Василий Егорович, тяжело ступая на больную ногу, открыл калитку. Навстречу радостно подался Шарик: скуля и ласкаясь, чувствуя дразнящий запах свежего хлеба, носом ткнулся в почерневшую от старости сумку.
- Подожди, подожди, дружище, - неторопливо говорит совсем седой уже мужчина. Отломив от булки половину, бросил собаке. – Бери, заслужил!
Пес благодарно взглянул на хозяина и, схватив кусок хлеба и гремя цепью, залез в будку. Непослушные пальцы никак не могли вставить ключ, холодный от мороза замок обжигал руки. Порядком повозившись, Василий Егорович все же открыл дверь. Тоскливо сжалось сердце: нежилым пахнуло, когда он переступил порог своего дома. «Ничего, сейчас печь растоплю, чайку заварю», - поежился, и в предвкушении любимого чая со смородиновым листом живо стал выгребать золу из печи. «Может, сын позвонит аль невестка заскочит», - мысли о детях заставили на время забыть о бытовых трудностях, о боли в пояснице, которая давно мучила, об умершем совсем недавно друге-соседе, таком же старичке-бобыле, как и он сам, о страшном одиночестве… «Анютка совсем большая, - улыбнувшись сам себе в когда-то шикарные, а теперь редкие и седые усы, Василий Егорович вспомнил открытое детское лицо внучки, с чуть вздернутым носиком и широкой беззубой улыбкой. – Ну, копия Мишки!..» Чайник уже весело шипел, когда старичок достал из холодильника недельной давности пряники и приготовил смородиновый лист.
- Кис-кис-кис! – бережно, боясь уронить капли, налил молока коту. – Ты у меня друг один остался, Василий, да вон еще Шарик во дворе!
Василий Егорович подошел к телефону, маленькому сотовому телефону, которым так и не научился пользоваться. Купил с пенсии два месяца назад, а вот на какую кнопку, куда жать – не выучил. Так и боялся к нему прикоснуться, посмотрит, вздохнет, отойдет. Изредка запоет телефон какой-то мелодией, а поди ж, разбери, куда жать-то? А это Мишка иль Анютка, сердце чует, изведется весь, а ответить не сможет. Долго смотрел Василий Егорович на телефон – не поет. «А съезжу-ка я сам!» - вдруг решил он и стал поспешно собираться.
…В автобусе долго не мог вытащить трясущимися руками «ветеранский», кондуктор нетерпеливо повторяла: «Быстрее!» Наконец, достал из бокового кармана, удостоверение выскользнуло и упало на пол. Кое-как согнувшись - мешала ноющая от боли нога – вытащил из-под чьих-то сапог. Сбоку сидел парень лет 14, шумно жевал жвачку и делал вид, что не замечает рядом стоящего старика. Развалившись на сиденье, парень полузакрыл глаза и уставился в окно.
…От остановки дом сына находился довольно далеко, лишний раз и не приедешь. Василий Егорович медленно двигался, сжимая в руке пакет с яблоками для Анютки. «Деда, посмотри мой альбом! – вспомнил, как в последний его приезд внучка с радостью бросилась к нему. – Посмотри, как у меня получается!»
- Рисует хорошо внучка, в меня пошла, - улыбнувшись, довольно хмыкнул Василий Егорович.
Но на двери у сына висел замок. Потоптавшись, съежившись от холода, старичок поплелся назад, к автобусной остановке…
- Ну, что, дружище, ты мне только и рад, - потрепав собаку, направился к крыльцу. Позади еще один день, долгий и скучный, как само одиночество.