Поземка

  Поземка (опыт сценария, полный вариант)               

                Видим убо, яко зима хощет быти, сердце озябло и ноги задрожали…
                Протопоп Аввакум
1.
Зима. По трассе «Москва–Дон» мчатся автомобили, шустрые иномарки обгоняют рефрижераторы. А вокруг раскинулось зимнее русское поле и почти у горизонта виднеется православная церковь. В трех километрах от трассы курятся дымки – там находится деревня и в ее направлении тянется глубокая тракторная колея.
Метет поземка. Снег волнами перекатывает через полотно трассы и тракторную колею. Над трассой же безоблачное вечернее небо. Солнце, где–то за деревней,  медленно опускается во мглу, загораются первые звезды. Крепчает мороз.
 По колее в сторону деревенских дымков тяжело идет человек небольшого роста и непонятного пола. На нем – старый тулуп, валенки, а голова укутана белым пуховым платком, из–под которого  виднеется черная спортивная шапка, с надписью « Nikon ». Человек тянет за собой огромные санки, нагруженные двумя ящиками с бутылками, двумя мешками и чем–то еще, прикрытым брезентом, сверху же лежат шесть  тонких металлических столбиков.
Путник останавливается у дорожного указателя « Кукуй », сбрасывает рукавицу, достает сигарету из пачки с надписью «Прима», спички и пытается прикурить, но руки трясутся и лишь с третьей попытки ему удается добиться желаемого результата. Человек затягивается табачным дымом и только теперь становится понятно, что это мужчина, да и то только по бороде и усам, слегка прихваченным морозцем.
Мужчина с трудом опускается на санки, и поземка мощно осыпает его снегом. Человек неожиданно для себя погружается в сон, сигарета выпадает из руки, ветер подхватывает ее. Огонек сигареты сперва вспыхивает ярче, а затем резко гаснет, потушенный очередной снежной волной поземки. Но человеку уже не нужна сигарета, ему снится сон…
2.  (Анимация)
В кровати (с огромным балдахином) умирает писатель, чем–то неуловимо похожий на Льва Толстого. Вокруг толпятся родственники, почитатели, да и просто приживалки. Слышны голоса.
Визгливый голос: « Заходит солнце русской литературы. Больше таких гениев не родить России! Но и из рая он  будет наблюдать за нами!»
Благодушный картавый мужской голос : « А как он любил наш многострадальный народ. Как он воспел терпение и добродетели русского мужичка. Сколько добра он своим пером подарил людям…»
Женские голоса : «Ой, ой, ой, умирает отец наш !»
Женский хриплый голос : « Он звал к революции! И революция свершится! Падут троны тиранов! И заживут вольные хлебопашцы на вольной земле привольно и счастливо!»
Крестьянский голос : «Помер барин–то или нет?»
Голоса : «Да иди, иди отсюда!!!»
Крестьянский голос : «И пойду. Чего туть делать. Одна антиликенция собралась. Балаболят. Вопят. А попа–то не пустили… Тьфу! Не по–християнски ».
Раздается скрип двери. Это ушел крестьянин.
Важный мужской голос : «Темный народ. Тут такое горе. А им попов только и нужно…»
Молодой женский голос : « Ничего! Народ поймет все потом. Свершится революция и великому гению поставят тысячи памятников. Его доброе слово будет жить вечно!»
Толпа у кровати не видит, что престарелый писатель уже умер, а его душа между тем вышла из тела и беспомощно озирается, не понимая, что произошло.
Вдруг из стены дома со свистом и гиком вываливают три черта, хватают душу писателя за руки и проваливаются сквозь пол…
Молодая женщина, озираясь, бежит по  пустынной ночной улице. За ней гонится ражий детина (а–ля Арнольд Шварценеггер). Женщина кричит : «Помогите!!!» Но в окнах домов не вспыхнул ни один огонек. Тут из подворотни выскакивает малюсенькая собачонка, с лаем бросается женщине под ноги. Женщина падает. Душегуб настигает ее и погружает нож в сердце. Собачонка лает и на убийцу, тот же ногой бьет собаку, точно как футбольный мяч и та, визжа, летит по дуге и падает в мусорный бак. Убийца шарит по карманам пальто женщины, потрошит сумочку, срывает кольцо с пальца и не замечает, как из двора ближайшего дома выскакивает человек с охотничьим ружьем.
Человек : « Ты, что это, гадюка делаешь?!»
Убийца резко срывается с места и пытается убежать. Раздается выстрел. Грабитель падает на асфальт, огромное пятно крови растекается под ним. Из люка ливневой канализации вываливает хохочущая группа чертей и утаскивает грешную душу убийцы в ад.
Ад. Грешники лижут сковородки. Стоит визг. Черти ехидно смеются. На стенах гигантской пещеры пляшут алые сполохи. Черный дым стелется по всему аду.
Дым рассеивается…
Два котла. В одном котле варится писатель, в другом – в кипящей смоле крутится разбойник. Однорогий черт как заправский повар большой ложкой периодически помешивает смолу и даже «снимает пробу».
Маленький чертенок, словно девушка в перерыве боксерского боя, показывает табличку «Прошло сто лет».
Писатель пытается выскочить из котла. Черти вилами запихивают его обратно.
Чертенок пропрыгивает с табличкой «Прошло двести лет», затем с табличкой «Прошло триста лет».
Огонь под котлом писателя разгорается все сильнее и сильнее с каждым появлением чертенка, огонь же под котлом убийцы становится все меньше и меньше.
Писатель, выплевывая смолу изо рта, орет на чертей : «Несправедливо! Я в жизни никого не убил, а мучаюсь все больше и больше! Вон тот бандит женщину зарезал, а у его котла огонь становится все слабее и слабее! Не–спра–ведлива–а–а–а!»
Старый однорогий черт медленно поднимается с табуретки и вразвалочку, покуривая «беломорину», подходит к писательскому котлу.
Черт : «А, сучий потрох, разорался! Значит, не понимаешь, что у нас все точно, как в аптеке! Твой сосед всего лишь бабу замочил. Ее родственники уже отплакались, отревелись, отстрадались. Зло, которое он совершил, с каждым годом убавлялось и убавлялось и скоро совсем перестанет терзать людей. А твои поганенькие книжонки глупые людишки читают и читают, да и переиздают миллионными тиражами. Прочтет какой–нибудь молокосос твой паскудный романчик, да и давай революции устраивать… Кровушка рекой течет, смерть с косой по городам бегает… И зло, тобой порожденное все растет и растет… Нет, у нас все точно, как в аптеке ».
Под крики чертенят : « Галина бланка! Буль– буль! Буль – буль!» – старый черт кочергой заталкивает писателя поглубже в смолу…
3.
Небольшой деревенский дом из двух комнат. Весело трещат дрова в печи, рядом с печью стоит ведро с углем. Черный кот разлегся на табурете. В комнате поменьше стоит стол, покрытый обыкновенной полосатой клеенкой, в углу холодильник «Бирюса», над холодильником – на стене висит икона «Сошествие во ад». В большой комнате, которая одновременно является и спальней и залом находятся : диван, панцирная кровать, журнальный столик – на нем телевизор, два шкафа семидесятых годов прошлого века : платяной  и книжный. У дивана кучей лежат цветастые половики…
Женщина лет тридцати ( в джинсах и мужской майке) моет пол. Она напевает песенку Наташи Королевой, впрочем, только одну фразу : «Маленькая страна. Маленькая страна».
Раздается стук в дверь.
Женщина : «Юлька, это ты?!»
Мужской голос : « Да я это, я. Пусти поскорей. Продрог на ветру. И поземка проклятая замучила! »
Женщина открывает дверь и в столовую вваливается  уже знакомый нам мужчина. Он энергично отряхивает снег с валенок веником, сбрасывает платок прямо на пол, тулуп же вешает на гвоздь.
Женщина : « Юлька, ты то поаккуратней, поаккуратней! Смотри сколько снега притаранил! А я полы в кухоньке только что помыла ».
Мужчина : « Ну, что ты меня, Настена, все величаешь Юлька, да Юлька. Меня ведь Юлианом зовут. Обидно все же! »
Настя : « Чего это ты вдруг стал обижаться? Всегда тебя так по всей деревне склоняли. И я тебя так зову. Был бы Юрий, звала бы Юрком. А раз Юлиан, то Юлька – это самое, что ни на есть подходящее имечко ».
Юлиан : « Поесть–то что–нибудь приготовила?»
Настя : « Да сейчас! Сейчас! Полы домою. Борщик на плите. Подожди чуток…»
Юлиан проходит в большую комнату и плюхается на кровать. Из под подушки достает пульт и включает телевизор.
На экране мелькают кадры : Гитлер на трибуне, перед ним маршируют толпы с факелами. Группы молодых фанатиков жгут книги. Ленин на трибуне. Вооруженные люди аплодируют вождю. Фидель Кастро тоже на трибуне. Лидер кубинской резко жестикулирует. Толпа приветствует Фиделя.
Голос за кадром : «Революции не свершаются в нищих и обездоленных странах. Голодному не нужна винтовка. Он не пойдет захватывать Зимний  дворец. Он отправится в магазин и украдет буханку хлеба.
Революцию не делают массы. В стране относительно благополучной находится группа интеллектуалов, мечтающая о переустройстве государства по своему вкусу. Революция – это не день в календаре, перевернул листок и вот он новый порядок…»
На экране вновь мелькают кадры : митинги польской «Солидарности». Лех Валенса беседует с рабочими верфей Гданьска. Россия. Шахтеры стучат касками на горбатом мосту. Ельцин на танке произносит речь. «Оранжевая» революция в Киеве. Ющенко обращается к сторонникам с высоты, внизу радуются его последователи в оранжевых шарфах. Грузия. Группа молодых людей врывается в помещение парламента. Шеварнадзе стремительно уходит. Киргизия. Толпы на улицах.
Голос за кадром : «Революция требует долгой подготовки. Писатели и журналисты объясняют народу зачем надо устранить существующую власть. Политики на деньги из–за рубежа вербуют сторонников в органах власти и в особенности в армии и иных силовых структурах. А народ играет роль массовки, оттеняя величие и гордыню очередного демагога. Так было всегда. Так и будет. И как правило простые граждане от очередной революции не получают ничего. Новые владетели, как вампиры начинают сосать соки из своей жертвы – страны. А если народ начинает роптать, то для него найдутся и гильотина, и сибирские концлагеря, и дубинки полиции».
Юлиан выключает телевизор и с отвращением бросает пульт на подушку : « Настюха, ты дашь мне пожрать или нет? Весь день на морозе, а тут телеящик политикой задолбал!»
Голос Насти : «Иди, иди. Борщ на столе».
Юлиан медленно проходит на кухню и усаживается за стол. Вкусно дымится тарелка с борщом. На столе – небольшая грудка из кусочков черного хлеба. Слышно как на плите закипает чайник.
Настя усаживается на табуретке напротив Юлиана и как–то жалостливо смотрит на него.
Настя : «Устал Юлечка, бедненький котик.  Да, я понимаю. Ты у нас на всю деревню единственный кормилец –то и есть. Колхоз загнулся, работать негде. Все мужики в Москву подались. Вот у нас–то баб одна надёжа и осталась – ты это».
Настя слегка потягивается, вздыхает… и улыбается: « За это то мы все тебя и любим. Ну и тебе не плохо. Пять баб – один прораб!»
Юлиан случайно замечает книгу на столе : «Настена, ты что тут читала?»
Настя : « Я как утречком тебя проводила, снежок за воротами разбросала. Упарилась. Подивилась на часы, а еду готовить вроде рано, полы мыть вечерком собиралась. Достала из шкафейки книгу, первую попавшуюся, дай, маненько почитаю».
Юлиан отстраняет тарелку с борщом и подтягивает книгу.
Юлиан смеется : «Ну, ты Настюшка и даешь! Я помню в школе, ты только любовные романы штудировала. Историю и нашего препа Ник Палыча терпеть не могла. А тут «Историю христианства» читать удумала. Эта книжонка – наследство от моего батяни, он историей баловаться любил…»
Настя (застенчиво): «Чего уж тут лыбиться. Я и почитала то немножечко. Не очень то интересно».
Женщина забирает книгу у Юлиана и небрежно швыряет ее свободную табуретку. Книга открывается на первой странице с изображением Распятия и  готической надписью «История христианства». Надпись постепенно увеличивается и заполняет весь план.
4.
Книга неожиданно вспыхивает. Тлеют страницы, тлеет обложка. Дым заполняет экран и превращается в символ тумана времени. Из тумана выплывает фигура человека в римской тоге, который, жестикулируя по правилам античных риторов, говорит : «Древний Рим. Отшумели гражданские войны и революции. Целое столетие в Вечном городе периодически вспыхивала массовая резня. Сулла против Мария. Цезарь против Помпея. Октавиан против Марка Антония.
Харизматические (и не очень) вожди пробирались к трону через горы трупов и поножовщину. Целесообразность убийства признавалась большей частью политиков. В Риме были заложены основы революционного подхода к террору  на тысячелетия вперед.
Но римские политики, кроме тяги к казням и проскрипциям, обладали странным набором черт. Эти «любимцы богов» и полубоги (по языческой классификации) страдали своеобразными сексуальными пристрастиями. Например, Гай Юлий Цезарь, по свидетельству современников : «Был мужем всех жен и женой всех мужей». Гомосексуализм являлся естественной «приправой» быта и культуры античного эона. В эллинских садиках вместо фонтанов высились гигантские фаллосы. Сапфо восславила в своих стихах любовь женщины к женщине ( не даром остров Лесбос, где и творила поэтесса, подарил название данной форме любви ). В философских диалогах великого Платона Сократ и его ученики вовсю обсуждали любовные позывы к мальчикам.
Но, впрочем, в конце концов, каждый любится как ему хочется! Да, беда только в том, что гомосексуалисты во все времена и у всех народов считали себя выше гетеросексуалов, а свою любовь признавали объединяющим началом и признаком элитарности. И еще, маленькое замечание, от гомосексуальной связи не рождаются дети и она часто становится одной из причин вымирания цивилизованных народов и наций, которые считают себя достаточно толерантными ( то есть терпимыми ) к причудам правящего класса.
Имперский Рим стал Домом Толерантности.
Древние римляне легко терпели половые извращения, мистические восточные культы, практиковавшие праздничные оргии и сакральную кастрацию. Увлечение оккультизмом и астрологией мутной волной захлестнуло дома и дворцы Великого Рима. В Рим были стащены статуи почти всех богов, которым поклонялись покоренные племена и народы.
Римляне были толерантными ко всему, что не относилось к власти, частной собственности и деньгам. У римских императоров ( после Августа) как–то сама собой образовалась привычка казнить наиболее состоятельных граждан по обвинению в государственной измене и отбирать их земли и рабов  в государственную казну…
В провинциях мелкие собственники, уступая нажиму крупных землевладельцев, стали продавать свои земельные участки и перебираться в Рим. Тысячи римских граждан поселились в столице гигантской средиземноморской империи.
В соответствии с традицией они не могли заниматься ремеслом, ибо это считалось уделом рабов и вольноотпущенников; они не хотели воевать – наемники (особенно из варварских племен заняли эту нишу деятельности); они не пытались освоить торговлю, так как греки и евреи, объединенные в землячество, делали это успешней гордых римлян; чиновничество и интеллектуальный труд были доступны только элите. Что оставалось делать простому римлянину?! А ничего… И обыкновенный среднестатистический римлянин, проживая в «многоэтажке» ( ведь в Риме имелись многоэтажки и в 10 и 12 этажей!), не делал ничего…
5. (Анимация)
Один день из жизни римского горожанина.
Утро. Над городом плещется алая заря. Оживает Вечный город. По улицам снуют рабы, свободные слуги и служанки – они торопятся на рынок.
Римский рынок. Великолепны торговые ряды. Толстый торговец предлагает молодому мужчине рыбу. Пожилая служанка остановилась  у лотка с мясом и шумно торгуется с чернокожим продавцом.
А вот продаются египетские и левантийские сласти. Босоногий мальчик (в детской тунике с красной каемкой) пытается украсть яблоко в сахаре.  Пожилой стражник поймал его и держит за ухо. Шум, гвалт и хохот…Ребенок вырвался из рук стражника и скрылся в ближайшем переулке…
Рыжеволосый римлянин средних лет проснулся в своей квартире на 9 этаже. Он с отвращением сворачивает циновку (ложа нет, оно давно продано) и подходит к стоящему прямо на полу кувшину, поднимает и переворачивает его: стекают на пол несколько капель воды. Римлянин вздыхает и, одевшись, направляется к выходу из квартиры. По лестницам дома снуют люди. Римлянин, держа в левой руке кувшин не спеша, спускается вниз. Горбоносый сосед приветствует его: «Salve, Marcus!» И слышит в ответ: «Salve, amicus!»
На улице, чуть не столкнувшись, с носилками богатого господина, которого несли шестеро рабов–здоровяков (разного цвета кожи), и чуть не упав в канализационную канаву, Марк, через стайку мальчишек, играющих в мяч, наконец, добирается до ближайшего фонтана. Зачерпнув воды, он направляется обратно домой, где и совершает омовение лица, рук и ног (в одном тазе, не меняя воду, при чем лицо в данной очереди занимает третье место).
Римлянин Марк, напомадив волосы, опять спускается к выходу из дома. Он идет по улицам, постоянно сталкиваясь с людьми, к месту бесплатной раздачи еды.
Неказистое строение. У входа волнуется очередь из римских граждан. На крыльцо выползает туша евнуха–чиновника. Слышится визгливый голос: « Великий кесарь!..» Толпа хором: « Да пошлют ему боги жизнь, здоровье и силу!..» Голос продолжает : « Подает своим верным подданным сегодня хлеб, мясо и вино!» Очередь : «Слава, потомку Венеры! Хвала доброму кесарю! Будь здрав, кесарь!» Марк кричит вместе со всеми.
Римские граждане чинно входят в дверь, получают вино, хлеб и куски мяса…
Марк  около фонтана съедает мясо и хлеб, запивая вином и чуть, поморщившись, ворчит : «Это не вино, а уксус какой–то».
Римские термы.
Зал с двумя бассейнами ( с холодной и горячей водой). Зал отделан мрамором, мраморные же ступени ведут в бассейн. Везде статуи обнаженных божков и богинь с четко выделенными гениталиями.
Марк плещется в бассейне. Пар поднимается вверх. В серой мгле мелькают силуэты голых мужчин. Марк берет скребок и счищает грязь с кожи, затем быстренько перебирается в бассейн с холодной водой.
Наш герой одевается. Рядом на широкой скамье беседуют два римлянина: худой и толстый . Марк невольно прислушивается к разговору…
Худой : « Мой мальчик умеет делать это как никто другой! А какие у него ягодицы!»
Толстый : «Зато у Публия пенис толще. И когда ласкаешь его языком…»
Марк незаметно , но с презрением сплевывает, и покидает баню.
Цирк.
На трибунах толпы людей.
В императорской ложе сидит маленький тщедушный человек (это повелитель Рима) и хищно наблюдает за тем, что происходит на арене. Рядом расположились приближенные. Вино течет рекой, сладостями завален стол. Любовница одной рукой нежно гладит шею императора, но того не интересуют ласки и вино, его взгляд вперился вниз, там, на песке арены свершается кровавое действо – бой гладиаторов…
Марк удобно расположился на западной трибуне. В общей массе он чувствует себя одиноко.
На арене: поединки сменяются поединками ( Кадры их х/ф «Гладиатор» ).
Вечер. Марк бредет по улицам домой. Его путь пролегает мимо дома известного вольноотпущенника.  Слышно как звенит восточная музыка, визжат танцовщицы. Напротив входа в дом дежурят два раба–гиганта. Один из них останавливает Марка : « Могущественный  Гай Флориан приглашает тебя посетить его праздник в честь красивейшей и сладчайшей Теренции!»
Марк : «Но я не знаю почтеннейшего Флориана…»
Подскакивает второй раб : «Он еще чванится! Не пойдешь сам, пойдешь силою!!!»
Рабы хватают Марка и зашвыривают его в открытую пасть дверного проема, как бревно в печь. Марк оказывается в гуще пира. Чьи–то руки насильно вливают вино в горло…
Ночь. Пьяный Марк еле вползает в свою комнату.
Вновь утро. У Марка зверски болит голова. Он мечется по квартире со словами : «Ну, что за жизнь? Что за жизнь? Кругом пустота. И каждый день одно и тоже : еда, баня, зрелища и попойки… Муторно. О, Юпитер, зачем жить? Собакам и деревьям живется веселее, чем человеку… Боги, зачем, вы смеетесь над нами?!! Нет, лучше всего удавиться…»
Марк бредет к фонтану, в руке как всегда пустой кувшин.
У фонтана собралась небольшая группа людей. Маленький лысый еврей о чем–то рассказывает. Марк подходит к фонтану, набирает в кувшин воды и неожиданно замирает (он услышал слова еврея : « Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я –  медь звенящая или кимвал звучащий. Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание, и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, – то я ничто… Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит. Любовь никогда не перестанет, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится.
… Иудеи требуют чудес, и эллины ищут мудрости; а мы проповедуем Христа распятого, для иудеев соблазн, а для эллинов безумие, для самих же призванных, иудеев и эллинов, Христа, Божию силу и Божию премудрость; потому что немудрое Божие премудрее человеков, и немощное Божие сильнее человеков».
Марк уходит вместе с проповедником и его учениками.
Разбитый кувшин валяется на земле, темное пятно растекается вокруг него.
( Голос за кадром: « Христианство победило мир, прежде всего своим здравым смыслом, придав смысл человеческой жизни. Человек, особенно думающий и мечтающий, не способен жить подобно скоту, ибо человеку необходимо то, что приближает его к небесам и отдаляет от земной суеты. Революция, потрафляя человеческим инстинктам, отрывает людей от Вечности и ввергает в полуживотное существование. Поэтому всякая революция есть искажение христианства и предательство Господа нашего Иисуса Христа. Пилат ведь тоже был по–своему революционером »).
6.
Настя и Юлиан лежат вместе в кровати.
Настя: « С завтрашнего дня к тебе ходить будет Варька».
Юлиан: « Почему это?»
Настя: « Да у меня месячные начались».
Юлиан: « Тьфу…»
Настя: « Нечего плеваться. Варька, она то баба неплохая. А денька через три за тобой Сонька ухаживать будет. Плохо тебе что–ли, живешь как петух в курятнике».
Юлиан: « Спасибочки, сравнила!»
Настя: « Ну, как султан в гареме. Не обижайся. Мужиков то в деревне совсем нет, кроме тебя».
Настя целует Юлиана. Юлиан же отворачивается к стене… И засыпает.
Стены деревенской избы постепенно исчезают. Юлиану снится сон.
(Голос за кадром: « Древние философы наговорили о человеке такого, что и Дарвину не могло пригрезиться, о чем Карл Маркс и Фридрих Энгельс не додумались».)
7.  ( Анимация)
Иллюстрация к словам Энния:
«Блаженный апостол Павел в послании к коринфянам, жителям, соседственным со страною Греции, которую называют Лаконией, так возвещает: «возлюбленные, премудрость мира сего есть глупость в очах Божиих» (1 Кор. 3:19), и это сказал он не мимо истины. Ибо, мне кажется, премудрость эта получила начало от падения ангелов, и от сего-то философы, излагая свой учения, не согласны между собою ни в словах, ни в мыслях. Так одни из них душу человеческую признают за огонь, [как Демокрит;] другие – за воздух, [как стоики;] иные за ум, иные за движение, [как Гераклит;] другие –за испарение; другие за силу, истекающую из звезд; другие за число одаренное силою движения, [как Пифагор;] иные за воду рождающую, [как Гиппон;] иные за стихию из стихий; иные за гармонию, [как Динарх;] иные за кровь, [как Критий;] иные за дух; иные за единицу, [как Пифагор;] древние также думают различно. Сколько мнений об этом предмете! Сколько рассуждений софистов, которые больше между собою спорят, чем находят истину!
Но пусть бы они были несогласны между собою относительно души, – по крайней мере, согласно учили о прочих предметах? Между тем, один признает удовольствие благом души, другой – злом, иной чем-то средним между благом и злом. Далее, одни говорят, что отделение ее <от тела> –благо, другие – зло, третьи – среднее между добром и злом. Далее, одни говорят, что природа души бессмертна, другие, — что она смертна, третьи, что она существует на короткое время; одни низводят ее в состояние животных, другие – разлагают в атомы; одни утверждают, что она переходит в тела трижды, другие назначают ей такое странствование в продолжение трех тысяч лет: те, которые сами не живут и ста лет, обещают душе три тысячи лет существования! Как назвать эти мнения? Не химерою ли, как мне кажется, или глупостью, или безумием, или нелепостью, или всем этим вместе? Если они нашли какую-нибудь истину, то пусть бы они одинаково мыслили, или говорили согласно друг с другом: тогда и я охотно соглашусь с ними. Но когда они разрывают, так сказать, душу, превращают ее один в такое естество, другой в другое, и подвергают различным преобразованиям вещественным, признаюсь, такие превращения порождают во мне отвращение. То я бессмертен, и радуюсь; то я смертен, и плачу; то разлагают меня на атомы: я становлюсь водою, становлюсь воздухом, становлюсь огнем; то я не воздух и не огонь, но меня делают зверем, или превращают в рыбу, и я делаюсь братом дельфинов. Смотря на себя, я прихожу в ужас от своего тела, не знаю как назвать его, человеком ли, или собакой, или волком, или быком, или птицей, или змеем, или драконом, или химерою. Те любители мудрости превращают меня во всякого рода животных, в земных, водяных, летающих, многовидных, диких или домашних, немых или издающих звуки, бессловесных или разумных. Я плаваю, летаю, парю в воздухе, пресмыкаюсь, бегаю, сижу. Является, наконец, Эмпедокл, и делает из меня куст».
(Голос за кадром : « Христианство, придя в мир сделало человека человеком. И не вина последователей Христа, то, что в современном мире человека превращают опять в неизвестно что. Цивилизованным людям удобно считать, что человек ни чем, ни лучше животного, так легче оправдать свои склонности и низменные страсти. Человек подвергся оживотновлению, за то животные постоянно очеловечиваются. И чем больше называют щенят и котят : « Девочки и мальчики!» – тем чаще к детям относятся как к зверятам. Нынешнее человечество напрочь потеряло идею детства, вернувшись к временам самого дикого молохнутого язычества! В детях просто видят недоразвитых взрослых.
Не верите?
Да посмотрите обыкновенную «детскую» рекламу на любом из телевизионных каналов». )
8.
Утро следующего дня. Опять трасса. Куда–то мчат автомобили. Юлиан на обочине дороги натягивает  торговую палатку, устанавливает столик, раскладывает на нем тульские пряники, конфеты в пакетиках и банки с напитками.
Неожиданно у палатки останавливается «крутой мерс». Из него вываливает типичный «новый русский». Слышно как из машины звучит рэп :
« Сивка – Бурка, вещая кавурка
Стань передо мной, как лист перед травой.
Я на тебя вскачу, еду – свищу!
Царь – девицу осчастливить хочу!
Мне бы добраться до острова Буяна,
Там бы я накапал спермы два стакана!
Ох, и радовался бы тогда весь народ,
От весны до весны – целый год!
Добрался до океана,
Вижу рыбу– кита : в сексуальном восторге
От головы до хвоста!
На ките том баня стоит, баба без трусов туда бежит!
Я за нею, она от меня!
Дверь захлопнула!..
Какая фигня!»
   «Новый русский» : « Ну, чё, братан, водочка есть?»
Юлиан (чуть замявшись) : « Да, есть. Сто рублей бутылка стоит…»
«Новый русский» : «Давай три. А то с пацанами все выхлебали и до Воронежа развлечься не чем - то будет…»
Юлиан поспешно достает из рюкзака три бутылки и передает их покупателю. Полученные деньги продавец быстро прячет в карман ватных штанов.
«Новый русский» : « Ну, ты, братуха и даешь! Ха–ха–ха! Может и жопочку свою продашь?!»
«Новый русский» впрыгивает в «мерс». Автомобиль резко срывается с места и исчезает за пригорком. Все скрывает метель, но где–то из дали, доносятся слова рэпа : « Он – не герой, не Терминатор,
                Он просто супермастурбатор!»
Проходит два часа. Ни одна из машин не остановилась у палатки. Холодно. Метет. Юлиан начинает замерзать. Попрыгав на ногах, Юлиан из рюкзака вынимает термос, отвинчивает крышку, наливает себе кофе и, медленно прихлебывая, пьет горячую жидкость. На лице Юлиана появляется блаженная улыбка.
Из сумрака поземки появляется человек. Это высокий статный старик в старой офицерской шинели. Он в руках держит сучковатую палку, за плечами котомка.
Старик останавливается около палатки и ласково  смотрит на Юлиана. Юлька впивается взором в пришельца и видит, что не смотря на мороз у старика нет шапки и седые длинные косматые волосы покрылись инеем и мелкими крупинками снега.
Старик : «Храни тебя Бог, радость моя».
Юлиан : « Вы что–нибудь хотите купить? Вот прянички есть…»
Старик : « Бог послал меня выкупить твою душу. Брось все, пошли со мной. Там на холме храм…»
Юлиан : « Ты дед галиматью не гони! Как же, оставлю я свое добро! Я не псих как ты! Мне всю деревню кормить надо!»
Старик : « Юлиан, пойдем со мной! Бог…»
Юлиан перебивает странника : « Чего заладил как попка : «Бог, бог…» А нужен мне он твой бог! Если бы я сидел да выл молитвы, то давно бы с голодухи умер! Бог, бог, бог… А нам и без Христа и Будды не плохо живется!
Проваливай, что ли?..»
Старик читает стихи :
«Есть мистика. Есть вера. Есть Господь.
Есть разница меж них, и есть единство.
Одним вредит, других спасает плоть.
Неверье – слепота, но чаще – свинство».
Юлиан : «Отстань, старый хрыч! Нас стишульками не проймешь! Мы поэтов не знаем, мало ли что какой олигофрен напишет!»
Старик : «Это Бродский».
Юлиан : «А по мне хоть Сумасбродский!»
Старик кланяется Юлиану в пояс : « Прости, раб Божий. И прощай…»
Странник отрясает снег с ног и уверенно скрывается в метельной мути.
9.
Поземка улеглась. Высоко в небе вспыхнуло солнце. В солнечных лучах проявляются картины : храм Софии Киевской, «Троица» Андрея Рублева, собор Василия Блаженного, икона Божией Матери Казанской, икона Божией Матери Иверской, икона Всех святых в земле Русской просиявших, храм Христа Спасителя, икона Сергия Радонежского, икона Оптинских старцев, икона Серафима Саровского, портреты Дмитрия Донского, А. В. Суворова, Д. И. Менделеева, Чайковского, Глинки, Рахманинова и т. д.
Вдруг наползает туча. Мелькают кадры взятия Зимнего дворца, строительства Беломорканала, Соловецкого лагеря, войны в Афганистане и … современной молодежной дискотеки. Все сменяется картинами из жизни геев и лесбиянок. Скинхеды у ночного костра. Смертница взрывает автобус. Попсовая группа поет о попсовой любви. Притон наркоманов. Люди у игровых автоматов…
( Голос : « Русская история зачиналась как былина, развертывалась как захватывающий приключенческий роман, а закончится, может похабным матерным анекдотом».)
10.
Вечер. Юлиан сквозь поземку пробирается домой. Он оборачивается у указателя « Кукуй» в сторону трассы и видит, что в сумеречном небе горит крест. Юлиан отворачивается от креста и всматривается в пелену поземки, над которой проступают крыши домов. Юлиан говорит сам себе : « А там тепло. Варька наверняка печку нажарила. А завтра Сонька придет. Тепло…»
Юлиан дергает с натугой санки и через снеговые заносы движется к своему дому.
(Голос за кадром :
«Сеем рожь, а косим лебеду,
Непрестанно ищем виноватых.
Строим рай, а вертимся в аду,
Узнавая в ближнем супостата.

Словоблудьем залита земля,
Каждый норовит в Евангелисты
И к кормушке, дабы опосля
Самому свернуть с тропы тернистой.

Плоть ликует. Дух уничижен,
Суета перечеркнула Вечность.
И страну десницею чужой
Волокут злорадно на увечья.

Наши души, от тоскливых дум
Обессилев, примирились с ложью...
Потому и сеем лебеду,
Называя сеянное рожью».)
11. (Анимация)
Поземка вздыбливается и превращается в песчаную бурю.
Песок оседает.
Пустыня. Палящее солнце. По барханам бредет св. Макарий Великий.
Из–за ближайшего бархана возникает человек, на плечах у него коромысло со множеством сосудов и мешочков.
Макарий : « Во имя Пресвятой Троицы отвечай : «Кто ты и куда несешь свой груз? »
Незнакомец : « Я – бес. И иду искушать людей. А в сосудах и мешочках соблазны. Если кому не подойдет один, то ему я предложу другой».
Макарий : « Стой, враг рода человеческого. Именем Господа Всемогущего я запрещаю тебе продолжать свой путь!»
Бес : « Ах, Макарий, Макарий. Напрасно ты так. Мы ведь с тобою очень похожи, а в чем–то я и сильнее тебя. Ты ночью молишься и почти не спишь, я же вообще не сплю. Ты держишь строгий пост, я же совсем не ем.
Только в одном я проигрываю тебе…»
Макарий : « В чем же, лукавый демон?»
Бес : « В смирении…»
Над пустыней поднимается вновь буря, и дьявол исчезает в ней. Буря превращается в низовую метель.
12.
Юлиан остановился на пороге дома. Отряхивает снег с валенок веником. И застывает… В ночном небе горит крест. По деревне метет поземка. Юлиан задумывается. Где–то далеко бьет колокол. За дверью слышен голос Варьки : « Юлька, иди домой. Похлебка уже на столе!»
Юлиан трогает дверную ручку, но вновь поднимает глаза к небу. Там горит Крест.
(Голос за кадром : « Что выберет человек? Что выберет Россия? Куда идти , куда стремиться? Во что верить? Что ненавидеть и что любить? Соблазнов много, сил мало. Кажется, никогда и не выкарабкаться Святой Руси из болота суеты и мшелоимства. Нам не хватает ни смирения, ни покаяния, ни веры. Порою кажется, что русская история закончилась, и выхода нет.
Смута 17–го века разрушала тело России, смута века 20–го разрушала душу России!
Да и есть у современной России душа? На этот вопрос сможет дать ответ только сам народ.
И все –таки, если перефразировать Гилберта Кийта Честертона, то следует сказать : «Сколько раз в истории казалось, что Россия катится ко всем чертям. Но обычно погибали сами черти ».
Надо верить в это…)