Роберт и Никита познакомились во время вступительных экзаменов в медицинский институт. Сразу подружились, и оба поступили. Не было такой студенческой пирушки, где один появился бы без другого. Любили выпить, приударить за девушками, просто подурачиться. Но если плотный Никита мог «взять на грудь серьёзный вес» и оставаться при этом в сознании и вертикальном положении, то старавшийся от него не отставать Роберт, чаще всего «ломался». За Никитой – это знали друзья по пирушкам – водилась такая чудинка: если он начинал рассказывать жуткие истории о добыче органов у живых людей для каких-то засекреченных миллиардеров, значит всё – градус достиг предельной отметки. Роберт же никогда не слышал этих историй, поскольку бывал к тому времени сломлен мертвецки-пьяным сном.
Время золотое всегда летит, -- для Роберта пролетело, едва успев начаться. Со второго курса он был отчислен. Никита напротив, вытянул трудную лямку «меда» и стал врачом. Жизненные пути Роберта и Никиты пошли в разные стороны, но дружба не оборвалась. С годами, конечно, встречи становились всё реже; последняя – около двух лет назад…
Когда, наконец, время нашлось, Никита отрывисто бросил в мобильник:
-- Место?
-- Аистов на крыше, помнишь? – отозвался Роберт.
-- Ха! «Два петуха» что ли? Ну жди, буду.
* * *
Никита был «в ударе». Воспоминания перемежались анекдотами, случаи из врачебной практики любовными приключениями. Случайное – ну так, кстати – упоминание об автомобиле Е-класса и поездке в Таиланд. Никита и в своём-то кругу считался успешным, а на фоне Роберта блестел до неприличия. Но напрасно Никита испытывал временами неловкость, Роберт радовался встрече и нисколько не завидовал. Он был сдержан и следил за своими рюмками, потому что ждал подходящего момента.
Симптомы, появившиеся около месяца назад, не давали нормально существовать. Мысли о неудавшейся жизни, которую наверно и жалеть-то не стоило, сменялись тошнотворным беспокойством перед чем-то неизвестным и очень страшным. Врачам районной поликлиники Роберт не доверял. Обследоваться в медицинском центре – слишком дорого. Когда ему пришло в голову поговорить об этом с Никитой, просто так, ничего не прося, как со старым другом, -- воспрянул духом. Ещё в институте Роберт считал Никиту способным и целеустремлённым. Теперь же, когда тот полностью доказал свою состоятельность, стал считать ещё и умным. Никита действительно нажил ума вместе с жизненным опытом; (ну, может быть, не настолько, чтобы удержаться от многозначительного лица с выпячиванием и без того мясистых губ?..)
Именно такое лицо и увидел Роберт после рассказа о своей проблеме. Отреагировал Никита как серьёзный врач. Он сказал, что обеспокоился Роберт правильно, это гниловато попахивает; надо провести обследование и тогда будет видно. Больше ничего сказать не может, поскольку к тому же, это не его профиль.
Пили за то, чтобы всё обошлось; с водки переходили на пиво, обратно решили не пробовать; стали собираться и всё-таки по традиции – на посошок. Перед уходом, сильно отяжелевший Никита сказал: «Тут надо будет хорошенько подумать, возможно, понадобится трансплантация».
* * *
Утром Роберт решил не крепиться, а бесшабашно – чего уж там – поддаться искушению. Сходил, принёс домой. Что тут такого? Утром пивком полечиться – это нормально. Налил в бокальчик из тонкого стекла, полюбовался пеной и цветом напитка.
День и ночь перепутались не сразу. И длинные диспуты вести в одиночестве вошло в привычку только на третьи сутки. Сначала всё порывался кого-нибудь пригласить, чтобы не пить в одиночку. Но, когда представлял, как начнут советовать, или ещё хуже приказывать – ты должен немедленно обследоваться, – тогда убирал записную книжку и оставлял в покое телефон.
В одной из ночных вылазок за спиртным не удалось избежать контакта с местными «гопниками». Одно хорошо, что совсем недолго. И главное: видел ведь, стоят у палатки трое, ждут чего-то – потом стало ясно, что кого-то, -- но расслабленный… значения не придал, а они пошли следом, окликнули, несколько невнятных слов, провал… кое-как притащился домой. На следующий день обнаружил ссадину над бровью и намечающийся синяк под глазом. Деньги, какие были, конечно, отобрали, но самое смешное – не взяли двух бутылок портвейна.
Выкарабкаться из запоя удалось только через две недели. Тело в резкой форме дало понять – всё, больше не могу! Душа заныла, всхлипывая, -- но я не могу уже без этого…
В залежах той макулатуры, что бросают в почтовый ящик нашёл на последней странице очерченное прямоугольником – ПРЕРЫВАНИЕ ЗАПОЕВ. Собрался с духом, позвонил.
В квартиру вошёл, будто машиной времени выдернутый из 70х хиппи. Длинные волосы, перехваченные кожаной тесёмкой, круглые очки на горбатом носу, на запястьях шерстяные нитки, майка с надписью “Off The Pig!”* и тёртые джинсы. Врачебный чемоданчик вносил, конечно, диссонанс.
* «Выключи свинью!» -- один из лозунгов хиппи. Здесь присутствует игра слов: «свиньёй» назывался пулемёт М60, символ Вьетнамской войны.
«Хиппарь» профессионально взял Роберта в оборот. Уложил, поставил капельницу. Чтобы пациент не сомлел раньше времени, задавал вопросы, сообщал нужную информацию, иногда вдавался в отступления. Сам, пройдя алкоголь и наркотики, – одно другого стоит, – сумел очиститься, победить. Это трудно, особенно первое время, надо суметь заполнить пустоту, в частности было даже увлечение йогой, не имеет значения – у каждого свой путь, главное здесь – твёрдое желание. И совсем не обязательно отрекаться от юношеских идеалов. Можно придерживаться взглядов хиппи и вести трезвый образ жизни.
«Хиппи-доктор» (так про себя назвал врача Роберт) говорил интересно, но от пациента не ускользнули ещё более интересные его действия. Поглядывая на часы, доктор всё время что-то добавлял в основную банку капельницы из загадочных ампул и пузырёчков. Подозрительность и любопытство терзали Роберта, но спросить он не решился. По окончании процедуры целитель разложил бумаги: где прочитать, где подписать и, конечно, заплатить. Пообещав позвонить, справиться о самочувствии пациента «хиппи-доктор» попрощался и ушёл. Роберт закрыл дверь, поплёлся к дивану, впрочем, не надеясь сразу уснуть, -- последнее время он спал урывками, часто просыпаясь, с прыгающим сердцем и в поту, -- но как только прилёг, сразу провалился в глубокий сон.
Проснулся Роберт без головной боли, тошноты, и даже без сильной жажды. Из всего похмельного синдрома осталась только потливость. В такое счастье не верилось, и было подозрение, что страдания всё же начнутся, тем более что похмелье уже проделывало такие штуки. Когда часа через три позвонил «хиппи-доктор», на вопрос о самочувствии Роберт ответил, что пока не появилось никаких признаков абстиненции. «Ну что же, всё идёт по плану», -- сказал целитель и дал отбой. Роберт не успел его даже поблагодарить.
«Теперь-то что?» Роберт посмотрел в сторону дивана, прикидывая, сколько времени он сможет пролежать, отдаваясь чувству терпкой жалости к самому себе. Но организм почему-то подавал совсем другие импульсы. Непонятно откуда взявшаяся решительность повела Роберта к телефону. «Что мне мешает выяснить, где можно обследоваться и сколько это будет стоить? У меня есть кое-какие накопления, в конце концов!» Роберт взял трубку, но подумал, что ещё лучше будет пойти в интернет-кафе и вооружиться там информацией. «Проветрюсь, заодно машину попробую завести, а то больше двух недель простояла», -- решил Роберт и, взяв ключи, вышел из дома.
«Железный конь» отечественного производства стоял покрытый плотным слоем дорожной пыли. Сев за руль, хозяин сначала суеверно извинился перед машиной, затем вставил ключ в замок зажигания. Автомобиль завёлся сразу; «простил, значит, -- отметил про себя Роберт, -- хотя лето на дворе и нет причин особо-то капризничать». Пока прогревались внутренности «железного коня», хозяйское ухо чутко прислушивалось, а глаз осматривал салон, зеркала, приборы…
Жаба холодными склизкими лапами тронула грудь. Стрелка уровня топлива дрожала на нуле рядом с тревожно горящей лампочкой. Роберт вылез из машины просто так, чтобы убедиться, что всё в порядке, потому как наверняка он забыл заправить бак ещё тогда, до двухнедельного выпадения из повседневной жизни.
Открыв лючок, Роберт увидел зияющую дыру горловины бензобака. Крышка с замком была варварски содрана. «Чтобы какой-то сволочи не тратиться на бензин», -- мелькнуло в голове, и тут же Роберт увидел спущенное колесо. Кровь бросилась к лицу, затолкалась в висках. Осмотр других автомобилей облегчения не принёс, -- следов вандализма не наблюдалось. Роберту захотелось вернуться домой, «перекурить неприятность». Оставалось только закрыть машину, поскольку мотор заглох сам.
Войдя в квартиру, Роберт дал волю эмоциям:
-- Ё-ма-ё! На двадцать машин три отечественные. Из них самая скромная моя – восьмилетняя четвёрка. Логика подонков проста: грабь самого бедного, это безопаснее, он не сможет за себя постоять. И давай этому лоху ещё колесо проколем, -- а я уверен, его прокололи, -- чтобы мало не показалось.
Роберт подошёл к зеркалу. Сорокапятилетний, одинокий, больной. Выражение лица настолько напряжённое, что, кажется, оно вот-вот… и лицо закричало:
-- И я должен цепляться за эту жизнь, где меня ни во что не ставят?! Всё отдать и покорно ждать приговора?! А потом не вылечат; скажут – сам виноват, слишком всё было запущено! Нет, лучше я проживу, сколько там осталось, да так, как никогда и не жил: не боясь, никого и ничего! Когда тебе нечего терять, появляется шанс попробовать на вкус настоящей свободы.
Роберт перевёл дух и добавил уже спокойно:
-- Только бы «крыша не поехала» от такого рывка на финишной прямой.
* * *
В тот вечер засиделись мы с Робертом в кафе до закрытия. Не зря, честное слово! Я узнал, что означало это «не успею». Правда, мне совсем не показалось, что Роберт был похож на больного, которому… как бы это сказать… пора угасать что ли?.. Впрочем, я в этом ничего не понимаю. И ещё, как мне представляется, я нашёл удачную форму сотрудничества. Неизвестно, сможем ли мы периодически встречаться. Жизненный опыт подсказывает, что это не так просто как в юности. Поэтому я предложил Роберту посылать мне по почте то, что он успеет сделать. Можно будет вставлять в повесть его куски без изменений, отделив двумя прерывистыми линиями, например. Если будет заметен разный стиль изложения, пусть, -- это даже оригинально. Тут уж ничего не поделаешь, все начинающие страсть как любят оригинальничать. В общем, встреча оказалась плодотворной. Но разве обойдёшься без ложки дёгтя, хотя бы и совсем маленькой. Вот я её и уронил в бочку нашего общения. Не подумав, брякнул: «В любом случае нам нечего терять. Всё равно ведь не напечатают, хе-хе…» Выражение лица Роберта стало потерянным: «Не напечатают?..» – почти трагически прошептал он. Я, конечно, сразу спохватился, но… как известно, – слово не воробей… ну и так далее. И всё-таки, прощались мы в решимости осуществить задуманное. Когда пожимали друг другу руки, я сказал:
-- Знаешь, Роберт… те мои слова – они неправда. Напечатают. Обязательно. Вопрос только времени.
продолжение следует...