Не каждому в полной мере удается достичь своей мечты. Не удалось этого и солдату Великой Отечественной, а ныне доктору медицинских наук, профессору-консультанту кафедры судебной медицины Таджикского госмедуниверситета, профессору кафедры юриспруденции Российско-Таджикского (славянского) университета Абдулло Гаибовичу Гаибову.
* * *
Дойти до Берлина… Этой мечты он так и не исполнил. Хотя шел к ней долгие пять лет…
Что такое «война» и, главное, каково твое место в ней, - это Абдулло впервые до конца осознал под Моршанском, где тогда была развернута пополнившаяся очередным среднеазиатским призывом 67-я стрелковая дивизия. Ведь первое боевое крещение запоминается на всю жизнь.
- Началось все с артобстрела. Ослепительные всполохи и грохот реактивных минометов заполнили собой пространство. Залпы «Катюш» сотрясали землю. Плотность огня была такой, что немцы головы поднять не могли – шутка ли 320 снарядов за 10 секунд!
Сколько это продолжалось – не помню. Но вот прозвучала команда – «В атаку!». Ослепшая и оглохшая поднялась из окопов наша пехотная цепь. Потом все разом бросились вперед. Побежал и я.…Больно хлестала по ноге полевая сумка, поминутно распахиваясь, путал руки и мешал стрелять белый масхалат, кашель разъедал горло, слезились от дыма глаза, рытвины в сугробах, казалось, следуют одна за другой. Спотыкаясь, боковым зрением успеваю ухватить, как валятся в них, окропляя снег кровью, боевые товарищи…Но вот, наконец, и вражеский окоп! Прыгаю в него. Приземляюсь, едва успев уклониться от штыка. Автоматически нажимаю на спусковой крючок «ППШ»: фриц валится под ноги. Умом понимаю: не я его – так он бы меня завалил. Но от этого не легче. Внутри как-то разом все обрывается от осознания близости смерти…
Тогда Абдулло встретил ее в первый, но, увы, не в последний раз - за годы войны эта «беззубая старуха» не раз вплотную подходила к нему, и было это далеко не всегда так, как в тот раз, под Моршанском...
- На западе от Москвы перешли в наступление войска Калининского фронта, в составе которого был и наш 99-й полк.
…Где-то за лесом идет бой за город Старая Русса, стонут орудия, рвутся снаряды. Но для меня все уже кончено - глухой и недвижимый лежу я под глубоким снегом в безымянном овраге до тех пор, пока не вытаскивают оттуда боевые товарищи и, приняв за мертвого, не относят к братской могиле. Еще ночь лежу там без сознания, контуженный, на снегу, на морозе. И вот похороны. С погибших снимают сапоги (живым еще воевать!). Солдаты торопятся. Дело идет с трудом. А тут вдруг сапог легко потянулся. Да и другой тоже: «Никак живой!», - изумленно вскрикнул склонившийся надо мной боец.
Об этом, конечно, я узнаю много позже. А тогда меня срочно увозят в госпиталь. Кстати, «похоронка" к тому времени уже успевает уйти в далекий таджикский город Ура-Тюбе, где родные так до конца войны и считают меня мертвым.
Да… У каждого свой путь. Своя тропа в этой Великой освободительной войне советского народа была и у Абдулло Гаибова. Она вела его дальше, на запад.
- Честно говоря, нам, таджикам, воевать было тяжело. Климат другой, русского языка не знаем. У меня, правда, к тому времени уже было образование. Педагогическое. У большинства же даже среднего не было. Кроме того, многие никогда до того и ружья в руках не держали. Спасала взаимовыручка и отчаянная смелость каждого. До сих помню имена своих сослуживцев-земляков: Баратова Сафара из Гарма (умер от ран уже на родине, вернувшись с войны), Махмадсаида Бобокалонова (из колхоза «Рохи Нав» Дангаринского района; также умер от ран после войны), Махмада Ниёзова…Делясь последним куском хлеба и защищая спины друг друга, шли мы вместе дорогами войны. В 1944 они привели нас в Минск.
Бои тогда шли тяжелые. Наши войска то наступали, то уходили в оборону. Грязь, комары, бездорожье. Валим лес, чтобы дать возможность пройти танкам и артиллерии. Третьего июля выходим, наконец, к Минску, который (весь в надолбах и окопах) представляется издали почти неприступной крепостью. Вблизи он так же защищен, как и издали - каждый дом приходится брать с боем. Сколько продолжается наше контрнаступление, сейчас сложно сказать. Одно скажу, - для меня оно продолжалось недолго: помню, как набросил шинель на колючую проволоку заграждения, перекатился по ней на вражескую сторону и… вдруг полыхнуло в глазах. Последнее воспоминание о том бое – грохот разорвавшегося поблизости снаряда…
Санчасть и погрузка в санитарный поезд – как в пелене тумана. «Клочками» боли, мыслей и чувств всплывают слова санитаров, - «…много крови потерял, вряд ли выживет»; узкий проход последнего вагона, куда они меня с трудом едва приткнули; бомбежка, в которой уцелел лишь мой последний вагон… По сравнению с этим «адом», который прошел, даже не осознав, что был на краю могилы, госпиталь невдалеке от Иваново показался почти раем: лес кругом, тишина и парное молоко утром… Одно было плохо – нога почернела. Хирурги, опасаясь гангрены, настаивали на ампутации. Абдулло из последних сил упирался. Махнули на него рукой врачи: «ну что с ним сделаешь, таким упрямым!». А нога, глядишь, вдруг и отживела. Потихоньку встал на костыли. Даже собрался было в часть к себе возвращаться, да не пришлось - комиссовали.
Как встретила мать-старуха, уже «похоронившая» меня, и рассказывать нечего: каждый представит легко, как это вновь обрести любимого человека, с которым навеки простился…
Меня часто спрашивают, какой представляется мне та Великая битва с высоты пройденных лет? Что оставила она на память о себе, кроме знаков доблести, которыми отметила тогда страна (орден Отечественной войны, восемь медалей, в числе которых и медаль «За Отвагу»)? Отвечаю честно и сейчас повторю: война для меня – это нескончаемые физические лишения и боль, смерть моих товарищей и еще… грязь. Не физическая даже, а духовная. Та, от которой вовек не отмоешься. Прошлое, которого не зачеркнешь! Но одновременно, это и память о Великой Победе, которую получила вся наша страна «одну на всех», пройдя через горнило лишений и испытаний!
Душанбе.2009.
(Статья вошла в авторскую часть И.Дубовицкой сборника очерков "У врат Востока"). Перенесена на "Прозу ру. со "Стихов", где была опубликована первоначально