Самый хитрый...

Павел Малов-Бойчевский
В 1988 году Сергея Пахоменко перевели в производственный отдел инженером по снабжению. Почему, спросите, – именно снабженцем? А предыстория этого непонятного вроде бы назначения такова. Ещё лет семь назад, когда Сергей водил дружбу с Евгением Лобаевым, у них подобралась компания деловых ребят. Это уже была не та уличная шпана с Западного, с которой Пахоменко общался в детстве, а настоящая молодёжная элита. Все были модно, по западному одеты, курили дорогие штатовские сигареты, слушали входившую тогда в моду рок-музыку. Некоторые уже тогда пытались делать деньги, проворачивая всяческие нелегальные махинации с фарцовкой импортными тряпками, перепродажей музыкальной аппаратуры, обменом валюты. Собирались на «хате», которая была на Семашко, прямо напротив Обкома партии. Так что порой даже дежурные обкомовские милиционеры забегали к ним на огонёк: выпить марочного вина, разжиться дорогими американскими сигаретами типа «Марльборо», «Кэмэл», «Филип Морэс».
В этой компании «деловых», как называли таких парней приблатнённые дворовые центровики, Пахоменко познакомился как-то с необычной, загадочной, одиозной личностью, – с Гришей Цейтлиным, – самым хитрым евреем в Ростове, как он сам отрекомендовался Сергею. Он поражал эрудицией, умом, беспринципностью, гонором и нахальством. «Вытереть ноги» об человека ему ничего не стоило. Даже об лучшего друга, которого он в глаза мог оскорбить и высмеять. Гриша глумился над всем святым, для него совершенно не существовало никаких авторитетов, а его бог была только его семья! Он мог обмануть даже своего собрата – еврея, что вовсе не присуще этому дружному, обособленному от чужаков-гоев, восточному народу. В то же время Гриша Цейтлин был талантливым, тонко чувствующим поэтом-лириком, в семидесятых пытался поступить в Литературный институт. Провалившись на вступительных экзаменах, вернулся в Ростов и занялся подпольным бизнесом.
Так или иначе, Пахоменко с Цейтлиным стали друзьями. Благодаря этой необычной дружбе Сергей прошёл великую еврейскую школу хитрости. А поучиться у Гриши Цейтлина было чему: он организовал нелегальную фотомастерскую. Делал и сбывал выпускникам ростовских школ фотоальбомы. Сергей Пахоменко стал его компаньоном. В то время таких людей, как Цейтлин, называли «цеховиками».
– Ты думаешь, – деньги это главное? – задавал он риторический вопрос Сергею, посвящая в святая святых – собственную, еврейскую, – самую сильную философию мира. – Нет, Серый, не главное. С деньгами и дурак, что угодно сделает. А ты сделай без денег, на халяву! Вот тогда я памятник тебе поставлю, как Пушкину. Нерукотворный...
Себя Гриша Цейтлин величал «трутнем», – опять же исходя из своей философии. Дело в том, что всё человечество он делил на три неравные части: основная масса – материальные рабы (рабочие, колхозники, инженеры, директора заводов). В общем, все те, кто что-нибудь производит. Вторая категория людей, поменьше первой – творцы. Это те, кто что-нибудь сочиняет: писатели, художники, музыканты и так далее. И, наконец, третья группа, самая малочисленная, – трутни. Те, кто всё перечисленное выше потребляет.
– Но человек должен трудиться, так ещё в Библии сказано! – горячо возражал ему Сергей.
– Нет, человек должен творить, – утверждал Цейтлин.
– Человек должен учиться, – продолжал спорить Пахоменко.
– Нет, человек не должен учиться, он должен поглощать, – отвечал Цейтлин. – Кем, например, хочешь стать ты?
– Психологом.
– Чтобы обмануть ближнего, не нужно пять лет протирать штаны в университетской аудитории, – смеялся в ответ Цейтлин. – Ну, выучишься ты на психолога, что дальше?
– Поступлю в аспирантуру, буду готовить к защите кандидатскую диссертацию, – рисовал красочную картинку своего будущего Пахоменко.
– Ну и будешь после защиты канди-дубом! – издевался Цейтлин.
Настольной книгой, своеобразной библией, для него был роман Ильфа и Петрова «Золотой телёнок». Он всегда лежал у него на рабочем столе. Кумиром Гриши Цейтлина был, естественно, великий комбинатор Остап Бендер. Но не только он один.
– Как ты думаешь, кто самый великий человек XX века? – задавал он риторический вопрос Сергею Пахоменко и тут же сам на него отвечал. – Ты думаешь Ленин? Нет... Твой любимый в кавычках Гитлер? Опять ошибаешься... Эрнест Хемингуэй! Потому что он всегда делал то, что хотел, ни от кого не зависел. Захотел, поехал на войну в Испанию, захотел, перебрался на Кубу. Он был истинным творцом, а все остальные – всего лишь жалкие подобия людей... Серенькие людишки, материальные рабы... И ты со мной, Серый, не спорь, – я всегда прав!
Общаясь и работая в подпольной фотомастерской с Цейтлиным, Сергей Пахоменко приобрёл первые навыки снабженца. Именно здесь он научился доставать бумагу, картон, другие материалы; узнал, где можно сделать переплёт, как нанять нужного для их дела специалиста и сколько ему заплатить. Искусству общения с людьми тоже обучил его Цейтлин.
Сергей постоянно стремился наверх из того болота, в которое часто бросала его безжалостная судьба. И потому так окрылённо воспринимал всегда чужую поддержку. Помнил, как однажды, ещё учась в школе, услышал от отца такие слова (как раз получил очередную двойку): «Ничего, сынок, не горюй, – Маяковский тоже был двоечником!» Гриша Цейтлин произнёс как-то в их деловой компании:
– Сергей Пахоменко станет великим человеком! Попомните мои слова.
Сергей раскрыл рот от удивления. Он не поверил этому.
– Чушь, не может быть... Какой там великий, что ты городишь?
– Поверь мне, Серый, ты будешь гением, – стоял на своём Цейтлин. – Я многим предсказал судьбу, всё сошлось на сто процентов... Но самое интересное, – Сергею совершенно не важно, в какой области он прославится. Хоть в философии, хоть в собирании спичечных этикеток, хоть в поэзии.
– А я действительно написал недавно несколько стихотворений, первый раз в жизни, – признался Пахоменко.
– Дай почитать, – попросил Гриша Цейтлин. Взяв протянутые измятые листки, он несколько минут внимательно вчитывался в написанное, потом небрежно отбросил листы в сторону. Презрительно сказал:
– Нет, Серый, это не стихи, а простой пересказ. Рифмованная проза... Поэзия, настоящая поэзия – это что-то воздушно-музыкальное, это неземное... Поэзия – это не от человека, не от его несовершенного ума – от Бога!.. Вот я как-то написал стихи в метро, когда поступал в Литературный институт, так то стихи! Послушай... – и начинал читать свои стихи. Лёгкие, воздушные, музыкально-ритмические. Из уст его лилась настоящая, прекрасная лирика. Девицы лёгкого поведения, которых всегда было хоть пруд пруди в их весёлой компании, с замиранием сердца слушали это словесное чудо.
Закончив читать свои стихи, он принимался декламировать по памяти чужие. Гриша знал наизусть массу стихов различных поэтов: классиков, современных и начинающих стихотворцев. Долго и увлечённо рассказывал о поэзии, о секретах поэтического мастерства, о судьбах поэтов. Помимо поэзии, он всерьёз увлекался творчеством своего кумира – Хемингуэя, а также Франца Кафки. Любил и ценил философию Иммануила Канта и Фридриха Ницше, в разговорах часто цитировал некоторые их высказывания. Отдельной темой шли воспоминания о весёлых кутежах в общежитии Литературного института.
– Был у нас на абитуре один поэт – как две капли воды походил на Есенина, – рассказывал Гриша. – Ночью, после двенадцати, бродил по общаге, барабанил во все комнаты. Когда ему открывали, представлялся: «Здравствуйте! Я – Есенин! Давайте выпьем водки, у меня есть». Другой скидывался физиономией на Гойко Митича: повязал длинные волосы женской косынкой, сзади воткнул петушиное перо, – Чингачгук да и только... Третий влюбился в одну детскую поэтессу из Питера: жене послал письмо с требованием развода, а когда поэтесса ему не дала (у неё уже был в постели очередной клиент) – выбросился с третьего этажа!.. Весело в общем было...
Гриша Цейтлин умудрился проехать в Москву и обратно бесплатно, пересаживаясь с электрички на электричку, а где и на попутных машинах – автостопом. В общежитии Литинститута пил полмесяца за счёт бесшабашных собутыльников-абитуриентов, вроде Есенина и Гойко Митича. Обедал и ужинал исключительно в ресторане Центрального Дома литераторов имени небезызвестного А. А. Фадеева, познакомившись со знаменитыми столичными поэтами Евгением Евтушенко, Андреем Вознесенским и другими евреями. Причём платили за обед сами мэтры, угощая от щедрот своих талантливого провинциала, собрата по перу. Так что, в результате всех этих комбинаций, Цейтлин привёз назад 200 рублей, которые брал в Москву, целыми.
В конце концов, Сергей Пахоменко с Гришей Цейтлиным расстались. Сергей понял, что между ними нет ничего общего, что Цейтлин прохиндей, обманщик и вообще плохой человек, на которого нельзя положиться. К тому же, Сергей, больше не жаждал стать миллионером, чего горячо желал в детстве. Деньги его больше не привлекали, как Цейтлина. При расставании, Пахоменко сказал Грише: «Твоя философия действительно самая сильная, но придёт время, и я создам более сильную философию!»
Пути бывших друзей разошлись. Цейтлин в восьмидесятых годах стал одним из первых в Ростове миллионеров, в годы Ельцинского правления состоял в команде Чуба, был депутатом городской Думы. В лихие девяностые – перебрался в Германию...

2006 – 2009 гг.