Верность вазе

Алина Гром
  Кустинс шел по правой стороне улицы. Левую яростно слепили оба зеленые солнца.
Сегодня! Сегодня решается его судьба. Он выберет ее и пойдет  с ней по жизни, бережно держа перед собой всеми верхними клешнями. Она должна быть большой, но не очень тяжелой.  Изящной, но не хрупкой. Красивой! Это непременно. Ни на какую другую не похожей, прозрачной, резной, со сложным ажурным  рисунком на тонких стенках…

- Привет, выпускник! – кто-то хлопнул его по плечу сзади. Кустинс обернулся. Его старый приятель Вильдерс, давно закончивший Академию, улыбался всеми пятью ртами. – Можно поздравить? Сегодня запустят в Хранилище и выдадут то, к чему ты так рвешься? Могу себе представить, что ты собираешься там выбрать, дуралей! Тонкая, ажурная, прелестная? Я не ошибся? И непременно - большая!
 
Кустинс смутился, остановившись и взглянув на приятеля с досадой:
- Как ты догадался? Я ни с кем не откровенничал…

- А что здесь догадываться, балбес? – улыбнулся Вильдерс с видом знатока. – Ты такой не единственный. Все мы прошли через это. Но не забудь, большую тяжело нести всю жизнь. Она должна быть легкой. Но прочной! Иначе, одно неловкое движение и…
 
- Знаю! Не хочу думать об этом. Не пугай меня. Я и так боюсь боли. А застенков боюсь еще больше. Не выдержу! Я же болел в детстве.

- Поэтому я и поджидал тебя, друг, - озабоченно проговорил Вильдерс одним из пяти ртов. Он положил клешню на плечо юного Кустинса. – Не повторяй общих ошибок, приятель! Не гонись за размерами, прозрачностью и ручной работой. Выбирай из прессованного материала, так оно надежней. Не так хрупка, не очень тяжела, не слишком заметна. А еще лучше, маленькую…

- Маленькую? Ну, уж нет! Зачем мне маленькая? Это же на всю жизнь. Маленькая быстро приестся, все ее изгибы и грани скоро надоедят, набьют оскомину! А вот большая - да! Много всего, что можно долго рассматривать, любоваться, познавать, если сделана на совесть...

- Не забудь, Кустинс, тащить ее придется до самой смерти, на ней не должно быть ни единой трещины! Понимаешь, что это означает? Иначе…
- Знаю. Трещина - пожизненное.

- Вот именно. А если вообще кокнешь?
- Смерть!

- Ты и сам все знаешь. Так подумай, как избежать эти крайности? Что легче  таскать с собой до конца жизни? Маленькую в рюкзачке за плечами, обернутую в сто газет, как у меня, например, или всеми клешнями сразу – тяжелую и большую, держа ее перед собой до самой смерти? Ни остановиться  поболтать с приятелем, ни расслабиться в забегаловке за кружечкой фива, ни заглянуть на  кейсбольный  матч с друзьями. Подумай, что для тебя важнее.

- Важна лишь она! Ваза!

- Глуп ты, Кустинс, как я погляжу. Ты представь на минуту, как это неудобно и не комфортно. Большая привлекает внимание каждого встречного поперечного, а красивая – тем более.  А если к тому же она нежная и хрупкая? Задумайся! Она ведь тут же треснет, стоит тебе только заглядеться на чью-то чужую вазочку! А с трещиной долго не протянуть. Загребут сразу же, как только обнаружат, при первом же шмоне. Выбирай маленькую и не очень заметную! Вот тебе мой дружеский совет. Послушай опытного хандрусита.


На планете Хандрус почти никто из особей мужского пола не менял выбранную после окончания Академии Жизни вазу. Они несли ее до своей естественной смерти, не выпуская из клешней никогда, что бы ни случилось.
Кто из страха перед вечным заточением в узилище, кто из боязни умереть позорной смертью через десятивертование.
 Только единицам везло – они добровольно и с удовольствием несли выбранную вазу через всю тысячу лет своей мудрой и насыщенной жизни.