Ночь, улица, фонарь, аптека,
Бессмысленный и тусклый свет.
Живи еще хоть четверть века -
Все будет так. Исхода нет.
Умрешь - начнешь опять сначала
И повторится все, как встарь:
Ночь, ледяная рябь канала,
Аптека, улица, фонарь.
Александр Блок
и хочется жить и колется смерть
и в окна с околицы пялятся раки –
им скоро краснеть и у каждого злака
в глазах очевидная тяга созреть...
безлюбье мое! не грызи не кори
за то что дряхлеешь со мной год от года –
я сам бы тебя придушил до зари!
но я и лягушку не в силах убить
а ты к сожалению тоже – природа!
Евгений Орлов /Шарманщик/
«Топор, старуха.
Умереть так, чтоб с ветки роса,
Так эта тварь дрожащая - я?!
- Отметьте эту последнюю, будто выдернутую ветром из Корана строку. Вопрос ли это или утверждение? Или отрицание? Чтобы понять это, нужно оценить самурайскую эстетику романа, а именно – так называемое самоубийство Свидригайлова. Свидригайлов, ставший вампиром благодаря свой жене, в течение четырех месяцев безуспешно пытался инициировать Дуню. И вот два вампира столкнулись в мрачном Петербурге лицом к лицу – он, Свидригайлов, и брат Дуни, Родион. Они чувствуют лютую ненависть друг к другу, потому что каждый хочет заполучить ее первым. Кто победит? Конечно, центральная фигура романа, Свидригайлов, инсценировавший свою смерть (как известно, из револьвера убить вампира невозможно) и вселившийся в тело Разумихина, будущего жениха Дунечки.»
© Leo Xvii, 2000
«Текстуальная единица»
http://proza.ru/2000/11/15-12
«Меня отдали в школу для получения обязательного образования и мои одноклассники быстро просветили меня в том, что морда у меня - жидовская. Было это абсолютной правдой, но мне не нравился тон, которым эта правда доводилась до моего сведения и я кулаками отстаивал свое право этой правды не слышать. Наверно, у меня это получалось лучше чем у других "инвалидов пятой группы" ибо я своего добился довольно быстро. А у тех, других это заняло много лет. Их никак нельзя было назвать "мордами", это были маленькие, худенькие еврейчики, очкарики, которые были рождены учеными, врачами и адвокатами, но поставленные в суровые условия советской действительности, они стали заниматься силовыми видами спорта и к старшим классам добились того, что обидных эпитетов не произносили даже за их спиной.
В этой же, очень средней школе, учительнице русского языка, несмотря на все ее старания, не удалось отбить у меня любовь к литературе вообще и к Пушкину в частности, но реализовать эту любовь мне удалось только много лет спустя...»
© В.Владмели, 2001
«Исповедь пушкиниста в Америке»
http://www.proza.ru/2001/06/19-28
«Итак, кто я? Подумаю... Скорей всего, дурачок. Но тут, правда, нужно различить одного дурачка, каким я был до болезни, и другого, каким стал после. До болезни я был столичным студентом-зазнайкой, не имеющим в голове ни единой, способной продержаться в ней хоть неделю, идеи. Зазнайство мое проистекало оттого, что я считал себя всех умнее, потому как удачно щелкал математические задачки (не больно-то сложные), воображал себя красавцем, так как обожал свою (так себе) в зеркале физиономию и держал себя франтом, ибо на присылаемые мне матушкой гроши покупал чрезвычайно замысловатые джинсики. Правда, что еще делать после того, как те закуплены, совершенно не знал. О, безоблачно-джинсовый период моей жизни! Сколько помнится, ничем, кроме глуповатой развязности (довольно, впрочем, для себя безобидной), я в своем студенческом кругу не выделялся.
Теперь же, после годов болезни, дурачок во мне не то что бы поумнел, а как бы слегка поблагоразумел: привык вылеживать неделями с температуркой в постели, терпеть боль, пить таблетки, да еще и... размышлять. Что не оригинально.»
© Ли Че, 2002
«Монастырская исповедь»
http://proza.ru/2002/06/16-11
«Англичане славились как мастера интриги. Через двенадцать лет они организуют заговор против российского императора ПавлаI, и он будет убит. В числе заговорщиков окажется и сын Павла, наследник Александр.
А пока они пробуют силы. Их цель - убрать Поля Джонса. Для этого достаточно его сильно скомпрометировать. Это им удалось. История вышла настолько грязная, что лучше предоставить слово самому Полю Джонсу.
Вот что он пишет:
"Несколько дней тому назад ко мне в номер постучала девица. Портье сказал, что это якобы дочь женщины, зарабатывающей починкой одежды, и она интересуется, нет ли у меня работы. Дав из жалости рубль, я попытался выпроводить её из номера. Однако в тот момент, когда я открыл дверь, распутница сбросила с головы платок и, стараясь сорвать с себя кофту, начала громко кричать. На лестничной площадке она бросилась к пожилой женщине, которая оказалась там явно не случайно. К ней она обращалась как к матери. Затем они обе вышли на улицу".
Скандал получил огласку.»
© Аловы, 2003
«Поль Джонс»
http://proza.ru/2003/06/09-105
«Осень это неизбежно – так что будем мириться с действительностью. Она, как бы невзначай, ставит мне на колени длинные, тонкие, почти дочерна загорелые ноги. Вы думаете, осень – это время года? Нет – осень это стихия. Она бесцеремонно врывается в вашу жизнь и ее невозможно не заметить. Она швыряет в вас дождем и опавшими листьями. Это в лучшем случае, а может чем-нибудь грязным, мокрым, сорванным со столба и вывалянным в луже. А иногда она солнечная и теплая, мягко стелет золотыми и багряными листьями, ласкает волосы нежным прохладным ветерком и играет с паутинками».
© Оляпка, 2005
«Осень»
http://proza.ru/2005/09/11-88
«Но, тем не менее, запах природы полон упоения – тихого, как утренняя дымка. Когда я глубоко вдыхаю аромат талой воды и намокшей липовой коры, в голове будто бы зажигается свет аварийного выхода.
Я чувствую, как сладко, едва ощутимо начинает подрагивать душа…
Мой бывший муж напоминал мне детскую ночную рубашку – такую, в какой я спала, будучи совсем маленькой. Наверное, у каждого ребёнка есть любимая вещь, которая, как ему кажется, понимает его лучше, чем другие. Лучше, чем окружающие люди. Этот предмет наделён тайным сознанием, о существовании которого известно только тебе. Как правило, это игрушка или что-то из мягких вещей. Когда ты испуган, или тебя поругала мама, всегда есть что-то мохнатое и податливое, к чему можно крепко, не стыдясь, прижаться. Уткнуться носом и поплакать, если обида совсем нестерпимая…
Сейчас я только вспоминаю об этом…»
© Нина Ринко, 2008
«Растрёпанные ветви галактики»
http://proza.ru/2008/01/10/446
«кто скажет с чем сравнить беду мою тоску мою нору мою
гнездо мое бытье мое – отныне
мои друзья не лебеди а голубье да воробье да воронье
да галки на картине…
такое настоящее - хрипящее сипящее галдящее
базарный день и только!
кто кормит птицу клавишей – тому музЫкой давешней
ответствовать на полке!
на порку вызываются паяцы чьи акации
перетравили - стольких!
Борис и Осип – каяться! Марина – отсветается
и Анна – плииз на порку!»
© Шарманщик /Евгений Орлов/, 2009
«грамматика слуха. тайнопись. две книги»
http://proza.ru/2009/10/21/736
«Пал Акимыч решил умереть в конце недели, ну, хотя бы, в пятницу что ли. А что? Денёк что надо! Аккурат перед выходными. Дети и родня, какая есть, успеют подъехать отовсюду, хоть с Антарктиды, хоть с Северного полюсу. Опять же на помины всё приготовят не второпях, а с чувством, с толком: чтоб жратвы было завались и водки побольше, да не разбодяженной, а чистой, как ангельская слеза. Кур надо будет зарубить заранее, да не скупиться, не каждый день хозяин дуба даёт. Может, ещё хряка, того, что к новогоднему столу прочили? Блинцов позажаристее, эх! А он за субботу да воскресенье отлежится, примерит белые тапки да понежится в родном доме напоследок.»
© Зухра Абдул, 2010
«Там солнце...»
http://proza.ru/2010/02/01/256
«- Господи, как же я тебя любила! Мы, дуры бабы, первого своего всю жизнь помним. Ну что, что ты брови вскидываешь? Так ничего и не понял тогда? Я ведь девочка наивная была. И на стихи, и ласку падкая. А тут ты – в шляпе… усах... Данте… романсы. А батя сразу тебя раскусил – не вернется он, Анька. Как в воду глядел. Зря я тогда тебе в институт звонила, в Питер ездила. Худо мне тогда было, токсикоз такой, что душу выворачивало. Верила, дура деревенская, что увидишь ты меня, живот мой с ребеночком нашим, все поймешь. Как же – понял? Сбежал. Мне тут проходу не давали, – люди в нашем селе добрые. Библиотекарша – то пузо нагуляла! Не стала я тебе карьеру портить. Пожалела. Думала – опомнишься, поймешь, что жду. А потом, когда сыночка родила, поняла, что еще спасибо тебе должна сказать – лишил всех иллюзий. Ну, а каково мне было...»
© Виктор Терёшкин, 2010
«Барышня из Кобоны»
http://proza.ru/2010/10/31/1302
«Чего только стоило сравнение Фонаря с... синяком! Человек так и говорил, увидев побитым другого Человека: «Ну и фонарь у тебя под глазом! Кто это тебе его засветил?» Хотя, - что же могло быть у них общего?! Ведь от Фонаря исходил СВЕТ, а от Синяка лицо становилось ТЕМНЕЕ.
Или вот это, оскорбительное для Фонаря, обращение к другому Человеку: «Ну, что ты стоишь, как фонарный столб», хотя вокруг их, - столбов разных – пруд пруди, но Человек говорил - «фонарный», чтобы подчеркнуть, как же надоел ему этот Фонарь... К иному допускал и жаргонное выражение типа: « ты что, - совсем офонарел?»... А высказывая к кому или чему-либо ПОЛНОЕ БЕЗРАЗЛИЧИЕ, Человек восклицал: «А мне это - до Фонаря!»»
© Светлая Ночка, 2010
«Сказка Об Уличном Фонаре»
http://proza.ru/2010/05/27/1174
«- То есть, в бороде святость, что ли? - изумлённо открыл рот Павел.
- Образ Бога и мужчины…
- Та-ак… - Павел недоверчиво покачал головой. - А у женщины какой образ?
- Баба – мать… Сам видал сыновей моих. Да не всех ишшо, Никита за невестой в Обуховский скит убыл, а Фома на медведя третьего дня… Пятеро сыновей-то, да девки две… Дом с детьми – базар, без детей – могила, а один – и у каши сирота. Главное дело бабье – мир в семье наладить. Поучу я её вожжами, скажем, никто в заступники не полезет – мой дом. Но к девкам моим сватья ужо не придут, да и моё сватовство не примут… А вот так, раздор в семье – последнее дело, хужее огня пожарного, раздорная семья со временем помрёт-поломается… - Фаддей задумался, не зная, что сказать. - А образ… Бабе вот без платка негоже. Баба от девки должна различаться. Замужней по чину в платке ходить. Всегда в платке при муже! Девкам - тем можно и без платка, но с косой…»
© Влад Вол, 2010
«Крест»
http://www.proza.ru/2010/08/20/1507
«- Одно и то же. Ты мне запиши
Свои нравоученья, и со сцены
Я их проникновенно повторю...
Тебя, и твой театр - я ненавижу!
Ты вытащил из Страдфорда меня
И, думаешь, меня ты осчастливил?
Что я узнал? Продажных баб любовь?
Что в Лондоне полно сирот и нищих?
Что здесь обчистят и средь бела дня?
Что нашу королеву - королеву! -
Склоняют здесь на каждом перекрёстке,
И что чума сменяется чумой?
Здесь казни - приравняли к развлеченью,
Здесь подати - на выдох и на вдох,
А мы вином подхлёстываем чувство,
Чтоб на подмостках с ролью совладать.
Туман, и тот потворствует пороку -
На улицах, в притонах, во дворцах,
И всюду ложь, и всюду - дух наживы,
И Лондон набухает, как нарывы...»
© Евгений Михайлович Барыкин, 2010
«Трагедианты, или в Шекспировском театре Глобус»
http://proza.ru/2010/05/03/1003
продолжение http://proza.ru/2011/11/04/970