Беседы с мудрецами Цицерон

Елена Пацкина
Рецепты счастливой старости
от Марка Туллия Цицерона


О старости
В молодости живешь с подспудной мыслью, что старость и смерть не имеют к тебе никакого отношения. Это то, что бывает с другими. Но время утекает незаметно, изо дня в день, от юбилея к юбилею, и однажды, как это ни странно, старость стучит и в твои двери. И многие пугаются: как жить дальше?
 На эту тему написано много. Писал о старости и знаменитый римский оратор, политик и философ Марк Туллий Цицерон (106 – 43 г.г. до н.э.). Его книга «О старости (Катон Старший)» написана в форме диалога и носит отчасти автобиографический характер. Она посвящена ближайшему другу Цицерона Аттику (Тит Помпоний Аттик, римский всадник) и написана в 44 году, когда автору было 62 года, а его собеседнику – 65 лет, т.е. когда они уже были стариками: по представлению римлян, старость начиналась в 60 лет.
В этом диалоге Марк Катон Старший, выдающийся римский политик, которому исполнилось 84 года, беседует о старости с друзьями помоложе, Сципионом и Лелием. Отвечая на их вопрос, как ему удается сравнительно легко нести бремя лет, Катон высказывает некоторые мысли, которые, возможно, помогут жить в преклонном возрасте и нам сегодня.
Попробуем и мы принять участие в этом диалоге: наш медиум вызвал дух выдающегося гражданина Рима.


М. – Скажите, пожалуйста, уважаемый Учитель, в равной мере все люди страдают от бремени лет или есть счастливые исключения?

Ц. – Тем людям, у которых у самих нет ничего, что позволяло бы им жить хорошо и счастливо, тяжек любой возраст; но тем, кто ищет всех благ в самом себе, не может показаться злом ничто, основанное на неизбежном законе природы, а в этом отношении на первом месте стоит старость. Достигнуть ее желают все, а достигнув, ее же винят.
Когда годы уже истекли, то – какими бы долгими они ни были – неразумной старости не облегчить никаким утешением. Я мудр в том, что следую природе, наилучшей руководительнице, как бы божеству, и повинуюсь ей.
Жизни, прожитой спокойно, чисто и красиво, свойственна тихая и легкая старость.

М. – Часто старости сопутствуют материальные лишения: в наши тяжелые времена в России люди, покинувшие службу, вынуждены жить на ничтожную пенсию. Может ли мудрость помочь им справиться с такими проблемами?

Ц. – При величайшей бедности старость даже для мудрого быть легкой не может; с другой стороны, для человека, лишенного мудрости, она даже при величайшем богатстве не может не быть тяжкой.
Человек, всегда живущий своими занятиями и трудами, не чувствует, как к нему подкрадывается старость; так он стареет постепенно и неощутимо, и его век не переламывается вдруг, а гаснет в течение долгого времени.

М. – Старости часто сопутствуют недуги, и сил становится все меньше. Как быть пожилым людям, чтобы жить полноценно, а не доживать кое-как?

Ц. – Многие старики столь слабы, что они не в состоянии выполнить ни одной обязанности и вообще никакого дела, полезного для жизни. Но ведь это – недостаток, не старости свойственный, а обычный при слабом здоровье.
Что же, в таком случае, удивительного в том, что старики иногда слабосильны, если этого не могут избежать даже молодые люди?
Старости надо сопротивляться… а недостатки, связанные с нею, возмещать усердием; как борются с болезнью, так надо бороться и со старостью: следить за своим здоровьем, прибегать к умеренным упражнениям, есть и пить столько, сколько нужно для восстановления сил, а не для их угнетения. При этом надо поддерживать не только тело, но в гораздо большей степени ум и дух; ведь и они, если в них, как в светильник, не подливать масла, гаснут от старости; тело наше, переутомленное упражнениями, становится более тяжелым; но ум от упражнений становится более гибок… Как наглость и разврат свойственны молодым людям больше, чем старикам (не всем молодым, однако, а только непорядочным), так старческая глупость, обыкновенно называемая сумасбродством, свойственна только пустым старикам, а не всем.

М. – Есть ли у Вас какой-то рецепт для сохранения умственных способностей?

Ц. – По способу пифагорейцев, чтобы упражнять память, вспоминаю вечером все то, что я в этот день сказал, услышал, сделал. Вот упражнения для ума, вот ристалища для мысли!

М. – Значит, если сохранить некоторое здоровье и интеллектуальный потенциал, если человек способен учиться и размышлять, посвятить себя творчеству и духовному росту, то, отойдя от дел, можно неплохо провести время и в преклонном возрасте?

Ц. – Сколь ценно для души, как бы отслужив под знаменами похоти, честолюбия, соперничества, вражды, всяческих страстей, быть наедине с собой и, как говорится, с самой собой жить. Если она действительно находит пищу в занятиях и знаниях, то нет ничего приятнее старости, располагающей досугом… Таковы занятия наукой; у людей разумных и хорошо образованных они с возрастом усиливаются, так что Солону делает честь его стих: что он старится, каждый день узнавая что-нибудь новое. Большего наслаждения, чем это наслаждение для ума, конечно, быть не может.

М. – Это внушает надежду. Но не все способны к возвышающим душу занятиям. Нередко в старости у людей портится характер, и с ними становится трудно общаться. Всегда ли это происходит?

Ц. – Старики ворчливы, беспокойны, раздражительны и трудны в общежитии, а если приглядеться к ним, то и скупы. Это недостатки характера, а не старости. Дело обстоит так: как не всякое вино, так и не всякий характер портится с возрастом.

М. – Во все времена жизнь человека подвержена опасностям и случайностям: не каждый может дожить до старости. Считаете ли Вы удачей, что Вам не пришлось покинуть этот мир молодым?

Ц. – Сколько времени каждому дано прожить, тем он и должен быть доволен… Ведь даже краткий срок нашей жизни достаточно долог, чтобы провести жизнь честную и нравственно-прекрасную; но если она продлится еще, то не надо жаловаться на то, что после приятного весеннего времени пришли лето и осень; ведь весна как бы означает юность и показывает, каков будет урожай, а остальные времена года предназначены для жатвы и сбора плодов. И этот сбор плодов состоит в старости… в полноте воспоминаний и в благах, приобретенных ранее.

М. – Довольны ли Вы прожитой жизнью? Можете ли Вы, человек богатый и знатный, талантливый и знаменитый, сказать, что жизнь удалась, и Вам будет жаль когда-то с ней расстаться?

Ц. – Не хочется мне жаловаться на свою жизнь, как часто поступали многие и притом даже ученые люди, и я даже не раскаиваюсь в том, что жил, потому что жил я так, что считаю себя родившимся не напрасно, и из жизни ухожу, как из гостиницы, а не как из собственного дома; ибо природа дала нам жизнь как жилище временное, а не постоянное. О, сколь прекрасен будет день, когда я отправлюсь в божественное собрание, присоединюсь к сонму душ и удалюсь от этой толпы, от этих подонков!

М. – Значит, Вы верите в загробную жизнь и непременную встречу с родными душами?

Ц. – Если я здесь заблуждаюсь, веря в бессмертие человеческой души, то заблуждаюсь я охотно и не хочу, чтобы меня лишили этого заблуждения, услаждающего меня, пока я жив.

Остается добавить, что через год после написания диалога «О старости» Марк Туллий Цицерон был убит по приказу Второго триумвирата . Это произошло 7 декабря 43 года.