С утра о случившемся в доме Коробковых гудела вся школа. Ванька на занятия не явился – говорили, он попал в больницу с сильным нервным срывом, ведь мальчик первым увидел убитого деда.
Горячев в учительской отпаивал валерьянкой расстроенных коллег, хмурился и молчал. На осунувшихся щеках под кожей ходили желваки.
Преподаватель химии Танечка Крошева, вчерашняя студентка, курила у окна и материлась, жесткой ладошкой стирая с подбородка слезы.
– Мальчишку жалко, – она со злостью выхватила из рук Горячева чашку с водой, залпом выпила. – Я б этого гада собственными руками…Антон Петрович, ну что это за тварь, которая родила такого ублюдка?
– Ну почему «тварь», – тихо сказал Горячев. – Посмотрите на наших ребятишек. Родители из кожи вон лезут, чтоб вырастить из них нормальных людей, а они что только ни вытворяют.
– Нет! – Танечке возражать было бесполезно. – Родители виноваты обязательно! На осинке не родятся апельсинки и наоборот!
Он пожал плечами. Химичка Крошева молода и глупа, но ведь многие думают так же, как она.
Было обидно. Антон Петрович твердо знал: его мать ни в чем не виновата.
Уроки прошли скомкано, неинтересно. Во время последнего погромыхала гроза. Кто-то из девчонок вслух начал цитировать: «Люблю грозу в начале мая…», но голос замер испуганно и виновато, и все поняли – почему.
Снова выглянуло солнце. Горячев шел домой пешком, радуясь, что утром не стал возиться с машиной. Воздух был прозрачным, вкусным, а под ногами расплывались в лужах жемчужные бензиновые пятна.
Возле своего подъезда Горячев поднял взгляд от асфальта и наткнулся на щуплую фигуру в заношенных джинсах и грязной черной футболке. Незнакомый пьянчужка давил на кнопки домофона, но ему никто не открывал. Матюгнувшись, он повернулся лицом к Горячеву. И обрадовался.
–Тоха, привет! А я к тебе! Не узнаешь? Я – Кукс!
Улыбающаяся рожа, нечистое дыхание, хитрющие глаза под опухшими веками. Сквозь характерную маску хронического пьянства проступило что-то смутно знакомое. Из детства? Из юности?
«Впусти его, впусти, – подсказал невидимый Хриплый. – Он хороший. Он у нас на барабане играет».
Из подъезда вышла молодая пара с пятого этажа. Брезгливо отпрянув от Кукса, женщина с вопросом в глазах кивнула Горячеву. Мол, неужели этот с вами, Антон Петрович?
–Тоха! – укоризненно протянул Кукс, – не хочешь признавать? А я пришел интересное тебе сказать.
Горячев молча прошел к лифту, незваный гость за ним. Поднимались в маленьком пассажирском лифте, воздух в нем за мгновение пропитался запахом перегара и опасности. Впустив Кукса в квартиру, Горячев перевел дыхание. Хорошо, что ближние соседи не встретили его в такой компании.
– Где у тебя кухня? В глотке пересохло, дай глотнуть.
Горячев покачал головой:
– До чего ж ты себя довел, Юрик!
– Это не я. Это жизнь меня сделала, – равнодушно поправил его Кукс. В кухне он деликатно устроился на краешек стула, с непонятным выражением наблюдал, как хозяин цедит в стакан холодную воду из кулера.
А Горячев лихорадочно соображал: откуда появился Кукс? Зачем пришел? Что-то мелькнуло в памяти, но ехидный голос гостя помешал:
– Антон Петрович, это ты мне наливаешь? Ни в жизнь не поверю, что холодильник у тебя пустой.
Горячев выплеснул воду из чашки в раковину и сел напротив Кукса.
– Тебе водки, что ли? Налью. Только немного: нет желания потом тащить тебя на себе домой.
– Об этом не волнуйся, – гордо пообещал Юрик. – Домой всегда на своих двоих добираюсь. Без всякой помощи. А ты спроси, зачем я пришел?
– Сам скажешь. Сколько лет не виделись-то?
– Это ты меня не видел. А я тебя каждую неделю, считай. Ты ж в наш дом к ученику ходишь. Там семья богатая…
Горячев открыл дверь холодильника. Взгляд метался по полкам. Он забыл, что должен здесь взять.
– Что ж раньше не подошел?
– Да вроде как стеснялся, – хихикнул Кукс и дрожащей рукой вылил в себя содержимое рюмки. С сожалением повертел ее в пальцах – маленькая. И продолжил: – А вчера меня твоя машина расстроила. Я только в тенечке отдохнуть решил – прямо под рыло вонь да пыль. Я нечаянно номер и запомнил.
Он выжидательно посмотрел на Горячева, не выпуская из пальцев рюмки. Горячев наполнил ее снова и убрал бутылку.
Он вспомнил. Выскочив из Ванькиного подъезда, он думал только о бабке, с которой столкнулся на лестнице. Садился в машину, оставленную за углом дома, мельком увидел под кустиком спящего бомжа. А это не бомж был, оказывается, а Юра Куксин, бывший одноклассник, ныне пьянь подзаборная.
– Ну и что дальше?
Его голос звучал ровно, а глаза излучали скуку, да и только.
– А у меня в подъезде мент живет, дядя Саша. Пробей, говорю, номерочек – кажется, друга встретил мимолетом, хочу удостовериться. Наплел семь верст до небес. Он хоть и мент, а с понятием.
Друзьями они никогда не были, да это и не важно. Не за дружбой пришел Юрик.
– Ты хорошо живешь, Тоха. Небось, и жена с детишками есть? На даче отдыхают? Или в Турцию отправил?
– Не женат, уж извини.
Кукс в искреннем недоумении вытаращил глаза:
– Да ты что? Я вот три раза успел. И сын растет. Правда, последняя моя, которая с сыном, тоже меня бросила. К матери ушла. Вернусь, говорит, когда тебя черти заберут. О как! В общем-то, ты правильно делаешь, что не женишься. С ними хлопотно очень…
– А где ты работаешь, Юрик?
– Да в том-то и дело, Тоха. По здоровью временно нетрудоспособен. У меня, знаешь, сотрясение мозга было сильнейшее. Но ты не беспокойся, с понедельника устраиваюсь и с первой же зарплаты отдам.
Тепло, теплее, горячо…
Он разглядывал физиономию гостя и твердил про себя известную истину: стоит шантажисту один раз заплатить, и он не отстанет. До смерти – твоей или собственной.
–Что ты отдашь с первой зарплаты, Юрик?
Кукс удивился:
– А разве я не сказал? Я ж занять денег пришел. Дай полтинничек, Тоха. Чесслово, отдам.
Горячев молча вынул бумажник, под жадным взглядом Кукса выбрал нужную купюру, положил ее перед гостем.
– Все, Юр. До свидания.
Кажется, Кукс настроился на долгую осаду. Легкая добыча подбросила его со стула.
– Вот спасибо, Тоха. Отдам, Чесслово отдам.
Горячев закрыл за ним дверь и подошел к окну. Через несколько минут Кукс выскочил из подъезда.
Может, обойдется?