Гвоздь

Лариса Бесчастная
            Страшилка, типа оптимистическая трагикомедь с мистикой
            

            
            Новенькая никелированная шляпка кокетливо торчит между тонкими голубыми жилками, просвечивающими через незагорелую кожу, и  подмигивает мне бликом от монитора. Сияющая шейка, на которой красуется шляпка, по-юношески гладкая.
            Это гвоздь, и он прикидывается не бывшим в употреблении. Наглец! Я-то знаю, что там, в плоти моей левой груди он весь покрыт ржавчиной! Каждая крошка её искрит и жжёт. Боль расходится горячими лучами к плечу, к ключице и к солнечному сплетению. Она заливает всё нутро и выступает испариной на лбу. Ощущение, что в сердце занозой торчит гвоздь, не из приятных. Да что там! Оно мерзко. Боже, как больно! Даже дышать невмочь…
            
            
            На часах 23:04.
 
            …На мониторе огромными буквами написано: «Вызови скорую!!!». Я мысленно посылаю ответ: «А фиг вам! Сама разберусь с собой. И оклемаюсь». Да оклемаюсь. Отдышусь. Сейчас только окошко открою…
            Не получается… Болит плечо, левая рука очужела, не слушается. Но ветерком всё же повеяло! От двери. Кто-то пришёл? Да! Поворачиваюсь на лёгкие шаги…
            
            
            …В дверях стоит молодая женщина в белом платье и в шляпке, похожей на берет с манжетой. Пышные рыжие волосы мягкими лапами обнимают плечи, из-под полумесяцев тёмных бровей струится ровный зеленоватый свет. Этот свет окутывает меня в прохладный кокон. Жгучая боль в сердце стихает, а странная уверенность, что эта незнакомка – своя,  вселяет в душу умиротворение.
            Я настолько успокаиваюсь, что позволяю себе отвлечься на мелочи. Хотя, какие тут мелочи? Это белое, неземной красоты, платье... О, нет! Оно серебряное! А по юбке наискосок нашиты… кажется, рубины. Откуда? Ведь мгновение назад ничего этого не было! Ну и что, что не было? Просто я не заметила. Всё! Сошью себе точно такой же прикид!
            Позабыв начисто о гвозде и боли, я с энтузиазмом изучаю покрой необычного одеяния незваной гостьи и по ходу прикидываю, как я буду конструировать детали будущего платья.  Так… Талия удлинённая, без выточек… это я знаю, как смоделировать. Защипы… на груди и по три у каждого бедра… и это мне не в новинку… Юбку надо кроить по прямой… Стоп! А сзади, наверное, расклешённый клин, вон с боков торчат воланы… Надо бы попросить её развернуться ко мне спиной…
            – Не буду я поворачиваться спиной! – возражает незнакомка.
            – Это почему же? – с досадой интересуюсь я и застываю с открытым ртом: она, что ли, читает мои мысли? Я же не озвучивала ей эту просьбу! – К-кто ты? Как тебя з-зовут? – лепечу, заикаясь.
            Зелёные, в ярком макияже глаза моей визави желтеют, а зрачки вытягиваются по вертикали, отчего она становится похожа на рыжую кошку.
            – Я – Кончина. Твоя кончина.
            – К-кончит-та? Моя? Мы знакомы? – мне становится холодно.
            Дробный смешок гости исправляет положение: неведомо почему меня обдаёт жаром. А её слова чуть не лишают рассудка:
            – Не Кончитта я, а кончина. Твоя кончина.
            Меня берёт оторопь и с ней одновременно вскакивает на дыбы моё  непременное «вопреки». И я впадаю в состояние лихорадочно веселой горячки:
            – Ой, умора! Она моя кончина! Не гони, Кончи! Можно я буду называть тебя Кончи? – от моей наглости лицо гостьи вытягивается и она мяукает нечто маловразумительное. Я понимаю это по-своему. – Ага, ты хочешь, чтобы я называла тебя мадам Кончи? Ладно. Так вот, мадам, даже ёжикам известно, что кончина, то бишь, смерть является в образе старухи с косой и в чёрном капюшоне. Где твой капюшон? А коса? Я тебя спрашиваю!
            Под моим уничижительным взором «мадам» машинально хватается за волосы и собирает их в пучок, чтобы плести косу… и спохватывается.
            – Какая я тебе старуха-смерть? – восклицает она возмущённо, тряхнув головой, отчего кудри её рассыпаются по плечам. – Я что похожа на старуху? С чего это ты решила, что я смерть?
            Вижу: проняло мадаму! Это какая же красотка останется спокойной после такого поклёпа? Воспользовавшись короткой паузой, пока Кончи хватает ртом воздух, я успеваю втиснуть свой вопрос:
            – А кто ты тогда? Ты же кончина моя! Если ты не смерть и мало походишь на старуху, то, выходит, ты Ангел смерти?
            – Может, и ангел… В некотором роде… – неожиданно быстро успокаивается мадам. Я пытаюсь съехидничать по поводу её бескрылости и далеко не ангельского облика, но она упреждающе поднимает палец с длинным, явно накладным, ногтём. – У вас тут вовсю гуляет кем-то выдуманный штамп о смерти, как безобразной старухе. А это совсем не так! – она читает немой вопрос на моём лице и, наверняка, в черепной коробке под короткой стрижкой. И охотно поясняет:
            – Видишь ли, дорогая, смерть – это, как и рождение, прекрасное, важное событие. Это избавление от земной юдоли, освобождение мятежной души. Это, если хочешь, праздник вечной жизни. И никакие безобразные старухи не имеют право присутствовать при таком сокровенном акте. В этот торжественный момент должно свершиться самое заветное земное желание человека, сретенье душ…
            Кончи продолжает выспренно разглагольствовать, гипнотизируя меня лучезарным взглядом меняющих цвет глаз, а я лихорадочно выкапываю из одурманенного мозга свою заветную мечту. И ничего лучшего, как станцевать танго любви, в мою голову не приходит…
            Несмотря на увлечённость речью, мадам приостанавливает свой словопоток и одаряет меня понятливой улыбкой:
            – Танго любви? Прекрасная мечта! А с кем? Кто твой идеал мужчины? Из тех, кто уже ушёл, конечно…
            Вопрос застаёт меня врасплох, а мой почти мгновенный ответ  удивляет меня сильнее, чем мадам:
            – Экзюпери. Антуан де Сент-Экзюпери.
            – Этот сказочник и фантазёр, рисующий барашков?! – Кончи смотрит на меня с нескрываемой жалостью.
            – Он не только сказочник, – горячо протестую я, – он боевой лётчик! И он настоящий мужчина! Потому что считает, что должен быть ответственным за того, кого приручил! И таковым и был. Всегда! И с ним можно лететь куда угодно, потому что он надёжный, и…
            – И сгинуть неизвестно где! – заканчивает мой дифирамб Кончи. Она вдруг мечтательно закатывает глаза и голос её теплеет: – На другой планете. На планете маленького принца, где бегает нарисованный барашек и растёт капризная роза…
            Я хочу возразить, мол, кто ему, этому барашку, позволит там бегать, но мадам поднимает вверх, как дирижёрскую палочку, свой музыкальный палец с накладным ногтём:
            – Кстати! А ты ведь похожа на ту розу! Тоже капризная. И так часто плачешь, что непременно разведёшь на той планете оазис. Маленькому принцу не надо будет поливать розу, а это такое облегчение! И времени у него станет больше, чтобы выполнять твои капризы.
            Ах, ты… Я не стала додумывать эту фразу, помятуя, что Кончи читает мои мысли, а слова, которые я торопливо затолкала в кладовую меж извилин мозга, никак не личат такой солидной и образованной даме. Зато я разряжаюсь на критике красотки:
            – Твои ногти не гармонируют с твоим имиджем! Просто безвкусица какая-то!
            – Это почему же? – легко ведётся мадам, тупо вперясь в свой палец. – Они серебряные в цвет платья, с изумрудами под цвет глаз!
            – А должны быть кроваво-красными, как помада на губах и рубины на платье! – торжествующе декламирую я.
            – Рубины? Где ты видишь рубины?
            Она приподнимает юбку и трясёт подолом… Рубины скатываются вниз и… я вижу, что это кровь! Капельки крови, как живые, мечутся по полу…
            Я холодею от испуга:
            – Это моя кровь?!
            – А то чья же? – с удовлетворением подтверждает Кончи, склонив голову и наблюдая за кровным танцем. Я машинально смотрю туда же и слежу, как капли, слившись в одну, превращаются в алую розу.
            – Свернулась… – почти поёт мадам и вытягивается в струну. – Возьми её. Отныне это твой талисман.
            Талисман?! Какой талисман? Я плохо соображаю, о чём она говорит, потому что вижу нечто невероятное: Кончи тончает, выравнивается в обхвате и берет её становится точной копией шляпки гвоздя. И я выдыхаю догадку:
            – Ты гвоздь?!! Ты мой мучитель гвоздь?!
            Видение игриво колышется… и превращается в прежнюю гостью.
            – В некотором роде… Потому что смерть – это гвоздь всей жизненной программы человека… – туманно соглашается она и усмехается. – Как сейчас принято говорить, это фишка…
            Я ошарашено наблюдаю, как она грациозной походкой направляется к выходу, а на ум снова лезут глупости про колдовское платье: всё-таки этот «хвост» скроен по косой! Но где же швы?
            – На этом платье нет швов, – роняет спесивая мадам, продолжая своё неторопливое дефиле. – Оно цельнотканое. Я пришлю тебе с Экзюпери такое же, но с разрезами по бёдрам. Для танго…
            Она медленно шествует к двери, а во мне внезапно возбухает чувство протеста всему и вся:
            – Ничего я от тебя не приму! Сроду от чужих ничего не брала! Мне халявы не надо! – кричу я вслед. – Забирай меня сейчас и не тяни кота за хвост!
            Кончи задерживается в дверях и оборачивается:
            – Это не тебе решать. Всему свой черёд и всё предопределено. Не тобой…
            
            
            …Холодно. Болит всё нутро, ворочается и всхлипывает нойка в душе. Значит, я ещё живая. Сердце трепыхается подранком, бьётся о решётку рёбер, рвётся наружу, на свежий ветер. И я падаю…
            Нет! Лечу! Парю…
            Время зависло...

            На часах 23:04…
            
            
            
          
            



            
            Коллаж автора с использованием 4-х иллюстраций Интернет.