Я проснулась в одежде на кожаном немецком диване.
Вперилась взглядом в старинные часы, которые никогда не ходят. Я вспомнила, что перед тем как уснуть мусолила одну мысль.
Мысль была вопросом. Вопрос был затаенной мыслью.
Если человек изменяет человеку, которого он любит, а ты любишь человека, который изменил, то касается ли тебя эта ситуация. Должно ли тебя волновать, спит этот человек со своим любимым человеком или с другим человеком, возможно тоже любимым, если это, в любом случае, не ты.
Ответ мне не давался.
Мне казалось правильным додумать эту мысль, а потом показалось правильным избавиться от нее.
И тогда я решила написать список занятий на день.
Пунктов набралось много. Я с интересом прочитала их в обратном порядке. Выбрала – «сварить кофе». Добавила в пункт «молоко» и выпила.
Захотелось курить, но вспомнила, что вчера бросила.
Другим понравившимся пунктом было «позвонить Маре». Я позвонила.
Мара сообщила, что сегодня она утопила пятерых котят своей кошки. Самый крупный – черный как сажа первенец – дольше всех выпрыгивал из помойного ведра. Его несоразмерно огромная голова никак не хотела уходить под воду. А когда Мара заботливо завернула его в газету в качестве трупа, «уголек» вдруг запищал уже из мусорного ведра. Пришлось снова наливать воду в помойное.
Я положила трубку и почувствовала, что временно вопросов к жизни не имею.
Кажется я становлюсь надменной.
Проблемы измены мне больше не интересны. А интересно только, почему не ходят часы.
Я подставила стул к стене, прислонилась лицом к стеклянной крышке, напугав циферблат, испещренный старинными знаками, своими огромными сомьими глазами.
И тут часы затикали.
Всё.