Говорили война кончилась

Борис Ящук
                Говорили  война    кончилась…


Мы    после  победы  над фашистами  жили  на западе Украины  в маленьком и старинном городке. Он был такой красивый  и  тихий, что мы уже и забыли о  бомбёжках и затемнениях.  В домах  загорелись электрические лампочки -  военные  восстановили взорванную гидростанцию. Заработали хлебо-  и молокозаводы,   какие-то фабрички  и маленький  кинотеатр на майдане.  Мирные дни  принесли столько радости людям не взирая  на недоедание и  плохонькую одёжку.      А тут растут дети  - худющие  и голодные! А чем кормить?  А где купить? В городке даже путнего базарчика нет. На главной улочке кое-где  торгуют папиросами, домашними пирожками с картошкой и булочками. А цены кусаются!  Что делать?     Этот  вопрос волновал любую мать в те годы…
       Однако, опытные  хозяюшки  знали верный  способ поправить положение. Не секрет, что сёла  быстрее  «очухались» от разрухи. Кто курчат  и уток завели, кто на огороде успел что-то вырастить, у кого-то  поросята  подросли и  набрали вес.   Небольшой достаток  родил  в отдельных сёлах   стихийные  базарчики.Здесь селяне проворно обменивали продукты своего труда на   деньги или на добротные  шмотки горожан.
       Не  устояла  от    поездки на такой базар и мама наша.  На   попутных  повозках  климбивских  селян   несколько городских женщин отправлялись  на  торжище. Оно состоялось раз в неделю в селе Климбивка – километрах в двенадцати от нашего городка. Там женщины  обменивали свои вещи  на продукты.  Худо-бедно   торг  всегда  проходил относительно неплохо: какой-то харч горожан устраивал, а в селе всегда находился нуждающийся  в добротной одёжке. После  ужасной  войны  у большинства с обеих сторон соблюдался кодекс  чести. На торгах кого-то «надувать» - дело последнее! Тем более обе стороны хорошо проверяли  качество товара.  В полдень  базарчик благополучно  заканчивался и таял мгновенно. А горожанкам на выезде из села  приходилось ещё раз совершить  торг -  за шмотки  нанять возницу до города. Обычно, поторговавшись, возница помог  бабам погрузиться вместе с покупками и стегал  кнутом своих  коней, покрикивая: « Гаття  вьё!»  и  лошади трогались…  Таким образом,  мама несколько раз  привозила  из села    гусятину, куриные яйца, сметану и сливочное масло,   молодую картошку  и всякую зелень.  И  потом так вкусно нас кормила.  Папа , как только узнал о маминых походах, стал возражать: « Расхрабрилась  маманя ты рановато! Округа ещё кишит  бандеровцами!»   Но мама была непреклонна  и отвечала: « А что на заставах было лучше?»  И папа разводил руками … Мама  тоже была не из робкого десятка !
        Мама ещё несколько раз  съездила  в  село, а потом приболела…. А  моя старшая сестра(ей  шёл пятнадцатый год), вызвалась   съездить вместо мамы.  На семейном «совете»  порешили: « Пусть съездит!»  Папа  наш тогда  был кавалеристом и у командира выхлопотал, чтобы  для этой  поездки  выделили  повозку и ездового. Получив «добро», в этот рейс  папа отправил своего коновода  Павла  Петровича.  Рядовому Кривовязову шёл уже  шестой десяток лет, устал человек от войны. Поэтому папа  старался держать его  подальше  от   боевых  действий Он часто бывал нашим гостем и мы уже  считали его  полноправным членом семьи.  Идея  съездить на базар Павлу Петровичу понравилась.
Запрягая  гнедую кобылку, он  улыбаясь  говорил моей  сестре: « Ну  Ларка, готов фаэтон! Садись!» На самом деле это была  легкая  тележка, которую в армии называли «линейкой». Старый  боец  настелил  на  сидения  сена,  примостил у  передка  запас  овсеца  для  лошади, а в  сене  спрятал  автомат ППШ (на  всякий   случай)  .  На  базар они отправились  как  только  солнце  выглянуло  из-за  соснового бора.  Сестра моя – девчонка  к  коням привычная(выросла на погранзаставе), сразу  ухватила вожжи в свои руки,  а Павел  Петрович  уселся  в  линейку, свесил вниз  ноги и потихоньку  подрёмывал под тёплыми  лучами  ласкового  солнышка…  Просёлок  в  Климбивку  был  хорошо убитый  колёсами  и  устелился хорошим слоем  пыли. Неспешная  езда  была нетряской и кобыла  Машка  ступала  мягко, не поднимая  пыли.  Покой и тепло  погрузили старого солдата  в  сон и он иногда  умудрялся  похрапывать. А  Лариска , напуганная папиными опасениями, с   тревогой   всматривалась в каждые встречные кусты.  Но  ничего страшного  не происходило. А Лариска, услышав храп старого бойца, потихоньку просила: Павел Петрович!  Миленький! Ну не спи!-  ненадолго  встрепенувшись, коновод вскорости вновь задремал ... Так, боясь и дрожа, моя сестрёнка   проехала  и небольшую рощицу  в   которой  ей  мерещелись  фигуры  с  висящими  на шее  немецкими  автоматами. Однако  до  Климбивки добрались  благополучно  и обменяли  мамину  беличью  шубейку  и   папины  кожаные  бахилы, в  которых он до войны  ходил на утиную охоту. При  помощи  Павла  Петровича   сестра  совершила  успешный  обмен: в линейку   погрузили  десяток  битых  курчат, большой  шмат  сала, корзину яиц,  мешок картошки, кувшин  сметаны и макитрочку  творога. Не  знаю, как бы уторговала  мама, но думаю,что сестрёнка  управилась  неплохо!  Торговались - с другой стороны   сельская  молодка, глаза которой загорелись при виде беличей шубейки. А  владелец  цыплят и сала, сразу  «вцепился»  в  добротные охотничьи  сапоги.  Долго  не  сходились в  цене, поэтому  сельский  базар  уже  закончился, а  наш торг затянулся… Из Климбивки   выезжали  во второй  половине  дня, когда  солнце  блестело в  водах Горыни  с другого берега…
            Возвращаясь  домой, Павел Петрович  вожжи  опять доверил   Лариске. Сам  же , разыскал  в  кармане  кисет  с махоркой,  соорудил самокрутку  и долго чиркал огнивом по кремню,  разжёг трут и прикурил от него,  с удовольствием  затянулся… От  ядрёного  дыма   закрутили носом  кобыла Машка и сестра моя Ларка… Мерно катилась телега, огибая  придорожную рощу, которая   вселила  сестре страхи и видения…  Деревья теперь укрыли  в тени  всю дорогу,- солнечный  свет не мог  пробиться через гущу рощицы.   Лариска  вожжи  держала свободно и лошадь шла  привычной ходой. Однако, мирно курящий  боец, досконально знал  конскую  натуру и  не понравилось ему, как Машка  встревоженно  «прядёт»  ушами – что-то тревожит  лощадь, которая уже  бывала  в   боях. Он притушил самокрутку, заткнул  её  за  отворот пилотки и тихонько сказал Лариске:  « Дочка! Ты только не пугайся! Мы сейчас немного повоюем. Когда скажу «Гони!» - пригнись и хлестай Машку что сил. Понятно?»   -  Сестрёнка  всё поняла, не  зря ей  утром  мерещились люди с автоматами…
       Лошадь  выехала  на  прямую  - роща  заканчивалась..  От  опушки показались  фигуры  вооружённых  людей. И  тогда Кривовязов  тихо сказал Ларке: «Гони!»  И она стала  стегать кобылу. Не ожидая  такого внезапного чёса. Машка   понеслась…Павел Петрович   хладнокровно  смотрел  на  выходящих  людей , оценил – точно бандеровцы… Те, приближаясь к дороге, спокойно шли – в телеге  сидел невооружённый красноармеец, никуда ему не деться…  Когда  несущаяся  вскачь кобылка  поровнялась с этой группой, боец  выхватил из-под  сена автомат и стал поливать незваных гостей короткими очередями и кричал Ларке: « Пригнись, дочка!» Лошадь  уже вошла во вкус бешеной скачки  и неслась, подымая  громадные клубы  пыли. Боец  сквозь пыльную завесу   периодически  стрелял короткими очередями…Мимо мчащейся повозки посвистывали  запоздалые  бандитские пули.    Скачка  замедлилась, когда показались окраины  городка. Вот уже  повозка  была   почти у дома, Ларка  обняла  бойца и сказала: «А говорили – война кончилась!»  Мы папке ничего  не  расскажем, хорошо?»
      Рассказать-то не успели, а папа сам  всё понял :  в  сале  и  разбитой макитре с творогом оказались  автоматные  пули…