Сергей Александрович неторопливо обходил свои заводские владения. Рабочие при виде его кидались врассыпную, либо приклеивались к рабочему месту с раболепием достойным свиты древнего императора. На лице директора не отражалось ровным счетом никаких эмоций. Время от времени он довольно дружелюбно кому-то кивал, отвечая на приветствия, не произнося ни единого слова, не делая никаких лишних движений. Иногда устраивал спонтанную проверку знаний:
Назовите мне температурный режим утильного обжига?
Или, как по вашему, что вызывает цек глазурного покрытия? (Цек -трещинки на поверхности глазурованных фарфоровых изделий)
А то и по трудней вопрос придумает - связано ли наличие гипсовой пыли в воздухе на участке глазуровки, с возникновением брака в виде черных мушек на готовых глазурованных изделиях? Если да, то как?
Для генерального директора фарфорового завода это был привычный сценарий ежедневного обхода, во время которого Сергей Александрович лично оценивал ситуацию, собирал данные и факты, перед принятием важных решений. От точности и реальности которых зачастую зависел успех затеянных им реформ. И надо заметить, что он их не мало воплотил за свою жизнь.
Для работающих на предприятии людей, каждый его приход был испытанием и едва ли не стрессом. Это при том, что Сергей Александрович никогда, ни на кого не повышал голоса. И все же, все без исключения считали его тяжелым человеком. Хватало в его характере и твердости воли, и силы духа. В присутствии директора балагуры и хамы мгновенно языки прикусывали, ничем другим кроме своих прямых обязанностей заниматься даже и не пытались.
Он обладал странным даром – предвидеть проблемы. Мозги у него работали как часы, любое предложение просчитывал на десять шагов вперед на раз-два-три, как шахматную партию. И еще он всюду совал свой «длинный хобот». Может быть поэтому своего генерального директора рабочие и служащие завода за глаза разумеется, прозвали Слоном. Прозвище приклеилось к нему еще и из-за его высокого роста, широкой кости, лишнего веса. Казалось, он одним своим видом давит на тебя.
Сергей Александрович не переносил оправданий, промахов, ошибок, любого не профессионализма и безответственности. Любил задавать прямые вопросы и ценил, когда получал на них прямые ответы. Рабочие искренне считали, что он умеет читать мысли. И уж если ты в чем-то виноват, то единственно правильное поведение – это признать промах и самому предложить путь выхода из сложившейся ситуации. Юлить, искать виноватых, не признаваться – гиблое дело. Уволит без промедления.
Если ты изо дня в день качественно делаешь свою работу, то можешь быть уверен – генеральный на многое закроет глаза. Даже на запах перегара, даже на опоздание. Но только в том случае, если в зоне твоей ответственности все работает, без сбоев и срывов. Сергея Александровича боялись, перед ним трепетали, при этом он сам не прикладывал к этому никаких специальных усилий. И было совершено не ясно, нравится это ему или нет.
Если Сергей Александрович во время своих прогулок по территории завода начинал заглядывать куда-то чаще обычного, да еще один, без свиты, то народная примета гласила – жди перемен.
Так уже бывало, последний раз визиты генерального директора в цех обжига закончились увольнением старшего мастера Авдеича. Сергей Александрович выяснил, что Авдеич повадился подсовывать в вагонетки левую мелочевку – наборы для специй, а потом ловко вместе с битыми каппами переправлять за пределы территории завода. Не бесплатно, конечно.
Сергей Александрович сам провел расследование. Сам собрал все вещественные доказательства. Слова никому не сказал. Потом вызвал Авдеича на ковер, спросил, не хочет ли он чего ему рассказать? Но Авдеич решил врать и увиливать, в результате генеральный его уволил. Не посмотрел, что Авдеичу два года до пенсии, что Авдеич с четырнадцати лет на заводе пашет. Ну не переносит Слон вранье, такой вот тяжелый, странный человек. Сам не врет и другим не дает.
Последний месяц Сергей Александрович пропадал на участке ширпотреба: придет, встанет так, чтобы никому не мешать, и стоит. Молчит и смотрит. Девчонки переглядываются и тоже помалкивают, хотя у самих душа давно в пятках: а ну как надумает сократить участок, где работу тогда искать. Всего-то сноровки у них, что кисточкой пару мазков делать могут. Нет, определенно есть чего бояться, другой такой работы в городке им не найти, за эту надо держаться.
Слон – он хоть и страшный, но ведь справедливый. Они за ним как за каменной стеной. Ну не его это вина, что под его взглядом чувствуешь себя, как под лучом мощного прожектора. Все насквозь видит, не спрятаться. Хорошо, если нечего утаивать – тогда и бояться нечего. Знай хорошо делай свою работу и вовремя получай зарплату, а если нет…
Ильинична знала сегодняшнего генерального директора еще мальчиком, пэтэушником. Драчун был: чуть, что ни по – его, сразу в драку. После окончания ПТУ его в институт направили – вернулся с дипломом, поставили сначала мастером смены, потом цеха. Через три года стал главным инженером. Пришло время перестройки, следом грянули лихие девяностые. Как уж там Сергей Александрович вывернулся, ей не известно, но одно Ильинична знает точно - непросто было ему стать держателем контрольного пакета акций завода.
Развернулся он, конечно, в полную силу. Сколько она его помнит с тех пор, как стал Сергей Александрович хозяином завода, он часто так стоит, смотрит и молчит. Одиноко ему должно быть в этом мире. Все сам решает, с другими, правда, советуется, но решающее слово всегда за ним.
Ильинична оценивающе посмотрела на горку сливочников, стоящих напротив нее на конвейере, потом на часы и заспешила. Хорошо все-таки, что она пишет самый первый цветок в узоре, а не завершающие, тоненькие линии – пестрётки. Будь она пестрёточницей, всегда бы на полчаса позже других заканчивала работу.
Ну вот и все на сегодня. Ильинична поставила на конвейер последний сливочник и посмотрела на Сергея Александровича. Он казалось, именно этого и ждал: повел глазами в сторону выхода и вышел из цеха.
Ильинична быстро привела в порядок рабочее место, помахала на прощание девчонкам и сама не своя двинулась к ожидавшему ее Сергею Александровичу. Дорогу до завода управления преодолели молча. Ильинична в душе настроилась на самое худшее:
– Участок закроют, ее как самую старую работницу сократят первой. Вот сейчас войдут в его кабинет и…
Вошли в кабинет. Сергей Александрович вытащил из-под стола большую папку, раскрыл – в ней оказались эскизы новых росписей для их сервизов. Ильинична принялась внимательно разглядывать новые образцы рисунков.
Выполнены они были со знанием дела, с четкой прорисовкой последовательности нанесения мазков, с указанием движения кисти, с толковыми комментариями по использованию пигментов, солей, красителей.
- Ну, что скажете, Наталья Ильинична? Выполнимо? Купят у нас такое? Будем делать?
Ильинична утвердительно кивнула:
- Но только Сергей Александрович, гемороно будет.
- Как? – усмехнулся директор.
- Тяжело и хлопотно. Времени и сил много уйдет, но выполнимо.
- Вы готовы сами освоить и девушек научить?
- Да, конечно, бодро сказала Ильинична, а у самой душа так и запела, губы хоть прикусывай, в улыбке сами расплываются.
- И никаких разговоров о выходе на пенсию до победы.
- Да, Сергей Александрович.
- Наталья Ильинична, это пока тайна. Я еще не решил, принимать или нет предложение дизайнера. Вот с Вами советуюсь – сможем или нет?
- Сможем конечно, да Вы и сами знаете, руки то у девочек золотые. Освоим, вопрос времени. Распишем лучше, чем в Европе. Не подведем.
- Ну вот и хорошо. Если передумаете, то сообщите мне, но не позднее вторника. Хорошо?
- Хорошо. До свидания.
Сергей Александрович проводил Ильиничну до выхода из приемной, отпустил секретаршу. Рабочая неделя закончилась, можно подумать как лучше распорядиться наступившими выходными. Поймал себя на том, что сам не заметил, как принял предложение о выпуске новой линии посуды. Но что то еще скребло внутри, не складывалось. Отметил - старею видно, ищу на кого опереться.
Художницу эту даже в глаза не видел. Откуда только она взялась на его голову? Но проект просто отличный. Сергей Александрович за месяц, что взяли на раздумье, проверил его вдоль и поперек – изъянов нет. Но и ощущения полноты картины тоже нет. Не хватает каких-то данных. Его люди все пересчитали, перепроверили по десять раз, дизайнера пробили. Оказалось, что это женщина и рекомендации у нее такие, что мама не горюй. Два высших образования, заграничные стажировки, выставки, гранты. И все-таки Сергей Александрович продолжал ломать голову, искать подвох:
- Может быть, я просто боюсь рискнуть, замахнуться на создание индивидуального стиля в такой консервативной области, как изделия из фарфора. Да еще в такой стране, как Россия. Встать в один ряд с такой торговой маркой, как Гжель или, скажем, Мейсен. Ну, Дулево на сегодня не конкурент. Риск есть. И если ко всему прочему добавить, что в вопросах рекламы, PR и маркетинга придется полностью положиться на предложения дизайнера, то риск сильно возрастает.
Необходимость разделить ответственность и риск поровну с этой дизайнершей пугала Слона больше всего. Ничего удивительного, жизненный опыт – вещь жесткая, как факт. Надо честно признаться, за свою без малого полувековую жизнь Сергей Александрович только однажды встретил человека, которому мог доверять, как самому себе, и их взаимодействие не было легким, простым и радостным.
- Интересно, где она сейчас? – подумал Сергей Александрович, аккуратно завязывая тесемки на папке с эскизами нового, многообещающего проекта.
- Пора нам уже встретиться с ней, решил Сергей Александрович и написал записку своей секретарше с просьбой организовать ему на следующей неделе встречу с дизайнером. Жизнь снова бросила к ногам Сергея Александровича перчатку. И он принял вызов.