Сережа приехал, - не глядя на него, сухо произнесла. – Он нашёл твой телефон в ванной. Теперь он всё знает, он выдвинул ультиматум …. Мы должны расстаться … Ты должен меня понять ….
Он хотел было умолять её  бросить нелюбимого мужа, сейчас же уйти с ним, но глядя на её по-детски беспомощное, растерянное личико, понял, что не стоит этого делать.
- Ну что ж, пока? – как можно спокойнее произнёс он, швырнул в придорожные кусты телефон и направился к свой машине.
Когда его «Ауди» нервно тронулось, Анечка увидела, как из открытого окна на обочину полетел зелёный пучок.
- Достал всё-таки,- печально выдохнула она и, уткнувшись лицом в руль, зарыдала.
               


               
               

               
   
 


   
               


 




























         ПУЧОК УКРОПА      

                1.               
 Анечка Коробова, миловидная рыжая гарпия, в нежно – розовом, трепетном пеньюаре,  стрекозой слетела с синих шелков шикарного ночного ковчега в прохладу просторной спальни.
- Мишель, ты где? –  зазвенел колокольчиком её голосок. Засеменила голыми ногами в поисках своего ненаглядного.
- Мишель, ну ты где? – теперь уже мягко, по-кошачьи, позвала она.
Ну где же её Мишель, Михасик, Микимаусик? Если говорить проще и не в присутствии влюблённой дамы – Михаил Шевцов, служащий  среднего звена одного из подмосковных банков, молодой симпатичный  человек, как и многие столичные и околостоличные люди, ценящий комфорт и качество жизни, не забивающий себе голову сложностями как самой жизни, так и отношениями в любовных делах, поэтому всегда находящийся, в свободное от офиса время, в окружении прекраснейших особ, чаще всего замужних и состоятельных, одной из которых и была наша  Анечка Коробова, очаровательное,  легкомысленное создание, до одури нравящаяся  как сорокалетнему мужу-дипломату, так и более молодым гражданам, не зарабатывающим на политике деньги. По долгу службы её муж часто отсутствовал, и она оставалась одна, скучая и томясь, пока не встретила его, Мишеля, мягкого, искрометного, готового на всё ради неё. Их бурный роман длился месяца три; начавшись, как это часто случается, в одном из многочисленных ночных клубов  Москвы, он получил продолжение в загородном трехэтажном особняке, естественно, в отсутствие мужа.
Мишель на кухне, метражом этак двадцать на десять, стоял у плиты, колдуя над кастрюлькой, от которой шёл пар.
- Что это у нас? – весело поинтересовалась она, чмокнула его в свежевыбритую щеку, заглянула в кастрюльку. Сквозь кипящую воду на неё пялились красные раки.
- Уже почти готовы. Только укропчика сейчас кину. Мишель полез в холодильник, долго там созерцал его внутренности, почему-то  разочарованно выдохнул:
- А укропа  - то нет.
      И тут вдруг лицо Анечки наигранно выказало неодобрение такому повороту событий, словно этот недостающий укроп к ракам  был таким необходимым и нужным  на данный момент, что заставил её очень преочень   расстроиться. Белый лобик её нахмурился: казалось, что она решает сложную жизненную задачу.
- Значит так, решительно произнесла она. – Раки без укропа, что наша с тобой ночь без поцелуев. Ты должен достать мне укропа, иначе сегодня будешь спать в гостиной.
- Анечка, помилуй, до города тридцать километров! – пробовал уразуметь он.
- Ничего не знаю -  достань! – холодно прочеканила она.
Мишель в недоумении развёл руками, понимая, что спорить бесполезно.
                2.
               
Дорога на Сергиевск ему казалась утомительно долгой и однообразной, хотя и гнал он под сто. А еще вчера вечером летел пушинкой к своей ненаглядной, и вся трасса была залита теплым, несмотря на робкое дыхание марта, светом. Еще вдоль обочины лежал ещё тот, февральский снег, и корявые руки деревьев едва-едва наливались живородящей еле заметной краснотой. Сегодня снег присел, обрюзг, и было теплее, но молочно-серое одеяло небес давило на окружающий мир, делая его мельче, будничнее, а тут еще паршивое настроение из-за этого дурацкого пучка укропа. И дернуло же его варить этих раков. И вообще – за этот укроп не нужно было вспоминать, и без него можно было варить. Где ж теперь искать его, в такое время-то.  В первую очередь, нужно посетить центральный рынок, нет, сначала лучше по супермаркетам прошвырнуться, благо их всего парочка на весь городок. Сам город – так себе: за  полдня его можно так досконально изучить, пересчитав при этом всех его бездомных собак, увидеть яркий фасад единственной гостиницы в три этажа, претендующей на роскошь разве только солидной платной автостоянкой и отражающей в своих окнах здание мэрии. А можно ещё, для общего развития, потолкаться на барахолке, купив себе совсем  ненужную вещь, а так, лишь бы каким предметом отметить своё пребывание здесь, да много ещё чего ненужного можно сделать в этом городишке.
Теперь же этот город стал  интересен Мишелю из-за несчастного пучка укропа, улучшающего вкус раков, которых он собирался съесть со своей капризной красавицей; теперь от этого пучка пряной травы зависело то, как он проведёт предстоящую ночь: в одиночестве, на коврике роскошной гостиной или в объятьях страстной прелестницы на спальных шелках.
В  ярко - пёстром гламурном царстве супермаркета для скромного укропа места не оказалось, зато встретил свою бывшую однокурсницу, сидевшей за кассой. Та было сначала смутилась, но потом, натянуто улыбнувшись, спросила традиционное: «как дела», как - будто они только вчера виделись и ей действительно было интересно, как он живёт. Он ответил такое же традиционное «нормально», хотя у самого было очень пасмурно на душе. А училась-то Танька хорошо, в аспирантуру, было, собиралась; наверное, замуж выскочила, не до высоких экономических материй было, а теперь вот житуха дипломированного экономиста за прилавок кинула, а могла и его перекособочить, ещё как могла.
Он ехал по городским колдобинам в сторону рынка со странным чувством: ему казалось, что весь город знает о цели его визита, и что каждый тычет в его сторону – это, мол, тот, который  ищет укроп, чтобы вечером … А дальше этот самый каждый продолжал размышлять уже в меру обузданности своей фантазии. Он ругал себя, считал, что причиной всех этих идиотских мыслей является его мнительность, и что надо избавляться от всех этих комплексов вины неизвестно перед кем и неизвестно за что. От всех этих  угрызений, уверял он себя, человек только слабеет характером и не способен управлять своей судьбой, становится мягкотелым, а отсюда идет непонимание и порой пренебрежение со стороны знакомых и коллег по работе.
На рынке, сером и каком-то замызганном, продавцов было больше чем покупателей, и лица у некоторых продающих были хмурые и невыразительные. Казалось, что они через силу стоят здесь, делая превеликое одолжение тем, кто пришёл сюда потратить свои деньги. Он прибыл сюда, чтобы приобрести этот злочастный пучок укропа и после этого побыстрей убраться из этого городка.
Рыночные лужи проверяли на прочность его ботинки, но он и не смотрел под ноги, его взор блуждал по торговым рядам, в надежде найти тот единственный пропуск к предстоящему ночному счастью. Его заискивающе зазывали, предлагая то капусту, то картошку, то морковку со свеклой. Потом пошли заезжие фрукты, вычурная яркость которых в другой бы раз и соблазнила его раскошелиться. Но сегодня его интересовала пахучая травка, благодаря которой он, пусть хоть и на одну ночь, станет повелителем одной соблазнительной прелестницы, любви которой добивались многие, а один, с  деньгами, даже женился. Но только он, Михаил Шевцов, смог завладеть её ветреным сердцем; так неужели теперь какой-то пучок укропа всё разрушит? А может, он просто сгущает краски, может она уже и забыла о своём странном желании, сидит и нетерпеливо ждёт его у окна и не потребует при встрече укропа. Глупо всё как-то, но если начал этот поиск и пообещал, то нужно идти до конца. А то приедет он без укропа, а она вдруг спросит о нём, что тогда - мокрой курицей смотреть ей в глазки и глупо оправдываться.               
И вдруг, о чудо! В самом краю овощного торгового ряда, у серой брезентовой палатки, он увидел пучок чего-то зелёного в руках сутулого бордового пальто с голубым беретом сверху. Сейчас этот пучок исчезнет в недрах пёстрой сумки, и тогда исчезнет вместе с ним и его последняя надежда. Он пустился бежать, толкнув кого-то по пути; бордовое пальто превратилось в старушку, держащую в правой руке, действительно, пучочек укропа. Она уже было сделала  движение этой рукой к сумке, но он ловко, не ожидая от самого себя такого, выдернул этот пучок из её слабенького бледно-розового кулачка. Та обернула на него удивлённое лицо, так удивляются дети в младенческом возрасте, у которых забрали вдруг любимую игрушку. Он старался не смотреть на старушечье удивление и сразу обратился к продавцу, дородной круглолицей даме, уже готовой от возмущения произнести нелестные слова в его адрес:
- Скажите, у вас ещё такой есть? Мне очень, очень нужно. Плачу любую цену.
- Это  последний, а как у вас хватает со …
И тут торговка увидела перед своим носом стодолларовую купюру, в нерешительности замялась, смягчив тон:
-  Даже не знаю … Завтра будет много укропа …. А что скажет бабуля?
Крепкая хваткая рука все-таки потянулась к деньгам.  Продавщица посмотрела на бабульку взглядом, говорящим:  «Ну что я могу поделать?»  В ответ старушечка запричитала:
- Хотела приболевшему деду супчика куриного сварить, с укропчиком хорошо бы было, и на тебе – из рук выдёргивают.
Но Михаил уже не слышал ни о дедуле, ни о супчике – он на всех парах несся к своей машине, видя только в ней сейчас надежное укрытие от всего этого чужого, серого, промозглого рыночного мира. В машине он откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза …
Город провожал его добрым дождём, за стеклом мир акварельно расплылся, распух как - то.
Он ругал за медлительность светофоры и ехавших впереди водителей. Ему быстрей хотелось выскочить на трассу и дам дать жару.
Блин, если б  впопыхах не забыл телефон, то позвонил бы ей, сказал, что приказание госпожи выполнено, и что он надеется на бурное вознаграждение предстоящей ночью. А вдруг она передумала есть этих раков с укропом? Тогда … тогда он её бросит, нечего голову морочить. Нет, так не должно быть. Тут представилось ему, как она нежно целует его в щёку, в благодарность за такой сумасбродный поступок, обещающе томно глядит и зовёт на кухню похрустеть раками; и будут раки сладко пахнуть укропчиком ….
К самому особняку он так и не доехал: её красное «Пежо» стояло у развилки. Когда он подошёл, она даже не вышла, открыла стекло и протянула ему его телефон.
- Сережа приехал, - не глядя на него, сухо произнесла. – Он нашёл твой телефон в ванной. Теперь он всё знает, он выдвинул ультиматум …. Мы должны расстаться … Ты должен меня понять ….
Он хотел было умолять её  бросить нелюбимого мужа, сейчас же уйти с ним, но глядя на её по-детски беспомощное, растерянное личико, понял, что не стоит этого делать.
- Ну что ж, пока? – как можно спокойнее произнёс он, швырнул в придорожные кусты телефон и направился к свой машине.
Когда его «Ауди» нервно тронулось, Анечка увидела, как из открытого окна на обочину полетел зелёный пучок.
- Достал всё-таки,- печально выдохнула она и, уткнувшись лицом в руль, зарыдала.
               


               
               

               
   
 


   
               


 




























         ПУЧОК УКРОПА      

                1.               
 Анечка Коробова, миловидная рыжая гарпия, в нежно – розовом, трепетном пеньюаре,  стрекозой слетела с синих шелков шикарного ночного ковчега в прохладу просторной спальни.
- Мишель, ты где? –  зазвенел колокольчиком её голосок. Засеменила голыми ногами в поисках своего ненаглядного.
- Мишель, ну ты где? – теперь уже мягко, по-кошачьи, позвала она.
Ну где же её Мишель, Михасик, Микимаусик? Если говорить проще и не в присутствии влюблённой дамы – Михаил Шевцов, служащий  среднего звена одного из подмосковных банков, молодой симпатичный  человек, как и многие столичные и околостоличные люди, ценящий комфорт и качество жизни, не забивающий себе голову сложностями как самой жизни, так и отношениями в любовных делах, поэтому всегда находящийся, в свободное от офиса время, в окружении прекраснейших особ, чаще всего замужних и состоятельных, одной из которых и была наша  Анечка Коробова, очаровательное,  легкомысленное создание, до одури нравящаяся  как сорокалетнему мужу-дипломату, так и более молодым гражданам, не зарабатывающим на политике деньги. По долгу службы её муж часто отсутствовал, и она оставалась одна, скучая и томясь, пока не встретила его, Мишеля, мягкого, искрометного, готового на всё ради неё. Их бурный роман длился месяца три; начавшись, как это часто случается, в одном из многочисленных ночных клубов  Москвы, он получил продолжение в загородном трехэтажном особняке, естественно, в отсутствие мужа.
Мишель на кухне, метражом этак двадцать на десять, стоял у плиты, колдуя над кастрюлькой, от которой шёл пар.
- Что это у нас? – весело поинтересовалась она, чмокнула его в свежевыбритую щеку, заглянула в кастрюльку. Сквозь кипящую воду на неё пялились красные раки.
- Уже почти готовы. Только укропчика сейчас кину. Мишель полез в холодильник, долго там созерцал его внутренности, почему-то  разочарованно выдохнул:
- А укропа  - то нет.
      И тут вдруг лицо Анечки наигранно выказало неодобрение такому повороту событий, словно этот недостающий укроп к ракам  был таким необходимым и нужным  на данный момент, что заставил её очень преочень   расстроиться. Белый лобик её нахмурился: казалось, что она решает сложную жизненную задачу.
- Значит так, решительно произнесла она. – Раки без укропа, что наша с тобой ночь без поцелуев. Ты должен достать мне укропа, иначе сегодня будешь спать в гостиной.
- Анечка, помилуй, до города тридцать километров! – пробовал уразуметь он.
- Ничего не знаю -  достань! – холодно прочеканила она.
Мишель в недоумении развёл руками, понимая, что спорить бесполезно.
                2.
               
Дорога на Сергиевск ему казалась утомительно долгой и однообразной, хотя и гнал он под сто. А еще вчера вечером летел пушинкой к своей ненаглядной, и вся трасса была залита теплым, несмотря на робкое дыхание марта, светом. Еще вдоль обочины лежал ещё тот, февральский снег, и корявые руки деревьев едва-едва наливались живородящей еле заметной краснотой. Сегодня снег присел, обрюзг, и было теплее, но молочно-серое одеяло небес давило на окружающий мир, делая его мельче, будничнее, а тут еще паршивое настроение из-за этого дурацкого пучка укропа. И дернуло же его варить этих раков. И вообще – за этот укроп не нужно было вспоминать, и без него можно было варить. Где ж теперь искать его, в такое время-то.  В первую очередь, нужно посетить центральный рынок, нет, сначала лучше по супермаркетам прошвырнуться, благо их всего парочка на весь городок. Сам город – так себе: за  полдня его можно так досконально изучить, пересчитав при этом всех его бездомных собак, увидеть яркий фасад единственной гостиницы в три этажа, претендующей на роскошь разве только солидной платной автостоянкой и отражающей в своих окнах здание мэрии. А можно ещё, для общего развития, потолкаться на барахолке, купив себе совсем  ненужную вещь, а так, лишь бы каким предметом отметить своё пребывание здесь, да много ещё чего ненужного можно сделать в этом городишке.
Теперь же этот город стал  интересен Мишелю из-за несчастного пучка укропа, улучшающего вкус раков, которых он собирался съесть со своей капризной красавицей; теперь от этого пучка пряной травы зависело то, как он проведёт предстоящую ночь: в одиночестве, на коврике роскошной гостиной или в объятьях страстной прелестницы на спальных шелках.
В  ярко - пёстром гламурном царстве супермаркета для скромного укропа места не оказалось, зато встретил свою бывшую однокурсницу, сидевшей за кассой. Та было сначала смутилась, но потом, натянуто улыбнувшись, спросила традиционное: «как дела», как - будто они только вчера виделись и ей действительно было интересно, как он живёт. Он ответил такое же традиционное «нормально», хотя у самого было очень пасмурно на душе. А училась-то Танька хорошо, в аспирантуру, было, собиралась; наверное, замуж выскочила, не до высоких экономических материй было, а теперь вот житуха дипломированного экономиста за прилавок кинула, а могла и его перекособочить, ещё как могла.
Он ехал по городским колдобинам в сторону рынка со странным чувством: ему казалось, что весь город знает о цели его визита, и что каждый тычет в его сторону – это, мол, тот, который  ищет укроп, чтобы вечером … А дальше этот самый каждый продолжал размышлять уже в меру обузданности своей фантазии. Он ругал себя, считал, что причиной всех этих идиотских мыслей является его мнительность, и что надо избавляться от всех этих комплексов вины неизвестно перед кем и неизвестно за что. От всех этих  угрызений, уверял он себя, человек только слабеет характером и не способен управлять своей судьбой, становится мягкотелым, а отсюда идет непонимание и порой пренебрежение со стороны знакомых и коллег по работе.
На рынке, сером и каком-то замызганном, продавцов было больше чем покупателей, и лица у некоторых продающих были хмурые и невыразительные. Казалось, что они через силу стоят здесь, делая превеликое одолжение тем, кто пришёл сюда потратить свои деньги. Он прибыл сюда, чтобы приобрести этот злочастный пучок укропа и после этого побыстрей убраться из этого городка.
Рыночные лужи проверяли на прочность его ботинки, но он и не смотрел под ноги, его взор блуждал по торговым рядам, в надежде найти тот единственный пропуск к предстоящему ночному счастью. Его заискивающе зазывали, предлагая то капусту, то картошку, то морковку со свеклой. Потом пошли заезжие фрукты, вычурная яркость которых в другой бы раз и соблазнила его раскошелиться. Но сегодня его интересовала пахучая травка, благодаря которой он, пусть хоть и на одну ночь, станет повелителем одной соблазнительной прелестницы, любви которой добивались многие, а один, с  деньгами, даже женился. Но только он, Михаил Шевцов, смог завладеть её ветреным сердцем; так неужели теперь какой-то пучок укропа всё разрушит? А может, он просто сгущает краски, может она уже и забыла о своём странном желании, сидит и нетерпеливо ждёт его у окна и не потребует при встрече укропа. Глупо всё как-то, но если начал этот поиск и пообещал, то нужно идти до конца. А то приедет он без укропа, а она вдруг спросит о нём, что тогда - мокрой курицей смотреть ей в глазки и глупо оправдываться.               
И вдруг, о чудо! В самом краю овощного торгового ряда, у серой брезентовой палатки, он увидел пучок чего-то зелёного в руках сутулого бордового пальто с голубым беретом сверху. Сейчас этот пучок исчезнет в недрах пёстрой сумки, и тогда исчезнет вместе с ним и его последняя надежда. Он пустился бежать, толкнув кого-то по пути; бордовое пальто превратилось в старушку, держащую в правой руке, действительно, пучочек укропа. Она уже было сделала  движение этой рукой к сумке, но он ловко, не ожидая от самого себя такого, выдернул этот пучок из её слабенького бледно-розового кулачка. Та обернула на него удивлённое лицо, так удивляются дети в младенческом возрасте, у которых забрали вдруг любимую игрушку. Он старался не смотреть на старушечье удивление и сразу обратился к продавцу, дородной круглолицей даме, уже готовой от возмущения произнести нелестные слова в его адрес:
- Скажите, у вас ещё такой есть? Мне очень, очень нужно. Плачу любую цену.
- Это  последний, а как у вас хватает со …
И тут торговка увидела перед своим носом стодолларовую купюру, в нерешительности замялась, смягчив тон:
-  Даже не знаю … Завтра будет много укропа …. А что скажет бабуля?
Крепкая хваткая рука все-таки потянулась к деньгам.  Продавщица посмотрела на бабульку взглядом, говорящим:  «Ну что я могу поделать?»  В ответ старушечка запричитала:
- Хотела приболевшему деду супчика куриного сварить, с укропчиком хорошо бы было, и на тебе – из рук выдёргивают.
Но Михаил уже не слышал ни о дедуле, ни о супчике – он на всех парах несся к своей машине, видя только в ней сейчас надежное укрытие от всего этого чужого, серого, промозглого рыночного мира. В машине он откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза …
Город провожал его добрым дождём, за стеклом мир акварельно расплылся, распух как - то.
Он ругал за медлительность светофоры и ехавших впереди водителей. Ему быстрей хотелось выскочить на трассу и дам дать жару.
Блин, если б  впопыхах не забыл телефон, то позвонил бы ей, сказал, что приказание госпожи выполнено, и что он надеется на бурное вознаграждение предстоящей ночью. А вдруг она передумала есть этих раков с укропом? Тогда … тогда он её бросит, нечего голову морочить. Нет, так не должно быть. Тут представилось ему, как она нежно целует его в щёку, в благодарность за такой сумасбродный поступок, обещающе томно глядит и зовёт на кухню похрустеть раками; и будут раки сладко пахнуть укропчиком ….
К самому особняку он так и не доехал: её красное «Пежо» стояло у развилки. Когда он подошёл, она даже не вышла, открыла стекло и протянула ему его телефон.
- Сережа приехал, - не глядя на него, сухо произнесла. – Он нашёл твой телефон в ванной. Теперь он всё знает, он выдвинул ультиматум …. Мы должны расстаться … Ты должен меня понять ….
Он хотел было умолять её  бросить нелюбимого мужа, сейчас же уйти с ним, но глядя на её по-детски беспомощное, растерянное личико, понял, что не стоит этого делать.
- Ну что ж, пока? – как можно спокойнее произнёс он, швырнул в придорожные кусты телефон и направился к свой машине.
Когда его «Ауди» нервно тронулось, Анечка увидела, как из открытого окна на обочину полетел зелёный пучок.
- Достал всё-таки,- печально выдохнула она и, уткнувшись лицом в руль, зарыдала.
               


               
               

               
   
 


   
               


 


























                ПУЧОК УКРОПА

             
                1.
               
   Анечка Коробова, миловидная рыжая гарпия, в нежно – розовом, трепетном пеньюаре,  стрекозой слетела с синих шелков шикарного ночного ковчега в прохладу просторной спальни.
- Мишель, ты где? –  зазвенел колокольчиком её голосок. Засеменила голыми ногами в поисках своего ненаглядного.
- Мишель, ну ты где? – теперь уже мягко, по-кошачьи, позвала она.
Ну где же её Мишель, Михасик, Микимаусик? Если говорить проще и не в присутствии влюблённой дамы – Михаил Шевцов, служащий  среднего звена одного из подмосковных банков, молодой симпатичный  человек, как и многие столичные и околостоличные люди, ценящий комфорт и качество жизни, не забивающий себе голову сложностями как самой жизни, так и отношениями в любовных делах, поэтому всегда находящийся, в свободное от офиса время, в окружении прекраснейших особ, чаще всего замужних и состоятельных, одной из которых и была наша  Анечка Коробова, очаровательное,  легкомысленное создание, до одури нравящаяся  как сорокалетнему мужу-дипломату, так и более молодым гражданам, не зарабатывающим на политике деньги. По долгу службы её муж часто отсутствовал, и она оставалась одна, скучая и томясь, пока не встретила его, Мишеля, мягкого, искрометного, готового на всё ради неё. Их бурный роман длился месяца три; начавшись, как это часто случается, в одном из многочисленных ночных клубов  Москвы, он получил продолжение в загородном трехэтажном особняке, естественно, в отсутствие мужа.
Мишель на кухне, метражом этак двадцать на десять, стоял у плиты, колдуя над кастрюлькой, от которой шёл пар.
- Что это у нас? – весело поинтересовалась она, чмокнула его в свежевыбритую щеку, заглянула в кастрюльку. Сквозь кипящую воду на неё пялились красные раки.
- Уже почти готовы. Только укропчика сейчас кину. Мишель полез в холодильник, долго там созерцал его внутренности, почему-то  разочарованно выдохнул:
- А укропа  - то нет.
      И тут вдруг лицо Анечки наигранно выказало неодобрение такому повороту событий, словно этот недостающий укроп к ракам  был таким необходимым и нужным  на данный момент, что заставил её очень преочень   расстроиться. Белый лобик её нахмурился: казалось, что она решает сложную жизненную задачу.
- Значит так, решительно произнесла она. – Раки без укропа, что наша с тобой ночь без поцелуев. Ты должен достать мне укропа, иначе сегодня будешь спать в гостиной.
- Анечка, помилуй, до города тридцать километров! – пробовал уразуметь он.
- Ничего не знаю -  достань! – холодно прочеканила она.
Мишель в недоумении развёл руками, понимая, что спорить бесполезно.
                2.
               
Дорога на Сергиевск ему казалась утомительно долгой и однообразной, хотя и гнал он под сто. А еще вчера вечером летел пушинкой к своей ненаглядной, и вся трасса была залита теплым, несмотря на робкое дыхание марта, светом. Еще вдоль обочины лежал ещё тот, февральский снег, и корявые руки деревьев едва-едва наливались живородящей еле заметной краснотой. Сегодня снег присел, обрюзг, и было теплее, но молочно-серое одеяло небес давило на окружающий мир, делая его мельче, будничнее, а тут еще паршивое настроение из-за этого дурацкого пучка укропа. И дернуло же его варить этих раков. И вообще – за этот укроп не нужно было вспоминать, и без него можно было варить. Где ж теперь искать его, в такое время-то.  В первую очередь, нужно посетить центральный рынок, нет, сначала лучше по супермаркетам прошвырнуться, благо их всего парочка на весь городок. Сам город – так себе: за  полдня его можно так досконально изучить, пересчитав при этом всех его бездомных собак, увидеть яркий фасад единственной гостиницы в три этажа, претендующей на роскошь разве только солидной платной автостоянкой и отражающей в своих окнах здание мэрии. А можно ещё, для общего развития, потолкаться на барахолке, купив себе совсем  ненужную вещь, а так, лишь бы каким предметом отметить своё пребывание здесь, да много ещё чего ненужного можно сделать в этом городишке.
Теперь же этот город стал  интересен Мишелю из-за несчастного пучка укропа, улучшающего вкус раков, которых он собирался съесть со своей капризной красавицей; теперь от этого пучка пряной травы зависело то, как он проведёт предстоящую ночь: в одиночестве, на коврике роскошной гостиной или в объятьях страстной прелестницы на спальных шелках.
В  ярко - пёстром гламурном царстве супермаркета для скромного укропа места не оказалось, зато встретил свою бывшую однокурсницу, сидевшей за кассой. Та было сначала смутилась, но потом, натянуто улыбнувшись, спросила традиционное: «как дела», как - будто они только вчера виделись и ей действительно было интересно, как он живёт. Он ответил такое же традиционное «нормально», хотя у самого было очень пасмурно на душе. А училась-то Танька хорошо, в аспирантуру, было, собиралась; наверное, замуж выскочила, не до высоких экономических материй было, а теперь вот житуха дипломированного экономиста за прилавок кинула, а могла и его перекособочить, ещё как могла.
Он ехал по городским колдобинам в сторону рынка со странным чувством: ему казалось, что весь город знает о цели его визита, и что каждый тычет в его сторону – это, мол, тот, который  ищет укроп, чтобы вечером … А дальше этот самый каждый продолжал размышлять уже в меру обузданности своей фантазии. Он ругал себя, считал, что причиной всех этих идиотских мыслей является его мнительность, и что надо избавляться от всех этих комплексов вины неизвестно перед кем и неизвестно за что. От всех этих  угрызений, уверял он себя, человек только слабеет характером и не способен управлять своей судьбой, становится мягкотелым, а отсюда идет непонимание и порой пренебрежение со стороны знакомых и коллег по работе.
На рынке, сером и каком-то замызганном, продавцов было больше чем покупателей, и лица у некоторых продающих были хмурые и невыразительные. Казалось, что они через силу стоят здесь, делая превеликое одолжение тем, кто пришёл сюда потратить свои деньги. Он прибыл сюда, чтобы приобрести этот злочастный пучок укропа и после этого побыстрей убраться из этого городка.
Рыночные лужи проверяли на прочность его ботинки, но он и не смотрел под ноги, его взор блуждал по торговым рядам, в надежде найти тот единственный пропуск к предстоящему ночному счастью. Его заискивающе зазывали, предлагая то капусту, то картошку, то морковку со свеклой. Потом пошли заезжие фрукты, вычурная яркость которых в другой бы раз и соблазнила его раскошелиться. Но сегодня его интересовала пахучая травка, благодаря которой он, пусть хоть и на одну ночь, станет повелителем одной соблазнительной прелестницы, любви которой добивались многие, а один, с  деньгами, даже женился. Но только он, Михаил Шевцов, смог завладеть её ветреным сердцем; так неужели теперь какой-то пучок укропа всё разрушит? А может, он просто сгущает краски, может она уже и забыла о своём странном желании, сидит и нетерпеливо ждёт его у окна и не потребует при встрече укропа. Глупо всё как-то, но если начал этот поиск и пообещал, то нужно идти до конца. А то приедет он без укропа, а она вдруг спросит о нём, что тогда - мокрой курицей смотреть ей в глазки и глупо оправдываться.               
И вдруг, о чудо! В самом краю овощного торгового ряда, у серой брезентовой палатки, он увидел пучок чего-то зелёного в руках сутулого бордового пальто с голубым беретом сверху. Сейчас этот пучок исчезнет в недрах пёстрой сумки, и тогда исчезнет вместе с ним и его последняя надежда. Он пустился бежать, толкнув кого-то по пути; бордовое пальто превратилось в старушку, держащую в правой руке, действительно, пучочек укропа. Она уже было сделала  движение этой рукой к сумке, но он ловко, не ожидая от самого себя такого, выдернул этот пучок из её слабенького бледно-розового кулачка. Та обернула на него удивлённое лицо, так удивляются дети в младенческом возрасте, у которых забрали вдруг любимую игрушку. Он старался не смотреть на старушечье удивление и сразу обратился к продавцу, дородной круглолицей даме, уже готовой от возмущения произнести нелестные слова в его адрес:
- Скажите, у вас ещё такой есть? Мне очень, очень нужно. Плачу любую цену.
- Это  последний, а как у вас хватает со …
И тут торговка увидела перед своим носом стодолларовую купюру, в нерешительности замялась, смягчив тон:
-  Даже не знаю … Завтра будет много укропа …. А что скажет бабуля?
Крепкая хваткая рука все-таки потянулась к деньгам.  Продавщица посмотрела на бабульку взглядом, говорящим:  «Ну что я могу поделать?»  В ответ старушечка запричитала:
- Хотела приболевшему деду супчика куриного сварить, с укропчиком хорошо бы было, и на тебе – из рук выдёргивают.
Но Михаил уже не слышал ни о дедуле, ни о супчике – он на всех парах несся к своей машине, видя только в ней сейчас надежное укрытие от всего этого чужого, серого, промозглого рыночного мира. В машине он откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза …
Город провожал его добрым дождём, за стеклом мир акварельно расплылся, распух как - то.
Он ругал за медлительность светофоры и ехавших впереди водителей. Ему быстрей хотелось выскочить на трассу и дам дать жару.
Блин, если б  впопыхах не забыл телефон, то позвонил бы ей, сказал, что приказание госпожи выполнено, и что он надеется на бурное вознаграждение предстоящей ночью. А вдруг она передумала есть этих раков с укропом? Тогда … тогда он её бросит, нечего голову морочить. Нет, так не должно быть. Тут представилось ему, как она нежно целует его в щёку, в благодарность за такой сумасбродный поступок, обещающе томно глядит и зовёт на кухню похрустеть раками; и будут раки сладко пахнуть укропчиком ….
К самому особняку он так и не доехал: её красное «Пежо» стояло у развилки. Когда он подошёл, она даже не вышла, открыла стекло и протянула ему его телефон.
- Сережа приехал, - не глядя на него, сухо произнесла. – Он нашёл твой телефон в ванной. Теперь он всё знает, он выдвинул ультиматум …. Мы должны расстаться … Ты должен меня понять ….
Он хотел было умолять её  бросить нелюбимого мужа, сейчас же уйти с ним, но глядя на её по-детски беспомощное, растерянное личико, понял, что не стоит этого делать.
- Ну что ж, пока? – как можно спокойнее произнёс он, швырнул в придорожные кусты телефон и направился к свой машине.
Когда его «Ауди» нервно тронулось, Анечка увидела, как из открытого окна на обочину полетел зелёный пучок.
- Достал всё-таки,- печально выдохнула она и, уткнувшись лицом в руль, зарыдала.
               


               
               

               
   
 


   
               


 




























         ПУЧОК УКРОПА      

                1.               
 Анечка Коробова, миловидная рыжая гарпия, в нежно – розовом, трепетном пеньюаре,  стрекозой слетела с синих шелков шикарного ночного ковчега в прохладу просторной спальни.
- Мишель, ты где? –  зазвенел колокольчиком её голосок. Засеменила голыми ногами в поисках своего ненаглядного.
- Мишель, ну ты где? – теперь уже мягко, по-кошачьи, позвала она.
Ну где же её Мишель, Михасик, Микимаусик? Если говорить проще и не в присутствии влюблённой дамы – Михаил Шевцов, служащий  среднего звена одного из подмосковных банков, молодой симпатичный  человек, как и многие столичные и околостоличные люди, ценящий комфорт и качество жизни, не забивающий себе голову сложностями как самой жизни, так и отношениями в любовных делах, поэтому всегда находящийся, в свободное от офиса время, в окружении прекраснейших особ, чаще всего замужних и состоятельных, одной из которых и была наша  Анечка Коробова, очаровательное,  легкомысленное создание, до одури нравящаяся  как сорокалетнему мужу-дипломату, так и более молодым гражданам, не зарабатывающим на политике деньги. По долгу службы её муж часто отсутствовал, и она оставалась одна, скучая и томясь, пока не встретила его, Мишеля, мягкого, искрометного, готового на всё ради неё. Их бурный роман длился месяца три; начавшись, как это часто случается, в одном из многочисленных ночных клубов  Москвы, он получил продолжение в загородном трехэтажном особняке, естественно, в отсутствие мужа.
Мишель на кухне, метражом этак двадцать на десять, стоял у плиты, колдуя над кастрюлькой, от которой шёл пар.
- Что это у нас? – весело поинтересовалась она, чмокнула его в свежевыбритую щеку, заглянула в кастрюльку. Сквозь кипящую воду на неё пялились красные раки.
- Уже почти готовы. Только укропчика сейчас кину. Мишель полез в холодильник, долго там созерцал его внутренности, почему-то  разочарованно выдохнул:
- А укропа  - то нет.
      И тут вдруг лицо Анечки наигранно выказало неодобрение такому повороту событий, словно этот недостающий укроп к ракам  был таким необходимым и нужным  на данный момент, что заставил её очень преочень   расстроиться. Белый лобик её нахмурился: казалось, что она решает сложную жизненную задачу.
- Значит так, решительно произнесла она. – Раки без укропа, что наша с тобой ночь без поцелуев. Ты должен достать мне укропа, иначе сегодня будешь спать в гостиной.
- Анечка, помилуй, до города тридцать километров! – пробовал уразуметь он.
- Ничего не знаю -  достань! – холодно прочеканила она.
Мишель в недоумении развёл руками, понимая, что спорить бесполезно.
                2.
               
Дорога на Сергиевск ему казалась утомительно долгой и однообразной, хотя и гнал он под сто. А еще вчера вечером летел пушинкой к своей ненаглядной, и вся трасса была залита теплым, несмотря на робкое дыхание марта, светом. Еще вдоль обочины лежал ещё тот, февральский снег, и корявые руки деревьев едва-едва наливались живородящей еле заметной краснотой. Сегодня снег присел, обрюзг, и было теплее, но молочно-серое одеяло небес давило на окружающий мир, делая его мельче, будничнее, а тут еще паршивое настроение из-за этого дурацкого пучка укропа. И дернуло же его варить этих раков. И вообще – за этот укроп не нужно было вспоминать, и без него можно было варить. Где ж теперь искать его, в такое время-то.  В первую очередь, нужно посетить центральный рынок, нет, сначала лучше по супермаркетам прошвырнуться, благо их всего парочка на весь городок. Сам город – так себе: за  полдня его можно так досконально изучить, пересчитав при этом всех его бездомных собак, увидеть яркий фасад единственной гостиницы в три этажа, претендующей на роскошь разве только солидной платной автостоянкой и отражающей в своих окнах здание мэрии. А можно ещё, для общего развития, потолкаться на барахолке, купив себе совсем  ненужную вещь, а так, лишь бы каким предметом отметить своё пребывание здесь, да много ещё чего ненужного можно сделать в этом городишке.
Теперь же этот город стал  интересен Мишелю из-за несчастного пучка укропа, улучшающего вкус раков, которых он собирался съесть со своей капризной красавицей; теперь от этого пучка пряной травы зависело то, как он проведёт предстоящую ночь: в одиночестве, на коврике роскошной гостиной или в объятьях страстной прелестницы на спальных шелках.
В  ярко - пёстром гламурном царстве супермаркета для скромного укропа места не оказалось, зато встретил свою бывшую однокурсницу, сидевшей за кассой. Та было сначала смутилась, но потом, натянуто улыбнувшись, спросила традиционное: «как дела», как - будто они только вчера виделись и ей действительно было интересно, как он живёт. Он ответил такое же традиционное «нормально», хотя у самого было очень пасмурно на душе. А училась-то Танька хорошо, в аспирантуру, было, собиралась; наверное, замуж выскочила, не до высоких экономических материй было, а теперь вот житуха дипломированного экономиста за прилавок кинула, а могла и его перекособочить, ещё как могла.
Он ехал по городским колдобинам в сторону рынка со странным чувством: ему казалось, что весь город знает о цели его визита, и что каждый тычет в его сторону – это, мол, тот, который  ищет укроп, чтобы вечером … А дальше этот самый каждый продолжал размышлять уже в меру обузданности своей фантазии. Он ругал себя, считал, что причиной всех этих идиотских мыслей является его мнительность, и что надо избавляться от всех этих комплексов вины неизвестно перед кем и неизвестно за что. От всех этих  угрызений, уверял он себя, человек только слабеет характером и не способен управлять своей судьбой, становится мягкотелым, а отсюда идет непонимание и порой пренебрежение со стороны знакомых и коллег по работе.
На рынке, сером и каком-то замызганном, продавцов было больше чем покупателей, и лица у некоторых продающих были хмурые и невыразительные. Казалось, что они через силу стоят здесь, делая превеликое одолжение тем, кто пришёл сюда потратить свои деньги. Он прибыл сюда, чтобы приобрести этот злочастный пучок укропа и после этого побыстрей убраться из этого городка.
Рыночные лужи проверяли на прочность его ботинки, но он и не смотрел под ноги, его взор блуждал по торговым рядам, в надежде найти тот единственный пропуск к предстоящему ночному счастью. Его заискивающе зазывали, предлагая то капусту, то картошку, то морковку со свеклой. Потом пошли заезжие фрукты, вычурная яркость которых в другой бы раз и соблазнила его раскошелиться. Но сегодня его интересовала пахучая травка, благодаря которой он, пусть хоть и на одну ночь, станет повелителем одной соблазнительной прелестницы, любви которой добивались многие, а один, с  деньгами, даже женился. Но только он, Михаил Шевцов, смог завладеть её ветреным сердцем; так неужели теперь какой-то пучок укропа всё разрушит? А может, он просто сгущает краски, может она уже и забыла о своём странном желании, сидит и нетерпеливо ждёт его у окна и не потребует при встрече укропа. Глупо всё как-то, но если начал этот поиск и пообещал, то нужно идти до конца. А то приедет он без укропа, а она вдруг спросит о нём, что тогда - мокрой курицей смотреть ей в глазки и глупо оправдываться.               
И вдруг, о чудо! В самом краю овощного торгового ряда, у серой брезентовой палатки, он увидел пучок чего-то зелёного в руках сутулого бордового пальто с голубым беретом сверху. Сейчас этот пучок исчезнет в недрах пёстрой сумки, и тогда исчезнет вместе с ним и его последняя надежда. Он пустился бежать, толкнув кого-то по пути; бордовое пальто превратилось в старушку, держащую в правой руке, действительно, пучочек укропа. Она уже было сделала  движение этой рукой к сумке, но он ловко, не ожидая от самого себя такого, выдернул этот пучок из её слабенького бледно-розового кулачка. Та обернула на него удивлённое лицо, так удивляются дети в младенческом возрасте, у которых забрали вдруг любимую игрушку. Он старался не смотреть на старушечье удивление и сразу обратился к продавцу, дородной круглолицей даме, уже готовой от возмущения произнести нелестные слова в его адрес:
- Скажите, у вас ещё такой есть? Мне очень, очень нужно. Плачу любую цену.
- Это  последний, а как у вас хватает со …
И тут торговка увидела перед своим носом стодолларовую купюру, в нерешительности замялась, смягчив тон:
-  Даже не знаю … Завтра будет много укропа …. А что скажет бабуля?
Крепкая хваткая рука все-таки потянулась к деньгам.  Продавщица посмотрела на бабульку взглядом, говорящим:  «Ну что я могу поделать?»  В ответ старушечка запричитала:
- Хотела приболевшему деду супчика куриного сварить, с укропчиком хорошо бы было, и на тебе – из рук выдёргивают.
Но Михаил уже не слышал ни о дедуле, ни о супчике – он на всех парах несся к своей машине, видя только в ней сейчас надежное укрытие от всего этого чужого, серого, промозглого рыночного мира. В машине он откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза …
Город провожал его добрым дождём, за стеклом мир акварельно расплылся, распух как - то.
Он ругал за медлительность светофоры и ехавших впереди водителей. Ему быстрей хотелось выскочить на трассу и дам дать жару.
Блин, если б  впопыхах не забыл телефон, то позвонил бы ей, сказал, что приказание госпожи выполнено, и что он надеется на бурное вознаграждение предстоящей ночью. А вдруг она передумала есть этих раков с укропом? Тогда … тогда он её бросит, нечего голову морочить. Нет, так не должно быть. Тут представилось ему, как она нежно целует его в щёку, в благодарность за такой сумасбродный поступок, обещающе томно глядит и зовёт на кухню похрустеть раками; и будут раки сладко пахнуть укропчиком ….
К самому особняку он так и не доехал: её красное «Пежо» стояло у развилки. Когда он подошёл, она даже не вышла, открыла стекло и протянула ему его телефон.
- Сережа приехал, - не глядя на него, сухо произнесла. – Он нашёл твой телефон в ванной. Теперь он всё знает, он выдвинул ультиматум …. Мы должны расстаться … Ты должен меня понять ….
Он хотел было умолять её  бросить нелюбимого мужа, сейчас же уйти с ним, но глядя на её по-детски беспомощное, растерянное личико, понял, что не стоит этого делать.
- Ну что ж, пока? – как можно спокойнее произнёс он, швырнул в придорожные кусты телефон и направился к свой машине.
Когда его «Ауди» нервно тронулось, Анечка увидела, как из открытого окна на обочину полетел зелёный пучок.
- Достал всё-таки,- печально выдохнула она и, уткнувшись лицом в руль, зарыдала.
               


               
               

               
   
 


   
               


 




























         ПУЧОК УКРОПА      

                1.               
 Анечка Коробова, миловидная рыжая гарпия, в нежно – розовом, трепетном пеньюаре,  стрекозой слетела с синих шелков шикарного ночного ковчега в прохладу просторной спальни.
- Мишель, ты где? –  зазвенел колокольчиком её голосок. Засеменила голыми ногами в поисках своего ненаглядного.
- Мишель, ну ты где? – теперь уже мягко, по-кошачьи, позвала она.
Ну где же её Мишель, Михасик, Микимаусик? Если говорить проще и не в присутствии влюблённой дамы – Михаил Шевцов, служащий  среднего звена одного из подмосковных банков, молодой симпатичный  человек, как и многие столичные и околостоличные люди, ценящий комфорт и качество жизни, не забивающий себе голову сложностями как самой жизни, так и отношениями в любовных делах, поэтому всегда находящийся, в свободное от офиса время, в окружении прекраснейших особ, чаще всего замужних и состоятельных, одной из которых и была наша  Анечка Коробова, очаровательное,  легкомысленное создание, до одури нравящаяся  как сорокалетнему мужу-дипломату, так и более молодым гражданам, не зарабатывающим на политике деньги. По долгу службы её муж часто отсутствовал, и она оставалась одна, скучая и томясь, пока не встретила его, Мишеля, мягкого, искрометного, готового на всё ради неё. Их бурный роман длился месяца три; начавшись, как это часто случается, в одном из многочисленных ночных клубов  Москвы, он получил продолжение в загородном трехэтажном особняке, естественно, в отсутствие мужа.
Мишель на кухне, метражом этак двадцать на десять, стоял у плиты, колдуя над кастрюлькой, от которой шёл пар.
- Что это у нас? – весело поинтересовалась она, чмокнула его в свежевыбритую щеку, заглянула в кастрюльку. Сквозь кипящую воду на неё пялились красные раки.
- Уже почти готовы. Только укропчика сейчас кину. Мишель полез в холодильник, долго там созерцал его внутренности, почему-то  разочарованно выдохнул:
- А укропа  - то нет.
      И тут вдруг лицо Анечки наигранно выказало неодобрение такому повороту событий, словно этот недостающий укроп к ракам  был таким необходимым и нужным  на данный момент, что заставил её очень преочень   расстроиться. Белый лобик её нахмурился: казалось, что она решает сложную жизненную задачу.
- Значит так, решительно произнесла она. – Раки без укропа, что наша с тобой ночь без поцелуев. Ты должен достать мне укропа, иначе сегодня будешь спать в гостиной.
- Анечка, помилуй, до города тридцать километров! – пробовал уразуметь он.
- Ничего не знаю -  достань! – холодно прочеканила она.
Мишель в недоумении развёл руками, понимая, что спорить бесполезно.
                2.
               
Дорога на Сергиевск ему казалась утомительно долгой и однообразной, хотя и гнал он под сто. А еще вчера вечером летел пушинкой к своей ненаглядной, и вся трасса была залита теплым, несмотря на робкое дыхание марта, светом. Еще вдоль обочины лежал ещё тот, февральский снег, и корявые руки деревьев едва-едва наливались живородящей еле заметной краснотой. Сегодня снег присел, обрюзг, и было теплее, но молочно-серое одеяло небес давило на окружающий мир, делая его мельче, будничнее, а тут еще паршивое настроение из-за этого дурацкого пучка укропа. И дернуло же его варить этих раков. И вообще – за этот укроп не нужно было вспоминать, и без него можно было варить. Где ж теперь искать его, в такое время-то.  В первую очередь, нужно посетить центральный рынок, нет, сначала лучше по супермаркетам прошвырнуться, благо их всего парочка на весь городок. Сам город – так себе: за  полдня его можно так досконально изучить, пересчитав при этом всех его бездомных собак, увидеть яркий фасад единственной гостиницы в три этажа, претендующей на роскошь разве только солидной платной автостоянкой и отражающей в своих окнах здание мэрии. А можно ещё, для общего развития, потолкаться на барахолке, купив себе совсем  ненужную вещь, а так, лишь бы каким предметом отметить своё пребывание здесь, да много ещё чего ненужного можно сделать в этом городишке.
Теперь же этот город стал  интересен Мишелю из-за несчастного пучка укропа, улучшающего вкус раков, которых он собирался съесть со своей капризной красавицей; теперь от этого пучка пряной травы зависело то, как он проведёт предстоящую ночь: в одиночестве, на коврике роскошной гостиной или в объятьях страстной прелестницы на спальных шелках.
В  ярко - пёстром гламурном царстве супермаркета для скромного укропа места не оказалось, зато встретил свою бывшую однокурсницу, сидевшей за кассой. Та было сначала смутилась, но потом, натянуто улыбнувшись, спросила традиционное: «как дела», как - будто они только вчера виделись и ей действительно было интересно, как он живёт. Он ответил такое же традиционное «нормально», хотя у самого было очень пасмурно на душе. А училась-то Танька хорошо, в аспирантуру, было, собиралась; наверное, замуж выскочила, не до высоких экономических материй было, а теперь вот житуха дипломированного экономиста за прилавок кинула, а могла и его перекособочить, ещё как могла.
Он ехал по городским колдобинам в сторону рынка со странным чувством: ему казалось, что весь город знает о цели его визита, и что каждый тычет в его сторону – это, мол, тот, который  ищет укроп, чтобы вечером … А дальше этот самый каждый продолжал размышлять уже в меру обузданности своей фантазии. Он ругал себя, считал, что причиной всех этих идиотских мыслей является его мнительность, и что надо избавляться от всех этих комплексов вины неизвестно перед кем и неизвестно за что. От всех этих  угрызений, уверял он себя, человек только слабеет характером и не способен управлять своей судьбой, становится мягкотелым, а отсюда идет непонимание и порой пренебрежение со стороны знакомых и коллег по работе.
На рынке, сером и каком-то замызганном, продавцов было больше чем покупателей, и лица у некоторых продающих были хмурые и невыразительные. Казалось, что они через силу стоят здесь, делая превеликое одолжение тем, кто пришёл сюда потратить свои деньги. Он прибыл сюда, чтобы приобрести этот злочастный пучок укропа и после этого побыстрей убраться из этого городка.
Рыночные лужи проверяли на прочность его ботинки, но он и не смотрел под ноги, его взор блуждал по торговым рядам, в надежде найти тот единственный пропуск к предстоящему ночному счастью. Его заискивающе зазывали, предлагая то капусту, то картошку, то морковку со свеклой. Потом пошли заезжие фрукты, вычурная яркость которых в другой бы раз и соблазнила его раскошелиться. Но сегодня его интересовала пахучая травка, благодаря которой он, пусть хоть и на одну ночь, станет повелителем одной соблазнительной прелестницы, любви которой добивались многие, а один, с  деньгами, даже женился. Но только он, Михаил Шевцов, смог завладеть её ветреным сердцем; так неужели теперь какой-то пучок укропа всё разрушит? А может, он просто сгущает краски, может она уже и забыла о своём странном желании, сидит и нетерпеливо ждёт его у окна и не потребует при встрече укропа. Глупо всё как-то, но если начал этот поиск и пообещал, то нужно идти до конца. А то приедет он без укропа, а она вдруг спросит о нём, что тогда - мокрой курицей смотреть ей в глазки и глупо оправдываться.               
И вдруг, о чудо! В самом краю овощного торгового ряда, у серой брезентовой палатки, он увидел пучок чего-то зелёного в руках сутулого бордового пальто с голубым беретом сверху. Сейчас этот пучок исчезнет в недрах пёстрой сумки, и тогда исчезнет вместе с ним и его последняя надежда. Он пустился бежать, толкнув кого-то по пути; бордовое пальто превратилось в старушку, держащую в правой руке, действительно, пучочек укропа. Она уже было сделала  движение этой рукой к сумке, но он ловко, не ожидая от самого себя такого, выдернул этот пучок из её слабенького бледно-розового кулачка. Та обернула на него удивлённое лицо, так удивляются дети в младенческом возрасте, у которых забрали вдруг любимую игрушку. Он старался не смотреть на старушечье удивление и сразу обратился к продавцу, дородной круглолицей даме, уже готовой от возмущения произнести нелестные слова в его адрес:
- Скажите, у вас ещё такой есть? Мне очень, очень нужно. Плачу любую цену.
- Это  последний, а как у вас хватает со …
И тут торговка увидела перед своим носом стодолларовую купюру, в нерешительности замялась, смягчив тон:
-  Даже не знаю … Завтра будет много укропа …. А что скажет бабуля?
Крепкая хваткая рука все-таки потянулась к деньгам.  Продавщица посмотрела на бабульку взглядом, говорящим:  «Ну что я могу поделать?»  В ответ старушечка запричитала:
- Хотела приболевшему деду супчика куриного сварить, с укропчиком хорошо бы было, и на тебе – из рук выдёргивают.
Но Михаил уже не слышал ни о дедуле, ни о супчике – он на всех парах несся к своей машине, видя только в ней сейчас надежное укрытие от всего этого чужого, серого, промозглого рыночного мира. В машине он откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза …
Город провожал его добрым дождём, за стеклом мир акварельно расплылся, распух как - то.
Он ругал за медлительность светофоры и ехавших впереди водителей. Ему быстрей хотелось выскочить на трассу и дам дать жару.
Блин, если б  впопыхах не забыл телефон, то позвонил бы ей, сказал, что приказание госпожи выполнено, и что он надеется на бурное вознаграждение предстоящей ночью. А вдруг она передумала есть этих раков с укропом? Тогда … тогда он её бросит, нечего голову морочить. Нет, так не должно быть. Тут представилось ему, как она нежно целует его в щёку, в благодарность за такой сумасбродный поступок, обещающе томно глядит и зовёт на кухню похрустеть раками; и будут раки сладко пахнуть укропчиком ….
К самому особняку он так и не доехал: её красное «Пежо» стояло у развилки. Когда он подошёл, она даже не вышла, открыла стекло и протянула ему его телефон.
- Сережа приехал, - не глядя на него, сухо произнесла. – Он нашёл твой телефон в ванной. Теперь он всё знает, он выдвинул ультиматум …. Мы должны расстаться … Ты должен меня понять ….
Он хотел было умолять её  бросить нелюбимого мужа, сейчас же уйти с ним, но глядя на её по-детски беспомощное, растерянное личико, понял, что не стоит этого делать.
- Ну что ж, пока? – как можно спокойнее произнёс он, швырнул в придорожные кусты телефон и направился к свой машине.
Когда его «Ауди» нервно тронулось, Анечка увидела, как из открытого окна на обочину полетел зелёный пучок.
- Достал всё-таки,- печально выдохнула она и, уткнувшись лицом в руль, зарыдала.
               


               
               

               
   
 


   
               


 




























         ПУЧОК УКРОПА      

                1.               
 Анечка Коробова, миловидная рыжая гарпия, в нежно – розовом, трепетном пеньюаре,  стрекозой слетела с синих шелков шикарного ночного ковчега в прохладу просторной спальни.
- Мишель, ты где? –  зазвенел колокольчиком её голосок. Засеменила голыми ногами в поисках своего ненаглядного.
- Мишель, ну ты где? – теперь уже мягко, по-кошачьи, позвала она.
Ну где же её Мишель, Михасик, Микимаусик? Если говорить проще и не в присутствии влюблённой дамы – Михаил Шевцов, служащий  среднего звена одного из подмосковных банков, молодой симпатичный  человек, как и многие столичные и околостоличные люди, ценящий комфорт и качество жизни, не забивающий себе голову сложностями как самой жизни, так и отношениями в любовных делах, поэтому всегда находящийся, в свободное от офиса время, в окружении прекраснейших особ, чаще всего замужних и состоятельных, одной из которых и была наша  Анечка Коробова, очаровательное,  легкомысленное создание, до одури нравящаяся  как сорокалетнему мужу-дипломату, так и более молодым гражданам, не зарабатывающим на политике деньги. По долгу службы её муж часто отсутствовал, и она оставалась одна, скучая и томясь, пока не встретила его, Мишеля, мягкого, искрометного, готового на всё ради неё. Их бурный роман длился месяца три; начавшись, как это часто случается, в одном из многочисленных ночных клубов  Москвы, он получил продолжение в загородном трехэтажном особняке, естественно, в отсутствие мужа.
Мишель на кухне, метражом этак двадцать на десять, стоял у плиты, колдуя над кастрюлькой, от которой шёл пар.
- Что это у нас? – весело поинтересовалась она, чмокнула его в свежевыбритую щеку, заглянула в кастрюльку. Сквозь кипящую воду на неё пялились красные раки.
- Уже почти готовы. Только укропчика сейчас кину. Мишель полез в холодильник, долго там созерцал его внутренности, почему-то  разочарованно выдохнул:
- А укропа  - то нет.
      И тут вдруг лицо Анечки наигранно выказало неодобрение такому повороту событий, словно этот недостающий укроп к ракам  был таким необходимым и нужным  на данный момент, что заставил её очень преочень   расстроиться. Белый лобик её нахмурился: казалось, что она решает сложную жизненную задачу.
- Значит так, решительно произнесла она. – Раки без укропа, что наша с тобой ночь без поцелуев. Ты должен достать мне укропа, иначе сегодня будешь спать в гостиной.
- Анечка, помилуй, до города тридцать километров! – пробовал уразуметь он.
- Ничего не знаю -  достань! – холодно прочеканила она.
Мишель в недоумении развёл руками, понимая, что спорить бесполезно.
                2.
               
Дорога на Сергиевск ему казалась утомительно долгой и однообразной, хотя и гнал он под сто. А еще вчера вечером летел пушинкой к своей ненаглядной, и вся трасса была залита теплым, несмотря на робкое дыхание марта, светом. Еще вдоль обочины лежал ещё тот, февральский снег, и корявые руки деревьев едва-едва наливались живородящей еле заметной краснотой. Сегодня снег присел, обрюзг, и было теплее, но молочно-серое одеяло небес давило на окружающий мир, делая его мельче, будничнее, а тут еще паршивое настроение из-за этого дурацкого пучка укропа. И дернуло же его варить этих раков. И вообще – за этот укроп не нужно было вспоминать, и без него можно было варить. Где ж теперь искать его, в такое время-то.  В первую очередь, нужно посетить центральный рынок, нет, сначала лучше по супермаркетам прошвырнуться, благо их всего парочка на весь городок. Сам город – так себе: за  полдня его можно так досконально изучить, пересчитав при этом всех его бездомных собак, увидеть яркий фасад единственной гостиницы в три этажа, претендующей на роскошь разве только солидной платной автостоянкой и отражающей в своих окнах здание мэрии. А можно ещё, для общего развития, потолкаться на барахолке, купив себе совсем  ненужную вещь, а так, лишь бы каким предметом отметить своё пребывание здесь, да много ещё чего ненужного можно сделать в этом городишке.
Теперь же этот город стал  интересен Мишелю из-за несчастного пучка укропа, улучшающего вкус раков, которых он собирался съесть со своей капризной красавицей; теперь от этого пучка пряной травы зависело то, как он проведёт предстоящую ночь: в одиночестве, на коврике роскошной гостиной или в объятьях страстной прелестницы на спальных шелках.
В  ярко - пёстром гламурном царстве супермаркета для скромного укропа места не оказалось, зато встретил свою бывшую однокурсницу, сидевшей за кассой. Та было сначала смутилась, но потом, натянуто улыбнувшись, спросила традиционное: «как дела», как - будто они только вчера виделись и ей действительно было интересно, как он живёт. Он ответил такое же традиционное «нормально», хотя у самого было очень пасмурно на душе. А училась-то Танька хорошо, в аспирантуру, было, собиралась; наверное, замуж выскочила, не до высоких экономических материй было, а теперь вот житуха дипломированного экономиста за прилавок кинула, а могла и его перекособочить, ещё как могла.
Он ехал по городским колдобинам в сторону рынка со странным чувством: ему казалось, что весь город знает о цели его визита, и что каждый тычет в его сторону – это, мол, тот, который  ищет укроп, чтобы вечером … А дальше этот самый каждый продолжал размышлять уже в меру обузданности своей фантазии. Он ругал себя, считал, что причиной всех этих идиотских мыслей является его мнительность, и что надо избавляться от всех этих комплексов вины неизвестно перед кем и неизвестно за что. От всех этих  угрызений, уверял он себя, человек только слабеет характером и не способен управлять своей судьбой, становится мягкотелым, а отсюда идет непонимание и порой пренебрежение со стороны знакомых и коллег по работе.
На рынке, сером и каком-то замызганном, продавцов было больше чем покупателей, и лица у некоторых продающих были хмурые и невыразительные. Казалось, что они через силу стоят здесь, делая превеликое одолжение тем, кто пришёл сюда потратить свои деньги. Он прибыл сюда, чтобы приобрести этот злочастный пучок укропа и после этого побыстрей убраться из этого городка.
Рыночные лужи проверяли на прочность его ботинки, но он и не смотрел под ноги, его взор блуждал по торговым рядам, в надежде найти тот единственный пропуск к предстоящему ночному счастью. Его заискивающе зазывали, предлагая то капусту, то картошку, то морковку со свеклой. Потом пошли заезжие фрукты, вычурная яркость которых в другой бы раз и соблазнила его раскошелиться. Но сегодня его интересовала пахучая травка, благодаря которой он, пусть хоть и на одну ночь, станет повелителем одной соблазнительной прелестницы, любви которой добивались многие, а один, с  деньгами, даже женился. Но только он, Михаил Шевцов, смог завладеть её ветреным сердцем; так неужели теперь какой-то пучок укропа всё разрушит? А может, он просто сгущает краски, может она уже и забыла о своём странном желании, сидит и нетерпеливо ждёт его у окна и не потребует при встрече укропа. Глупо всё как-то, но если начал этот поиск и пообещал, то нужно идти до конца. А то приедет он без укропа, а она вдруг спросит о нём, что тогда - мокрой курицей смотреть ей в глазки и глупо оправдываться.               
И вдруг, о чудо! В самом краю овощного торгового ряда, у серой брезентовой палатки, он увидел пучок чего-то зелёного в руках сутулого бордового пальто с голубым беретом сверху. Сейчас этот пучок исчезнет в недрах пёстрой сумки, и тогда исчезнет вместе с ним и его последняя надежда. Он пустился бежать, толкнув кого-то по пути; бордовое пальто превратилось в старушку, держащую в правой руке, действительно, пучочек укропа. Она уже было сделала  движение этой рукой к сумке, но он ловко, не ожидая от самого себя такого, выдернул этот пучок из её слабенького бледно-розового кулачка. Та обернула на него удивлённое лицо, так удивляются дети в младенческом возрасте, у которых забрали вдруг любимую игрушку. Он старался не смотреть на старушечье удивление и сразу обратился к продавцу, дородной круглолицей даме, уже готовой от возмущения произнести нелестные слова в его адрес:
- Скажите, у вас ещё такой есть? Мне очень, очень нужно. Плачу любую цену.
- Это  последний, а как у вас хватает со …
И тут торговка увидела перед своим носом стодолларовую купюру, в нерешительности замялась, смягчив тон:
-  Даже не знаю … Завтра будет много укропа …. А что скажет бабуля?
Крепкая хваткая рука все-таки потянулась к деньгам.  Продавщица посмотрела на бабульку взглядом, говорящим:  «Ну что я могу поделать?»  В ответ старушечка запричитала:
- Хотела приболевшему деду супчика куриного сварить, с укропчиком хорошо бы было, и на тебе – из рук выдёргивают.
Но Михаил уже не слышал ни о дедуле, ни о супчике – он на всех парах несся к своей машине, видя только в ней сейчас надежное укрытие от всего этого чужого, серого, промозглого рыночного мира. В машине он откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза …
Город провожал его добрым дождём, за стеклом мир акварельно расплылся, распух как - то.
Он ругал за медлительность светофоры и ехавших впереди водителей. Ему быстрей хотелось выскочить на трассу и дам дать жару.
Блин, если б  впопыхах не забыл телефон, то позвонил бы ей, сказал, что приказание госпожи выполнено, и что он надеется на бурное вознаграждение предстоящей ночью. А вдруг она передумала есть этих раков с укропом? Тогда … тогда он её бросит, нечего голову морочить. Нет, так не должно быть. Тут представилось ему, как она нежно целует его в щёку, в благодарность за такой сумасбродный поступок, обещающе томно глядит и зовёт на кухню похрустеть раками; и будут раки сладко пахнуть укропчиком ….
К самому особняку он так и не доехал: её красное «Пежо» стояло у развилки. Когда он подошёл, она даже не вышла, открыла стекло и протянула ему его телефон.
- Сережа приехал, - не глядя на него, сухо произнесла. – Он нашёл твой телефон в ванной. Теперь он всё знает, он выдвинул ультиматум …. Мы должны расстаться … Ты должен меня понять ….
Он хотел было умолять её  бросить нелюбимого мужа, сейчас же уйти с ним, но глядя на её по-детски беспомощное, растерянное личико, понял, что не стоит этого делать.
- Ну что ж, пока? – как можно спокойнее произнёс он, швырнул в придорожные кусты телефон и направился к свой машине.
Когда его «Ауди» нервно тронулось, Анечка увидела, как из открытого окна на обочину полетел зелёный пучок.
- Достал всё-таки,- печально выдохнула она и, уткнувшись лицом в руль, зарыдала.
               


               
               

               
   
 


   
               


 




























         ПУЧОК УКРОПА      

                1.               
 Анечка Коробова, миловидная рыжая гарпия, в нежно – розовом, трепетном пеньюаре,  стрекозой слетела с синих шелков шикарного ночного ковчега в прохладу просторной спальни.
- Мишель, ты где? –  зазвенел колокольчиком её голосок. Засеменила голыми ногами в поисках своего ненаглядного.
- Мишель, ну ты где? – теперь уже мягко, по-кошачьи, позвала она.
Ну где же её Мишель, Михасик, Микимаусик? Если говорить проще и не в присутствии влюблённой дамы – Михаил Шевцов, служащий  среднего звена одного из подмосковных банков, молодой симпатичный  человек, как и многие столичные и околостоличные люди, ценящий комфорт и качество жизни, не забивающий себе голову сложностями как самой жизни, так и отношениями в любовных делах, поэтому всегда находящийся, в свободное от офиса время, в окружении прекраснейших особ, чаще всего замужних и состоятельных, одной из которых и была наша  Анечка Коробова, очаровательное,  легкомысленное создание, до одури нравящаяся  как сорокалетнему мужу-дипломату, так и более молодым гражданам, не зарабатывающим на политике деньги. По долгу службы её муж часто отсутствовал, и она оставалась одна, скучая и томясь, пока не встретила его, Мишеля, мягкого, искрометного, готового на всё ради неё. Их бурный роман длился месяца три; начавшись, как это часто случается, в одном из многочисленных ночных клубов  Москвы, он получил продолжение в загородном трехэтажном особняке, естественно, в отсутствие мужа.
Мишель на кухне, метражом этак двадцать на десять, стоял у плиты, колдуя над кастрюлькой, от которой шёл пар.
- Что это у нас? – весело поинтересовалась она, чмокнула его в свежевыбритую щеку, заглянула в кастрюльку. Сквозь кипящую воду на неё пялились красные раки.
- Уже почти готовы. Только укропчика сейчас кину. Мишель полез в холодильник, долго там созерцал его внутренности, почему-то  разочарованно выдохнул:
- А укропа  - то нет.
      И тут вдруг лицо Анечки наигранно выказало неодобрение такому повороту событий, словно этот недостающий укроп к ракам  был таким необходимым и нужным  на данный момент, что заставил её очень преочень   расстроиться. Белый лобик её нахмурился: казалось, что она решает сложную жизненную задачу.
- Значит так, решительно произнесла она. – Раки без укропа, что наша с тобой ночь без поцелуев. Ты должен достать мне укропа, иначе сегодня будешь спать в гостиной.
- Анечка, помилуй, до города тридцать километров! – пробовал уразуметь он.
- Ничего не знаю -  достань! – холодно прочеканила она.
Мишель в недоумении развёл руками, понимая, что спорить бесполезно.
                2.
               
Дорога на Сергиевск ему казалась утомительно долгой и однообразной, хотя и гнал он под сто. А еще вчера вечером летел пушинкой к своей ненаглядной, и вся трасса была залита теплым, несмотря на робкое дыхание марта, светом. Еще вдоль обочины лежал ещё тот, февральский снег, и корявые руки деревьев едва-едва наливались живородящей еле заметной краснотой. Сегодня снег присел, обрюзг, и было теплее, но молочно-серое одеяло небес давило на окружающий мир, делая его мельче, будничнее, а тут еще паршивое настроение из-за этого дурацкого пучка укропа. И дернуло же его варить этих раков. И вообще – за этот укроп не нужно было вспоминать, и без него можно было варить. Где ж теперь искать его, в такое время-то.  В первую очередь, нужно посетить центральный рынок, нет, сначала лучше по супермаркетам прошвырнуться, благо их всего парочка на весь городок. Сам город – так себе: за  полдня его можно так досконально изучить, пересчитав при этом всех его бездомных собак, увидеть яркий фасад единственной гостиницы в три этажа, претендующей на роскошь разве только солидной платной автостоянкой и отражающей в своих окнах здание мэрии. А можно ещё, для общего развития, потолкаться на барахолке, купив себе совсем  ненужную вещь, а так, лишь бы каким предметом отметить своё пребывание здесь, да много ещё чего ненужного можно сделать в этом городишке.
Теперь же этот город стал  интересен Мишелю из-за несчастного пучка укропа, улучшающего вкус раков, которых он собирался съесть со своей капризной красавицей; теперь от этого пучка пряной травы зависело то, как он проведёт предстоящую ночь: в одиночестве, на коврике роскошной гостиной или в объятьях страстной прелестницы на спальных шелках.
В  ярко - пёстром гламурном царстве супермаркета для скромного укропа места не оказалось, зато встретил свою бывшую однокурсницу, сидевшей за кассой. Та было сначала смутилась, но потом, натянуто улыбнувшись, спросила традиционное: «как дела», как - будто они только вчера виделись и ей действительно было интересно, как он живёт. Он ответил такое же традиционное «нормально», хотя у самого было очень пасмурно на душе. А училась-то Танька хорошо, в аспирантуру, было, собиралась; наверное, замуж выскочила, не до высоких экономических материй было, а теперь вот житуха дипломированного экономиста за прилавок кинула, а могла и его перекособочить, ещё как могла.
Он ехал по городским колдобинам в сторону рынка со странным чувством: ему казалось, что весь город знает о цели его визита, и что каждый тычет в его сторону – это, мол, тот, который  ищет укроп, чтобы вечером … А дальше этот самый каждый продолжал размышлять уже в меру обузданности своей фантазии. Он ругал себя, считал, что причиной всех этих идиотских мыслей является его мнительность, и что надо избавляться от всех этих комплексов вины неизвестно перед кем и неизвестно за что. От всех этих  угрызений, уверял он себя, человек только слабеет характером и не способен управлять своей судьбой, становится мягкотелым, а отсюда идет непонимание и порой пренебрежение со стороны знакомых и коллег по работе.
На рынке, сером и каком-то замызганном, продавцов было больше чем покупателей, и лица у некоторых продающих были хмурые и невыразительные. Казалось, что они через силу стоят здесь, делая превеликое одолжение тем, кто пришёл сюда потратить свои деньги. Он прибыл сюда, чтобы приобрести этот злочастный пучок укропа и после этого побыстрей убраться из этого городка.
Рыночные лужи проверяли на прочность его ботинки, но он и не смотрел под ноги, его взор блуждал по торговым рядам, в надежде найти тот единственный пропуск к предстоящему ночному счастью. Его заискивающе зазывали, предлагая то капусту, то картошку, то морковку со свеклой. Потом пошли заезжие фрукты, вычурная яркость которых в другой бы раз и соблазнила его раскошелиться. Но сегодня его интересовала пахучая травка, благодаря которой он, пусть хоть и на одну ночь, станет повелителем одной соблазнительной прелестницы, любви которой добивались многие, а один, с  деньгами, даже женился. Но только он, Михаил Шевцов, смог завладеть её ветреным сердцем; так неужели теперь какой-то пучок укропа всё разрушит? А может, он просто сгущает краски, может она уже и забыла о своём странном желании, сидит и нетерпеливо ждёт его у окна и не потребует при встрече укропа. Глупо всё как-то, но если начал этот поиск и пообещал, то нужно идти до конца. А то приедет он без укропа, а она вдруг спросит о нём, что тогда - мокрой курицей смотреть ей в глазки и глупо оправдываться.               
И вдруг, о чудо! В самом краю овощного торгового ряда, у серой брезентовой палатки, он увидел пучок чего-то зелёного в руках сутулого бордового пальто с голубым беретом сверху. Сейчас этот пучок исчезнет в недрах пёстрой сумки, и тогда исчезнет вместе с ним и его последняя надежда. Он пустился бежать, толкнув кого-то по пути; бордовое пальто превратилось в старушку, держащую в правой руке, действительно, пучочек укропа. Она уже было сделала  движение этой рукой к сумке, но он ловко, не ожидая от самого себя такого, выдернул этот пучок из её слабенького бледно-розового кулачка. Та обернула на него удивлённое лицо, так удивляются дети в младенческом возрасте, у которых забрали вдруг любимую игрушку. Он старался не смотреть на старушечье удивление и сразу обратился к продавцу, дородной круглолицей даме, уже готовой от возмущения произнести нелестные слова в его адрес:
- Скажите, у вас ещё такой есть? Мне очень, очень нужно. Плачу любую цену.
- Это  последний, а как у вас хватает со …
И тут торговка увидела перед своим носом стодолларовую купюру, в нерешительности замялась, смягчив тон:
-  Даже не знаю … Завтра будет много укропа …. А что скажет бабуля?
Крепкая хваткая рука все-таки потянулась к деньгам.  Продавщица посмотрела на бабульку взглядом, говорящим:  «Ну что я могу поделать?»  В ответ старушечка запричитала:
- Хотела приболевшему деду супчика куриного сварить, с укропчиком хорошо бы было, и на тебе – из рук выдёргивают.
Но Михаил уже не слышал ни о дедуле, ни о супчике – он на всех парах несся к своей машине, видя только в ней сейчас надежное укрытие от всего этого чужого, серого, промозглого рыночного мира. В машине он откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза …
Город провожал его добрым дождём, за стеклом мир акварельно расплылся, распух как - то.
Он ругал за медлительность светофоры и ехавших впереди водителей. Ему быстрей хотелось выскочить на трассу и дам дать жару.
Блин, если б  впопыхах не забыл телефон, то позвонил бы ей, сказал, что приказание госпожи выполнено, и что он надеется на бурное вознаграждение предстоящей ночью. А вдруг она передумала есть этих раков с укропом? Тогда … тогда он её бросит, нечего голову морочить. Нет, так не должно быть. Тут представилось ему, как она нежно целует его в щёку, в благодарность за такой сумасбродный поступок, обещающе томно глядит и зовёт на кухню похрустеть раками; и будут раки сладко пахнуть укропчиком ….
К самому особняку он так и не доехал: её красное «Пежо» стояло у развилки. Когда он подошёл, она даже не вышла, открыла стекло и протянула ему его телефон.
- Сережа приехал, - не глядя на него, сухо произнесла. – Он нашёл твой телефон в ванной. Теперь он всё знает, он выдвинул ультиматум …. Мы должны расстаться … Ты должен меня понять ….
Он хотел было умолять её  бросить нелюбимого мужа, сейчас же уйти с ним, но глядя на её по-детски беспомощное, растерянное личико, понял, что не стоит этого делать.
- Ну что ж, пока? – как можно спокойнее произнёс он, швырнул в придорожные кусты телефон и направился к свой машине.
Когда его «Ауди» нервно тронулось, Анечка увидела, как из открытого окна на обочину полетел зелёный пучок.
- Достал всё-таки,- печально выдохнула она и, уткнувшись лицом в руль, зарыдала.
               


               
               

               
   
 


   
               


 




























         ПУЧОК УКРОПА      

                1.               
 Анечка Коробова, миловидная рыжая гарпия, в нежно – розовом, трепетном пеньюаре,  стрекозой слетела с синих шелков шикарного ночного ковчега в прохладу просторной спальни.
- Мишель, ты где? –  зазвенел колокольчиком её голосок. Засеменила голыми ногами в поисках своего ненаглядного.
- Мишель, ну ты где? – теперь уже мягко, по-кошачьи, позвала она.
Ну где же её Мишель, Михасик, Микимаусик? Если говорить проще и не в присутствии влюблённой дамы – Михаил Шевцов, служащий  среднего звена одного из подмосковных банков, молодой симпатичный  человек, как и многие столичные и околостоличные люди, ценящий комфорт и качество жизни, не забивающий себе голову сложностями как самой жизни, так и отношениями в любовных делах, поэтому всегда находящийся, в свободное от офиса время, в окружении прекраснейших особ, чаще всего замужних и состоятельных, одной из которых и была наша  Анечка Коробова, очаровательное,  легкомысленное создание, до одури нравящаяся  как сорокалетнему мужу-дипломату, так и более молодым гражданам, не зарабатывающим на политике деньги. По долгу службы её муж часто отсутствовал, и она оставалась одна, скучая и томясь, пока не встретила его, Мишеля, мягкого, искрометного, готового на всё ради неё. Их бурный роман длился месяца три; начавшись, как это часто случается, в одном из многочисленных ночных клубов  Москвы, он получил продолжение в загородном трехэтажном особняке, естественно, в отсутствие мужа.
Мишель на кухне, метражом этак двадцать на десять, стоял у плиты, колдуя над кастрюлькой, от которой шёл пар.
- Что это у нас? – весело поинтересовалась она, чмокнула его в свежевыбритую щеку, заглянула в кастрюльку. Сквозь кипящую воду на неё пялились красные раки.
- Уже почти готовы. Только укропчика сейчас кину. Мишель полез в холодильник, долго там созерцал его внутренности, почему-то  разочарованно выдохнул:
- А укропа  - то нет.
      И тут вдруг лицо Анечки наигранно выказало неодобрение такому повороту событий, словно этот недостающий укроп к ракам  был таким необходимым и нужным  на данный момент, что заставил её очень преочень   расстроиться. Белый лобик её нахмурился: казалось, что она решает сложную жизненную задачу.
- Значит так, решительно произнесла она. – Раки без укропа, что наша с тобой ночь без поцелуев. Ты должен достать мне укропа, иначе сегодня будешь спать в гостиной.
- Анечка, помилуй, до города тридцать километров! – пробовал уразуметь он.
- Ничего не знаю -  достань! – холодно прочеканила она.
Мишель в недоумении развёл руками, понимая, что спорить бесполезно.
                2.
               
Дорога на Сергиевск ему казалась утомительно долгой и однообразной, хотя и гнал он под сто. А еще вчера вечером летел пушинкой к своей ненаглядной, и вся трасса была залита теплым, несмотря на робкое дыхание марта, светом. Еще вдоль обочины лежал ещё тот, февральский снег, и корявые руки деревьев едва-едва наливались живородящей еле заметной краснотой. Сегодня снег присел, обрюзг, и было теплее, но молочно-серое одеяло небес давило на окружающий мир, делая его мельче, будничнее, а тут еще паршивое настроение из-за этого дурацкого пучка укропа. И дернуло же его варить этих раков. И вообще – за этот укроп не нужно было вспоминать, и без него можно было варить. Где ж теперь искать его, в такое время-то.  В первую очередь, нужно посетить центральный рынок, нет, сначала лучше по супермаркетам прошвырнуться, благо их всего парочка на весь городок. Сам город – так себе: за  полдня его можно так досконально изучить, пересчитав при этом всех его бездомных собак, увидеть яркий фасад единственной гостиницы в три этажа, претендующей на роскошь разве только солидной платной автостоянкой и отражающей в своих окнах здание мэрии. А можно ещё, для общего развития, потолкаться на барахолке, купив себе совсем  ненужную вещь, а так, лишь бы каким предметом отметить своё пребывание здесь, да много ещё чего ненужного можно сделать в этом городишке.
Теперь же этот город стал  интересен Мишелю из-за несчастного пучка укропа, улучшающего вкус раков, которых он собирался съесть со своей капризной красавицей; теперь от этого пучка пряной травы зависело то, как он проведёт предстоящую ночь: в одиночестве, на коврике роскошной гостиной или в объятьях страстной прелестницы на спальных шелках.
В  ярко - пёстром гламурном царстве супермаркета для скромного укропа места не оказалось, зато встретил свою бывшую однокурсницу, сидевшей за кассой. Та было сначала смутилась, но потом, натянуто улыбнувшись, спросила традиционное: «как дела», как - будто они только вчера виделись и ей действительно было интересно, как он живёт. Он ответил такое же традиционное «нормально», хотя у самого было очень пасмурно на душе. А училась-то Танька хорошо, в аспирантуру, было, собиралась; наверное, замуж выскочила, не до высоких экономических материй было, а теперь вот житуха дипломированного экономиста за прилавок кинула, а могла и его перекособочить, ещё как могла.
Он ехал по городским колдобинам в сторону рынка со странным чувством: ему казалось, что весь город знает о цели его визита, и что каждый тычет в его сторону – это, мол, тот, который  ищет укроп, чтобы вечером … А дальше этот самый каждый продолжал размышлять уже в меру обузданности своей фантазии. Он ругал себя, считал, что причиной всех этих идиотских мыслей является его мнительность, и что надо избавляться от всех этих комплексов вины неизвестно перед кем и неизвестно за что. От всех этих  угрызений, уверял он себя, человек только слабеет характером и не способен управлять своей судьбой, становится мягкотелым, а отсюда идет непонимание и порой пренебрежение со стороны знакомых и коллег по работе.
На рынке, сером и каком-то замызганном, продавцов было больше чем покупателей, и лица у некоторых продающих были хмурые и невыразительные. Казалось, что они через силу стоят здесь, делая превеликое одолжение тем, кто пришёл сюда потратить свои деньги. Он прибыл сюда, чтобы приобрести этот злочастный пучок укропа и после этого побыстрей убраться из этого городка.
Рыночные лужи проверяли на прочность его ботинки, но он и не смотрел под ноги, его взор блуждал по торговым рядам, в надежде найти тот единственный пропуск к предстоящему ночному счастью. Его заискивающе зазывали, предлагая то капусту, то картошку, то морковку со свеклой. Потом пошли заезжие фрукты, вычурная яркость которых в другой бы раз и соблазнила его раскошелиться. Но сегодня его интересовала пахучая травка, благодаря которой он, пусть хоть и на одну ночь, станет повелителем одной соблазнительной прелестницы, любви которой добивались многие, а один, с  деньгами, даже женился. Но только он, Михаил Шевцов, смог завладеть её ветреным сердцем; так неужели теперь какой-то пучок укропа всё разрушит? А может, он просто сгущает краски, может она уже и забыла о своём странном желании, сидит и нетерпеливо ждёт его у окна и не потребует при встрече укропа. Глупо всё как-то, но если начал этот поиск и пообещал, то нужно идти до конца. А то приедет он без укропа, а она вдруг спросит о нём, что тогда - мокрой курицей смотреть ей в глазки и глупо оправдываться.               
И вдруг, о чудо! В самом краю овощного торгового ряда, у серой брезентовой палатки, он увидел пучок чего-то зелёного в руках сутулого бордового пальто с голубым беретом сверху. Сейчас этот пучок исчезнет в недрах пёстрой сумки, и тогда исчезнет вместе с ним и его последняя надежда. Он пустился бежать, толкнув кого-то по пути; бордовое пальто превратилось в старушку, держащую в правой руке, действительно, пучочек укропа. Она уже было сделала  движение этой рукой к сумке, но он ловко, не ожидая от самого себя такого, выдернул этот пучок из её слабенького бледно-розового кулачка. Та обернула на него удивлённое лицо, так удивляются дети в младенческом возрасте, у которых забрали вдруг любимую игрушку. Он старался не смотреть на старушечье удивление и сразу обратился к продавцу, дородной круглолицей даме, уже готовой от возмущения произнести нелестные слова в его адрес:
- Скажите, у вас ещё такой есть? Мне очень, очень нужно. Плачу любую цену.
- Это  последний, а как у вас хватает со …
И тут торговка увидела перед своим носом стодолларовую купюру, в нерешительности замялась, смягчив тон:
-  Даже не знаю … Завтра будет много укропа …. А что скажет бабуля?
Крепкая хваткая рука все-таки потянулась к деньгам.  Продавщица посмотрела на бабульку взглядом, говорящим:  «Ну что я могу поделать?»  В ответ старушечка запричитала:
- Хотела приболевшему деду супчика куриного сварить, с укропчиком хорошо бы было, и на тебе – из рук выдёргивают.
Но Михаил уже не слышал ни о дедуле, ни о супчике – он на всех парах несся к своей машине, видя только в ней сейчас надежное укрытие от всего этого чужого, серого, промозглого рыночного мира. В машине он откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза …
Город провожал его добрым дождём, за стеклом мир акварельно расплылся, распух как - то.
Он ругал за медлительность светофоры и ехавших впереди водителей. Ему быстрей хотелось выскочить на трассу и дам дать жару.
Блин, если б  впопыхах не забыл телефон, то позвонил бы ей, сказал, что приказание госпожи выполнено, и что он надеется на бурное вознаграждение предстоящей ночью. А вдруг она передумала есть этих раков с укропом? Тогда … тогда он её бросит, нечего голову морочить. Нет, так не должно быть. Тут представилось ему, как она нежно целует его в щёку, в благодарность за такой сумасбродный поступок, обещающе томно глядит и зовёт на кухню похрустеть раками; и будут раки сладко пахнуть укропчиком ….
К самому особняку он так и не доехал: её красное «Пежо» стояло у развилки. Когда он подошёл, она даже не вышла, открыла стекло и протянула ему его телефон.
- Сережа приехал, - не глядя на него, сухо произнесла. – Он нашёл твой телефон в ванной. Теперь он всё знает, он выдвинул ультиматум …. Мы должны расстаться … Ты должен меня понять ….
Он хотел было умолять её  бросить нелюбимого мужа, сейчас же уйти с ним, но глядя на её по-детски беспомощное, растерянное личико, понял, что не стоит этого делать.
- Ну что ж, пока? – как можно спокойнее произнёс он, швырнул в придорожные кусты телефон и направился к свой машине.
Когда его «Ауди» нервно тронулось, Анечка увидела, как из открытого окна на обочину полетел зелёный пучок.
- Достал всё-таки,- печально выдохнула она и, уткнувшись лицом в руль, зарыдала.
               


               
               

               
   
 


   
               


 





























         ПУЧОК УКРОПА      

                1.               
 Анечка Коробова, миловидная рыжая гарпия, в нежно – розовом, трепетном пеньюаре,  стрекозой слетела с синих шелков шикарного ночного ковчега в прохладу просторной спальни.
- Мишель, ты где? –  зазвенел колокольчиком её голосок. Засеменила голыми ногами в поисках своего ненаглядного.
- Мишель, ну ты где? – теперь уже мягко, по-кошачьи, позвала она.
Ну где же её Мишель, Михасик, Микимаусик? Если говорить проще и не в присутствии влюблённой дамы – Михаил Шевцов, служащий  среднего звена одного из подмосковных банков, молодой симпатичный  человек, как и многие столичные и околостоличные люди, ценящий комфорт и качество жизни, не забивающий себе голову сложностями как самой жизни, так и отношениями в любовных делах, поэтому всегда находящийся, в свободное от офиса время, в окружении прекраснейших особ, чаще всего замужних и состоятельных, одной из которых и была наша  Анечка Коробова, очаровательное,  легкомысленное создание, до одури нравящаяся  как сорокалетнему мужу-дипломату, так и более молодым гражданам, не зарабатывающим на политике деньги. По долгу службы её муж часто отсутствовал, и она оставалась одна, скучая и томясь, пока не встретила его, Мишеля, мягкого, искрометного, готового на всё ради неё. Их бурный роман длился месяца три; начавшись, как это часто случается, в одном из многочисленных ночных клубов  Москвы, он получил продолжение в загородном трехэтажном особняке, естественно, в отсутствие мужа.
Мишель на кухне, метражом этак двадцать на десять, стоял у плиты, колдуя над кастрюлькой, от которой шёл пар.
- Что это у нас? – весело поинтересовалась она, чмокнула его в свежевыбритую щеку, заглянула в кастрюльку. Сквозь кипящую воду на неё пялились красные раки.
- Уже почти готовы. Только укропчика сейчас кину. Мишель полез в холодильник, долго там созерцал его внутренности, почему-то  разочарованно выдохнул:
- А укропа  - то нет.
      И тут вдруг лицо Анечки наигранно выказало неодобрение такому повороту событий, словно этот недостающий укроп к ракам  был таким необходимым и нужным  на данный момент, что заставил её очень преочень   расстроиться. Белый лобик её нахмурился: казалось, что она решает сложную жизненную задачу.
- Значит так, решительно произнесла она. – Раки без укропа, что наша с тобой ночь без поцелуев. Ты должен достать мне укропа, иначе сегодня будешь спать в гостиной.
- Анечка, помилуй, до города тридцать километров! – пробовал уразуметь он.
- Ничего не знаю -  достань! – холодно прочеканила она.
Мишель в недоумении развёл руками, понимая, что спорить бесполезно.
                2.
               
Дорога на Сергиевск ему казалась утомительно долгой и однообразной, хотя и гнал он под сто. А еще вчера вечером летел пушинкой к своей ненаглядной, и вся трасса была залита теплым, несмотря на робкое дыхание марта, светом. Еще вдоль обочины лежал ещё тот, февральский снег, и корявые руки деревьев едва-едва наливались живородящей еле заметной краснотой. Сегодня снег присел, обрюзг, и было теплее, но молочно-серое одеяло небес давило на окружающий мир, делая его мельче, будничнее, а тут еще паршивое настроение из-за этого дурацкого пучка укропа. И дернуло же его варить этих раков. И вообще – за этот укроп не нужно было вспоминать, и без него можно было варить. Где ж теперь искать его, в такое время-то.  В первую очередь, нужно посетить центральный рынок, нет, сначала лучше по супермаркетам прошвырнуться, благо их всего парочка на весь городок. Сам город – так себе: за  полдня его можно так досконально изучить, пересчитав при этом всех его бездомных собак, увидеть яркий фасад единственной гостиницы в три этажа, претендующей на роскошь разве только солидной платной автостоянкой и отражающей в своих окнах здание мэрии. А можно ещё, для общего развития, потолкаться на барахолке, купив себе совсем  ненужную вещь, а так, лишь бы каким предметом отметить своё пребывание здесь, да много ещё чего ненужного можно сделать в этом городишке.
Теперь же этот город стал  интересен Мишелю из-за несчастного пучка укропа, улучшающего вкус раков, которых он собирался съесть со своей капризной красавицей; теперь от этого пучка пряной травы зависело то, как он проведёт предстоящую ночь: в одиночестве, на коврике роскошной гостиной или в объятьях страстной прелестницы на спальных шелках.
В  ярко - пёстром гламурном царстве супермаркета для скромного укропа места не оказалось, зато встретил свою бывшую однокурсницу, сидевшей за кассой. Та было сначала смутилась, но потом, натянуто улыбнувшись, спросила традиционное: «как дела», как - будто они только вчера виделись и ей действительно было интересно, как он живёт. Он ответил такое же традиционное «нормально», хотя у самого было очень пасмурно на душе. А училась-то Танька хорошо, в аспирантуру, было, собиралась; наверное, замуж выскочила, не до высоких экономических материй было, а теперь вот житуха дипломированного экономиста за прилавок кинула, а могла и его перекособочить, ещё как могла.
Он ехал по городским колдобинам в сторону рынка со странным чувством: ему казалось, что весь город знает о цели его визита, и что каждый тычет в его сторону – это, мол, тот, который  ищет укроп, чтобы вечером … А дальше этот самый каждый продолжал размышлять уже в меру обузданности своей фантазии. Он ругал себя, считал, что причиной всех этих идиотских мыслей является его мнительность, и что надо избавляться от всех этих комплексов вины неизвестно перед кем и неизвестно за что. От всех этих  угрызений, уверял он себя, человек только слабеет характером и не способен управлять своей судьбой, становится мягкотелым, а отсюда идет непонимание и порой пренебрежение со стороны знакомых и коллег по работе.
На рынке, сером и каком-то замызганном, продавцов было больше чем покупателей, и лица у некоторых продающих были хмурые и невыразительные. Казалось, что они через силу стоят здесь, делая превеликое одолжение тем, кто пришёл сюда потратить свои деньги. Он прибыл сюда, чтобы приобрести этот злочастный пучок укропа и после этого побыстрей убраться из этого городка.
Рыночные лужи проверяли на прочность его ботинки, но он и не смотрел под ноги, его взор блуждал по торговым рядам, в надежде найти тот единственный пропуск к предстоящему ночному счастью. Его заискивающе зазывали, предлагая то капусту, то картошку, то морковку со свеклой. Потом пошли заезжие фрукты, вычурная яркость которых в другой бы раз и соблазнила его раскошелиться. Но сегодня его интересовала пахучая травка, благодаря которой он, пусть хоть и на одну ночь, станет повелителем одной соблазнительной прелестницы, любви которой добивались многие, а один, с  деньгами, даже женился. Но только он, Михаил Шевцов, смог завладеть её ветреным сердцем; так неужели теперь какой-то пучок укропа всё разрушит? А может, он просто сгущает краски, может она уже и забыла о своём странном желании, сидит и нетерпеливо ждёт его у окна и не потребует при встрече укропа. Глупо всё как-то, но если начал этот поиск и пообещал, то нужно идти до конца. А то приедет он без укропа, а она вдруг спросит о нём, что тогда - мокрой курицей смотреть ей в глазки и глупо оправдываться.               
И вдруг, о чудо! В самом краю овощного торгового ряда, у серой брезентовой палатки, он увидел пучок чего-то зелёного в руках сутулого бордового пальто с голубым беретом сверху. Сейчас этот пучок исчезнет в недрах пёстрой сумки, и тогда исчезнет вместе с ним и его последняя надежда. Он пустился бежать, толкнув кого-то по пути; бордовое пальто превратилось в старушку, держащую в правой руке, действительно, пучочек укропа. Она уже было сделала  движение этой рукой к сумке, но он ловко, не ожидая от самого себя такого, выдернул этот пучок из её слабенького бледно-розового кулачка. Та обернула на него удивлённое лицо, так удивляются дети в младенческом возрасте, у которых забрали вдруг любимую игрушку. Он старался не смотреть на старушечье удивление и сразу обратился к продавцу, дородной круглолицей даме, уже готовой от возмущения произнести нелестные слова в его адрес:
- Скажите, у вас ещё такой есть? Мне очень, очень нужно. Плачу любую цену.
- Это  последний, а как у вас хватает со …
И тут торговка увидела перед своим носом стодолларовую купюру, в нерешительности замялась, смягчив тон:
-  Даже не знаю … Завтра будет много укропа …. А что скажет бабуля?
Крепкая хваткая рука все-таки потянулась к деньгам.  Продавщица посмотрела на бабульку взглядом, говорящим:  «Ну что я могу поделать?»  В ответ старушечка запричитала:
- Хотела приболевшему деду супчика куриного сварить, с укропчиком хорошо бы было, и на тебе – из рук выдёргивают.
Но Михаил уже не слышал ни о дедуле, ни о супчике – он на всех парах несся к своей машине, видя только в ней сейчас надежное укрытие от всего этого чужого, серого, промозглого рыночного мира. В машине он откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза …
Город провожал его добрым дождём, за стеклом мир акварельно расплылся, распух как - то.
Он ругал за медлительность светофоры и ехавших впереди водителей. Ему быстрей хотелось выскочить на трассу и дам дать жару.
Блин, если б  впопыхах не забыл телефон, то позвонил бы ей, сказал, что приказание госпожи выполнено, и что он надеется на бурное вознаграждение предстоящей ночью. А вдруг она передумала есть этих раков с укропом? Тогда … тогда он её бросит, нечего голову морочить. Нет, так не должно быть. Тут представилось ему, как она нежно целует его в щёку, в благодарность за такой сумасбродный поступок, обещающе томно глядит и зовёт на кухню похрустеть раками; и будут раки сладко пахнуть укропчиком ….
К самому особняку он так и не доехал: её красное «Пежо» стояло у развилки. Когда он подошёл, она даже не вышла, открыла стекло и протянула ему его телефон.
- Сережа приехал, - не глядя на него, сухо произнесла. – Он нашёл твой телефон в ванной. Теперь он всё знает, он выдвинул ультиматум …. Мы должны расстаться … Ты должен меня понять ….
Он хотел было умолять её  бросить нелюбимого мужа, сейчас же уйти с ним, но глядя на её по-детски беспомощное, растерянное личико, понял, что не стоит этого делать.
- Ну что ж, пока? – как можно спокойнее произнёс он, швырнул в придорожные кусты телефон и направился к свой машине.
Когда его «Ауди» нервно тронулось, Анечка увидела, как из открытого окна на обочину полетел зелёный пучок.
- Достал всё-таки,- печально выдохнула она и, уткнувшись лицом в руль, зарыдала.
               


               
               

               
   
 


   
               


 




























         ПУЧОК УКРОПА      

                1.               
 Анечка Коробова, миловидная рыжая гарпия, в нежно – розовом, трепетном пеньюаре,  стрекозой слетела с синих шелков шикарного ночного ковчега в прохладу просторной спальни.
- Мишель, ты где? –  зазвенел колокольчиком её голосок. Засеменила голыми ногами в поисках своего ненаглядного.
- Мишель, ну ты где? – теперь уже мягко, по-кошачьи, позвала она.
Ну где же её Мишель, Михасик, Микимаусик? Если говорить проще и не в присутствии влюблённой дамы – Михаил Шевцов, служащий  среднего звена одного из подмосковных банков, молодой симпатичный  человек, как и многие столичные и околостоличные люди, ценящий комфорт и качество жизни, не забивающий себе голову сложностями как самой жизни, так и отношениями в любовных делах, поэтому всегда находящийся, в свободное от офиса время, в окружении прекраснейших особ, чаще всего замужних и состоятельных, одной из которых и была наша  Анечка Коробова, очаровательное,  легкомысленное создание, до одури нравящаяся  как сорокалетнему мужу-дипломату, так и более молодым гражданам, не зарабатывающим на политике деньги. По долгу службы её муж часто отсутствовал, и она оставалась одна, скучая и томясь, пока не встретила его, Мишеля, мягкого, искрометного, готового на всё ради неё. Их бурный роман длился месяца три; начавшись, как это часто случается, в одном из многочисленных ночных клубов  Москвы, он получил продолжение в загородном трехэтажном особняке, естественно, в отсутствие мужа.
Мишель на кухне, метражом этак двадцать на десять, стоял у плиты, колдуя над кастрюлькой, от которой шёл пар.
- Что это у нас? – весело поинтересовалась она, чмокнула его в свежевыбритую щеку, заглянула в кастрюльку. Сквозь кипящую воду на неё пялились красные раки.
- Уже почти готовы. Только укропчика сейчас кину. Мишель полез в холодильник, долго там созерцал его внутренности, почему-то  разочарованно выдохнул:
- А укропа  - то нет.
      И тут вдруг лицо Анечки наигранно выказало неодобрение такому повороту событий, словно этот недостающий укроп к ракам  был таким необходимым и нужным  на данный момент, что заставил её очень преочень   расстроиться. Белый лобик её нахмурился: казалось, что она решает сложную жизненную задачу.
- Значит так, решительно произнесла она. – Раки без укропа, что наша с тобой ночь без поцелуев. Ты должен достать мне укропа, иначе сегодня будешь спать в гостиной.
- Анечка, помилуй, до города тридцать километров! – пробовал уразуметь он.
- Ничего не знаю -  достань! – холодно прочеканила она.
Мишель в недоумении развёл руками, понимая, что спорить бесполезно.
                2.
               
Дорога на Сергиевск ему казалась утомительно долгой и однообразной, хотя и гнал он под сто. А еще вчера вечером летел пушинкой к своей ненаглядной, и вся трасса была залита теплым, несмотря на робкое дыхание марта, светом. Еще вдоль обочины лежал ещё тот, февральский снег, и корявые руки деревьев едва-едва наливались живородящей еле заметной краснотой. Сегодня снег присел, обрюзг, и было теплее, но молочно-серое одеяло небес давило на окружающий мир, делая его мельче, будничнее, а тут еще паршивое настроение из-за этого дурацкого пучка укропа. И дернуло же его варить этих раков. И вообще – за этот укроп не нужно было вспоминать, и без него можно было варить. Где ж теперь искать его, в такое время-то.  В первую очередь, нужно посетить центральный рынок, нет, сначала лучше по супермаркетам прошвырнуться, благо их всего парочка на весь городок. Сам город – так себе: за  полдня его можно так досконально изучить, пересчитав при этом всех его бездомных собак, увидеть яркий фасад единственной гостиницы в три этажа, претендующей на роскошь разве только солидной платной автостоянкой и отражающей в своих окнах здание мэрии. А можно ещё, для общего развития, потолкаться на барахолке, купив себе совсем  ненужную вещь, а так, лишь бы каким предметом отметить своё пребывание здесь, да много ещё чего ненужного можно сделать в этом городишке.
Теперь же этот город стал  интересен Мишелю из-за несчастного пучка укропа, улучшающего вкус раков, которых он собирался съесть со своей капризной красавицей; теперь от этого пучка пряной травы зависело то, как он проведёт предстоящую ночь: в одиночестве, на коврике роскошной гостиной или в объятьях страстной прелестницы на спальных шелках.
В  ярко - пёстром гламурном царстве супермаркета для скромного укропа места не оказалось, зато встретил свою бывшую однокурсницу, сидевшей за кассой. Та было сначала смутилась, но потом, натянуто улыбнувшись, спросила традиционное: «как дела», как - будто они только вчера виделись и ей действительно было интересно, как он живёт. Он ответил такое же традиционное «нормально», хотя у самого было очень пасмурно на душе. А училась-то Танька хорошо, в аспирантуру, было, собиралась; наверное, замуж выскочила, не до высоких экономических материй было, а теперь вот житуха дипломированного экономиста за прилавок кинула, а могла и его перекособочить, ещё как могла.
Он ехал по городским колдобинам в сторону рынка со странным чувством: ему казалось, что весь город знает о цели его визита, и что каждый тычет в его сторону – это, мол, тот, который  ищет укроп, чтобы вечером … А дальше этот самый каждый продолжал размышлять уже в меру обузданности своей фантазии. Он ругал себя, считал, что причиной всех этих идиотских мыслей является его мнительность, и что надо избавляться от всех этих комплексов вины неизвестно перед кем и неизвестно за что. От всех этих  угрызений, уверял он себя, человек только слабеет характером и не способен управлять своей судьбой, становится мягкотелым, а отсюда идет непонимание и порой пренебрежение со стороны знакомых и коллег по работе.
На рынке, сером и каком-то замызганном, продавцов было больше чем покупателей, и лица у некоторых продающих были хмурые и невыразительные. Казалось, что они через силу стоят здесь, делая превеликое одолжение тем, кто пришёл сюда потратить свои деньги. Он прибыл сюда, чтобы приобрести этот злочастный пучок укропа и после этого побыстрей убраться из этого городка.
Рыночные лужи проверяли на прочность его ботинки, но он и не смотрел под ноги, его взор блуждал по торговым рядам, в надежде найти тот единственный пропуск к предстоящему ночному счастью. Его заискивающе зазывали, предлагая то капусту, то картошку, то морковку со свеклой. Потом пошли заезжие фрукты, вычурная яркость которых в другой бы раз и соблазнила его раскошелиться. Но сегодня его интересовала пахучая травка, благодаря которой он, пусть хоть и на одну ночь, станет повелителем одной соблазнительной прелестницы, любви которой добивались многие, а один, с  деньгами, даже женился. Но только он, Михаил Шевцов, смог завладеть её ветреным сердцем; так неужели теперь какой-то пучок укропа всё разрушит? А может, он просто сгущает краски, может она уже и забыла о своём странном желании, сидит и нетерпеливо ждёт его у окна и не потребует при встрече укропа. Глупо всё как-то, но если начал этот поиск и пообещал, то нужно идти до конца. А то приедет он без укропа, а она вдруг спросит о нём, что тогда - мокрой курицей смотреть ей в глазки и глупо оправдываться.               
И вдруг, о чудо! В самом краю овощного торгового ряда, у серой брезентовой палатки, он увидел пучок чего-то зелёного в руках сутулого бордового пальто с голубым беретом сверху. Сейчас этот пучок исчезнет в недрах пёстрой сумки, и тогда исчезнет вместе с ним и его последняя надежда. Он пустился бежать, толкнув кого-то по пути; бордовое пальто превратилось в старушку, держащую в правой руке, действительно, пучочек укропа. Она уже было сделала  движение этой рукой к сумке, но он ловко, не ожидая от самого себя такого, выдернул этот пучок из её слабенького бледно-розового кулачка. Та обернула на него удивлённое лицо, так удивляются дети в младенческом возрасте, у которых забрали вдруг любимую игрушку. Он старался не смотреть на старушечье удивление и сразу обратился к продавцу, дородной круглолицей даме, уже готовой от возмущения произнести нелестные слова в его адрес:
- Скажите, у вас ещё такой есть? Мне очень, очень нужно. Плачу любую цену.
- Это  последний, а как у вас хватает со …
И тут торговка увидела перед своим носом стодолларовую купюру, в нерешительности замялась, смягчив тон:
-  Даже не знаю … Завтра будет много укропа …. А что скажет бабуля?
Крепкая хваткая рука все-таки потянулась к деньгам.  Продавщица посмотрела на бабульку взглядом, говорящим:  «Ну что я могу поделать?»  В ответ старушечка запричитала:
- Хотела приболевшему деду супчика куриного сварить, с укропчиком хорошо бы было, и на тебе – из рук выдёргивают.
Но Михаил уже не слышал ни о дедуле, ни о супчике – он на всех парах несся к своей машине, видя только в ней сейчас надежное укрытие от всего этого чужого, серого, промозглого рыночного мира. В машине он откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза …
Город провожал его добрым дождём, за стеклом мир акварельно расплылся, распух как - то.
Он ругал за медлительность светофоры и ехавших впереди водителей. Ему быстрей хотелось выскочить на трассу и дам дать жару.
Блин, если б  впопыхах не забыл телефон, то позвонил бы ей, сказал, что приказание госпожи выполнено, и что он надеется на бурное вознаграждение предстоящей ночью. А вдруг она передумала есть этих раков с укропом? Тогда … тогда он её бросит, нечего голову морочить. Нет, так не должно быть. Тут представилось ему, как она нежно целует его в щёку, в благодарность за такой сумасбродный поступок, обещающе томно глядит и зовёт на кухню похрустеть раками; и будут раки сладко пахнуть укропчиком ….
К самому особняку он так и не доехал: её красное «Пежо» стояло у развилки. Когда он подошёл, она даже не вышла, открыла стекло и протянула ему его телефон.
- Сережа приехал, - не глядя на него, сухо произнесла. – Он нашёл твой телефон в ванной. Теперь он всё знает, он выдвинул ультиматум …. Мы должны расстаться … Ты должен меня понять ….
Он хотел было умолять её  бросить нелюбимого мужа, сейчас же уйти с ним, но глядя на её по-детски беспомощное, растерянное личико, понял, что не стоит этого делать.
- Ну что ж, пока? – как можно спокойнее произнёс он, швырнул в придорожные кусты телефон и направился к свой машине.
Когда его «Ауди» нервно тронулось, Анечка увидела, как из открытого окна на обочину полетел зелёный пучок.
- Достал всё-таки,- печально выдохнула она и, уткнувшись лицом в руль, зарыдала.
               


               
               

               
   
 


   
               


 




























         ПУЧОК УКРОПА      

                1.               
 Анечка Коробова, миловидная рыжая гарпия, в нежно – розовом, трепетном пеньюаре,  стрекозой слетела с синих шелков шикарного ночного ковчега в прохладу просторной спальни.
- Мишель, ты где? –  зазвенел колокольчиком её голосок. Засеменила голыми ногами в поисках своего ненаглядного.
- Мишель, ну ты где? – теперь уже мягко, по-кошачьи, позвала она.
Ну где же её Мишель, Михасик, Микимаусик? Если говорить проще и не в присутствии влюблённой дамы – Михаил Шевцов, служащий  среднего звена одного из подмосковных банков, молодой симпатичный  человек, как и многие столичные и околостоличные люди, ценящий комфорт и качество жизни, не забивающий себе голову сложностями как самой жизни, так и отношениями в любовных делах, поэтому всегда находящийся, в свободное от офиса время, в окружении прекраснейших особ, чаще всего замужних и состоятельных, одной из которых и была наша  Анечка Коробова, очаровательное,  легкомысленное создание, до одури нравящаяся  как сорокалетнему мужу-дипломату, так и более молодым гражданам, не зарабатывающим на политике деньги. По долгу службы её муж часто отсутствовал, и она оставалась одна, скучая и томясь, пока не встретила его, Мишеля, мягкого, искрометного, готового на всё ради неё. Их бурный роман длился месяца три; начавшись, как это часто случается, в одном из многочисленных ночных клубов  Москвы, он получил продолжение в загородном трехэтажном особняке, естественно, в отсутствие мужа.
Мишель на кухне, метражом этак двадцать на десять, стоял у плиты, колдуя над кастрюлькой, от которой шёл пар.
- Что это у нас? – весело поинтересовалась она, чмокнула его в свежевыбритую щеку, заглянула в кастрюльку. Сквозь кипящую воду на неё пялились красные раки.
- Уже почти готовы. Только укропчика сейчас кину. Мишель полез в холодильник, долго там созерцал его внутренности, почему-то  разочарованно выдохнул:
- А укропа  - то нет.
      И тут вдруг лицо Анечки наигранно выказало неодобрение такому повороту событий, словно этот недостающий укроп к ракам  был таким необходимым и нужным  на данный момент, что заставил её очень преочень   расстроиться. Белый лобик её нахмурился: казалось, что она решает сложную жизненную задачу.
- Значит так, решительно произнесла она. – Раки без укропа, что наша с тобой ночь без поцелуев. Ты должен достать мне укропа, иначе сегодня будешь спать в гостиной.
- Анечка, помилуй, до города тридцать километров! – пробовал уразуметь он.
- Ничего не знаю -  достань! – холодно прочеканила она.
Мишель в недоумении развёл руками, понимая, что спорить бесполезно.
                2.
               
Дорога на Сергиевск ему казалась утомительно долгой и однообразной, хотя и гнал он под сто. А еще вчера вечером летел пушинкой к своей ненаглядной, и вся трасса была залита теплым, несмотря на робкое дыхание марта, светом. Еще вдоль обочины лежал ещё тот, февральский снег, и корявые руки деревьев едва-едва наливались живородящей еле заметной краснотой. Сегодня снег присел, обрюзг, и было теплее, но молочно-серое одеяло небес давило на окружающий мир, делая его мельче, будничнее, а тут еще паршивое настроение из-за этого дурацкого пучка укропа. И дернуло же его варить этих раков. И вообще – за этот укроп не нужно было вспоминать, и без него можно было варить. Где ж теперь искать его, в такое время-то.  В первую очередь, нужно посетить центральный рынок, нет, сначала лучше по супермаркетам прошвырнуться, благо их всего парочка на весь городок. Сам город – так себе: за  полдня его можно так досконально изучить, пересчитав при этом всех его бездомных собак, увидеть яркий фасад единственной гостиницы в три этажа, претендующей на роскошь разве только солидной платной автостоянкой и отражающей в своих окнах здание мэрии. А можно ещё, для общего развития, потолкаться на барахолке, купив себе совсем  ненужную вещь, а так, лишь бы каким предметом отметить своё пребывание здесь, да много ещё чего ненужного можно сделать в этом городишке.
Теперь же этот город стал  интересен Мишелю из-за несчастного пучка укропа, улучшающего вкус раков, которых он собирался съесть со своей капризной красавицей; теперь от этого пучка пряной травы зависело то, как он проведёт предстоящую ночь: в одиночестве, на коврике роскошной гостиной или в объятьях страстной прелестницы на спальных шелках.
В  ярко - пёстром гламурном царстве супермаркета для скромного укропа места не оказалось, зато встретил свою бывшую однокурсницу, сидевшей за кассой. Та было сначала смутилась, но потом, натянуто улыбнувшись, спросила традиционное: «как дела», как - будто они только вчера виделись и ей действительно было интересно, как он живёт. Он ответил такое же традиционное «нормально», хотя у самого было очень пасмурно на душе. А училась-то Танька хорошо, в аспирантуру, было, собиралась; наверное, замуж выскочила, не до высоких экономических материй было, а теперь вот житуха дипломированного экономиста за прилавок кинула, а могла и его перекособочить, ещё как могла.
Он ехал по городским колдобинам в сторону рынка со странным чувством: ему казалось, что весь город знает о цели его визита, и что каждый тычет в его сторону – это, мол, тот, который  ищет укроп, чтобы вечером … А дальше этот самый каждый продолжал размышлять уже в меру обузданности своей фантазии. Он ругал себя, считал, что причиной всех этих идиотских мыслей является его мнительность, и что надо избавляться от всех этих комплексов вины неизвестно перед кем и неизвестно за что. От всех этих  угрызений, уверял он себя, человек только слабеет характером и не способен управлять своей судьбой, становится мягкотелым, а отсюда идет непонимание и порой пренебрежение со стороны знакомых и коллег по работе.
На рынке, сером и каком-то замызганном, продавцов было больше чем покупателей, и лица у некоторых продающих были хмурые и невыразительные. Казалось, что они через силу стоят здесь, делая превеликое одолжение тем, кто пришёл сюда потратить свои деньги. Он прибыл сюда, чтобы приобрести этот злочастный пучок укропа и после этого побыстрей убраться из этого городка.
Рыночные лужи проверяли на прочность его ботинки, но он и не смотрел под ноги, его взор блуждал по торговым рядам, в надежде найти тот единственный пропуск к предстоящему ночному счастью. Его заискивающе зазывали, предлагая то капусту, то картошку, то морковку со свеклой. Потом пошли заезжие фрукты, вычурная яркость которых в другой бы раз и соблазнила его раскошелиться. Но сегодня его интересовала пахучая травка, благодаря которой он, пусть хоть и на одну ночь, станет повелителем одной соблазнительной прелестницы, любви которой добивались многие, а один, с  деньгами, даже женился. Но только он, Михаил Шевцов, смог завладеть её ветреным сердцем; так неужели теперь какой-то пучок укропа всё разрушит? А может, он просто сгущает краски, может она уже и забыла о своём странном желании, сидит и нетерпеливо ждёт его у окна и не потребует при встрече укропа. Глупо всё как-то, но если начал этот поиск и пообещал, то нужно идти до конца. А то приедет он без укропа, а она вдруг спросит о нём, что тогда - мокрой курицей смотреть ей в глазки и глупо оправдываться.               
И вдруг, о чудо! В самом краю овощного торгового ряда, у серой брезентовой палатки, он увидел пучок чего-то зелёного в руках сутулого бордового пальто с голубым беретом сверху. Сейчас этот пучок исчезнет в недрах пёстрой сумки, и тогда исчезнет вместе с ним и его последняя надежда. Он пустился бежать, толкнув кого-то по пути; бордовое пальто превратилось в старушку, держащую в правой руке, действительно, пучочек укропа. Она уже было сделала  движение этой рукой к сумке, но он ловко, не ожидая от самого себя такого, выдернул этот пучок из её слабенького бледно-розового кулачка. Та обернула на него удивлённое лицо, так удивляются дети в младенческом возрасте, у которых забрали вдруг любимую игрушку. Он старался не смотреть на старушечье удивление и сразу обратился к продавцу, дородной круглолицей даме, уже готовой от возмущения произнести нелестные слова в его адрес:
- Скажите, у вас ещё такой есть? Мне очень, очень нужно. Плачу любую цену.
- Это  последний, а как у вас хватает со …
И тут торговка увидела перед своим носом стодолларовую купюру, в нерешительности замялась, смягчив тон:
-  Даже не знаю … Завтра будет много укропа …. А что скажет бабуля?
Крепкая хваткая рука все-таки потянулась к деньгам.  Продавщица посмотрела на бабульку взглядом, говорящим:  «Ну что я могу поделать?»  В ответ старушечка запричитала:
- Хотела приболевшему деду супчика куриного сварить, с укропчиком хорошо бы было, и на тебе – из рук выдёргивают.
Но Михаил уже не слышал ни о дедуле, ни о супчике – он на всех парах несся к своей машине, видя только в ней сейчас надежное укрытие от всего этого чужого, серого, промозглого рыночного мира. В машине он откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза …
Город провожал его добрым дождём, за стеклом мир акварельно расплылся, распух как - то.
Он ругал за медлительность светофоры и ехавших впереди водителей. Ему быстрей хотелось выскочить на трассу и дам дать жару.
Блин, если б  впопыхах не забыл телефон, то позвонил бы ей, сказал, что приказание госпожи выполнено, и что он надеется на бурное вознаграждение предстоящей ночью. А вдруг она передумала есть этих раков с укропом? Тогда … тогда он её бросит, нечего голову морочить. Нет, так не должно быть. Тут представилось ему, как она нежно целует его в щёку, в благодарность за такой сумасбродный поступок, обещающе томно глядит и зовёт на кухню похрустеть раками; и будут раки сладко пахнуть укропчиком ….
К самому особняку он так и не доехал: её красное «Пежо» стояло у развилки. Когда он подошёл, она даже не вышла, открыла стекло и протянула ему его телефон.
- Сережа приехал, - не глядя на него, сухо произнесла. – Он нашёл твой телефон в ванной. Теперь он всё знает, он выдвинул ультиматум …. Мы должны расстаться … Ты должен меня понять ….
Он хотел было умолять её  бросить нелюбимого мужа, сейчас же уйти с ним, но глядя на её по-детски беспомощное, растерянное личико, понял, что не стоит этого делать.
- Ну что ж, пока? – как можно спокойнее произнёс он, швырнул в придорожные кусты телефон и направился к свой машине.
Когда его «Ауди» нервно тронулось, Анечка увидела, как из открытого окна на обочину полетел зелёный пучок.
- Достал всё-таки,- печально выдохнула она и, уткнувшись лицом в руль, зарыдала.
               


               
               

               
   
 


   
               


 




























         ПУЧОК УКРОПА      

                1.               
 Анечка Коробова, миловидная рыжая гарпия, в нежно – розовом, трепетном пеньюаре,  стрекозой слетела с синих шелков шикарного ночного ковчега в прохладу просторной спальни.
- Мишель, ты где? –  зазвенел колокольчиком её голосок. Засеменила голыми ногами в поисках своего ненаглядного.
- Мишель, ну ты где? – теперь уже мягко, по-кошачьи, позвала она.
Ну где же её Мишель, Михасик, Микимаусик? Если говорить проще и не в присутствии влюблённой дамы – Михаил Шевцов, служащий  среднего звена одного из подмосковных банков, молодой симпатичный  человек, как и многие столичные и околостоличные люди, ценящий комфорт и качество жизни, не забивающий себе голову сложностями как самой жизни, так и отношениями в любовных делах, поэтому всегда находящийся, в свободное от офиса время, в окружении прекраснейших особ, чаще всего замужних и состоятельных, одной из которых и была наша  Анечка Коробова, очаровательное,  легкомысленное создание, до одури нравящаяся  как сорокалетнему мужу-дипломату, так и более молодым гражданам, не зарабатывающим на политике деньги. По долгу службы её муж часто отсутствовал, и она оставалась одна, скучая и томясь, пока не встретила его, Мишеля, мягкого, искрометного, готового на всё ради неё. Их бурный роман длился месяца три; начавшись, как это часто случается, в одном из многочисленных ночных клубов  Москвы, он получил продолжение в загородном трехэтажном особняке, естественно, в отсутствие мужа.
Мишель на кухне, метражом этак двадцать на десять, стоял у плиты, колдуя над кастрюлькой, от которой шёл пар.
- Что это у нас? – весело поинтересовалась она, чмокнула его в свежевыбритую щеку, заглянула в кастрюльку. Сквозь кипящую воду на неё пялились красные раки.
- Уже почти готовы. Только укропчика сейчас кину. Мишель полез в холодильник, долго там созерцал его внутренности, почему-то  разочарованно выдохнул:
- А укропа  - то нет.
      И тут вдруг лицо Анечки наигранно выказало неодобрение такому повороту событий, словно этот недостающий укроп к ракам  был таким необходимым и нужным  на данный момент, что заставил её очень преочень   расстроиться. Белый лобик её нахмурился: казалось, что она решает сложную жизненную задачу.
- Значит так, решительно произнесла она. – Раки без укропа, что наша с тобой ночь без поцелуев. Ты должен достать мне укропа, иначе сегодня будешь спать в гостиной.
- Анечка, помилуй, до города тридцать километров! – пробовал уразуметь он.
- Ничего не знаю -  достань! – холодно прочеканила она.
Мишель в недоумении развёл руками, понимая, что спорить бесполезно.
                2.
               
Дорога на Сергиевск ему казалась утомительно долгой и однообразной, хотя и гнал он под сто. А еще вчера вечером летел пушинкой к своей ненаглядной, и вся трасса была залита теплым, несмотря на робкое дыхание марта, светом. Еще вдоль обочины лежал ещё тот, февральский снег, и корявые руки деревьев едва-едва наливались живородящей еле заметной краснотой. Сегодня снег присел, обрюзг, и было теплее, но молочно-серое одеяло небес давило на окружающий мир, делая его мельче, будничнее, а тут еще паршивое настроение из-за этого дурацкого пучка укропа. И дернуло же его варить этих раков. И вообще – за этот укроп не нужно было вспоминать, и без него можно было варить. Где ж теперь искать его, в такое время-то.  В первую очередь, нужно посетить центральный рынок, нет, сначала лучше по супермаркетам прошвырнуться, благо их всего парочка на весь городок. Сам город – так себе: за  полдня его можно так досконально изучить, пересчитав при этом всех его бездомных собак, увидеть яркий фасад единственной гостиницы в три этажа, претендующей на роскошь разве только солидной платной автостоянкой и отражающей в своих окнах здание мэрии. А можно ещё, для общего развития, потолкаться на барахолке, купив себе совсем  ненужную вещь, а так, лишь бы каким предметом отметить своё пребывание здесь, да много ещё чего ненужного можно сделать в этом городишке.
Теперь же этот город стал  интересен Мишелю из-за несчастного пучка укропа, улучшающего вкус раков, которых он собирался съесть со своей капризной красавицей; теперь от этого пучка пряной травы зависело то, как он проведёт предстоящую ночь: в одиночестве, на коврике роскошной гостиной или в объятьях страстной прелестницы на спальных шелках.
В  ярко - пёстром гламурном царстве супермаркета для скромного укропа места не оказалось, зато встретил свою бывшую однокурсницу, сидевшей за кассой. Та было сначала смутилась, но потом, натянуто улыбнувшись, спросила традиционное: «как дела», как - будто они только вчера виделись и ей действительно было интересно, как он живёт. Он ответил такое же традиционное «нормально», хотя у самого было очень пасмурно на душе. А училась-то Танька хорошо, в аспирантуру, было, собиралась; наверное, замуж выскочила, не до высоких экономических материй было, а теперь вот житуха дипломированного экономиста за прилавок кинула, а могла и его перекособочить, ещё как могла.
Он ехал по городским колдобинам в сторону рынка со странным чувством: ему казалось, что весь город знает о цели его визита, и что каждый тычет в его сторону – это, мол, тот, который  ищет укроп, чтобы вечером … А дальше этот самый каждый продолжал размышлять уже в меру обузданности своей фантазии. Он ругал себя, считал, что причиной всех этих идиотских мыслей является его мнительность, и что надо избавляться от всех этих комплексов вины неизвестно перед кем и неизвестно за что. От всех этих  угрызений, уверял он себя, человек только слабеет характером и не способен управлять своей судьбой, становится мягкотелым, а отсюда идет непонимание и порой пренебрежение со стороны знакомых и коллег по работе.
На рынке, сером и каком-то замызганном, продавцов было больше чем покупателей, и лица у некоторых продающих были хмурые и невыразительные. Казалось, что они через силу стоят здесь, делая превеликое одолжение тем, кто пришёл сюда потратить свои деньги. Он прибыл сюда, чтобы приобрести этот злочастный пучок укропа и после этого побыстрей убраться из этого городка.
Рыночные лужи проверяли на прочность его ботинки, но он и не смотрел под ноги, его взор блуждал по торговым рядам, в надежде найти тот единственный пропуск к предстоящему ночному счастью. Его заискивающе зазывали, предлагая то капусту, то картошку, то морковку со свеклой. Потом пошли заезжие фрукты, вычурная яркость которых в другой бы раз и соблазнила его раскошелиться. Но сегодня его интересовала пахучая травка, благодаря которой он, пусть хоть и на одну ночь, станет повелителем одной соблазнительной прелестницы, любви которой добивались многие, а один, с  деньгами, даже женился. Но только он, Михаил Шевцов, смог завладеть её ветреным сердцем; так неужели теперь какой-то пучок укропа всё разрушит? А может, он просто сгущает краски, может она уже и забыла о своём странном желании, сидит и нетерпеливо ждёт его у окна и не потребует при встрече укропа. Глупо всё как-то, но если начал этот поиск и пообещал, то нужно идти до конца. А то приедет он без укропа, а она вдруг спросит о нём, что тогда - мокрой курицей смотреть ей в глазки и глупо оправдываться.               
И вдруг, о чудо! В самом краю овощного торгового ряда, у серой брезентовой палатки, он увидел пучок чего-то зелёного в руках сутулого бордового пальто с голубым беретом сверху. Сейчас этот пучок исчезнет в недрах пёстрой сумки, и тогда исчезнет вместе с ним и его последняя надежда. Он пустился бежать, толкнув кого-то по пути; бордовое пальто превратилось в старушку, держащую в правой руке, действительно, пучочек укропа. Она уже было сделала  движение этой рукой к сумке, но он ловко, не ожидая от самого себя такого, выдернул этот пучок из её слабенького бледно-розового кулачка. Та обернула на него удивлённое лицо, так удивляются дети в младенческом возрасте, у которых забрали вдруг любимую игрушку. Он старался не смотреть на старушечье удивление и сразу обратился к продавцу, дородной круглолицей даме, уже готовой от возмущения произнести нелестные слова в его адрес:
- Скажите, у вас ещё такой есть? Мне очень, очень нужно. Плачу любую цену.
- Это  последний, а как у вас хватает со …
И тут торговка увидела перед своим носом стодолларовую купюру, в нерешительности замялась, смягчив тон:
-  Даже не знаю … Завтра будет много укропа …. А что скажет бабуля?
Крепкая хваткая рука все-таки потянулась к деньгам.  Продавщица посмотрела на бабульку взглядом, говорящим:  «Ну что я могу поделать?»  В ответ старушечка запричитала:
- Хотела приболевшему деду супчика куриного сварить, с укропчиком хорошо бы было, и на тебе – из рук выдёргивают.
Но Михаил уже не слышал ни о дедуле, ни о супчике – он на всех парах несся к своей машине, видя только в ней сейчас надежное укрытие от всего этого чужого, серого, промозглого рыночного мира. В машине он откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза …
Город провожал его добрым дождём, за стеклом мир акварельно расплылся, распух как - то.
Он ругал за медлительность светофоры и ехавших впереди водителей. Ему быстрей хотелось выскочить на трассу и дам дать жару.
Блин, если б  впопыхах не забыл телефон, то позвонил бы ей, сказал, что приказание госпожи выполнено, и что он надеется на бурное вознаграждение предстоящей ночью. А вдруг она передумала есть этих раков с укропом? Тогда … тогда он её бросит, нечего голову морочить. Нет, так не должно быть. Тут представилось ему, как она нежно целует его в щёку, в благодарность за такой сумасбродный поступок, обещающе томно глядит и зовёт на кухню похрустеть раками; и будут раки сладко пахнуть укропчиком ….
К самому особняку он так и не доехал: её красное «Пежо» стояло у развилки. Когда он подошёл, она даже не вышла, открыла стекло и протянула ему его телефон.
- Сережа приехал, - не глядя на него, сухо произнесла. – Он нашёл твой телефон в ванной. Теперь он всё знает, он выдвинул ультиматум …. Мы должны расстаться … Ты должен меня понять ….
Он хотел было умолять её  бросить нелюбимого мужа, сейчас же уйти с ним, но глядя на её по-детски беспомощное, растерянное личико, понял, что не стоит этого делать.
- Ну что ж, пока? – как можно спокойнее произнёс он, швырнул в придорожные кусты телефон и направился к свой машине.
Когда его «Ауди» нервно тронулось, Анечка увидела, как из открытого окна на обочину полетел зелёный пучок.
- Достал всё-таки,- печально выдохнула она и, уткнувшись лицом в руль, зарыдала.
               


               
               

               
   
 


   
               


 




























         ПУЧОК УКРОПА      

                1.               
 Анечка Коробова, миловидная рыжая гарпия, в нежно – розовом, трепетном пеньюаре,  стрекозой слетела с синих шелков шикарного ночного ковчега в прохладу просторной спальни.
- Мишель, ты где? –  зазвенел колокольчиком её голосок. Засеменила голыми ногами в поисках своего ненаглядного.
- Мишель, ну ты где? – теперь уже мягко, по-кошачьи, позвала она.
Ну где же её Мишель, Михасик, Микимаусик? Если говорить проще и не в присутствии влюблённой дамы – Михаил Шевцов, служащий  среднего звена одного из подмосковных банков, молодой симпатичный  человек, как и многие столичные и околостоличные люди, ценящий комфорт и качество жизни, не забивающий себе голову сложностями как самой жизни, так и отношениями в любовных делах, поэтому всегда находящийся, в свободное от офиса время, в окружении прекраснейших особ, чаще всего замужних и состоятельных, одной из которых и была наша  Анечка Коробова, очаровательное,  легкомысленное создание, до одури нравящаяся  как сорокалетнему мужу-дипломату, так и более молодым гражданам, не зарабатывающим на политике деньги. По долгу службы её муж часто отсутствовал, и она оставалась одна, скучая и томясь, пока не встретила его, Мишеля, мягкого, искрометного, готового на всё ради неё. Их бурный роман длился месяца три; начавшись, как это часто случается, в одном из многочисленных ночных клубов  Москвы, он получил продолжение в загородном трехэтажном особняке, естественно, в отсутствие мужа.
Мишель на кухне, метражом этак двадцать на десять, стоял у плиты, колдуя над кастрюлькой, от которой шёл пар.
- Что это у нас? – весело поинтересовалась она, чмокнула его в свежевыбритую щеку, заглянула в кастрюльку. Сквозь кипящую воду на неё пялились красные раки.
- Уже почти готовы. Только укропчика сейчас кину. Мишель полез в холодильник, долго там созерцал его внутренности, почему-то  разочарованно выдохнул:
- А укропа  - то нет.
      И тут вдруг лицо Анечки наигранно выказало неодобрение такому повороту событий, словно этот недостающий укроп к ракам  был таким необходимым и нужным  на данный момент, что заставил её очень преочень   расстроиться. Белый лобик её нахмурился: казалось, что она решает сложную жизненную задачу.
- Значит так, решительно произнесла она. – Раки без укропа, что наша с тобой ночь без поцелуев. Ты должен достать мне укропа, иначе сегодня будешь спать в гостиной.
- Анечка, помилуй, до города тридцать километров! – пробовал уразуметь он.
- Ничего не знаю -  достань! – холодно прочеканила она.
Мишель в недоумении развёл руками, понимая, что спорить бесполезно.
                2.
               
Дорога на Сергиевск ему казалась утомительно долгой и однообразной, хотя и гнал он под сто. А еще вчера вечером летел пушинкой к своей ненаглядной, и вся трасса была залита теплым, несмотря на робкое дыхание марта, светом. Еще вдоль обочины лежал ещё тот, февральский снег, и корявые руки деревьев едва-едва наливались живородящей еле заметной краснотой. Сегодня снег присел, обрюзг, и было теплее, но молочно-серое одеяло небес давило на окружающий мир, делая его мельче, будничнее, а тут еще паршивое настроение из-за этого дурацкого пучка укропа. И дернуло же его варить этих раков. И вообще – за этот укроп не нужно было вспоминать, и без него можно было варить. Где ж теперь искать его, в такое время-то.  В первую очередь, нужно посетить центральный рынок, нет, сначала лучше по супермаркетам прошвырнуться, благо их всего парочка на весь городок. Сам город – так себе: за  полдня его можно так досконально изучить, пересчитав при этом всех его бездомных собак, увидеть яркий фасад единственной гостиницы в три этажа, претендующей на роскошь разве только солидной платной автостоянкой и отражающей в своих окнах здание мэрии. А можно ещё, для общего развития, потолкаться на барахолке, купив себе совсем  ненужную вещь, а так, лишь бы каким предметом отметить своё пребывание здесь, да много ещё чего ненужного можно сделать в этом городишке.
Теперь же этот город стал  интересен Мишелю из-за несчастного пучка укропа, улучшающего вкус раков, которых он собирался съесть со своей капризной красавицей; теперь от этого пучка пряной травы зависело то, как он проведёт предстоящую ночь: в одиночестве, на коврике роскошной гостиной или в объятьях страстной прелестницы на спальных шелках.
В  ярко - пёстром гламурном царстве супермаркета для скромного укропа места не оказалось, зато встретил свою бывшую однокурсницу, сидевшей за кассой. Та было сначала смутилась, но потом, натянуто улыбнувшись, спросила традиционное: «как дела», как - будто они только вчера виделись и ей действительно было интересно, как он живёт. Он ответил такое же традиционное «нормально», хотя у самого было очень пасмурно на душе. А училась-то Танька хорошо, в аспирантуру, было, собиралась; наверное, замуж выскочила, не до высоких экономических материй было, а теперь вот житуха дипломированного экономиста за прилавок кинула, а могла и его перекособочить, ещё как могла.
Он ехал по городским колдобинам в сторону рынка со странным чувством: ему казалось, что весь город знает о цели его визита, и что каждый тычет в его сторону – это, мол, тот, который  ищет укроп, чтобы вечером … А дальше этот самый каждый продолжал размышлять уже в меру обузданности своей фантазии. Он ругал себя, считал, что причиной всех этих идиотских мыслей является его мнительность, и что надо избавляться от всех этих комплексов вины неизвестно перед кем и неизвестно за что. От всех этих  угрызений, уверял он себя, человек только слабеет характером и не способен управлять своей судьбой, становится мягкотелым, а отсюда идет непонимание и порой пренебрежение со стороны знакомых и коллег по работе.
На рынке, сером и каком-то замызганном, продавцов было больше чем покупателей, и лица у некоторых продающих были хмурые и невыразительные. Казалось, что они через силу стоят здесь, делая превеликое одолжение тем, кто пришёл сюда потратить свои деньги. Он прибыл сюда, чтобы приобрести этот злочастный пучок укропа и после этого побыстрей убраться из этого городка.
Рыночные лужи проверяли на прочность его ботинки, но он и не смотрел под ноги, его взор блуждал по торговым рядам, в надежде найти тот единственный пропуск к предстоящему ночному счастью. Его заискивающе зазывали, предлагая то капусту, то картошку, то морковку со свеклой. Потом пошли заезжие фрукты, вычурная яркость которых в другой бы раз и соблазнила его раскошелиться. Но сегодня его интересовала пахучая травка, благодаря которой он, пусть хоть и на одну ночь, станет повелителем одной соблазнительной прелестницы, любви которой добивались многие, а один, с  деньгами, даже женился. Но только он, Михаил Шевцов, смог завладеть её ветреным сердцем; так неужели теперь какой-то пучок укропа всё разрушит? А может, он просто сгущает краски, может она уже и забыла о своём странном желании, сидит и нетерпеливо ждёт его у окна и не потребует при встрече укропа. Глупо всё как-то, но если начал этот поиск и пообещал, то нужно идти до конца. А то приедет он без укропа, а она вдруг спросит о нём, что тогда - мокрой курицей смотреть ей в глазки и глупо оправдываться.               
И вдруг, о чудо! В самом краю овощного торгового ряда, у серой брезентовой палатки, он увидел пучок чего-то зелёного в руках сутулого бордового пальто с голубым беретом сверху. Сейчас этот пучок исчезнет в недрах пёстрой сумки, и тогда исчезнет вместе с ним и его последняя надежда. Он пустился бежать, толкнув кого-то по пути; бордовое пальто превратилось в старушку, держащую в правой руке, действительно, пучочек укропа. Она уже было сделала  движение этой рукой к сумке, но он ловко, не ожидая от самого себя такого, выдернул этот пучок из её слабенького бледно-розового кулачка. Та обернула на него удивлённое лицо, так удивляются дети в младенческом возрасте, у которых забрали вдруг любимую игрушку. Он старался не смотреть на старушечье удивление и сразу обратился к продавцу, дородной круглолицей даме, уже готовой от возмущения произнести нелестные слова в его адрес:
- Скажите, у вас ещё такой есть? Мне очень, очень нужно. Плачу любую цену.
- Это  последний, а как у вас хватает со …
И тут торговка увидела перед своим носом стодолларовую купюру, в нерешительности замялась, смягчив тон:
-  Даже не знаю … Завтра будет много укропа …. А что скажет бабуля?
Крепкая хваткая рука все-таки потянулась к деньгам.  Продавщица посмотрела на бабульку взглядом, говорящим:  «Ну что я могу поделать?»  В ответ старушечка запричитала:
- Хотела приболевшему деду супчика куриного сварить, с укропчиком хорошо бы было, и на тебе – из рук выдёргивают.
Но Михаил уже не слышал ни о дедуле, ни о супчике – он на всех парах несся к своей машине, видя только в ней сейчас надежное укрытие от всего этого чужого, серого, промозглого рыночного мира. В машине он откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза …
Город провожал его добрым дождём, за стеклом мир акварельно расплылся, распух как - то.
Он ругал за медлительность светофоры и ехавших впереди водителей. Ему быстрей хотелось выскочить на трассу и дам дать жару.
Блин, если б  впопыхах не забыл телефон, то позвонил бы ей, сказал, что приказание госпожи выполнено, и что он надеется на бурное вознаграждение предстоящей ночью. А вдруг она передумала есть этих раков с укропом? Тогда … тогда он её бросит, нечего голову морочить. Нет, так не должно быть. Тут представилось ему, как она нежно целует его в щёку, в благодарность за такой сумасбродный поступок, обещающе томно глядит и зовёт на кухню похрустеть раками; и будут раки сладко пахнуть укропчиком ….
К самому особняку он так и не доехал: её красное «Пежо» стояло у развилки. Когда он подошёл, она даже не вышла, открыла стекло и протянула ему его телефон.
- Сережа приехал, - не глядя на него, сухо произнесла. – Он нашёл твой телефон в ванной. Теперь он всё знает, он выдвинул ультиматум …. Мы должны расстаться … Ты должен меня понять ….
Он хотел было умолять её  бросить нелюбимого мужа, сейчас же уйти с ним, но глядя на её по-детски беспомощное, растерянное личико, понял, что не стоит этого делать.
- Ну что ж, пока? – как можно спокойнее произнёс он, швырнул в придорожные кусты телефон и направился к свой машине.
Когда его «Ауди» нервно тронулось, Анечка увидела, как из открытого окна на обочину полетел зелёный пучок.
- Достал всё-таки,- печально выдохнула она и, уткнувшись лицом в руль, зарыдала.
               


               
               

               
   
 


   
               


 




























         ПУЧОК УКРОПА      

                1.               
 Анечка Коробова, миловидная рыжая гарпия, в нежно – розовом, трепетном пеньюаре,  стрекозой слетела с синих шелков шикарного ночного ковчега в прохладу просторной спальни.
- Мишель, ты где? –  зазвенел колокольчиком её голосок. Засеменила голыми ногами в поисках своего ненаглядного.
- Мишель, ну ты где? – теперь уже мягко, по-кошачьи, позвала она.
Ну где же её Мишель, Михасик, Микимаусик? Если говорить проще и не в присутствии влюблённой дамы – Михаил Шевцов, служащий  среднего звена одного из подмосковных банков, молодой симпатичный  человек, как и многие столичные и околостоличные люди, ценящий комфорт и качество жизни, не забивающий себе голову сложностями как самой жизни, так и отношениями в любовных делах, поэтому всегда находящийся, в свободное от офиса время, в окружении прекраснейших особ, чаще всего замужних и состоятельных, одной из которых и была наша  Анечка Коробова, очаровательное,  легкомысленное создание, до одури нравящаяся  как сорокалетнему мужу-дипломату, так и более молодым гражданам, не зарабатывающим на политике деньги. По долгу службы её муж часто отсутствовал, и она оставалась одна, скучая и томясь, пока не встретила его, Мишеля, мягкого, искрометного, готового на всё ради неё. Их бурный роман длился месяца три; начавшись, как это часто случается, в одном из многочисленных ночных клубов  Москвы, он получил продолжение в загородном трехэтажном особняке, естественно, в отсутствие мужа.
Мишель на кухне, метражом этак двадцать на десять, стоял у плиты, колдуя над кастрюлькой, от которой шёл пар.
- Что это у нас? – весело поинтересовалась она, чмокнула его в свежевыбритую щеку, заглянула в кастрюльку. Сквозь кипящую воду на неё пялились красные раки.
- Уже почти готовы. Только укропчика сейчас кину. Мишель полез в холодильник, долго там созерцал его внутренности, почему-то  разочарованно выдохнул:
- А укропа  - то нет.
      И тут вдруг лицо Анечки наигранно выказало неодобрение такому повороту событий, словно этот недостающий укроп к ракам  был таким необходимым и нужным  на данный момент, что заставил её очень преочень   расстроиться. Белый лобик её нахмурился: казалось, что она решает сложную жизненную задачу.
- Значит так, решительно произнесла она. – Раки без укропа, что наша с тобой ночь без поцелуев. Ты должен достать мне укропа, иначе сегодня будешь спать в гостиной.
- Анечка, помилуй, до города тридцать километров! – пробовал уразуметь он.
- Ничего не знаю -  достань! – холодно прочеканила она.
Мишель в недоумении развёл руками, понимая, что спорить бесполезно.
                2.
               
Дорога на Сергиевск ему казалась утомительно долгой и однообразной, хотя и гнал он под сто. А еще вчера вечером летел пушинкой к своей ненаглядной, и вся трасса была залита теплым, несмотря на робкое дыхание марта, светом. Еще вдоль обочины лежал ещё тот, февральский снег, и корявые руки деревьев едва-едва наливались живородящей еле заметной краснотой. Сегодня снег присел, обрюзг, и было теплее, но молочно-серое одеяло небес давило на окружающий мир, делая его мельче, будничнее, а тут еще паршивое настроение из-за этого дурацкого пучка укропа. И дернуло же его варить этих раков. И вообще – за этот укроп не нужно было вспоминать, и без него можно было варить. Где ж теперь искать его, в такое время-то.  В первую очередь, нужно посетить центральный рынок, нет, сначала лучше по супермаркетам прошвырнуться, благо их всего парочка на весь городок. Сам город – так себе: за  полдня его можно так досконально изучить, пересчитав при этом всех его бездомных собак, увидеть яркий фасад единственной гостиницы в три этажа, претендующей на роскошь разве только солидной платной автостоянкой и отражающей в своих окнах здание мэрии. А можно ещё, для общего развития, потолкаться на барахолке, купив себе совсем  ненужную вещь, а так, лишь бы каким предметом отметить своё пребывание здесь, да много ещё чего ненужного можно сделать в этом городишке.
Теперь же этот город стал  интересен Мишелю из-за несчастного пучка укропа, улучшающего вкус раков, которых он собирался съесть со своей капризной красавицей; теперь от этого пучка пряной травы зависело то, как он проведёт предстоящую ночь: в одиночестве, на коврике роскошной гостиной или в объятьях страстной прелестницы на спальных шелках.
В  ярко - пёстром гламурном царстве супермаркета для скромного укропа места не оказалось, зато встретил свою бывшую однокурсницу, сидевшей за кассой. Та было сначала смутилась, но потом, натянуто улыбнувшись, спросила традиционное: «как дела», как - будто они только вчера виделись и ей действительно было интересно, как он живёт. Он ответил такое же традиционное «нормально», хотя у самого было очень пасмурно на душе. А училась-то Танька хорошо, в аспирантуру, было, собиралась; наверное, замуж выскочила, не до высоких экономических материй было, а теперь вот житуха дипломированного экономиста за прилавок кинула, а могла и его перекособочить, ещё как могла.
Он ехал по городским колдобинам в сторону рынка со странным чувством: ему казалось, что весь город знает о цели его визита, и что каждый тычет в его сторону – это, мол, тот, который  ищет укроп, чтобы вечером … А дальше этот самый каждый продолжал размышлять уже в меру обузданности своей фантазии. Он ругал себя, считал, что причиной всех этих идиотских мыслей является его мнительность, и что надо избавляться от всех этих комплексов вины неизвестно перед кем и неизвестно за что. От всех этих  угрызений, уверял он себя, человек только слабеет характером и не способен управлять своей судьбой, становится мягкотелым, а отсюда идет непонимание и порой пренебрежение со стороны знакомых и коллег по работе.
На рынке, сером и каком-то замызганном, продавцов было больше чем покупателей, и лица у некоторых продающих были хмурые и невыразительные. Казалось, что они через силу стоят здесь, делая превеликое одолжение тем, кто пришёл сюда потратить свои деньги. Он прибыл сюда, чтобы приобрести этот злочастный пучок укропа и после этого побыстрей убраться из этого городка.
Рыночные лужи проверяли на прочность его ботинки, но он и не смотрел под ноги, его взор блуждал по торговым рядам, в надежде найти тот единственный пропуск к предстоящему ночному счастью. Его заискивающе зазывали, предлагая то капусту, то картошку, то морковку со свеклой. Потом пошли заезжие фрукты, вычурная яркость которых в другой бы раз и соблазнила его раскошелиться. Но сегодня его интересовала пахучая травка, благодаря которой он, пусть хоть и на одну ночь, станет повелителем одной соблазнительной прелестницы, любви которой добивались многие, а один, с  деньгами, даже женился. Но только он, Михаил Шевцов, смог завладеть её ветреным сердцем; так неужели теперь какой-то пучок укропа всё разрушит? А может, он просто сгущает краски, может она уже и забыла о своём странном желании, сидит и нетерпеливо ждёт его у окна и не потребует при встрече укропа. Глупо всё как-то, но если начал этот поиск и пообещал, то нужно идти до конца. А то приедет он без укропа, а она вдруг спросит о нём, что тогда - мокрой курицей смотреть ей в глазки и глупо оправдываться.               
И вдруг, о чудо! В самом краю овощного торгового ряда, у серой брезентовой палатки, он увидел пучок чего-то зелёного в руках сутулого бордового пальто с голубым беретом сверху. Сейчас этот пучок исчезнет в недрах пёстрой сумки, и тогда исчезнет вместе с ним и его последняя надежда. Он пустился бежать, толкнув кого-то по пути; бордовое пальто превратилось в старушку, держащую в правой руке, действительно, пучочек укропа. Она уже было сделала  движение этой рукой к сумке, но он ловко, не ожидая от самого себя такого, выдернул этот пучок из её слабенького бледно-розового кулачка. Та обернула на него удивлённое лицо, так удивляются дети в младенческом возрасте, у которых забрали вдруг любимую игрушку. Он старался не смотреть на старушечье удивление и сразу обратился к продавцу, дородной круглолицей даме, уже готовой от возмущения произнести нелестные слова в его адрес:
- Скажите, у вас ещё такой есть? Мне очень, очень нужно. Плачу любую цену.
- Это  последний, а как у вас хватает со …
И тут торговка увидела перед своим носом стодолларовую купюру, в нерешительности замялась, смягчив тон:
-  Даже не знаю … Завтра будет много укропа …. А что скажет бабуля?
Крепкая хваткая рука все-таки потянулась к деньгам.  Продавщица посмотрела на бабульку взглядом, говорящим:  «Ну что я могу поделать?»  В ответ старушечка запричитала:
- Хотела приболевшему деду супчика куриного сварить, с укропчиком хорошо бы было, и на тебе – из рук выдёргивают.
Но Михаил уже не слышал ни о дедуле, ни о супчике – он на всех парах несся к своей машине, видя только в ней сейчас надежное укрытие от всего этого чужого, серого, промозглого рыночного мира. В машине он откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза …
Город провожал его добрым дождём, за стеклом мир акварельно расплылся, распух как - то.
Он ругал за медлительность светофоры и ехавших впереди водителей. Ему быстрей хотелось выскочить на трассу и дам дать жару.
Блин, если б  впопыхах не забыл телефон, то позвонил бы ей, сказал, что приказание госпожи выполнено, и что он надеется на бурное вознаграждение предстоящей ночью. А вдруг она передумала есть этих раков с укропом? Тогда … тогда он её бросит, нечего голову морочить. Нет, так не должно быть. Тут представилось ему, как она нежно целует его в щёку, в благодарность за такой сумасбродный поступок, обещающе томно глядит и зовёт на кухню похрустеть раками; и будут раки сладко пахнуть укропчиком ….
К самому особняку он так и не доехал: её красное «Пежо» стояло у развилки. Когда он подошёл, она даже не вышла, открыла стекло и протянула ему его телефон.
- Сережа приехал, - не глядя на него, сухо произнесла. – Он нашёл твой телефон в ванной. Теперь он всё знает, он выдвинул ультиматум …. Мы должны расстаться … Ты должен меня понять ….
Он хотел было умолять её  бросить нелюбимого мужа, сейчас же уйти с ним, но глядя на её по-детски беспомощное, растерянное личико, понял, что не стоит этого делать.
- Ну что ж, пока? – как можно спокойнее произнёс он, швырнул в придорожные кусты телефон и направился к свой машине.
Когда его «Ауди» нервно тронулось, Анечка увидела, как из открытого окна на обочину полетел зелёный пучок.
- Достал всё-таки,- печально выдохнула она и, уткнувшись лицом в руль, зарыдала.
               


               
               

               
   
 


   
               


 




























         ПУЧОК УКРОПА      

                1.               
 Анечка Коробова, миловидная рыжая гарпия, в нежно – розовом, трепетном пеньюаре,  стрекозой слетела с синих шелков шикарного ночного ковчега в прохладу просторной спальни.
- Мишель, ты где? –  зазвенел колокольчиком её голосок. Засеменила голыми ногами в поисках своего ненаглядного.
- Мишель, ну ты где? – теперь уже мягко, по-кошачьи, позвала она.
Ну где же её Мишель, Михасик, Микимаусик? Если говорить проще и не в присутствии влюблённой дамы – Михаил Шевцов, служащий  среднего звена одного из подмосковных банков, молодой симпатичный  человек, как и многие столичные и околостоличные люди, ценящий комфорт и качество жизни, не забивающий себе голову сложностями как самой жизни, так и отношениями в любовных делах, поэтому всегда находящийся, в свободное от офиса время, в окружении прекраснейших особ, чаще всего замужних и состоятельных, одной из которых и была наша  Анечка Коробова, очаровательное,  легкомысленное создание, до одури нравящаяся  как сорокалетнему мужу-дипломату, так и более молодым гражданам, не зарабатывающим на политике деньги. По долгу службы её муж часто отсутствовал, и она оставалась одна, скучая и томясь, пока не встретила его, Мишеля, мягкого, искрометного, готового на всё ради неё. Их бурный роман длился месяца три; начавшись, как это часто случается, в одном из многочисленных ночных клубов  Москвы, он получил продолжение в загородном трехэтажном особняке, естественно, в отсутствие мужа.
Мишель на кухне, метражом этак двадцать на десять, стоял у плиты, колдуя над кастрюлькой, от которой шёл пар.
- Что это у нас? – весело поинтересовалась она, чмокнула его в свежевыбритую щеку, заглянула в кастрюльку. Сквозь кипящую воду на неё пялились красные раки.
- Уже почти готовы. Только укропчика сейчас кину. Мишель полез в холодильник, долго там созерцал его внутренности, почему-то  разочарованно выдохнул:
- А укропа  - то нет.
      И тут вдруг лицо Анечки наигранно выказало неодобрение такому повороту событий, словно этот недостающий укроп к ракам  был таким необходимым и нужным  на данный момент, что заставил её очень преочень   расстроиться. Белый лобик её нахмурился: казалось, что она решает сложную жизненную задачу.
- Значит так, решительно произнесла она. – Раки без укропа, что наша с тобой ночь без поцелуев. Ты должен достать мне укропа, иначе сегодня будешь спать в гостиной.
- Анечка, помилуй, до города тридцать километров! – пробовал уразуметь он.
- Ничего не знаю -  достань! – холодно прочеканила она.
Мишель в недоумении развёл руками, понимая, что спорить бесполезно.
                2.
               
Дорога на Сергиевск ему казалась утомительно долгой и однообразной, хотя и гнал он под сто. А еще вчера вечером летел пушинкой к своей ненаглядной, и вся трасса была залита теплым, несмотря на робкое дыхание марта, светом. Еще вдоль обочины лежал ещё тот, февральский снег, и корявые руки деревьев едва-едва наливались живородящей еле заметной краснотой. Сегодня снег присел, обрюзг, и было теплее, но молочно-серое одеяло небес давило на окружающий мир, делая его мельче, будничнее, а тут еще паршивое настроение из-за этого дурацкого пучка укропа. И дернуло же его варить этих раков. И вообще – за этот укроп не нужно было вспоминать, и без него можно было варить. Где ж теперь искать его, в такое время-то.  В первую очередь, нужно посетить центральный рынок, нет, сначала лучше по супермаркетам прошвырнуться, благо их всего парочка на весь городок. Сам город – так себе: за  полдня его можно так досконально изучить, пересчитав при этом всех его бездомных собак, увидеть яркий фасад единственной гостиницы в три этажа, претендующей на роскошь разве только солидной платной автостоянкой и отражающей в своих окнах здание мэрии. А можно ещё, для общего развития, потолкаться на барахолке, купив себе совсем  ненужную вещь, а так, лишь бы каким предметом отметить своё пребывание здесь, да много ещё чего ненужного можно сделать в этом городишке.
Теперь же этот город стал  интересен Мишелю из-за несчастного пучка укропа, улучшающего вкус раков, которых он собирался съесть со своей капризной красавицей; теперь от этого пучка пряной травы зависело то, как он проведёт предстоящую ночь: в одиночестве, на коврике роскошной гостиной или в объятьях страстной прелестницы на спальных шелках.
В  ярко - пёстром гламурном царстве супермаркета для скромного укропа места не оказалось, зато встретил свою бывшую однокурсницу, сидевшей за кассой. Та было сначала смутилась, но потом, натянуто улыбнувшись, спросила традиционное: «как дела», как - будто они только вчера виделись и ей действительно было интересно, как он живёт. Он ответил такое же традиционное «нормально», хотя у самого было очень пасмурно на душе. А училась-то Танька хорошо, в аспирантуру, было, собиралась; наверное, замуж выскочила, не до высоких экономических материй было, а теперь вот житуха дипломированного экономиста за прилавок кинула, а могла и его перекособочить, ещё как могла.
Он ехал по городским колдобинам в сторону рынка со странным чувством: ему казалось, что весь город знает о цели его визита, и что каждый тычет в его сторону – это, мол, тот, который  ищет укроп, чтобы вечером … А дальше этот самый каждый продолжал размышлять уже в меру обузданности своей фантазии. Он ругал себя, считал, что причиной всех этих идиотских мыслей является его мнительность, и что надо избавляться от всех этих комплексов вины неизвестно перед кем и неизвестно за что. От всех этих  угрызений, уверял он себя, человек только слабеет характером и не способен управлять своей судьбой, становится мягкотелым, а отсюда идет непонимание и порой пренебрежение со стороны знакомых и коллег по работе.
На рынке, сером и каком-то замызганном, продавцов было больше чем покупателей, и лица у некоторых продающих были хмурые и невыразительные. Казалось, что они через силу стоят здесь, делая превеликое одолжение тем, кто пришёл сюда потратить свои деньги. Он прибыл сюда, чтобы приобрести этот злочастный пучок укропа и после этого побыстрей убраться из этого городка.
Рыночные лужи проверяли на прочность его ботинки, но он и не смотрел под ноги, его взор блуждал по торговым рядам, в надежде найти тот единственный пропуск к предстоящему ночному счастью. Его заискивающе зазывали, предлагая то капусту, то картошку, то морковку со свеклой. Потом пошли заезжие фрукты, вычурная яркость которых в другой бы раз и соблазнила его раскошелиться. Но сегодня его интересовала пахучая травка, благодаря которой он, пусть хоть и на одну ночь, станет повелителем одной соблазнительной прелестницы, любви которой добивались многие, а один, с  деньгами, даже женился. Но только он, Михаил Шевцов, смог завладеть её ветреным сердцем; так неужели теперь какой-то пучок укропа всё разрушит? А может, он просто сгущает краски, может она уже и забыла о своём странном желании, сидит и нетерпеливо ждёт его у окна и не потребует при встрече укропа. Глупо всё как-то, но если начал этот поиск и пообещал, то нужно идти до конца. А то приедет он без укропа, а она вдруг спросит о нём, что тогда - мокрой курицей смотреть ей в глазки и глупо оправдываться.               
И вдруг, о чудо! В самом краю овощного торгового ряда, у серой брезентовой палатки, он увидел пучок чего-то зелёного в руках сутулого бордового пальто с голубым беретом сверху. Сейчас этот пучок исчезнет в недрах пёстрой сумки, и тогда исчезнет вместе с ним и его последняя надежда. Он пустился бежать, толкнув кого-то по пути; бордовое пальто превратилось в старушку, держащую в правой руке, действительно, пучочек укропа. Она уже было сделала  движение этой рукой к сумке, но он ловко, не ожидая от самого себя такого, выдернул этот пучок из её слабенького бледно-розового кулачка. Та обернула на него удивлённое лицо, так удивляются дети в младенческом возрасте, у которых забрали вдруг любимую игрушку. Он старался не смотреть на старушечье удивление и сразу обратился к продавцу, дородной круглолицей даме, уже готовой от возмущения произнести нелестные слова в его адрес:
- Скажите, у вас ещё такой есть? Мне очень, очень нужно. Плачу любую цену.
- Это  последний, а как у вас хватает со …
И тут торговка увидела перед своим носом стодолларовую купюру, в нерешительности замялась, смягчив тон:
-  Даже не знаю … Завтра будет много укропа …. А что скажет бабуля?
Крепкая хваткая рука все-таки потянулась к деньгам.  Продавщица посмотрела на бабульку взглядом, говорящим:  «Ну что я могу поделать?»  В ответ старушечка запричитала:
- Хотела приболевшему деду супчика куриного сварить, с укропчиком хорошо бы было, и на тебе – из рук выдёргивают.
Но Михаил уже не слышал ни о дедуле, ни о супчике – он на всех парах несся к своей машине, видя только в ней сейчас надежное укрытие от всего этого чужого, серого, промозглого рыночного мира. В машине он откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза …
Город провожал его добрым дождём, за стеклом мир акварельно расплылся, распух как - то.
Он ругал за медлительность светофоры и ехавших впереди водителей. Ему быстрей хотелось выскочить на трассу и дам дать жару.
Блин, если б  впопыхах не забыл телефон, то позвонил бы ей, сказал, что приказание госпожи выполнено, и что он надеется на бурное вознаграждение предстоящей ночью. А вдруг она передумала есть этих раков с укропом? Тогда … тогда он её бросит, нечего голову морочить. Нет, так не должно быть. Тут представилось ему, как она нежно целует его в щёку, в благодарность за такой сумасбродный поступок, обещающе томно глядит и зовёт на кухню похрустеть раками; и будут раки сладко пахнуть укропчиком ….
К самому особняку он так и не доехал: её красное «Пежо» стояло у развилки. Когда он подошёл, она даже не вышла, открыла стекло и протянула ему его телефон.
- Сережа приехал, - не глядя на него, сухо произнесла. – Он нашёл твой телефон в ванной. Теперь он всё знает, он выдвинул ультиматум …. Мы должны расстаться … Ты должен меня понять ….
Он хотел было умолять её  бросить нелюбимого мужа, сейчас же уйти с ним, но глядя на её по-детски беспомощное, растерянное личико, понял, что не стоит этого делать.
- Ну что ж, пока? – как можно спокойнее произнёс он, швырнул в придорожные кусты телефон и направился к свой машине.
Когда его «Ауди» нервно тронулось, Анечка увидела, как из открытого окна на обочину полетел зелёный пучок.
- Достал всё-таки,- печально выдохнула она и, уткнувшись лицом в руль, зарыдала.
               


               
               

               
   
 


   
               


 




























         ПУЧОК УКРОПА      

                1.               
 Анечка Коробова, миловидная рыжая гарпия, в нежно – розовом, трепетном пеньюаре,  стрекозой слетела с синих шелков шикарного ночного ковчега в прохладу просторной спальни.
- Мишель, ты где? –  зазвенел колокольчиком её голосок. Засеменила голыми ногами в поисках своего ненаглядного.
- Мишель, ну ты где? – теперь уже мягко, по-кошачьи, позвала она.
Ну где же её Мишель, Михасик, Микимаусик? Если говорить проще и не в присутствии влюблённой дамы – Михаил Шевцов, служащий  среднего звена одного из подмосковных банков, молодой симпатичный  человек, как и многие столичные и околостоличные люди, ценящий комфорт и качество жизни, не забивающий себе голову сложностями как самой жизни, так и отношениями в любовных делах, поэтому всегда находящийся, в свободное от офиса время, в окружении прекраснейших особ, чаще всего замужних и состоятельных, одной из которых и была наша  Анечка Коробова, очаровательное,  легкомысленное создание, до одури нравящаяся  как сорокалетнему мужу-дипломату, так и более молодым гражданам, не зарабатывающим на политике деньги. По долгу службы её муж часто отсутствовал, и она оставалась одна, скучая и томясь, пока не встретила его, Мишеля, мягкого, искрометного, готового на всё ради неё. Их бурный роман длился месяца три; начавшись, как это часто случается, в одном из многочисленных ночных клубов  Москвы, он получил продолжение в загородном трехэтажном особняке, естественно, в отсутствие мужа.
Мишель на кухне, метражом этак двадцать на десять, стоял у плиты, колдуя над кастрюлькой, от которой шёл пар.
- Что это у нас? – весело поинтересовалась она, чмокнула его в свежевыбритую щеку, заглянула в кастрюльку. Сквозь кипящую воду на неё пялились красные раки.
- Уже почти готовы. Только укропчика сейчас кину. Мишель полез в холодильник, долго там созерцал его внутренности, почему-то  разочарованно выдохнул:
- А укропа  - то нет.
      И тут вдруг лицо Анечки наигранно выказало неодобрение такому повороту событий, словно этот недостающий укроп к ракам  был таким необходимым и нужным  на данный момент, что заставил её очень преочень   расстроиться. Белый лобик её нахмурился: казалось, что она решает сложную жизненную задачу.
- Значит так, решительно произнесла она. – Раки без укропа, что наша с тобой ночь без поцелуев. Ты должен достать мне укропа, иначе сегодня будешь спать в гостиной.
- Анечка, помилуй, до города тридцать километров! – пробовал уразуметь он.
- Ничего не знаю -  достань! – холодно прочеканила она.
Мишель в недоумении развёл руками, понимая, что спорить бесполезно.
                2.
               
Дорога на Сергиевск ему казалась утомительно долгой и однообразной, хотя и гнал он под сто. А еще вчера вечером летел пушинкой к своей ненаглядной, и вся трасса была залита теплым, несмотря на робкое дыхание марта, светом. Еще вдоль обочины лежал ещё тот, февральский снег, и корявые руки деревьев едва-едва наливались живородящей еле заметной краснотой. Сегодня снег присел, обрюзг, и было теплее, но молочно-серое одеяло небес давило на окружающий мир, делая его мельче, будничнее, а тут еще паршивое настроение из-за этого дурацкого пучка укропа. И дернуло же его варить этих раков. И вообще – за этот укроп не нужно было вспоминать, и без него можно было варить. Где ж теперь искать его, в такое время-то.  В первую очередь, нужно посетить центральный рынок, нет, сначала лучше по супермаркетам прошвырнуться, благо их всего парочка на весь городок. Сам город – так себе: за  полдня его можно так досконально изучить, пересчитав при этом всех его бездомных собак, увидеть яркий фасад единственной гостиницы в три этажа, претендующей на роскошь разве только солидной платной автостоянкой и отражающей в своих окнах здание мэрии. А можно ещё, для общего развития, потолкаться на барахолке, купив себе совсем  ненужную вещь, а так, лишь бы каким предметом отметить своё пребывание здесь, да много ещё чего ненужного можно сделать в этом городишке.
Теперь же этот город стал  интересен Мишелю из-за несчастного пучка укропа, улучшающего вкус раков, которых он собирался съесть со своей капризной красавицей; теперь от этого пучка пряной травы зависело то, как он проведёт предстоящую ночь: в одиночестве, на коврике роскошной гостиной или в объятьях страстной прелестницы на спальных шелках.
В  ярко - пёстром гламурном царстве супермаркета для скромного укропа места не оказалось, зато встретил свою бывшую однокурсницу, сидевшей за кассой. Та было сначала смутилась, но потом, натянуто улыбнувшись, спросила традиционное: «как дела», как - будто они только вчера виделись и ей действительно было интересно, как он живёт. Он ответил такое же традиционное «нормально», хотя у самого было очень пасмурно на душе. А училась-то Танька хорошо, в аспирантуру, было, собиралась; наверное, замуж выскочила, не до высоких экономических материй было, а теперь вот житуха дипломированного экономиста за прилавок кинула, а могла и его перекособочить, ещё как могла.
Он ехал по городским колдобинам в сторону рынка со странным чувством: ему казалось, что весь город знает о цели его визита, и что каждый тычет в его сторону – это, мол, тот, который  ищет укроп, чтобы вечером … А дальше этот самый каждый продолжал размышлять уже в меру обузданности своей фантазии. Он ругал себя, считал, что причиной всех этих идиотских мыслей является его мнительность, и что надо избавляться от всех этих комплексов вины неизвестно перед кем и неизвестно за что. От всех этих  угрызений, уверял он себя, человек только слабеет характером и не способен управлять своей судьбой, становится мягкотелым, а отсюда идет непонимание и порой пренебрежение со стороны знакомых и коллег по работе.
На рынке, сером и каком-то замызганном, продавцов было больше чем покупателей, и лица у некоторых продающих были хмурые и невыразительные. Казалось, что они через силу стоят здесь, делая превеликое одолжение тем, кто пришёл сюда потратить свои деньги. Он прибыл сюда, чтобы приобрести этот злочастный пучок укропа и после этого побыстрей убраться из этого городка.
Рыночные лужи проверяли на прочность его ботинки, но он и не смотрел под ноги, его взор блуждал по торговым рядам, в надежде найти тот единственный пропуск к предстоящему ночному счастью. Его заискивающе зазывали, предлагая то капусту, то картошку, то морковку со свеклой. Потом пошли заезжие фрукты, вычурная яркость которых в другой бы раз и соблазнила его раскошелиться. Но сегодня его интересовала пахучая травка, благодаря которой он, пусть хоть и на одну ночь, станет повелителем одной соблазнительной прелестницы, любви которой добивались многие, а один, с  деньгами, даже женился. Но только он, Михаил Шевцов, смог завладеть её ветреным сердцем; так неужели теперь какой-то пучок укропа всё разрушит? А может, он просто сгущает краски, может она уже и забыла о своём странном желании, сидит и нетерпеливо ждёт его у окна и не потребует при встрече укропа. Глупо всё как-то, но если начал этот поиск и пообещал, то нужно идти до конца. А то приедет он без укропа, а она вдруг спросит о нём, что тогда - мокрой курицей смотреть ей в глазки и глупо оправдываться.               
И вдруг, о чудо! В самом краю овощного торгового ряда, у серой брезентовой палатки, он увидел пучок чего-то зелёного в руках сутулого бордового пальто с голубым беретом сверху. Сейчас этот пучок исчезнет в недрах пёстрой сумки, и тогда исчезнет вместе с ним и его последняя надежда. Он пустился бежать, толкнув кого-то по пути; бордовое пальто превратилось в старушку, держащую в правой руке, действительно, пучочек укропа. Она уже было сделала  движение этой рукой к сумке, но он ловко, не ожидая от самого себя такого, выдернул этот пучок из её слабенького бледно-розового кулачка. Та обернула на него удивлённое лицо, так удивляются дети в младенческом возрасте, у которых забрали вдруг любимую игрушку. Он старался не смотреть на старушечье удивление и сразу обратился к продавцу, дородной круглолицей даме, уже готовой от возмущения произнести нелестные слова в его адрес:
- Скажите, у вас ещё такой есть? Мне очень, очень нужно. Плачу любую цену.
- Это  последний, а как у вас хватает со …
И тут торговка увидела перед своим носом стодолларовую купюру, в нерешительности замялась, смягчив тон:
-  Даже не знаю … Завтра будет много укропа …. А что скажет бабуля?
Крепкая хваткая рука все-таки потянулась к деньгам.  Продавщица посмотрела на бабульку взглядом, говорящим:  «Ну что я могу поделать?»  В ответ старушечка запричитала:
- Хотела приболевшему деду супчика куриного сварить, с укропчиком хорошо бы было, и на тебе – из рук выдёргивают.
Но Михаил уже не слышал ни о дедуле, ни о супчике – он на всех парах несся к своей машине, видя только в ней сейчас надежное укрытие от всего этого чужого, серого, промозглого рыночного мира. В машине он откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза …
Город провожал его добрым дождём, за стеклом мир акварельно расплылся, распух как - то.
Он ругал за медлительность светофоры и ехавших впереди водителей. Ему быстрей хотелось выскочить на трассу и дам дать жару.
Блин, если б  впопыхах не забыл телефон, то позвонил бы ей, сказал, что приказание госпожи выполнено, и что он надеется на бурное вознаграждение предстоящей ночью. А вдруг она передумала есть этих раков с укропом? Тогда … тогда он её бросит, нечего голову морочить. Нет, так не должно быть. Тут представилось ему, как она нежно целует его в щёку, в благодарность за такой сумасбродный поступок, обещающе томно глядит и зовёт на кухню похрустеть раками; и будут раки сладко пахнуть укропчиком ….
К самому особняку он так и не доехал: её красное «Пежо» стояло у развилки. Когда он подошёл, она даже не вышла, открыла стекло и протянула ему его телефон.
- Сережа приехал, - не глядя на него, сухо произнесла. – Он нашёл твой телефон в ванной. Теперь он всё знает, он выдвинул ультиматум …. Мы должны расстаться … Ты должен меня понять ….
Он хотел было умолять её  бросить нелюбимого мужа, сейчас же уйти с ним, но глядя на её по-детски беспомощное, растерянное личико, понял, что не стоит этого делать.
- Ну что ж, пока? – как можно спокойнее произнёс он, швырнул в придорожные кусты телефон и направился к свой машине.
Когда его «Ауди» нервно тронулось, Анечка увидела, как из открытого окна на обочину полетел зелёный пучок.
- Достал всё-таки,- печально выдохнула она и, уткнувшись лицом в руль, зарыдала.
               


               
               

               
   
 


   
               


 




























         ПУЧОК УКРОПА      

                1.               
 Анечка Коробова, миловидная рыжая гарпия, в нежно – розовом, трепетном пеньюаре,  стрекозой слетела с синих шелков шикарного ночного ковчега в прохладу просторной спальни.
- Мишель, ты где? –  зазвенел колокольчиком её голосок. Засеменила голыми ногами в поисках своего ненаглядного.
- Мишель, ну ты где? – теперь уже мягко, по-кошачьи, позвала она.
Ну где же её Мишель, Михасик, Микимаусик? Если говорить проще и не в присутствии влюблённой дамы – Михаил Шевцов, служащий  среднего звена одного из подмосковных банков, молодой симпатичный  человек, как и многие столичные и околостоличные люди, ценящий комфорт и качество жизни, не забивающий себе голову сложностями как самой жизни, так и отношениями в любовных делах, поэтому всегда находящийся, в свободное от офиса время, в окружении прекраснейших особ, чаще всего замужних и состоятельных, одной из которых и была наша  Анечка Коробова, очаровательное,  легкомысленное создание, до одури нравящаяся  как сорокалетнему мужу-дипломату, так и более молодым гражданам, не зарабатывающим на политике деньги. По долгу службы её муж часто отсутствовал, и она оставалась одна, скучая и томясь, пока не встретила его, Мишеля, мягкого, искрометного, готового на всё ради неё. Их бурный роман длился месяца три; начавшись, как это часто случается, в одном из многочисленных ночных клубов  Москвы, он получил продолжение в загородном трехэтажном особняке, естественно, в отсутствие мужа.
Мишель на кухне, метражом этак двадцать на десять, стоял у плиты, колдуя над кастрюлькой, от которой шёл пар.
- Что это у нас? – весело поинтересовалась она, чмокнула его в свежевыбритую щеку, заглянула в кастрюльку. Сквозь кипящую воду на неё пялились красные раки.
- Уже почти готовы. Только укропчика сейчас кину. Мишель полез в холодильник, долго там созерцал его внутренности, почему-то  разочарованно выдохнул:
- А укропа  - то нет.
      И тут вдруг лицо Анечки наигранно выказало неодобрение такому повороту событий, словно этот недостающий укроп к ракам  был таким необходимым и нужным  на данный момент, что заставил её очень преочень   расстроиться. Белый лобик её нахмурился: казалось, что она решает сложную жизненную задачу.
- Значит так, решительно произнесла она. – Раки без укропа, что наша с тобой ночь без поцелуев. Ты должен достать мне укропа, иначе сегодня будешь спать в гостиной.
- Анечка, помилуй, до города тридцать километров! – пробовал уразуметь он.
- Ничего не знаю -  достань! – холодно прочеканила она.
Мишель в недоумении развёл руками, понимая, что спорить бесполезно.
                2.
               
Дорога на Сергиевск ему казалась утомительно долгой и однообразной, хотя и гнал он под сто. А еще вчера вечером летел пушинкой к своей ненаглядной, и вся трасса была залита теплым, несмотря на робкое дыхание марта, светом. Еще вдоль обочины лежал ещё тот, февральский снег, и корявые руки деревьев едва-едва наливались живородящей еле заметной краснотой. Сегодня снег присел, обрюзг, и было теплее, но молочно-серое одеяло небес давило на окружающий мир, делая его мельче, будничнее, а тут еще паршивое настроение из-за этого дурацкого пучка укропа. И дернуло же его варить этих раков. И вообще – за этот укроп не нужно было вспоминать, и без него можно было варить. Где ж теперь искать его, в такое время-то.  В первую очередь, нужно посетить центральный рынок, нет, сначала лучше по супермаркетам прошвырнуться, благо их всего парочка на весь городок. Сам город – так себе: за  полдня его можно так досконально изучить, пересчитав при этом всех его бездомных собак, увидеть яркий фасад единственной гостиницы в три этажа, претендующей на роскошь разве только солидной платной автостоянкой и отражающей в своих окнах здание мэрии. А можно ещё, для общего развития, потолкаться на барахолке, купив себе совсем  ненужную вещь, а так, лишь бы каким предметом отметить своё пребывание здесь, да много ещё чего ненужного можно сделать в этом городишке.
Теперь же этот город стал  интересен Мишелю из-за несчастного пучка укропа, улучшающего вкус раков, которых он собирался съесть со своей капризной красавицей; теперь от этого пучка пряной травы зависело то, как он проведёт предстоящую ночь: в одиночестве, на коврике роскошной гостиной или в объятьях страстной прелестницы на спальных шелках.
В  ярко - пёстром гламурном царстве супермаркета для скромного укропа места не оказалось, зато встретил свою бывшую однокурсницу, сидевшей за кассой. Та было сначала смутилась, но потом, натянуто улыбнувшись, спросила традиционное: «как дела», как - будто они только вчера виделись и ей действительно было интересно, как он живёт. Он ответил такое же традиционное «нормально», хотя у самого было очень пасмурно на душе. А училась-то Танька хорошо, в аспирантуру, было, собиралась; наверное, замуж выскочила, не до высоких экономических материй было, а теперь вот житуха дипломированного экономиста за прилавок кинула, а могла и его перекособочить, ещё как могла.
Он ехал по городским колдобинам в сторону рынка со странным чувством: ему казалось, что весь город знает о цели его визита, и что каждый тычет в его сторону – это, мол, тот, который  ищет укроп, чтобы вечером … А дальше этот самый каждый продолжал размышлять уже в меру обузданности своей фантазии. Он ругал себя, считал, что причиной всех этих идиотских мыслей является его мнительность, и что надо избавляться от всех этих комплексов вины неизвестно перед кем и неизвестно за что. От всех этих  угрызений, уверял он себя, человек только слабеет характером и не способен управлять своей судьбой, становится мягкотелым, а отсюда идет непонимание и порой пренебрежение со стороны знакомых и коллег по работе.
На рынке, сером и каком-то замызганном, продавцов было больше чем покупателей, и лица у некоторых продающих были хмурые и невыразительные. Казалось, что они через силу стоят здесь, делая превеликое одолжение тем, кто пришёл сюда потратить свои деньги. Он прибыл сюда, чтобы приобрести этот злочастный пучок укропа и после этого побыстрей убраться из этого городка.
Рыночные лужи проверяли на прочность его ботинки, но он и не смотрел под ноги, его взор блуждал по торговым рядам, в надежде найти тот единственный пропуск к предстоящему ночному счастью. Его заискивающе зазывали, предлагая то капусту, то картошку, то морковку со свеклой. Потом пошли заезжие фрукты, вычурная яркость которых в другой бы раз и соблазнила его раскошелиться. Но сегодня его интересовала пахучая травка, благодаря которой он, пусть хоть и на одну ночь, станет повелителем одной соблазнительной прелестницы, любви которой добивались многие, а один, с  деньгами, даже женился. Но только он, Михаил Шевцов, смог завладеть её ветреным сердцем; так неужели теперь какой-то пучок укропа всё разрушит? А может, он просто сгущает краски, может она уже и забыла о своём странном желании, сидит и нетерпеливо ждёт его у окна и не потребует при встрече укропа. Глупо всё как-то, но если начал этот поиск и пообещал, то нужно идти до конца. А то приедет он без укропа, а она вдруг спросит о нём, что тогда - мокрой курицей смотреть ей в глазки и глупо оправдываться.               
И вдруг, о чудо! В самом краю овощного торгового ряда, у серой брезентовой палатки, он увидел пучок чего-то зелёного в руках сутулого бордового пальто с голубым беретом сверху. Сейчас этот пучок исчезнет в недрах пёстрой сумки, и тогда исчезнет вместе с ним и его последняя надежда. Он пустился бежать, толкнув кого-то по пути; бордовое пальто превратилось в старушку, держащую в правой руке, действительно, пучочек укропа. Она уже было сделала  движение этой рукой к сумке, но он ловко, не ожидая от самого себя такого, выдернул этот пучок из её слабенького бледно-розового кулачка. Та обернула на него удивлённое лицо, так удивляются дети в младенческом возрасте, у которых забрали вдруг любимую игрушку. Он старался не смотреть на старушечье удивление и сразу обратился к продавцу, дородной круглолицей даме, уже готовой от возмущения произнести нелестные слова в его адрес:
- Скажите, у вас ещё такой есть? Мне очень, очень нужно. Плачу любую цену.
- Это  последний, а как у вас хватает со …
И тут торговка увидела перед своим носом стодолларовую купюру, в нерешительности замялась, смягчив тон:
-  Даже не знаю … Завтра будет много укропа …. А что скажет бабуля?
Крепкая хваткая рука все-таки потянулась к деньгам.  Продавщица посмотрела на бабульку взглядом, говорящим:  «Ну что я могу поделать?»  В ответ старушечка запричитала:
- Хотела приболевшему деду супчика куриного сварить, с укропчиком хорошо бы было, и на тебе – из рук выдёргивают.
Но Михаил уже не слышал ни о дедуле, ни о супчике – он на всех парах несся к своей машине, видя только в ней сейчас надежное укрытие от всего этого чужого, серого, промозглого рыночного мира. В машине он откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза …
Город провожал его добрым дождём, за стеклом мир акварельно расплылся, распух как - то.
Он ругал за медлительность светофоры и ехавших впереди водителей. Ему быстрей хотелось выскочить на трассу и дам дать жару.
Блин, если б  впопыхах не забыл телефон, то позвонил бы ей, сказал, что приказание госпожи выполнено, и что он надеется на бурное вознаграждение предстоящей ночью. А вдруг она передумала есть этих раков с укропом? Тогда … тогда он её бросит, нечего голову морочить. Нет, так не должно быть. Тут представилось ему, как она нежно целует его в щёку, в благодарность за такой сумасбродный поступок, обещающе томно глядит и зовёт на кухню похрустеть раками; и будут раки сладко пахнуть укропчиком ….
К самому особняку он так и не доехал: её красное «Пежо» стояло у развилки. Когда он подошёл, она даже не вышла, открыла стекло и протянула ему его телефон.
- Сережа приехал, - не глядя на него, сухо произнесла. – Он нашёл твой телефон в ванной. Теперь он всё знает, он выдвинул ультиматум …. Мы должны расстаться … Ты должен меня понять ….
Он хотел было умолять её  бросить нелюбимого мужа, сейчас же уйти с ним, но глядя на её по-детски беспомощное, растерянное личико, понял, что не стоит этого делать.
- Ну что ж, пока? – как можно спокойнее произнёс он, швырнул в придорожные кусты телефон и направился к свой машине.
Когда его «Ауди» нервно тронулось, Анечка увидела, как из открытого окна на обочину полетел зелёный пучок.
- Достал всё-таки,- печально выдохнула она и, уткнувшись лицом в руль, зарыдала.
               


               
               

               
   
 


   
               


 




























         ПУЧОК УКРОПА      

                1.               
 Анечка Коробова, миловидная рыжая гарпия, в нежно – розовом, трепетном пеньюаре,  стрекозой слетела с синих шелков шикарного ночного ковчега в прохладу просторной спальни.
- Мишель, ты где? –  зазвенел колокольчиком её голосок. Засеменила голыми ногами в поисках своего ненаглядного.
- Мишель, ну ты где? – теперь уже мягко, по-кошачьи, позвала она.
Ну где же её Мишель, Михасик, Микимаусик? Если говорить проще и не в присутствии влюблённой дамы – Михаил Шевцов, служащий  среднего звена одного из подмосковных банков, молодой симпатичный  человек, как и многие столичные и околостоличные люди, ценящий комфорт и качество жизни, не забивающий себе голову сложностями как самой жизни, так и отношениями в любовных делах, поэтому всегда находящийся, в свободное от офиса время, в окружении прекраснейших особ, чаще всего замужних и состоятельных, одной из которых и была наша  Анечка Коробова, очаровательное,  легкомысленное создание, до одури нравящаяся  как сорокалетнему мужу-дипломату, так и более молодым гражданам, не зарабатывающим на политике деньги. По долгу службы её муж часто отсутствовал, и она оставалась одна, скучая и томясь, пока не встретила его, Мишеля, мягкого, искрометного, готового на всё ради неё. Их бурный роман длился месяца три; начавшись, как это часто случается, в одном из многочисленных ночных клубов  Москвы, он получил продолжение в загородном трехэтажном особняке, естественно, в отсутствие мужа.
Мишель на кухне, метражом этак двадцать на десять, стоял у плиты, колдуя над кастрюлькой, от которой шёл пар.
- Что это у нас? – весело поинтересовалась она, чмокнула его в свежевыбритую щеку, заглянула в кастрюльку. Сквозь кипящую воду на неё пялились красные раки.
- Уже почти готовы. Только укропчика сейчас кину. Мишель полез в холодильник, долго там созерцал его внутренности, почему-то  разочарованно выдохнул:
- А укропа  - то нет.
      И тут вдруг лицо Анечки наигранно выказало неодобрение такому повороту событий, словно этот недостающий укроп к ракам  был таким необходимым и нужным  на данный момент, что заставил её очень преочень   расстроиться. Белый лобик её нахмурился: казалось, что она решает сложную жизненную задачу.
- Значит так, решительно произнесла она. – Раки без укропа, что наша с тобой ночь без поцелуев. Ты должен достать мне укропа, иначе сегодня будешь спать в гостиной.
- Анечка, помилуй, до города тридцать километров! – пробовал уразуметь он.
- Ничего не знаю -  достань! – холодно прочеканила она.
Мишель в недоумении развёл руками, понимая, что спорить бесполезно.
                2.
               
Дорога на Сергиевск ему казалась утомительно долгой и однообразной, хотя и гнал он под сто. А еще вчера вечером летел пушинкой к своей ненаглядной, и вся трасса была залита теплым, несмотря на робкое дыхание марта, светом. Еще вдоль обочины лежал ещё тот, февральский снег, и корявые руки деревьев едва-едва наливались живородящей еле заметной краснотой. Сегодня снег присел, обрюзг, и было теплее, но молочно-серое одеяло небес давило на окружающий мир, делая его мельче, будничнее, а тут еще паршивое настроение из-за этого дурацкого пучка укропа. И дернуло же его варить этих раков. И вообще – за этот укроп не нужно было вспоминать, и без него можно было варить. Где ж теперь искать его, в такое время-то.  В первую очередь, нужно посетить центральный рынок, нет, сначала лучше по супермаркетам прошвырнуться, благо их всего парочка на весь городок. Сам город – так себе: за  полдня его можно так досконально изучить, пересчитав при этом всех его бездомных собак, увидеть яркий фасад единственной гостиницы в три этажа, претендующей на роскошь разве только солидной платной автостоянкой и отражающей в своих окнах здание мэрии. А можно ещё, для общего развития, потолкаться на барахолке, купив себе совсем  ненужную вещь, а так, лишь бы каким предметом отметить своё пребывание здесь, да много ещё чего ненужного можно сделать в этом городишке.
Теперь же этот город стал  интересен Мишелю из-за несчастного пучка укропа, улучшающего вкус раков, которых он собирался съесть со своей капризной красавицей; теперь от этого пучка пряной травы зависело то, как он проведёт предстоящую ночь: в одиночестве, на коврике роскошной гостиной или в объятьях страстной прелестницы на спальных шелках.
В  ярко - пёстром гламурном царстве супермаркета для скромного укропа места не оказалось, зато встретил свою бывшую однокурсницу, сидевшей за кассой. Та было сначала смутилась, но потом, натянуто улыбнувшись, спросила традиционное: «как дела», как - будто они только вчера виделись и ей действительно было интересно, как он живёт. Он ответил такое же традиционное «нормально», хотя у самого было очень пасмурно на душе. А училась-то Танька хорошо, в аспирантуру, было, собиралась; наверное, замуж выскочила, не до высоких экономических материй было, а теперь вот житуха дипломированного экономиста за прилавок кинула, а могла и его перекособочить, ещё как могла.
Он ехал по городским колдобинам в сторону рынка со странным чувством: ему казалось, что весь город знает о цели его визита, и что каждый тычет в его сторону – это, мол, тот, который  ищет укроп, чтобы вечером … А дальше этот самый каждый продолжал размышлять уже в меру обузданности своей фантазии. Он ругал себя, считал, что причиной всех этих идиотских мыслей является его мнительность, и что надо избавляться от всех этих комплексов вины неизвестно перед кем и неизвестно за что. От всех этих  угрызений, уверял он себя, человек только слабеет характером и не способен управлять своей судьбой, становится мягкотелым, а отсюда идет непонимание и порой пренебрежение со стороны знакомых и коллег по работе.
На рынке, сером и каком-то замызганном, продавцов было больше чем покупателей, и лица у некоторых продающих были хмурые и невыразительные. Казалось, что они через силу стоят здесь, делая превеликое одолжение тем, кто пришёл сюда потратить свои деньги. Он прибыл сюда, чтобы приобрести этот злочастный пучок укропа и после этого побыстрей убраться из этого городка.
Рыночные лужи проверяли на прочность его ботинки, но он и не смотрел под ноги, его взор блуждал по торговым рядам, в надежде найти тот единственный пропуск к предстоящему ночному счастью. Его заискивающе зазывали, предлагая то капусту, то картошку, то морковку со свеклой. Потом пошли заезжие фрукты, вычурная яркость которых в другой бы раз и соблазнила его раскошелиться. Но сегодня его интересовала пахучая травка, благодаря которой он, пусть хоть и на одну ночь, станет повелителем одной соблазнительной прелестницы, любви которой добивались многие, а один, с  деньгами, даже женился. Но только он, Михаил Шевцов, смог завладеть её ветреным сердцем; так неужели теперь какой-то пучок укропа всё разрушит? А может, он просто сгущает краски, может она уже и забыла о своём странном желании, сидит и нетерпеливо ждёт его у окна и не потребует при встрече укропа. Глупо всё как-то, но если начал этот поиск и пообещал, то нужно идти до конца. А то приедет он без укропа, а она вдруг спросит о нём, что тогда - мокрой курицей смотреть ей в глазки и глупо оправдываться.               
И вдруг, о чудо! В самом краю овощного торгового ряда, у серой брезентовой палатки, он увидел пучок чего-то зелёного в руках сутулого бордового пальто с голубым беретом сверху. Сейчас этот пучок исчезнет в недрах пёстрой сумки, и тогда исчезнет вместе с ним и его последняя надежда. Он пустился бежать, толкнув кого-то по пути; бордовое пальто превратилось в старушку, держащую в правой руке, действительно, пучочек укропа. Она уже было сделала  движение этой рукой к сумке, но он ловко, не ожидая от самого себя такого, выдернул этот пучок из её слабенького бледно-розового кулачка. Та обернула на него удивлённое лицо, так удивляются дети в младенческом возрасте, у которых забрали вдруг любимую игрушку. Он старался не смотреть на старушечье удивление и сразу обратился к продавцу, дородной круглолицей даме, уже готовой от возмущения произнести нелестные слова в его адрес:
- Скажите, у вас ещё такой есть? Мне очень, очень нужно. Плачу любую цену.
- Это  последний, а как у вас хватает со …
И тут торговка увидела перед своим носом стодолларовую купюру, в нерешительности замялась, смягчив тон:
-  Даже не знаю … Завтра будет много укропа …. А что скажет бабуля?
Крепкая хваткая рука все-таки потянулась к деньгам.  Продавщица посмотрела на бабульку взглядом, говорящим:  «Ну что я могу поделать?»  В ответ старушечка запричитала:
- Хотела приболевшему деду супчика куриного сварить, с укропчиком хорошо бы было, и на тебе – из рук выдёргивают.
Но Михаил уже не слышал ни о дедуле, ни о супчике – он на всех парах несся к своей машине, видя только в ней сейчас надежное укрытие от всего этого чужого, серого, промозглого рыночного мира. В машине он откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза …
Город провожал его добрым дождём, за стеклом мир акварельно расплылся, распух как - то.
Он ругал за медлительность светофоры и ехавших впереди водителей. Ему быстрей хотелось выскочить на трассу и дам дать жару.
Блин, если б  впопыхах не забыл телефон, то позвонил бы ей, сказал, что приказание госпожи выполнено, и что он надеется на бурное вознаграждение предстоящей ночью. А вдруг она передумала есть этих раков с укропом? Тогда … тогда он её бросит, нечего голову морочить. Нет, так не должно быть. Тут представилось ему, как она нежно целует его в щёку, в благодарность за такой сумасбродный поступок, обещающе томно глядит и зовёт на кухню похрустеть раками; и будут раки сладко пахнуть укропчиком ….
К самому особняку он так и не доехал: её красное «Пежо» стояло у развилки. Когда он подошёл, она даже не вышла, открыла стекло и протянула ему его телефон.
- Сережа приехал, - не глядя на него, сухо произнесла. – Он нашёл твой телефон в ванной. Теперь он всё знает, он выдвинул ультиматум …. Мы должны расстаться … Ты должен меня понять ….
Он хотел было умолять её  бросить нелюбимого мужа, сейчас же уйти с ним, но глядя на её по-детски беспомощное, растерянное личико, понял, что не стоит этого делать.
- Ну что ж, пока? – как можно спокойнее произнёс он, швырнул в придорожные кусты телефон и направился к свой машине.
Когда его «Ауди» нервно тронулось, Анечка увидела, как из открытого окна на обочину полетел зелёный пучок.
- Достал всё-таки,- печально выдохнула она и, уткнувшись лицом в руль, зарыдала.
               


               
               

               
   
 


   
               


 




























         ПУЧОК УКРОПА      

                1.               
 Анечка Коробова, миловидная рыжая гарпия, в нежно – розовом, трепетном пеньюаре,  стрекозой слетела с синих шелков шикарного ночного ковчега в прохладу просторной спальни.
- Мишель, ты где? –  зазвенел колокольчиком её голосок. Засеменила голыми ногами в поисках своего ненаглядного.
- Мишель, ну ты где? – теперь уже мягко, по-кошачьи, позвала она.
Ну где же её Мишель, Михасик, Микимаусик? Если говорить проще и не в присутствии влюблённой дамы – Михаил Шевцов, служащий  среднего звена одного из подмосковных банков, молодой симпатичный  человек, как и многие столичные и околостоличные люди, ценящий комфорт и качество жизни, не забивающий себе голову сложностями как самой жизни, так и отношениями в любовных делах, поэтому всегда находящийся, в свободное от офиса время, в окружении прекраснейших особ, чаще всего замужних и состоятельных, одной из которых и была наша  Анечка Коробова, очаровательное,  легкомысленное создание, до одури нравящаяся  как сорокалетнему мужу-дипломату, так и более молодым гражданам, не зарабатывающим на политике деньги. По долгу службы её муж часто отсутствовал, и она оставалась одна, скучая и томясь, пока не встретила его, Мишеля, мягкого, искрометного, готового на всё ради неё. Их бурный роман длился месяца три; начавшись, как это часто случается, в одном из многочисленных ночных клубов  Москвы, он получил продолжение в загородном трехэтажном особняке, естественно, в отсутствие мужа.
Мишель на кухне, метражом этак двадцать на десять, стоял у плиты, колдуя над кастрюлькой, от которой шёл пар.
- Что это у нас? – весело поинтересовалась она, чмокнула его в свежевыбритую щеку, заглянула в кастрюльку. Сквозь кипящую воду на неё пялились красные раки.
- Уже почти готовы. Только укропчика сейчас кину. Мишель полез в холодильник, долго там созерцал его внутренности, почему-то  разочарованно выдохнул:
- А укропа  - то нет.
      И тут вдруг лицо Анечки наигранно выказало неодобрение такому повороту событий, словно этот недостающий укроп к ракам  был таким необходимым и нужным  на данный момент, что заставил её очень преочень   расстроиться. Белый лобик её нахмурился: казалось, что она решает сложную жизненную задачу.
- Значит так, решительно произнесла она. – Раки без укропа, что наша с тобой ночь без поцелуев. Ты должен достать мне укропа, иначе сегодня будешь спать в гостиной.
- Анечка, помилуй, до города тридцать километров! – пробовал уразуметь он.
- Ничего не знаю -  достань! – холодно прочеканила она.
Мишель в недоумении развёл руками, понимая, что спорить бесполезно.
                2.
               
Дорога на Сергиевск ему казалась утомительно долгой и однообразной, хотя и гнал он под сто. А еще вчера вечером летел пушинкой к своей ненаглядной, и вся трасса была залита теплым, несмотря на робкое дыхание марта, светом. Еще вдоль обочины лежал ещё тот, февральский снег, и корявые руки деревьев едва-едва наливались живородящей еле заметной краснотой. Сегодня снег присел, обрюзг, и было теплее, но молочно-серое одеяло небес давило на окружающий мир, делая его мельче, будничнее, а тут еще паршивое настроение из-за этого дурацкого пучка укропа. И дернуло же его варить этих раков. И вообще – за этот укроп не нужно было вспоминать, и без него можно было варить. Где ж теперь искать его, в такое время-то.  В первую очередь, нужно посетить центральный рынок, нет, сначала лучше по супермаркетам прошвырнуться, благо их всего парочка на весь городок. Сам город – так себе: за  полдня его можно так досконально изучить, пересчитав при этом всех его бездомных собак, увидеть яркий фасад единственной гостиницы в три этажа, претендующей на роскошь разве только солидной платной автостоянкой и отражающей в своих окнах здание мэрии. А можно ещё, для общего развития, потолкаться на барахолке, купив себе совсем  ненужную вещь, а так, лишь бы каким предметом отметить своё пребывание здесь, да много ещё чего ненужного можно сделать в этом городишке.
Теперь же этот город стал  интересен Мишелю из-за несчастного пучка укропа, улучшающего вкус раков, которых он собирался съесть со своей капризной красавицей; теперь от этого пучка пряной травы зависело то, как он проведёт предстоящую ночь: в одиночестве, на коврике роскошной гостиной или в объятьях страстной прелестницы на спальных шелках.
В  ярко - пёстром гламурном царстве супермаркета для скромного укропа места не оказалось, зато встретил свою бывшую однокурсницу, сидевшей за кассой. Та было сначала смутилась, но потом, натянуто улыбнувшись, спросила традиционное: «как дела», как - будто они только вчера виделись и ей действительно было интересно, как он живёт. Он ответил такое же традиционное «нормально», хотя у самого было очень пасмурно на душе. А училась-то Танька хорошо, в аспирантуру, было, собиралась; наверное, замуж выскочила, не до высоких экономических материй было, а теперь вот житуха дипломированного экономиста за прилавок кинула, а могла и его перекособочить, ещё как могла.
Он ехал по городским колдобинам в сторону рынка со странным чувством: ему казалось, что весь город знает о цели его визита, и что каждый тычет в его сторону – это, мол, тот, который  ищет укроп, чтобы вечером … А дальше этот самый каждый продолжал размышлять уже в меру обузданности своей фантазии. Он ругал себя, считал, что причиной всех этих идиотских мыслей является его мнительность, и что надо избавляться от всех этих комплексов вины неизвестно перед кем и неизвестно за что. От всех этих  угрызений, уверял он себя, человек только слабеет характером и не способен управлять своей судьбой, становится мягкотелым, а отсюда идет непонимание и порой пренебрежение со стороны знакомых и коллег по работе.
На рынке, сером и каком-то замызганном, продавцов было больше чем покупателей, и лица у некоторых продающих были хмурые и невыразительные. Казалось, что они через силу стоят здесь, делая превеликое одолжение тем, кто пришёл сюда потратить свои деньги. Он прибыл сюда, чтобы приобрести этот злочастный пучок укропа и после этого побыстрей убраться из этого городка.
Рыночные лужи проверяли на прочность его ботинки, но он и не смотрел под ноги, его взор блуждал по торговым рядам, в надежде найти тот единственный пропуск к предстоящему ночному счастью. Его заискивающе зазывали, предлагая то капусту, то картошку, то морковку со свеклой. Потом пошли заезжие фрукты, вычурная яркость которых в другой бы раз и соблазнила его раскошелиться. Но сегодня его интересовала пахучая травка, благодаря которой он, пусть хоть и на одну ночь, станет повелителем одной соблазнительной прелестницы, любви которой добивались многие, а один, с  деньгами, даже женился. Но только он, Михаил Шевцов, смог завладеть её ветреным сердцем; так неужели теперь какой-то пучок укропа всё разрушит? А может, он просто сгущает краски, может она уже и забыла о своём странном желании, сидит и нетерпеливо ждёт его у окна и не потребует при встрече укропа. Глупо всё как-то, но если начал этот поиск и пообещал, то нужно идти до конца. А то приедет он без укропа, а она вдруг спросит о нём, что тогда - мокрой курицей смотреть ей в глазки и глупо оправдываться.               
И вдруг, о чудо! В самом краю овощного торгового ряда, у серой брезентовой палатки, он увидел пучок чего-то зелёного в руках сутулого бордового пальто с голубым беретом сверху. Сейчас этот пучок исчезнет в недрах пёстрой сумки, и тогда исчезнет вместе с ним и его последняя надежда. Он пустился бежать, толкнув кого-то по пути; бордовое пальто превратилось в старушку, держащую в правой руке, действительно, пучочек укропа. Она уже было сделала  движение этой рукой к сумке, но он ловко, не ожидая от самого себя такого, выдернул этот пучок из её слабенького бледно-розового кулачка. Та обернула на него удивлённое лицо, так удивляются дети в младенческом возрасте, у которых забрали вдруг любимую игрушку. Он старался не смотреть на старушечье удивление и сразу обратился к продавцу, дородной круглолицей даме, уже готовой от возмущения произнести нелестные слова в его адрес:
- Скажите, у вас ещё такой есть? Мне очень, очень нужно. Плачу любую цену.
- Это  последний, а как у вас хватает со …
И тут торговка увидела перед своим носом стодолларовую купюру, в нерешительности замялась, смягчив тон:
-  Даже не знаю … Завтра будет много укропа …. А что скажет бабуля?
Крепкая хваткая рука все-таки потянулась к деньгам.  Продавщица посмотрела на бабульку взглядом, говорящим:  «Ну что я могу поделать?»  В ответ старушечка запричитала:
- Хотела приболевшему деду супчика куриного сварить, с укропчиком хорошо бы было, и на тебе – из рук выдёргивают.
Но Михаил уже не слышал ни о дедуле, ни о супчике – он на всех парах несся к своей машине, видя только в ней сейчас надежное укрытие от всего этого чужого, серого, промозглого рыночного мира. В машине он откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза …
Город провожал его добрым дождём, за стеклом мир акварельно расплылся, распух как - то.
Он ругал за медлительность светофоры и ехавших впереди водителей. Ему быстрей хотелось выскочить на трассу и дам дать жару.
Блин, если б  впопыхах не забыл телефон, то позвонил бы ей, сказал, что приказание госпожи выполнено, и что он надеется на бурное вознаграждение предстоящей ночью. А вдруг она передумала есть этих раков с укропом? Тогда … тогда он её бросит, нечего голову морочить. Нет, так не должно быть. Тут представилось ему, как она нежно целует его в щёку, в благодарность за такой сумасбродный поступок, обещающе томно глядит и зовёт на кухню похрустеть раками; и будут раки сладко пахнуть укропчиком ….
К самому особняку он так и не доехал: её красное «Пежо» стояло у развилки. Когда он подошёл, она даже не вышла, открыла стекло и протянула ему его телефон.
- Сережа приехал, - не глядя на него, сухо произнесла. – Он нашёл твой телефон в ванной. Теперь он всё знает, он выдвинул ультиматум …. Мы должны расстаться … Ты должен меня понять ….
Он хотел было умолять её  бросить нелюбимого мужа, сейчас же уйти с ним, но глядя на её по-детски беспомощное, растерянное личико, понял, что не стоит этого делать.
- Ну что ж, пока? – как можно спокойнее произнёс он, швырнул в придорожные кусты телефон и направился к свой машине.
Когда его «Ауди» нервно тронулось, Анечка увидела, как из открытого окна на обочину полетел зелёный пучок.
- Достал всё-таки,- печально выдохнула она и, уткнувшись лицом в руль, зарыдала.
               


               
               

               
   
 


   
               


 




























         ПУЧОК УКРОПА      

                1.               
 Анечка Коробова, миловидная рыжая гарпия, в нежно – розовом, трепетном пеньюаре,  стрекозой слетела с синих шелков шикарного ночного ковчега в прохладу просторной спальни.
- Мишель, ты где? –  зазвенел колокольчиком её голосок. Засеменила голыми ногами в поисках своего ненаглядного.
- Мишель, ну ты где? – теперь уже мягко, по-кошачьи, позвала она.
Ну где же её Мишель, Михасик, Микимаусик? Если говорить проще и не в присутствии влюблённой дамы – Михаил Шевцов, служащий  среднего звена одного из подмосковных банков, молодой симпатичный  человек, как и многие столичные и околостоличные люди, ценящий комфорт и качество жизни, не забивающий себе голову сложностями как самой жизни, так и отношениями в любовных делах, поэтому всегда находящийся, в свободное от офиса время, в окружении прекраснейших особ, чаще всего замужних и состоятельных, одной из которых и была наша  Анечка Коробова, очаровательное,  легкомысленное создание, до одури нравящаяся  как сорокалетнему мужу-дипломату, так и более молодым гражданам, не зарабатывающим на политике деньги. По долгу службы её муж часто отсутствовал, и она оставалась одна, скучая и томясь, пока не встретила его, Мишеля, мягкого, искрометного, готового на всё ради неё. Их бурный роман длился месяца три; начавшись, как это часто случается, в одном из многочисленных ночных клубов  Москвы, он получил продолжение в загородном трехэтажном особняке, естественно, в отсутствие мужа.
Мишель на кухне, метражом этак двадцать на десять, стоял у плиты, колдуя над кастрюлькой, от которой шёл пар.
- Что это у нас? – весело поинтересовалась она, чмокнула его в свежевыбритую щеку, заглянула в кастрюльку. Сквозь кипящую воду на неё пялились красные раки.
- Уже почти готовы. Только укропчика сейчас кину. Мишель полез в холодильник, долго там созерцал его внутренности, почему-то  разочарованно выдохнул:
- А укропа  - то нет.
      И тут вдруг лицо Анечки наигранно выказало неодобрение такому повороту событий, словно этот недостающий укроп к ракам  был таким необходимым и нужным  на данный момент, что заставил её очень преочень   расстроиться. Белый лобик её нахмурился: казалось, что она решает сложную жизненную задачу.
- Значит так, решительно произнесла она. – Раки без укропа, что наша с тобой ночь без поцелуев. Ты должен достать мне укропа, иначе сегодня будешь спать в гостиной.
- Анечка, помилуй, до города тридцать километров! – пробовал уразуметь он.
- Ничего не знаю -  достань! – холодно прочеканила она.
Мишель в недоумении развёл руками, понимая, что спорить бесполезно.
                2.
               
Дорога на Сергиевск ему казалась утомительно долгой и однообразной, хотя и гнал он под сто. А еще вчера вечером летел пушинкой к своей ненаглядной, и вся трасса была залита теплым, несмотря на робкое дыхание марта, светом. Еще вдоль обочины лежал ещё тот, февральский снег, и корявые руки деревьев едва-едва наливались живородящей еле заметной краснотой. Сегодня снег присел, обрюзг, и было теплее, но молочно-серое одеяло небес давило на окружающий мир, делая его мельче, будничнее, а тут еще паршивое настроение из-за этого дурацкого пучка укропа. И дернуло же его варить этих раков. И вообще – за этот укроп не нужно было вспоминать, и без него можно было варить. Где ж теперь искать его, в такое время-то.  В первую очередь, нужно посетить центральный рынок, нет, сначала лучше по супермаркетам прошвырнуться, благо их всего парочка на весь городок. Сам город – так себе: за  полдня его можно так досконально изучить, пересчитав при этом всех его бездомных собак, увидеть яркий фасад единственной гостиницы в три этажа, претендующей на роскошь разве только солидной платной автостоянкой и отражающей в своих окнах здание мэрии. А можно ещё, для общего развития, потолкаться на барахолке, купив себе совсем  ненужную вещь, а так, лишь бы каким предметом отметить своё пребывание здесь, да много ещё чего ненужного можно сделать в этом городишке.
Теперь же этот город стал  интересен Мишелю из-за несчастного пучка укропа, улучшающего вкус раков, которых он собирался съесть со своей капризной красавицей; теперь от этого пучка пряной травы зависело то, как он проведёт предстоящую ночь: в одиночестве, на коврике роскошной гостиной или в объятьях страстной прелестницы на спальных шелках.
В  ярко - пёстром гламурном царстве супермаркета для скромного укропа места не оказалось, зато встретил свою бывшую однокурсницу, сидевшей за кассой. Та было сначала смутилась, но потом, натянуто улыбнувшись, спросила традиционное: «как дела», как - будто они только вчера виделись и ей действительно было интересно, как он живёт. Он ответил такое же традиционное «нормально», хотя у самого было очень пасмурно на душе. А училась-то Танька хорошо, в аспирантуру, было, собиралась; наверное, замуж выскочила, не до высоких экономических материй было, а теперь вот житуха дипломированного экономиста за прилавок кинула, а могла и его перекособочить, ещё как могла.
Он ехал по городским колдобинам в сторону рынка со странным чувством: ему казалось, что весь город знает о цели его визита, и что каждый тычет в его сторону – это, мол, тот, который  ищет укроп, чтобы вечером … А дальше этот самый каждый продолжал размышлять уже в меру обузданности своей фантазии. Он ругал себя, считал, что причиной всех этих идиотских мыслей является его мнительность, и что надо избавляться от всех этих комплексов вины неизвестно перед кем и неизвестно за что. От всех этих  угрызений, уверял он себя, человек только слабеет характером и не способен управлять своей судьбой, становится мягкотелым, а отсюда идет непонимание и порой пренебрежение со стороны знакомых и коллег по работе.
На рынке, сером и каком-то замызганном, продавцов было больше чем покупателей, и лица у некоторых продающих были хмурые и невыразительные. Казалось, что они через силу стоят здесь, делая превеликое одолжение тем, кто пришёл сюда потратить свои деньги. Он прибыл сюда, чтобы приобрести этот злочастный пучок укропа и после этого побыстрей убраться из этого городка.
Рыночные лужи проверяли на прочность его ботинки, но он и не смотрел под ноги, его взор блуждал по торговым рядам, в надежде найти тот единственный пропуск к предстоящему ночному счастью. Его заискивающе зазывали, предлагая то капусту, то картошку, то морковку со свеклой. Потом пошли заезжие фрукты, вычурная яркость которых в другой бы раз и соблазнила его раскошелиться. Но сегодня его интересовала пахучая травка, благодаря которой он, пусть хоть и на одну ночь, станет повелителем одной соблазнительной прелестницы, любви которой добивались многие, а один, с  деньгами, даже женился. Но только он, Михаил Шевцов, смог завладеть её ветреным сердцем; так неужели теперь какой-то пучок укропа всё разрушит? А может, он просто сгущает краски, может она уже и забыла о своём странном желании, сидит и нетерпеливо ждёт его у окна и не потребует при встрече укропа. Глупо всё как-то, но если начал этот поиск и пообещал, то нужно идти до конца. А то приедет он без укропа, а она вдруг спросит о нём, что тогда - мокрой курицей смотреть ей в глазки и глупо оправдываться.               
И вдруг, о чудо! В самом краю овощного торгового ряда, у серой брезентовой палатки, он увидел пучок чего-то зелёного в руках сутулого бордового пальто с голубым беретом сверху. Сейчас этот пучок исчезнет в недрах пёстрой сумки, и тогда исчезнет вместе с ним и его последняя надежда. Он пустился бежать, толкнув кого-то по пути; бордовое пальто превратилось в старушку, держащую в правой руке, действительно, пучочек укропа. Она уже было сделала  движение этой рукой к сумке, но он ловко, не ожидая от самого себя такого, выдернул этот пучок из её слабенького бледно-розового кулачка. Та обернула на него удивлённое лицо, так удивляются дети в младенческом возрасте, у которых забрали вдруг любимую игрушку. Он старался не смотреть на старушечье удивление и сразу обратился к продавцу, дородной круглолицей даме, уже готовой от возмущения произнести нелестные слова в его адрес:
- Скажите, у вас ещё такой есть? Мне очень, очень нужно. Плачу любую цену.
- Это  последний, а как у вас хватает со …
И тут торговка увидела перед своим носом стодолларовую купюру, в нерешительности замялась, смягчив тон:
-  Даже не знаю … Завтра будет много укропа …. А что скажет бабуля?
Крепкая хваткая рука все-таки потянулась к деньгам.  Продавщица посмотрела на бабульку взглядом, говорящим:  «Ну что я могу поделать?»  В ответ старушечка запричитала:
- Хотела приболевшему деду супчика куриного сварить, с укропчиком хорошо бы было, и на тебе – из рук выдёргивают.
Но Михаил уже не слышал ни о дедуле, ни о супчике – он на всех парах несся к своей машине, видя только в ней сейчас надежное укрытие от всего этого чужого, серого, промозглого рыночного мира. В машине он откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза …
Город провожал его добрым дождём, за стеклом мир акварельно расплылся, распух как - то.
Он ругал за медлительность светофоры и ехавших впереди водителей. Ему быстрей хотелось выскочить на трассу и дам дать жару.
Блин, если б  впопыхах не забыл телефон, то позвонил бы ей, сказал, что приказание госпожи выполнено, и что он надеется на бурное вознаграждение предстоящей ночью. А вдруг она передумала есть этих раков с укропом? Тогда … тогда он её бросит, нечего голову морочить. Нет, так не должно быть. Тут представилось ему, как она нежно целует его в щёку, в благодарность за такой сумасбродный поступок, обещающе томно глядит и зовёт на кухню похрустеть раками; и будут раки сладко пахнуть укропчиком ….
К самому особняку он так и не доехал: её красное «Пежо» стояло у развилки. Когда он подошёл, она даже не вышла, открыла стекло и протянула ему его телефон.
- Сережа приехал, - не глядя на него, сухо произнесла. – Он нашёл твой телефон в ванной. Теперь он всё знает, он выдвинул ультиматум …. Мы должны расстаться … Ты должен меня понять ….
Он хотел было умолять её  бросить нелюбимого мужа, сейчас же уйти с ним, но глядя на её по-детски беспомощное, растерянное личико, понял, что не стоит этого делать.
- Ну что ж, пока? – как можно спокойнее произнёс он, швырнул в придорожные кусты телефон и направился к свой машине.
Когда его «Ауди» нервно тронулось, Анечка увидела, как из открытого окна на обочину полетел зелёный пучок.
- Достал всё-таки,- печально выдохнула она и, уткнувшись лицом в руль, зарыдала.
               


               
               

               
   
 


   
               


 




























         ПУЧОК УКРОПА      

                1.               
 Анечка Коробова, миловидная рыжая гарпия, в нежно – розовом, трепетном пеньюаре,  стрекозой слетела с синих шелков шикарного ночного ковчега в прохладу просторной спальни.
- Мишель, ты где? –  зазвенел колокольчиком её голосок. Засеменила голыми ногами в поисках своего ненаглядного.
- Мишель, ну ты где? – теперь уже мягко, по-кошачьи, позвала она.
Ну где же её Мишель, Михасик, Микимаусик? Если говорить проще и не в присутствии влюблённой дамы – Михаил Шевцов, служащий  среднего звена одного из подмосковных банков, молодой симпатичный  человек, как и многие столичные и околостоличные люди, ценящий комфорт и качество жизни, не забивающий себе голову сложностями как самой жизни, так и отношениями в любовных делах, поэтому всегда находящийся, в свободное от офиса время, в окружении прекраснейших особ, чаще всего замужних и состоятельных, одной из которых и была наша  Анечка Коробова, очаровательное,  легкомысленное создание, до одури нравящаяся  как сорокалетнему мужу-дипломату, так и более молодым гражданам, не зарабатывающим на политике деньги. По долгу службы её муж часто отсутствовал, и она оставалась одна, скучая и томясь, пока не встретила его, Мишеля, мягкого, искрометного, готового на всё ради неё. Их бурный роман длился месяца три; начавшись, как это часто случается, в одном из многочисленных ночных клубов  Москвы, он получил продолжение в загородном трехэтажном особняке, естественно, в отсутствие мужа.
Мишель на кухне, метражом этак двадцать на десять, стоял у плиты, колдуя над кастрюлькой, от которой шёл пар.
- Что это у нас? – весело поинтересовалась она, чмокнула его в свежевыбритую щеку, заглянула в кастрюльку. Сквозь кипящую воду на неё пялились красные раки.
- Уже почти готовы. Только укропчика сейчас кину. Мишель полез в холодильник, долго там созерцал его внутренности, почему-то  разочарованно выдохнул:
- А укропа  - то нет.
      И тут вдруг лицо Анечки наигранно выказало неодобрение такому повороту событий, словно этот недостающий укроп к ракам  был таким необходимым и нужным  на данный момент, что заставил её очень преочень   расстроиться. Белый лобик её нахмурился: казалось, что она решает сложную жизненную задачу.
- Значит так, решительно произнесла она. – Раки без укропа, что наша с тобой ночь без поцелуев. Ты должен достать мне укропа, иначе сегодня будешь спать в гостиной.
- Анечка, помилуй, до города тридцать километров! – пробовал уразуметь он.
- Ничего не знаю -  достань! – холодно прочеканила она.
Мишель в недоумении развёл руками, понимая, что спорить бесполезно.
                2.
               
Дорога на Сергиевск ему казалась утомительно долгой и однообразной, хотя и гнал он под сто. А еще вчера вечером летел пушинкой к своей ненаглядной, и вся трасса была залита теплым, несмотря на робкое дыхание марта, светом. Еще вдоль обочины лежал ещё тот, февральский снег, и корявые руки деревьев едва-едва наливались живородящей еле заметной краснотой. Сегодня снег присел, обрюзг, и было теплее, но молочно-серое одеяло небес давило на окружающий мир, делая его мельче, будничнее, а тут еще паршивое настроение из-за этого дурацкого пучка укропа. И дернуло же его варить этих раков. И вообще – за этот укроп не нужно было вспоминать, и без него можно было варить. Где ж теперь искать его, в такое время-то.  В первую очередь, нужно посетить центральный рынок, нет, сначала лучше по супермаркетам прошвырнуться, благо их всего парочка на весь городок. Сам город – так себе: за  полдня его можно так досконально изучить, пересчитав при этом всех его бездомных собак, увидеть яркий фасад единственной гостиницы в три этажа, претендующей на роскошь разве только солидной платной автостоянкой и отражающей в своих окнах здание мэрии. А можно ещё, для общего развития, потолкаться на барахолке, купив себе совсем  ненужную вещь, а так, лишь бы каким предметом отметить своё пребывание здесь, да много ещё чего ненужного можно сделать в этом городишке.
Теперь же этот город стал  интересен Мишелю из-за несчастного пучка укропа, улучшающего вкус раков, которых он собирался съесть со своей капризной красавицей; теперь от этого пучка пряной травы зависело то, как он проведёт предстоящую ночь: в одиночестве, на коврике роскошной гостиной или в объятьях страстной прелестницы на спальных шелках.
В  ярко - пёстром гламурном царстве супермаркета для скромного укропа места не оказалось, зато встретил свою бывшую однокурсницу, сидевшей за кассой. Та было сначала смутилась, но потом, натянуто улыбнувшись, спросила традиционное: «как дела», как - будто они только вчера виделись и ей действительно было интересно, как он живёт. Он ответил такое же традиционное «нормально», хотя у самого было очень пасмурно на душе. А училась-то Танька хорошо, в аспирантуру, было, собиралась; наверное, замуж выскочила, не до высоких экономических материй было, а теперь вот житуха дипломированного экономиста за прилавок кинула, а могла и его перекособочить, ещё как могла.
Он ехал по городским колдобинам в сторону рынка со странным чувством: ему казалось, что весь город знает о цели его визита, и что каждый тычет в его сторону – это, мол, тот, который  ищет укроп, чтобы вечером … А дальше этот самый каждый продолжал размышлять уже в меру обузданности своей фантазии. Он ругал себя, считал, что причиной всех этих идиотских мыслей является его мнительность, и что надо избавляться от всех этих комплексов вины неизвестно перед кем и неизвестно за что. От всех этих  угрызений, уверял он себя, человек только слабеет характером и не способен управлять своей судьбой, становится мягкотелым, а отсюда идет непонимание и порой пренебрежение со стороны знакомых и коллег по работе.
На рынке, сером и каком-то замызганном, продавцов было больше чем покупателей, и лица у некоторых продающих были хмурые и невыразительные. Казалось, что они через силу стоят здесь, делая превеликое одолжение тем, кто пришёл сюда потратить свои деньги. Он прибыл сюда, чтобы приобрести этот злочастный пучок укропа и после этого побыстрей убраться из этого городка.
Рыночные лужи проверяли на прочность его ботинки, но он и не смотрел под ноги, его взор блуждал по торговым рядам, в надежде найти тот единственный пропуск к предстоящему ночному счастью. Его заискивающе зазывали, предлагая то капусту, то картошку, то морковку со свеклой. Потом пошли заезжие фрукты, вычурная яркость которых в другой бы раз и соблазнила его раскошелиться. Но сегодня его интересовала пахучая травка, благодаря которой он, пусть хоть и на одну ночь, станет повелителем одной соблазнительной прелестницы, любви которой добивались многие, а один, с  деньгами, даже женился. Но только он, Михаил Шевцов, смог завладеть её ветреным сердцем; так неужели теперь какой-то пучок укропа всё разрушит? А может, он просто сгущает краски, может она уже и забыла о своём странном желании, сидит и нетерпеливо ждёт его у окна и не потребует при встрече укропа. Глупо всё как-то, но если начал этот поиск и пообещал, то нужно идти до конца. А то приедет он без укропа, а она вдруг спросит о нём, что тогда - мокрой курицей смотреть ей в глазки и глупо оправдываться.               
И вдруг, о чудо! В самом краю овощного торгового ряда, у серой брезентовой палатки, он увидел пучок чего-то зелёного в руках сутулого бордового пальто с голубым беретом сверху. Сейчас этот пучок исчезнет в недрах пёстрой сумки, и тогда исчезнет вместе с ним и его последняя надежда. Он пустился бежать, толкнув кого-то по пути; бордовое пальто превратилось в старушку, держащую в правой руке, действительно, пучочек укропа. Она уже было сделала  движение этой рукой к сумке, но он ловко, не ожидая от самого себя такого, выдернул этот пучок из её слабенького бледно-розового кулачка. Та обернула на него удивлённое лицо, так удивляются дети в младенческом возрасте, у которых забрали вдруг любимую игрушку. Он старался не смотреть на старушечье удивление и сразу обратился к продавцу, дородной круглолицей даме, уже готовой от возмущения произнести нелестные слова в его адрес:
- Скажите, у вас ещё такой есть? Мне очень, очень нужно. Плачу любую цену.
- Это  последний, а как у вас хватает со …
И тут торговка увидела перед своим носом стодолларовую купюру, в нерешительности замялась, смягчив тон:
-  Даже не знаю … Завтра будет много укропа …. А что скажет бабуля?
Крепкая хваткая рука все-таки потянулась к деньгам.  Продавщица посмотрела на бабульку взглядом, говорящим:  «Ну что я могу поделать?»  В ответ старушечка запричитала:
- Хотела приболевшему деду супчика куриного сварить, с укропчиком хорошо бы было, и на тебе – из рук выдёргивают.
Но Михаил уже не слышал ни о дедуле, ни о супчике – он на всех парах несся к своей машине, видя только в ней сейчас надежное укрытие от всего этого чужого, серого, промозглого рыночного мира. В машине он откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза …
Город провожал его добрым дождём, за стеклом мир акварельно расплылся, распух как - то.
Он ругал за медлительность светофоры и ехавших впереди водителей. Ему быстрей хотелось выскочить на трассу и дам дать жару.
Блин, если б  впопыхах не забыл телефон, то позвонил бы ей, сказал, что приказание госпожи выполнено, и что он надеется на бурное вознаграждение предстоящей ночью. А вдруг она передумала есть этих раков с укропом? Тогда … тогда он её бросит, нечего голову морочить. Нет, так не должно быть. Тут представилось ему, как она нежно целует его в щёку, в благодарность за такой сумасбродный поступок, обещающе томно глядит и зовёт на кухню похрустеть раками; и будут раки сладко пахнуть укропчиком ….
К самому особняку он так и не доехал: её красное «Пежо» стояло у развилки. Когда он подошёл, она даже не вышла, открыла стекло и протянула ему его телефон.
- Сережа приехал, - не глядя на него, сухо произнесла. – Он нашёл твой телефон в ванной. Теперь он всё знает, он выдвинул ультиматум …. Мы должны расстаться … Ты должен меня понять ….
Он хотел было умолять её  бросить нелюбимого мужа, сейчас же уйти с ним, но глядя на её по-детски беспомощное, растерянное личико, понял, что не стоит этого делать.
- Ну что ж, пока? – как можно спокойнее произнёс он, швырнул в придорожные кусты телефон и направился к свой машине.
Когда его «Ауди» нервно тронулось, Анечка увидела, как из открытого окна на обочину полетел зелёный пучок.
- Достал всё-таки,- печально выдохнула она и, уткнувшись лицом в руль, зарыдала.
               


               
               

               
   
 


   
               


 




























         ПУЧОК УКРОПА      

                1.               
 Анечка Коробова, миловидная рыжая гарпия, в нежно – розовом, трепетном пеньюаре,  стрекозой слетела с синих шелков шикарного ночного ковчега в прохладу просторной спальни.
- Мишель, ты где? –  зазвенел колокольчиком её голосок. Засеменила голыми ногами в поисках своего ненаглядного.
- Мишель, ну ты где? – теперь уже мягко, по-кошачьи, позвала она.
Ну где же её Мишель, Михасик, Микимаусик? Если говорить проще и не в присутствии влюблённой дамы – Михаил Шевцов, служащий  среднего звена одного из подмосковных банков, молодой симпатичный  человек, как и многие столичные и околостоличные люди, ценящий комфорт и качество жизни, не забивающий себе голову сложностями как самой жизни, так и отношениями в любовных делах, поэтому всегда находящийся, в свободное от офиса время, в окружении прекраснейших особ, чаще всего замужних и состоятельных, одной из которых и была наша  Анечка Коробова, очаровательное,  легкомысленное создание, до одури нравящаяся  как сорокалетнему мужу-дипломату, так и более молодым гражданам, не зарабатывающим на политике деньги. По долгу службы её муж часто отсутствовал, и она оставалась одна, скучая и томясь, пока не встретила его, Мишеля, мягкого, искрометного, готового на всё ради неё. Их бурный роман длился месяца три; начавшись, как это часто случается, в одном из многочисленных ночных клубов  Москвы, он получил продолжение в загородном трехэтажном особняке, естественно, в отсутствие мужа.
Мишель на кухне, метражом этак двадцать на десять, стоял у плиты, колдуя над кастрюлькой, от которой шёл пар.
- Что это у нас? – весело поинтересовалась она, чмокнула его в свежевыбритую щеку, заглянула в кастрюльку. Сквозь кипящую воду на неё пялились красные раки.
- Уже почти готовы. Только укропчика сейчас кину. Мишель полез в холодильник, долго там созерцал его внутренности, почему-то  разочарованно выдохнул:
- А укропа  - то нет.
      И тут вдруг лицо Анечки наигранно выказало неодобрение такому повороту событий, словно этот недостающий укроп к ракам  был таким необходимым и нужным  на данный момент, что заставил её очень преочень   расстроиться. Белый лобик её нахмурился: казалось, что она решает сложную жизненную задачу.
- Значит так, решительно произнесла она. – Раки без укропа, что наша с тобой ночь без поцелуев. Ты должен достать мне укропа, иначе сегодня будешь спать в гостиной.
- Анечка, помилуй, до города тридцать километров! – пробовал уразуметь он.
- Ничего не знаю -  достань! – холодно прочеканила она.
Мишель в недоумении развёл руками, понимая, что спорить бесполезно.
                2.
               
Дорога на Сергиевск ему казалась утомительно долгой и однообразной, хотя и гнал он под сто. А еще вчера вечером летел пушинкой к своей ненаглядной, и вся трасса была залита теплым, несмотря на робкое дыхание марта, светом. Еще вдоль обочины лежал ещё тот, февральский снег, и корявые руки деревьев едва-едва наливались живородящей еле заметной краснотой. Сегодня снег присел, обрюзг, и было теплее, но молочно-серое одеяло небес давило на окружающий мир, делая его мельче, будничнее, а тут еще паршивое настроение из-за этого дурацкого пучка укропа. И дернуло же его варить этих раков. И вообще – за этот укроп не нужно было вспоминать, и без него можно было варить. Где ж теперь искать его, в такое время-то.  В первую очередь, нужно посетить центральный рынок, нет, сначала лучше по супермаркетам прошвырнуться, благо их всего парочка на весь городок. Сам город – так себе: за  полдня его можно так досконально изучить, пересчитав при этом всех его бездомных собак, увидеть яркий фасад единственной гостиницы в три этажа, претендующей на роскошь разве только солидной платной автостоянкой и отражающей в своих окнах здание мэрии. А можно ещё, для общего развития, потолкаться на барахолке, купив себе совсем  ненужную вещь, а так, лишь бы каким предметом отметить своё пребывание здесь, да много ещё чего ненужного можно сделать в этом городишке.
Теперь же этот город стал  интересен Мишелю из-за несчастного пучка укропа, улучшающего вкус раков, которых он собирался съесть со своей капризной красавицей; теперь от этого пучка пряной травы зависело то, как он проведёт предстоящую ночь: в одиночестве, на коврике роскошной гостиной или в объятьях страстной прелестницы на спальных шелках.
В  ярко - пёстром гламурном царстве супермаркета для скромного укропа места не оказалось, зато встретил свою бывшую однокурсницу, сидевшей за кассой. Та было сначала смутилась, но потом, натянуто улыбнувшись, спросила традиционное: «как дела», как - будто они только вчера виделись и ей действительно было интересно, как он живёт. Он ответил такое же традиционное «нормально», хотя у самого было очень пасмурно на душе. А училась-то Танька хорошо, в аспирантуру, было, собиралась; наверное, замуж выскочила, не до высоких экономических материй было, а теперь вот житуха дипломированного экономиста за прилавок кинула, а могла и его перекособочить, ещё как могла.
Он ехал по городским колдобинам в сторону рынка со странным чувством: ему казалось, что весь город знает о цели его визита, и что каждый тычет в его сторону – это, мол, тот, который  ищет укроп, чтобы вечером … А дальше этот самый каждый продолжал размышлять уже в меру обузданности своей фантазии. Он ругал себя, считал, что причиной всех этих идиотских мыслей является его мнительность, и что надо избавляться от всех этих комплексов вины неизвестно перед кем и неизвестно за что. От всех этих  угрызений, уверял он себя, человек только слабеет характером и не способен управлять своей судьбой, становится мягкотелым, а отсюда идет непонимание и порой пренебрежение со стороны знакомых и коллег по работе.
На рынке, сером и каком-то замызганном, продавцов было больше чем покупателей, и лица у некоторых продающих были хмурые и невыразительные. Казалось, что они через силу стоят здесь, делая превеликое одолжение тем, кто пришёл сюда потратить свои деньги. Он прибыл сюда, чтобы приобрести этот злочастный пучок укропа и после этого побыстрей убраться из этого городка.
Рыночные лужи проверяли на прочность его ботинки, но он и не смотрел под ноги, его взор блуждал по торговым рядам, в надежде найти тот единственный пропуск к предстоящему ночному счастью. Его заискивающе зазывали, предлагая то капусту, то картошку, то морковку со свеклой. Потом пошли заезжие фрукты, вычурная яркость которых в другой бы раз и соблазнила его раскошелиться. Но сегодня его интересовала пахучая травка, благодаря которой он, пусть хоть и на одну ночь, станет повелителем одной соблазнительной прелестницы, любви которой добивались многие, а один, с  деньгами, даже женился. Но только он, Михаил Шевцов, смог завладеть её ветреным сердцем; так неужели теперь какой-то пучок укропа всё разрушит? А может, он просто сгущает краски, может она уже и забыла о своём странном желании, сидит и нетерпеливо ждёт его у окна и не потребует при встрече укропа. Глупо всё как-то, но если начал этот поиск и пообещал, то нужно идти до конца. А то приедет он без укропа, а она вдруг спросит о нём, что тогда - мокрой курицей смотреть ей в глазки и глупо оправдываться.               
И вдруг, о чудо! В самом краю овощного торгового ряда, у серой брезентовой палатки, он увидел пучок чего-то зелёного в руках сутулого бордового пальто с голубым беретом сверху. Сейчас этот пучок исчезнет в недрах пёстрой сумки, и тогда исчезнет вместе с ним и его последняя надежда. Он пустился бежать, толкнув кого-то по пути; бордовое пальто превратилось в старушку, держащую в правой руке, действительно, пучочек укропа. Она уже было сделала  движение этой рукой к сумке, но он ловко, не ожидая от самого себя такого, выдернул этот пучок из её слабенького бледно-розового кулачка. Та обернула на него удивлённое лицо, так удивляются дети в младенческом возрасте, у которых забрали вдруг любимую игрушку. Он старался не смотреть на старушечье удивление и сразу обратился к продавцу, дородной круглолицей даме, уже готовой от возмущения произнести нелестные слова в его адрес:
- Скажите, у вас ещё такой есть? Мне очень, очень нужно. Плачу любую цену.
- Это  последний, а как у вас хватает со …
И тут торговка увидела перед своим носом стодолларовую купюру, в нерешительности замялась, смягчив тон:
-  Даже не знаю … Завтра будет много укропа …. А что скажет бабуля?
Крепкая хваткая рука все-таки потянулась к деньгам.  Продавщица посмотрела на бабульку взглядом, говорящим:  «Ну что я могу поделать?»  В ответ старушечка запричитала:
- Хотела приболевшему деду супчика куриного сварить, с укропчиком хорошо бы было, и на тебе – из рук выдёргивают.
Но Михаил уже не слышал ни о дедуле, ни о супчике – он на всех парах несся к своей машине, видя только в ней сейчас надежное укрытие от всего этого чужого, серого, промозглого рыночного мира. В машине он откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза …
Город провожал его добрым дождём, за стеклом мир акварельно расплылся, распух как - то.
Он ругал за медлительность светофоры и ехавших впереди водителей. Ему быстрей хотелось выскочить на трассу и дам дать жару.
Блин, если б  впопыхах не забыл телефон, то позвонил бы ей, сказал, что приказание госпожи выполнено, и что он надеется на бурное вознаграждение предстоящей ночью. А вдруг она передумала есть этих раков с укропом? Тогда … тогда он её бросит, нечего голову морочить. Нет, так не должно быть. Тут представилось ему, как она нежно целует его в щёку, в благодарность за такой сумасбродный поступок, обещающе томно глядит и зовёт на кухню похрустеть раками; и будут раки сладко пахнуть укропчиком ….
К самому особняку он так и не доехал: её красное «Пежо» стояло у развилки. Когда он подошёл, она даже не вышла, открыла стекло и протянула ему его телефон.
- Сережа приехал, - не глядя на него, сухо произнесла. – Он нашёл твой телефон в ванной. Теперь он всё знает, он выдвинул ультиматум …. Мы должны расстаться … Ты должен меня понять ….
Он хотел было умолять её  бросить нелюбимого мужа, сейчас же уйти с ним, но глядя на её по-детски беспомощное, растерянное личико, понял, что не стоит этого делать.
- Ну что ж, пока? – как можно спокойнее произнёс он, швырнул в придорожные кусты телефон и направился к свой машине.
Когда его «Ауди» нервно тронулось, Анечка увидела, как из открытого окна на обочину полетел зелёный пучок.
- Достал всё-таки,- печально выдохнула она и, уткнувшись лицом в руль, зарыдала.
               


               
               

               
   
 


   
               


 




























         ПУЧОК УКРОПА      

                1.               
 Анечка Коробова, миловидная рыжая гарпия, в нежно – розовом, трепетном пеньюаре,  стрекозой слетела с синих шелков шикарного ночного ковчега в прохладу просторной спальни.
- Мишель, ты где? –  зазвенел колокольчиком её голосок. Засеменила голыми ногами в поисках своего ненаглядного.
- Мишель, ну ты где? – теперь уже мягко, по-кошачьи, позвала она.
Ну где же её Мишель, Михасик, Микимаусик? Если говорить проще и не в присутствии влюблённой дамы – Михаил Шевцов, служащий  среднего звена одного из подмосковных банков, молодой симпатичный  человек, как и многие столичные и околостоличные люди, ценящий комфорт и качество жизни, не забивающий себе голову сложностями как самой жизни, так и отношениями в любовных делах, поэтому всегда находящийся, в свободное от офиса время, в окружении прекраснейших особ, чаще всего замужних и состоятельных, одной из которых и была наша  Анечка Коробова, очаровательное,  легкомысленное создание, до одури нравящаяся  как сорокалетнему мужу-дипломату, так и более молодым гражданам, не зарабатывающим на политике деньги. По долгу службы её муж часто отсутствовал, и она оставалась одна, скучая и томясь, пока не встретила его, Мишеля, мягкого, искрометного, готового на всё ради неё. Их бурный роман длился месяца три; начавшись, как это часто случается, в одном из многочисленных ночных клубов  Москвы, он получил продолжение в загородном трехэтажном особняке, естественно, в отсутствие мужа.
Мишель на кухне, метражом этак двадцать на десять, стоял у плиты, колдуя над кастрюлькой, от которой шёл пар.
- Что это у нас? – весело поинтересовалась она, чмокнула его в свежевыбритую щеку, заглянула в кастрюльку. Сквозь кипящую воду на неё пялились красные раки.
- Уже почти готовы. Только укропчика сейчас кину. Мишель полез в холодильник, долго там созерцал его внутренности, почему-то  разочарованно выдохнул:
- А укропа  - то нет.
      И тут вдруг лицо Анечки наигранно выказало неодобрение такому повороту событий, словно этот недостающий укроп к ракам  был таким необходимым и нужным  на данный момент, что заставил её очень преочень   расстроиться. Белый лобик её нахмурился: казалось, что она решает сложную жизненную задачу.
- Значит так, решительно произнесла она. – Раки без укропа, что наша с тобой ночь без поцелуев. Ты должен достать мне укропа, иначе сегодня будешь спать в гостиной.
- Анечка, помилуй, до города тридцать километров! – пробовал уразуметь он.
- Ничего не знаю -  достань! – холодно прочеканила она.
Мишель в недоумении развёл руками, понимая, что спорить бесполезно.
                2.
               
Дорога на Сергиевск ему казалась утомительно долгой и однообразной, хотя и гнал он под сто. А еще вчера вечером летел пушинкой к своей ненаглядной, и вся трасса была залита теплым, несмотря на робкое дыхание марта, светом. Еще вдоль обочины лежал ещё тот, февральский снег, и корявые руки деревьев едва-едва наливались живородящей еле заметной краснотой. Сегодня снег присел, обрюзг, и было теплее, но молочно-серое одеяло небес давило на окружающий мир, делая его мельче, будничнее, а тут еще паршивое настроение из-за этого дурацкого пучка укропа. И дернуло же его варить этих раков. И вообще – за этот укроп не нужно было вспоминать, и без него можно было варить. Где ж теперь искать его, в такое время-то.  В первую очередь, нужно посетить центральный рынок, нет, сначала лучше по супермаркетам прошвырнуться, благо их всего парочка на весь городок. Сам город – так себе: за  полдня его можно так досконально изучить, пересчитав при этом всех его бездомных собак, увидеть яркий фасад единственной гостиницы в три этажа, претендующей на роскошь разве только солидной платной автостоянкой и отражающей в своих окнах здание мэрии. А можно ещё, для общего развития, потолкаться на барахолке, купив себе совсем  ненужную вещь, а так, лишь бы каким предметом отметить своё пребывание здесь, да много ещё чего ненужного можно сделать в этом городишке.
Теперь же этот город стал  интересен Мишелю из-за несчастного пучка укропа, улучшающего вкус раков, которых он собирался съесть со своей капризной красавицей; теперь от этого пучка пряной травы зависело то, как он проведёт предстоящую ночь: в одиночестве, на коврике роскошной гостиной или в объятьях страстной прелестницы на спальных шелках.
В  ярко - пёстром гламурном царстве супермаркета для скромного укропа места не оказалось, зато встретил свою бывшую однокурсницу, сидевшей за кассой. Та было сначала смутилась, но потом, натянуто улыбнувшись, спросила традиционное: «как дела», как - будто они только вчера виделись и ей действительно было интересно, как он живёт. Он ответил такое же традиционное «нормально», хотя у самого было очень пасмурно на душе. А училась-то Танька хорошо, в аспирантуру, было, собиралась; наверное, замуж выскочила, не до высоких экономических материй было, а теперь вот житуха дипломированного экономиста за прилавок кинула, а могла и его перекособочить, ещё как могла.
Он ехал по городским колдобинам в сторону рынка со странным чувством: ему казалось, что весь город знает о цели его визита, и что каждый тычет в его сторону – это, мол, тот, который  ищет укроп, чтобы вечером … А дальше этот самый каждый продолжал размышлять уже в меру обузданности своей фантазии. Он ругал себя, считал, что причиной всех этих идиотских мыслей является его мнительность, и что надо избавляться от всех этих комплексов вины неизвестно перед кем и неизвестно за что. От всех этих  угрызений, уверял он себя, человек только слабеет характером и не способен управлять своей судьбой, становится мягкотелым, а отсюда идет непонимание и порой пренебрежение со стороны знакомых и коллег по работе.
На рынке, сером и каком-то замызганном, продавцов было больше чем покупателей, и лица у некоторых продающих были хмурые и невыразительные. Казалось, что они через силу стоят здесь, делая превеликое одолжение тем, кто пришёл сюда потратить свои деньги. Он прибыл сюда, чтобы приобрести этот злочастный пучок укропа и после этого побыстрей убраться из этого городка.
Рыночные лужи проверяли на прочность его ботинки, но он и не смотрел под ноги, его взор блуждал по торговым рядам, в надежде найти тот единственный пропуск к предстоящему ночному счастью. Его заискивающе зазывали, предлагая то капусту, то картошку, то морковку со свеклой. Потом пошли заезжие фрукты, вычурная яркость которых в другой бы раз и соблазнила его раскошелиться. Но сегодня его интересовала пахучая травка, благодаря которой он, пусть хоть и на одну ночь, станет повелителем одной соблазнительной прелестницы, любви которой добивались многие, а один, с  деньгами, даже женился. Но только он, Михаил Шевцов, смог завладеть её ветреным сердцем; так неужели теперь какой-то пучок укропа всё разрушит? А может, он просто сгущает краски, может она уже и забыла о своём странном желании, сидит и нетерпеливо ждёт его у окна и не потребует при встрече укропа. Глупо всё как-то, но если начал этот поиск и пообещал, то нужно идти до конца. А то приедет он без укропа, а она вдруг спросит о нём, что тогда - мокрой курицей смотреть ей в глазки и глупо оправдываться.               
И вдруг, о чудо! В самом краю овощного торгового ряда, у серой брезентовой палатки, он увидел пучок чего-то зелёного в руках сутулого бордового пальто с голубым беретом сверху. Сейчас этот пучок исчезнет в недрах пёстрой сумки, и тогда исчезнет вместе с ним и его последняя надежда. Он пустился бежать, толкнув кого-то по пути; бордовое пальто превратилось в старушку, держащую в правой руке, действительно, пучочек укропа. Она уже было сделала  движение этой рукой к сумке, но он ловко, не ожидая от самого себя такого, выдернул этот пучок из её слабенького бледно-розового кулачка. Та обернула на него удивлённое лицо, так удивляются дети в младенческом возрасте, у которых забрали вдруг любимую игрушку. Он старался не смотреть на старушечье удивление и сразу обратился к продавцу, дородной круглолицей даме, уже готовой от возмущения произнести нелестные слова в его адрес:
- Скажите, у вас ещё такой есть? Мне очень, очень нужно. Плачу любую цену.
- Это  последний, а как у вас хватает со …
И тут торговка увидела перед своим носом стодолларовую купюру, в нерешительности замялась, смягчив тон:
-  Даже не знаю … Завтра будет много укропа …. А что скажет бабуля?
Крепкая хваткая рука все-таки потянулась к деньгам.  Продавщица посмотрела на бабульку взглядом, говорящим:  «Ну что я могу поделать?»  В ответ старушечка запричитала:
- Хотела приболевшему деду супчика куриного сварить, с укропчиком хорошо бы было, и на тебе – из рук выдёргивают.
Но Михаил уже не слышал ни о дедуле, ни о супчике – он на всех парах несся к своей машине, видя только в ней сейчас надежное укрытие от всего этого чужого, серого, промозглого рыночного мира. В машине он откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза …
Город провожал его добрым дождём, за стеклом мир акварельно расплылся, распух как - то.
Он ругал за медлительность светофоры и ехавших впереди водителей. Ему быстрей хотелось выскочить на трассу и дам дать жару.
Блин, если б  впопыхах не забыл телефон, то позвонил бы ей, сказал, что приказание госпожи выполнено, и что он надеется на бурное вознаграждение предстоящей ночью. А вдруг она передумала есть этих раков с укропом? Тогда … тогда он её бросит, нечего голову морочить. Нет, так не должно быть. Тут представилось ему, как она нежно целует его в щёку, в благодарность за такой сумасбродный поступок, обещающе томно глядит и зовёт на кухню похрустеть раками; и будут раки сладко пахнуть укропчиком ….
К самому особняку он так и не доехал: её красное «Пежо» стояло у развилки. Когда он подошёл, она даже не вышла, открыла стекло и протянула ему его телефон.
- Сережа приехал, - не глядя на него, сухо произнесла. – Он нашёл твой телефон в ванной. Теперь он всё знает, он выдвинул ультиматум …. Мы должны расстаться … Ты должен меня понять ….
Он хотел было умолять её  бросить нелюбимого мужа, сейчас же уйти с ним, но глядя на её по-детски беспомощное, растерянное личико, понял, что не стоит этого делать.
- Ну что ж, пока? – как можно спокойнее произнёс он, швырнул в придорожные кусты телефон и направился к свой машине.
Когда его «Ауди» нервно тронулось, Анечка увидела, как из открытого окна на обочину полетел зелёный пучок.
- Достал всё-таки,- печально выдохнула она и, уткнувшись лицом в руль, зарыдала.
               


               
               

               
   
 


   
               


 




























         ПУЧОК УКРОПА      

                1.               
 Анечка Коробова, миловидная рыжая гарпия, в нежно – розовом, трепетном пеньюаре,  стрекозой слетела с синих шелков шикарного ночного ковчега в прохладу просторной спальни.
- Мишель, ты где? –  зазвенел колокольчиком её голосок. Засеменила голыми ногами в поисках своего ненаглядного.
- Мишель, ну ты где? – теперь уже мягко, по-кошачьи, позвала она.
Ну где же её Мишель, Михасик, Микимаусик? Если говорить проще и не в присутствии влюблённой дамы – Михаил Шевцов, служащий  среднего звена одного из подмосковных банков, молодой симпатичный  человек, как и многие столичные и околостоличные люди, ценящий комфорт и качество жизни, не забивающий себе голову сложностями как самой жизни, так и отношениями в любовных делах, поэтому всегда находящийся, в свободное от офиса время, в окружении прекраснейших особ, чаще всего замужних и состоятельных, одной из которых и была наша  Анечка Коробова, очаровательное,  легкомысленное создание, до одури нравящаяся  как сорокалетнему мужу-дипломату, так и более молодым гражданам, не зарабатывающим на политике деньги. По долгу службы её муж часто отсутствовал, и она оставалась одна, скучая и томясь, пока не встретила его, Мишеля, мягкого, искрометного, готового на всё ради неё. Их бурный роман длился месяца три; начавшись, как это часто случается, в одном из многочисленных ночных клубов  Москвы, он получил продолжение в загородном трехэтажном особняке, естественно, в отсутствие мужа.
Мишель на кухне, метражом этак двадцать на десять, стоял у плиты, колдуя над кастрюлькой, от которой шёл пар.
- Что это у нас? – весело поинтересовалась она, чмокнула его в свежевыбритую щеку, заглянула в кастрюльку. Сквозь кипящую воду на неё пялились красные раки.
- Уже почти готовы. Только укропчика сейчас кину. Мишель полез в холодильник, долго там созерцал его внутренности, почему-то  разочарованно выдохнул:
- А укропа  - то нет.
      И тут вдруг лицо Анечки наигранно выказало неодобрение такому повороту событий, словно этот недостающий укроп к ракам  был таким необходимым и нужным  на данный момент, что заставил её очень преочень   расстроиться. Белый лобик её нахмурился: казалось, что она решает сложную жизненную задачу.
- Значит так, решительно произнесла она. – Раки без укропа, что наша с тобой ночь без поцелуев. Ты должен достать мне укропа, иначе сегодня будешь спать в гостиной.
- Анечка, помилуй, до города тридцать километров! – пробовал уразуметь он.
- Ничего не знаю -  достань! – холодно прочеканила она.
Мишель в недоумении развёл руками, понимая, что спорить бесполезно.
                2.
               
Дорога на Сергиевск ему казалась утомительно долгой и однообразной, хотя и гнал он под сто. А еще вчера вечером летел пушинкой к своей ненаглядной, и вся трасса была залита теплым, несмотря на робкое дыхание марта, светом. Еще вдоль обочины лежал ещё тот, февральский снег, и корявые руки деревьев едва-едва наливались живородящей еле заметной краснотой. Сегодня снег присел, обрюзг, и было теплее, но молочно-серое одеяло небес давило на окружающий мир, делая его мельче, будничнее, а тут еще паршивое настроение из-за этого дурацкого пучка укропа. И дернуло же его варить этих раков. И вообще – за этот укроп не нужно было вспоминать, и без него можно было варить. Где ж теперь искать его, в такое время-то.  В первую очередь, нужно посетить центральный рынок, нет, сначала лучше по супермаркетам прошвырнуться, благо их всего парочка на весь городок. Сам город – так себе: за  полдня его можно так досконально изучить, пересчитав при этом всех его бездомных собак, увидеть яркий фасад единственной гостиницы в три этажа, претендующей на роскошь разве только солидной платной автостоянкой и отражающей в своих окнах здание мэрии. А можно ещё, для общего развития, потолкаться на барахолке, купив себе совсем  ненужную вещь, а так, лишь бы каким предметом отметить своё пребывание здесь, да много ещё чего ненужного можно сделать в этом городишке.
Теперь же этот город стал  интересен Мишелю из-за несчастного пучка укропа, улучшающего вкус раков, которых он собирался съесть со своей капризной красавицей; теперь от этого пучка пряной травы зависело то, как он проведёт предстоящую ночь: в одиночестве, на коврике роскошной гостиной или в объятьях страстной прелестницы на спальных шелках.
В  ярко - пёстром гламурном царстве супермаркета для скромного укропа места не оказалось, зато встретил свою бывшую однокурсницу, сидевшей за кассой. Та было сначала смутилась, но потом, натянуто улыбнувшись, спросила традиционное: «как дела», как - будто они только вчера виделись и ей действительно было интересно, как он живёт. Он ответил такое же традиционное «нормально», хотя у самого было очень пасмурно на душе. А училась-то Танька хорошо, в аспирантуру, было, собиралась; наверное, замуж выскочила, не до высоких экономических материй было, а теперь вот житуха дипломированного экономиста за прилавок кинула, а могла и его перекособочить, ещё как могла.
Он ехал по городским колдобинам в сторону рынка со странным чувством: ему казалось, что весь город знает о цели его визита, и что каждый тычет в его сторону – это, мол, тот, который  ищет укроп, чтобы вечером … А дальше этот самый каждый продолжал размышлять уже в меру обузданности своей фантазии. Он ругал себя, считал, что причиной всех этих идиотских мыслей является его мнительность, и что надо избавляться от всех этих комплексов вины неизвестно перед кем и неизвестно за что. От всех этих  угрызений, уверял он себя, человек только слабеет характером и не способен управлять своей судьбой, становится мягкотелым, а отсюда идет непонимание и порой пренебрежение со стороны знакомых и коллег по работе.
На рынке, сером и каком-то замызганном, продавцов было больше чем покупателей, и лица у некоторых продающих были хмурые и невыразительные. Казалось, что они через силу стоят здесь, делая превеликое одолжение тем, кто пришёл сюда потратить свои деньги. Он прибыл сюда, чтобы приобрести этот злочастный пучок укропа и после этого побыстрей убраться из этого городка.
Рыночные лужи проверяли на прочность его ботинки, но он и не смотрел под ноги, его взор блуждал по торговым рядам, в надежде найти тот единственный пропуск к предстоящему ночному счастью. Его заискивающе зазывали, предлагая то капусту, то картошку, то морковку со свеклой. Потом пошли заезжие фрукты, вычурная яркость которых в другой бы раз и соблазнила его раскошелиться. Но сегодня его интересовала пахучая травка, благодаря которой он, пусть хоть и на одну ночь, станет повелителем одной соблазнительной прелестницы, любви которой добивались многие, а один, с  деньгами, даже женился. Но только он, Михаил Шевцов, смог завладеть её ветреным сердцем; так неужели теперь какой-то пучок укропа всё разрушит? А может, он просто сгущает краски, может она уже и забыла о своём странном желании, сидит и нетерпеливо ждёт его у окна и не потребует при встрече укропа. Глупо всё как-то, но если начал этот поиск и пообещал, то нужно идти до конца. А то приедет он без укропа, а она вдруг спросит о нём, что тогда - мокрой курицей смотреть ей в глазки и глупо оправдываться.               
И вдруг, о чудо! В самом краю овощного торгового ряда, у серой брезентовой палатки, он увидел пучок чего-то зелёного в руках сутулого бордового пальто с голубым беретом сверху. Сейчас этот пучок исчезнет в недрах пёстрой сумки, и тогда исчезнет вместе с ним и его последняя надежда. Он пустился бежать, толкнув кого-то по пути; бордовое пальто превратилось в старушку, держащую в правой руке, действительно, пучочек укропа. Она уже было сделала  движение этой рукой к сумке, но он ловко, не ожидая от самого себя такого, выдернул этот пучок из её слабенького бледно-розового кулачка. Та обернула на него удивлённое лицо, так удивляются дети в младенческом возрасте, у которых забрали вдруг любимую игрушку. Он старался не смотреть на старушечье удивление и сразу обратился к продавцу, дородной круглолицей даме, уже готовой от возмущения произнести нелестные слова в его адрес:
- Скажите, у вас ещё такой есть? Мне очень, очень нужно. Плачу любую цену.
- Это  последний, а как у вас хватает со …
И тут торговка увидела перед своим носом стодолларовую купюру, в нерешительности замялась, смягчив тон:
-  Даже не знаю … Завтра будет много укропа …. А что скажет бабуля?
Крепкая хваткая рука все-таки потянулась к деньгам.  Продавщица посмотрела на бабульку взглядом, говорящим:  «Ну что я могу поделать?»  В ответ старушечка запричитала:
- Хотела приболевшему деду супчика куриного сварить, с укропчиком хорошо бы было, и на тебе – из рук выдёргивают.
Но Михаил уже не слышал ни о дедуле, ни о супчике – он на всех парах несся к своей машине, видя только в ней сейчас надежное укрытие от всего этого чужого, серого, промозглого рыночного мира. В машине он откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза …
Город провожал его добрым дождём, за стеклом мир акварельно расплылся, распух как - то.
Он ругал за медлительность светофоры и ехавших впереди водителей. Ему быстрей хотелось выскочить на трассу и дам дать жару.
Блин, если б  впопыхах не забыл телефон, то позвонил бы ей, сказал, что приказание госпожи выполнено, и что он надеется на бурное вознаграждение предстоящей ночью. А вдруг она передумала есть этих раков с укропом? Тогда … тогда он её бросит, нечего голову морочить. Нет, так не должно быть. Тут представилось ему, как она нежно целует его в щёку, в благодарность за такой сумасбродный поступок, обещающе томно глядит и зовёт на кухню похрустеть раками; и будут раки сладко пахнуть укропчиком ….
К самому особняку он так и не доехал: её красное «Пежо» стояло у развилки. Когда он подошёл, она даже не вышла, открыла стекло и протянула ему его телефон.
- Сережа приехал, - не глядя на него, сухо произнесла. – Он нашёл твой телефон в ванной. Теперь он всё знает, он выдвинул ультиматум …. Мы должны расстаться … Ты должен меня понять ….
Он хотел было умолять её  бросить нелюбимого мужа, сейчас же уйти с ним, но глядя на её по-детски беспомощное, растерянное личико, понял, что не стоит этого делать.
- Ну что ж, пока? – как можно спокойнее произнёс он, швырнул в придорожные кусты телефон и направился к свой машине.
Когда его «Ауди» нервно тронулось, Анечка увидела, как из открытого окна на обочину полетел зелёный пучок.
- Достал всё-таки,- печально выдохнула она и, уткнувшись лицом в руль, зарыдала.
               


               
               

               
   
 


   
               


 




























         ПУЧОК УКРОПА      

                1.               
 Анечка Коробова, миловидная рыжая гарпия, в нежно – розовом, трепетном пеньюаре,  стрекозой слетела с синих шелков шикарного ночного ковчега в прохладу просторной спальни.
- Мишель, ты где? –  зазвенел колокольчиком её голосок. Засеменила голыми ногами в поисках своего ненаглядного.
- Мишель, ну ты где? – теперь уже мягко, по-кошачьи, позвала она.
Ну где же её Мишель, Михасик, Микимаусик? Если говорить проще и не в присутствии влюблённой дамы – Михаил Шевцов, служащий  среднего звена одного из подмосковных банков, молодой симпатичный  человек, как и многие столичные и околостоличные люди, ценящий комфорт и качество жизни, не забивающий себе голову сложностями как самой жизни, так и отношениями в любовных делах, поэтому всегда находящийся, в свободное от офиса время, в окружении прекраснейших особ, чаще всего замужних и состоятельных, одной из которых и была наша  Анечка Коробова, очаровательное,  легкомысленное создание, до одури нравящаяся  как сорокалетнему мужу-дипломату, так и более молодым гражданам, не зарабатывающим на политике деньги. По долгу службы её муж часто отсутствовал, и она оставалась одна, скучая и томясь, пока не встретила его, Мишеля, мягкого, искрометного, готового на всё ради неё. Их бурный роман длился месяца три; начавшись, как это часто случается, в одном из многочисленных ночных клубов  Москвы, он получил продолжение в загородном трехэтажном особняке, естественно, в отсутствие мужа.
Мишель на кухне, метражом этак двадцать на десять, стоял у плиты, колдуя над кастрюлькой, от которой шёл пар.
- Что это у нас? – весело поинтересовалась она, чмокнула его в свежевыбритую щеку, заглянула в кастрюльку. Сквозь кипящую воду на неё пялились красные раки.
- Уже почти готовы. Только укропчика сейчас кину. Мишель полез в холодильник, долго там созерцал его внутренности, почему-то  разочарованно выдохнул:
- А укропа  - то нет.
      И тут вдруг лицо Анечки наигранно выказало неодобрение такому повороту событий, словно этот недостающий укроп к ракам  был таким необходимым и нужным  на данный момент, что заставил её очень преочень   расстроиться. Белый лобик её нахмурился: казалось, что она решает сложную жизненную задачу.
- Значит так, решительно произнесла она. – Раки без укропа, что наша с тобой ночь без поцелуев. Ты должен достать мне укропа, иначе сегодня будешь спать в гостиной.
- Анечка, помилуй, до города тридцать километров! – пробовал уразуметь он.
- Ничего не знаю -  достань! – холодно прочеканила она.
Мишель в недоумении развёл руками, понимая, что спорить бесполезно.
                2.
               
Дорога на Сергиевск ему казалась утомительно долгой и однообразной, хотя и гнал он под сто. А еще вчера вечером летел пушинкой к своей ненаглядной, и вся трасса была залита теплым, несмотря на робкое дыхание марта, светом. Еще вдоль обочины лежал ещё тот, февральский снег, и корявые руки деревьев едва-едва наливались живородящей еле заметной краснотой. Сегодня снег присел, обрюзг, и было теплее, но молочно-серое одеяло небес давило на окружающий мир, делая его мельче, будничнее, а тут еще паршивое настроение из-за этого дурацкого пучка укропа. И дернуло же его варить этих раков. И вообще – за этот укроп не нужно было вспоминать, и без него можно было варить. Где ж теперь искать его, в такое время-то.  В первую очередь, нужно посетить центральный рынок, нет, сначала лучше по супермаркетам прошвырнуться, благо их всего парочка на весь городок. Сам город – так себе: за  полдня его можно так досконально изучить, пересчитав при этом всех его бездомных собак, увидеть яркий фасад единственной гостиницы в три этажа, претендующей на роскошь разве только солидной платной автостоянкой и отражающей в своих окнах здание мэрии. А можно ещё, для общего развития, потолкаться на барахолке, купив себе совсем  ненужную вещь, а так, лишь бы каким предметом отметить своё пребывание здесь, да много ещё чего ненужного можно сделать в этом городишке.
Теперь же этот город стал  интересен Мишелю из-за несчастного пучка укропа, улучшающего вкус раков, которых он собирался съесть со своей капризной красавицей; теперь от этого пучка пряной травы зависело то, как он проведёт предстоящую ночь: в одиночестве, на коврике роскошной гостиной или в объятьях страстной прелестницы на спальных шелках.
В  ярко - пёстром гламурном царстве супермаркета для скромного укропа места не оказалось, зато встретил свою бывшую однокурсницу, сидевшей за кассой. Та было сначала смутилась, но потом, натянуто улыбнувшись, спросила традиционное: «как дела», как - будто они только вчера виделись и ей действительно было интересно, как он живёт. Он ответил такое же традиционное «нормально», хотя у самого было очень пасмурно на душе. А училась-то Танька хорошо, в аспирантуру, было, собиралась; наверное, замуж выскочила, не до высоких экономических материй было, а теперь вот житуха дипломированного экономиста за прилавок кинула, а могла и его перекособочить, ещё как могла.
Он ехал по городским колдобинам в сторону рынка со странным чувством: ему казалось, что весь город знает о цели его визита, и что каждый тычет в его сторону – это, мол, тот, который  ищет укроп, чтобы вечером … А дальше этот самый каждый продолжал размышлять уже в меру обузданности своей фантазии. Он ругал себя, считал, что причиной всех этих идиотских мыслей является его мнительность, и что надо избавляться от всех этих комплексов вины неизвестно перед кем и неизвестно за что. От всех этих  угрызений, уверял он себя, человек только слабеет характером и не способен управлять своей судьбой, становится мягкотелым, а отсюда идет непонимание и порой пренебрежение со стороны знакомых и коллег по работе.
На рынке, сером и каком-то замызганном, продавцов было больше чем покупателей, и лица у некоторых продающих были хмурые и невыразительные. Казалось, что они через силу стоят здесь, делая превеликое одолжение тем, кто пришёл сюда потратить свои деньги. Он прибыл сюда, чтобы приобрести этот злочастный пучок укропа и после этого побыстрей убраться из этого городка.
Рыночные лужи проверяли на прочность его ботинки, но он и не смотрел под ноги, его взор блуждал по торговым рядам, в надежде найти тот единственный пропуск к предстоящему ночному счастью. Его заискивающе зазывали, предлагая то капусту, то картошку, то морковку со свеклой. Потом пошли заезжие фрукты, вычурная яркость которых в другой бы раз и соблазнила его раскошелиться. Но сегодня его интересовала пахучая травка, благодаря которой он, пусть хоть и на одну ночь, станет повелителем одной соблазнительной прелестницы, любви которой добивались многие, а один, с  деньгами, даже женился. Но только он, Михаил Шевцов, смог завладеть её ветреным сердцем; так неужели теперь какой-то пучок укропа всё разрушит? А может, он просто сгущает краски, может она уже и забыла о своём странном желании, сидит и нетерпеливо ждёт его у окна и не потребует при встрече укропа. Глупо всё как-то, но если начал этот поиск и пообещал, то нужно идти до конца. А то приедет он без укропа, а она вдруг спросит о нём, что тогда - мокрой курицей смотреть ей в глазки и глупо оправдываться.               
И вдруг, о чудо! В самом краю овощного торгового ряда, у серой брезентовой палатки, он увидел пучок чего-то зелёного в руках сутулого бордового пальто с голубым беретом сверху. Сейчас этот пучок исчезнет в недрах пёстрой сумки, и тогда исчезнет вместе с ним и его последняя надежда. Он пустился бежать, толкнув кого-то по пути; бордовое пальто превратилось в старушку, держащую в правой руке, действительно, пучочек укропа. Она уже было сделала  движение этой рукой к сумке, но он ловко, не ожидая от самого себя такого, выдернул этот пучок из её слабенького бледно-розового кулачка. Та обернула на него удивлённое лицо, так удивляются дети в младенческом возрасте, у которых забрали вдруг любимую игрушку. Он старался не смотреть на старушечье удивление и сразу обратился к продавцу, дородной круглолицей даме, уже готовой от возмущения произнести нелестные слова в его адрес:
- Скажите, у вас ещё такой есть? Мне очень, очень нужно. Плачу любую цену.
- Это  последний, а как у вас хватает со …
И тут торговка увидела перед своим носом стодолларовую купюру, в нерешительности замялась, смягчив тон:
-  Даже не знаю … Завтра будет много укропа …. А что скажет бабуля?
Крепкая хваткая рука все-таки потянулась к деньгам.  Продавщица посмотрела на бабульку взглядом, говорящим:  «Ну что я могу поделать?»  В ответ старушечка запричитала:
- Хотела приболевшему деду супчика куриного сварить, с укропчиком хорошо бы было, и на тебе – из рук выдёргивают.
Но Михаил уже не слышал ни о дедуле, ни о супчике – он на всех парах несся к своей машине, видя только в ней сейчас надежное укрытие от всего этого чужого, серого, промозглого рыночного мира. В машине он откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза …
Город провожал его добрым дождём, за стеклом мир акварельно расплылся, распух как - то.
Он ругал за медлительность светофоры и ехавших впереди водителей. Ему быстрей хотелось выскочить на трассу и дам дать жару.
Блин, если б  впопыхах не забыл телефон, то позвонил бы ей, сказал, что приказание госпожи выполнено, и что он надеется на бурное вознаграждение предстоящей ночью. А вдруг она передумала есть этих раков с укропом? Тогда … тогда он её бросит, нечего голову морочить. Нет, так не должно быть. Тут представилось ему, как она нежно целует его в щёку, в благодарность за такой сумасбродный поступок, обещающе томно глядит и зовёт на кухню похрустеть раками; и будут раки сладко пахнуть укропчиком ….
К самому особняку он так и не доехал: её красное «Пежо» стояло у развилки. Когда он подошёл, она даже не вышла, открыла стекло и протянула ему его телефон.
- Сережа приехал, - не глядя на него, сухо произнесла. – Он нашёл твой телефон в ванной. Теперь он всё знает, он выдвинул ультиматум …. Мы должны расстаться … Ты должен меня понять ….
Он хотел было умолять её  бросить нелюбимого мужа, сейчас же уйти с ним, но глядя на её по-детски беспомощное, растерянное личико, понял, что не стоит этого делать.
- Ну что ж, пока? – как можно спокойнее произнёс он, швырнул в придорожные кусты телефон и направился к свой машине.
Когда его «Ауди» нервно тронулось, Анечка увидела, как из открытого окна на обочину полетел зелёный пучок.
- Достал всё-таки,- печально выдохнула она и, уткнувшись лицом в руль, зарыдала.
               


               
               

               
   
 


   
               


 




























         ПУЧОК УКРОПА      

                1.               
 Анечка Коробова, миловидная рыжая гарпия, в нежно – розовом, трепетном пеньюаре,  стрекозой слетела с синих шелков шикарного ночного ковчега в прохладу просторной спальни.
- Мишель, ты где? –  зазвенел колокольчиком её голосок. Засеменила голыми ногами в поисках своего ненаглядного.
- Мишель, ну ты где? – теперь уже мягко, по-кошачьи, позвала она.
Ну где же её Мишель, Михасик, Микимаусик? Если говорить проще и не в присутствии влюблённой дамы – Михаил Шевцов, служащий  среднего звена одного из подмосковных банков, молодой симпатичный  человек, как и многие столичные и околостоличные люди, ценящий комфорт и качество жизни, не забивающий себе голову сложностями как самой жизни, так и отношениями в любовных делах, поэтому всегда находящийся, в свободное от офиса время, в окружении прекраснейших особ, чаще всего замужних и состоятельных, одной из которых и была наша  Анечка Коробова, очаровательное,  легкомысленное создание, до одури нравящаяся  как сорокалетнему мужу-дипломату, так и более молодым гражданам, не зарабатывающим на политике деньги. По долгу службы её муж часто отсутствовал, и она оставалась одна, скучая и томясь, пока не встретила его, Мишеля, мягкого, искрометного, готового на всё ради неё. Их бурный роман длился месяца три; начавшись, как это часто случается, в одном из многочисленных ночных клубов  Москвы, он получил продолжение в загородном трехэтажном особняке, естественно, в отсутствие мужа.
Мишель на кухне, метражом этак двадцать на десять, стоял у плиты, колдуя над кастрюлькой, от которой шёл пар.
- Что это у нас? – весело поинтересовалась она, чмокнула его в свежевыбритую щеку, заглянула в кастрюльку. Сквозь кипящую воду на неё пялились красные раки.
- Уже почти готовы. Только укропчика сейчас кину. Мишель полез в холодильник, долго там созерцал его внутренности, почему-то  разочарованно выдохнул:
- А укропа  - то нет.
      И тут вдруг лицо Анечки наигранно выказало неодобрение такому повороту событий, словно этот недостающий укроп к ракам  был таким необходимым и нужным  на данный момент, что заставил её очень преочень   расстроиться. Белый лобик её нахмурился: казалось, что она решает сложную жизненную задачу.
- Значит так, решительно произнесла она. – Раки без укропа, что наша с тобой ночь без поцелуев. Ты должен достать мне укропа, иначе сегодня будешь спать в гостиной.
- Анечка, помилуй, до города тридцать километров! – пробовал уразуметь он.
- Ничего не знаю -  достань! – холодно прочеканила она.
Мишель в недоумении развёл руками, понимая, что спорить бесполезно.
                2.
               
Дорога на Сергиевск ему казалась утомительно долгой и однообразной, хотя и гнал он под сто. А еще вчера вечером летел пушинкой к своей ненаглядной, и вся трасса была залита теплым, несмотря на робкое дыхание марта, светом. Еще вдоль обочины лежал ещё тот, февральский снег, и корявые руки деревьев едва-едва наливались живородящей еле заметной краснотой. Сегодня снег присел, обрюзг, и было теплее, но молочно-серое одеяло небес давило на окружающий мир, делая его мельче, будничнее, а тут еще паршивое настроение из-за этого дурацкого пучка укропа. И дернуло же его варить этих раков. И вообще – за этот укроп не нужно было вспоминать, и без него можно было варить. Где ж теперь искать его, в такое время-то.  В первую очередь, нужно посетить центральный рынок, нет, сначала лучше по супермаркетам прошвырнуться, благо их всего парочка на весь городок. Сам город – так себе: за  полдня его можно так досконально изучить, пересчитав при этом всех его бездомных собак, увидеть яркий фасад единственной гостиницы в три этажа, претендующей на роскошь разве только солидной платной автостоянкой и отражающей в своих окнах здание мэрии. А можно ещё, для общего развития, потолкаться на барахолке, купив себе совсем  ненужную вещь, а так, лишь бы каким предметом отметить своё пребывание здесь, да много ещё чего ненужного можно сделать в этом городишке.
Теперь же этот город стал  интересен Мишелю из-за несчастного пучка укропа, улучшающего вкус раков, которых он собирался съесть со своей капризной красавицей; теперь от этого пучка пряной травы зависело то, как он проведёт предстоящую ночь: в одиночестве, на коврике роскошной гостиной или в объятьях страстной прелестницы на спальных шелках.
В  ярко - пёстром гламурном царстве супермаркета для скромного укропа места не оказалось, зато встретил свою бывшую однокурсницу, сидевшей за кассой. Та было сначала смутилась, но потом, натянуто улыбнувшись, спросила традиционное: «как дела», как - будто они только вчера виделись и ей действительно было интересно, как он живёт. Он ответил такое же традиционное «нормально», хотя у самого было очень пасмурно на душе. А училась-то Танька хорошо, в аспирантуру, было, собиралась; наверное, замуж выскочила, не до высоких экономических материй было, а теперь вот житуха дипломированного экономиста за прилавок кинула, а могла и его перекособочить, ещё как могла.
Он ехал по городским колдобинам в сторону рынка со странным чувством: ему казалось, что весь город знает о цели его визита, и что каждый тычет в его сторону – это, мол, тот, который  ищет укроп, чтобы вечером … А дальше этот самый каждый продолжал размышлять уже в меру обузданности своей фантазии. Он ругал себя, считал, что причиной всех этих идиотских мыслей является его мнительность, и что надо избавляться от всех этих комплексов вины неизвестно перед кем и неизвестно за что. От всех этих  угрызений, уверял он себя, человек только слабеет характером и не способен управлять своей судьбой, становится мягкотелым, а отсюда идет непонимание и порой пренебрежение со стороны знакомых и коллег по работе.
На рынке, сером и каком-то замызганном, продавцов было больше чем покупателей, и лица у некоторых продающих были хмурые и невыразительные. Казалось, что они через силу стоят здесь, делая превеликое одолжение тем, кто пришёл сюда потратить свои деньги. Он прибыл сюда, чтобы приобрести этот злочастный пучок укропа и после этого побыстрей убраться из этого городка.
Рыночные лужи проверяли на прочность его ботинки, но он и не смотрел под ноги, его взор блуждал по торговым рядам, в надежде найти тот единственный пропуск к предстоящему ночному счастью. Его заискивающе зазывали, предлагая то капусту, то картошку, то морковку со свеклой. Потом пошли заезжие фрукты, вычурная яркость которых в другой бы раз и соблазнила его раскошелиться. Но сегодня его интересовала пахучая травка, благодаря которой он, пусть хоть и на одну ночь, станет повелителем одной соблазнительной прелестницы, любви которой добивались многие, а один, с  деньгами, даже женился. Но только он, Михаил Шевцов, смог завладеть её ветреным сердцем; так неужели теперь какой-то пучок укропа всё разрушит? А может, он просто сгущает краски, может она уже и забыла о своём странном желании, сидит и нетерпеливо ждёт его у окна и не потребует при встрече укропа. Глупо всё как-то, но если начал этот поиск и пообещал, то нужно идти до конца. А то приедет он без укропа, а она вдруг спросит о нём, что тогда - мокрой курицей смотреть ей в глазки и глупо оправдываться.               
И вдруг, о чудо! В самом краю овощного торгового ряда, у серой брезентовой палатки, он увидел пучок чего-то зелёного в руках сутулого бордового пальто с голубым беретом сверху. Сейчас этот пучок исчезнет в недрах пёстрой сумки, и тогда исчезнет вместе с ним и его последняя надежда. Он пустился бежать, толкнув кого-то по пути; бордовое пальто превратилось в старушку, держащую в правой руке, действительно, пучочек укропа. Она уже было сделала  движение этой рукой к сумке, но он ловко, не ожидая от самого себя такого, выдернул этот пучок из её слабенького бледно-розового кулачка. Та обернула на него удивлённое лицо, так удивляются дети в младенческом возрасте, у которых забрали вдруг любимую игрушку. Он старался не смотреть на старушечье удивление и сразу обратился к продавцу, дородной круглолицей даме, уже готовой от возмущения произнести нелестные слова в его адрес:
- Скажите, у вас ещё такой есть? Мне очень, очень нужно. Плачу любую цену.
- Это  последний, а как у вас хватает со …
И тут торговка увидела перед своим носом стодолларовую купюру, в нерешительности замялась, смягчив тон:
-  Даже не знаю … Завтра будет много укропа …. А что скажет бабуля?
Крепкая хваткая рука все-таки потянулась к деньгам.  Продавщица посмотрела на бабульку взглядом, говорящим:  «Ну что я могу поделать?»  В ответ старушечка запричитала:
- Хотела приболевшему деду супчика куриного сварить, с укропчиком хорошо бы было, и на тебе – из рук выдёргивают.
Но Михаил уже не слышал ни о дедуле, ни о супчике – он на всех парах несся к своей машине, видя только в ней сейчас надежное укрытие от всего этого чужого, серого, промозглого рыночного мира. В машине он откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза …
Город провожал его добрым дождём, за стеклом мир акварельно расплылся, распух как - то.
Он ругал за медлительность светофоры и ехавших впереди водителей. Ему быстрей хотелось выскочить на трассу и дам дать жару.
Блин, если б  впопыхах не забыл телефон, то позвонил бы ей, сказал, что приказание госпожи выполнено, и что он надеется на бурное вознаграждение предстоящей ночью. А вдруг она передумала есть этих раков с укропом? Тогда … тогда он её бросит, нечего голову морочить. Нет, так не должно быть. Тут представилось ему, как она нежно целует его в щёку, в благодарность за такой сумасбродный поступок, обещающе томно глядит и зовёт на кухню похрустеть раками; и будут раки сладко пахнуть укропчиком ….
К самому особняку он так и не доехал: её красное «Пежо» стояло у развилки. Когда он подошёл, она даже не вышла, открыла стекло и протянула ему его телефон.
- Сережа приехал, - не глядя на него, сухо произнесла. – Он нашёл твой телефон в ванной. Теперь он всё знает, он выдвинул ультиматум …. Мы должны расстаться … Ты должен меня понять ….
Он хотел было умолять её  бросить нелюбимого мужа, сейчас же уйти с ним, но глядя на её по-детски беспомощное, растерянное личико, понял, что не стоит этого делать.
- Ну что ж, пока? – как можно спокойнее произнёс он, швырнул в придорожные кусты телефон и направился к свой машине.
Когда его «Ауди» нервно тронулось, Анечка увидела, как из открытого окна на обочину полетел зелёный пучок.
- Достал всё-таки,- печально выдохнула она и, уткнувшись лицом в руль, зарыдала.
               


               
               

               
   
 


   
               


 




























         ПУЧОК УКРОПА      

                1.               
 Анечка Коробова, миловидная рыжая гарпия, в нежно – розовом, трепетном пеньюаре,  стрекозой слетела с синих шелков шикарного ночного ковчега в прохладу просторной спальни.
- Мишель, ты где? –  зазвенел колокольчиком её голосок. Засеменила голыми ногами в поисках своего ненаглядного.
- Мишель, ну ты где? – теперь уже мягко, по-кошачьи, позвала она.
Ну где же её Мишель, Михасик, Микимаусик? Если говорить проще и не в присутствии влюблённой дамы – Михаил Шевцов, служащий  среднего звена одного из подмосковных банков, молодой симпатичный  человек, как и многие столичные и околостоличные люди, ценящий комфорт и качество жизни, не забивающий себе голову сложностями как самой жизни, так и отношениями в любовных делах, поэтому всегда находящийся, в свободное от офиса время, в окружении прекраснейших особ, чаще всего замужних и состоятельных, одной из которых и была наша  Анечка Коробова, очаровательное,  легкомысленное создание, до одури нравящаяся  как сорокалетнему мужу-дипломату, так и более молодым гражданам, не зарабатывающим на политике деньги. По долгу службы её муж часто отсутствовал, и она оставалась одна, скучая и томясь, пока не встретила его, Мишеля, мягкого, искрометного, готового на всё ради неё. Их бурный роман длился месяца три; начавшись, как это часто случается, в одном из многочисленных ночных клубов  Москвы, он получил продолжение в загородном трехэтажном особняке, естественно, в отсутствие мужа.
Мишель на кухне, метражом этак двадцать на десять, стоял у плиты, колдуя над кастрюлькой, от которой шёл пар.
- Что это у нас? – весело поинтересовалась она, чмокнула его в свежевыбритую щеку, заглянула в кастрюльку. Сквозь кипящую воду на неё пялились красные раки.
- Уже почти готовы. Только укропчика сейчас кину. Мишель полез в холодильник, долго там созерцал его внутренности, почему-то  разочарованно выдохнул:
- А укропа  - то нет.
      И тут вдруг лицо Анечки наигранно выказало неодобрение такому повороту событий, словно этот недостающий укроп к ракам  был таким необходимым и нужным  на данный момент, что заставил её очень преочень   расстроиться. Белый лобик её нахмурился: казалось, что она решает сложную жизненную задачу.
- Значит так, решительно произнесла она. – Раки без укропа, что наша с тобой ночь без поцелуев. Ты должен достать мне укропа, иначе сегодня будешь спать в гостиной.
- Анечка, помилуй, до города тридцать километров! – пробовал уразуметь он.
- Ничего не знаю -  достань! – холодно прочеканила она.
Мишель в недоумении развёл руками, понимая, что спорить бесполезно.
                2.
               
Дорога на Сергиевск ему казалась утомительно долгой и однообразной, хотя и гнал он под сто. А еще вчера вечером летел пушинкой к своей ненаглядной, и вся трасса была залита теплым, несмотря на робкое дыхание марта, светом. Еще вдоль обочины лежал ещё тот, февральский снег, и корявые руки деревьев едва-едва наливались живородящей еле заметной краснотой. Сегодня снег присел, обрюзг, и было теплее, но молочно-серое одеяло небес давило на окружающий мир, делая его мельче, будничнее, а тут еще паршивое настроение из-за этого дурацкого пучка укропа. И дернуло же его варить этих раков. И вообще – за этот укроп не нужно было вспоминать, и без него можно было варить. Где ж теперь искать его, в такое время-то.  В первую очередь, нужно посетить центральный рынок, нет, сначала лучше по супермаркетам прошвырнуться, благо их всего парочка на весь городок. Сам город – так себе: за  полдня его можно так досконально изучить, пересчитав при этом всех его бездомных собак, увидеть яркий фасад единственной гостиницы в три этажа, претендующей на роскошь разве только солидной платной автостоянкой и отражающей в своих окнах здание мэрии. А можно ещё, для общего развития, потолкаться на барахолке, купив себе совсем  ненужную вещь, а так, лишь бы каким предметом отметить своё пребывание здесь, да много ещё чего ненужного можно сделать в этом городишке.
Теперь же этот город стал  интересен Мишелю из-за несчастного пучка укропа, улучшающего вкус раков, которых он собирался съесть со своей капризной красавицей; теперь от этого пучка пряной травы зависело то, как он проведёт предстоящую ночь: в одиночестве, на коврике роскошной гостиной или в объятьях страстной прелестницы на спальных шелках.
В  ярко - пёстром гламурном царстве супермаркета для скромного укропа места не оказалось, зато встретил свою бывшую однокурсницу, сидевшей за кассой. Та было сначала смутилась, но потом, натянуто улыбнувшись, спросила традиционное: «как дела», как - будто они только вчера виделись и ей действительно было интересно, как он живёт. Он ответил такое же традиционное «нормально», хотя у самого было очень пасмурно на душе. А училась-то Танька хорошо, в аспирантуру, было, собиралась; наверное, замуж выскочила, не до высоких экономических материй было, а теперь вот житуха дипломированного экономиста за прилавок кинула, а могла и его перекособочить, ещё как могла.
Он ехал по городским колдобинам в сторону рынка со странным чувством: ему казалось, что весь город знает о цели его визита, и что каждый тычет в его сторону – это, мол, тот, который  ищет укроп, чтобы вечером … А дальше этот самый каждый продолжал размышлять уже в меру обузданности своей фантазии. Он ругал себя, считал, что причиной всех этих идиотских мыслей является его мнительность, и что надо избавляться от всех этих комплексов вины неизвестно перед кем и неизвестно за что. От всех этих  угрызений, уверял он себя, человек только слабеет характером и не способен управлять своей судьбой, становится мягкотелым, а отсюда идет непонимание и порой пренебрежение со стороны знакомых и коллег по работе.
На рынке, сером и каком-то замызганном, продавцов было больше чем покупателей, и лица у некоторых продающих были хмурые и невыразительные. Казалось, что они через силу стоят здесь, делая превеликое одолжение тем, кто пришёл сюда потратить свои деньги. Он прибыл сюда, чтобы приобрести этот злочастный пучок укропа и после этого побыстрей убраться из этого городка.
Рыночные лужи проверяли на прочность его ботинки, но он и не смотрел под ноги, его взор блуждал по торговым рядам, в надежде найти тот единственный пропуск к предстоящему ночному счастью. Его заискивающе зазывали, предлагая то капусту, то картошку, то морковку со свеклой. Потом пошли заезжие фрукты, вычурная яркость которых в другой бы раз и соблазнила его раскошелиться. Но сегодня его интересовала пахучая травка, благодаря которой он, пусть хоть и на одну ночь, станет повелителем одной соблазнительной прелестницы, любви которой добивались многие, а один, с  деньгами, даже женился. Но только он, Михаил Шевцов, смог завладеть её ветреным сердцем; так неужели теперь какой-то пучок укропа всё разрушит? А может, он просто сгущает краски, может она уже и забыла о своём странном желании, сидит и нетерпеливо ждёт его у окна и не потребует при встрече укропа. Глупо всё как-то, но если начал этот поиск и пообещал, то нужно идти до конца. А то приедет он без укропа, а она вдруг спросит о нём, что тогда - мокрой курицей смотреть ей в глазки и глупо оправдываться.               
И вдруг, о чудо! В самом краю овощного торгового ряда, у серой брезентовой палатки, он увидел пучок чего-то зелёного в руках сутулого бордового пальто с голубым беретом сверху. Сейчас этот пучок исчезнет в недрах пёстрой сумки, и тогда исчезнет вместе с ним и его последняя надежда. Он пустился бежать, толкнув кого-то по пути; бордовое пальто превратилось в старушку, держащую в правой руке, действительно, пучочек укропа. Она уже было сделала  движение этой рукой к сумке, но он ловко, не ожидая от самого себя такого, выдернул этот пучок из её слабенького бледно-розового кулачка. Та обернула на него удивлённое лицо, так удивляются дети в младенческом возрасте, у которых забрали вдруг любимую игрушку. Он старался не смотреть на старушечье удивление и сразу обратился к продавцу, дородной круглолицей даме, уже готовой от возмущения произнести нелестные слова в его адрес:
- Скажите, у вас ещё такой есть? Мне очень, очень нужно. Плачу любую цену.
- Это  последний, а как у вас хватает со …
И тут торговка увидела перед своим носом стодолларовую купюру, в нерешительности замялась, смягчив тон:
-  Даже не знаю … Завтра будет много укропа …. А что скажет бабуля?
Крепкая хваткая рука все-таки потянулась к деньгам.  Продавщица посмотрела на бабульку взглядом, говорящим:  «Ну что я могу поделать?»  В ответ старушечка запричитала:
- Хотела приболевшему деду супчика куриного сварить, с укропчиком хорошо бы было, и на тебе – из рук выдёргивают.
Но Михаил уже не слышал ни о дедуле, ни о супчике – он на всех парах несся к своей машине, видя только в ней сейчас надежное укрытие от всего этого чужого, серого, промозглого рыночного мира. В машине он откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза …
Город провожал его добрым дождём, за стеклом мир акварельно расплылся, распух как - то.
Он ругал за медлительность светофоры и ехавших впереди водителей. Ему быстрей хотелось выскочить на трассу и дам дать жару.
Блин, если б  впопыхах не забыл телефон, то позвонил бы ей, сказал, что приказание госпожи выполнено, и что он надеется на бурное вознаграждение предстоящей ночью. А вдруг она передумала есть этих раков с укропом? Тогда … тогда он её бросит, нечего голову морочить. Нет, так не должно быть. Тут представилось ему, как она нежно целует его в щёку, в благодарность за такой сумасбродный поступок, обещающе томно глядит и зовёт на кухню похрустеть раками; и будут раки сладко пахнуть укропчиком ….
К самому особняку он так и не доехал: её красное «Пежо» стояло у развилки. Когда он подошёл, она даже не вышла, открыла стекло и протянула ему его телефон.
- Сережа приехал, - не глядя на него, сухо произнесла. – Он нашёл твой телефон в ванной. Теперь он всё знает, он выдвинул ультиматум …. Мы должны расстаться … Ты должен меня понять ….
Он хотел было умолять её  бросить нелюбимого мужа, сейчас же уйти с ним, но глядя на её по-детски беспомощное, растерянное личико, понял, что не стоит этого делать.
- Ну что ж, пока? – как можно спокойнее произнёс он, швырнул в придорожные кусты телефон и направился к свой машине.
Когда его «Ауди» нервно тронулось, Анечка увидела, как из открытого окна на обочину полетел зелёный пучок.
- Достал всё-таки,- печально выдохнула она и, уткнувшись лицом в руль, зарыдала.
               


               
               

               
   
 


   
               


 




























         ПУЧОК УКРОПА      

                1.               
 Анечка Коробова, миловидная рыжая гарпия, в нежно – розовом, трепетном пеньюаре,  стрекозой слетела с синих шелков шикарного ночного ковчега в прохладу просторной спальни.
- Мишель, ты где? –  зазвенел колокольчиком её голосок. Засеменила голыми ногами в поисках своего ненаглядного.
- Мишель, ну ты где? – теперь уже мягко, по-кошачьи, позвала она.
Ну где же её Мишель, Михасик, Микимаусик? Если говорить проще и не в присутствии влюблённой дамы – Михаил Шевцов, служащий  среднего звена одного из подмосковных банков, молодой симпатичный  человек, как и многие столичные и околостоличные люди, ценящий комфорт и качество жизни, не забивающий себе голову сложностями как самой жизни, так и отношениями в любовных делах, поэтому всегда находящийся, в свободное от офиса время, в окружении прекраснейших особ, чаще всего замужних и состоятельных, одной из которых и была наша  Анечка Коробова, очаровательное,  легкомысленное создание, до одури нравящаяся  как сорокалетнему мужу-дипломату, так и более молодым гражданам, не зарабатывающим на политике деньги. По долгу службы её муж часто отсутствовал, и она оставалась одна, скучая и томясь, пока не встретила его, Мишеля, мягкого, искрометного, готового на всё ради неё. Их бурный роман длился месяца три; начавшись, как это часто случается, в одном из многочисленных ночных клубов  Москвы, он получил продолжение в загородном трехэтажном особняке, естественно, в отсутствие мужа.
Мишель на кухне, метражом этак двадцать на десять, стоял у плиты, колдуя над кастрюлькой, от которой шёл пар.
- Что это у нас? – весело поинтересовалась она, чмокнула его в свежевыбритую щеку, заглянула в кастрюльку. Сквозь кипящую воду на неё пялились красные раки.
- Уже почти готовы. Только укропчика сейчас кину. Мишель полез в холодильник, долго там созерцал его внутренности, почему-то  разочарованно выдохнул:
- А укропа  - то нет.
      И тут вдруг лицо Анечки наигранно выказало неодобрение такому повороту событий, словно этот недостающий укроп к ракам  был таким необходимым и нужным  на данный момент, что заставил её очень преочень   расстроиться. Белый лобик её нахмурился: казалось, что она решает сложную жизненную задачу.
- Значит так, решительно произнесла она. – Раки без укропа, что наша с тобой ночь без поцелуев. Ты должен достать мне укропа, иначе сегодня будешь спать в гостиной.
- Анечка, помилуй, до города тридцать километров! – пробовал уразуметь он.
- Ничего не знаю -  достань! – холодно прочеканила она.
Мишель в недоумении развёл руками, понимая, что спорить бесполезно.
                2.
               
Дорога на Сергиевск ему казалась утомительно долгой и однообразной, хотя и гнал он под сто. А еще вчера вечером летел пушинкой к своей ненаглядной, и вся трасса была залита теплым, несмотря на робкое дыхание марта, светом. Еще вдоль обочины лежал ещё тот, февральский снег, и корявые руки деревьев едва-едва наливались живородящей еле заметной краснотой. Сегодня снег присел, обрюзг, и было теплее, но молочно-серое одеяло небес давило на окружающий мир, делая его мельче, будничнее, а тут еще паршивое настроение из-за этого дурацкого пучка укропа. И дернуло же его варить этих раков. И вообще – за этот укроп не нужно было вспоминать, и без него можно было варить. Где ж теперь искать его, в такое время-то.  В первую очередь, нужно посетить центральный рынок, нет, сначала лучше по супермаркетам прошвырнуться, благо их всего парочка на весь городок. Сам город – так себе: за  полдня его можно так досконально изучить, пересчитав при этом всех его бездомных собак, увидеть яркий фасад единственной гостиницы в три этажа, претендующей на роскошь разве только солидной платной автостоянкой и отражающей в своих окнах здание мэрии. А можно ещё, для общего развития, потолкаться на барахолке, купив себе совсем  ненужную вещь, а так, лишь бы каким предметом отметить своё пребывание здесь, да много ещё чего ненужного можно сделать в этом городишке.
Теперь же этот город стал  интересен Мишелю из-за несчастного пучка укропа, улучшающего вкус раков, которых он собирался съесть со своей капризной красавицей; теперь от этого пучка пряной травы зависело то, как он проведёт предстоящую ночь: в одиночестве, на коврике роскошной гостиной или в объятьях страстной прелестницы на спальных шелках.
В  ярко - пёстром гламурном царстве супермаркета для скромного укропа места не оказалось, зато встретил свою бывшую однокурсницу, сидевшей за кассой. Та было сначала смутилась, но потом, натянуто улыбнувшись, спросила традиционное: «как дела», как - будто они только вчера виделись и ей действительно было интересно, как он живёт. Он ответил такое же традиционное «нормально», хотя у самого было очень пасмурно на душе. А училась-то Танька хорошо, в аспирантуру, было, собиралась; наверное, замуж выскочила, не до высоких экономических материй было, а теперь вот житуха дипломированного экономиста за прилавок кинула, а могла и его перекособочить, ещё как могла.
Он ехал по городским колдобинам в сторону рынка со странным чувством: ему казалось, что весь город знает о цели его визита, и что каждый тычет в его сторону – это, мол, тот, который  ищет укроп, чтобы вечером … А дальше этот самый каждый продолжал размышлять уже в меру обузданности своей фантазии. Он ругал себя, считал, что причиной всех этих идиотских мыслей является его мнительность, и что надо избавляться от всех этих комплексов вины неизвестно перед кем и неизвестно за что. От всех этих  угрызений, уверял он себя, человек только слабеет характером и не способен управлять своей судьбой, становится мягкотелым, а отсюда идет непонимание и порой пренебрежение со стороны знакомых и коллег по работе.
На рынке, сером и каком-то замызганном, продавцов было больше чем покупателей, и лица у некоторых продающих были хмурые и невыразительные. Казалось, что они через силу стоят здесь, делая превеликое одолжение тем, кто пришёл сюда потратить свои деньги. Он прибыл сюда, чтобы приобрести этот злочастный пучок укропа и после этого побыстрей убраться из этого городка.
Рыночные лужи проверяли на прочность его ботинки, но он и не смотрел под ноги, его взор блуждал по торговым рядам, в надежде найти тот единственный пропуск к предстоящему ночному счастью. Его заискивающе зазывали, предлагая то капусту, то картошку, то морковку со свеклой. Потом пошли заезжие фрукты, вычурная яркость которых в другой бы раз и соблазнила его раскошелиться. Но сегодня его интересовала пахучая травка, благодаря которой он, пусть хоть и на одну ночь, станет повелителем одной соблазнительной прелестницы, любви которой добивались многие, а один, с  деньгами, даже женился. Но только он, Михаил Шевцов, смог завладеть её ветреным сердцем; так неужели теперь какой-то пучок укропа всё разрушит? А может, он просто сгущает краски, может она уже и забыла о своём странном желании, сидит и нетерпеливо ждёт его у окна и не потребует при встрече укропа. Глупо всё как-то, но если начал этот поиск и пообещал, то нужно идти до конца. А то приедет он без укропа, а она вдруг спросит о нём, что тогда - мокрой курицей смотреть ей в глазки и глупо оправдываться.               
И вдруг, о чудо! В самом краю овощного торгового ряда, у серой брезентовой палатки, он увидел пучок чего-то зелёного в руках сутулого бордового пальто с голубым беретом сверху. Сейчас этот пучок исчезнет в недрах пёстрой сумки, и тогда исчезнет вместе с ним и его последняя надежда. Он пустился бежать, толкнув кого-то по пути; бордовое пальто превратилось в старушку, держащую в правой руке, действительно, пучочек укропа. Она уже было сделала  движение этой рукой к сумке, но он ловко, не ожидая от самого себя такого, выдернул этот пучок из её слабенького бледно-розового кулачка. Та обернула на него удивлённое лицо, так удивляются дети в младенческом возрасте, у которых забрали вдруг любимую игрушку. Он старался не смотреть на старушечье удивление и сразу обратился к продавцу, дородной круглолицей даме, уже готовой от возмущения произнести нелестные слова в его адрес:
- Скажите, у вас ещё такой есть? Мне очень, очень нужно. Плачу любую цену.
- Это  последний, а как у вас хватает со …
И тут торговка увидела перед своим носом стодолларовую купюру, в нерешительности замялась, смягчив тон:
-  Даже не знаю … Завтра будет много укропа …. А что скажет бабуля?
Крепкая хваткая рука все-таки потянулась к деньгам.  Продавщица посмотрела на бабульку взглядом, говорящим:  «Ну что я могу поделать?»  В ответ старушечка запричитала:
- Хотела приболевшему деду супчика куриного сварить, с укропчиком хорошо бы было, и на тебе – из рук выдёргивают.
Но Михаил уже не слышал ни о дедуле, ни о супчике – он на всех парах несся к своей машине, видя только в ней сейчас надежное укрытие от всего этого чужого, серого, промозглого рыночного мира. В машине он откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза …
Город провожал его добрым дождём, за стеклом мир акварельно расплылся, распух как - то.
Он ругал за медлительность светофоры и ехавших впереди водителей. Ему быстрей хотелось выскочить на трассу и дам дать жару.
Блин, если б  впопыхах не забыл телефон, то позвонил бы ей, сказал, что приказание госпожи выполнено, и что он надеется на бурное вознаграждение предстоящей ночью. А вдруг она передумала есть этих раков с укропом? Тогда … тогда он её бросит, нечего голову морочить. Нет, так не должно быть. Тут представилось ему, как она нежно целует его в щёку, в благодарность за такой сумасбродный поступок, обещающе томно глядит и зовёт на кухню похрустеть раками; и будут раки сладко пахнуть укропчиком ….
К самому особняку он так и не доехал: её красное «Пежо» стояло у развилки. Когда он подошёл, она даже не вышла, открыла стекло и протянула ему его телефон.
- Сережа приехал, - не глядя на него, сухо произнесла. – Он нашёл твой телефон в ванной. Теперь он всё знает, он выдвинул ультиматум …. Мы должны расстаться … Ты должен меня понять ….
Он хотел было умолять её  бросить нелюбимого мужа, сейчас же уйти с ним, но глядя на её по-детски беспомощное, растерянное личико, понял, что не стоит этого делать.
- Ну что ж, пока? – как можно спокойнее произнёс он, швырнул в придорожные кусты телефон и направился к свой машине.
Когда его «Ауди» нервно тронулось, Анечка увидела, как из открытого окна на обочину полетел зелёный пучок.
- Достал всё-таки,- печально выдохнула она и, уткнувшись лицом в руль, зарыдала.
               


               
               

               
   
 


   
               


 




























         ПУЧОК УКРОПА      

                1.               
 Анечка Коробова, миловидная рыжая гарпия, в нежно – розовом, трепетном пеньюаре,  стрекозой слетела с синих шелков шикарного ночного ковчега в прохладу просторной спальни.
- Мишель, ты где? –  зазвенел колокольчиком её голосок. Засеменила голыми ногами в поисках своего ненаглядного.
- Мишель, ну ты где? – теперь уже мягко, по-кошачьи, позвала она.
Ну где же её Мишель, Михасик, Микимаусик? Если говорить проще и не в присутствии влюблённой дамы – Михаил Шевцов, служащий  среднего звена одного из подмосковных банков, молодой симпатичный  человек, как и многие столичные и околостоличные люди, ценящий комфорт и качество жизни, не забивающий себе голову сложностями как самой жизни, так и отношениями в любовных делах, поэтому всегда находящийся, в свободное от офиса время, в окружении прекраснейших особ, чаще всего замужних и состоятельных, одной из которых и была наша  Анечка Коробова, очаровательное,  легкомысленное создание, до одури нравящаяся  как сорокалетнему мужу-дипломату, так и более молодым гражданам, не зарабатывающим на политике деньги. По долгу службы её муж часто отсутствовал, и она оставалась одна, скучая и томясь, пока не встретила его, Мишеля, мягкого, искрометного, готового на всё ради неё. Их бурный роман длился месяца три; начавшись, как это часто случается, в одном из многочисленных ночных клубов  Москвы, он получил продолжение в загородном трехэтажном особняке, естественно, в отсутствие мужа.
Мишель на кухне, метражом этак двадцать на десять, стоял у плиты, колдуя над кастрюлькой, от которой шёл пар.
- Что это у нас? – весело поинтересовалась она, чмокнула его в свежевыбритую щеку, заглянула в кастрюльку. Сквозь кипящую воду на неё пялились красные раки.
- Уже почти готовы. Только укропчика сейчас кину. Мишель полез в холодильник, долго там созерцал его внутренности, почему-то  разочарованно выдохнул:
- А укропа  - то нет.
      И тут вдруг лицо Анечки наигранно выказало неодобрение такому повороту событий, словно этот недостающий укроп к ракам  был таким необходимым и нужным  на данный момент, что заставил её очень преочень   расстроиться. Белый лобик её нахмурился: казалось, что она решает сложную жизненную задачу.
- Значит так, решительно произнесла она. – Раки без укропа, что наша с тобой ночь без поцелуев. Ты должен достать мне укропа, иначе сегодня будешь спать в гостиной.
- Анечка, помилуй, до города тридцать километров! – пробовал уразуметь он.
- Ничего не знаю -  достань! – холодно прочеканила она.
Мишель в недоумении развёл руками, понимая, что спорить бесполезно.
                2.
               
Дорога на Сергиевск ему казалась утомительно долгой и однообразной, хотя и гнал он под сто. А еще вчера вечером летел пушинкой к своей ненаглядной, и вся трасса была залита теплым, несмотря на робкое дыхание марта, светом. Еще вдоль обочины лежал ещё тот, февральский снег, и корявые руки деревьев едва-едва наливались живородящей еле заметной краснотой. Сегодня снег присел, обрюзг, и было теплее, но молочно-серое одеяло небес давило на окружающий мир, делая его мельче, будничнее, а тут еще паршивое настроение из-за этого дурацкого пучка укропа. И дернуло же его варить этих раков. И вообще – за этот укроп не нужно было вспоминать, и без него можно было варить. Где ж теперь искать его, в такое время-то.  В первую очередь, нужно посетить центральный рынок, нет, сначала лучше по супермаркетам прошвырнуться, благо их всего парочка на весь городок. Сам город – так себе: за  полдня его можно так досконально изучить, пересчитав при этом всех его бездомных собак, увидеть яркий фасад единственной гостиницы в три этажа, претендующей на роскошь разве только солидной платной автостоянкой и отражающей в своих окнах здание мэрии. А можно ещё, для общего развития, потолкаться на барахолке, купив себе совсем  ненужную вещь, а так, лишь бы каким предметом отметить своё пребывание здесь, да много ещё чего ненужного можно сделать в этом городишке.
Теперь же этот город стал  интересен Мишелю из-за несчастного пучка укропа, улучшающего вкус раков, которых он собирался съесть со своей капризной красавицей; теперь от этого пучка пряной травы зависело то, как он проведёт предстоящую ночь: в одиночестве, на коврике роскошной гостиной или в объятьях страстной прелестницы на спальных шелках.
В  ярко - пёстром гламурном царстве супермаркета для скромного укропа места не оказалось, зато встретил свою бывшую однокурсницу, сидевшей за кассой. Та было сначала смутилась, но потом, натянуто улыбнувшись, спросила традиционное: «как дела», как - будто они только вчера виделись и ей действительно было интересно, как он живёт. Он ответил такое же традиционное «нормально», хотя у самого было очень пасмурно на душе. А училась-то Танька хорошо, в аспирантуру, было, собиралась; наверное, замуж выскочила, не до высоких экономических материй было, а теперь вот житуха дипломированного экономиста за прилавок кинула, а могла и его перекособочить, ещё как могла.
Он ехал по городским колдобинам в сторону рынка со странным чувством: ему казалось, что весь город знает о цели его визита, и что каждый тычет в его сторону – это, мол, тот, который  ищет укроп, чтобы вечером … А дальше этот самый каждый продолжал размышлять уже в меру обузданности своей фантазии. Он ругал себя, считал, что причиной всех этих идиотских мыслей является его мнительность, и что надо избавляться от всех этих комплексов вины неизвестно перед кем и неизвестно за что. От всех этих  угрызений, уверял он себя, человек только слабеет характером и не способен управлять своей судьбой, становится мягкотелым, а отсюда идет непонимание и порой пренебрежение со стороны знакомых и коллег по работе.
На рынке, сером и каком-то замызганном, продавцов было больше чем покупателей, и лица у некоторых продающих были хмурые и невыразительные. Казалось, что они через силу стоят здесь, делая превеликое одолжение тем, кто пришёл сюда потратить свои деньги. Он прибыл сюда, чтобы приобрести этот злочастный пучок укропа и после этого побыстрей убраться из этого городка.
Рыночные лужи проверяли на прочность его ботинки, но он и не смотрел под ноги, его взор блуждал по торговым рядам, в надежде найти тот единственный пропуск к предстоящему ночному счастью. Его заискивающе зазывали, предлагая то капусту, то картошку, то морковку со свеклой. Потом пошли заезжие фрукты, вычурная яркость которых в другой бы раз и соблазнила его раскошелиться. Но сегодня его интересовала пахучая травка, благодаря которой он, пусть хоть и на одну ночь, станет повелителем одной соблазнительной прелестницы, любви которой добивались многие, а один, с  деньгами, даже женился. Но только он, Михаил Шевцов, смог завладеть её ветреным сердцем; так неужели теперь какой-то пучок укропа всё разрушит? А может, он просто сгущает краски, может она уже и забыла о своём странном желании, сидит и нетерпеливо ждёт его у окна и не потребует при встрече укропа. Глупо всё как-то, но если начал этот поиск и пообещал, то нужно идти до конца. А то приедет он без укропа, а она вдруг спросит о нём, что тогда - мокрой курицей смотреть ей в глазки и глупо оправдываться.               
И вдруг, о чудо! В самом краю овощного торгового ряда, у серой брезентовой палатки, он увидел пучок чего-то зелёного в руках сутулого бордового пальто с голубым беретом сверху. Сейчас этот пучок исчезнет в недрах пёстрой сумки, и тогда исчезнет вместе с ним и его последняя надежда. Он пустился бежать, толкнув кого-то по пути; бордовое пальто превратилось в старушку, держащую в правой руке, действительно, пучочек укропа. Она уже было сделала  движение этой рукой к сумке, но он ловко, не ожидая от самого себя такого, выдернул этот пучок из её слабенького бледно-розового кулачка. Та обернула на него удивлённое лицо, так удивляются дети в младенческом возрасте, у которых забрали вдруг любимую игрушку. Он старался не смотреть на старушечье удивление и сразу обратился к продавцу, дородной круглолицей даме, уже готовой от возмущения произнести нелестные слова в его адрес:
- Скажите, у вас ещё такой есть? Мне очень, очень нужно. Плачу любую цену.
- Это  последний, а как у вас хватает со …
И тут торговка увидела перед своим носом стодолларовую купюру, в нерешительности замялась, смягчив тон:
-  Даже не знаю … Завтра будет много укропа …. А что скажет бабуля?
Крепкая хваткая рука все-таки потянулась к деньгам.  Продавщица посмотрела на бабульку взглядом, говорящим:  «Ну что я могу поделать?»  В ответ старушечка запричитала:
- Хотела приболевшему деду супчика куриного сварить, с укропчиком хорошо бы было, и на тебе – из рук выдёргивают.
Но Михаил уже не слышал ни о дедуле, ни о супчике – он на всех парах несся к своей машине, видя только в ней сейчас надежное укрытие от всего этого чужого, серого, промозглого рыночного мира. В машине он откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза …
Город провожал его добрым дождём, за стеклом мир акварельно расплылся, распух как - то.
Он ругал за медлительность светофоры и ехавших впереди водителей. Ему быстрей хотелось выскочить на трассу и дам дать жару.
Блин, если б  впопыхах не забыл телефон, то позвонил бы ей, сказал, что приказание госпожи выполнено, и что он надеется на бурное вознаграждение предстоящей ночью. А вдруг она передумала есть этих раков с укропом? Тогда … тогда он её бросит, нечего голову морочить. Нет, так не должно быть. Тут представилось ему, как она нежно целует его в щёку, в благодарность за такой сумасбродный поступок, обещающе томно глядит и зовёт на кухню похрустеть раками; и будут раки сладко пахнуть укропчиком ….
К самому особняку он так и не доехал: её красное «Пежо» стояло у развилки. Когда он подошёл, она даже не вышла, открыла стекло и протянула ему его телефон.
- Сережа приехал, - не глядя на него, сухо произнесла. – Он нашёл твой телефон в ванной. Теперь он всё знает, он выдвинул ультиматум …. Мы должны расстаться … Ты должен меня понять ….
Он хотел было умолять её  бросить нелюбимого мужа, сейчас же уйти с ним, но глядя на её по-детски беспомощное, растерянное личико, понял, что не стоит этого делать.
- Ну что ж, пока? – как можно спокойнее произнёс он, швырнул в придорожные кусты телефон и направился к свой машине.
Когда его «Ауди» нервно тронулось, Анечка увидела, как из открытого окна на обочину полетел зелёный пучок.
- Достал всё-таки,- печально выдохнула она и, уткнувшись лицом в руль, зарыдала.
               


               
               

               
   
 


   
               


 




























         ПУЧОК УКРОПА      

                1.               
 Анечка Коробова, миловидная рыжая гарпия, в нежно – розовом, трепетном пеньюаре,  стрекозой слетела с синих шелков шикарного ночного ковчега в прохладу просторной спальни.
- Мишель, ты где? –  зазвенел колокольчиком её голосок. Засеменила голыми ногами в поисках своего ненаглядного.
- Мишель, ну ты где? – теперь уже мягко, по-кошачьи, позвала она.
Ну где же её Мишель, Михасик, Микимаусик? Если говорить проще и не в присутствии влюблённой дамы – Михаил Шевцов, служащий  среднего звена одного из подмосковных банков, молодой симпатичный  человек, как и многие столичные и околостоличные люди, ценящий комфорт и качество жизни, не забивающий себе голову сложностями как самой жизни, так и отношениями в любовных делах, поэтому всегда находящийся, в свободное от офиса время, в окружении прекраснейших особ, чаще всего замужних и состоятельных, одной из которых и была наша  Анечка Коробова, очаровательное,  легкомысленное создание, до одури нравящаяся  как сорокалетнему мужу-дипломату, так и более молодым гражданам, не зарабатывающим на политике деньги. По долгу службы её муж часто отсутствовал, и она оставалась одна, скучая и томясь, пока не встретила его, Мишеля, мягкого, искрометного, готового на всё ради неё. Их бурный роман длился месяца три; начавшись, как это часто случается, в одном из многочисленных ночных клубов  Москвы, он получил продолжение в загородном трехэтажном особняке, естественно, в отсутствие мужа.
Мишель на кухне, метражом этак двадцать на десять, стоял у плиты, колдуя над кастрюлькой, от которой шёл пар.
- Что это у нас? – весело поинтересовалась она, чмокнула его в свежевыбритую щеку, заглянула в кастрюльку. Сквозь кипящую воду на неё пялились красные раки.
- Уже почти готовы. Только укропчика сейчас кину. Мишель полез в холодильник, долго там созерцал его внутренности, почему-то  разочарованно выдохнул:
- А укропа  - то нет.
      И тут вдруг лицо Анечки наигранно выказало неодобрение такому повороту событий, словно этот недостающий укроп к ракам  был таким необходимым и нужным  на данный момент, что заставил её очень преочень   расстроиться. Белый лобик её нахмурился: казалось, что она решает сложную жизненную задачу.
- Значит так, решительно произнесла она. – Раки без укропа, что наша с тобой ночь без поцелуев. Ты должен достать мне укропа, иначе сегодня будешь спать в гостиной.
- Анечка, помилуй, до города тридцать километров! – пробовал уразуметь он.
- Ничего не знаю -  достань! – холодно прочеканила она.
Мишель в недоумении развёл руками, понимая, что спорить бесполезно.
                2.
               
Дорога на Сергиевск ему казалась утомительно долгой и однообразной, хотя и гнал он под сто. А еще вчера вечером летел пушинкой к своей ненаглядной, и вся трасса была залита теплым, несмотря на робкое дыхание марта, светом. Еще вдоль обочины лежал ещё тот, февральский снег, и корявые руки деревьев едва-едва наливались живородящей еле заметной краснотой. Сегодня снег присел, обрюзг, и было теплее, но молочно-серое одеяло небес давило на окружающий мир, делая его мельче, будничнее, а тут еще паршивое настроение из-за этого дурацкого пучка укропа. И дернуло же его варить этих раков. И вообще – за этот укроп не нужно было вспоминать, и без него можно было варить. Где ж теперь искать его, в такое время-то.  В первую очередь, нужно посетить центральный рынок, нет, сначала лучше по супермаркетам прошвырнуться, благо их всего парочка на весь городок. Сам город – так себе: за  полдня его можно так досконально изучить, пересчитав при этом всех его бездомных собак, увидеть яркий фасад единственной гостиницы в три этажа, претендующей на роскошь разве только солидной платной автостоянкой и отражающей в своих окнах здание мэрии. А можно ещё, для общего развития, потолкаться на барахолке, купив себе совсем  ненужную вещь, а так, лишь бы каким предметом отметить своё пребывание здесь, да много ещё чего ненужного можно сделать в этом городишке.
Теперь же этот город стал  интересен Мишелю из-за несчастного пучка укропа, улучшающего вкус раков, которых он собирался съесть со своей капризной красавицей; теперь от этого пучка пряной травы зависело то, как он проведёт предстоящую ночь: в одиночестве, на коврике роскошной гостиной или в объятьях страстной прелестницы на спальных шелках.
В  ярко - пёстром гламурном царстве супермаркета для скромного укропа места не оказалось, зато встретил свою бывшую однокурсницу, сидевшей за кассой. Та было сначала смутилась, но потом, натянуто улыбнувшись, спросила традиционное: «как дела», как - будто они только вчера виделись и ей действительно было интересно, как он живёт. Он ответил такое же традиционное «нормально», хотя у самого было очень пасмурно на душе. А училась-то Танька хорошо, в аспирантуру, было, собиралась; наверное, замуж выскочила, не до высоких экономических материй было, а теперь вот житуха дипломированного экономиста за прилавок кинула, а могла и его перекособочить, ещё как могла.
Он ехал по городским колдобинам в сторону рынка со странным чувством: ему казалось, что весь город знает о цели его визита, и что каждый тычет в его сторону – это, мол, тот, который  ищет укроп, чтобы вечером … А дальше этот самый каждый продолжал размышлять уже в меру обузданности своей фантазии. Он ругал себя, считал, что причиной всех этих идиотских мыслей является его мнительность, и что надо избавляться от всех этих комплексов вины неизвестно перед кем и неизвестно за что. От всех этих  угрызений, уверял он себя, человек только слабеет характером и не способен управлять своей судьбой, становится мягкотелым, а отсюда идет непонимание и порой пренебрежение со стороны знакомых и коллег по работе.
На рынке, сером и каком-то замызганном, продавцов было больше чем покупателей, и лица у некоторых продающих были хмурые и невыразительные. Казалось, что они через силу стоят здесь, делая превеликое одолжение тем, кто пришёл сюда потратить свои деньги. Он прибыл сюда, чтобы приобрести этот злочастный пучок укропа и после этого побыстрей убраться из этого городка.
Рыночные лужи проверяли на прочность его ботинки, но он и не смотрел под ноги, его взор блуждал по торговым рядам, в надежде найти тот единственный пропуск к предстоящему ночному счастью. Его заискивающе зазывали, предлагая то капусту, то картошку, то морковку со свеклой. Потом пошли заезжие фрукты, вычурная яркость которых в другой бы раз и соблазнила его раскошелиться. Но сегодня его интересовала пахучая травка, благодаря которой он, пусть хоть и на одну ночь, станет повелителем одной соблазнительной прелестницы, любви которой добивались многие, а один, с  деньгами, даже женился. Но только он, Михаил Шевцов, смог завладеть её ветреным сердцем; так неужели теперь какой-то пучок укропа всё разрушит? А может, он просто сгущает краски, может она уже и забыла о своём странном желании, сидит и нетерпеливо ждёт его у окна и не потребует при встрече укропа. Глупо всё как-то, но если начал этот поиск и пообещал, то нужно идти до конца. А то приедет он без укропа, а она вдруг спросит о нём, что тогда - мокрой курицей смотреть ей в глазки и глупо оправдываться.               
И вдруг, о чудо! В самом краю овощного торгового ряда, у серой брезентовой палатки, он увидел пучок чего-то зелёного в руках сутулого бордового пальто с голубым беретом сверху. Сейчас этот пучок исчезнет в недрах пёстрой сумки, и тогда исчезнет вместе с ним и его последняя надежда. Он пустился бежать, толкнув кого-то по пути; бордовое пальто превратилось в старушку, держащую в правой руке, действительно, пучочек укропа. Она уже было сделала  движение этой рукой к сумке, но он ловко, не ожидая от самого себя такого, выдернул этот пучок из её слабенького бледно-розового кулачка. Та обернула на него удивлённое лицо, так удивляются дети в младенческом возрасте, у которых забрали вдруг любимую игрушку. Он старался не смотреть на старушечье удивление и сразу обратился к продавцу, дородной круглолицей даме, уже готовой от возмущения произнести нелестные слова в его адрес:
- Скажите, у вас ещё такой есть? Мне очень, очень нужно. Плачу любую цену.
- Это  последний, а как у вас хватает со …
И тут торговка увидела перед своим носом стодолларовую купюру, в нерешительности замялась, смягчив тон:
-  Даже не знаю … Завтра будет много укропа …. А что скажет бабуля?
Крепкая хваткая рука все-таки потянулась к деньгам.  Продавщица посмотрела на бабульку взглядом, говорящим:  «Ну что я могу поделать?»  В ответ старушечка запричитала:
- Хотела приболевшему деду супчика куриного сварить, с укропчиком хорошо бы было, и на тебе – из рук выдёргивают.
Но Михаил уже не слышал ни о дедуле, ни о супчике – он на всех парах несся к своей машине, видя только в ней сейчас надежное укрытие от всего этого чужого, серого, промозглого рыночного мира. В машине он откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза …
Город провожал его добрым дождём, за стеклом мир акварельно расплылся, распух как - то.
Он ругал за медлительность светофоры и ехавших впереди водителей. Ему быстрей хотелось выскочить на трассу и дам дать жару.
Блин, если б  впопыхах не забыл телефон, то позвонил бы ей, сказал, что приказание госпожи выполнено, и что он надеется на бурное вознаграждение предстоящей ночью. А вдруг она передумала есть этих раков с укропом? Тогда … тогда он её бросит, нечего голову морочить. Нет, так не должно быть. Тут представилось ему, как она нежно целует его в щёку, в благодарность за такой сумасбродный поступок, обещающе томно глядит и зовёт на кухню похрустеть раками; и будут раки сладко пахнуть укропчиком ….
К самому особняку он так и не доехал: её красное «Пежо» стояло у развилки. Когда он подошёл, она даже не вышла, открыла стекло и протянула ему его телефон.
- Сережа приехал, - не глядя на него, сухо произнесла. – Он нашёл твой телефон в ванной. Теперь он всё знает, он выдвинул ультиматум …. Мы должны расстаться … Ты должен меня понять ….
Он хотел было умолять её  бросить нелюбимого мужа, сейчас же уйти с ним, но глядя на её по-детски беспомощное, растерянное личико, понял, что не стоит этого делать.
- Ну что ж, пока? – как можно спокойнее произнёс он, швырнул в придорожные кусты телефон и направился к свой машине.
Когда его «Ауди» нервно тронулось, Анечка увидела, как из открытого окна на обочину полетел зелёный пучок.
- Достал всё-таки,- печально выдохнула она и, уткнувшись лицом в руль, зарыдала.
               


               
               

               
   
 


   
               


 




























         ПУЧОК УКРОПА      

                1.               
 Анечка Коробова, миловидная рыжая гарпия, в нежно – розовом, трепетном пеньюаре,  стрекозой слетела с синих шелков шикарного ночного ковчега в прохладу просторной спальни.
- Мишель, ты где? –  зазвенел колокольчиком её голосок. Засеменила голыми ногами в поисках своего ненаглядного.
- Мишель, ну ты где? – теперь уже мягко, по-кошачьи, позвала она.
Ну где же её Мишель, Михасик, Микимаусик? Если говорить проще и не в присутствии влюблённой дамы – Михаил Шевцов, служащий  среднего звена одного из подмосковных банков, молодой симпатичный  человек, как и многие столичные и околостоличные люди, ценящий комфорт и качество жизни, не забивающий себе голову сложностями как самой жизни, так и отношениями в любовных делах, поэтому всегда находящийся, в свободное от офиса время, в окружении прекраснейших особ, чаще всего замужних и состоятельных, одной из которых и была наша  Анечка Коробова, очаровательное,  легкомысленное создание, до одури нравящаяся  как сорокалетнему мужу-дипломату, так и более молодым гражданам, не зарабатывающим на политике деньги. По долгу службы её муж часто отсутствовал, и она оставалась одна, скучая и томясь, пока не встретила его, Мишеля, мягкого, искрометного, готового на всё ради неё. Их бурный роман длился месяца три; начавшись, как это часто случается, в одном из многочисленных ночных клубов  Москвы, он получил продолжение в загородном трехэтажном особняке, естественно, в отсутствие мужа.
Мишель на кухне, метражом этак двадцать на десять, стоял у плиты, колдуя над кастрюлькой, от которой шёл пар.
- Что это у нас? – весело поинтересовалась она, чмокнула его в свежевыбритую щеку, заглянула в кастрюльку. Сквозь кипящую воду на неё пялились красные раки.
- Уже почти готовы. Только укропчика сейчас кину. Мишель полез в холодильник, долго там созерцал его внутренности, почему-то  разочарованно выдохнул:
- А укропа  - то нет.
      И тут вдруг лицо Анечки наигранно выказало неодобрение такому повороту событий, словно этот недостающий укроп к ракам  был таким необходимым и нужным  на данный момент, что заставил её очень преочень   расстроиться. Белый лобик её нахмурился: казалось, что она решает сложную жизненную задачу.
- Значит так, решительно произнесла она. – Раки без укропа, что наша с тобой ночь без поцелуев. Ты должен достать мне укропа, иначе сегодня будешь спать в гостиной.
- Анечка, помилуй, до города тридцать километров! – пробовал уразуметь он.
- Ничего не знаю -  достань! – холодно прочеканила она.
Мишель в недоумении развёл руками, понимая, что спорить бесполезно.
                2.
               
Дорога на Сергиевск ему казалась утомительно долгой и однообразной, хотя и гнал он под сто. А еще вчера вечером летел пушинкой к своей ненаглядной, и вся трасса была залита теплым, несмотря на робкое дыхание марта, светом. Еще вдоль обочины лежал ещё тот, февральский снег, и корявые руки деревьев едва-едва наливались живородящей еле заметной краснотой. Сегодня снег присел, обрюзг, и было теплее, но молочно-серое одеяло небес давило на окружающий мир, делая его мельче, будничнее, а тут еще паршивое настроение из-за этого дурацкого пучка укропа. И дернуло же его варить этих раков. И вообще – за этот укроп не нужно было вспоминать, и без него можно было варить. Где ж теперь искать его, в такое время-то.  В первую очередь, нужно посетить центральный рынок, нет, сначала лучше по супермаркетам прошвырнуться, благо их всего парочка на весь городок. Сам город – так себе: за  полдня его можно так досконально изучить, пересчитав при этом всех его бездомных собак, увидеть яркий фасад единственной гостиницы в три этажа, претендующей на роскошь разве только солидной платной автостоянкой и отражающей в своих окнах здание мэрии. А можно ещё, для общего развития, потолкаться на барахолке, купив себе совсем  ненужную вещь, а так, лишь бы каким предметом отметить своё пребывание здесь, да много ещё чего ненужного можно сделать в этом городишке.
Теперь же этот город стал  интересен Мишелю из-за несчастного пучка укропа, улучшающего вкус раков, которых он собирался съесть со своей капризной красавицей; теперь от этого пучка пряной травы зависело то, как он проведёт предстоящую ночь: в одиночестве, на коврике роскошной гостиной или в объятьях страстной прелестницы на спальных шелках.
В  ярко - пёстром гламурном царстве супермаркета для скромного укропа места не оказалось, зато встретил свою бывшую однокурсницу, сидевшей за кассой. Та было сначала смутилась, но потом, натянуто улыбнувшись, спросила традиционное: «как дела», как - будто они только вчера виделись и ей действительно было интересно, как он живёт. Он ответил такое же традиционное «нормально», хотя у самого было очень пасмурно на душе. А училась-то Танька хорошо, в аспирантуру, было, собиралась; наверное, замуж выскочила, не до высоких экономических материй было, а теперь вот житуха дипломированного экономиста за прилавок кинула, а могла и его перекособочить, ещё как могла.
Он ехал по городским колдобинам в сторону рынка со странным чувством: ему казалось, что весь город знает о цели его визита, и что каждый тычет в его сторону – это, мол, тот, который  ищет укроп, чтобы вечером … А дальше этот самый каждый продолжал размышлять уже в меру обузданности своей фантазии. Он ругал себя, считал, что причиной всех этих идиотских мыслей является его мнительность, и что надо избавляться от всех этих комплексов вины неизвестно перед кем и неизвестно за что. От всех этих  угрызений, уверял он себя, человек только слабеет характером и не способен управлять своей судьбой, становится мягкотелым, а отсюда идет непонимание и порой пренебрежение со стороны знакомых и коллег по работе.
На рынке, сером и каком-то замызганном, продавцов было больше чем покупателей, и лица у некоторых продающих были хмурые и невыразительные. Казалось, что они через силу стоят здесь, делая превеликое одолжение тем, кто пришёл сюда потратить свои деньги. Он прибыл сюда, чтобы приобрести этот злочастный пучок укропа и после этого побыстрей убраться из этого городка.
Рыночные лужи проверяли на прочность его ботинки, но он и не смотрел под ноги, его взор блуждал по торговым рядам, в надежде найти тот единственный пропуск к предстоящему ночному счастью. Его заискивающе зазывали, предлагая то капусту, то картошку, то морковку со свеклой. Потом пошли заезжие фрукты, вычурная яркость которых в другой бы раз и соблазнила его раскошелиться. Но сегодня его интересовала пахучая травка, благодаря которой он, пусть хоть и на одну ночь, станет повелителем одной соблазнительной прелестницы, любви которой добивались многие, а один, с  деньгами, даже женился. Но только он, Михаил Шевцов, смог завладеть её ветреным сердцем; так неужели теперь какой-то пучок укропа всё разрушит? А может, он просто сгущает краски, может она уже и забыла о своём странном желании, сидит и нетерпеливо ждёт его у окна и не потребует при встрече укропа. Глупо всё как-то, но если начал этот поиск и пообещал, то нужно идти до конца. А то приедет он без укропа, а она вдруг спросит о нём, что тогда - мокрой курицей смотреть ей в глазки и глупо оправдываться.               
И вдруг, о чудо! В самом краю овощного торгового ряда, у серой брезентовой палатки, он увидел пучок чего-то зелёного в руках сутулого бордового пальто с голубым беретом сверху. Сейчас этот пучок исчезнет в недрах пёстрой сумки, и тогда исчезнет вместе с ним и его последняя надежда. Он пустился бежать, толкнув кого-то по пути; бордовое пальто превратилось в старушку, держащую в правой руке, действительно, пучочек укропа. Она уже было сделала  движение этой рукой к сумке, но он ловко, не ожидая от самого себя такого, выдернул этот пучок из её слабенького бледно-розового кулачка. Та обернула на него удивлённое лицо, так удивляются дети в младенческом возрасте, у которых забрали вдруг любимую игрушку. Он старался не смотреть на старушечье удивление и сразу обратился к продавцу, дородной круглолицей даме, уже готовой от возмущения произнести нелестные слова в его адрес:
- Скажите, у вас ещё такой есть? Мне очень, очень нужно. Плачу любую цену.
- Это  последний, а как у вас хватает со …
И тут торговка увидела перед своим носом стодолларовую купюру, в нерешительности замялась, смягчив тон:
-  Даже не знаю … Завтра будет много укропа …. А что скажет бабуля?
Крепкая хваткая рука все-таки потянулась к деньгам.  Продавщица посмотрела на бабульку взглядом, говорящим:  «Ну что я могу поделать?»  В ответ старушечка запричитала:
- Хотела приболевшему деду супчика куриного сварить, с укропчиком хорошо бы было, и на тебе – из рук выдёргивают.
Но Михаил уже не слышал ни о дедуле, ни о супчике – он на всех парах несся к своей машине, видя только в ней сейчас надежное укрытие от всего этого чужого, серого, промозглого рыночного мира. В машине он откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза …
Город провожал его добрым дождём, за стеклом мир акварельно расплылся, распух как - то.
Он ругал за медлительность светофоры и ехавших впереди водителей. Ему быстрей хотелось выскочить на трассу и дам дать жару.
Блин, если б  впопыхах не забыл телефон, то позвонил бы ей, сказал, что приказание госпожи выполнено, и что он надеется на бурное вознаграждение предстоящей ночью. А вдруг она передумала есть этих раков с укропом? Тогда … тогда он её бросит, нечего голову морочить. Нет, так не должно быть. Тут представилось ему, как она нежно целует его в щёку, в благодарность за такой сумасбродный поступок, обещающе томно глядит и зовёт на кухню похрустеть раками; и будут раки сладко пахнуть укропчиком ….
К самому особняку он так и не доехал: её красное «Пежо» стояло у развилки. Когда он подошёл, она даже не вышла, открыла стекло и протянула ему его телефон.
- Сережа приехал, - не глядя на него, сухо произнесла. – Он нашёл твой телефон в ванной. Теперь он всё знает, он выдвинул ультиматум …. Мы должны расстаться … Ты должен меня понять ….
Он хотел было умолять её  бросить нелюбимого мужа, сейчас же уйти с ним, но глядя на её по-детски беспомощное, растерянное личико, понял, что не стоит этого делать.
- Ну что ж, пока? – как можно спокойнее произнёс он, швырнул в придорожные кусты телефон и направился к свой машине.
Когда его «Ауди» нервно тронулось, Анечка увидела, как из открытого окна на обочину полетел зелёный пучок.
- Достал всё-таки,- печально выдохнула она и, уткнувшись лицом в руль, зарыдала.
               


               
               

               
   
 


   
               


 




























         ПУЧОК УКРОПА      

                1.               
 Анечка Коробова, миловидная рыжая гарпия, в нежно – розовом, трепетном пеньюаре,  стрекозой слетела с синих шелков шикарного ночного ковчега в прохладу просторной спальни.
- Мишель, ты где? –  зазвенел колокольчиком её голосок. Засеменила голыми ногами в поисках своего ненаглядного.
- Мишель, ну ты где? – теперь уже мягко, по-кошачьи, позвала она.
Ну где же её Мишель, Михасик, Микимаусик? Если говорить проще и не в присутствии влюблённой дамы – Михаил Шевцов, служащий  среднего звена одного из подмосковных банков, молодой симпатичный  человек, как и многие столичные и околостоличные люди, ценящий комфорт и качество жизни, не забивающий себе голову сложностями как самой жизни, так и отношениями в любовных делах, поэтому всегда находящийся, в свободное от офиса время, в окружении прекраснейших особ, чаще всего замужних и состоятельных, одной из которых и была наша  Анечка Коробова, очаровательное,  легкомысленное создание, до одури нравящаяся  как сорокалетнему мужу-дипломату, так и более молодым гражданам, не зарабатывающим на политике деньги. По долгу службы её муж часто отсутствовал, и она оставалась одна, скучая и томясь, пока не встретила его, Мишеля, мягкого, искрометного, готового на всё ради неё. Их бурный роман длился месяца три; начавшись, как это часто случается, в одном из многочисленных ночных клубов  Москвы, он получил продолжение в загородном трехэтажном особняке, естественно, в отсутствие мужа.
Мишель на кухне, метражом этак двадцать на десять, стоял у плиты, колдуя над кастрюлькой, от которой шёл пар.
- Что это у нас? – весело поинтересовалась она, чмокнула его в свежевыбритую щеку, заглянула в кастрюльку. Сквозь кипящую воду на неё пялились красные раки.
- Уже почти готовы. Только укропчика сейчас кину. Мишель полез в холодильник, долго там созерцал его внутренности, почему-то  разочарованно выдохнул:
- А укропа  - то нет.
      И тут вдруг лицо Анечки наигранно выказало неодобрение такому повороту событий, словно этот недостающий укроп к ракам  был таким необходимым и нужным  на данный момент, что заставил её очень преочень   расстроиться. Белый лобик её нахмурился: казалось, что она решает сложную жизненную задачу.
- Значит так, решительно произнесла она. – Раки без укропа, что наша с тобой ночь без поцелуев. Ты должен достать мне укропа, иначе сегодня будешь спать в гостиной.
- Анечка, помилуй, до города тридцать километров! – пробовал уразуметь он.
- Ничего не знаю -  достань! – холодно прочеканила она.
Мишель в недоумении развёл руками, понимая, что спорить бесполезно.
                2.
               
Дорога на Сергиевск ему казалась утомительно долгой и однообразной, хотя и гнал он под сто. А еще вчера вечером летел пушинкой к своей ненаглядной, и вся трасса была залита теплым, несмотря на робкое дыхание марта, светом. Еще вдоль обочины лежал ещё тот, февральский снег, и корявые руки деревьев едва-едва наливались живородящей еле заметной краснотой. Сегодня снег присел, обрюзг, и было теплее, но молочно-серое одеяло небес давило на окружающий мир, делая его мельче, будничнее, а тут еще паршивое настроение из-за этого дурацкого пучка укропа. И дернуло же его варить этих раков. И вообще – за этот укроп не нужно было вспоминать, и без него можно было варить. Где ж теперь искать его, в такое время-то.  В первую очередь, нужно посетить центральный рынок, нет, сначала лучше по супермаркетам прошвырнуться, благо их всего парочка на весь городок. Сам город – так себе: за  полдня его можно так досконально изучить, пересчитав при этом всех его бездомных собак, увидеть яркий фасад единственной гостиницы в три этажа, претендующей на роскошь разве только солидной платной автостоянкой и отражающей в своих окнах здание мэрии. А можно ещё, для общего развития, потолкаться на барахолке, купив себе совсем  ненужную вещь, а так, лишь бы каким предметом отметить своё пребывание здесь, да много ещё чего ненужного можно сделать в этом городишке.
Теперь же этот город стал  интересен Мишелю из-за несчастного пучка укропа, улучшающего вкус раков, которых он собирался съесть со своей капризной красавицей; теперь от этого пучка пряной травы зависело то, как он проведёт предстоящую ночь: в одиночестве, на коврике роскошной гостиной или в объятьях страстной прелестницы на спальных шелках.
В  ярко - пёстром гламурном царстве супермаркета для скромного укропа места не оказалось, зато встретил свою бывшую однокурсницу, сидевшей за кассой. Та было сначала смутилась, но потом, натянуто улыбнувшись, спросила традиционное: «как дела», как - будто они только вчера виделись и ей действительно было интересно, как он живёт. Он ответил такое же традиционное «нормально», хотя у самого было очень пасмурно на душе. А училась-то Танька хорошо, в аспирантуру, было, собиралась; наверное, замуж выскочила, не до высоких экономических материй было, а теперь вот житуха дипломированного экономиста за прилавок кинула, а могла и его перекособочить, ещё как могла.
Он ехал по городским колдобинам в сторону рынка со странным чувством: ему казалось, что весь город знает о цели его визита, и что каждый тычет в его сторону – это, мол, тот, который  ищет укроп, чтобы вечером … А дальше этот самый каждый продолжал размышлять уже в меру обузданности своей фантазии. Он ругал себя, считал, что причиной всех этих идиотских мыслей является его мнительность, и что надо избавляться от всех этих комплексов вины неизвестно перед кем и неизвестно за что. От всех этих  угрызений, уверял он себя, человек только слабеет характером и не способен управлять своей судьбой, становится мягкотелым, а отсюда идет непонимание и порой пренебрежение со стороны знакомых и коллег по работе.
На рынке, сером и каком-то замызганном, продавцов было больше чем покупателей, и лица у некоторых продающих были хмурые и невыразительные. Казалось, что они через силу стоят здесь, делая превеликое одолжение тем, кто пришёл сюда потратить свои деньги. Он прибыл сюда, чтобы приобрести этот злочастный пучок укропа и после этого побыстрей убраться из этого городка.
Рыночные лужи проверяли на прочность его ботинки, но он и не смотрел под ноги, его взор блуждал по торговым рядам, в надежде найти тот единственный пропуск к предстоящему ночному счастью. Его заискивающе зазывали, предлагая то капусту, то картошку, то морковку со свеклой. Потом пошли заезжие фрукты, вычурная яркость которых в другой бы раз и соблазнила его раскошелиться. Но сегодня его интересовала пахучая травка, благодаря которой он, пусть хоть и на одну ночь, станет повелителем одной соблазнительной прелестницы, любви которой добивались многие, а один, с  деньгами, даже женился. Но только он, Михаил Шевцов, смог завладеть её ветреным сердцем; так неужели теперь какой-то пучок укропа всё разрушит? А может, он просто сгущает краски, может она уже и забыла о своём странном желании, сидит и нетерпеливо ждёт его у окна и не потребует при встрече укропа. Глупо всё как-то, но если начал этот поиск и пообещал, то нужно идти до конца. А то приедет он без укропа, а она вдруг спросит о нём, что тогда - мокрой курицей смотреть ей в глазки и глупо оправдываться.               
И вдруг, о чудо! В самом краю овощного торгового ряда, у серой брезентовой палатки, он увидел пучок чего-то зелёного в руках сутулого бордового пальто с голубым беретом сверху. Сейчас этот пучок исчезнет в недрах пёстрой сумки, и тогда исчезнет вместе с ним и его последняя надежда. Он пустился бежать, толкнув кого-то по пути; бордовое пальто превратилось в старушку, держащую в правой руке, действительно, пучочек укропа. Она уже было сделала  движение этой рукой к сумке, но он ловко, не ожидая от самого себя такого, выдернул этот пучок из её слабенького бледно-розового кулачка. Та обернула на него удивлённое лицо, так удивляются дети в младенческом возрасте, у которых забрали вдруг любимую игрушку. Он старался не смотреть на старушечье удивление и сразу обратился к продавцу, дородной круглолицей даме, уже готовой от возмущения произнести нелестные слова в его адрес:
- Скажите, у вас ещё такой есть? Мне очень, очень нужно. Плачу любую цену.
- Это  последний, а как у вас хватает со …
И тут торговка увидела перед своим носом стодолларовую купюру, в нерешительности замялась, смягчив тон:
-  Даже не знаю … Завтра будет много укропа …. А что скажет бабуля?
Крепкая хваткая рука все-таки потянулась к деньгам.  Продавщица посмотрела на бабульку взглядом, говорящим:  «Ну что я могу поделать?»  В ответ старушечка запричитала:
- Хотела приболевшему деду супчика куриного сварить, с укропчиком хорошо бы было, и на тебе – из рук выдёргивают.
Но Михаил уже не слышал ни о дедуле, ни о супчике – он на всех парах несся к своей машине, видя только в ней сейчас надежное укрытие от всего этого чужого, серого, промозглого рыночного мира. В машине он откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза …
Город провожал его добрым дождём, за стеклом мир акварельно расплылся, распух как - то.
Он ругал за медлительность светофоры и ехавших впереди водителей. Ему быстрей хотелось выскочить на трассу и дам дать жару.
Блин, если б  впопыхах не забыл телефон, то позвонил бы ей, сказал, что приказание госпожи выполнено, и что он надеется на бурное вознаграждение предстоящей ночью. А вдруг она передумала есть этих раков с укропом? Тогда … тогда он её бросит, нечего голову морочить. Нет, так не должно быть. Тут представилось ему, как она нежно целует его в щёку, в благодарность за такой сумасбродный поступок, обещающе томно глядит и зовёт на кухню похрустеть раками; и будут раки сладко пахнуть укропчиком ….
К самому особняку он так и не доехал: её красное «Пежо» стояло у развилки. Когда он подошёл, она даже не вышла, открыла стекло и протянула ему его телефон.
- Сережа приехал, - не глядя на него, сухо произнесла. – Он нашёл твой телефон в ванной. Теперь он всё знает, он выдвинул ультиматум …. Мы должны расстаться … Ты должен меня понять ….
Он хотел было умолять её  бросить нелюбимого мужа, сейчас же уйти с ним, но глядя на её по-детски беспомощное, растерянное личико, понял, что не стоит этого делать.
- Ну что ж, пока? – как можно спокойнее произнёс он, швырнул в придорожные кусты телефон и направился к свой машине.
Когда его «Ауди» нервно тронулось, Анечка увидела, как из открытого окна на обочину полетел зелёный пучок.
- Достал всё-таки,- печально выдохнула она и, уткнувшись лицом в руль, зарыдала.
               


               
               

               
   
 


   
               


 




























         ПУЧОК УКРОПА      

                1.               
 Анечка Коробова, миловидная рыжая гарпия, в нежно – розовом, трепетном пеньюаре,  стрекозой слетела с синих шелков шикарного ночного ковчега в прохладу просторной спальни.
- Мишель, ты где? –  зазвенел колокольчиком её голосок. Засеменила голыми ногами в поисках своего ненаглядного.
- Мишель, ну ты где? – теперь уже мягко, по-кошачьи, позвала она.
Ну где же её Мишель, Михасик, Микимаусик? Если говорить проще и не в присутствии влюблённой дамы – Михаил Шевцов, служащий  среднего звена одного из подмосковных банков, молодой симпатичный  человек, как и многие столичные и околостоличные люди, ценящий комфорт и качество жизни, не забивающий себе голову сложностями как самой жизни, так и отношениями в любовных делах, поэтому всегда находящийся, в свободное от офиса время, в окружении прекраснейших особ, чаще всего замужних и состоятельных, одной из которых и была наша  Анечка Коробова, очаровательное,  легкомысленное создание, до одури нравящаяся  как сорокалетнему мужу-дипломату, так и более молодым гражданам, не зарабатывающим на политике деньги. По долгу службы её муж часто отсутствовал, и она оставалась одна, скучая и томясь, пока не встретила его, Мишеля, мягкого, искрометного, готового на всё ради неё. Их бурный роман длился месяца три; начавшись, как это часто случается, в одном из многочисленных ночных клубов  Москвы, он получил продолжение в загородном трехэтажном особняке, естественно, в отсутствие мужа.
Мишель на кухне, метражом этак двадцать на десять, стоял у плиты, колдуя над кастрюлькой, от которой шёл пар.
- Что это у нас? – весело поинтересовалась она, чмокнула его в свежевыбритую щеку, заглянула в кастрюльку. Сквозь кипящую воду на неё пялились красные раки.
- Уже почти готовы. Только укропчика сейчас кину. Мишель полез в холодильник, долго там созерцал его внутренности, почему-то  разочарованно выдохнул:
- А укропа  - то нет.
      И тут вдруг лицо Анечки наигранно выказало неодобрение такому повороту событий, словно этот недостающий укроп к ракам  был таким необходимым и нужным  на данный момент, что заставил её очень преочень   расстроиться. Белый лобик её нахмурился: казалось, что она решает сложную жизненную задачу.
- Значит так, решительно произнесла она. – Раки без укропа, что наша с тобой ночь без поцелуев. Ты должен достать мне укропа, иначе сегодня будешь спать в гостиной.
- Анечка, помилуй, до города тридцать километров! – пробовал уразуметь он.
- Ничего не знаю -  достань! – холодно прочеканила она.
Мишель в недоумении развёл руками, понимая, что спорить бесполезно.
                2.
               
Дорога на Сергиевск ему казалась утомительно долгой и однообразной, хотя и гнал он под сто. А еще вчера вечером летел пушинкой к своей ненаглядной, и вся трасса была залита теплым, несмотря на робкое дыхание марта, светом. Еще вдоль обочины лежал ещё тот, февральский снег, и корявые руки деревьев едва-едва наливались живородящей еле заметной краснотой. Сегодня снег присел, обрюзг, и было теплее, но молочно-серое одеяло небес давило на окружающий мир, делая его мельче, будничнее, а тут еще паршивое настроение из-за этого дурацкого пучка укропа. И дернуло же его варить этих раков. И вообще – за этот укроп не нужно было вспоминать, и без него можно было варить. Где ж теперь искать его, в такое время-то.  В первую очередь, нужно посетить центральный рынок, нет, сначала лучше по супермаркетам прошвырнуться, благо их всего парочка на весь городок. Сам город – так себе: за  полдня его можно так досконально изучить, пересчитав при этом всех его бездомных собак, увидеть яркий фасад единственной гостиницы в три этажа, претендующей на роскошь разве только солидной платной автостоянкой и отражающей в своих окнах здание мэрии. А можно ещё, для общего развития, потолкаться на барахолке, купив себе совсем  ненужную вещь, а так, лишь бы каким предметом отметить своё пребывание здесь, да много ещё чего ненужного можно сделать в этом городишке.
Теперь же этот город стал  интересен Мишелю из-за несчастного пучка укропа, улучшающего вкус раков, которых он собирался съесть со своей капризной красавицей; теперь от этого пучка пряной травы зависело то, как он проведёт предстоящую ночь: в одиночестве, на коврике роскошной гостиной или в объятьях страстной прелестницы на спальных шелках.
В  ярко - пёстром гламурном царстве супермаркета для скромного укропа места не оказалось, зато встретил свою бывшую однокурсницу, сидевшей за кассой. Та было сначала смутилась, но потом, натянуто улыбнувшись, спросила традиционное: «как дела», как - будто они только вчера виделись и ей действительно было интересно, как он живёт. Он ответил такое же традиционное «нормально», хотя у самого было очень пасмурно на душе. А училась-то Танька хорошо, в аспирантуру, было, собиралась; наверное, замуж выскочила, не до высоких экономических материй было, а теперь вот житуха дипломированного экономиста за прилавок кинула, а могла и его перекособочить, ещё как могла.
Он ехал по городским колдобинам в сторону рынка со странным чувством: ему казалось, что весь город знает о цели его визита, и что каждый тычет в его сторону – это, мол, тот, который  ищет укроп, чтобы вечером … А дальше этот самый каждый продолжал размышлять уже в меру обузданности своей фантазии. Он ругал себя, считал, что причиной всех этих идиотских мыслей является его мнительность, и что надо избавляться от всех этих комплексов вины неизвестно перед кем и неизвестно за что. От всех этих  угрызений, уверял он себя, человек только слабеет характером и не способен управлять своей судьбой, становится мягкотелым, а отсюда идет непонимание и порой пренебрежение со стороны знакомых и коллег по работе.
На рынке, сером и каком-то замызганном, продавцов было больше чем покупателей, и лица у некоторых продающих были хмурые и невыразительные. Казалось, что они через силу стоят здесь, делая превеликое одолжение тем, кто пришёл сюда потратить свои деньги. Он прибыл сюда, чтобы приобрести этот злочастный пучок укропа и после этого побыстрей убраться из этого городка.
Рыночные лужи проверяли на прочность его ботинки, но он и не смотрел под ноги, его взор блуждал по торговым рядам, в надежде найти тот единственный пропуск к предстоящему ночному счастью. Его заискивающе зазывали, предлагая то капусту, то картошку, то морковку со свеклой. Потом пошли заезжие фрукты, вычурная яркость которых в другой бы раз и соблазнила его раскошелиться. Но сегодня его интересовала пахучая травка, благодаря которой он, пусть хоть и на одну ночь, станет повелителем одной соблазнительной прелестницы, любви которой добивались многие, а один, с  деньгами, даже женился. Но только он, Михаил Шевцов, смог завладеть её ветреным сердцем; так неужели теперь какой-то пучок укропа всё разрушит? А может, он просто сгущает краски, может она уже и забыла о своём странном желании, сидит и нетерпеливо ждёт его у окна и не потребует при встрече укропа. Глупо всё как-то, но если начал этот поиск и пообещал, то нужно идти до конца. А то приедет он без укропа, а она вдруг спросит о нём, что тогда - мокрой курицей смотреть ей в глазки и глупо оправдываться.               
И вдруг, о чудо! В самом краю овощного торгового ряда, у серой брезентовой палатки, он увидел пучок чего-то зелёного в руках сутулого бордового пальто с голубым беретом сверху. Сейчас этот пучок исчезнет в недрах пёстрой сумки, и тогда исчезнет вместе с ним и его последняя надежда. Он пустился бежать, толкнув кого-то по пути; бордовое пальто превратилось в старушку, держащую в правой руке, действительно, пучочек укропа. Она уже было сделала  движение этой рукой к сумке, но он ловко, не ожидая от самого себя такого, выдернул этот пучок из её слабенького бледно-розового кулачка. Та обернула на него удивлённое лицо, так удивляются дети в младенческом возрасте, у которых забрали вдруг любимую игрушку. Он старался не смотреть на старушечье удивление и сразу обратился к продавцу, дородной круглолицей даме, уже готовой от возмущения произнести нелестные слова в его адрес:
- Скажите, у вас ещё такой есть? Мне очень, очень нужно. Плачу любую цену.
- Это  последний, а как у вас хватает со …
И тут торговка увидела перед своим носом стодолларовую купюру, в нерешительности замялась, смягчив тон:
-  Даже не знаю … Завтра будет много укропа …. А что скажет бабуля?
Крепкая хваткая рука все-таки потянулась к деньгам.  Продавщица посмотрела на бабульку взглядом, говорящим:  «Ну что я могу поделать?»  В ответ старушечка запричитала:
- Хотела приболевшему деду супчика куриного сварить, с укропчиком хорошо бы было, и на тебе – из рук выдёргивают.
Но Михаил уже не слышал ни о дедуле, ни о супчике – он на всех парах несся к своей машине, видя только в ней сейчас надежное укрытие от всего этого чужого, серого, промозглого рыночного мира. В машине он откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза …
Город провожал его добрым дождём, за стеклом мир акварельно расплылся, распух как - то.
Он ругал за медлительность светофоры и ехавших впереди водителей. Ему быстрей хотелось выскочить на трассу и дам дать жару.
Блин, если б  впопыхах не забыл телефон, то позвонил бы ей, сказал, что приказание госпожи выполнено, и что он надеется на бурное вознаграждение предстоящей ночью. А вдруг она передумала есть этих раков с укропом? Тогда … тогда он её бросит, нечего голову морочить. Нет, так не должно быть. Тут представилось ему, как она нежно целует его в щёку, в благодарность за такой сумасбродный поступок, обещающе томно глядит и зовёт на кухню похрустеть раками; и будут раки сладко пахнуть укропчиком ….
К самому особняку он так и не доехал: её красное «Пежо» стояло у развилки. Когда он подошёл, она даже не вышла, открыла стекло и протянула ему его телефон.
- Сережа приехал, - не глядя на него, сухо произнесла. – Он нашёл твой телефон в ванной. Теперь он всё знает, он выдвинул ультиматум …. Мы должны расстаться … Ты должен меня понять ….
Он хотел было умолять её  бросить нелюбимого мужа, сейчас же уйти с ним, но глядя на её по-детски беспомощное, растерянное личико, понял, что не стоит этого делать.
- Ну что ж, пока? – как можно спокойнее произнёс он, швырнул в придорожные кусты телефон и направился к свой машине.
Когда его «Ауди» нервно тронулось, Анечка увидела, как из открытого окна на обочину полетел зелёный пучок.
- Достал всё-таки,- печально выдохнула она и, уткнувшись лицом в руль, зарыдала.
               


               
               

               
   
 


   
               


 




























         ПУЧОК УКРОПА      

                1.               
 Анечка Коробова, миловидная рыжая гарпия, в нежно – розовом, трепетном пеньюаре,  стрекозой слетела с синих шелков шикарного ночного ковчега в прохладу просторной спальни.
- Мишель, ты где? –  зазвенел колокольчиком её голосок. Засеменила голыми ногами в поисках своего ненаглядного.
- Мишель, ну ты где? – теперь уже мягко, по-кошачьи, позвала она.
Ну где же её Мишель, Михасик, Микимаусик? Если говорить проще и не в присутствии влюблённой дамы – Михаил Шевцов, служащий  среднего звена одного из подмосковных банков, молодой симпатичный  человек, как и многие столичные и околостоличные люди, ценящий комфорт и качество жизни, не забивающий себе голову сложностями как самой жизни, так и отношениями в любовных делах, поэтому всегда находящийся, в свободное от офиса время, в окружении прекраснейших особ, чаще всего замужних и состоятельных, одной из которых и была наша  Анечка Коробова, очаровательное,  легкомысленное создание, до одури нравящаяся  как сорокалетнему мужу-дипломату, так и более молодым гражданам, не зарабатывающим на политике деньги. По долгу службы её муж часто отсутствовал, и она оставалась одна, скучая и томясь, пока не встретила его, Мишеля, мягкого, искрометного, готового на всё ради неё. Их бурный роман длился месяца три; начавшись, как это часто случается, в одном из многочисленных ночных клубов  Москвы, он получил продолжение в загородном трехэтажном особняке, естественно, в отсутствие мужа.
Мишель на кухне, метражом этак двадцать на десять, стоял у плиты, колдуя над кастрюлькой, от которой шёл пар.
- Что это у нас? – весело поинтересовалась она, чмокнула его в свежевыбритую щеку, заглянула в кастрюльку. Сквозь кипящую воду на неё пялились красные раки.
- Уже почти готовы. Только укропчика сейчас кину. Мишель полез в холодильник, долго там созерцал его внутренности, почему-то  разочарованно выдохнул:
- А укропа  - то нет.
      И тут вдруг лицо Анечки наигранно выказало неодобрение такому повороту событий, словно этот недостающий укроп к ракам  был таким необходимым и нужным  на данный момент, что заставил её очень преочень   расстроиться. Белый лобик её нахмурился: казалось, что она решает сложную жизненную задачу.
- Значит так, решительно произнесла она. – Раки без укропа, что наша с тобой ночь без поцелуев. Ты должен достать мне укропа, иначе сегодня будешь спать в гостиной.
- Анечка, помилуй, до города тридцать километров! – пробовал уразуметь он.
- Ничего не знаю -  достань! – холодно прочеканила она.
Мишель в недоумении развёл руками, понимая, что спорить бесполезно.
                2.
               
Дорога на Сергиевск ему казалась утомительно долгой и однообразной, хотя и гнал он под сто. А еще вчера вечером летел пушинкой к своей ненаглядной, и вся трасса была залита теплым, несмотря на робкое дыхание марта, светом. Еще вдоль обочины лежал ещё тот, февральский снег, и корявые руки деревьев едва-едва наливались живородящей еле заметной краснотой. Сегодня снег присел, обрюзг, и было теплее, но молочно-серое одеяло небес давило на окружающий мир, делая его мельче, будничнее, а тут еще паршивое настроение из-за этого дурацкого пучка укропа. И дернуло же его варить этих раков. И вообще – за этот укроп не нужно было вспоминать, и без него можно было варить. Где ж теперь искать его, в такое время-то.  В первую очередь, нужно посетить центральный рынок, нет, сначала лучше по супермаркетам прошвырнуться, благо их всего парочка на весь городок. Сам город – так себе: за  полдня его можно так досконально изучить, пересчитав при этом всех его бездомных собак, увидеть яркий фасад единственной гостиницы в три этажа, претендующей на роскошь разве только солидной платной автостоянкой и отражающей в своих окнах здание мэрии. А можно ещё, для общего развития, потолкаться на барахолке, купив себе совсем  ненужную вещь, а так, лишь бы каким предметом отметить своё пребывание здесь, да много ещё чего ненужного можно сделать в этом городишке.
Теперь же этот город стал  интересен Мишелю из-за несчастного пучка укропа, улучшающего вкус раков, которых он собирался съесть со своей капризной красавицей; теперь от этого пучка пряной травы зависело то, как он проведёт предстоящую ночь: в одиночестве, на коврике роскошной гостиной или в объятьях страстной прелестницы на спальных шелках.
В  ярко - пёстром гламурном царстве супермаркета для скромного укропа места не оказалось, зато встретил свою бывшую однокурсницу, сидевшей за кассой. Та было сначала смутилась, но потом, натянуто улыбнувшись, спросила традиционное: «как дела», как - будто они только вчера виделись и ей действительно было интересно, как он живёт. Он ответил такое же традиционное «нормально», хотя у самого было очень пасмурно на душе. А училась-то Танька хорошо, в аспирантуру, было, собиралась; наверное, замуж выскочила, не до высоких экономических материй было, а теперь вот житуха дипломированного экономиста за прилавок кинула, а могла и его перекособочить, ещё как могла.
Он ехал по городским колдобинам в сторону рынка со странным чувством: ему казалось, что весь город знает о цели его визита, и что каждый тычет в его сторону – это, мол, тот, который  ищет укроп, чтобы вечером … А дальше этот самый каждый продолжал размышлять уже в меру обузданности своей фантазии. Он ругал себя, считал, что причиной всех этих идиотских мыслей является его мнительность, и что надо избавляться от всех этих комплексов вины неизвестно перед кем и неизвестно за что. От всех этих  угрызений, уверял он себя, человек только слабеет характером и не способен управлять своей судьбой, становится мягкотелым, а отсюда идет непонимание и порой пренебрежение со стороны знакомых и коллег по работе.
На рынке, сером и каком-то замызганном, продавцов было больше чем покупателей, и лица у некоторых продающих были хмурые и невыразительные. Казалось, что они через силу стоят здесь, делая превеликое одолжение тем, кто пришёл сюда потратить свои деньги. Он прибыл сюда, чтобы приобрести этот злочастный пучок укропа и после этого побыстрей убраться из этого городка.
Рыночные лужи проверяли на прочность его ботинки, но он и не смотрел под ноги, его взор блуждал по торговым рядам, в надежде найти тот единственный пропуск к предстоящему ночному счастью. Его заискивающе зазывали, предлагая то капусту, то картошку, то морковку со свеклой. Потом пошли заезжие фрукты, вычурная яркость которых в другой бы раз и соблазнила его раскошелиться. Но сегодня его интересовала пахучая травка, благодаря которой он, пусть хоть и на одну ночь, станет повелителем одной соблазнительной прелестницы, любви которой добивались многие, а один, с  деньгами, даже женился. Но только он, Михаил Шевцов, смог завладеть её ветреным сердцем; так неужели теперь какой-то пучок укропа всё разрушит? А может, он просто сгущает краски, может она уже и забыла о своём странном желании, сидит и нетерпеливо ждёт его у окна и не потребует при встрече укропа. Глупо всё как-то, но если начал этот поиск и пообещал, то нужно идти до конца. А то приедет он без укропа, а она вдруг спросит о нём, что тогда - мокрой курицей смотреть ей в глазки и глупо оправдываться.               
И вдруг, о чудо! В самом краю овощного торгового ряда, у серой брезентовой палатки, он увидел пучок чего-то зелёного в руках сутулого бордового пальто с голубым беретом сверху. Сейчас этот пучок исчезнет в недрах пёстрой сумки, и тогда исчезнет вместе с ним и его последняя надежда. Он пустился бежать, толкнув кого-то по пути; бордовое пальто превратилось в старушку, держащую в правой руке, действительно, пучочек укропа. Она уже было сделала  движение этой рукой к сумке, но он ловко, не ожидая от самого себя такого, выдернул этот пучок из её слабенького бледно-розового кулачка. Та обернула на него удивлённое лицо, так удивляются дети в младенческом возрасте, у которых забрали вдруг любимую игрушку. Он старался не смотреть на старушечье удивление и сразу обратился к продавцу, дородной круглолицей даме, уже готовой от возмущения произнести нелестные слова в его адрес:
- Скажите, у вас ещё такой есть? Мне очень, очень нужно. Плачу любую цену.
- Это  последний, а как у вас хватает со …
И тут торговка увидела перед своим носом стодолларовую купюру, в нерешительности замялась, смягчив тон:
-  Даже не знаю … Завтра будет много укропа …. А что скажет бабуля?
Крепкая хваткая рука все-таки потянулась к деньгам.  Продавщица посмотрела на бабульку взглядом, говорящим:  «Ну что я могу поделать?»  В ответ старушечка запричитала:
- Хотела приболевшему деду супчика куриного сварить, с укропчиком хорошо бы было, и на тебе – из рук выдёргивают.
Но Михаил уже не слышал ни о дедуле, ни о супчике – он на всех парах несся к своей машине, видя только в ней сейчас надежное укрытие от всего этого чужого, серого, промозглого рыночного мира. В машине он откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза …
Город провожал его добрым дождём, за стеклом мир акварельно расплылся, распух как - то.
Он ругал за медлительность светофоры и ехавших впереди водителей. Ему быстрей хотелось выскочить на трассу и дам дать жару.
Блин, если б  впопыхах не забыл телефон, то позвонил бы ей, сказал, что приказание госпожи выполнено, и что он надеется на бурное вознаграждение предстоящей ночью. А вдруг она передумала есть этих раков с укропом? Тогда … тогда он её бросит, нечего голову морочить. Нет, так не должно быть. Тут представилось ему, как она нежно целует его в щёку, в благодарность за такой сумасбродный поступок, обещающе томно глядит и зовёт на кухню похрустеть раками; и будут раки сладко пахнуть укропчиком ….
К самому особняку он так и не доехал: её красное «Пежо» стояло у развилки. Когда он подошёл, она даже не вышла, открыла стекло и протянула ему его телефон.
- Сережа приехал, - не глядя на него, сухо произнесла. – Он нашёл твой телефон в ванной. Теперь он всё знает, он выдвинул ультиматум …. Мы должны расстаться … Ты должен меня понять ….
Он хотел было умолять её  бросить нелюбимого мужа, сейчас же уйти с ним, но глядя на её по-детски беспомощное, растерянное личико, понял, что не стоит этого делать.
- Ну что ж, пока? – как можно спокойнее произнёс он, швырнул в придорожные кусты телефон и направился к свой машине.
Когда его «Ауди» нервно тронулось, Анечка увидела, как из открытого окна на обочину полетел зелёный пучок.
- Достал всё-таки,- печально выдохнула она и, уткнувшись лицом в руль, зарыдала.
               


               
               

               
   
 


   
               


 




























         ПУЧОК УКРОПА      

                1.               
 Анечка Коробова, миловидная рыжая гарпия, в нежно – розовом, трепетном пеньюаре,  стрекозой слетела с синих шелков шикарного ночного ковчега в прохладу просторной спальни.
- Мишель, ты где? –  зазвенел колокольчиком её голосок. Засеменила голыми ногами в поисках своего ненаглядного.
- Мишель, ну ты где? – теперь уже мягко, по-кошачьи, позвала она.
Ну где же её Мишель, Михасик, Микимаусик? Если говорить проще и не в присутствии влюблённой дамы – Михаил Шевцов, служащий  среднего звена одного из подмосковных банков, молодой симпатичный  человек, как и многие столичные и околостоличные люди, ценящий комфорт и качество жизни, не забивающий себе голову сложностями как самой жизни, так и отношениями в любовных делах, поэтому всегда находящийся, в свободное от офиса время, в окружении прекраснейших особ, чаще всего замужних и состоятельных, одной из которых и была наша  Анечка Коробова, очаровательное,  легкомысленное создание, до одури нравящаяся  как сорокалетнему мужу-дипломату, так и более молодым гражданам, не зарабатывающим на политике деньги. По долгу службы её муж часто отсутствовал, и она оставалась одна, скучая и томясь, пока не встретила его, Мишеля, мягкого, искрометного, готового на всё ради неё. Их бурный роман длился месяца три; начавшись, как это часто случается, в одном из многочисленных ночных клубов  Москвы, он получил продолжение в загородном трехэтажном особняке, естественно, в отсутствие мужа.
Мишель на кухне, метражом этак двадцать на десять, стоял у плиты, колдуя над кастрюлькой, от которой шёл пар.
- Что это у нас? – весело поинтересовалась она, чмокнула его в свежевыбритую щеку, заглянула в кастрюльку. Сквозь кипящую воду на неё пялились красные раки.
- Уже почти готовы. Только укропчика сейчас кину. Мишель полез в холодильник, долго там созерцал его внутренности, почему-то  разочарованно выдохнул:
- А укропа  - то нет.
      И тут вдруг лицо Анечки наигранно выказало неодобрение такому повороту событий, словно этот недостающий укроп к ракам  был таким необходимым и нужным  на данный момент, что заставил её очень преочень   расстроиться. Белый лобик её нахмурился: казалось, что она решает сложную жизненную задачу.
- Значит так, решительно произнесла она. – Раки без укропа, что наша с тобой ночь без поцелуев. Ты должен достать мне укропа, иначе сегодня будешь спать в гостиной.
- Анечка, помилуй, до города тридцать километров! – пробовал уразуметь он.
- Ничего не знаю -  достань! – холодно прочеканила она.
Мишель в недоумении развёл руками, понимая, что спорить бесполезно.
                2.
               
Дорога на Сергиевск ему казалась утомительно долгой и однообразной, хотя и гнал он под сто. А еще вчера вечером летел пушинкой к своей ненаглядной, и вся трасса была залита теплым, несмотря на робкое дыхание марта, светом. Еще вдоль обочины лежал ещё тот, февральский снег, и корявые руки деревьев едва-едва наливались живородящей еле заметной краснотой. Сегодня снег присел, обрюзг, и было теплее, но молочно-серое одеяло небес давило на окружающий мир, делая его мельче, будничнее, а тут еще паршивое настроение из-за этого дурацкого пучка укропа. И дернуло же его варить этих раков. И вообще – за этот укроп не нужно было вспоминать, и без него можно было варить. Где ж теперь искать его, в такое время-то.  В первую очередь, нужно посетить центральный рынок, нет, сначала лучше по супермаркетам прошвырнуться, благо их всего парочка на весь городок. Сам город – так себе: за  полдня его можно так досконально изучить, пересчитав при этом всех его бездомных собак, увидеть яркий фасад единственной гостиницы в три этажа, претендующей на роскошь разве только солидной платной автостоянкой и отражающей в своих окнах здание мэрии. А можно ещё, для общего развития, потолкаться на барахолке, купив себе совсем  ненужную вещь, а так, лишь бы каким предметом отметить своё пребывание здесь, да много ещё чего ненужного можно сделать в этом городишке.
Теперь же этот город стал  интересен Мишелю из-за несчастного пучка укропа, улучшающего вкус раков, которых он собирался съесть со своей капризной красавицей; теперь от этого пучка пряной травы зависело то, как он проведёт предстоящую ночь: в одиночестве, на коврике роскошной гостиной или в объятьях страстной прелестницы на спальных шелках.
В  ярко - пёстром гламурном царстве супермаркета для скромного укропа места не оказалось, зато встретил свою бывшую однокурсницу, сидевшей за кассой. Та было сначала смутилась, но потом, натянуто улыбнувшись, спросила традиционное: «как дела», как - будто они только вчера виделись и ей действительно было интересно, как он живёт. Он ответил такое же традиционное «нормально», хотя у самого было очень пасмурно на душе. А училась-то Танька хорошо, в аспирантуру, было, собиралась; наверное, замуж выскочила, не до высоких экономических материй было, а теперь вот житуха дипломированного экономиста за прилавок кинула, а могла и его перекособочить, ещё как могла.
Он ехал по городским колдобинам в сторону рынка со странным чувством: ему казалось, что весь город знает о цели его визита, и что каждый тычет в его сторону – это, мол, тот, который  ищет укроп, чтобы вечером … А дальше этот самый каждый продолжал размышлять уже в меру обузданности своей фантазии. Он ругал себя, считал, что причиной всех этих идиотских мыслей является его мнительность, и что надо избавляться от всех этих комплексов вины неизвестно перед кем и неизвестно за что. От всех этих  угрызений, уверял он себя, человек только слабеет характером и не способен управлять своей судьбой, становится мягкотелым, а отсюда идет непонимание и порой пренебрежение со стороны знакомых и коллег по работе.
На рынке, сером и каком-то замызганном, продавцов было больше чем покупателей, и лица у некоторых продающих были хмурые и невыразительные. Казалось, что они через силу стоят здесь, делая превеликое одолжение тем, кто пришёл сюда потратить свои деньги. Он прибыл сюда, чтобы приобрести этот злочастный пучок укропа и после этого побыстрей убраться из этого городка.
Рыночные лужи проверяли на прочность его ботинки, но он и не смотрел под ноги, его взор блуждал по торговым рядам, в надежде найти тот единственный пропуск к предстоящему ночному счастью. Его заискивающе зазывали, предлагая то капусту, то картошку, то морковку со свеклой. Потом пошли заезжие фрукты, вычурная яркость которых в другой бы раз и соблазнила его раскошелиться. Но сегодня его интересовала пахучая травка, благодаря которой он, пусть хоть и на одну ночь, станет повелителем одной соблазнительной прелестницы, любви которой добивались многие, а один, с  деньгами, даже женился. Но только он, Михаил Шевцов, смог завладеть её ветреным сердцем; так неужели теперь какой-то пучок укропа всё разрушит? А может, он просто сгущает краски, может она уже и забыла о своём странном желании, сидит и нетерпеливо ждёт его у окна и не потребует при встрече укропа. Глупо всё как-то, но если начал этот поиск и пообещал, то нужно идти до конца. А то приедет он без укропа, а она вдруг спросит о нём, что тогда - мокрой курицей смотреть ей в глазки и глупо оправдываться.               
И вдруг, о чудо! В самом краю овощного торгового ряда, у серой брезентовой палатки, он увидел пучок чего-то зелёного в руках сутулого бордового пальто с голубым беретом сверху. Сейчас этот пучок исчезнет в недрах пёстрой сумки, и тогда исчезнет вместе с ним и его последняя надежда. Он пустился бежать, толкнув кого-то по пути; бордовое пальто превратилось в старушку, держащую в правой руке, действительно, пучочек укропа. Она уже было сделала  движение этой рукой к сумке, но он ловко, не ожидая от самого себя такого, выдернул этот пучок из её слабенького бледно-розового кулачка. Та обернула на него удивлённое лицо, так удивляются дети в младенческом возрасте, у которых забрали вдруг любимую игрушку. Он старался не смотреть на старушечье удивление и сразу обратился к продавцу, дородной круглолицей даме, уже готовой от возмущения произнести нелестные слова в его адрес:
- Скажите, у вас ещё такой есть? Мне очень, очень нужно. Плачу любую цену.
- Это  последний, а как у вас хватает со …
И тут торговка увидела перед своим носом стодолларовую купюру, в нерешительности замялась, смягчив тон:
-  Даже не знаю … Завтра будет много укропа …. А что скажет бабуля?
Крепкая хваткая рука все-таки потянулась к деньгам.  Продавщица посмотрела на бабульку взглядом, говорящим:  «Ну что я могу поделать?»  В ответ старушечка запричитала:
- Хотела приболевшему деду супчика куриного сварить, с укропчиком хорошо бы было, и на тебе – из рук выдёргивают.
Но Михаил уже не слышал ни о дедуле, ни о супчике – он на всех парах несся к своей машине, видя только в ней сейчас надежное укрытие от всего этого чужого, серого, промозглого рыночного мира. В машине он откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза …
Город провожал его добрым дождём, за стеклом мир акварельно расплылся, распух как - то.
Он ругал за медлительность светофоры и ехавших впереди водителей. Ему быстрей хотелось выскочить на трассу и дам дать жару.
Блин, если б  впопыхах не забыл телефон, то позвонил бы ей, сказал, что приказание госпожи выполнено, и что он надеется на бурное вознаграждение предстоящей ночью. А вдруг она передумала есть этих раков с укропом? Тогда … тогда он её бросит, нечего голову морочить. Нет, так не должно быть. Тут представилось ему, как она нежно целует его в щёку, в благодарность за такой сумасбродный поступок, обещающе томно глядит и зовёт на кухню похрустеть раками; и будут раки сладко пахнуть укропчиком ….
К самому особняку он так и не доехал: её красное «Пежо» стояло у развилки. Когда он подошёл, она даже не вышла, открыла стекло и протянула ему его телефон.
- Сережа приехал, - не глядя на него, сухо произнесла. – Он нашёл твой телефон в ванной. Теперь он всё знает, он выдвинул ультиматум …. Мы должны расстаться … Ты должен меня понять ….
Он хотел было умолять её  бросить нелюбимого мужа, сейчас же уйти с ним, но глядя на её по-детски беспомощное, растерянное личико, понял, что не стоит этого делать.
- Ну что ж, пока? – как можно спокойнее произнёс он, швырнул в придорожные кусты телефон и направился к свой машине.
Когда его «Ауди» нервно тронулось, Анечка увидела, как из открытого окна на обочину полетел зелёный пучок.
- Достал всё-таки,- печально выдохнула она и, уткнувшись лицом в руль, зарыдала.
               


               
               

               
   
 


   
               


 




























         ПУЧОК УКРОПА      

                1.               
 Анечка Коробова, миловидная рыжая гарпия, в нежно – розовом, трепетном пеньюаре,  стрекозой слетела с синих шелков шикарного ночного ковчега в прохладу просторной спальни.
- Мишель, ты где? –  зазвенел колокольчиком её голосок. Засеменила голыми ногами в поисках своего ненаглядного.
- Мишель, ну ты где? – теперь уже мягко, по-кошачьи, позвала она.
Ну где же её Мишель, Михасик, Микимаусик? Если говорить проще и не в присутствии влюблённой дамы – Михаил Шевцов, служащий  среднего звена одного из подмосковных банков, молодой симпатичный  человек, как и многие столичные и околостоличные люди, ценящий комфорт и качество жизни, не забивающий себе голову сложностями как самой жизни, так и отношениями в любовных делах, поэтому всегда находящийся, в свободное от офиса время, в окружении прекраснейших особ, чаще всего замужних и состоятельных, одной из которых и была наша  Анечка Коробова, очаровательное,  легкомысленное создание, до одури нравящаяся  как сорокалетнему мужу-дипломату, так и более молодым гражданам, не зарабатывающим на политике деньги. По долгу службы её муж часто отсутствовал, и она оставалась одна, скучая и томясь, пока не встретила его, Мишеля, мягкого, искрометного, готового на всё ради неё. Их бурный роман длился месяца три; начавшись, как это часто случается, в одном из многочисленных ночных клубов  Москвы, он получил продолжение в загородном трехэтажном особняке, естественно, в отсутствие мужа.
Мишель на кухне, метражом этак двадцать на десять, стоял у плиты, колдуя над кастрюлькой, от которой шёл пар.
- Что это у нас? – весело поинтересовалась она, чмокнула его в свежевыбритую щеку, заглянула в кастрюльку. Сквозь кипящую воду на неё пялились красные раки.
- Уже почти готовы. Только укропчика сейчас кину. Мишель полез в холодильник, долго там созерцал его внутренности, почему-то  разочарованно выдохнул:
- А укропа  - то нет.
      И тут вдруг лицо Анечки наигранно выказало неодобрение такому повороту событий, словно этот недостающий укроп к ракам  был таким необходимым и нужным  на данный момент, что заставил её очень преочень   расстроиться. Белый лобик её нахмурился: казалось, что она решает сложную жизненную задачу.
- Значит так, решительно произнесла она. – Раки без укропа, что наша с тобой ночь без поцелуев. Ты должен достать мне укропа, иначе сегодня будешь спать в гостиной.
- Анечка, помилуй, до города тридцать километров! – пробовал уразуметь он.
- Ничего не знаю -  достань! – холодно прочеканила она.
Мишель в недоумении развёл руками, понимая, что спорить бесполезно.
                2.
               
Дорога на Сергиевск ему казалась утомительно долгой и однообразной, хотя и гнал он под сто. А еще вчера вечером летел пушинкой к своей ненаглядной, и вся трасса была залита теплым, несмотря на робкое дыхание марта, светом. Еще вдоль обочины лежал ещё тот, февральский снег, и корявые руки деревьев едва-едва наливались живородящей еле заметной краснотой. Сегодня снег присел, обрюзг, и было теплее, но молочно-серое одеяло небес давило на окружающий мир, делая его мельче, будничнее, а тут еще паршивое настроение из-за этого дурацкого пучка укропа. И дернуло же его варить этих раков. И вообще – за этот укроп не нужно было вспоминать, и без него можно было варить. Где ж теперь искать его, в такое время-то.  В первую очередь, нужно посетить центральный рынок, нет, сначала лучше по супермаркетам прошвырнуться, благо их всего парочка на весь городок. Сам город – так себе: за  полдня его можно так досконально изучить, пересчитав при этом всех его бездомных собак, увидеть яркий фасад единственной гостиницы в три этажа, претендующей на роскошь разве только солидной платной автостоянкой и отражающей в своих окнах здание мэрии. А можно ещё, для общего развития, потолкаться на барахолке, купив себе совсем  ненужную вещь, а так, лишь бы каким предметом отметить своё пребывание здесь, да много ещё чего ненужного можно сделать в этом городишке.
Теперь же этот город стал  интересен Мишелю из-за несчастного пучка укропа, улучшающего вкус раков, которых он собирался съесть со своей капризной красавицей; теперь от этого пучка пряной травы зависело то, как он проведёт предстоящую ночь: в одиночестве, на коврике роскошной гостиной или в объятьях страстной прелестницы на спальных шелках.
В  ярко - пёстром гламурном царстве супермаркета для скромного укропа места не оказалось, зато встретил свою бывшую однокурсницу, сидевшей за кассой. Та было сначала смутилась, но потом, натянуто улыбнувшись, спросила традиционное: «как дела», как - будто они только вчера виделись и ей действительно было интересно, как он живёт. Он ответил такое же традиционное «нормально», хотя у самого было очень пасмурно на душе. А училась-то Танька хорошо, в аспирантуру, было, собиралась; наверное, замуж выскочила, не до высоких экономических материй было, а теперь вот житуха дипломированного экономиста за прилавок кинула, а могла и его перекособочить, ещё как могла.
Он ехал по городским колдобинам в сторону рынка со странным чувством: ему казалось, что весь город знает о цели его визита, и что каждый тычет в его сторону – это, мол, тот, который  ищет укроп, чтобы вечером … А дальше этот самый каждый продолжал размышлять уже в меру обузданности своей фантазии. Он ругал себя, считал, что причиной всех этих идиотских мыслей является его мнительность, и что надо избавляться от всех этих комплексов вины неизвестно перед кем и неизвестно за что. От всех этих  угрызений, уверял он себя, человек только слабеет характером и не способен управлять своей судьбой, становится мягкотелым, а отсюда идет непонимание и порой пренебрежение со стороны знакомых и коллег по работе.
На рынке, сером и каком-то замызганном, продавцов было больше чем покупателей, и лица у некоторых продающих были хмурые и невыразительные. Казалось, что они через силу стоят здесь, делая превеликое одолжение тем, кто пришёл сюда потратить свои деньги. Он прибыл сюда, чтобы приобрести этот злочастный пучок укропа и после этого побыстрей убраться из этого городка.
Рыночные лужи проверяли на прочность его ботинки, но он и не смотрел под ноги, его взор блуждал по торговым рядам, в надежде найти тот единственный пропуск к предстоящему ночному счастью. Его заискивающе зазывали, предлагая то капусту, то картошку, то морковку со свеклой. Потом пошли заезжие фрукты, вычурная яркость которых в другой бы раз и соблазнила его раскошелиться. Но сегодня его интересовала пахучая травка, благодаря которой он, пусть хоть и на одну ночь, станет повелителем одной соблазнительной прелестницы, любви которой добивались многие, а один, с  деньгами, даже женился. Но только он, Михаил Шевцов, смог завладеть её ветреным сердцем; так неужели теперь какой-то пучок укропа всё разрушит? А может, он просто сгущает краски, может она уже и забыла о своём странном желании, сидит и нетерпеливо ждёт его у окна и не потребует при встрече укропа. Глупо всё как-то, но если начал этот поиск и пообещал, то нужно идти до конца. А то приедет он без укропа, а она вдруг спросит о нём, что тогда - мокрой курицей смотреть ей в глазки и глупо оправдываться.               
И вдруг, о чудо! В самом краю овощного торгового ряда, у серой брезентовой палатки, он увидел пучок чего-то зелёного в руках сутулого бордового пальто с голубым беретом сверху. Сейчас этот пучок исчезнет в недрах пёстрой сумки, и тогда исчезнет вместе с ним и его последняя надежда. Он пустился бежать, толкнув кого-то по пути; бордовое пальто превратилось в старушку, держащую в правой руке, действительно, пучочек укропа. Она уже было сделала  движение этой рукой к сумке, но он ловко, не ожидая от самого себя такого, выдернул этот пучок из её слабенького бледно-розового кулачка. Та обернула на него удивлённое лицо, так удивляются дети в младенческом возрасте, у которых забрали вдруг любимую игрушку. Он старался не смотреть на старушечье удивление и сразу обратился к продавцу, дородной круглолицей даме, уже готовой от возмущения произнести нелестные слова в его адрес:
- Скажите, у вас ещё такой есть? Мне очень, очень нужно. Плачу любую цену.
- Это  последний, а как у вас хватает со …
И тут торговка увидела перед своим носом стодолларовую купюру, в нерешительности замялась, смягчив тон:
-  Даже не знаю … Завтра будет много укропа …. А что скажет бабуля?
Крепкая хваткая рука все-таки потянулась к деньгам.  Продавщица посмотрела на бабульку взглядом, говорящим:  «Ну что я могу поделать?»  В ответ старушечка запричитала:
- Хотела приболевшему деду супчика куриного сварить, с укропчиком хорошо бы было, и на тебе – из рук выдёргивают.
Но Михаил уже не слышал ни о дедуле, ни о супчике – он на всех парах несся к своей машине, видя только в ней сейчас надежное укрытие от всего этого чужого, серого, промозглого рыночного мира. В машине он откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза …
Город провожал его добрым дождём, за стеклом мир акварельно расплылся, распух как - то.
Он ругал за медлительность светофоры и ехавших впереди водителей. Ему быстрей хотелось выскочить на трассу и дам дать жару.
Блин, если б  впопыхах не забыл телефон, то позвонил бы ей, сказал, что приказание госпожи выполнено, и что он надеется на бурное вознаграждение предстоящей ночью. А вдруг она передумала есть этих раков с укропом? Тогда … тогда он её бросит, нечего голову морочить. Нет, так не должно быть. Тут представилось ему, как она нежно целует его в щёку, в благодарность за такой сумасбродный поступок, обещающе томно глядит и зовёт на кухню похрустеть раками; и будут раки сладко пахнуть укропчиком ….
К самому особняку он так и не доехал: её красное «Пежо» стояло у развилки. Когда он подошёл, она даже не вышла, открыла стекло и протянула ему его телефон.
- Сережа приехал, - не глядя на него, сухо произнесла. – Он нашёл твой телефон в ванной. Теперь он всё знает, он выдвинул ультиматум …. Мы должны расстаться … Ты должен меня понять ….
Он хотел было умолять её  бросить нелюбимого мужа, сейчас же уйти с ним, но глядя на её по-детски беспомощное, растерянное личико, понял, что не стоит этого делать.
- Ну что ж, пока? – как можно спокойнее произнёс он, швырнул в придорожные кусты телефон и направился к свой машине.
Когда его «Ауди» нервно тронулось, Анечка увидела, как из открытого окна на обочину полетел зелёный пучок.
- Достал всё-таки,- печально выдохнула она и, уткнувшись лицом в руль, зарыдала.
               


               
               

               
   
 


   
               


 




























         ПУЧОК УКРОПА      

                1.               
 Анечка Коробова, миловидная рыжая гарпия, в нежно – розовом, трепетном пеньюаре,  стрекозой слетела с синих шелков шикарного ночного ковчега в прохладу просторной спальни.
- Мишель, ты где? –  зазвенел колокольчиком её голосок. Засеменила голыми ногами в поисках своего ненаглядного.
- Мишель, ну ты где? – теперь уже мягко, по-кошачьи, позвала она.
Ну где же её Мишель, Михасик, Микимаусик? Если говорить проще и не в присутствии влюблённой дамы – Михаил Шевцов, служащий  среднего звена одного из подмосковных банков, молодой симпатичный  человек, как и многие столичные и околостоличные люди, ценящий комфорт и качество жизни, не забивающий себе голову сложностями как самой жизни, так и отношениями в любовных делах, поэтому всегда находящийся, в свободное от офиса время, в окружении прекраснейших особ, чаще всего замужних и состоятельных, одной из которых и была наша  Анечка Коробова, очаровательное,  легкомысленное создание, до одури нравящаяся  как сорокалетнему мужу-дипломату, так и более молодым гражданам, не зарабатывающим на политике деньги. По долгу службы её муж часто отсутствовал, и она оставалась одна, скучая и томясь, пока не встретила его, Мишеля, мягкого, искрометного, готового на всё ради неё. Их бурный роман длился месяца три; начавшись, как это часто случается, в одном из многочисленных ночных клубов  Москвы, он получил продолжение в загородном трехэтажном особняке, естественно, в отсутствие мужа.
Мишель на кухне, метражом этак двадцать на десять, стоял у плиты, колдуя над кастрюлькой, от которой шёл пар.
- Что это у нас? – весело поинтересовалась она, чмокнула его в свежевыбритую щеку, заглянула в кастрюльку. Сквозь кипящую воду на неё пялились красные раки.
- Уже почти готовы. Только укропчика сейчас кину. Мишель полез в холодильник, долго там созерцал его внутренности, почему-то  разочарованно выдохнул:
- А укропа  - то нет.
      И тут вдруг лицо Анечки наигранно выказало неодобрение такому повороту событий, словно этот недостающий укроп к ракам  был таким необходимым и нужным  на данный момент, что заставил её очень преочень   расстроиться. Белый лобик её нахмурился: казалось, что она решает сложную жизненную задачу.
- Значит так, решительно произнесла она. – Раки без укропа, что наша с тобой ночь без поцелуев. Ты должен достать мне укропа, иначе сегодня будешь спать в гостиной.
- Анечка, помилуй, до города тридцать километров! – пробовал уразуметь он.
- Ничего не знаю -  достань! – холодно прочеканила она.
Мишель в недоумении развёл руками, понимая, что спорить бесполезно.
                2.
               
Дорога на Сергиевск ему казалась утомительно долгой и однообразной, хотя и гнал он под сто. А еще вчера вечером летел пушинкой к своей ненаглядной, и вся трасса была залита теплым, несмотря на робкое дыхание марта, светом. Еще вдоль обочины лежал ещё тот, февральский снег, и корявые руки деревьев едва-едва наливались живородящей еле заметной краснотой. Сегодня снег присел, обрюзг, и было теплее, но молочно-серое одеяло небес давило на окружающий мир, делая его мельче, будничнее, а тут еще паршивое настроение из-за этого дурацкого пучка укропа. И дернуло же его варить этих раков. И вообще – за этот укроп не нужно было вспоминать, и без него можно было варить. Где ж теперь искать его, в такое время-то.  В первую очередь, нужно посетить центральный рынок, нет, сначала лучше по супермаркетам прошвырнуться, благо их всего парочка на весь городок. Сам город – так себе: за  полдня его можно так досконально изучить, пересчитав при этом всех его бездомных собак, увидеть яркий фасад единственной гостиницы в три этажа, претендующей на роскошь разве только солидной платной автостоянкой и отражающей в своих окнах здание мэрии. А можно ещё, для общего развития, потолкаться на барахолке, купив себе совсем  ненужную вещь, а так, лишь бы каким предметом отметить своё пребывание здесь, да много ещё чего ненужного можно сделать в этом городишке.
Теперь же этот город стал  интересен Мишелю из-за несчастного пучка укропа, улучшающего вкус раков, которых он собирался съесть со своей капризной красавицей; теперь от этого пучка пряной травы зависело то, как он проведёт предстоящую ночь: в одиночестве, на коврике роскошной гостиной или в объятьях страстной прелестницы на спальных шелках.
В  ярко - пёстром гламурном царстве супермаркета для скромного укропа места не оказалось, зато встретил свою бывшую однокурсницу, сидевшей за кассой. Та было сначала смутилась, но потом, натянуто улыбнувшись, спросила традиционное: «как дела», как - будто они только вчера виделись и ей действительно было интересно, как он живёт. Он ответил такое же традиционное «нормально», хотя у самого было очень пасмурно на душе. А училась-то Танька хорошо, в аспирантуру, было, собиралась; наверное, замуж выскочила, не до высоких экономических материй было, а теперь вот житуха дипломированного экономиста за прилавок кинула, а могла и его перекособочить, ещё как могла.
Он ехал по городским колдобинам в сторону рынка со странным чувством: ему казалось, что весь город знает о цели его визита, и что каждый тычет в его сторону – это, мол, тот, который  ищет укроп, чтобы вечером … А дальше этот самый каждый продолжал размышлять уже в меру обузданности своей фантазии. Он ругал себя, считал, что причиной всех этих идиотских мыслей является его мнительность, и что надо избавляться от всех этих комплексов вины неизвестно перед кем и неизвестно за что. От всех этих  угрызений, уверял он себя, человек только слабеет характером и не способен управлять своей судьбой, становится мягкотелым, а отсюда идет непонимание и порой пренебрежение со стороны знакомых и коллег по работе.
На рынке, сером и каком-то замызганном, продавцов было больше чем покупателей, и лица у некоторых продающих были хмурые и невыразительные. Казалось, что они через силу стоят здесь, делая превеликое одолжение тем, кто пришёл сюда потратить свои деньги. Он прибыл сюда, чтобы приобрести этот злочастный пучок укропа и после этого побыстрей убраться из этого городка.
Рыночные лужи проверяли на прочность его ботинки, но он и не смотрел под ноги, его взор блуждал по торговым рядам, в надежде найти тот единственный пропуск к предстоящему ночному счастью. Его заискивающе зазывали, предлагая то капусту, то картошку, то морковку со свеклой. Потом пошли заезжие фрукты, вычурная яркость которых в другой бы раз и соблазнила его раскошелиться. Но сегодня его интересовала пахучая травка, благодаря которой он, пусть хоть и на одну ночь, станет повелителем одной соблазнительной прелестницы, любви которой добивались многие, а один, с  деньгами, даже женился. Но только он, Михаил Шевцов, смог завладеть её ветреным сердцем; так неужели теперь какой-то пучок укропа всё разрушит? А может, он просто сгущает краски, может она уже и забыла о своём странном желании, сидит и нетерпеливо ждёт его у окна и не потребует при встрече укропа. Глупо всё как-то, но если начал этот поиск и пообещал, то нужно идти до конца. А то приедет он без укропа, а она вдруг спросит о нём, что тогда - мокрой курицей смотреть ей в глазки и глупо оправдываться.               
И вдруг, о чудо! В самом краю овощного торгового ряда, у серой брезентовой палатки, он увидел пучок чего-то зелёного в руках сутулого бордового пальто с голубым беретом сверху. Сейчас этот пучок исчезнет в недрах пёстрой сумки, и тогда исчезнет вместе с ним и его последняя надежда. Он пустился бежать, толкнув кого-то по пути; бордовое пальто превратилось в старушку, держащую в правой руке, действительно, пучочек укропа. Она уже было сделала  движение этой рукой к сумке, но он ловко, не ожидая от самого себя такого, выдернул этот пучок из её слабенького бледно-розового кулачка. Та обернула на него удивлённое лицо, так удивляются дети в младенческом возрасте, у которых забрали вдруг любимую игрушку. Он старался не смотреть на старушечье удивление и сразу обратился к продавцу, дородной круглолицей даме, уже готовой от возмущения произнести нелестные слова в его адрес:
- Скажите, у вас ещё такой есть? Мне очень, очень нужно. Плачу любую цену.
- Это  последний, а как у вас хватает со …
И тут торговка увидела перед своим носом стодолларовую купюру, в нерешительности замялась, смягчив тон:
-  Даже не знаю … Завтра будет много укропа …. А что скажет бабуля?
Крепкая хваткая рука все-таки потянулась к деньгам.  Продавщица посмотрела на бабульку взглядом, говорящим:  «Ну что я могу поделать?»  В ответ старушечка запричитала:
- Хотела приболевшему деду супчика куриного сварить, с укропчиком хорошо бы было, и на тебе – из рук выдёргивают.
Но Михаил уже не слышал ни о дедуле, ни о супчике – он на всех парах несся к своей машине, видя только в ней сейчас надежное укрытие от всего этого чужого, серого, промозглого рыночного мира. В машине он откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза …
Город провожал его добрым дождём, за стеклом мир акварельно расплылся, распух как - то.
Он ругал за медлительность светофоры и ехавших впереди водителей. Ему быстрей хотелось выскочить на трассу и дам дать жару.
Блин, если б  впопыхах не забыл телефон, то позвонил бы ей, сказал, что приказание госпожи выполнено, и что он надеется на бурное вознаграждение предстоящей ночью. А вдруг она передумала есть этих раков с укропом? Тогда … тогда он её бросит, нечего голову морочить. Нет, так не должно быть. Тут представилось ему, как она нежно целует его в щёку, в благодарность за такой сумасбродный поступок, обещающе томно глядит и зовёт на кухню похрустеть раками; и будут раки сладко пахнуть укропчиком ….
К самому особняку он так и не доехал: её красное «Пежо» стояло у развилки. Когда он подошёл, она даже не вышла, открыла стекло и протянула ему его телефон.
- Сережа приехал, - не глядя на него, сухо произнесла. – Он нашёл твой телефон в ванной. Теперь он всё знает, он выдвинул ультиматум …. Мы должны расстаться … Ты должен меня понять ….
Он хотел было умолять её  бросить нелюбимого мужа, сейчас же уйти с ним, но глядя на её по-детски беспомощное, растерянное личико, понял, что не стоит этого делать.
- Ну что ж, пока? – как можно спокойнее произнёс он, швырнул в придорожные кусты телефон и направился к свой машине.
Когда его «Ауди» нервно тронулось, Анечка увидела, как из открытого окна на обочину полетел зелёный пучок.
- Достал всё-таки,- печально выдохнула она и, уткнувшись лицом в руль, зарыдала.
               


               
               

               
   
 


   
               


 




























         ПУЧОК УКРОПА      

                1.               
 Анечка Коробова, миловидная рыжая гарпия, в нежно – розовом, трепетном пеньюаре,  стрекозой слетела с синих шелков шикарного ночного ковчега в прохладу просторной спальни.
- Мишель, ты где? –  зазвенел колокольчиком её голосок. Засеменила голыми ногами в поисках своего ненаглядного.
- Мишель, ну ты где? – теперь уже мягко, по-кошачьи, позвала она.
Ну где же её Мишель, Михасик, Микимаусик? Если говорить проще и не в присутствии влюблённой дамы – Михаил Шевцов, служащий  среднего звена одного из подмосковных банков, молодой симпатичный  человек, как и многие столичные и околостоличные люди, ценящий комфорт и качество жизни, не забивающий себе голову сложностями как самой жизни, так и отношениями в любовных делах, поэтому всегда находящийся, в свободное от офиса время, в окружении прекраснейших особ, чаще всего замужних и состоятельных, одной из которых и была наша  Анечка Коробова, очаровательное,  легкомысленное создание, до одури нравящаяся  как сорокалетнему мужу-дипломату, так и более молодым гражданам, не зарабатывающим на политике деньги. По долгу службы её муж часто отсутствовал, и она оставалась одна, скучая и томясь, пока не встретила его, Мишеля, мягкого, искрометного, готового на всё ради неё. Их бурный роман длился месяца три; начавшись, как это часто случается, в одном из многочисленных ночных клубов  Москвы, он получил продолжение в загородном трехэтажном особняке, естественно, в отсутствие мужа.
Мишель на кухне, метражом этак двадцать на десять, стоял у плиты, колдуя над кастрюлькой, от которой шёл пар.
- Что это у нас? – весело поинтересовалась она, чмокнула его в свежевыбритую щеку, заглянула в кастрюльку. Сквозь кипящую воду на неё пялились красные раки.
- Уже почти готовы. Только укропчика сейчас кину. Мишель полез в холодильник, долго там созерцал его внутренности, почему-то  разочарованно выдохнул:
- А укропа  - то нет.
      И тут вдруг лицо Анечки наигранно выказало неодобрение такому повороту событий, словно этот недостающий укроп к ракам  был таким необходимым и нужным  на данный момент, что заставил её очень преочень   расстроиться. Белый лобик её нахмурился: казалось, что она решает сложную жизненную задачу.
- Значит так, решительно произнесла она. – Раки без укропа, что наша с тобой ночь без поцелуев. Ты должен достать мне укропа, иначе сегодня будешь спать в гостиной.
- Анечка, помилуй, до города тридцать километров! – пробовал уразуметь он.
- Ничего не знаю -  достань! – холодно прочеканила она.
Мишель в недоумении развёл руками, понимая, что спорить бесполезно.
                2.
               
Дорога на Сергиевск ему казалась утомительно долгой и однообразной, хотя и гнал он под сто. А еще вчера вечером летел пушинкой к своей ненаглядной, и вся трасса была залита теплым, несмотря на робкое дыхание марта, светом. Еще вдоль обочины лежал ещё тот, февральский снег, и корявые руки деревьев едва-едва наливались живородящей еле заметной краснотой. Сегодня снег присел, обрюзг, и было теплее, но молочно-серое одеяло небес давило на окружающий мир, делая его мельче, будничнее, а тут еще паршивое настроение из-за этого дурацкого пучка укропа. И дернуло же его варить этих раков. И вообще – за этот укроп не нужно было вспоминать, и без него можно было варить. Где ж теперь искать его, в такое время-то.  В первую очередь, нужно посетить центральный рынок, нет, сначала лучше по супермаркетам прошвырнуться, благо их всего парочка на весь городок. Сам город – так себе: за  полдня его можно так досконально изучить, пересчитав при этом всех его бездомных собак, увидеть яркий фасад единственной гостиницы в три этажа, претендующей на роскошь разве только солидной платной автостоянкой и отражающей в своих окнах здание мэрии. А можно ещё, для общего развития, потолкаться на барахолке, купив себе совсем  ненужную вещь, а так, лишь бы каким предметом отметить своё пребывание здесь, да много ещё чего ненужного можно сделать в этом городишке.
Теперь же этот город стал  интересен Мишелю из-за несчастного пучка укропа, улучшающего вкус раков, которых он собирался съесть со своей капризной красавицей; теперь от этого пучка пряной травы зависело то, как он проведёт предстоящую ночь: в одиночестве, на коврике роскошной гостиной или в объятьях страстной прелестницы на спальных шелках.
В  ярко - пёстром гламурном царстве супермаркета для скромного укропа места не оказалось, зато встретил свою бывшую однокурсницу, сидевшей за кассой. Та было сначала смутилась, но потом, натянуто улыбнувшись, спросила традиционное: «как дела», как - будто они только вчера виделись и ей действительно было интересно, как он живёт. Он ответил такое же традиционное «нормально», хотя у самого было очень пасмурно на душе. А училась-то Танька хорошо, в аспирантуру, было, собиралась; наверное, замуж выскочила, не до высоких экономических материй было, а теперь вот житуха дипломированного экономиста за прилавок кинула, а могла и его перекособочить, ещё как могла.
Он ехал по городским колдобинам в сторону рынка со странным чувством: ему казалось, что весь город знает о цели его визита, и что каждый тычет в его сторону – это, мол, тот, который  ищет укроп, чтобы вечером … А дальше этот самый каждый продолжал размышлять уже в меру обузданности своей фантазии. Он ругал себя, считал, что причиной всех этих идиотских мыслей является его мнительность, и что надо избавляться от всех этих комплексов вины неизвестно перед кем и неизвестно за что. От всех этих  угрызений, уверял он себя, человек только слабеет характером и не способен управлять своей судьбой, становится мягкотелым, а отсюда идет непонимание и порой пренебрежение со стороны знакомых и коллег по работе.
На рынке, сером и каком-то замызганном, продавцов было больше чем покупателей, и лица у некоторых продающих были хмурые и невыразительные. Казалось, что они через силу стоят здесь, делая превеликое одолжение тем, кто пришёл сюда потратить свои деньги. Он прибыл сюда, чтобы приобрести этот злочастный пучок укропа и после этого побыстрей убраться из этого городка.
Рыночные лужи проверяли на прочность его ботинки, но он и не смотрел под ноги, его взор блуждал по торговым рядам, в надежде найти тот единственный пропуск к предстоящему ночному счастью. Его заискивающе зазывали, предлагая то капусту, то картошку, то морковку со свеклой. Потом пошли заезжие фрукты, вычурная яркость которых в другой бы раз и соблазнила его раскошелиться. Но сегодня его интересовала пахучая травка, благодаря которой он, пусть хоть и на одну ночь, станет повелителем одной соблазнительной прелестницы, любви которой добивались многие, а один, с  деньгами, даже женился. Но только он, Михаил Шевцов, смог завладеть её ветреным сердцем; так неужели теперь какой-то пучок укропа всё разрушит? А может, он просто сгущает краски, может она уже и забыла о своём странном желании, сидит и нетерпеливо ждёт его у окна и не потребует при встрече укропа. Глупо всё как-то, но если начал этот поиск и пообещал, то нужно идти до конца. А то приедет он без укропа, а она вдруг спросит о нём, что тогда - мокрой курицей смотреть ей в глазки и глупо оправдываться.               
И вдруг, о чудо! В самом краю овощного торгового ряда, у серой брезентовой палатки, он увидел пучок чего-то зелёного в руках сутулого бордового пальто с голубым беретом сверху. Сейчас этот пучок исчезнет в недрах пёстрой сумки, и тогда исчезнет вместе с ним и его последняя надежда. Он пустился бежать, толкнув кого-то по пути; бордовое пальто превратилось в старушку, держащую в правой руке, действительно, пучочек укропа. Она уже было сделала  движение этой рукой к сумке, но он ловко, не ожидая от самого себя такого, выдернул этот пучок из её слабенького бледно-розового кулачка. Та обернула на него удивлённое лицо, так удивляются дети в младенческом возрасте, у которых забрали вдруг любимую игрушку. Он старался не смотреть на старушечье удивление и сразу обратился к продавцу, дородной круглолицей даме, уже готовой от возмущения произнести нелестные слова в его адрес:
- Скажите, у вас ещё такой есть? Мне очень, очень нужно. Плачу любую цену.
- Это  последний, а как у вас хватает со …
И тут торговка увидела перед своим носом стодолларовую купюру, в нерешительности замялась, смягчив тон:
-  Даже не знаю … Завтра будет много укропа …. А что скажет бабуля?
Крепкая хваткая рука все-таки потянулась к деньгам.  Продавщица посмотрела на бабульку взглядом, говорящим:  «Ну что я могу поделать?»  В ответ старушечка запричитала:
- Хотела приболевшему деду супчика куриного сварить, с укропчиком хорошо бы было, и на тебе – из рук выдёргивают.
Но Михаил уже не слышал ни о дедуле, ни о супчике – он на всех парах несся к своей машине, видя только в ней сейчас надежное укрытие от всего этого чужого, серого, промозглого рыночного мира. В машине он откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза …
Город провожал его добрым дождём, за стеклом мир акварельно расплылся, распух как - то.
Он ругал за медлительность светофоры и ехавших впереди водителей. Ему быстрей хотелось выскочить на трассу и дам дать жару.
Блин, если б  впопыхах не забыл телефон, то позвонил бы ей, сказал, что приказание госпожи выполнено, и что он надеется на бурное вознаграждение предстоящей ночью. А вдруг она передумала есть этих раков с укропом? Тогда … тогда он её бросит, нечего голову морочить. Нет, так не должно быть. Тут представилось ему, как она нежно целует его в щёку, в благодарность за такой сумасбродный поступок, обещающе томно глядит и зовёт на кухню похрустеть раками; и будут раки сладко пахнуть укропчиком ….
К самому особняку он так и не доехал: её красное «Пежо» стояло у развилки. Когда он подошёл, она даже не вышла, открыла стекло и протянула ему его телефон.
- Сережа приехал, - не глядя на него, сухо произнесла. – Он нашёл твой телефон в ванной. Теперь он всё знает, он выдвинул ультиматум …. Мы должны расстаться … Ты должен меня понять ….
Он хотел было умолять её  бросить нелюбимого мужа, сейчас же уйти с ним, но глядя на её по-детски беспомощное, растерянное личико, понял, что не стоит этого делать.
- Ну что ж, пока? – как можно спокойнее произнёс он, швырнул в придорожные кусты телефон и направился к свой машине.
Когда его «Ауди» нервно тронулось, Анечка увидела, как из открытого окна на обочину полетел зелёный пучок.
- Достал всё-таки,- печально выдохнула она и, уткнувшись лицом в руль, зарыдала.
               


               
               

               
   
 


   
               


 




























         ПУЧОК УКРОПА      

                1.               
 Анечка Коробова, миловидная рыжая гарпия, в нежно – розовом, трепетном пеньюаре,  стрекозой слетела с синих шелков шикарного ночного ковчега в прохладу просторной спальни.
- Мишель, ты где? –  зазвенел колокольчиком её голосок. Засеменила голыми ногами в поисках своего ненаглядного.
- Мишель, ну ты где? – теперь уже мягко, по-кошачьи, позвала она.
Ну где же её Мишель, Михасик, Микимаусик? Если говорить проще и не в присутствии влюблённой дамы – Михаил Шевцов, служащий  среднего звена одного из подмосковных банков, молодой симпатичный  человек, как и многие столичные и околостоличные люди, ценящий комфорт и качество жизни, не забивающий себе голову сложностями как самой жизни, так и отношениями в любовных делах, поэтому всегда находящийся, в свободное от офиса время, в окружении прекраснейших особ, чаще всего замужних и состоятельных, одной из которых и была наша  Анечка Коробова, очаровательное,  легкомысленное создание, до одури нравящаяся  как сорокалетнему мужу-дипломату, так и более молодым гражданам, не зарабатывающим на политике деньги. По долгу службы её муж часто отсутствовал, и она оставалась одна, скучая и томясь, пока не встретила его, Мишеля, мягкого, искрометного, готового на всё ради неё. Их бурный роман длился месяца три; начавшись, как это часто случается, в одном из многочисленных ночных клубов  Москвы, он получил продолжение в загородном трехэтажном особняке, естественно, в отсутствие мужа.
Мишель на кухне, метражом этак двадцать на десять, стоял у плиты, колдуя над кастрюлькой, от которой шёл пар.
- Что это у нас? – весело поинтересовалась она, чмокнула его в свежевыбритую щеку, заглянула в кастрюльку. Сквозь кипящую воду на неё пялились красные раки.
- Уже почти готовы. Только укропчика сейчас кину. Мишель полез в холодильник, долго там созерцал его внутренности, почему-то  разочарованно выдохнул:
- А укропа  - то нет.
      И тут вдруг лицо Анечки наигранно выказало неодобрение такому повороту событий, словно этот недостающий укроп к ракам  был таким необходимым и нужным  на данный момент, что заставил её очень преочень   расстроиться. Белый лобик её нахмурился: казалось, что она решает сложную жизненную задачу.
- Значит так, решительно произнесла она. – Раки без укропа, что наша с тобой ночь без поцелуев. Ты должен достать мне укропа, иначе сегодня будешь спать в гостиной.
- Анечка, помилуй, до города тридцать километров! – пробовал уразуметь он.
- Ничего не знаю -  достань! – холодно прочеканила она.
Мишель в недоумении развёл руками, понимая, что спорить бесполезно.
                2.
               
Дорога на Сергиевск ему казалась утомительно долгой и однообразной, хотя и гнал он под сто. А еще вчера вечером летел пушинкой к своей ненаглядной, и вся трасса была залита теплым, несмотря на робкое дыхание марта, светом. Еще вдоль обочины лежал ещё тот, февральский снег, и корявые руки деревьев едва-едва наливались живородящей еле заметной краснотой. Сегодня снег присел, обрюзг, и было теплее, но молочно-серое одеяло небес давило на окружающий мир, делая его мельче, будничнее, а тут еще паршивое настроение из-за этого дурацкого пучка укропа. И дернуло же его варить этих раков. И вообще – за этот укроп не нужно было вспоминать, и без него можно было варить. Где ж теперь искать его, в такое время-то.  В первую очередь, нужно посетить центральный рынок, нет, сначала лучше по супермаркетам прошвырнуться, благо их всего парочка на весь городок. Сам город – так себе: за  полдня его можно так досконально изучить, пересчитав при этом всех его бездомных собак, увидеть яркий фасад единственной гостиницы в три этажа, претендующей на роскошь разве только солидной платной автостоянкой и отражающей в своих окнах здание мэрии. А можно ещё, для общего развития, потолкаться на барахолке, купив себе совсем  ненужную вещь, а так, лишь бы каким предметом отметить своё пребывание здесь, да много ещё чего ненужного можно сделать в этом городишке.
Теперь же этот город стал  интересен Мишелю из-за несчастного пучка укропа, улучшающего вкус раков, которых он собирался съесть со своей капризной красавицей; теперь от этого пучка пряной травы зависело то, как он проведёт предстоящую ночь: в одиночестве, на коврике роскошной гостиной или в объятьях страстной прелестницы на спальных шелках.
В  ярко - пёстром гламурном царстве супермаркета для скромного укропа места не оказалось, зато встретил свою бывшую однокурсницу, сидевшей за кассой. Та было сначала смутилась, но потом, натянуто улыбнувшись, спросила традиционное: «как дела», как - будто они только вчера виделись и ей действительно было интересно, как он живёт. Он ответил такое же традиционное «нормально», хотя у самого было очень пасмурно на душе. А училась-то Танька хорошо, в аспирантуру, было, собиралась; наверное, замуж выскочила, не до высоких экономических материй было, а теперь вот житуха дипломированного экономиста за прилавок кинула, а могла и его перекособочить, ещё как могла.
Он ехал по городским колдобинам в сторону рынка со странным чувством: ему казалось, что весь город знает о цели его визита, и что каждый тычет в его сторону – это, мол, тот, который  ищет укроп, чтобы вечером … А дальше этот самый каждый продолжал размышлять уже в меру обузданности своей фантазии. Он ругал себя, считал, что причиной всех этих идиотских мыслей является его мнительность, и что надо избавляться от всех этих комплексов вины неизвестно перед кем и неизвестно за что. От всех этих  угрызений, уверял он себя, человек только слабеет характером и не способен управлять своей судьбой, становится мягкотелым, а отсюда идет непонимание и порой пренебрежение со стороны знакомых и коллег по работе.
На рынке, сером и каком-то замызганном, продавцов было больше чем покупателей, и лица у некоторых продающих были хмурые и невыразительные. Казалось, что они через силу стоят здесь, делая превеликое одолжение тем, кто пришёл сюда потратить свои деньги. Он прибыл сюда, чтобы приобрести этот злочастный пучок укропа и после этого побыстрей убраться из этого городка.
Рыночные лужи проверяли на прочность его ботинки, но он и не смотрел под ноги, его взор блуждал по торговым рядам, в надежде найти тот единственный пропуск к предстоящему ночному счастью. Его заискивающе зазывали, предлагая то капусту, то картошку, то морковку со свеклой. Потом пошли заезжие фрукты, вычурная яркость которых в другой бы раз и соблазнила его раскошелиться. Но сегодня его интересовала пахучая травка, благодаря которой он, пусть хоть и на одну ночь, станет повелителем одной соблазнительной прелестницы, любви которой добивались многие, а один, с  деньгами, даже женился. Но только он, Михаил Шевцов, смог завладеть её ветреным сердцем; так неужели теперь какой-то пучок укропа всё разрушит? А может, он просто сгущает краски, может она уже и забыла о своём странном желании, сидит и нетерпеливо ждёт его у окна и не потребует при встрече укропа. Глупо всё как-то, но если начал этот поиск и пообещал, то нужно идти до конца. А то приедет он без укропа, а она вдруг спросит о нём, что тогда - мокрой курицей смотреть ей в глазки и глупо оправдываться.               
И вдруг, о чудо! В самом краю овощного торгового ряда, у серой брезентовой палатки, он увидел пучок чего-то зелёного в руках сутулого бордового пальто с голубым беретом сверху. Сейчас этот пучок исчезнет в недрах пёстрой сумки, и тогда исчезнет вместе с ним и его последняя надежда. Он пустился бежать, толкнув кого-то по пути; бордовое пальто превратилось в старушку, держащую в правой руке, действительно, пучочек укропа. Она уже было сделала  движение этой рукой к сумке, но он ловко, не ожидая от самого себя такого, выдернул этот пучок из её слабенького бледно-розового кулачка. Та обернула на него удивлённое лицо, так удивляются дети в младенческом возрасте, у которых забрали вдруг любимую игрушку. Он старался не смотреть на старушечье удивление и сразу обратился к продавцу, дородной круглолицей даме, уже готовой от возмущения произнести нелестные слова в его адрес:
- Скажите, у вас ещё такой есть? Мне очень, очень нужно. Плачу любую цену.
- Это  последний, а как у вас хватает со …
И тут торговка увидела перед своим носом стодолларовую купюру, в нерешительности замялась, смягчив тон:
-  Даже не знаю … Завтра будет много укропа …. А что скажет бабуля?
Крепкая хваткая рука все-таки потянулась к деньгам.  Продавщица посмотрела на бабульку взглядом, говорящим:  «Ну что я могу поделать?»  В ответ старушечка запричитала:
- Хотела приболевшему деду супчика куриного сварить, с укропчиком хорошо бы было, и на тебе – из рук выдёргивают.
Но Михаил уже не слышал ни о дедуле, ни о супчике – он на всех парах несся к своей машине, видя только в ней сейчас надежное укрытие от всего этого чужого, серого, промозглого рыночного мира. В машине он откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза …
Город провожал его добрым дождём, за стеклом мир акварельно расплылся, распух как - то.
Он ругал за медлительность светофоры и ехавших впереди водителей. Ему быстрей хотелось выскочить на трассу и дам дать жару.
Блин, если б  впопыхах не забыл телефон, то позвонил бы ей, сказал, что приказание госпожи выполнено, и что он надеется на бурное вознаграждение предстоящей ночью. А вдруг она передумала есть этих раков с укропом? Тогда … тогда он её бросит, нечего голову морочить. Нет, так не должно быть. Тут представилось ему, как она нежно целует его в щёку, в благодарность за такой сумасбродный поступок, обещающе томно глядит и зовёт на кухню похрустеть раками; и будут раки сладко пахнуть укропчиком ….
К самому особняку он так и не доехал: её красное «Пежо» стояло у развилки. Когда он подошёл, она даже не вышла, открыла стекло и протянула ему его телефон.
- Сережа приехал, - не глядя на него, сухо произнесла. – Он нашёл твой телефон в ванной. Теперь он всё знает, он выдвинул ультиматум …. Мы должны расстаться … Ты должен меня понять ….
Он хотел было умолять её  бросить нелюбимого мужа, сейчас же уйти с ним, но глядя на её по-детски беспомощное, растерянное личико, понял, что не стоит этого делать.
- Ну что ж, пока? – как можно спокойнее произнёс он, швырнул в придорожные кусты телефон и направился к свой машине.
Когда его «Ауди» нервно тронулось, Анечка увидела, как из открытого окна на обочину полетел зелёный пучок.
- Достал всё-таки,- печально выдохнула она и, уткнувшись лицом в руль, зарыдала.
               


               
               

               
   
 


   
               


 




























         ПУЧОК УКРОПА      

                1.               
 Анечка Коробова, миловидная рыжая гарпия, в нежно – розовом, трепетном пеньюаре,  стрекозой слетела с синих шелков шикарного ночного ковчега в прохладу просторной спальни.
- Мишель, ты где? –  зазвенел колокольчиком её голосок. Засеменила голыми ногами в поисках своего ненаглядного.
- Мишель, ну ты где? – теперь уже мягко, по-кошачьи, позвала она.
Ну где же её Мишель, Михасик, Микимаусик? Если говорить проще и не в присутствии влюблённой дамы – Михаил Шевцов, служащий  среднего звена одного из подмосковных банков, молодой симпатичный  человек, как и многие столичные и околостоличные люди, ценящий комфорт и качество жизни, не забивающий себе голову сложностями как самой жизни, так и отношениями в любовных делах, поэтому всегда находящийся, в свободное от офиса время, в окружении прекраснейших особ, чаще всего замужних и состоятельных, одной из которых и была наша  Анечка Коробова, очаровательное,  легкомысленное создание, до одури нравящаяся  как сорокалетнему мужу-дипломату, так и более молодым гражданам, не зарабатывающим на политике деньги. По долгу службы её муж часто отсутствовал, и она оставалась одна, скучая и томясь, пока не встретила его, Мишеля, мягкого, искрометного, готового на всё ради неё. Их бурный роман длился месяца три; начавшись, как это часто случается, в одном из многочисленных ночных клубов  Москвы, он получил продолжение в загородном трехэтажном особняке, естественно, в отсутствие мужа.
Мишель на кухне, метражом этак двадцать на десять, стоял у плиты, колдуя над кастрюлькой, от которой шёл пар.
- Что это у нас? – весело поинтересовалась она, чмокнула его в свежевыбритую щеку, заглянула в кастрюльку. Сквозь кипящую воду на неё пялились красные раки.
- Уже почти готовы. Только укропчика сейчас кину. Мишель полез в холодильник, долго там созерцал его внутренности, почему-то  разочарованно выдохнул:
- А укропа  - то нет.
      И тут вдруг лицо Анечки наигранно выказало неодобрение такому повороту событий, словно этот недостающий укроп к ракам  был таким необходимым и нужным  на данный момент, что заставил её очень преочень   расстроиться. Белый лобик её нахмурился: казалось, что она решает сложную жизненную задачу.
- Значит так, решительно произнесла она. – Раки без укропа, что наша с тобой ночь без поцелуев. Ты должен достать мне укропа, иначе сегодня будешь спать в гостиной.
- Анечка, помилуй, до города тридцать километров! – пробовал уразуметь он.
- Ничего не знаю -  достань! – холодно прочеканила она.
Мишель в недоумении развёл руками, понимая, что спорить бесполезно.
                2.
               
Дорога на Сергиевск ему казалась утомительно долгой и однообразной, хотя и гнал он под сто. А еще вчера вечером летел пушинкой к своей ненаглядной, и вся трасса была залита теплым, несмотря на робкое дыхание марта, светом. Еще вдоль обочины лежал ещё тот, февральский снег, и корявые руки деревьев едва-едва наливались живородящей еле заметной краснотой. Сегодня снег присел, обрюзг, и было теплее, но молочно-серое одеяло небес давило на окружающий мир, делая его мельче, будничнее, а тут еще паршивое настроение из-за этого дурацкого пучка укропа. И дернуло же его варить этих раков. И вообще – за этот укроп не нужно было вспоминать, и без него можно было варить. Где ж теперь искать его, в такое время-то.  В первую очередь, нужно посетить центральный рынок, нет, сначала лучше по супермаркетам прошвырнуться, благо их всего парочка на весь городок. Сам город – так себе: за  полдня его можно так досконально изучить, пересчитав при этом всех его бездомных собак, увидеть яркий фасад единственной гостиницы в три этажа, претендующей на роскошь разве только солидной платной автостоянкой и отражающей в своих окнах здание мэрии. А можно ещё, для общего развития, потолкаться на барахолке, купив себе совсем  ненужную вещь, а так, лишь бы каким предметом отметить своё пребывание здесь, да много ещё чего ненужного можно сделать в этом городишке.
Теперь же этот город стал  интересен Мишелю из-за несчастного пучка укропа, улучшающего вкус раков, которых он собирался съесть со своей капризной красавицей; теперь от этого пучка пряной травы зависело то, как он проведёт предстоящую ночь: в одиночестве, на коврике роскошной гостиной или в объятьях страстной прелестницы на спальных шелках.
В  ярко - пёстром гламурном царстве супермаркета для скромного укропа места не оказалось, зато встретил свою бывшую однокурсницу, сидевшей за кассой. Та было сначала смутилась, но потом, натянуто улыбнувшись, спросила традиционное: «как дела», как - будто они только вчера виделись и ей действительно было интересно, как он живёт. Он ответил такое же традиционное «нормально», хотя у самого было очень пасмурно на душе. А училась-то Танька хорошо, в аспирантуру, было, собиралась; наверное, замуж выскочила, не до высоких экономических материй было, а теперь вот житуха дипломированного экономиста за прилавок кинула, а могла и его перекособочить, ещё как могла.
Он ехал по городским колдобинам в сторону рынка со странным чувством: ему казалось, что весь город знает о цели его визита, и что каждый тычет в его сторону – это, мол, тот, который  ищет укроп, чтобы вечером … А дальше этот самый каждый продолжал размышлять уже в меру обузданности своей фантазии. Он ругал себя, считал, что причиной всех этих идиотских мыслей является его мнительность, и что надо избавляться от всех этих комплексов вины неизвестно перед кем и неизвестно за что. От всех этих  угрызений, уверял он себя, человек только слабеет характером и не способен управлять своей судьбой, становится мягкотелым, а отсюда идет непонимание и порой пренебрежение со стороны знакомых и коллег по работе.
На рынке, сером и каком-то замызганном, продавцов было больше чем покупателей, и лица у некоторых продающих были хмурые и невыразительные. Казалось, что они через силу стоят здесь, делая превеликое одолжение тем, кто пришёл сюда потратить свои деньги. Он прибыл сюда, чтобы приобрести этот злочастный пучок укропа и после этого побыстрей убраться из этого городка.
Рыночные лужи проверяли на прочность его ботинки, но он и не смотрел под ноги, его взор блуждал по торговым рядам, в надежде найти тот единственный пропуск к предстоящему ночному счастью. Его заискивающе зазывали, предлагая то капусту, то картошку, то морковку со свеклой. Потом пошли заезжие фрукты, вычурная яркость которых в другой бы раз и соблазнила его раскошелиться. Но сегодня его интересовала пахучая травка, благодаря которой он, пусть хоть и на одну ночь, станет повелителем одной соблазнительной прелестницы, любви которой добивались многие, а один, с  деньгами, даже женился. Но только он, Михаил Шевцов, смог завладеть её ветреным сердцем; так неужели теперь какой-то пучок укропа всё разрушит? А может, он просто сгущает краски, может она уже и забыла о своём странном желании, сидит и нетерпеливо ждёт его у окна и не потребует при встрече укропа. Глупо всё как-то, но если начал этот поиск и пообещал, то нужно идти до конца. А то приедет он без укропа, а она вдруг спросит о нём, что тогда - мокрой курицей смотреть ей в глазки и глупо оправдываться.               
И вдруг, о чудо! В самом краю овощного торгового ряда, у серой брезентовой палатки, он увидел пучок чего-то зелёного в руках сутулого бордового пальто с голубым беретом сверху. Сейчас этот пучок исчезнет в недрах пёстрой сумки, и тогда исчезнет вместе с ним и его последняя надежда. Он пустился бежать, толкнув кого-то по пути; бордовое пальто превратилось в старушку, держащую в правой руке, действительно, пучочек укропа. Она уже было сделала  движение этой рукой к сумке, но он ловко, не ожидая от самого себя такого, выдернул этот пучок из её слабенького бледно-розового кулачка. Та обернула на него удивлённое лицо, так удивляются дети в младенческом возрасте, у которых забрали вдруг любимую игрушку. Он старался не смотреть на старушечье удивление и сразу обратился к продавцу, дородной круглолицей даме, уже готовой от возмущения произнести нелестные слова в его адрес:
- Скажите, у вас ещё такой есть? Мне очень, очень нужно. Плачу любую цену.
- Это  последний, а как у вас хватает со …
И тут торговка увидела перед своим носом стодолларовую купюру, в нерешительности замялась, смягчив тон:
-  Даже не знаю … Завтра будет много укропа …. А что скажет бабуля?
Крепкая хваткая рука все-таки потянулась к деньгам.  Продавщица посмотрела на бабульку взглядом, говорящим:  «Ну что я могу поделать?»  В ответ старушечка запричитала:
- Хотела приболевшему деду супчика куриного сварить, с укропчиком хорошо бы было, и на тебе – из рук выдёргивают.
Но Михаил уже не слышал ни о дедуле, ни о супчике – он на всех парах несся к своей машине, видя только в ней сейчас надежное укрытие от всего этого чужого, серого, промозглого рыночного мира. В машине он откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза …
Город провожал его добрым дождём, за стеклом мир акварельно расплылся, распух как - то.
Он ругал за медлительность светофоры и ехавших впереди водителей. Ему быстрей хотелось выскочить на трассу и дам дать жару.
Блин, если б  впопыхах не забыл телефон, то позвонил бы ей, сказал, что приказание госпожи выполнено, и что он надеется на бурное вознаграждение предстоящей ночью. А вдруг она передумала есть этих раков с укропом? Тогда … тогда он её бросит, нечего голову морочить. Нет, так не должно быть. Тут представилось ему, как она нежно целует его в щёку, в благодарность за такой сумасбродный поступок, обещающе томно глядит и зовёт на кухню похрустеть раками; и будут раки сладко пахнуть укропчиком ….
К самому особняку он так и не доехал: её красное «Пежо» стояло у развилки. Когда он подошёл, она даже не вышла, открыла стекло и протянула ему его телефон.
- Сережа приехал, - не глядя на него, сухо произнесла. – Он нашёл твой телефон в ванной. Теперь он всё знает, он выдвинул ультиматум …. Мы должны расстаться … Ты должен меня понять ….
Он хотел было умолять её  бросить нелюбимого мужа, сейчас же уйти с ним, но глядя на её по-детски беспомощное, растерянное личико, понял, что не стоит этого делать.
- Ну что ж, пока? – как можно спокойнее произнёс он, швырнул в придорожные кусты телефон и направился к свой машине.
Когда его «Ауди» нервно тронулось, Анечка увидела, как из открытого окна на обочину полетел зелёный пучок.
- Достал всё-таки,- печально выдохнула она и, уткнувшись лицом в руль, зарыдала.
               


               
               

               
   
 


   
               


 




























         ПУЧОК УКРОПА      

                1.               
 Анечка Коробова, миловидная рыжая гарпия, в нежно – розовом, трепетном пеньюаре,  стрекозой слетела с синих шелков шикарного ночного ковчега в прохладу просторной спальни.
- Мишель, ты где? –  зазвенел колокольчиком её голосок. Засеменила голыми ногами в поисках своего ненаглядного.
- Мишель, ну ты где? – теперь уже мягко, по-кошачьи, позвала она.
Ну где же её Мишель, Михасик, Микимаусик? Если говорить проще и не в присутствии влюблённой дамы – Михаил Шевцов, служащий  среднего звена одного из подмосковных банков, молодой симпатичный  человек, как и многие столичные и околостоличные люди, ценящий комфорт и качество жизни, не забивающий себе голову сложностями как самой жизни, так и отношениями в любовных делах, поэтому всегда находящийся, в свободное от офиса время, в окружении прекраснейших особ, чаще всего замужних и состоятельных, одной из которых и была наша  Анечка Коробова, очаровательное,  легкомысленное создание, до одури нравящаяся  как сорокалетнему мужу-дипломату, так и более молодым гражданам, не зарабатывающим на политике деньги. По долгу службы её муж часто отсутствовал, и она оставалась одна, скучая и томясь, пока не встретила его, Мишеля, мягкого, искрометного, готового на всё ради неё. Их бурный роман длился месяца три; начавшись, как это часто случается, в одном из многочисленных ночных клубов  Москвы, он получил продолжение в загородном трехэтажном особняке, естественно, в отсутствие мужа.
Мишель на кухне, метражом этак двадцать на десять, стоял у плиты, колдуя над кастрюлькой, от которой шёл пар.
- Что это у нас? – весело поинтересовалась она, чмокнула его в свежевыбритую щеку, заглянула в кастрюльку. Сквозь кипящую воду на неё пялились красные раки.
- Уже почти готовы. Только укропчика сейчас кину. Мишель полез в холодильник, долго там созерцал его внутренности, почему-то  разочарованно выдохнул:
- А укропа  - то нет.
      И тут вдруг лицо Анечки наигранно выказало неодобрение такому повороту событий, словно этот недостающий укроп к ракам  был таким необходимым и нужным  на данный момент, что заставил её очень преочень   расстроиться. Белый лобик её нахмурился: казалось, что она решает сложную жизненную задачу.
- Значит так, решительно произнесла она. – Раки без укропа, что наша с тобой ночь без поцелуев. Ты должен достать мне укропа, иначе сегодня будешь спать в гостиной.
- Анечка, помилуй, до города тридцать километров! – пробовал уразуметь он.
- Ничего не знаю -  достань! – холодно прочеканила она.
Мишель в недоумении развёл руками, понимая, что спорить бесполезно.
                2.
               
Дорога на Сергиевск ему казалась утомительно долгой и однообразной, хотя и гнал он под сто. А еще вчера вечером летел пушинкой к своей ненаглядной, и вся трасса была залита теплым, несмотря на робкое дыхание марта, светом. Еще вдоль обочины лежал ещё тот, февральский снег, и корявые руки деревьев едва-едва наливались живородящей еле заметной краснотой. Сегодня снег присел, обрюзг, и было теплее, но молочно-серое одеяло небес давило на окружающий мир, делая его мельче, будничнее, а тут еще паршивое настроение из-за этого дурацкого пучка укропа. И дернуло же его варить этих раков. И вообще – за этот укроп не нужно было вспоминать, и без него можно было варить. Где ж теперь искать его, в такое время-то.  В первую очередь, нужно посетить центральный рынок, нет, сначала лучше по супермаркетам прошвырнуться, благо их всего парочка на весь городок. Сам город – так себе: за  полдня его можно так досконально изучить, пересчитав при этом всех его бездомных собак, увидеть яркий фасад единственной гостиницы в три этажа, претендующей на роскошь разве только солидной платной автостоянкой и отражающей в своих окнах здание мэрии. А можно ещё, для общего развития, потолкаться на барахолке, купив себе совсем  ненужную вещь, а так, лишь бы каким предметом отметить своё пребывание здесь, да много ещё чего ненужного можно сделать в этом городишке.
Теперь же этот город стал  интересен Мишелю из-за несчастного пучка укропа, улучшающего вкус раков, которых он собирался съесть со своей капризной красавицей; теперь от этого пучка пряной травы зависело то, как он проведёт предстоящую ночь: в одиночестве, на коврике роскошной гостиной или в объятьях страстной прелестницы на спальных шелках.
В  ярко - пёстром гламурном царстве супермаркета для скромного укропа места не оказалось, зато встретил свою бывшую однокурсницу, сидевшей за кассой. Та было сначала смутилась, но потом, натянуто улыбнувшись, спросила традиционное: «как дела», как - будто они только вчера виделись и ей действительно было интересно, как он живёт. Он ответил такое же традиционное «нормально», хотя у самого было очень пасмурно на душе. А училась-то Танька хорошо, в аспирантуру, было, собиралась; наверное, замуж выскочила, не до высоких экономических материй было, а теперь вот житуха дипломированного экономиста за прилавок кинула, а могла и его перекособочить, ещё как могла.
Он ехал по городским колдобинам в сторону рынка со странным чувством: ему казалось, что весь город знает о цели его визита, и что каждый тычет в его сторону – это, мол, тот, который  ищет укроп, чтобы вечером … А дальше этот самый каждый продолжал размышлять уже в меру обузданности своей фантазии. Он ругал себя, считал, что причиной всех этих идиотских мыслей является его мнительность, и что надо избавляться от всех этих комплексов вины неизвестно перед кем и неизвестно за что. От всех этих  угрызений, уверял он себя, человек только слабеет характером и не способен управлять своей судьбой, становится мягкотелым, а отсюда идет непонимание и порой пренебрежение со стороны знакомых и коллег по работе.
На рынке, сером и каком-то замызганном, продавцов было больше чем покупателей, и лица у некоторых продающих были хмурые и невыразительные. Казалось, что они через силу стоят здесь, делая превеликое одолжение тем, кто пришёл сюда потратить свои деньги. Он прибыл сюда, чтобы приобрести этот злочастный пучок укропа и после этого побыстрей убраться из этого городка.
Рыночные лужи проверяли на прочность его ботинки, но он и не смотрел под ноги, его взор блуждал по торговым рядам, в надежде найти тот единственный пропуск к предстоящему ночному счастью. Его заискивающе зазывали, предлагая то капусту, то картошку, то морковку со свеклой. Потом пошли заезжие фрукты, вычурная яркость которых в другой бы раз и соблазнила его раскошелиться. Но сегодня его интересовала пахучая травка, благодаря которой он, пусть хоть и на одну ночь, станет повелителем одной соблазнительной прелестницы, любви которой добивались многие, а один, с  деньгами, даже женился. Но только он, Михаил Шевцов, смог завладеть её ветреным сердцем; так неужели теперь какой-то пучок укропа всё разрушит? А может, он просто сгущает краски, может она уже и забыла о своём странном желании, сидит и нетерпеливо ждёт его у окна и не потребует при встрече укропа. Глупо всё как-то, но если начал этот поиск и пообещал, то нужно идти до конца. А то приедет он без укропа, а она вдруг спросит о нём, что тогда - мокрой курицей смотреть ей в глазки и глупо оправдываться.               
И вдруг, о чудо! В самом краю овощного торгового ряда, у серой брезентовой палатки, он увидел пучок чего-то зелёного в руках сутулого бордового пальто с голубым беретом сверху. Сейчас этот пучок исчезнет в недрах пёстрой сумки, и тогда исчезнет вместе с ним и его последняя надежда. Он пустился бежать, толкнув кого-то по пути; бордовое пальто превратилось в старушку, держащую в правой руке, действительно, пучочек укропа. Она уже было сделала  движение этой рукой к сумке, но он ловко, не ожидая от самого себя такого, выдернул этот пучок из её слабенького бледно-розового кулачка. Та обернула на него удивлённое лицо, так удивляются дети в младенческом возрасте, у которых забрали вдруг любимую игрушку. Он старался не смотреть на старушечье удивление и сразу обратился к продавцу, дородной круглолицей даме, уже готовой от возмущения произнести нелестные слова в его адрес:
- Скажите, у вас ещё такой есть? Мне очень, очень нужно. Плачу любую цену.
- Это  последний, а как у вас хватает со …
И тут торговка увидела перед своим носом стодолларовую купюру, в нерешительности замялась, смягчив тон:
-  Даже не знаю … Завтра будет много укропа …. А что скажет бабуля?
Крепкая хваткая рука все-таки потянулась к деньгам.  Продавщица посмотрела на бабульку взглядом, говорящим:  «Ну что я могу поделать?»  В ответ старушечка запричитала:
- Хотела приболевшему деду супчика куриного сварить, с укропчиком хорошо бы было, и на тебе – из рук выдёргивают.
Но Михаил уже не слышал ни о дедуле, ни о супчике – он на всех парах несся к своей машине, видя только в ней сейчас надежное укрытие от всего этого чужого, серого, промозглого рыночного мира. В машине он откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза …
Город провожал его добрым дождём, за стеклом мир акварельно расплылся, распух как - то.
Он ругал за медлительность светофоры и ехавших впереди водителей. Ему быстрей хотелось выскочить на трассу и дам дать жару.
Блин, если б  впопыхах не забыл телефон, то позвонил бы ей, сказал, что приказание госпожи выполнено, и что он надеется на бурное вознаграждение предстоящей ночью. А вдруг она передумала есть этих раков с укропом? Тогда … тогда он её бросит, нечего голову морочить. Нет, так не должно быть. Тут представилось ему, как она нежно целует его в щёку, в благодарность за такой сумасбродный поступок, обещающе томно глядит и зовёт на кухню похрустеть раками; и будут раки сладко пахнуть укропчиком ….
К самому особняку он так и не доехал: её красное «Пежо» стояло у развилки. Когда он подошёл, она даже не вышла, открыла стекло и протянула ему его телефон.
- Сережа приехал, - не глядя на него, сухо произнесла. – Он нашёл твой телефон в ванной. Теперь он всё знает, он выдвинул ультиматум …. Мы должны расстаться … Ты должен меня понять ….
Он хотел было умолять её  бросить нелюбимого мужа, сейчас же уйти с ним, но глядя на её по-детски беспомощное, растерянное личико, понял, что не стоит этого делать.
- Ну что ж, пока? – как можно спокойнее произнёс он, швырнул в придорожные кусты телефон и направился к свой машине.
Когда его «Ауди» нервно тронулось, Анечка увидела, как из открытого окна на обочину полетел зелёный пучок.
- Достал всё-таки,- печально выдохнула она и, уткнувшись лицом в руль, зарыдала.
               


               
               

               
   
 


   
               


 




























         ПУЧОК УКРОПА      

                1.               
 Анечка Коробова, миловидная рыжая гарпия, в нежно – розовом, трепетном пеньюаре,  стрекозой слетела с синих шелков шикарного ночного ковчега в прохладу просторной спальни.
- Мишель, ты где? –  зазвенел колокольчиком её голосок. Засеменила голыми ногами в поисках своего ненаглядного.
- Мишель, ну ты где? – теперь уже мягко, по-кошачьи, позвала она.
Ну где же её Мишель, Михасик, Микимаусик? Если говорить проще и не в присутствии влюблённой дамы – Михаил Шевцов, служащий  среднего звена одного из подмосковных банков, молодой симпатичный  человек, как и многие столичные и околостоличные люди, ценящий комфорт и качество жизни, не забивающий себе голову сложностями как самой жизни, так и отношениями в любовных делах, поэтому всегда находящийся, в свободное от офиса время, в окружении прекраснейших особ, чаще всего замужних и состоятельных, одной из которых и была наша  Анечка Коробова, очаровательное,  легкомысленное создание, до одури нравящаяся  как сорокалетнему мужу-дипломату, так и более молодым гражданам, не зарабатывающим на политике деньги. По долгу службы её муж часто отсутствовал, и она оставалась одна, скучая и томясь, пока не встретила его, Мишеля, мягкого, искрометного, готового на всё ради неё. Их бурный роман длился месяца три; начавшись, как это часто случается, в одном из многочисленных ночных клубов  Москвы, он получил продолжение в загородном трехэтажном особняке, естественно, в отсутствие мужа.
Мишель на кухне, метражом этак двадцать на десять, стоял у плиты, колдуя над кастрюлькой, от которой шёл пар.
- Что это у нас? – весело поинтересовалась она, чмокнула его в свежевыбритую щеку, заглянула в кастрюльку. Сквозь кипящую воду на неё пялились красные раки.
- Уже почти готовы. Только укропчика сейчас кину. Мишель полез в холодильник, долго там созерцал его внутренности, почему-то  разочарованно выдохнул:
- А укропа  - то нет.
      И тут вдруг лицо Анечки наигранно выказало неодобрение такому повороту событий, словно этот недостающий укроп к ракам  был таким необходимым и нужным  на данный момент, что заставил её очень преочень   расстроиться. Белый лобик её нахмурился: казалось, что она решает сложную жизненную задачу.
- Значит так, решительно произнесла она. – Раки без укропа, что наша с тобой ночь без поцелуев. Ты должен достать мне укропа, иначе сегодня будешь спать в гостиной.
- Анечка, помилуй, до города тридцать километров! – пробовал уразуметь он.
- Ничего не знаю -  достань! – холодно прочеканила она.
Мишель в недоумении развёл руками, понимая, что спорить бесполезно.
                2.
               
Дорога на Сергиевск ему казалась утомительно долгой и однообразной, хотя и гнал он под сто. А еще вчера вечером летел пушинкой к своей ненаглядной, и вся трасса была залита теплым, несмотря на робкое дыхание марта, светом. Еще вдоль обочины лежал ещё тот, февральский снег, и корявые руки деревьев едва-едва наливались живородящей еле заметной краснотой. Сегодня снег присел, обрюзг, и было теплее, но молочно-серое одеяло небес давило на окружающий мир, делая его мельче, будничнее, а тут еще паршивое настроение из-за этого дурацкого пучка укропа. И дернуло же его варить этих раков. И вообще – за этот укроп не нужно было вспоминать, и без него можно было варить. Где ж теперь искать его, в такое время-то.  В первую очередь, нужно посетить центральный рынок, нет, сначала лучше по супермаркетам прошвырнуться, благо их всего парочка на весь городок. Сам город – так себе: за  полдня его можно так досконально изучить, пересчитав при этом всех его бездомных собак, увидеть яркий фасад единственной гостиницы в три этажа, претендующей на роскошь разве только солидной платной автостоянкой и отражающей в своих окнах здание мэрии. А можно ещё, для общего развития, потолкаться на барахолке, купив себе совсем  ненужную вещь, а так, лишь бы каким предметом отметить своё пребывание здесь, да много ещё чего ненужного можно сделать в этом городишке.
Теперь же этот город стал  интересен Мишелю из-за несчастного пучка укропа, улучшающего вкус раков, которых он собирался съесть со своей капризной красавицей; теперь от этого пучка пряной травы зависело то, как он проведёт предстоящую ночь: в одиночестве, на коврике роскошной гостиной или в объятьях страстной прелестницы на спальных шелках.
В  ярко - пёстром гламурном царстве супермаркета для скромного укропа места не оказалось, зато встретил свою бывшую однокурсницу, сидевшей за кассой. Та было сначала смутилась, но потом, натянуто улыбнувшись, спросила традиционное: «как дела», как - будто они только вчера виделись и ей действительно было интересно, как он живёт. Он ответил такое же традиционное «нормально», хотя у самого было очень пасмурно на душе. А училась-то Танька хорошо, в аспирантуру, было, собиралась; наверное, замуж выскочила, не до высоких экономических материй было, а теперь вот житуха дипломированного экономиста за прилавок кинула, а могла и его перекособочить, ещё как могла.
Он ехал по городским колдобинам в сторону рынка со странным чувством: ему казалось, что весь город знает о цели его визита, и что каждый тычет в его сторону – это, мол, тот, который  ищет укроп, чтобы вечером … А дальше этот самый каждый продолжал размышлять уже в меру обузданности своей фантазии. Он ругал себя, считал, что причиной всех этих идиотских мыслей является его мнительность, и что надо избавляться от всех этих комплексов вины неизвестно перед кем и неизвестно за что. От всех этих  угрызений, уверял он себя, человек только слабеет характером и не способен управлять своей судьбой, становится мягкотелым, а отсюда идет непонимание и порой пренебрежение со стороны знакомых и коллег по работе.
На рынке, сером и каком-то замызганном, продавцов было больше чем покупателей, и лица у некоторых продающих были хмурые и невыразительные. Казалось, что они через силу стоят здесь, делая превеликое одолжение тем, кто пришёл сюда потратить свои деньги. Он прибыл сюда, чтобы приобрести этот злочастный пучок укропа и после этого побыстрей убраться из этого городка.
Рыночные лужи проверяли на прочность его ботинки, но он и не смотрел под ноги, его взор блуждал по торговым рядам, в надежде найти тот единственный пропуск к предстоящему ночному счастью. Его заискивающе зазывали, предлагая то капусту, то картошку, то морковку со свеклой. Потом пошли заезжие фрукты, вычурная яркость которых в другой бы раз и соблазнила его раскошелиться. Но сегодня его интересовала пахучая травка, благодаря которой он, пусть хоть и на одну ночь, станет повелителем одной соблазнительной прелестницы, любви которой добивались многие, а один, с  деньгами, даже женился. Но только он, Михаил Шевцов, смог завладеть её ветреным сердцем; так неужели теперь какой-то пучок укропа всё разрушит? А может, он просто сгущает краски, может она уже и забыла о своём странном желании, сидит и нетерпеливо ждёт его у окна и не потребует при встрече укропа. Глупо всё как-то, но если начал этот поиск и пообещал, то нужно идти до конца. А то приедет он без укропа, а она вдруг спросит о нём, что тогда - мокрой курицей смотреть ей в глазки и глупо оправдываться.               
И вдруг, о чудо! В самом краю овощного торгового ряда, у серой брезентовой палатки, он увидел пучок чего-то зелёного в руках сутулого бордового пальто с голубым беретом сверху. Сейчас этот пучок исчезнет в недрах пёстрой сумки, и тогда исчезнет вместе с ним и его последняя надежда. Он пустился бежать, толкнув кого-то по пути; бордовое пальто превратилось в старушку, держащую в правой руке, действительно, пучочек укропа. Она уже было сделала  движение этой рукой к сумке, но он ловко, не ожидая от самого себя такого, выдернул этот пучок из её слабенького бледно-розового кулачка. Та обернула на него удивлённое лицо, так удивляются дети в младенческом возрасте, у которых забрали вдруг любимую игрушку. Он старался не смотреть на старушечье удивление и сразу обратился к продавцу, дородной круглолицей даме, уже готовой от возмущения произнести нелестные слова в его адрес:
- Скажите, у вас ещё такой есть? Мне очень, очень нужно. Плачу любую цену.
- Это  последний, а как у вас хватает со …
И тут торговка увидела перед своим носом стодолларовую купюру, в нерешительности замялась, смягчив тон:
-  Даже не знаю … Завтра будет много укропа …. А что скажет бабуля?
Крепкая хваткая рука все-таки потянулась к деньгам.  Продавщица посмотрела на бабульку взглядом, говорящим:  «Ну что я могу поделать?»  В ответ старушечка запричитала:
- Хотела приболевшему деду супчика куриного сварить, с укропчиком хорошо бы было, и на тебе – из рук выдёргивают.
Но Михаил уже не слышал ни о дедуле, ни о супчике – он на всех парах несся к своей машине, видя только в ней сейчас надежное укрытие от всего этого чужого, серого, промозглого рыночного мира. В машине он откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза …
Город провожал его добрым дождём, за стеклом мир акварельно расплылся, распух как - то.
Он ругал за медлительность светофоры и ехавших впереди водителей. Ему быстрей хотелось выскочить на трассу и дам дать жару.
Блин, если б  впопыхах не забыл телефон, то позвонил бы ей, сказал, что приказание госпожи выполнено, и что он надеется на бурное вознаграждение предстоящей ночью. А вдруг она передумала есть этих раков с укропом? Тогда … тогда он её бросит, нечего голову морочить. Нет, так не должно быть. Тут представилось ему, как она нежно целует его в щёку, в благодарность за такой сумасбродный поступок, обещающе томно глядит и зовёт на кухню похрустеть раками; и будут раки сладко пахнуть укропчиком ….
К самому особняку он так и не доехал: её красное «Пежо» стояло у развилки. Когда он подошёл, она даже не вышла, открыла стекло и протянула ему его телефон.
- Сережа приехал, - не глядя на него, сухо произнесла. – Он нашёл твой телефон в ванной. Теперь он всё знает, он выдвинул ультиматум …. Мы должны расстаться … Ты должен меня понять ….
Он хотел было умолять её  бросить нелюбимого мужа, сейчас же уйти с ним, но глядя на её по-детски беспомощное, растерянное личико, понял, что не стоит этого делать.
- Ну что ж, пока? – как можно спокойнее произнёс он, швырнул в придорожные кусты телефон и направился к свой машине.
Когда его «Ауди» нервно тронулось, Анечка увидела, как из открытого окна на обочину полетел зелёный пучок.
- Достал всё-таки,- печально выдохнула она и, уткнувшись лицом в руль, зарыдала.
               


               
               

               
   
 


   
               


 




























         ПУЧОК УКРОПА      

                1.               
 Анечка Коробова, миловидная рыжая гарпия, в нежно – розовом, трепетном пеньюаре,  стрекозой слетела с синих шелков шикарного ночного ковчега в прохладу просторной спальни.
- Мишель, ты где? –  зазвенел колокольчиком её голосок. Засеменила голыми ногами в поисках своего ненаглядного.
- Мишель, ну ты где? – теперь уже мягко, по-кошачьи, позвала она.
Ну где же её Мишель, Михасик, Микимаусик? Если говорить проще и не в присутствии влюблённой дамы – Михаил Шевцов, служащий  среднего звена одного из подмосковных банков, молодой симпатичный  человек, как и многие столичные и околостоличные люди, ценящий комфорт и качество жизни, не забивающий себе голову сложностями как самой жизни, так и отношениями в любовных делах, поэтому всегда находящийся, в свободное от офиса время, в окружении прекраснейших особ, чаще всего замужних и состоятельных, одной из которых и была наша  Анечка Коробова, очаровательное,  легкомысленное создание, до одури нравящаяся  как сорокалетнему мужу-дипломату, так и более молодым гражданам, не зарабатывающим на политике деньги. По долгу службы её муж часто отсутствовал, и она оставалась одна, скучая и томясь, пока не встретила его, Мишеля, мягкого, искрометного, готового на всё ради неё. Их бурный роман длился месяца три; начавшись, как это часто случается, в одном из многочисленных ночных клубов  Москвы, он получил продолжение в загородном трехэтажном особняке, естественно, в отсутствие мужа.
Мишель на кухне, метражом этак двадцать на десять, стоял у плиты, колдуя над кастрюлькой, от которой шёл пар.
- Что это у нас? – весело поинтересовалась она, чмокнула его в свежевыбритую щеку, заглянула в кастрюльку. Сквозь кипящую воду на неё пялились красные раки.
- Уже почти готовы. Только укропчика сейчас кину. Мишель полез в холодильник, долго там созерцал его внутренности, почему-то  разочарованно выдохнул:
- А укропа  - то нет.
      И тут вдруг лицо Анечки наигранно выказало неодобрение такому повороту событий, словно этот недостающий укроп к ракам  был таким необходимым и нужным  на данный момент, что заставил её очень преочень   расстроиться. Белый лобик её нахмурился: казалось, что она решает сложную жизненную задачу.
- Значит так, решительно произнесла она. – Раки без укропа, что наша с тобой ночь без поцелуев. Ты должен достать мне укропа, иначе сегодня будешь спать в гостиной.
- Анечка, помилуй, до города тридцать километров! – пробовал уразуметь он.
- Ничего не знаю -  достань! – холодно прочеканила она.
Мишель в недоумении развёл руками, понимая, что спорить бесполезно.
                2.
               
Дорога на Сергиевск ему казалась утомительно долгой и однообразной, хотя и гнал он под сто. А еще вчера вечером летел пушинкой к своей ненаглядной, и вся трасса была залита теплым, несмотря на робкое дыхание марта, светом. Еще вдоль обочины лежал ещё тот, февральский снег, и корявые руки деревьев едва-едва наливались живородящей еле заметной краснотой. Сегодня снег присел, обрюзг, и было теплее, но молочно-серое одеяло небес давило на окружающий мир, делая его мельче, будничнее, а тут еще паршивое настроение из-за этого дурацкого пучка укропа. И дернуло же его варить этих раков. И вообще – за этот укроп не нужно было вспоминать, и без него можно было варить. Где ж теперь искать его, в такое время-то.  В первую очередь, нужно посетить центральный рынок, нет, сначала лучше по супермаркетам прошвырнуться, благо их всего парочка на весь городок. Сам город – так себе: за  полдня его можно так досконально изучить, пересчитав при этом всех его бездомных собак, увидеть яркий фасад единственной гостиницы в три этажа, претендующей на роскошь разве только солидной платной автостоянкой и отражающей в своих окнах здание мэрии. А можно ещё, для общего развития, потолкаться на барахолке, купив себе совсем  ненужную вещь, а так, лишь бы каким предметом отметить своё пребывание здесь, да много ещё чего ненужного можно сделать в этом городишке.
Теперь же этот город стал  интересен Мишелю из-за несчастного пучка укропа, улучшающего вкус раков, которых он собирался съесть со своей капризной красавицей; теперь от этого пучка пряной травы зависело то, как он проведёт предстоящую ночь: в одиночестве, на коврике роскошной гостиной или в объятьях страстной прелестницы на спальных шелках.
В  ярко - пёстром гламурном царстве супермаркета для скромного укропа места не оказалось, зато встретил свою бывшую однокурсницу, сидевшей за кассой. Та было сначала смутилась, но потом, натянуто улыбнувшись, спросила традиционное: «как дела», как - будто они только вчера виделись и ей действительно было интересно, как он живёт. Он ответил такое же традиционное «нормально», хотя у самого было очень пасмурно на душе. А училась-то Танька хорошо, в аспирантуру, было, собиралась; наверное, замуж выскочила, не до высоких экономических материй было, а теперь вот житуха дипломированного экономиста за прилавок кинула, а могла и его перекособочить, ещё как могла.
Он ехал по городским колдобинам в сторону рынка со странным чувством: ему казалось, что весь город знает о цели его визита, и что каждый тычет в его сторону – это, мол, тот, который  ищет укроп, чтобы вечером … А дальше этот самый каждый продолжал размышлять уже в меру обузданности своей фантазии. Он ругал себя, считал, что причиной всех этих идиотских мыслей является его мнительность, и что надо избавляться от всех этих комплексов вины неизвестно перед кем и неизвестно за что. От всех этих  угрызений, уверял он себя, человек только слабеет характером и не способен управлять своей судьбой, становится мягкотелым, а отсюда идет непонимание и порой пренебрежение со стороны знакомых и коллег по работе.
На рынке, сером и каком-то замызганном, продавцов было больше чем покупателей, и лица у некоторых продающих были хмурые и невыразительные. Казалось, что они через силу стоят здесь, делая превеликое одолжение тем, кто пришёл сюда потратить свои деньги. Он прибыл сюда, чтобы приобрести этот злочастный пучок укропа и после этого побыстрей убраться из этого городка.
Рыночные лужи проверяли на прочность его ботинки, но он и не смотрел под ноги, его взор блуждал по торговым рядам, в надежде найти тот единственный пропуск к предстоящему ночному счастью. Его заискивающе зазывали, предлагая то капусту, то картошку, то морковку со свеклой. Потом пошли заезжие фрукты, вычурная яркость которых в другой бы раз и соблазнила его раскошелиться. Но сегодня его интересовала пахучая травка, благодаря которой он, пусть хоть и на одну ночь, станет повелителем одной соблазнительной прелестницы, любви которой добивались многие, а один, с  деньгами, даже женился. Но только он, Михаил Шевцов, смог завладеть её ветреным сердцем; так неужели теперь какой-то пучок укропа всё разрушит? А может, он просто сгущает краски, может она уже и забыла о своём странном желании, сидит и нетерпеливо ждёт его у окна и не потребует при встрече укропа. Глупо всё как-то, но если начал этот поиск и пообещал, то нужно идти до конца. А то приедет он без укропа, а она вдруг спросит о нём, что тогда - мокрой курицей смотреть ей в глазки и глупо оправдываться.               
И вдруг, о чудо! В самом краю овощного торгового ряда, у серой брезентовой палатки, он увидел пучок чего-то зелёного в руках сутулого бордового пальто с голубым беретом сверху. Сейчас этот пучок исчезнет в недрах пёстрой сумки, и тогда исчезнет вместе с ним и его последняя надежда. Он пустился бежать, толкнув кого-то по пути; бордовое пальто превратилось в старушку, держащую в правой руке, действительно, пучочек укропа. Она уже было сделала  движение этой рукой к сумке, но он ловко, не ожидая от самого себя такого, выдернул этот пучок из её слабенького бледно-розового кулачка. Та обернула на него удивлённое лицо, так удивляются дети в младенческом возрасте, у которых забрали вдруг любимую игрушку. Он старался не смотреть на старушечье удивление и сразу обратился к продавцу, дородной круглолицей даме, уже готовой от возмущения произнести нелестные слова в его адрес:
- Скажите, у вас ещё такой есть? Мне очень, очень нужно. Плачу любую цену.
- Это  последний, а как у вас хватает со …
И тут торговка увидела перед своим носом стодолларовую купюру, в нерешительности замялась, смягчив тон:
-  Даже не знаю … Завтра будет много укропа …. А что скажет бабуля?
Крепкая хваткая рука все-таки потянулась к деньгам.  Продавщица посмотрела на бабульку взглядом, говорящим:  «Ну что я могу поделать?»  В ответ старушечка запричитала:
- Хотела приболевшему деду супчика куриного сварить, с укропчиком хорошо бы было, и на тебе – из рук выдёргивают.
Но Михаил уже не слышал ни о дедуле, ни о супчике – он на всех парах несся к своей машине, видя только в ней сейчас надежное укрытие от всего этого чужого, серого, промозглого рыночного мира. В машине он откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза …
Город провожал его добрым дождём, за стеклом мир акварельно расплылся, распух как - то.
Он ругал за медлительность светофоры и ехавших впереди водителей. Ему быстрей хотелось выскочить на трассу и дам дать жару.
Блин, если б  впопыхах не забыл телефон, то позвонил бы ей, сказал, что приказание госпожи выполнено, и что он надеется на бурное вознаграждение предстоящей ночью. А вдруг она передумала есть этих раков с укропом? Тогда … тогда он её бросит, нечего голову морочить. Нет, так не должно быть. Тут представилось ему, как она нежно целует его в щёку, в благодарность за такой сумасбродный поступок, обещающе томно глядит и зовёт на кухню похрустеть раками; и будут раки сладко пахнуть укропчиком ….
К самому особняку он так и не доехал: её красное «Пежо» стояло у развилки. Когда он подошёл, она даже не вышла, открыла стекло и протянула ему его телефон.
- Сережа приехал, - не глядя на него, сухо произнесла. – Он нашёл твой телефон в ванной. Теперь он всё знает, он выдвинул ультиматум …. Мы должны расстаться … Ты должен меня понять ….
Он хотел было умолять её  бросить нелюбимого мужа, сейчас же уйти с ним, но глядя на её по-детски беспомощное, растерянное личико, понял, что не стоит этого делать.
- Ну что ж, пока? – как можно спокойнее произнёс он, швырнул в придорожные кусты телефон и направился к свой машине.
Когда его «Ауди» нервно тронулось, Анечка увидела, как из открытого окна на обочину полетел зелёный пучок.
- Достал всё-таки,- печально выдохнула она и, уткнувшись лицом в руль, зарыдала.
               


               
               

               
   
 


   
               


 




























         ПУЧОК УКРОПА      

                1.               
 Анечка Коробова, миловидная рыжая гарпия, в нежно – розовом, трепетном пеньюаре,  стрекозой слетела с синих шелков шикарного ночного ковчега в прохладу просторной спальни.
- Мишель, ты где? –  зазвенел колокольчиком её голосок. Засеменила голыми ногами в поисках своего ненаглядного.
- Мишель, ну ты где? – теперь уже мягко, по-кошачьи, позвала она.
Ну где же её Мишель, Михасик, Микимаусик? Если говорить проще и не в присутствии влюблённой дамы – Михаил Шевцов, служащий  среднего звена одного из подмосковных банков, молодой симпатичный  человек, как и многие столичные и околостоличные люди, ценящий комфорт и качество жизни, не забивающий себе голову сложностями как самой жизни, так и отношениями в любовных делах, поэтому всегда находящийся, в свободное от офиса время, в окружении прекраснейших особ, чаще всего замужних и состоятельных, одной из которых и была наша  Анечка Коробова, очаровательное,  легкомысленное создание, до одури нравящаяся  как сорокалетнему мужу-дипломату, так и более молодым гражданам, не зарабатывающим на политике деньги. По долгу службы её муж часто отсутствовал, и она оставалась одна, скучая и томясь, пока не встретила его, Мишеля, мягкого, искрометного, готового на всё ради неё. Их бурный роман длился месяца три; начавшись, как это часто случается, в одном из многочисленных ночных клубов  Москвы, он получил продолжение в загородном трехэтажном особняке, естественно, в отсутствие мужа.
Мишель на кухне, метражом этак двадцать на десять, стоял у плиты, колдуя над кастрюлькой, от которой шёл пар.
- Что это у нас? – весело поинтересовалась она, чмокнула его в свежевыбритую щеку, заглянула в кастрюльку. Сквозь кипящую воду на неё пялились красные раки.
- Уже почти готовы. Только укропчика сейчас кину. Мишель полез в холодильник, долго там созерцал его внутренности, почему-то  разочарованно выдохнул:
- А укропа  - то нет.
      И тут вдруг лицо Анечки наигранно выказало неодобрение такому повороту событий, словно этот недостающий укроп к ракам  был таким необходимым и нужным  на данный момент, что заставил её очень преочень   расстроиться. Белый лобик её нахмурился: казалось, что она решает сложную жизненную задачу.
- Значит так, решительно произнесла она. – Раки без укропа, что наша с тобой ночь без поцелуев. Ты должен достать мне укропа, иначе сегодня будешь спать в гостиной.
- Анечка, помилуй, до города тридцать километров! – пробовал уразуметь он.
- Ничего не знаю -  достань! – холодно прочеканила она.
Мишель в недоумении развёл руками, понимая, что спорить бесполезно.
                2.
               
Дорога на Сергиевск ему казалась утомительно долгой и однообразной, хотя и гнал он под сто. А еще вчера вечером летел пушинкой к своей ненаглядной, и вся трасса была залита теплым, несмотря на робкое дыхание марта, светом. Еще вдоль обочины лежал ещё тот, февральский снег, и корявые руки деревьев едва-едва наливались живородящей еле заметной краснотой. Сегодня снег присел, обрюзг, и было теплее, но молочно-серое одеяло небес давило на окружающий мир, делая его мельче, будничнее, а тут еще паршивое настроение из-за этого дурацкого пучка укропа. И дернуло же его варить этих раков. И вообще – за этот укроп не нужно было вспоминать, и без него можно было варить. Где ж теперь искать его, в такое время-то.  В первую очередь, нужно посетить центральный рынок, нет, сначала лучше по супермаркетам прошвырнуться, благо их всего парочка на весь городок. Сам город – так себе: за  полдня его можно так досконально изучить, пересчитав при этом всех его бездомных собак, увидеть яркий фасад единственной гостиницы в три этажа, претендующей на роскошь разве только солидной платной автостоянкой и отражающей в своих окнах здание мэрии. А можно ещё, для общего развития, потолкаться на барахолке, купив себе совсем  ненужную вещь, а так, лишь бы каким предметом отметить своё пребывание здесь, да много ещё чего ненужного можно сделать в этом городишке.
Теперь же этот город стал  интересен Мишелю из-за несчастного пучка укропа, улучшающего вкус раков, которых он собирался съесть со своей капризной красавицей; теперь от этого пучка пряной травы зависело то, как он проведёт предстоящую ночь: в одиночестве, на коврике роскошной гостиной или в объятьях страстной прелестницы на спальных шелках.
В  ярко - пёстром гламурном царстве супермаркета для скромного укропа места не оказалось, зато встретил свою бывшую однокурсницу, сидевшей за кассой. Та было сначала смутилась, но потом, натянуто улыбнувшись, спросила традиционное: «как дела», как - будто они только вчера виделись и ей действительно было интересно, как он живёт. Он ответил такое же традиционное «нормально», хотя у самого было очень пасмурно на душе. А училась-то Танька хорошо, в аспирантуру, было, собиралась; наверное, замуж выскочила, не до высоких экономических материй было, а теперь вот житуха дипломированного экономиста за прилавок кинула, а могла и его перекособочить, ещё как могла.
Он ехал по городским колдобинам в сторону рынка со странным чувством: ему казалось, что весь город знает о цели его визита, и что каждый тычет в его сторону – это, мол, тот, который  ищет укроп, чтобы вечером … А дальше этот самый каждый продолжал размышлять уже в меру обузданности своей фантазии. Он ругал себя, считал, что причиной всех этих идиотских мыслей является его мнительность, и что надо избавляться от всех этих комплексов вины неизвестно перед кем и неизвестно за что. От всех этих  угрызений, уверял он себя, человек только слабеет характером и не способен управлять своей судьбой, становится мягкотелым, а отсюда идет непонимание и порой пренебрежение со стороны знакомых и коллег по работе.
На рынке, сером и каком-то замызганном, продавцов было больше чем покупателей, и лица у некоторых продающих были хмурые и невыразительные. Казалось, что они через силу стоят здесь, делая превеликое одолжение тем, кто пришёл сюда потратить свои деньги. Он прибыл сюда, чтобы приобрести этот злочастный пучок укропа и после этого побыстрей убраться из этого городка.
Рыночные лужи проверяли на прочность его ботинки, но он и не смотрел под ноги, его взор блуждал по торговым рядам, в надежде найти тот единственный пропуск к предстоящему ночному счастью. Его заискивающе зазывали, предлагая то капусту, то картошку, то морковку со свеклой. Потом пошли заезжие фрукты, вычурная яркость которых в другой бы раз и соблазнила его раскошелиться. Но сегодня его интересовала пахучая травка, благодаря которой он, пусть хоть и на одну ночь, станет повелителем одной соблазнительной прелестницы, любви которой добивались многие, а один, с  деньгами, даже женился. Но только он, Михаил Шевцов, смог завладеть её ветреным сердцем; так неужели теперь какой-то пучок укропа всё разрушит? А может, он просто сгущает краски, может она уже и забыла о своём странном желании, сидит и нетерпеливо ждёт его у окна и не потребует при встрече укропа. Глупо всё как-то, но если начал этот поиск и пообещал, то нужно идти до конца. А то приедет он без укропа, а она вдруг спросит о нём, что тогда - мокрой курицей смотреть ей в глазки и глупо оправдываться.               
И вдруг, о чудо! В самом краю овощного торгового ряда, у серой брезентовой палатки, он увидел пучок чего-то зелёного в руках сутулого бордового пальто с голубым беретом сверху. Сейчас этот пучок исчезнет в недрах пёстрой сумки, и тогда исчезнет вместе с ним и его последняя надежда. Он пустился бежать, толкнув кого-то по пути; бордовое пальто превратилось в старушку, держащую в правой руке, действительно, пучочек укропа. Она уже было сделала  движение этой рукой к сумке, но он ловко, не ожидая от самого себя такого, выдернул этот пучок из её слабенького бледно-розового кулачка. Та обернула на него удивлённое лицо, так удивляются дети в младенческом возрасте, у которых забрали вдруг любимую игрушку. Он старался не смотреть на старушечье удивление и сразу обратился к продавцу, дородной круглолицей даме, уже готовой от возмущения произнести нелестные слова в его адрес:
- Скажите, у вас ещё такой есть? Мне очень, очень нужно. Плачу любую цену.
- Это  последний, а как у вас хватает со …
И тут торговка увидела перед своим носом стодолларовую купюру, в нерешительности замялась, смягчив тон:
-  Даже не знаю … Завтра будет много укропа …. А что скажет бабуля?
Крепкая хваткая рука все-таки потянулась к деньгам.  Продавщица посмотрела на бабульку взглядом, говорящим:  «Ну что я могу поделать?»  В ответ старушечка запричитала:
- Хотела приболевшему деду супчика куриного сварить, с укропчиком хорошо бы было, и на тебе – из рук выдёргивают.
Но Михаил уже не слышал ни о дедуле, ни о супчике – он на всех парах несся к своей машине, видя только в ней сейчас надежное укрытие от всего этого чужого, серого, промозглого рыночного мира. В машине он откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза …
Город провожал его добрым дождём, за стеклом мир акварельно расплылся, распух как - то.
Он ругал за медлительность светофоры и ехавших впереди водителей. Ему быстрей хотелось выскочить на трассу и дам дать жару.
Блин, если б  впопыхах не забыл телефон, то позвонил бы ей, сказал, что приказание госпожи выполнено, и что он надеется на бурное вознаграждение предстоящей ночью. А вдруг она передумала есть этих раков с укропом? Тогда … тогда он её бросит, нечего голову морочить. Нет, так не должно быть. Тут представилось ему, как она нежно целует его в щёку, в благодарность за такой сумасбродный поступок, обещающе томно глядит и зовёт на кухню похрустеть раками; и будут раки сладко пахнуть укропчиком ….
К самому особняку он так и не доехал: её красное «Пежо» стояло у развилки. Когда он подошёл, она даже не вышла, открыла стекло и протянула ему его телефон.
- Сережа приехал, - не глядя на него, сухо произнесла. – Он нашёл твой телефон в ванной. Теперь он всё знает, он выдвинул ультиматум …. Мы должны расстаться … Ты должен меня понять ….
Он хотел было умолять её  бросить нелюбимого мужа, сейчас же уйти с ним, но глядя на её по-детски беспомощное, растерянное личико, понял, что не стоит этого делать.
- Ну что ж, пока? – как можно спокойнее произнёс он, швырнул в придорожные кусты телефон и направился к свой машине.
Когда его «Ауди» нервно тронулось, Анечка увидела, как из открытого окна на обочину полетел зелёный пучок.
- Достал всё-таки,- печально выдохнула она и, уткнувшись лицом в руль, зарыдала.
               


               
               

               
   
 


   
               


 




























         ПУЧОК УКРОПА      

                1.               
 Анечка Коробова, миловидная рыжая гарпия, в нежно – розовом, трепетном пеньюаре,  стрекозой слетела с синих шелков шикарного ночного ковчега в прохладу просторной спальни.
- Мишель, ты где? –  зазвенел колокольчиком её голосок. Засеменила голыми ногами в поисках своего ненаглядного.
- Мишель, ну ты где? – теперь уже мягко, по-кошачьи, позвала она.
Ну где же её Мишель, Михасик, Микимаусик? Если говорить проще и не в присутствии влюблённой дамы – Михаил Шевцов, служащий  среднего звена одного из подмосковных банков, молодой симпатичный  человек, как и многие столичные и околостоличные люди, ценящий комфорт и качество жизни, не забивающий себе голову сложностями как самой жизни, так и отношениями в любовных делах, поэтому всегда находящийся, в свободное от офиса время, в окружении прекраснейших особ, чаще всего замужних и состоятельных, одной из которых и была наша  Анечка Коробова, очаровательное,  легкомысленное создание, до одури нравящаяся  как сорокалетнему мужу-дипломату, так и более молодым гражданам, не зарабатывающим на политике деньги. По долгу службы её муж часто отсутствовал, и она оставалась одна, скучая и томясь, пока не встретила его, Мишеля, мягкого, искрометного, готового на всё ради неё. Их бурный роман длился месяца три; начавшись, как это часто случается, в одном из многочисленных ночных клубов  Москвы, он получил продолжение в загородном трехэтажном особняке, естественно, в отсутствие мужа.
Мишель на кухне, метражом этак двадцать на десять, стоял у плиты, колдуя над кастрюлькой, от которой шёл пар.
- Что это у нас? – весело поинтересовалась она, чмокнула его в свежевыбритую щеку, заглянула в кастрюльку. Сквозь кипящую воду на неё пялились красные раки.
- Уже почти готовы. Только укропчика сейчас кину. Мишель полез в холодильник, долго там созерцал его внутренности, почему-то  разочарованно выдохнул:
- А укропа  - то нет.
      И тут вдруг лицо Анечки наигранно выказало неодобрение такому повороту событий, словно этот недостающий укроп к ракам  был таким необходимым и нужным  на данный момент, что заставил её очень преочень   расстроиться. Белый лобик её нахмурился: казалось, что она решает сложную жизненную задачу.
- Значит так, решительно произнесла она. – Раки без укропа, что наша с тобой ночь без поцелуев. Ты должен достать мне укропа, иначе сегодня будешь спать в гостиной.
- Анечка, помилуй, до города тридцать километров! – пробовал уразуметь он.
- Ничего не знаю -  достань! – холодно прочеканила она.
Мишель в недоумении развёл руками, понимая, что спорить бесполезно.
                2.
               
Дорога на Сергиевск ему казалась утомительно долгой и однообразной, хотя и гнал он под сто. А еще вчера вечером летел пушинкой к своей ненаглядной, и вся трасса была залита теплым, несмотря на робкое дыхание марта, светом. Еще вдоль обочины лежал ещё тот, февральский снег, и корявые руки деревьев едва-едва наливались живородящей еле заметной краснотой. Сегодня снег присел, обрюзг, и было теплее, но молочно-серое одеяло небес давило на окружающий мир, делая его мельче, будничнее, а тут еще паршивое настроение из-за этого дурацкого пучка укропа. И дернуло же его варить этих раков. И вообще – за этот укроп не нужно было вспоминать, и без него можно было варить. Где ж теперь искать его, в такое время-то.  В первую очередь, нужно посетить центральный рынок, нет, сначала лучше по супермаркетам прошвырнуться, благо их всего парочка на весь городок. Сам город – так себе: за  полдня его можно так досконально изучить, пересчитав при этом всех его бездомных собак, увидеть яркий фасад единственной гостиницы в три этажа, претендующей на роскошь разве только солидной платной автостоянкой и отражающей в своих окнах здание мэрии. А можно ещё, для общего развития, потолкаться на барахолке, купив себе совсем  ненужную вещь, а так, лишь бы каким предметом отметить своё пребывание здесь, да много ещё чего ненужного можно сделать в этом городишке.
Теперь же этот город стал  интересен Мишелю из-за несчастного пучка укропа, улучшающего вкус раков, которых он собирался съесть со своей капризной красавицей; теперь от этого пучка пряной травы зависело то, как он проведёт предстоящую ночь: в одиночестве, на коврике роскошной гостиной или в объятьях страстной прелестницы на спальных шелках.
В  ярко - пёстром гламурном царстве супермаркета для скромного укропа места не оказалось, зато встретил свою бывшую однокурсницу, сидевшей за кассой. Та было сначала смутилась, но потом, натянуто улыбнувшись, спросила традиционное: «как дела», как - будто они только вчера виделись и ей действительно было интересно, как он живёт. Он ответил такое же традиционное «нормально», хотя у самого было очень пасмурно на душе. А училась-то Танька хорошо, в аспирантуру, было, собиралась; наверное, замуж выскочила, не до высоких экономических материй было, а теперь вот житуха дипломированного экономиста за прилавок кинула, а могла и его перекособочить, ещё как могла.
Он ехал по городским колдобинам в сторону рынка со странным чувством: ему казалось, что весь город знает о цели его визита, и что каждый тычет в его сторону – это, мол, тот, который  ищет укроп, чтобы вечером … А дальше этот самый каждый продолжал размышлять уже в меру обузданности своей фантазии. Он ругал себя, считал, что причиной всех этих идиотских мыслей является его мнительность, и что надо избавляться от всех этих комплексов вины неизвестно перед кем и неизвестно за что. От всех этих  угрызений, уверял он себя, человек только слабеет характером и не способен управлять своей судьбой, становится мягкотелым, а отсюда идет непонимание и порой пренебрежение со стороны знакомых и коллег по работе.
На рынке, сером и каком-то замызганном, продавцов было больше чем покупателей, и лица у некоторых продающих были хмурые и невыразительные. Казалось, что они через силу стоят здесь, делая превеликое одолжение тем, кто пришёл сюда потратить свои деньги. Он прибыл сюда, чтобы приобрести этот злочастный пучок укропа и после этого побыстрей убраться из этого городка.
Рыночные лужи проверяли на прочность его ботинки, но он и не смотрел под ноги, его взор блуждал по торговым рядам, в надежде найти тот единственный пропуск к предстоящему ночному счастью. Его заискивающе зазывали, предлагая то капусту, то картошку, то морковку со свеклой. Потом пошли заезжие фрукты, вычурная яркость которых в другой бы раз и соблазнила его раскошелиться. Но сегодня его интересовала пахучая травка, благодаря которой он, пусть хоть и на одну ночь, станет повелителем одной соблазнительной прелестницы, любви которой добивались многие, а один, с  деньгами, даже женился. Но только он, Михаил Шевцов, смог завладеть её ветреным сердцем; так неужели теперь какой-то пучок укропа всё разрушит? А может, он просто сгущает краски, может она уже и забыла о своём странном желании, сидит и нетерпеливо ждёт его у окна и не потребует при встрече укропа. Глупо всё как-то, но если начал этот поиск и пообещал, то нужно идти до конца. А то приедет он без укропа, а она вдруг спросит о нём, что тогда - мокрой курицей смотреть ей в глазки и глупо оправдываться.               
И вдруг, о чудо! В самом краю овощного торгового ряда, у серой брезентовой палатки, он увидел пучок чего-то зелёного в руках сутулого бордового пальто с голубым беретом сверху. Сейчас этот пучок исчезнет в недрах пёстрой сумки, и тогда исчезнет вместе с ним и его последняя надежда. Он пустился бежать, толкнув кого-то по пути; бордовое пальто превратилось в старушку, держащую в правой руке, действительно, пучочек укропа. Она уже было сделала  движение этой рукой к сумке, но он ловко, не ожидая от самого себя такого, выдернул этот пучок из её слабенького бледно-розового кулачка. Та обернула на него удивлённое лицо, так удивляются дети в младенческом возрасте, у которых забрали вдруг любимую игрушку. Он старался не смотреть на старушечье удивление и сразу обратился к продавцу, дородной круглолицей даме, уже готовой от возмущения произнести нелестные слова в его адрес:
- Скажите, у вас ещё такой есть? Мне очень, очень нужно. Плачу любую цену.
- Это  последний, а как у вас хватает со …
И тут торговка увидела перед своим носом стодолларовую купюру, в нерешительности замялась, смягчив тон:
-  Даже не знаю … Завтра будет много укропа …. А что скажет бабуля?
Крепкая хваткая рука все-таки потянулась к деньгам.  Продавщица посмотрела на бабульку взглядом, говорящим:  «Ну что я могу поделать?»  В ответ старушечка запричитала:
- Хотела приболевшему деду супчика куриного сварить, с укропчиком хорошо бы было, и на тебе – из рук выдёргивают.
Но Михаил уже не слышал ни о дедуле, ни о супчике – он на всех парах несся к своей машине, видя только в ней сейчас надежное укрытие от всего этого чужого, серого, промозглого рыночного мира. В машине он откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза …
Город провожал его добрым дождём, за стеклом мир акварельно расплылся, распух как - то.
Он ругал за медлительность светофоры и ехавших впереди водителей. Ему быстрей хотелось выскочить на трассу и дам дать жару.
Блин, если б  впопыхах не забыл телефон, то позвонил бы ей, сказал, что приказание госпожи выполнено, и что он надеется на бурное вознаграждение предстоящей ночью. А вдруг она передумала есть этих раков с укропом? Тогда … тогда он её бросит, нечего голову морочить. Нет, так не должно быть. Тут представилось ему, как она нежно целует его в щёку, в благодарность за такой сумасбродный поступок, обещающе томно глядит и зовёт на кухню похрустеть раками; и будут раки сладко пахнуть укропчиком ….
К самому особняку он так и не доехал: её красное «Пежо» стояло у развилки. Когда он подошёл, она даже не вышла, открыла стекло и протянула ему его телефон.
- Сережа приехал, - не глядя на него, сухо произнесла. – Он нашёл твой телефон в ванной. Теперь он всё знает, он выдвинул ультиматум …. Мы должны расстаться … Ты должен меня понять ….
Он хотел было умолять её  бросить нелюбимого мужа, сейчас же уйти с ним, но глядя на её по-детски беспомощное, растерянное личико, понял, что не стоит этого делать.
- Ну что ж, пока? – как можно спокойнее произнёс он, швырнул в придорожные кусты телефон и направился к свой машине.
Когда его «Ауди» нервно тронулось, Анечка увидела, как из открытого окна на обочину полетел зелёный пучок.
- Достал всё-таки,- печально выдохнула она и, уткнувшись лицом в руль, зарыдала.
               


               
               

               
   
 


   
               


 




























         ПУЧОК УКРОПА      

                1.               
 Анечка Коробова, миловидная рыжая гарпия, в нежно – розовом, трепетном пеньюаре,  стрекозой слетела с синих шелков шикарного ночного ковчега в прохладу просторной спальни.
- Мишель, ты где? –  зазвенел колокольчиком её голосок. Засеменила голыми ногами в поисках своего ненаглядного.
- Мишель, ну ты где? – теперь уже мягко, по-кошачьи, позвала она.
Ну где же её Мишель, Михасик, Микимаусик? Если говорить проще и не в присутствии влюблённой дамы – Михаил Шевцов, служащий  среднего звена одного из подмосковных банков, молодой симпатичный  человек, как и многие столичные и околостоличные люди, ценящий комфорт и качество жизни, не забивающий себе голову сложностями как самой жизни, так и отношениями в любовных делах, поэтому всегда находящийся, в свободное от офиса время, в окружении прекраснейших особ, чаще всего замужних и состоятельных, одной из которых и была наша  Анечка Коробова, очаровательное,  легкомысленное создание, до одури нравящаяся  как сорокалетнему мужу-дипломату, так и более молодым гражданам, не зарабатывающим на политике деньги. По долгу службы её муж часто отсутствовал, и она оставалась одна, скучая и томясь, пока не встретила его, Мишеля, мягкого, искрометного, готового на всё ради неё. Их бурный роман длился месяца три; начавшись, как это часто случается, в одном из многочисленных ночных клубов  Москвы, он получил продолжение в загородном трехэтажном особняке, естественно, в отсутствие мужа.
Мишель на кухне, метражом этак двадцать на десять, стоял у плиты, колдуя над кастрюлькой, от которой шёл пар.
- Что это у нас? – весело поинтересовалась она, чмокнула его в свежевыбритую щеку, заглянула в кастрюльку. Сквозь кипящую воду на неё пялились красные раки.
- Уже почти готовы. Только укропчика сейчас кину. Мишель полез в холодильник, долго там созерцал его внутренности, почему-то  разочарованно выдохнул:
- А укропа  - то нет.
      И тут вдруг лицо Анечки наигранно выказало неодобрение такому повороту событий, словно этот недостающий укроп к ракам  был таким необходимым и нужным  на данный момент, что заставил её очень преочень   расстроиться. Белый лобик её нахмурился: казалось, что она решает сложную жизненную задачу.
- Значит так, решительно произнесла она. – Раки без укропа, что наша с тобой ночь без поцелуев. Ты должен достать мне укропа, иначе сегодня будешь спать в гостиной.
- Анечка, помилуй, до города тридцать километров! – пробовал уразуметь он.
- Ничего не знаю -  достань! – холодно прочеканила она.
Мишель в недоумении развёл руками, понимая, что спорить бесполезно.
                2.
               
Дорога на Сергиевск ему казалась утомительно долгой и однообразной, хотя и гнал он под сто. А еще вчера вечером летел пушинкой к своей ненаглядной, и вся трасса была залита теплым, несмотря на робкое дыхание марта, светом. Еще вдоль обочины лежал ещё тот, февральский снег, и корявые руки деревьев едва-едва наливались живородящей еле заметной краснотой. Сегодня снег присел, обрюзг, и было теплее, но молочно-серое одеяло небес давило на окружающий мир, делая его мельче, будничнее, а тут еще паршивое настроение из-за этого дурацкого пучка укропа. И дернуло же его варить этих раков. И вообще – за этот укроп не нужно было вспоминать, и без него можно было варить. Где ж теперь искать его, в такое время-то.  В первую очередь, нужно посетить центральный рынок, нет, сначала лучше по супермаркетам прошвырнуться, благо их всего парочка на весь городок. Сам город – так себе: за  полдня его можно так досконально изучить, пересчитав при этом всех его бездомных собак, увидеть яркий фасад единственной гостиницы в три этажа, претендующей на роскошь разве только солидной платной автостоянкой и отражающей в своих окнах здание мэрии. А можно ещё, для общего развития, потолкаться на барахолке, купив себе совсем  ненужную вещь, а так, лишь бы каким предметом отметить своё пребывание здесь, да много ещё чего ненужного можно сделать в этом городишке.
Теперь же этот город стал  интересен Мишелю из-за несчастного пучка укропа, улучшающего вкус раков, которых он собирался съесть со своей капризной красавицей; теперь от этого пучка пряной травы зависело то, как он проведёт предстоящую ночь: в одиночестве, на коврике роскошной гостиной или в объятьях страстной прелестницы на спальных шелках.
В  ярко - пёстром гламурном царстве супермаркета для скромного укропа места не оказалось, зато встретил свою бывшую однокурсницу, сидевшей за кассой. Та было сначала смутилась, но потом, натянуто улыбнувшись, спросила традиционное: «как дела», как - будто они только вчера виделись и ей действительно было интересно, как он живёт. Он ответил такое же традиционное «нормально», хотя у самого было очень пасмурно на душе. А училась-то Танька хорошо, в аспирантуру, было, собиралась; наверное, замуж выскочила, не до высоких экономических материй было, а теперь вот житуха дипломированного экономиста за прилавок кинула, а могла и его перекособочить, ещё как могла.
Он ехал по городским колдобинам в сторону рынка со странным чувством: ему казалось, что весь город знает о цели его визита, и что каждый тычет в его сторону – это, мол, тот, который  ищет укроп, чтобы вечером … А дальше этот самый каждый продолжал размышлять уже в меру обузданности своей фантазии. Он ругал себя, считал, что причиной всех этих идиотских мыслей является его мнительность, и что надо избавляться от всех этих комплексов вины неизвестно перед кем и неизвестно за что. От всех этих  угрызений, уверял он себя, человек только слабеет характером и не способен управлять своей судьбой, становится мягкотелым, а отсюда идет непонимание и порой пренебрежение со стороны знакомых и коллег по работе.
На рынке, сером и каком-то замызганном, продавцов было больше чем покупателей, и лица у некоторых продающих были хмурые и невыразительные. Казалось, что они через силу стоят здесь, делая превеликое одолжение тем, кто пришёл сюда потратить свои деньги. Он прибыл сюда, чтобы приобрести этот злочастный пучок укропа и после этого побыстрей убраться из этого городка.
Рыночные лужи проверяли на прочность его ботинки, но он и не смотрел под ноги, его взор блуждал по торговым рядам, в надежде найти тот единственный пропуск к предстоящему ночному счастью. Его заискивающе зазывали, предлагая то капусту, то картошку, то морковку со свеклой. Потом пошли заезжие фрукты, вычурная яркость которых в другой бы раз и соблазнила его раскошелиться. Но сегодня его интересовала пахучая травка, благодаря которой он, пусть хоть и на одну ночь, станет повелителем одной соблазнительной прелестницы, любви которой добивались многие, а один, с  деньгами, даже женился. Но только он, Михаил Шевцов, смог завладеть её ветреным сердцем; так неужели теперь какой-то пучок укропа всё разрушит? А может, он просто сгущает краски, может она уже и забыла о своём странном желании, сидит и нетерпеливо ждёт его у окна и не потребует при встрече укропа. Глупо всё как-то, но если начал этот поиск и пообещал, то нужно идти до конца. А то приедет он без укропа, а она вдруг спросит о нём, что тогда - мокрой курицей смотреть ей в глазки и глупо оправдываться.               
И вдруг, о чудо! В самом краю овощного торгового ряда, у серой брезентовой палатки, он увидел пучок чего-то зелёного в руках сутулого бордового пальто с голубым беретом сверху. Сейчас этот пучок исчезнет в недрах пёстрой сумки, и тогда исчезнет вместе с ним и его последняя надежда. Он пустился бежать, толкнув кого-то по пути; бордовое пальто превратилось в старушку, держащую в правой руке, действительно, пучочек укропа. Она уже было сделала  движение этой рукой к сумке, но он ловко, не ожидая от самого себя такого, выдернул этот пучок из её слабенького бледно-розового кулачка. Та обернула на него удивлённое лицо, так удивляются дети в младенческом возрасте, у которых забрали вдруг любимую игрушку. Он старался не смотреть на старушечье удивление и сразу обратился к продавцу, дородной круглолицей даме, уже готовой от возмущения произнести нелестные слова в его адрес:
- Скажите, у вас ещё такой есть? Мне очень, очень нужно. Плачу любую цену.
- Это  последний, а как у вас хватает со …
И тут торговка увидела перед своим носом стодолларовую купюру, в нерешительности замялась, смягчив тон:
-  Даже не знаю … Завтра будет много укропа …. А что скажет бабуля?
Крепкая хваткая рука все-таки потянулась к деньгам.  Продавщица посмотрела на бабульку взглядом, говорящим:  «Ну что я могу поделать?»  В ответ старушечка запричитала:
- Хотела приболевшему деду супчика куриного сварить, с укропчиком хорошо бы было, и на тебе – из рук выдёргивают.
Но Михаил уже не слышал ни о дедуле, ни о супчике – он на всех парах несся к своей машине, видя только в ней сейчас надежное укрытие от всего этого чужого, серого, промозглого рыночного мира. В машине он откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза …
Город провожал его добрым дождём, за стеклом мир акварельно расплылся, распух как - то.
Он ругал за медлительность светофоры и ехавших впереди водителей. Ему быстрей хотелось выскочить на трассу и дам дать жару.
Блин, если б  впопыхах не забыл телефон, то позвонил бы ей, сказал, что приказание госпожи выполнено, и что он надеется на бурное вознаграждение предстоящей ночью. А вдруг она передумала есть этих раков с укропом? Тогда … тогда он её бросит, нечего голову морочить. Нет, так не должно быть. Тут представилось ему, как она нежно целует его в щёку, в благодарность за такой сумасбродный поступок, обещающе томно глядит и зовёт на кухню похрустеть раками; и будут раки сладко пахнуть укропчиком ….
К самому особняку он так и не доехал: её красное «Пежо» стояло у развилки. Когда он подошёл, она даже не вышла, открыла стекло и протянула ему его телефон.
- Сережа приехал, - не глядя на него, сухо произнесла. – Он нашёл твой телефон в ванной. Теперь он всё знает, он выдвинул ультиматум …. Мы должны расстаться … Ты должен меня понять ….
Он хотел было умолять её  бросить нелюбимого мужа, сейчас же уйти с ним, но глядя на её по-детски беспомощное, растерянное личико, понял, что не стоит этого делать.
- Ну что ж, пока? – как можно спокойнее произнёс он, швырнул в придорожные кусты телефон и направился к свой машине.
Когда его «Ауди» нервно тронулось, Анечка увидела, как из открытого окна на обочину полетел зелёный пучок.
- Достал всё-таки,- печально выдохнула она и, уткнувшись лицом в руль, зарыдала.
               


               
               

               
   
 


   
               


 




























         ПУЧОК УКРОПА      

                1.               
 Анечка Коробова, миловидная рыжая гарпия, в нежно – розовом, трепетном пеньюаре,  стрекозой слетела с синих шелков шикарного ночного ковчега в прохладу просторной спальни.
- Мишель, ты где? –  зазвенел колокольчиком её голосок. Засеменила голыми ногами в поисках своего ненаглядного.
- Мишель, ну ты где? – теперь уже мягко, по-кошачьи, позвала она.
Ну где же её Мишель, Михасик, Микимаусик? Если говорить проще и не в присутствии влюблённой дамы – Михаил Шевцов, служащий  среднего звена одного из подмосковных банков, молодой симпатичный  человек, как и многие столичные и околостоличные люди, ценящий комфорт и качество жизни, не забивающий себе голову сложностями как самой жизни, так и отношениями в любовных делах, поэтому всегда находящийся, в свободное от офиса время, в окружении прекраснейших особ, чаще всего замужних и состоятельных, одной из которых и была наша  Анечка Коробова, очаровательное,  легкомысленное создание, до одури нравящаяся  как сорокалетнему мужу-дипломату, так и более молодым гражданам, не зарабатывающим на политике деньги. По долгу службы её муж часто отсутствовал, и она оставалась одна, скучая и томясь, пока не встретила его, Мишеля, мягкого, искрометного, готового на всё ради неё. Их бурный роман длился месяца три; начавшись, как это часто случается, в одном из многочисленных ночных клубов  Москвы, он получил продолжение в загородном трехэтажном особняке, естественно, в отсутствие мужа.
Мишель на кухне, метражом этак двадцать на десять, стоял у плиты, колдуя над кастрюлькой, от которой шёл пар.
- Что это у нас? – весело поинтересовалась она, чмокнула его в свежевыбритую щеку, заглянула в кастрюльку. Сквозь кипящую воду на неё пялились красные раки.
- Уже почти готовы. Только укропчика сейчас кину. Мишель полез в холодильник, долго там созерцал его внутренности, почему-то  разочарованно выдохнул:
- А укропа  - то нет.
      И тут вдруг лицо Анечки наигранно выказало неодобрение такому повороту событий, словно этот недостающий укроп к ракам  был таким необходимым и нужным  на данный момент, что заставил её очень преочень   расстроиться. Белый лобик её нахмурился: казалось, что она решает сложную жизненную задачу.
- Значит так, решительно произнесла она. – Раки без укропа, что наша с тобой ночь без поцелуев. Ты должен достать мне укропа, иначе сегодня будешь спать в гостиной.
- Анечка, помилуй, до города тридцать километров! – пробовал уразуметь он.
- Ничего не знаю -  достань! – холодно прочеканила она.
Мишель в недоумении развёл руками, понимая, что спорить бесполезно.
                2.
               
Дорога на Сергиевск ему казалась утомительно долгой и однообразной, хотя и гнал он под сто. А еще вчера вечером летел пушинкой к своей ненаглядной, и вся трасса была залита теплым, несмотря на робкое дыхание марта, светом. Еще вдоль обочины лежал ещё тот, февральский снег, и корявые руки деревьев едва-едва наливались живородящей еле заметной краснотой. Сегодня снег присел, обрюзг, и было теплее, но молочно-серое одеяло небес давило на окружающий мир, делая его мельче, будничнее, а тут еще паршивое настроение из-за этого дурацкого пучка укропа. И дернуло же его варить этих раков. И вообще – за этот укроп не нужно было вспоминать, и без него можно было варить. Где ж теперь искать его, в такое время-то.  В первую очередь, нужно посетить центральный рынок, нет, сначала лучше по супермаркетам прошвырнуться, благо их всего парочка на весь городок. Сам город – так себе: за  полдня его можно так досконально изучить, пересчитав при этом всех его бездомных собак, увидеть яркий фасад единственной гостиницы в три этажа, претендующей на роскошь разве только солидной платной автостоянкой и отражающей в своих окнах здание мэрии. А можно ещё, для общего развития, потолкаться на барахолке, купив себе совсем  ненужную вещь, а так, лишь бы каким предметом отметить своё пребывание здесь, да много ещё чего ненужного можно сделать в этом городишке.
Теперь же этот город стал  интересен Мишелю из-за несчастного пучка укропа, улучшающего вкус раков, которых он собирался съесть со своей капризной красавицей; теперь от этого пучка пряной травы зависело то, как он проведёт предстоящую ночь: в одиночестве, на коврике роскошной гостиной или в объятьях страстной прелестницы на спальных шелках.
В  ярко - пёстром гламурном царстве супермаркета для скромного укропа места не оказалось, зато встретил свою бывшую однокурсницу, сидевшей за кассой. Та было сначала смутилась, но потом, натянуто улыбнувшись, спросила традиционное: «как дела», как - будто они только вчера виделись и ей действительно было интересно, как он живёт. Он ответил такое же традиционное «нормально», хотя у самого было очень пасмурно на душе. А училась-то Танька хорошо, в аспирантуру, было, собиралась; наверное, замуж выскочила, не до высоких экономических материй было, а теперь вот житуха дипломированного экономиста за прилавок кинула, а могла и его перекособочить, ещё как могла.
Он ехал по городским колдобинам в сторону рынка со странным чувством: ему казалось, что весь город знает о цели его визита, и что каждый тычет в его сторону – это, мол, тот, который  ищет укроп, чтобы вечером … А дальше этот самый каждый продолжал размышлять уже в меру обузданности своей фантазии. Он ругал себя, считал, что причиной всех этих идиотских мыслей является его мнительность, и что надо избавляться от всех этих комплексов вины неизвестно перед кем и неизвестно за что. От всех этих  угрызений, уверял он себя, человек только слабеет характером и не способен управлять своей судьбой, становится мягкотелым, а отсюда идет непонимание и порой пренебрежение со стороны знакомых и коллег по работе.
На рынке, сером и каком-то замызганном, продавцов было больше чем покупателей, и лица у некоторых продающих были хмурые и невыразительные. Казалось, что они через силу стоят здесь, делая превеликое одолжение тем, кто пришёл сюда потратить свои деньги. Он прибыл сюда, чтобы приобрести этот злочастный пучок укропа и после этого побыстрей убраться из этого городка.
Рыночные лужи проверяли на прочность его ботинки, но он и не смотрел под ноги, его взор блуждал по торговым рядам, в надежде найти тот единственный пропуск к предстоящему ночному счастью. Его заискивающе зазывали, предлагая то капусту, то картошку, то морковку со свеклой. Потом пошли заезжие фрукты, вычурная яркость которых в другой бы раз и соблазнила его раскошелиться. Но сегодня его интересовала пахучая травка, благодаря которой он, пусть хоть и на одну ночь, станет повелителем одной соблазнительной прелестницы, любви которой добивались многие, а один, с  деньгами, даже женился. Но только он, Михаил Шевцов, смог завладеть её ветреным сердцем; так неужели теперь какой-то пучок укропа всё разрушит? А может, он просто сгущает краски, может она уже и забыла о своём странном желании, сидит и нетерпеливо ждёт его у окна и не потребует при встрече укропа. Глупо всё как-то, но если начал этот поиск и пообещал, то нужно идти до конца. А то приедет он без укропа, а она вдруг спросит о нём, что тогда - мокрой курицей смотреть ей в глазки и глупо оправдываться.               
И вдруг, о чудо! В самом краю овощного торгового ряда, у серой брезентовой палатки, он увидел пучок чего-то зелёного в руках сутулого бордового пальто с голубым беретом сверху. Сейчас этот пучок исчезнет в недрах пёстрой сумки, и тогда исчезнет вместе с ним и его последняя надежда. Он пустился бежать, толкнув кого-то по пути; бордовое пальто превратилось в старушку, держащую в правой руке, действительно, пучочек укропа. Она уже было сделала  движение этой рукой к сумке, но он ловко, не ожидая от самого себя такого, выдернул этот пучок из её слабенького бледно-розового кулачка. Та обернула на него удивлённое лицо, так удивляются дети в младенческом возрасте, у которых забрали вдруг любимую игрушку. Он старался не смотреть на старушечье удивление и сразу обратился к продавцу, дородной круглолицей даме, уже готовой от возмущения произнести нелестные слова в его адрес:
- Скажите, у вас ещё такой есть? Мне очень, очень нужно. Плачу любую цену.
- Это  последний, а как у вас хватает со …
И тут торговка увидела перед своим носом стодолларовую купюру, в нерешительности замялась, смягчив тон:
-  Даже не знаю … Завтра будет много укропа …. А что скажет бабуля?
Крепкая хваткая рука все-таки потянулась к деньгам.  Продавщица посмотрела на бабульку взглядом, говорящим:  «Ну что я могу поделать?»  В ответ старушечка запричитала:
- Хотела приболевшему деду супчика куриного сварить, с укропчиком хорошо бы было, и на тебе – из рук выдёргивают.
Но Михаил уже не слышал ни о дедуле, ни о супчике – он на всех парах несся к своей машине, видя только в ней сейчас надежное укрытие от всего этого чужого, серого, промозглого рыночного мира. В машине он откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза …
Город провожал его добрым дождём, за стеклом мир акварельно расплылся, распух как - то.
Он ругал за медлительность светофоры и ехавших впереди водителей. Ему быстрей хотелось выскочить на трассу и дам дать жару.
Блин, если б  впопыхах не забыл телефон, то позвонил бы ей, сказал, что приказание госпожи выполнено, и что он надеется на бурное вознаграждение предстоящей ночью. А вдруг она передумала есть этих раков с укропом? Тогда … тогда он её бросит, нечего голову морочить. Нет, так не должно быть. Тут представилось ему, как она нежно целует его в щёку, в благодарность за такой сумасбродный поступок, обещающе томно глядит и зовёт на кухню похрустеть раками; и будут раки сладко пахнуть укропчиком ….
К самому особняку он так и не доехал: её красное «Пежо» стояло у развилки. Когда он подошёл, она даже не вышла, открыла стекло и протянула ему его телефон.
- Сережа приехал, - не глядя на него, сухо произнесла. – Он нашёл твой телефон в ванной. Теперь он всё знает, он выдвинул ультиматум …. Мы должны расстаться … Ты должен меня понять ….
Он хотел было умолять её  бросить нелюбимого мужа, сейчас же уйти с ним, но глядя на её по-детски беспомощное, растерянное личико, понял, что не стоит этого делать.
- Ну что ж, пока? – как можно спокойнее произнёс он, швырнул в придорожные кусты телефон и направился к свой машине.
Когда его «Ауди» нервно тронулось, Анечка увидела, как из открытого окна на обочину полетел зелёный пучок.
- Достал всё-таки,- печально выдохнула она и, уткнувшись лицом в руль, зарыдала.
               


               
               

               
   
 


   
               


 




























         ПУЧОК УКРОПА      

                1.               
 Анечка Коробова, миловидная рыжая гарпия, в нежно – розовом, трепетном пеньюаре,  стрекозой слетела с синих шелков шикарного ночного ковчега в прохладу просторной спальни.
- Мишель, ты где? –  зазвенел колокольчиком её голосок. Засеменила голыми ногами в поисках своего ненаглядного.
- Мишель, ну ты где? – теперь уже мягко, по-кошачьи, позвала она.
Ну где же её Мишель, Михасик, Микимаусик? Если говорить проще и не в присутствии влюблённой дамы – Михаил Шевцов, служащий  среднего звена одного из подмосковных банков, молодой симпатичный  человек, как и многие столичные и околостоличные люди, ценящий комфорт и качество жизни, не забивающий себе голову сложностями как самой жизни, так и отношениями в любовных делах, поэтому всегда находящийся, в свободное от офиса время, в окружении прекраснейших особ, чаще всего замужних и состоятельных, одной из которых и была наша  Анечка Коробова, очаровательное,  легкомысленное создание, до одури нравящаяся  как сорокалетнему мужу-дипломату, так и более молодым гражданам, не зарабатывающим на политике деньги. По долгу службы её муж часто отсутствовал, и она оставалась одна, скучая и томясь, пока не встретила его, Мишеля, мягкого, искрометного, готового на всё ради неё. Их бурный роман длился месяца три; начавшись, как это часто случается, в одном из многочисленных ночных клубов  Москвы, он получил продолжение в загородном трехэтажном особняке, естественно, в отсутствие мужа.
Мишель на кухне, метражом этак двадцать на десять, стоял у плиты, колдуя над кастрюлькой, от которой шёл пар.
- Что это у нас? – весело поинтересовалась она, чмокнула его в свежевыбритую щеку, заглянула в кастрюльку. Сквозь кипящую воду на неё пялились красные раки.
- Уже почти готовы. Только укропчика сейчас кину. Мишель полез в холодильник, долго там созерцал его внутренности, почему-то  разочарованно выдохнул:
- А укропа  - то нет.
      И тут вдруг лицо Анечки наигранно выказало неодобрение такому повороту событий, словно этот недостающий укроп к ракам  был таким необходимым и нужным  на данный момент, что заставил её очень преочень   расстроиться. Белый лобик её нахмурился: казалось, что она решает сложную жизненную задачу.
- Значит так, решительно произнесла она. – Раки без укропа, что наша с тобой ночь без поцелуев. Ты должен достать мне укропа, иначе сегодня будешь спать в гостиной.
- Анечка, помилуй, до города тридцать километров! – пробовал уразуметь он.
- Ничего не знаю -  достань! – холодно прочеканила она.
Мишель в недоумении развёл руками, понимая, что спорить бесполезно.
                2.
               
Дорога на Сергиевск ему казалась утомительно долгой и однообразной, хотя и гнал он под сто. А еще вчера вечером летел пушинкой к своей ненаглядной, и вся трасса была залита теплым, несмотря на робкое дыхание марта, светом. Еще вдоль обочины лежал ещё тот, февральский снег, и корявые руки деревьев едва-едва наливались живородящей еле заметной краснотой. Сегодня снег присел, обрюзг, и было теплее, но молочно-серое одеяло небес давило на окружающий мир, делая его мельче, будничнее, а тут еще паршивое настроение из-за этого дурацкого пучка укропа. И дернуло же его варить этих раков. И вообще – за этот укроп не нужно было вспоминать, и без него можно было варить. Где ж теперь искать его, в такое время-то.  В первую очередь, нужно посетить центральный рынок, нет, сначала лучше по супермаркетам прошвырнуться, благо их всего парочка на весь городок. Сам город – так себе: за  полдня его можно так досконально изучить, пересчитав при этом всех его бездомных собак, увидеть яркий фасад единственной гостиницы в три этажа, претендующей на роскошь разве только солидной платной автостоянкой и отражающей в своих окнах здание мэрии. А можно ещё, для общего развития, потолкаться на барахолке, купив себе совсем  ненужную вещь, а так, лишь бы каким предметом отметить своё пребывание здесь, да много ещё чего ненужного можно сделать в этом городишке.
Теперь же этот город стал  интересен Мишелю из-за несчастного пучка укропа, улучшающего вкус раков, которых он собирался съесть со своей капризной красавицей; теперь от этого пучка пряной травы зависело то, как он проведёт предстоящую ночь: в одиночестве, на коврике роскошной гостиной или в объятьях страстной прелестницы на спальных шелках.
В  ярко - пёстром гламурном царстве супермаркета для скромного укропа места не оказалось, зато встретил свою бывшую однокурсницу, сидевшей за кассой. Та было сначала смутилась, но потом, натянуто улыбнувшись, спросила традиционное: «как дела», как - будто они только вчера виделись и ей действительно было интересно, как он живёт. Он ответил такое же традиционное «нормально», хотя у самого было очень пасмурно на душе. А училась-то Танька хорошо, в аспирантуру, было, собиралась; наверное, замуж выскочила, не до высоких экономических материй было, а теперь вот житуха дипломированного экономиста за прилавок кинула, а могла и его перекособочить, ещё как могла.
Он ехал по городским колдобинам в сторону рынка со странным чувством: ему казалось, что весь город знает о цели его визита, и что каждый тычет в его сторону – это, мол, тот, который  ищет укроп, чтобы вечером … А дальше этот самый каждый продолжал размышлять уже в меру обузданности своей фантазии. Он ругал себя, считал, что причиной всех этих идиотских мыслей является его мнительность, и что надо избавляться от всех этих комплексов вины неизвестно перед кем и неизвестно за что. От всех этих  угрызений, уверял он себя, человек только слабеет характером и не способен управлять своей судьбой, становится мягкотелым, а отсюда идет непонимание и порой пренебрежение со стороны знакомых и коллег по работе.
На рынке, сером и каком-то замызганном, продавцов было больше чем покупателей, и лица у некоторых продающих были хмурые и невыразительные. Казалось, что они через силу стоят здесь, делая превеликое одолжение тем, кто пришёл сюда потратить свои деньги. Он прибыл сюда, чтобы приобрести этот злочастный пучок укропа и после этого побыстрей убраться из этого городка.
Рыночные лужи проверяли на прочность его ботинки, но он и не смотрел под ноги, его взор блуждал по торговым рядам, в надежде найти тот единственный пропуск к предстоящему ночному счастью. Его заискивающе зазывали, предлагая то капусту, то картошку, то морковку со свеклой. Потом пошли заезжие фрукты, вычурная яркость которых в другой бы раз и соблазнила его раскошелиться. Но сегодня его интересовала пахучая травка, благодаря которой он, пусть хоть и на одну ночь, станет повелителем одной соблазнительной прелестницы, любви которой добивались многие, а один, с  деньгами, даже женился. Но только он, Михаил Шевцов, смог завладеть её ветреным сердцем; так неужели теперь какой-то пучок укропа всё разрушит? А может, он просто сгущает краски, может она уже и забыла о своём странном желании, сидит и нетерпеливо ждёт его у окна и не потребует при встрече укропа. Глупо всё как-то, но если начал этот поиск и пообещал, то нужно идти до конца. А то приедет он без укропа, а она вдруг спросит о нём, что тогда - мокрой курицей смотреть ей в глазки и глупо оправдываться.               
И вдруг, о чудо! В самом краю овощного торгового ряда, у серой брезентовой палатки, он увидел пучок чего-то зелёного в руках сутулого бордового пальто с голубым беретом сверху. Сейчас этот пучок исчезнет в недрах пёстрой сумки, и тогда исчезнет вместе с ним и его последняя надежда. Он пустился бежать, толкнув кого-то по пути; бордовое пальто превратилось в старушку, держащую в правой руке, действительно, пучочек укропа. Она уже было сделала  движение этой рукой к сумке, но он ловко, не ожидая от самого себя такого, выдернул этот пучок из её слабенького бледно-розового кулачка. Та обернула на него удивлённое лицо, так удивляются дети в младенческом возрасте, у которых забрали вдруг любимую игрушку. Он старался не смотреть на старушечье удивление и сразу обратился к продавцу, дородной круглолицей даме, уже готовой от возмущения произнести нелестные слова в его адрес:
- Скажите, у вас ещё такой есть? Мне очень, очень нужно. Плачу любую цену.
- Это  последний, а как у вас хватает со …
И тут торговка увидела перед своим носом стодолларовую купюру, в нерешительности замялась, смягчив тон:
-  Даже не знаю … Завтра будет много укропа …. А что скажет бабуля?
Крепкая хваткая рука все-таки потянулась к деньгам.  Продавщица посмотрела на бабульку взглядом, говорящим:  «Ну что я могу поделать?»  В ответ старушечка запричитала:
- Хотела приболевшему деду супчика куриного сварить, с укропчиком хорошо бы было, и на тебе – из рук выдёргивают.
Но Михаил уже не слышал ни о дедуле, ни о супчике – он на всех парах несся к своей машине, видя только в ней сейчас надежное укрытие от всего этого чужого, серого, промозглого рыночного мира. В машине он откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза …
Город провожал его добрым дождём, за стеклом мир акварельно расплылся, распух как - то.
Он ругал за медлительность светофоры и ехавших впереди водителей. Ему быстрей хотелось выскочить на трассу и дам дать жару.
Блин, если б  впопыхах не забыл телефон, то позвонил бы ей, сказал, что приказание госпожи выполнено, и что он надеется на бурное вознаграждение предстоящей ночью. А вдруг она передумала есть этих раков с укропом? Тогда … тогда он её бросит, нечего голову морочить. Нет, так не должно быть. Тут представилось ему, как она нежно целует его в щёку, в благодарность за такой сумасбродный поступок, обещающе томно глядит и зовёт на кухню похрустеть раками; и будут раки сладко пахнуть укропчиком ….
К самому особняку он так и не доехал: её красное «Пежо» стояло у развилки. Когда он подошёл, она даже не вышла, открыла стекло и протянула ему его телефон.
- Сережа приехал, - не глядя на него, сухо произнесла. – Он нашёл твой телефон в ванной. Теперь он всё знает, он выдвинул ультиматум …. Мы должны расстаться … Ты должен меня понять ….
Он хотел было умолять её  бросить нелюбимого мужа, сейчас же уйти с ним, но глядя на её по-детски беспомощное, растерянное личико, понял, что не стоит этого делать.
- Ну что ж, пока? – как можно спокойнее произнёс он, швырнул в придорожные кусты телефон и направился к свой машине.
Когда его «Ауди» нервно тронулось, Анечка увидела, как из открытого окна на обочину полетел зелёный пучок.
- Достал всё-таки,- печально выдохнула она и, уткнувшись лицом в руль, зарыдала.