…Считала ступеньки. Каждое следующее число долго скользило и, принимая глянец поверхности, срывалось. На смену приходило очередное, но я никак не могла сосредоточиться на его имени. Так и считала: десять.. десять..пятнадцать… Когда шаг не повел выше, а сорвался на плоскость, оставшимся в сознании числом было 72. На минуту остановилась перед лестницей, ведущей наверх, - вдыхала разбавленный сигаретным дымом воздух. Темно… темно… Открыла глаза уже на крыше, впитавшей непоследовательность высоты и тем самым, удивляющей все больше своей недвижимостью. Вопреки своей сути, в последний раз вопреки своей сути я подошла к краю, не думая о возможности возвращения. Отправленное сообщение имело слова «а я все-таки умею летать». Я сделала шаг в объятья воздуха…
Я открыла глаза, мне казалось, что я сделала это впервые за множество жизней. Все цвета были настолько насыщенными и яркими, что пришлось ненадолго зажмуриться. Привыкнув к острому восприятию окружающего, я увидела, что стою на краю крыши. От падения меня отделяли буквально сантиметры. Ответив «нет» неоправданному риску, к которому так манило головокружение, я отошла глубже и села. В карманах джинсов нащупала мобильный, как оказалось, совершенно бесполезный здесь: тусклый экран нерадостно мерцал надписью «нет сети». Хождения по крыши в ее поисках были безрезультатны. Положив его обратно в карман, я устроилась удобнее и попыталась уснуть. Однако это оказалось невыполнимым: ночной город и звездное небо лишали даже возможности моргать. Я смотрела на рассыпанные огни фонарей, на бегущие фары машин. В сущности, это не имело никакого отличия от того времени, когда я была внизу: все так же проносились мимо машины, все так же проносилась я мимо фонарных столбов. Изменяющаяся в чем-то неуловимом, стремительная в своих неуклюжих движениях жизнь не имела надо мной никакой власти. И здесь, на крыше, я могу назвать себя лишь наблюдателем с поправкой на мою реальность. Так я провела много времени: пока не начали растворяться в предвосхищающем рассвет городе огни. Еще раз попыталась уснуть, однако это не удалось и сейчас. Быть может, причиной тому было давящее чувство отчаяния. Оно было настолько абсолютным, что мне казалось, будто отчаяние уже течет в моих венах, разрывает мозг миллионом типичных для него мыслей. И теперь я, поглощенная им и поглотившая его причины, представлялась самой себе низшим существом с единственной пульсирующей на протяжении всей жизни мыслью о пропитании. Только в отличие у меня была другая, но одна…
Я не могла уснуть на протяжении нескольких суток, и лишь к исходу третьего дня я поняла, что не нуждаюсь во сне. Осознала это так поздно, наполненная переливающейся всеми цветами «боли» усталостью. И невозможно было квалифицировать ее: ибо она охватывала тело и весь мой дух.
Мне приходилось искать себе какие-то занятия: ведь бодрствовала я в течение всех часов, что заключены в понятие «сутки». Так я наблюдала за жителями этого самого дома. Кто-то из них натянул на крыше веревки, и довольно часто женщины, потерявшие возраст и зависшие на неопределенной отметке, что зовется «мама, бабушка», приходили развешивать для сушки белье.
Часто были видения, но далеко не всегда я могла понять, что является узкой реальностью, заключенной в жизни, а что - всеобъемлющей Вселенной. Так случилось в один из дней: неориентированность в пространстве.
Я лежала на крыше, тем самым заслоняя некоторую ее часть от солнца: по всей площади оно ослепляющее отражалось, это было для меня проблемой не одного дня. В солнечные дни мне просто приходилось часами сидеть с закрытыми глазами, ибо, еще не привыкнув к их чувствительности, я не могла бороться даже с минимальным световым воздействием, которое казалось пыткой. Услышав шаги, я обернулась к источнику: это была одна из женщин, что часто приходит сюда сушить белье. Конечно же, в застиранном халате и с сальной головой. Она поставила таз на крышу, что сопровождалось естественным для соприкосновения железа звуком. Теперь мне хотелось закрыть еще и уши. Встряхивая полотенца и пододеяльники, она развешивала их на веревке. Примерно через пять минут после женщины на крышу поднялась девушка. Теперь мое внимание было отдано ей, пусть она и не знала этого. Ей было около тридцати, она была красива и утонченна. В свою очередь она наблюдала за женщиной и ее движениями. Мне пришлось чуть привстать, чтобы удалось разглядеть все. И буквально сразу начались странные действия: женщина в очередной раз взяла что-то из кучи белья и начала выжимать прямо на крышу. По сверкающей поверхности вниз неслись красные струи… Девушка проследила за ними и повернулась с вопросом к женщине:
- Почему с белой простыни стекает кровь?..
Женщина за пару секунд, что я смотрела на капли, превратилась в кого-то смутно знакомого, но я не стала вспоминать в кого именно. Ее лицо искажали такие муки и такая нежность. Обновленная повернулась к девушке, протянув ей простынь:
- Выжимай.
Та в свою очередь приняла это как должное, будто это было по сценарию, известному обеим. И она не стала выжимать - девушка взяла простынь, накинула ее на плечи и, лучше завернувшись, подошла к краю крыши. Капли крови исчезли с белого. Она легко оттолкнулась от края и на некоторое время зависла в воздухе. Неожиданно развернувшись ко мне, она сказала:
- Нужно было лишь укрыться.
Она еще долго смотрела мне в глаза. Ничего не добавив, буквально за пару секунд растворившись в горячем воздухе, будто расплавилась. Почти сразу я перевела взгляд на бельевые веревки, однако ни белья, ни девушки там не оказалось.
Мне нужно было растолковать это видение, но для начала, мне следовало вспомнить все. Целую ночь я ходила по крыше, садилась и вновь вставала, пыталась найти какие-нибудь зацепки. Вспоминала людей и события, путала со снами и видениями. Взывала к небу и молилась вечности. Просила помощи и умоляла прекратить муки. Рвала на части воспоминания о прошлых жизнях и пыталась выловить хоть часть настоящей. Падала на колени и вставала в полный рост. Забывала про страшно… Истощив запас сил, уже к утру я бессильно отпустила все попытки. Впервые ощутила пустоту внутри, которую могла причислить к абсолютной наполненности. Я ни в чем не ощущала потребности. Из неисчисляемости пустоты я черпала силы. Сосредоточившись на одной мысли, я нырнула в нее, тем самым оставив все мешающее. Пробыв в этом вакууме по неточному определению пару часов, я вынырнула с тем, что так долго искала: я вспомнила.
Теперь я пыталась контролировать неудержимый поток воспоминаний. Они набрасывались и мертвой хваткой держали за горло. Приходилось «встряхиваться», руками выдирать их, оставляя разодранной шею. Ждать следующих и, казалось, непроизвольно проецировать эти действия на бесконечность.
Воспоминания по сути лишь отражаются в настоящем. Чтобы тебя покинуло прошлое, необходимо поставить на его грани зеркало. Зеркалом я выбирала совершенно противоположные события тем, которые, сортируя, я решила уничтожать. Тем самым и достигалось состояние «зависания» в настоящем. Отобрав необходимое в нынешнюю минуту, я принялась анализировать и воспроизводить детали и эмоции. В блокноте, найденном в другом кармане, я делала непонятные пометки. Сжато и кратко – я боялась что-нибудь упустить из-за сумасшедшей скорости происходящего во мне.
л. /вечность/ горный хр./ да/ обладать и принадлежать/ минус/ минус/ отрицание как отрицательность/ отч./ тчк./крыша…
Дописав последнее слово, я посмотрела на свои руки: они были абсолютно чисты, на них не было линий.
«…. …. 20….
Правописание как нелепость сочетания слов и их значения. Нет же. Не отрицаю. Просто не справляюсь с ассоциациями. Не хватает объективности. Необходимо теперь быть сторонним наблюдателем и внутри себя. Научиться. Справиться. Не дробить».
Сосредоточенность на прошлом стала предельной. Я вспоминала записи из своих дневников.
Я вспомнила о своем страхе в поиске определения себя. Совершенно необъяснимые взлеты сменялись падениями, которые я сама и провоцировала, толкая в спину себя своей же рукой.
«….. …. 20…
Если со временем даже не щуришь глаза, глядя на солнце, то, вероятно, ты его уже затмил. Главное не ошибись. Вдруг то была лампочка?.. Ты можешь преувеличить не только свои способности, но и яркость источника света, и тем самым дать животному звание человека, не посмотрев на то, что он в бреду забился в угол. Тем значительнее будет твое превосходство, когда ты сядешь так же, но в молчании. Главное не забывай тешить себя этим в минуты, когда стучатся в дверь».
На последнем слове я действительно услышала стук в дверь, что ведет на крышу. Это было странно: обычно ее никто не закрывал. Мне не хотелось ни с кем разговаривать, однако оттолкнувшись от того, что этим совершенно необязательно сопровождать открытие двери, я решилась.
«…. …. 20…
Я никогда не видела ее. Мной никогда не руководила такая ненависть. К ней. Разливаясь, она топила меня. В себе. Себя ненавижу. Никогда – сейчас это слово звучит часто, так, что уже кажется вторым именем. Я бы сменила имя. Я бы сменила тело и порвала паспорт. Я бы не вспоминала о цифрах, согласно которым развивается и стареет тело. Я бы научилась писать. Никогда. Я бы отдала все деньги одному человеку. Я бы отдала себя любви. Никогда. Ненавижу это слово».
Да. Я никогда не видела эту девушку, но сразу поняла, кем она является по моим воспоминаниям. Они были странно упорядочены: будто я не переживала их, а просто прочла, представляя с искусностью видения режиссера.
- Мне нужно было к Вам придти. Хотите, я помогу Вам?
Я не сдержала улыбку.
- Чем же Вы мне можете помочь? – полным недоверия и издевательства голосом спросила я.
- Я могу освободить Вас от этого. – Она взглядом обвела крышу.
- Вам самой не смешно говорить это?
- Вы считаете меня человеком способным лгать?
- Я считаю вас человеком. А любой человек при определенных обстоятельствах способен солгать. Я же не знаю, чем обуславливается это у вас.
- Если я правильно поняла...- она была в замешательстве. - Есть и те, которых вы не считаете таковыми?
- Конечно. – Спокойно ответила я. «Жаль, что она не знает, что люди делятся на человека и …Человека. Не могу сдержать смех».
После долгого заходящегося смеха я, резко сменив настроение, сказала:
- По-моему, наш разговор не несет никакого смысла и тем более не имеет цели. Думаю, Вам не стоит тратить впустую время.
Она с ненавистью посмотрела на меня:
- Жаль есть несколько причин, по которым я не могу убить тебя.
«…. …. 20…
В просветах между лестничными пролетами, глядя вверх, можно увидеть лишь руку, чуть касающуюся перил. И, слушая торопливые шаги, можно стоять и ждать, пока Он спустится. Но рука все мелькает и мелькает… От чрезмерного напряжения слуха шаги становятся все неслышнее… А от усталости сам присаживаешься на ступеньки, опираясь рукой на перила. И когда совсем не остается сил, чтобы даже держаться – ты ударяешься, падая, головой о ступеньку и думаешь: «Почему я не мог пойти на Ему на встречу?..» Странно, что мне в голову пришла эта мысль и этот час. Ведь для меня на лестничной клетке было окно».
Ушла она не сразу. Но на протяжении всего времени, что она сидела рядом, напряжения не ощущалось. Я была расслаблена, мы сидели близко, так, что ветер помогал чувствовать ее запах. Либо она ушла бы сейчас, либо осталась бы надолго. Предчувствуя резкие изменения состояния, я сказала, повысив голос к окончанию фразы:
- Уйди сейчас.
«…. …. 20…
Уходить, думая, что никогда не вернешься, сродни написанию стихотворения. Я могла бы разделить «уходы» на категории и подкатегории, добавить еще несколько разделов, искусно объяснив каждый… Но мне становится противно от одной мысли, что я буду этим заниматься».
На протяжении многих дней я видела на крыше не одного самоубийцу. Я их узнавала по «хвосту» отчаяния. К сожалению, оно не может приходить неслышно и негласно. В основном это были девушки. С первыми я разговаривала, убеждая в нелепости замысла. С одной же мы беседовали до утра. И неожиданно на моей фразе «Говоришь никому не нужна?.. Ты нужна мне», она сорвалась с места и с разбега прыгнула.
Я улыбалась, меня радовало то, что кто-то еще все-таки не способен терпеть ложь.
Лишь раз я действительно хотела спасти человека. В основном же, я развлекалась с помощью подобных психологических уловок. А последнее время и вовсе лишь провожала взглядом замирающую обычно на несколько минут на краю крыши фигуру.
Но вскоре мне наскучило все это: смотреть на смерть, вспоминать, анализировать, наблюдать…
Я подошла к краю крыши и подумала: «А что будет, если я прыгну во второй раз?..».