1
Всё случилось внезапно. Точнее, если оглянуться назад, правильно понять все знаки, намёки, подсказки, которые давала мне судьба, ничего внезапного бы в этом не было. Но жить приходится настоящим, и тогда всё случилось внезапно.
Было раннее утро. С силой открыв дверь, я оказалась по колено в снегу. Весь мой маленький домик скрылся под белоснежным сверкающим пушистым покровом. А чуть вдали показалась темная фигура, от появления которой мне стало не по себе. Но, подавив в себе остатки здравого смысла, я помахала рукой этой самой фигуре и пошла навстречу, чтобы поздороваться по-человечески. Это оказалась женщина примерно моего возраста и комплекции в старой, ветхой и очень грязной одежде. Лицо её тоже было покрыто слоем грязи, и по нему ручейками текли слёзы. И ёжику понятно, что я не смогла закрыть перед ней дверь и приютила её. Мне было даже в радость. Люблю я всех убогих и обездоленных. Всех хочется согреть, всем хочется помочь. Ну и, конечно, ещё я их презираю. Ведь я сама была такой же убогой и обездоленной, но теперь у меня есть крыша над головой, и ни одна живая душа во всём мире не помогла мне. Я всё делала сама. Соорудила маленький дом. Не знаю, как у меня это получилось, но ведь получилось. Я постоянно добываю себе пищу охотой, а лесными травами лечила страшные недуги. Эту женщину я выходила, отмыла, переодела, накормила. Но за всё время, что она провела у меня, я не услышала ни одного слова, лишь во снах она постоянно что-то бормотала.
Однако меня это всё же не сильно волновало. Она шла на поправку, и я уже мысленно представляла, как выдаю ей узелок с тёплой одеждой и едой, а потом отпускаю на все четыре стороны. От этих мыслей мне становилось легко и беззаботно. Но однажды вечером больная заговорила. Эх, как же хорошо было, когда она молчала!
– Вы спасли меня. Спасибо, – пробормотала убогая. А я с ужасом ждала того, что мне сейчас расскажут историю жизни со всеми слезливыми подробностями. О том, как тяжело три часа в дырявых чулках ждать клиента у кабака или что-то вроде того. Ненавижу людей! Именно поэтому я живу одна в лесу.
– Да, не за что. Ничего страшного у тебя не было. С другой стороны, оставь я на морозе, ты бы окочурилась. Ладно, твоя благодарность принята. Завтра выдам тебе всё необходимое, и можешь отправляться в путь.
Слёзы. Ненавижу слёзы. Естественно, я сама, бывало, плакала, рыдала, билась в истерике. Чтоб такое сделать для её успокоения? Может, валерианочки дать? Хотя в её случае лучше яду. Да позабористей.
– Ладно, хватит тут море бескрайнее устраивать. Не хочешь уходить, так и скажи. Здесь тебя за это бить не будут. Жить будешь в этой комнатушке. Располагайся. Единственное условие – меня без крайней нужды не беспокоить. Чем себя занять, придумай сама, у меня на это нет времени. Всё понятно?
Она кивнула. Я ушла. Чувствовала себя сволочью. Но что поделаешь, если я действительно таковой являюсь. Самобичевание редко помогает дальше жить, но время от времени стоит сказать вслух, что думаешь о себе. Я закрыла все двери и окна в доме, растопила камин и села в не слишком удобное, но сделанное собственными руками кресло. Открыла до дыр зачитанную и единственную в моём доме книжку. Иногда мне становилось просто противно в очередной раз её читать. Но это стало для меня ритуалом, который я проводила каждый день.
Нельзя сказать, что я была полностью отрезана от окружающего мира. Раз в месяц (иногда чаще, иногда реже) я ходила в близлежащую деревню. Продавала различные творения рук своих, покупала продукты и ткани. Зачастую находила себе свободного мужчину на несколько дней. Естественно, такая жизнь – это совсем не то, о чём я мечтала. Но я твёрдо знала, что бывает гораздо хуже, и боялась что-либо менять. Появление этой женщины у меня на пороге я воспринимала как перемены и опасалась. Нельзя сказать, что я тогда была неправа.
Очередная одинокая ночь. Луна грустно глядела в окошко. Мне бы несколько минуточек в такие моменты не помешало. Для размышлений. И чтоб поплакать самой себе о собственной судьбе. Об этом диком одиночестве. Где даже присутствие в моём доме человека ничего не меняло. Всё равно я была одна. Луна, луна, луна… Странное чувство, неприятный холодок чуть выше груди, чуть ниже горла… Хотелось распахнуть окно и … завыть. Я медленно отошла от окна, а потом выбежала из своей каморки, быстро преодолела двенадцать ступенек лестницы и оказалась на крыльце моего маленького домика по колено в снегу. Нормальный человек на моём месте остыл от морозного воздуха, затворил дверь и лёг спать. Но в моём случае холод чуть выше груди сменился жаром несколько ниже. Луна сводила меня с ума. Еще чуть-чуть и я начала бы какой-нибудь ритуал по вызову, черт знает, кого, черт знает, откуда. Потом расхохоталась. Глупый нервный смех. Да, жизнь в одиночестве не способствует душевному спокойствию… Пора было сходить в деревню… Пора…
Хрустнула ветка. Как более-менее опытная охотница я почуяла опасность. Человек… Животные так не шумят и вообще к жилищу людей не подходят так близко. Вот откуда был тот холод под горлом. Я не знала, что делать. Боялась вернуться в дом, боялась остаться здесь. А ещё я замёрзла. Я сделала шаг вперёд, потом ещё несколько и только тогда спросила:
– Кто здесь?
Ответом была ледяная сталь охотничьего ножа, коснувшаяся моего горла.
– Может, зайдёшь? Мне холодно, – сумела сказать я. А глупое сердце радостно застучало. Мужчина… Живой, тёплый, настоящий, вкусно пахнущий табаком. Когда-то давно, в другой жизни я любила курить. Мне этого так не хватало. Он же молча взял меня за руку, потом убрал от горла нож и повёл в дом. Зачем этот человек пришёл сюда? Убить, ограбить, изнасиловать? В какой последовательности? И чего он сейчас от меня ждал? Горячий ужин и тёплую постель? Нет, всё началось как-то не так. Как же теперь стоило начать разговор, если вообще стоило…
И вот я увидела его лицо. Я не могла понять, кого он мне больше напоминал: религиозного мученика или демона во плоти. Одно было ясно, нормальным этот человек не был точно. Я, не отрываясь, смотрела в его глаза, не смея даже шелохнуться. Я не могла справиться со страхом и тем, что к нему примешивалось.
– Устал с дороги? Есть хочешь? – как можно более спокойно спросила я.
– А ты сама-то хочешь меня кормить сейчас? Я думаю, твои мысли направлены совсем в другое русло.
– Конечно, в другое. Но я не могла не предложить.
Мой гость подошёл близко-близко, обнял меня за талию и шепнул щекотно на ухо:
– Где?
– Пойдём наверх, – только и смогла ответить я.
Что можно сказать о том, что произошло там, наверху. Да ещё так, чтобы не скатиться в пошлость. Тем более я помню лишь своё прерывистое дыхание, стоны, ногти, впивающиеся ему в спину, и волны того, что заставляло меня прерывисто дышать, стонать и царапаться.
И вот, лёжа на смятой постели после молчаливого перекура в открытое окошко, я спросила:
– Тебе не показалось?..
– Показалось, – перебил меня гость.
– Не помнишь, при каких обстоятельствах?
Он приятно засмеялся и ответил:
– Спроси чего попроще.
2
Вот в таких случаях приходится переосмысливать свою жизнь. И пытаться вспомнить… Сложно сказать, что именно я думаю о своём прошлом. Было разное… И смерть, и кровь, и грязь, и боль, и много милого доброго… Да, ни хрена я не помню ничего хорошего! Всё детство я была маленькой грязной нищей девчонкой. Меня отовсюду гнали, я постоянно плакала от голода, холода и унижения. Смею заметить, семьи у меня не было никогда. В определённый момент я подумала, что родилась из какой-то глупой жестокой извращенной идеи. Это не было правдой. Когда-то где-то жили два человека, которые сделали из моей жизни это.
А в четырнадцать я решилась. Сделала шаг, а пути назад уже не было. Я ощущала волу всеобъемлющего душевного подъема. Я шла, забыв о чести бедной девушки. Шаг, другой. Так началась моя новая жизнь. Полная страстей, порока, разврата… Сладкая жизнь. Возможно, тогда и… Потом всё стало обыденным. Но тогда, когда я решилась, все мои мысли, все нервы были сконцентрированы… Нет, я не могу больше об этом думать! Я так хотела вычеркнуть из своего прошлого эти страницы! Мне повезло, ко мне прилипло не слишком много грязи за тот год, что я жила так. Самое страшное было то, что я была готова влюбиться в каждого. Я не позволяла себе подобной роскоши. У меня никогда не было постоянных клиентов. Но возможно…
Нет, я не хотела вспоминать. Дальше было только хуже. Плохая ночь, плохое окружение, нож… Я стала убийцей. Мне не было и пятнадцати лет! Я стала вне закона. Все изменилось. Воры, бандиты, грабители и убийцы, милейшие, между прочим, люди, таким стало моё окружение. Я была молода, глупа, но не наивна. Эх, хорошее время было, лихое. Я даже была счастлива. А потом всё кончилось. Скажу просто и сухо, только факты. Я потеряла ребёнка и ушла жить в лес. Видимо, такое у меня было наказание. На этом всё и закончилось. Жила, как могла.
И вот я лежала в полусне, перебирая пальцами прядки черных волос моего знакомого незнакомца. Сознание медленно, но верно выключалось. Иногда появлялось чувство опасности, но что-либо сделать у меня не было сил. Я засыпала.
Утро было солнечным и на удивление тёплым. Снег слегка подтаял, а земля была покрыта серой мокрой слякотью. Несколько психованных птичек голосили с веток деревьев. Да, утро было замечательным. Незнакомца рядом не оказалось, чему я была искренне рада. Терпеть не могу этих утренних разговоров. Правда я надеялась, что он спёр не слишком много из моего дома. Конечно, воровать у меня почти нечего, но…
Однако никуда он не делся, просто сидел в моём кресле и читал мою книжку. Теперь стоило подумать, как хотя бы мысленно его называть. Я присмотрелась, задумалась. Беглый. От чего же он так бежит? Зачем я впустила его в свой дом?
– Уже проснулась? А я думал, что смогу тихонько улизнуть, пока ты спишь.
– Я тоже так думала. Завтракать будешь? Или ты уже?
– Уже. Как звать тебя, хозяйка?
– Имя мне дать не удосужились. Обычно называли просто Рыжей.
Рыжей меня стали называть, когда я занималась своей первой профессией, до этого я была просто никем, но об этом я редко упоминала, хотя думала достаточно часто.
– Та самая Рыжая?
Я кивнула. В горле пересохло. Прошлое никуда не ушло. Всегда было и будет со мной.
– Так я в гостях у живой легенды, продолжил Беглый, – Судя по тому, что я слышал на заднем дворе должно быть огромное кладбище неосторожных путников, решивших попросить ночлег в этом милом гостеприимном доме. Я сам-то выйду отсюда живым?
– Не всем слухам стоит доверять. А ты мне свое имя, конечно, не скажешь?
– Не думаю, что это будет разумно.
– Тогда я буду называть тебя просто Беглым. Ты не возражаешь?
– Нет, я не против.
В этот момент на сцену вышла маленькая тощая нищенка, которую я приютила. В моей белоснежной свободной одежде она напоминала лесную нимфу. Девушка стояла в дверном проёме, не решаясь сделать шаг ни вперёд, ни назад. Она пыталась что-то пролепетать, но будто онемела, не могла справиться с дрожью в пальцах и была готова заплакать. А я испугалась. Что мне с ней делать, как дальше быть-то? Конечно, я подбежала к девчонке, обняла за плечи и стала что-то монотонно успокаивающе бормотать, довела до кресла, усадила и дала кружку с ледяной водой. А когда она пришла в себя, спросила:
– Девочка моя, что случилось? Ты как?
А она горько заплакала. Чёрт, ну и дура же я. Нельзя себя так вести после того, как была бесчувственной тварью. И что теперь-то делать? Меня хватило только на то, чтобы отойти от кресла, прижать руки к груди, подойти к окну и долго в него глядеть. Сознавать свои ошибки, но не жалеть ни о чём, помнить всё, но не вспоминать. Так я жила и хочу жить дальше. В этом маленьком холодном лесном гробу! Отдышавшись, я вернулась к Нимфе.
– Мне очень жаль. Успокойся, ну перестань. Рассказывай, я всё выслушаю. Только перестань…
– Я хочу домой. Меня украли, а потом я сбежала, но оказалась на улице. А там, там ужасно.
Что ж, краткость – сестра таланта. Или это – правда, или по ней сцена плачет. Я сама склонялась ко второму. Я не верила. Она больше ничего не сказала, только извинилась и ушла в комнатушку, где обитала. Я занялась обедом. Беглый уходить не собирался, ходил из угла в угол, жадными глазами наблюдая, как я готовлю. Мне и самой чертовски хотелось есть, а ещё хотелось стать маленькой, беззащитной, чтобы меня хоть кто-нибудь пожалел. Хотела кричать при виде крысы или паука, бледнеть и падать в обморок при виде крови, тогда, возможно, хоть у кого-нибудь появится желание защитить меня, а не бросать на произвол судьбы. Я и сама не заметила, как противные солёные капли потекли у меня по щекам.
– Ну, хватит, – сказал Беглый, – теперь ты посиди в слезливом кресле, а я закончу с обедом.
– Что ж, спасибо – попыталась улыбнуться я, закуталась во что-то тёплое, устроилась в кресле и закрыла глаза. Кажется, я даже задремала. Думала о том, что потеряла. О маленькой, весёлой жизнерадостной девочке, которой я собиралась посвятить всю оставшуюся жизнь, с которой у меня был лишь один день, день, перечеркнувший всё. Нет, нельзя было впускать в свою жизнь людей. Зачем мне открыли раны? Зачем посыпали их солью? Почему я этому не противилась. Что же делать дальше? Я так устала это повторять этот вопрос, я устала от всех вопросов, от всего устала. Так в полусне я провела долгое-долгое время.
Беглый разбудил меня ближе к вечеру. Был само понимание и внимание. Но ему я тоже не верила. Я видела его глаза. Они были холодными, чужими. Я не верила. Мне стало противно. Я чертовски разозлилась, хотя не видела рационального объяснения своей злобы. Нимфа из своей комнатушки носа не высовывала и правильно делала, ведь в те минуты я вполне могла вспомнить, как людей убивать.
– Знаешь, Беглый, меня мучают смутные подозрения. Я не верю ни тебе, ни Нимфе. Заранее заявлю, у меня ничего нет. Нет никаких сокровищ Рыжей. Всё давно в одном из детских приютов, а я – простая охотница.
– Тогда тебе боятся нечего, Рыжая, – ответил он
– А я ничего и не боюсь. Просто вспомнила, что стало с людьми, которые мне лгали.
– Кажется, ты мне угрожаешь. Хотя тебе, видимо, больше нравится слово "предупреждение".
– Предупреждение… Я скрылась от людей, чтобы мне больше не причиняли боли. Извини, я веду себя грубо. Если хочешь, уходи. Но я не хочу этого.
– Тогда к чему этот разговор?
– Да, не знаю я! Глупый разговор получился.
– Не спорю.
3
Это было бы смешно, если б не было так грустно. Больше всего мой дом теперь напоминал психушку на выезде. Нимфа в действительности оказалась патологической лгуньей. Каждый день её история кардинально менялась, обрастала новыми подробностями, каждую из которых она с наслаждением смаковала. Ещё меня несколько напрягали те красноречивые взгляды, которые она бросала на… меня. Жалеть я её больше не порывалась, просто оставляла всё, как есть.
С Беглым тоже не всё ладилось. С того памятного разговора между нами, будто, выросла высоченная стена. Мне казалось, что ему это нравится, что его всё более чем устраивает. Но во всей этой ситуации чувствовалась некоторая опасная нестабильность. Голос здравого смысла иногда шептал на ухо, что от нашего дома за версту тянет смертью, правда, совсем не ясно пока чьей. Но никто не хотел уходить.
Так прошёл месяц. Холодный зимний месяц, полный ледяной вежливости и морозного отчуждения. Мои несчастные двадцатидвухлетние кости почти ежедневно исполняли мне отвратительную партию на скрипке, а именно, болели и ныли. Благодаря Беглому у меня появилось немного свободного времени. Он не спрашивал, нужно ли что-нибудь сделать, просто делал, благодарности не ждал, только смотрел, порой, на меня как дикий зверь. Я не понимала, почему хочу, чтобы он был рядом. Наши ночи были жаркими и неистовыми. Правда, я чувствовала к нему скорее ненависть, чем что-либо другое и не знала, как долго смогу так жить.
Свободное время я тратила на ежедневные прогулки по заснеженному зимнему лесу. В одиночестве я была почти счастлива. Бывало, как в детстве долго-долго смотрела на солнце, пока не краснели и не слезились глаза. Вдыхала сладкий морозный воздух полной грудью. Как весёлая дворняжка носилась среди мелких кустарников. Чувствовала себя живой. Почти счастливой.
Однажды во время такой прогулки у меня появилось неприятное ощущения, будто за мной наблюдают. Разозлилась. Для меня были очень важны эти часы полного одиночества. Я повернула к дому. Так как следила за мной Нимфа, обнаружить её оказалось делом несложным. И пришлось поговорить.
– Какого чёрта ты за мной следила?
– Ты сама мне сказала: "Придумай, чем себя занять". Вот я и придумала. Чего тебе ещё от меня надо.
– А полезным ничем заняться не хочешь?
– Полезным у нас занимается твой нелюдимый любовник. А мне надоело сидеть в четырёх стенах.
– А в чём проблема? Перед тобой бескрайний мир.
– Ты меня выгоняешь?
– А ты уйдёшь?
– Нет. Мне некуда.
– Тогда тебе лучше замолчать и заняться чем-нибудь полезным. Или, по крайней мере, не лезть туда, куда не просят.
Домой я вернулась грустная. Ещё недавно я так скучала по людям, а теперь всё было как-то не так. Первое впечатление меня не обмануло. Перемены – это опасность. Может, выгнать этих двоих к чертям из моего дома. Замучалась я с ними. Но я знала, что перед принятием подобных решений нужно попробовать честно и откровенно поговорить с Беглым. От Нимфы правды не добиться, она постоянно лжёт, а с ним можно попробовать. Потом стоило подумать, поразмышлять, догадаться до чего-нибудь оригинального, умного, наглого. Вспомнить себя такой, какой была и, чего греха таить, на самом деле и осталась.
Беглого я нашла возле дома. Я опасалась, что это будет последний разговор, а мой дом станет чуть более пустым и одиноким. У меня не было слов, но я решилась. А если я решаюсь, то иду до конца. Сверкающий снег скрипел под ногами, вызывая раздражение, злость, усталость. Я начала пустой неприятный бесполезный разговор.
– Есть минутка?
– Да, пожалуй, – спокойно ответил Беглый, но в его лице появилось неприятное раздражение.
– Хочу кое-что прояснить.
– Что?
Я чувствовала себя на канате с завязанными глазами.
– Всё. Или что-нибудь. Расскажи мне.
– Зачем? Не думаю, что тебе может быть интересно то, о чём я думаю.
– Откуда ты меня знаешь? Ведь знаешь, хорошо знаешь.
Это была фраза. Именно её нужно было сказать, именно с неё нужно было начинать и всё понять по реакции. Увидеть, понять дикий, опасный, затравленный взгляд Беглого.
Он улыбнулся, обнажив кончики зубов.
– Так ты хочешь узнать не обо мне, а о себе. Эгоистично, знаешь ли.
– Да, знаю. Странное у нас общество. Но ведь можно просто жить и не мучить друг друга. Для этого достаточно сказать правду и услышать её.
– Всё логично. Тебя утомляет моральное напряжение? А мне оно даже нравится. Мне не скучно. Я почти счастлив. Ты узнала достаточно?
– Достаточно. Ты – псих?
Он рассмеялся и ушёл. Любит он уходить красиво, оставляя за собой последнее слово. Я сделала неопределённый жест и направилась в дом. Эх, я ведь была такой решительной, такой смелой. Пришла ни с чем, ушла ни с чем. Ужин прошёл мирно. Обсуждали морозы, дом, хозяйство, даже строили планы на будущее. Сначала я неохотно кивала, а потом меня затянуло в этот трёп. Разошлись за полночь. Я вспомнила, как можно радоваться мелочам.
Мне снился волшебный сон. Там не было крови, боли, грязи, одиночества. Там был смех, танцы, прекрасные дамы, храбрые рыцари. И мне было так легко, как никогда в жизни. Я была в центре всего этого великолепия, кружилась в огромном облаке воздушного невесомого платья, а на шее у меня была вещь, которая преследовала меня во снах всю жизнь. Синий, как летняя лунная ночь, прозрачный, как родниковая вода, маленький камень с множеством граней на золотой цепочке. Я проснулась через три часа. Просто открыла глаза, а всё волшебство мгновенно рассеялось. Беглый лежал рядом, спокойно дышал, положив руку на моё горло. Я накинула первую попавшуюся хламиду и спустилась, чтобы глотнуть воды. Холод выше груди заставлял меня дрожать как осиновый лист.
Сделав глоток, я подняла взгляд и увидела во тьме два горящих глаза. Сердце перестало стучать. Мир остановился. Нимфа сделала шаг навстречу и еле слышно прошелестела:
– Прогони его, если хочешь жить. Он убьет тебя. Ты ничего не изменишь.
– Нет. Я знаю. Но я хочу узнать, чем всё закончится, не смотря ни на что.
Мы разошлись в разные стороны и никогда больше не вспоминали об этой встрече.
4
С весной пришла простуда. Точнее дрянь, которая сначала казалась простой простудой. Три красных носа, три красных горла. Первой слегла Нимфа. Она болела со смаком. Капризничала, плакала, пила чай с мёдом. Когда я бегала, выполняя прихоти этой плутовки, у меня проявились первые признаки недомогания. Но я решила их проигнорировать. А через несколько дней состояние Нимфы усугубилось: сильно поднялась температура, она стала терять сознание и совсем ничего не соображала. На следующий день я нашла Беглого возле дома во второй стадии. Горячего как печка и без сознания. Три дня прошло в жутком кошмаре. Мне становилось всё хуже и хуже, но я пыталась держать себя в руках, я очень боялась, чем может кончиться эта дрянь, если я тоже слягу.
А на четвёртый день я так и не смогла поднять с кресла, на котором уснула. Я оказалась в небытии. Моё сознание поглотила мгла. На долгое время в моей голове поселились бредовые видения. Чаще всего я убегала от огромного чёрного волка, на шее которого висел синий камень на золотой цепочке, а из пасти вырывались я зыки пламени. Я бежала, бежала, бежала. Подсознательно, конечно, знала, что оно меня настигнет, но остановиться просто не могла. Иногда до меня доносились обрывки разговоров, я, вроде бы, всё понимала и как-то реагировала, но через мгновение уже ничего не могла вспомнить. Так, казалось, прошла вечность. Бесконечная, чёрная, глубокая. А душа моя, возможно, тогда была вполне готова навсегда покинуть этот грешный мир.
Однажды утром я просто открыла глаза. Было еще очень рано. За окном пели птицы. Снег куда-то испарился. На деревьях набухали молодые почки. В углу на стуле спал Беглый, а я лежала под тремя одеялами в своей постели. Какой мягкой и чудесной мне показалась она в тот момент. Я была жива, это было прекрасно. За мной больше никто не гнался.
Я с лёгкостью выпрыгнула из-под одеял. Естественно, меня немного знобило, но это казалось такой мелочью. И первым делом я, как настоящая женщина, пошла к зеркалу. Зрелище мне показалось жалкое: спутанные волосы не первой свежести, осунувшееся лицо и какие-то совсем огромные глаза в тёмном обрамлении. Беглый на стуле беспокойно заворочался. Мне же стала немного стыдно. Я тихонько подошла и потрясла его за плечо.
– Привет.
Он сразу проснулся, посмотрел на меня своим диким взглядом, а потом вроде пришёл в себя и ответил.
– Привет. А тебе вставать не рано? Ещё ночью ведь бредила.
– Как вы тут? Всё нормально?
– Вполне. Эта дрянь, похоже, миновала. Ладно, давай спускаться, устроим традиционный завтрак.
– Как Нимфа?
– В депрессии. Идём, я есть хочу.
Нимфа бросилась ко мне со слезами и объятиями. Я тоже была счастлива, потому что всё кончилось, все живы, и на какое-то время стенки вокруг каждого из нас рухнули. Нет, не окончательный мир, а перемирие, но такое радостное и долгожданное. Меня в этот день окружили такой любовью и лаской, какими никто никогда в жизни не окружал. На радостях я даже пообещала иногда заниматься вместе с Нимфой рукоделием. У неё появилось множество идей. В тот день мы были двумя закадычными подружками, которым не терпится рассказать друг другу несколько маленьких глупых секретов.
Впервые за очень долгое время в моём доме был слышен смех. Все двери и окна были широко распахнуты, чтобы остатки этой дряни выветрились. Я готовила. Нимфа всячески мне мешала, буквально возилась под ногами, а Беглый торчал на улице. К сожалению, овощи и молоко кончились полтора месяца назад. Особого выбора блюд не было. Мясо жареное, мясо варёное, мясо печенное, похлёбка их мяса. В своё время я собаку свою лучше кормила, хотя ещё раньше у меня и такого не было. Приготовив приличный обед, я позвала своих. Секундочку подумав, я достала с самой дальней полки маленький неказистый мешочек. Там лежала горсть кофейных зёрнышек. Конечно, я их обжарила, размолола и сварила ароматный горький напиток, давней поклонницей которого я являлась. Редко в моём доме обед начинался с чашечки кофе. За столом оставалась всё та же добродушная атмосфера. Мы перекидывались весёлыми взглядами и репликами. Время, будто, остановилось, я тоже остановилась, чтобы запечатлеть в своей памяти это мгновение.
После обеда мы с Нимфой пошли гулять. Мы хотели просто пройтись. Точнее я хотела, а в этот день все мои желания исполнялись. Видимо, я была близка, сами понимаете к чему, очень близка. Хорошо, что смогла выжить. Как хорошо, что я смогла убежать.
– Мы очень волновались, Рыжая. Извини, я не могла видеть тебя в таком состоянии. Он один за тобой ухаживал. Я всё время плакала внизу.
– Ничего. Я так и думала. Тебе не к лицу заботиться об умирающих. Ты создана для чего-нибудь изысканного, опасного, интересного. Зачем я тебе нужна?
– Научиться. Быть сильной, смелой, спокойной, уверенной. Я умею учиться.
– Может, ты обратилась не к тому человеку. Я давно не сильная, не смелая, никогда ни в чём не уверенная. Я давно сломалась. И учиться этому не стоит.
– Я не верю!
– Как знаешь. Пойдём дальше. Немного помолчим, а то не хочется портить ссорами такой замечательный день.
Дальше гуляли молча. Я размышляла. Правда, упаднические мысли о том, что мы все умрём, меня не посещали. Я была, оказывается, оптимисткой.
За домом есть одно очень неприятное место. Я провела там множество скорбных минут. Сама для себя называла его "отхожим местом для головы", здесь обычно я думала о том, о чёт не хотела думать нигде и никогда. Здесь я нашла Беглого. Дикого, отчаянного, уставшего, избитого судьбой. Его, будто, подвергли страшному жестокому наказанию. И этим наказанием была я.
– Я искала тебя. Хочу кое-что попросить.
Он как-то горько улыбнулся и ответил:
– Ты умеешь просить?
Я ответила такой же горькой усмешкой и проговорила:
– Теперь я только это и умею.
Беглый подошел, посмотрел мне в глаза, пытаясь найти там ложь или правду, потом чуточку оттаял и поинтересовался:
– Чего же ты хочешь, Рыжая?
– Пойдём завтра вдвоём в деревню. Только пусть это будет своеобразный морально-эмоциональный отпуск.
– Хорошо, пусть будет так.
Это было начало конца.
5
Природа просыпалась. Мы вышли с восходом солнца. Нимфа ещё спала, об этом небольшом путешествии она не знала. Я подумала, что, может, это её и расстроит, но всё равно. Впервые за долгие годы я одела платье. Простое такое платье, его даже смешно было сравнивать с теми шикарными туалетами, которые я носила, когда была воровкой и наёмной убийцей Рыжей. В этот день я даже туфли надела, единственные мои туфли на невысоком каблучке. Беглый шёл рядом и улыбался. Тепло так улыбался. Быть может, при других обстоятельствах…
– Ты сегодня очень красивая, – сказал Беглый, правда, смотрел при этом не на меня, а куда-то вдаль.
– Спасибо, – тихо ответила я и сделала то, чего не делала никогда. Покраснела, опустила глаза и рассматривала свои туфли минуту или даже две.
– Это платье с тех времён?
– Нет, я его сшила совсем недавно, не думала, что пригодится. Тогда я носила шёлк и бархат, у меня было столько драгоценностей… Изумруды, рубины, сапфиры, бриллианты… Я часами могла их перебирать, примерять, просто смотреть на них. Сейчас я ненавижу себя за это. Конечно, я никогда не носила кровавого золота, но за кровь мне платили… Ужасно всё это.
– Ужасно, – согласился Беглый, – а откуда у тебя такая страсть к камням.
– А чёрт его знает. Хотя… Был один случай. Мне тогда было девять или десять лет. Я пробралась в какой-то богатый дом, сейчас даже не вспомню, где в городе он находится. Там было так красиво, что у меня даже заболели глаза. И ещё был портрет женщины, на ней были роскошные драгоценности. Может, страсть к камням оттуда.
Некоторое время мы шли молча. Чтобы ощутить некую иллюзию защищённости, я взяла Беглого за руку. Так мы дальше и продолжили наш путь. Больше всего в этот день мне не хотелось думать о своём прошлом, а хотелось вычеркнуть его из жизни. Но это невозможно. Печать крови, печать грязи, печать смерти… Они навсегда останутся на мне, как клеймо.
Странно. Меня уважали. Этого мне было не понять. Сама себя я не уважаю. Сама я всегда стыдилась себя и всех своих проявлений. Моё поведение и мои поступки никогда не укладывались в моё понимание мира. Я никогда не могла соответствовать даже минимальным собственным требованиям. Единственное, что мне удавалось, это никогда не показывать, что я действительно думаю о самой себе. Да, многие удивились бы, узнав, что "та самая Рыжая" обладает громаднейшим комплексом неполноценности. Также я искренне надеялась, что не откроюсь ни Нимфе, ни Беглому никогда. И в тот день мне нужно было быть очень и очень осторожной.
Погружённая в свои мысли я даже не заметила, как мы вышли из леса и двигались дальше уже по дороге. Беглый тоже о чём-то думал, а потом вдруг спросил:
– Как называется эта деревня?
Я немного подумала, вспомнила и ответила:
– Рябиновка, кажется. Но я не уверена. Там хорошо. Люди спокойные, чужаков не слишком сторонятся. Правда, там постоянно появляются приезжие, видимо, местные уже ко всему привыкли. Первый раз я подумала, что попала на ярмарку, но не всё же время там ярмарки.
Посмотрев на Беглого, я заметила, что он улыбается, почти смеётся.
– Ты чего? – спросила я.
– Подумал, что ты решила или заговорить, или разговорить меня. У тебя не так часто наблюдается словесное недержание.
Я улыбнулась и ответила:
– Твоё угрюмое молчание, конечно, обладает неким таинственным шармом. Но сам посмотри, как светит солнце, поют птицы, ласково дует ветерок. Неужели в такой обстановке тебе не хочется просто поболтать? И отвечу: да, я хочу тебя разговорить.
– Ну, долгого повествования ты от меня не дождёшься, государственных тайн или чего-нибудь подобного тоже. Да, и не умею я просто болтать. Всегда считал это глупостью. Хочешь что-то узнать – спрашивай, задали вопрос – отвечай. Зачем же всё остальное?
– Чтобы скучно не было.
– Тогда ответь мне, чтоб скучно не было, о чём думает воздух?
Я немного подумала, а потом ощутила внезапное вдохновение, которое, видимо, охватывает художников, музыкантов, писателей, поэтов, и заговорила:
– Ледяной зимний колючий воздух думает об одиночестве и пустоте; сильный резкий северный ветер думает о свободе, о бешеной скорости, о разорванных оковах; ласковый ветерок думает о любви, обдувая всё, что видит, будто покрывая лёгкими поцелуями, летний зной думает о страсти, огне и жажде.
– А в твоей голове кто из них?
– Все понемногу, – не раздумывая, ответила я. Беглый засмеялся, причём так заразительно, что я с удивлением осознала, что смеюсь тоже. Меня охватило удивительное чувство лёгкости, это и был тот ветер, который чувствовал одиночество, свободу, любовь и страсть одновременно. Пьянящий сладкий безумный мой ветер. Потом я прикрыла глаза, чтобы запомнить это чувство навсегда и пообещала себе, что в самые тяжёлые моменты своей жизни буду вспоминать этот ветер. Конечно, я была влюблена, я не пыталась скрывать это от себя, лишь от Беглого и Нимфы. Эта маленькая тайна согревала мои кости, заставляла сердце биться, правда, сильнее, чем обычно. А ещё я поняла, что влюблённая женщина – самая прекрасная женщина на свете. И в тот день я сознательно прыгнула в водоворот тех чувств, которых страшилась всю жизнь.
Возможно, тайна тайной не являлась, и все мои мысли яркими красками рисовались на моём лице. Но тогда во взгляде Беглого было столько тепла и света, что мне было всё равно. И на стену отчуждения, что вырастет по возвращении, мне было тоже глубоко наплевать. Всю оставшуюся дорогу мы молчали, лишь изредка останавливались, чтобы поцеловаться. Как же глупо это, должно быть, выглядело! Да, я могла светиться, искриться счастьем. Да, глубокая депрессия моей жизни не смогла убить во мне возможность смеяться, влюбляться, забывать обо всём на свете. Во мне остался крохотный кусочек чистого света. И он смог заявить о себе. Смог дать то, что даёт только юность. Пусть всего лишь на один день.
6
Деревня тоже просыпалась от зимнего сна. Жители занимались своими повседневными делами. Кучка местных ребятишек собралась, чтобы поглазеть на нас. Так как деревня была немаленькой, да и приезжие сюда частенько заглядывали, в центре имелась небольшая гостиница. Кормили там очень неплохо, к тому же можно было заплатить за маленькую отдельную комнатушку, а не спать на лавке в общем зале. Но, честно говоря, я вообще не собиралась оставаться в деревне на ночь. Это предложил Беглый, а я смогла только согласиться.
День оказался очень суматошным. Мы, как полоумные, носились по деревне, пытаясь продать наши скатерти, сувениры и шкуры. Продукты решили приобрести с утра, чтобы испортиться не успели.
Вечер был тёплым. Обычно такие бывают летом, а не в начале весны. Тепло было и у меня на душе. После ужина в гостинице мы с Беглым пошли прогуляться. "Вечерний променад", так он назвал это. Возможно, где-то, в другой жизни, в другом мире, в другой реальности есть два человека: рыжая маленькая женщина и высокий синеглазый мужчина, которые каждый вечер берутся за руки и выходят на "вечерний променад". А, может быть, в этой реальности с ними идут их дети. Двое или трое… Возможно, где-то и существует такая счастливая семья, возможно, там нет стены отчуждения. В этот вечер между мной и Беглым её тоже не было. В тот вечер в воздухе был запах счастья и молодой листвы. И тогда я подумала, что каждая последующая весна будет пахнуть так, но со временем к счастью примешается ностальгия и забвение.
А после прогулки Беглый сделал мне подарок. Не знаю почему, точнее, кажется, знаю, но до сих пор не могу окончательно понять мотивы этого поступка. Беглый одел мне на шею медальон с маленьким, синим камнем с множеством граней, сверкающим и при свете солнца, и при свете луны, и при свете одних только звёзд. Тот самый, что снился мне по ночам. А потом он сказал:
– Никогда не снимай. И запомни.
– Не сниму и не забуду, – тихо прошелестела я, потом опустила глаза и что-то поняла. Я пыталась осознать, что именно я тогда поняла, но не могла, совсем не могла. Думаю, человеческий разум – это очень сложная запутанная загадка, которую никто никогда не сможет разгадать. Я приняла, как должное, свою неспособность объяснить и понять это озарение. Но в дальнейшем, что бы я не узнала о Беглом, чего бы он не сделал, меня ничего не удивляла, будто, я давно всё знала.
Ночка тоже была знатной. Жаркой и нежной. Когда я всё-таки уснула, за окном начало светать. А утро следующего дня было уже следующим днём. Волшебство прошло, всё кончилось. Кончилось после фразы: "Пора идти, Рыжая". Мгновенно выросла стена, появился холодок, пустота, разочарование, одиночество. Моё одиночество обладало всеми своими недостатками, но было лишено преимуществ. Я не могла немного поплакать, покричать, попроклинать всё вокруг. Я могла только улыбнуться и пойти домой. Одна и не одна одновременно. Я даже не могла взять Беглого за руку, хотя весь предыдущий день мы только так и ходили. Но жизнь продолжалась, я продолжала её, как могла. Мы шли мучительно долго. Больше всего я тогда хотела увидеть Нимфу, даже поругаться с ней, но не молчать так дальше. Я не могла на него смотреть. Во мне поднималась ярость, её очень сложно было удержать. Удержать себя от крика "Убирайся к чёрту из моей жизни!" Удержать себя от других, более неосмотрительных поступков. Удержаться…
Нимфа редко задумывалась над выбором выражений. Но в этот раз в определённый момент ей пришлось подумать, как ещё она нас не называла. Чаще всего мы были предателями. Первые минуты две её монолога мне было интересно слушать, всё это даже забавляло, но потом стало скучно, и я с трудом подавляла зевоту. Вскоре она замолчала, выдохлась, заглохла. Я сначала обрадовалась, но затем огорчилась. Я не могла ничего ответить, вообще не могла говорить, будто забыла все слова, а язык онемел. Я просто вышла из дома и села на крыльцо. Беглый куда-то испарился. Может, выкладывал продукты в подпол, может, занялся опять чем-то общественно полезным. Обычно мне удавалась уйти от неприятных мыслей, занимаясь уборкой, охотясь, стирая, готовя. Но тогда я не могла даже заставить себя встать, просто сидела и смотрела в небо. Не думала, ничего не чувствовала. Нимфа подошла и села рядом. Некоторое время она молчала, а потом спросила:
– Почему ты не плачешь? Ведь так гораздо проще будет отпустить боль и жить дальше.
Я ответила с яростью и страстью:
– Я не собираюсь отпускать мою боль. Я её не отдам.
– Почему?
– Она наполняет смыслом мою жизнь.
– Я мешаю тебе?
– Иногда ты меня раздражаешь, иногда развлекаешь. Но нет, ты мне не мешаешь.
Какое-то время она смотрела на моё лицо. А я не могла отвести не моргающий пустой взгляд от неба. Потом она поцеловала меня в губы и ушла. Не так целуют женщину или мужчину. Так прикладываются к святыне или покойнику. А какая, собственно, между ними разница? В тот момент я поняла всё про Нимфу. И больше ничему не удивлялась. Я была готова.
Всё случилось внезапно. Точнее, если б правильно поняла все намёки и знаки судьбы, ничего внезапного бы в этом не было. Правда жить приходится настоящим. И тогда всё случилось внезапно.
7
Это был серый безрадостный день, похожий на многие другие. Я не думала, что именно тогда и так всё закончится. Но мне очень хотелось освобождения. Я не знала, что оно придёт так скоро, придёт так.
Этот день был полон молчания. Слов просто не было, да и настроения тоже. "Почему?" я повторяла про себя. Что я хотела узнать? Ровным счётом ничего. Просто это слово вертелось на языке. Я так хотела, чтобы пошёл дождь. Дождь, который и будет моим освобождением.
Гроза разразилась после ужина. Грянул гром. Разверзлись небеса. Хоть это и был простой разговор, мне показалось, что в меня попала молния. Я не помню, с чего всё началось. Я не помню, как мы с Беглым стали повышать голоса. Но я помню, как спросила:
– Почему? Что я сделала? Когда? Я должна это знать! Отвечай, чёрт возьми.
И он ответил.
– Помнишь свои политические заказы, Рыжая? Выполняя один из них, ты убила всю мою семью.
Я не была удивлена. Я знала. Как знала, что это он купил рыжеволосую проститутку, которая решилась. Мы были связаны. Эта связь становилась крепче с каждым днём, лишь смерть могла её порвать, хотя могла и не справиться с этой задачей. Но я отвлеклась. Тогда я наполнилась ненавистью и презрением. Вся моя жизнь в один миг ливнем вылилась на меня. Я вспомнила этих богатых бездельников, родившихся с серебряной ложкой во рту. Те самые, кто появились, чтобы брать и ничего не давать. Те самые, кто и пальцем не шевелили для собственного благополучия. Те самые, кто убили во мне человека, сделали меня такой. Те, кого я ненавидела всю свою сознательную жизнь.
– Убирайся к чёрту из моей жизни!
Мир замер. Сердце, будто, остановилось. Нимфа молча наблюдала. На её лице, должно быть, было полное удовлетворение. Я приблизилась к Беглому и прошипела:
– Можешь вернуться и перерезать мне горло. Только так, чтобы я тебя не увидела. Иначе встретишься с родными.
Он должен был меня ударить. Со всей силой, яростью, ненавистью. Но он этого не сделал. Побледнел как полотно, развернулся, направился к выходу, толкнул входную дверь и ушёл, оставив её широко открытой. Пошёл дождь, вместе с ним у меня из глаз потекли слёзы, пришло освобождение, пришло опустошение.
Подошла Нимфа, обняла меня за плечи и стала утешать.
– Всё будет хорошо. Я помогу тебе справиться. Ты скоро станешь самой собой.
– Я не собираюсь ни кем становиться. Я хочу, чтобы он вернулся и убил меня. Я этого заслуживаю.
На её лице появилось брезгливое презрение, она резко бросила мне:
– Ты – дура! Ты хочешь, чтобы он вернулся и остался навсегда. Я бредила тобой, я почти молилась на Рыжую. Но её больше нет. Есть только глупая баба, опустившаяся ниже плинтуса в своём сопливом слюнтяйстве.
Она не вышла в широко распахнутую Беглым дверь, просто ушла в свою комнатушку.
В тот вечер я так и не смогла запереть входную дверь. У меня не хватало на это смелости. Однако я вымыла посуду, прочитала свою книжонку до конца в очередной раз. Потом заставила себя подняться наверх. Там лежали его вещи. Рубашка, сигареты, обгрызенный карандаш. Нахлынула волна боли и слёз. Я разделась, взяла рубашку, ещё хранящую его запах, уткнулась в неё лицом и посидела так немного. Потом одела её, залезла в постель и мгновенно уснула.
Проснулась я от цепких тонких пальчиков на своей шее. Нимфа сидела на мне и душила меня со спокойным упорством. Кажется, это длилось целую вечность. Конечно, я пыталась выбраться, но моё положение, моя удобная постель, моя слабость, всё это играло против меня. С жизнью я уже была готова попрощаться, но ещё хрипела и вырывалась.
Меня спас Беглый, вернулся и спас. Спас, схватив Нимфу за волосы и перерезав ей горло. Её кровь полилась на постель, на рубашку, на моё лицо, я почувствовала её вкус, мне он даже понравился. Так Нимфы не стало.
Он отбросил бездыханное тело, резко приблизился ко мне, я чувствовала его дыхание на своих щеках. У меня в голове было столько слов, которые я хотела, должна была сказать, но когда смогла говорить, они все ушли. Беглый долго смотрел мне в глаза с грустью и безысходностью. Потом встал, отвернулся, сел на стул, на котором я обнаружила его, когда очнулась от болезни, и погрузился в какие-то свои "беглые" мысли.
– Я снова спутала тебе все карты. Я вновь тебя увидела. Может, сделаешь то, за чем пришёл?
Он стал говорить. Медленно и монотонно, его интонация не вязалась со словами, которые он говорил:
– Я пришёл, чтобы остаться навсегда. И я всё время буду возвращаться. Хочу ли я этого? Не хочу. Но кто меня спрашивает? Я не смог тебя убить, когда не знал тебя. Теперь не смогу вообще это сделать. Я хотел бы вырвать твоё чёрное сердце, исполосовать ножом лицо, но могу лишь покрывать лёгкими поцелуям, как твой ветер. Я ненавижу тебя, но себя ненавижу ещё больше. Ты это хотела услышать?
Я молчала. Не было тех слов, какими можно было ответить. Точнее они были, но уже выветрились. Чужим сорванным голосом я холодно и отчуждённо сказала:
– Её нужно похоронить.
Беглый встал, поднял то, что ещё недавно было Нимфой, и понёс из дома. Я шла рядом. Мне было холодно. Мне было всё равно. Я должна была принять решение. Решение, которое сможет всё закончить, сможет разрешить эту ситуацию в любую сторону. Я не могла убить его, хоть видела в синих глазах эту безмолвную просьбу. Я так хотела, чтобы он смог жить дальше, жить без меня, жить без ненависти. Мы вырыли могилу, похоронили Нимфу. Начинало светать. Наступал новый день, и он был ничем не лучше предыдущего.
– А теперь нам нужно попрощаться, – сказала я. Откуда в моём голосе появилось столько льда? Беглый смотрел на меня взглядом побитой собаки. Я знала, о чём он думал, но это было неважно. Я хотела, чтобы он жил и забыл всё, что произошло в одиноком лесном доме. – Я знаю, что ты вернёшься. Но меня здесь не будет, и я не вернусь. Я хочу нормально жить. Я попробую это сделать и тебе советую.
– Прощай, – сказал Беглый и ушёл, не оглядываясь. Я упала на колени и в исступлении беззвучно шептала "Вернись! Не уходи!"
Я не взяла почти ничего. Лишь немного продуктов, окровавленную рубашку Беглого и свою книжку. Перед тем, как уйти, я молилась. Второй раз в жизни. Молилась, как фанатичная монашка, молилась о тех, кого убила, вспоминая всё. Мне стало легче, я могла жить дальше, могла найти искупление.
Конец
Теперь меня зовут Рита. Я живу в Рябиновке. Я почти счастлива. У меня есть моя Дина. Маленькая синеглазая черноволосая девочка. У меня уютный домик, хорошие соседи. Стала кем-то вроде учительницы. Почти всё время провожу с детьми. Пытаюсь передать им всё хорошее, что у меня есть. Я часто смеюсь. Я почти счастлива.
Но луны я боюсь, как чёрт ладана. Она зовёт меня, она заставляет меня доставать рубашку с выцветшими пятнами крови, прижимать её к сердцу, заставляет шептать в помешательстве: "Вернись! Найди меня!" Заставляет выбегать из дома, заставляет плакать в одиночестве. Луна не позволяет мне забыть.
Пять лет, пять долгих лет прошло. Сегодня всё снова вернулось. Наступила весна, в воздухе слышится запах молодой листвы. Я не могу так дальше. Дина спит, а я плачу у окна. Мне кажется, что я поступила неправильно. Возможно, был шанс всё исправить, быть счастливой полностью. И я решаюсь. Бужу малышку Дину, стучу в дверь соседке Марте. Она всё понимает без слов, желает мне удачи, провожает блестящим взглядом. Я бегу в свой старый лесной дом и надеюсь на чудо, верю в чудо. Вот он, мой домик. Он грустный и одинокий. Я ищу под крыльцом ключи, но их там нет. Тогда я стучу в дверь и слышу шаги. Мир останавливается. Я широко открываю глаза и еле слышно говорю:
– Это ты.
И слышу его голос.
– Это ты.
Я бросаюсь ему на шею, шепчу те слова, которые тогда не сказала, покрываю его лицо поцелуями. Мы предаёмся жаркой страсти на полу у камина.
Он спрашивает:
– Ты вернулась, чтобы остаться навсегда?
А я отвечаю:
– Пойдём со мной. Я должна тебя кое с кем познакомить.
Мы идём, взявшись за руки, по дороге в Рябиновку. И я думаю: "Возможно, не где-то, а здесь будет два человека: рыжая маленькая женщина и высокий синеглазый мужчина, которые, взявшись за руки, выйдут на "вечерний променад". И с ними будет идти маленькая красивая девочка Дина. А, может быть, я сейчас проснусь, обнимая старую рубашку с пятнами крови и заливаясь слезами, как во множество других ночей. Начнётся новый день, а я продолжу жить своей почти счастливой жизнью".
Я плАчу, я плачУ.
Не так…